Можно начинать и с фразы, к примеру с этой, Редеровской, навсегда впечатанной в Историю: "...остается только показать всему миру, как мы умеем с достоинством погибать..."
   Всякую историю надо с чего-то начинать, особенно если речь идет об Истории. О той самой Истории, которая все повторяется и повторяется, вовсе не так прямо в зависимости от того, насколько мы усваиваем уроки предыдущего. О той самой Истории, которая превыше всех искусств, разве что кроме музыки, создает ощущение напряженной гармонии бытия - причем эта гармоничность вовсе не гарантирует благополучную развязку ни для всех, ни для каждого.
   В музыке для каждого человека есть или хотя бы могут быть отдельные предпочтения, особые произведения, которые задевают нечто в струнах души, вызывают, наводят значительные, пусть и не всегда осознаваемые переживания. В Истории тоже есть свои "музыкальные произведения" - в основном, в той или иной степени, трагичные. Что поделать? Жизнь человеческая, учитывая её краткость, вообще достаточно трагическая штука - и можно ли ожидать, что из совокупности маленьких трагедий обязательно получится ода к радости?
   В музыке истории тоже есть предпочтения.
   Иногда эти "предпочтения" чрезвычайно распространенны, массовы, почти всеобщи - они избираются, оказываются или совершаются почти всеми, кто обращается к историческому материалу, - иначе говоря, они становятся настолько "распространенными" в общественном сознании, что Историческое превращается в легендарное (а возможно, и в мифологическое).
   Иногда, естественно, эти "предпочтения" оказываются уникальны - и в этом качестве становятся предметом или анекдота, или историко-художественного повествования, или хотя бы специального научного исследования; но, как все, относящееся к накоплению и осмыслению исторического опыта, они все весьма ценны.
   Наиболее выразительна для меня музыка исторического слома.
   Разве может быть что-то возвышенней, глубже и трагичней, чем те мгновения (исторические мгновения - обычно они растягиваются на десятилетия), когда нечто значительное продолжает развиваться, достигает если не предела, то высокого совершенства - и оказывается погибшим ещё при жизни, перечеркнутым чем-то вроде совсем не столь значительным и величавым, но вот - новым, но вот - соответствующим новым временам.
   Чаще всего - чтобы возродиться когда-нибудь впоследствии уже в новом качестве, возродиться не в прежнем виде и масштабе, даже порой под другим названием, но по большому счету схоже. Например, современный бронежилет не называют кирасой, но применяют его едва ли не более успешно, чем кирасу во времена оны...
   История жизни, борьбы и гибели больших "артиллерийских" кораблей Третьего Рейха - именно такое переломное мгновение.
   Трагедия, в которой есть завязка, перипетии, кульминация и развязка.
   Трагедия, в которой есть герой (совсем ведь не обязательно, чтобы герой был "положительным" по общепринятым нормам) и есть Рок (здесь он проявляется в совокупности доброго десятка факторов).
   Трагедия, исход которой, как всегда в трагедии, был предопределен заранее, прочувствован, в том числе и многими её непосредственными участниками, - но которая не могла не произойти, хотя и стала осознаваться как таковая значительно позже огненного её эпилога.
   Действие этой трагедии растянулось на семь лет - и это были самые страшные, самые напряженные, самые трагические годы двадцатого века. За эти годы в грохоте сражений или в жуткой тишине голода, холода, удушья и болезней погибла не только десятая часть человечества, но и две главные идеи века - что, впрочем, далеко не многими было осознано сразу и ещё очень многими не признано до сих пор.
   Но, если можно так выразиться, окраска этой локальной трагедии, "гибели морских богов", произошедшей на фоне трагедии глобальной, очень показательна и своеобразна. Если первый эпизод (или пролог, если угодно) её целиком и полностью осуществился по прошлым, как бы "естественным" канонам, практически ещё без воздействия Рока Слома Времен, то по мере развития этот "РСВ" проявлялся все сильнее - и эпилог уже был по сути просто демонстрацией наступления Нового.
   Огнем и кровью "Адмирала фон Шпее" был написан пролог.
   Ситуация.
   По условиям Версальского договора Германии разрешалось иметь жестко ограниченное количество надводных военных кораблей (фактически только для нужд береговой обороны) и полностью запрещалось создание подводных лодок. Первый надводный корабль новых Кригсмарине, легкий крейсер "Эмден" был заложен в 1921 году и представлял собой несколько модернизированный военный корабль времен Первой мировой - его даже называли последним, пятнадцатым из серии "Кенигсберг-II". В 1925 - 1927 годах в Германии строились миноносцы береговой обороны (типа "Мёве" и "Ильтис") и ввод каждого из этих кораблей производился после вывода из состава флота старого миноносца из числа двенадцати, оставшихся после капитуляции. Затем, в 1928 и 1929 годах, были введены в строй три легкие крейсера водоизмещением 6650 тонн с комбинированной силовой установкой: дизельный двигатель "экономичного хода" и паротурбинная установка.
   После прихода к власти национал-социалистов было построено три небольших броненосца, panzerschiffe (немецкое название) или тяжелых крейсера ("Дойчланд", "Адмирал граф фон Шпее" и "Адмирал Шеер"), вскоре и не без умысла прозванные англичанами "карманными линкорами", - устойчивая кличка стала основанием для их требования уменьшить "лимитный" тоннаж линкорного флота Германии на 30000 тонн.
   Корабли эти и в самом деле имели тактико-технические данные и боевые возможности, превышающие соответственные у большинства британских, американских или французских крейсеров. При реальном водоизмещении 12 - 16 тыс. тонн они несли достаточно мощное вооружение: шесть 280-мм орудий в двух трехорудийных башенных установках, восемь 150-мм, шесть "универсальных" 105-мм орудий в двухорудийных башнях, четыре 37-мм зенитных "спарки" и ещё десять 20-мм зенитных автомата. Серьезной была и броневая защита, практически вдвое сильнее, чем у "вашингтонских крейсеров", создаваемых в странах, которые присоединились к Вашингтонскому соглашению: на башнях главного калибра до 140 мм, броневой пояс 80 - 100 мм, бронепалубы суммарно до 70 мм, ширина подводной защиты до 4, 5 метров (при осадке до 7, 5 мм).
   Но главной особенностью была силовая установка: двухвальная дизельная, суммарной мощностью 56800 л. с. Компактные и легкие (по сравнению с турбоагрегатами) восемь дизелей обеспечивали достаточно высокую скорость (до 28 узлов), а запас топлива - автономность плавания до 21500 миль. Оказалось, правда, что грохот дизелей на полном ходу таков, что мотористы и механики глохли и чрезвычайно осложнялась работа других служб, но с этим пришлось временно мириться.
   Получалось, что эти панцерники могут "справиться" с любым военным кораблем противника, который способен их догнать - и могут уйти от столкновения с любым из тяжелых кораблей. Исключение составляли в те годы только три британских линейных крейсера ("Худ", "Риноун" и "Рипалс").
   Достоинства этих германских тяжелых крейсеров и опасность, которую сулил их выход в акваторию Мирового океана, были сразу же оценены потенциальными противниками: во Франции было начато строительство двух быстроходных линкоров ("Дюнкерк" и "Страсбург"), в Британии развернулись подготовительные работы и в 1937 году - строительство мощных быстроходных (до 30 узлов) линкоров типа "Кинг Джордж V". Развивалась и кораблестроительная программа США, которая в соответствующее время увенчалась, в классе артиллерийских кораблей, созданием знаменитой серии больших линкоров типа "Миссури". Но это был, так сказать, "традиционный ответ", ожидаемые и привычные чуть ли не во всей военной истории решения.
   Но были и другие действия, как намного позже высказался один из политических лидеров, "несимметричный ответ", были и другие, нетрадиционные действия, решения и намерения; но об этом - по ходу повествования.
   К началу войны один из панцерников, "Адмирал Шеер" стоял на ремонте в одном из дизелей проявились серьезные неполадки. Два других корабля представляли собой едва ли не идеальный вариант для осуществления крейсерства в Атлантике. Большая скорость, серьезная огневая мощь, весьма значительный запас хода - что ещё нужно для затяжного рейда?
   Оказалось, что нужно ещё многое - но об этом подробнее несколько позже.
   ПРЕДТЕЧА
   ...В начале августа 1939 года руководство Германии уже не просто знало, что до начала "горячей" войны в Европе остаются считанные дни, но и завершало программу подготовки к началу боевых действий. Ударные части Вермахта, Люфтваффе и группировка Кригсмарине заканчивали приготовления к нападению на Польшу. Как самый благоприятный вариант для Германии предполагалось, что Англия и Франция не выполнят, по крайней мере де-факто, своих союзнических обязательств по отношению к Польше. Удар по коммуникациям, по самому чувствительному звену в организме Британской империи, должен был "способствовать" тому, что если объявление войны с их стороны Германии произойдет де-юре, сохранению сдержанности западных противников де-факто.
   Основные варианты развития событий были изложены в оперативных приказах капитанам "Адмирала графа Шпее" Гансу Лансдорфу и "Дойчланда" Паулю Веннекеру.
   21 августа из Вильгельмсхафена вышел в плавание "Шпее", а через три дня - "Дойчланд".
   Тремя днями раньше в условленный квадрат Атлантики отправился (из Порт-Артура, штат Техас) закачанный девятью тысячами тонн солярки танкер ВМФ "Альтмарк" под командованием каперанга Генриха Дау (для маскировки этот корабль шел под норвежским флагом. Позывные и ответы на запросы именовали его танкером "Согне" ил Осло).
   "Шпее" вышел из Балтики курсом на север и вошел в зону сплошных туманов. К 23 августа он повернул на запад и вошел в Норвежское море. Затем взял курс на юг, прошел между Ирландией и Исландией и устремился к экватору. Первая встреча с "Альтмарком" и заправка значительно опустевших топливных цистерн предстояла в 700 милях северо-западнее островов Зеленого Мыса.
   "Дойчланд", выскользнув тем же маршрутом из Балтики, обогнул Британские острова и все так же в зоне сплошных туманов, забрался дальше на запад, и занял позицию невдалеке от южной оконечности Гренландии.
   Вышли в Атлантику и подводные лодки, но о них - совсем другой рассказ и, полагаю, в другом жанре.
   Личность
   Ганс Лансдорф, капитан первого ранга, в свои 45 лет был стройным, подтянутым, легким в движениях. Кадровый моряк, он начал службу во флоте ещё в Первую мировую. Кадетом он служил на линкоре "Великий Курфюрст", прошел через пламя Ютландской битвы 1916 года. К тому времени, как он взошел на мостик "Адмирала Графа фон Шпее", он приобрел в германском флоте авторитет одного из лучших командиров, требовательного до пунктуальности, но не педантичного. Его преданность морской службе казалась образцовой. Патриотизм, чувство морского братства, рыцарство - все это были не пустые слова для капитана Лансдорфа.
   Что касается некоторой его риторики о преданности делу фюрера и ему (фюреру) лично, то, полагаю, в 1939 году это было в Германии если не всеобщим, то массовым. Со времен прихода к власти национал-социалистов и до начала сороковых Германия переживала подъем во многих сферах, в том числе и это, видимо, особенно чувствительно для профессиональных военных, - в развитии своего могущества. Трудности и унижения прошлых лет (если не веков) оборачивались, как это казалось очень и очень многим в стране, историческим триумфом.
   Ганс Лансдорф был патриотом и офицером, и для него в тот период верность Рейху и преданность фюреру сближались, а на словах становились тождественны.
   Но уж практическим "наци" Ганс Лансдорф никогда не был и на его корабле, и в его действиях не проявлялось ничего из преступных и отвратительных методов немецкого национал-социализма.
   Кригсмарине не осталось, не могло остаться в жестко тоталитарном режиме, вне политики. Но что гросс-адмирал Редер отнюдь не насаждал во флоте ни идеологию, ни порядки, характерные, скажем, для Вермахта и уж тем более не стремился превращать боевые корабли в нечто вроде "СС-ваффен", было очевидно и признавалось даже его противниками.
   После войны пожилой отставной гросс-адмирал был приговорен к пожизненному заключению - но в общем-то до сих пор не совсем ясно, за что же... К этому мы ещё вернемся.
   ...Встреча с "Альтмарком" и заправка прошла 1 сентября 1939 года, в день начала вторжения в Польшу, в первый день войны, которая ещё не была названа Второй мировой. Капитаны и команды судов уже знали о начале военных действий. Но обстановка заправки в солнечный тихий день была чрезвычайно мирной. Прозвучал только один винтовочный выстрел, и то вылетела не пуля, а "кошка" с привязанным тонким линем. С помощью линя подтянули прочный манильский трос, а когда корабли сблизились, с "Альтмарка" подали шестидюймовые гофрированные шланги топливопроводов. Старший механик "Шпее" Карл Клепп проследил за ходом заправки; скоро цистерны "панцерника" были заполнены по горловины.
   Затем капитан Дау поднялся на борт "Адмирала графа Шпее", и командиры, вместе со старшим офицером Вальтером Кеем и штурманом Ваттенбергом, обсудили время и координаты мест дозаправки. Впредь они происходили раз в неделю (6, 13 и 20 сентября) и проходили спокойно - новым было разве что то, что разведывательный гидросамолет "хейнкель-114" барражировал над акваторией, предупреждая о приближении судов.
   Южная Атлантика была пустынна. Панцерник за месяц не встретил ни одного корабля, не считая собственный вспомогательный "Альтмар". Тогда Лансдорф принял решение идти на запад, к южноамериканскому побережью и выйти на оживленный судоходный маршрут, ведущий в Пернамбуко.
   30 сентября утром, в ста милях от Пернамбуко, с самолета-разведчика заметили британский сухогруз, идущий курсом на юго-восток. Капитан "Шпее" приказал дать полный ход и повел панцерник на перехват. Погоня на полном ходу продолжалась два часа; затем сигнальщик "Шпее..." передал настигнутому транспортнику приказ: "Стоп машины. Не включать рацию, или буду стрелять". Приказ подкреплял поворот грозной трехорудийной башни.
   Капитан безоружного сухогруза (это был британский пароход "Клемент", шкипер Ф. Харрис, старший механик У. Байянт) предпочел выполнить приказ. Корабли застыли в полумиле друг от друга. Абордажная команда со "Шпее..." поднялась на борт и установила, что груз для рейдера совершенно бесполезен. Шифровальные книги и прочие важные документы были выброшены за борт, едва "Клемент" получил команду остановиться. В общем, первый приз оказался скорее символическим.
   Лансдорф взял несколько человек из команды "Клемена" на борт "Шпее...", остальные отправились в шлюпках к сравнительно недалекому берегу, а несколько заложенных в трюмах мин отправили транспорт на дно.
   Рейдер прошел вдоль торговых путей и 10 октября перехватил сухогруз "Хантсмен", идущий в одиночку из Калькутты в Ливерпуль с грузом колониальных товаров и одежды. До берега было далеко, а размещать 80 человек экипажа "Хантсмена" на панцернике не представлялось возможным; тогда Лансдорф направил на сухогруз призовую команду и повел за собой пленный корабль к месту очередной встречи с "Альтмарком". 17 октября пленных и часть груза перевезли на попечение капитана Дау, а "Хантесман" подорван зарядами, установленными в трюме ниже ватерлинии.
   Затем "Шпее..." пошел на восток, 22 октября перехватил пароход-рудовоз "Тревеньян", снял с него экипаж. Рудовоз тем же порядком, без выстрелов, был подорван и затоплен.
   Затем, после очередной дозаправки, "Шпее..." пошел на юго-восток, по большой дуге обогнул Мыс Доброй Надежды и вошел в Индийский океан. В Мозамбикском проливе он перехватил небольшой танкер "Африка Шелл"; приказ "Остановиться" капитан Питер Доув не выполнил, а на полном ходу попытался укрыться в португальских территориальных водах. Впервые заговорили орудия "Шпее...": из шестидюймовки был дан предупредительный выстрел по курсу танкера. Доув застопорил машины; абордажная команда с сожалением обнаружила, что танкер шел в балласте и поживиться там нечем.
   Команду и Доува, который громко возмущался, уверенный, что уже успел войти в территориальные воды, доставили на борт "Шпее...", а танкер потопили на мелководье двумя залпами орудий вспомогательного калибра. Вечером Лансдорф с пленным капитаном Доувом обсудили навигационное противоречие за стаканом доброго шотландского виски; Доув получил ещё отменную вересковую трубку и табак взамен утерянных при посадке в катер с абордажной командой.
   26 ноября "Шпее..." произвел ещё одну дозаправку и вернулся в Атлантику, в район острова Тристан-да-Кунья. Там рейдер перехватил самый ценный приз - крупный (водоизмещение свыше 10000 тонн) пароход-рефрижератор "Дорик Стар" с грузом мороженного мяса для Англии. После предупредительного выстрела сухогруз остановился, однако передал в эфир радиограмму: "RRR S 20 10 E 6 15 обстрелян линкором. "Дорик Стар".
   Сообщение было передано только раз, но его приняли на нескольких британских кораблях и в тот же день - уже в виде специального предупреждения - его передали всем британским военным кораблям в Южной Атлантике.
   Лансдорф хотел взять "Дорик Стар" как трофей и плавучий холодильник, но оказалось, что механики сумели безнадежно испортить двигатели. Пришлось принять на свой борт пленных, перегрузить побольше продуктов, а рефрижератор потопить несколькими орудийными выстрелами с ближней дистанции. Возня с "Дорик Стар" заняла почти целый день.
   Вечером "Шпее..." пошел на юго-запад и на рассвете перехватил сухогруз "Тайроу" водоизмещением почти 8 тысяч тонн. Здесь пролилась первая кровь: с "Тайроу" были переданы сигналы о нападении линкора и координаты, переданы, несмотря на запрет и предупреждение - и только 105 мм снаряд, метко всаженный в радиорубку, прекратил передачу, разбив рацию и ранив троих английских матросов.
   Груз "Тайроу" оказался непривлекательным. Лансдорф приказал снять английский экипаж, потопил сухогруз и на крейсерском ходу направился на запад. Целью его было широкое устье Ла-Платы, зона очень оживленного судоходства. Кроме того, это было в трех тысячах миль от точки, где были отмечены координаты нападения - и существовало совсем немного шансов, что "встречать" рейдер будут именно там.
   6 декабря "Шпее..." встретился с "Альтмарком", пополнил запас топлива, сдал на вспомогательное судно часть пленных и захваченных грузов и направился на юго-запад.
   7 декабря остановил пароход "Стрейнджл", снял экипаж и отправил судно на дно, доведя "рейдерский счет" до 50147 тонн и 9 уничтоженных судов. При этом не погиб ни один человек и даже пленные не могли посетовать на чрезмерно жесткое обхождение.
   И вот - шестидневный переход через воды Южной Атлантики. Ни одного судна на горизонте, ни одного в поле зрения пилота разведывательного гидроплана, который раз за разом взмывает в лазурь, подброшенный катапультой с борта "панцерника". Мерный рокот дизелей на "экономичном" пятнадцатиузловом ходу. Хорошие новости приносит берлинское радио - на континенте и на морях победы, трофеи, успехи. Впереди - встреча с торговыми судами, которые не ожидают появления рейдера...
   Летом 39-го...
   В тех конкретных условиях, в которых действовал протагонист, "Адмирал граф Шпее", принципиальное изменение условий по сравнению с периодом Первой мировой войны уже произошло, но ещё не проявилось по-настоящему. Надводные корабли видели в общем-то столько, сколько могли разглядеть наблюдатели или, в оптимальном случае, что и сколько мог разглядеть пилот разведывательного самолета. Систематическое воздушное патрулирование только-только организовывалось и не перекрывало огромных акваторий. Факторы тумана, ночи, штормовой и ветреной погоды ещё имели чрезвычайное значение.
   Заметно улучшилась радиосвязь - это, в частности, давало возможность и сообщить о появлении неприятеля, хотя сообщение могло и стоить жизни - и координировать перемещения и действия собственных кораблей. Но технические возможности реальной тогдашней радиопеленгации лишь незначительно и не во всех аспектах превышали возможности оптических систем наблюдения, целеуказания и особенно наведения; радиопеленгация в применению к морскому театру военных действий только делала первые шаги - и легко "блокировалась" режимом радиомолчания.
   Навигация базировалась на традиционном методе время\координаты, корабли либо встречались в заранее обусловленных квадратах, либо, при свободном плавании, встречались случайно - если проходили друг от друга в зоне оптической видимости. В таких условиях была возможность (и она осуществлялась в практике нескольких десятков кораблей), когда рейдерство могло продолжаться по много месяцев - но могло и оборваться, ещё и не начавшись.
   В этих условиях огромное, порой решающее значение имело предвидение, предсказание возможных действий противника.
   В этих условиях - как, впрочем, и во всех остальных - особое значение имела разведка, но её возможности проявились только несколько позже.
   Славный коммодор
   Практически все, кто писали об "огненном прологе", о первом и последнем рейде "Адмирала графа фон Шпее", отдавали должное (иногда в превосходных степенях) выдающимся флотоводческим и командирским качествам коммодора Генри Харвуда, командира Южноамериканской дивизии крейсеров Королевского флота. Он точно предугадал, куда пойдет "панцерник", сосредоточил в нужном месте и в нужное время свои, не слишком внушительные, крейсерские силы, навязал и выиграл бой. Все так, славное имя Генри Харвуда достойно заняло свое место в военной истории.
   Но не следует забывать, что в те же часы и дни поиски, приготовления, сосредоточения сил проводили все британские группировки ВМФ в Атлантике: в районе Фритауна, где располагалась мощная эскадра, включающая лучший на то время британский авианосец "Арк Рояль" и линейный крейсер "Риноун" (эти корабли ещё не раз "всплывут" по ходу нашего повествования); в районе Мыса Доброй Надежды (там находились два тяжелых крейсера "Саффолк" и "Шропшир", каждый из которых уступал "Шпее...", но в соединении они представляли грозную силу; в районе Северо-Западной Африки - на порт Дакар опиралась соединенная англо-французская эскадра из четырех крейсеров и авианосца "Гермес"; также готовы были броситься наперехват боевые корабли из Гибралтара и линкоры из Скапа Флоу.
   У Лансдорфа, действительно, было много вариантов, на какие именно транспортные пути направить "Шпее...", но он не мог сделать только одно: остаться в соленой пустыне посреди Атлантики или, прервав рейдерство, попытаться незамеченным пройти в родную гавань. Лансдорф должен был действовать - а раз так, то неминуемо "вышел" бы на одну из позиций кораблей союзников. Единственное, что могло бы измениться, это сроки и обстоятельства развязки.
   В реальности события развивались следующим образом. Коммодор Генри Харвуд со своим штабом проработал единственно имеющий для них практическое значение вариант - действия в ситуации, если "Шпее..." от точки, где он проявился в последний раз, направился на запад, к южноамериканскому побережью.
   Путь к Рио-де-Жанейро, - предположительно крайняя южная точка появления рейдера, - составлял около трех тысяч миль. Трудно было ожидать, что "Шпее..." пойдет не на "экономной" скорости 15 узлов - повышение скорости до максимальной вызывало увеличение расхода топлива в четыре раза. Полный ход применялся только в боевых условиях, не было ровно никакой необходимости гнать так через пустынные воды тропической Атлантики. Исходя из несложных для опытных моряков расчетов, можно было предположить, что на траверзе Рио "панцерник" появится утром 12 декабря; если же он направляется к Фольклендским островам, то подойдет к ним утром тринадцатого; а к устью Ла-Платы, наиболее оживленному (и важному с точки зрения интересов Британии) морскому пути - примерно четырнадцатого декабря.
   Диспозиция
   Коммодор Харвуд располагал двумя легкими крейсерами: однотипными "Аякс" и "Ахиллес" и двумя тяжелыми крейсерами "Эксетер" и "Камберленд". Впрочем, "располагал" - не совсем точно: за два дня до объявления тревоги на флотах "Камберленд", который провел долгое боевое дежурство, отправился на базу на Фолклендах пополнить запасы и к предполагаемой дате не мог встать в строй.
   12 декабря три крейсера Харвуда собрались в 150 милях от Пунта-Меданоза и направились в сторону Монтевидео. Существенным элементом боевой подготовки стали тактические учения; действительно, четкое взаимодействие стало важным фактором предстоящего сражения. Затем крейсера в кильватерной колонне направились на юго-восток.
   В 6 утра 13 декабря наблюдатель на "Шпее..." закричал:
   - Вижу мачты прямо по курсу!
   Через несколько минут капитан Лансдорф опустил бинокль и сказал:
   - Похоже на крейсер и два эсминца. Вероятно, корабли сопровождения конвоя. Боевая тревога!
   Колокола громкого боя перекрыли рокот дизелей. Сотни ног загрохотали по трапам, залязгали от киля до клотика водонепроницаемые двери и люки боевых постов. Ожили артиллерийские дальномеры, почти бесшумно повернулись на обоймах стальных шаров могучие орудийные башни.
   В 6-14 британские наблюдатели засекли военный корабль на встречном курсе. Харвуд скомандовал капитану 1-го ранга Ф. Беллу, командиру "Эксетера":