Страница:
- Да, - неопределенно протянул он.
- Лейтенант - мой старый друг, - сказал немец, - мы вместе учились в школе.
Он продолжал так долго и лениво перебирать документы, что англичане стали думать, не случилось ли чего-нибудь. Если это так, то они приготовили пулемет и пистолеты.
- Какой груз?, - спросил лейтенант.
- Торе, - ответил Ларсен (по-норвежски это означает торф).
- Что это?
Ларсен едва удержался, чтобы не сказать это слово по-английски.
- Топливо для печей, - сказал он. - Его копают из под земли.
- Назовите по буквам.
Ларсен назвал, и лейтенант тщательно записал это слово.
- Радио на борту есть?.
- Нет.
- Фотокамеры?
- Нет.
- Пассажиры?
- Нет.
Лейтенант возвратил пропуск, присовокупив:
- Не забудьте предъявить его коменданту пристани в Тронхайме по прибытии.
Они поднялись на палубу. Лейтенант заглянул в рубку, в машинное отделение, затем помахал рукой, показывая, что Ларсен может двигаться дальше.
Концы были отданы, и Ларсен медленно двинулся вперед. Вода забурлила у борта, скрывая очертания "шерриотов".
Медленно двинулся назад и сторожевой катер.
На "Артуре" раздался вздох облегчения. Команды "шерриотов" и их ассистенты были освобождены из своего отсека и поднялись на палубу. Всем хотелось петь и кричать. Теперь между ними и их целью, между маленьким воинственным Георгом и огромным драконом, безмятежно лежащим в своем логовище в начале фьорда, оставалось только сорок миль чистой воды.
Все время после полудня "Артур" плелся вдоль северного побережья фьорда. Море оставалось спокойным, погода была прекрасная. По фьорду во всех направлениях сновали суда. Когда мимо них к выходу в фьорд промчался эсминец, то Ларсену пришлось сбросить скорость, чтобы волной от эсминца не оторвало "шерриоты".
К закату они добрались до юго-восточного отрога фьорда и повернули на север. Погода начала меняться - поднялся ветер, и над головой стали сгущаться облака. Впереди показались тусклые огни Тронхайма, и они уже могли видеть на фоне ночного небе двойные купола собора. Оставалось пройти пятнадцать миль.
- Давайте приготовимся, - сказал Ларсен.
Крейг и Эванс спустились вниз, и ассистенты помогли им облачиться в водолазные костюмы. За ними спустились Брюстер и Браун.
Наступал момент, которого они напряженно ждали. Долгие месяцы подготовки, опасное и успешное путешествие сквозь фьорды - все подходило к своему завершению. Они были накануне своей цели - попытки потопить Тирпиц. А ведь сама идея казалась настолько фантастичной, что понадобилось немало времени и усилий для того, чтобы только попробовать осуществить её в реальности...
Брюстер надевал нижнюю часть своего глубоководного костюма, когда корабль резко качнуло, и его отбросило в сторону.
"Погода ухудшается," - заметил кто-то.
Для Ларсена наверху за штурвалом это было хуже всего, что можно было придумать. За последние полчаса ветер значительно усилился. Корабль шел теперь по бурному морю, его борта то касались гребней волн, то он зарывался в борозду между волнами. Каждый взлет и падение корабля означали одновременно взлет и падение "шерриотов". Как долго их могут держать соединительные тросы?
Внезапно раздался глухой звук, - это один из "шерриотов" резко подняло вверх и он ударил по винту. Затем движение "Артура" вперед стало как будто легче.
- Боюсь, что мы потеряли "шерриоты", - сказал Ларсен. - Надо посмотреть.
Они двинулись к берегу, и в укромном заливчике Эванс в своем подводном костюме шагнул за борт. Через мгновение он показался на поверхности с новостью, которую все так боялись: оба "шерриота" пропали.
В маленькой рубке англичане и норвежцы молча смотрели друг на друга в полном отчаянии. Пройти такой путь, доставить себя и оружие на расстояние возможного удара по цели, а затем потерять все, - об этом просто невозможно было подумать. Никто не проронил ни слова. Говорить было не о чем...
Вот выдержка из интервью с лейтенантом Брюстером в документальной программе Би-Би-Си "Цель - Тирпиц"
"Итак, мы шли вверх по Тронхаймскому фьорду, погода была просто великолепной, но когда спустилась темнота, погода начала ухудшаться, а когда же мы повернули на северо-восток, поднялся острый ледяной ветер. "Артур" подпрыгивал на волнах вверх и вниз, а "шерриоты" стали колотиться о днище корабля. Это стало нас беспокоить, я спросил у Ларсена, не лучше ли нам остановиться, но в это время мы были уже так недалеко от Тронхайма, что Ларсен сказал, что это, наверное, не желательно. Поэтому мы двинулись медленно вперед, чтобы достичь Тирпица и сделать свое дело до наступления дня.
Вскоре после этого удары стали все сильнее, потом раздался мощный грохот, и что-то ударило по винту. Ларсен сказал, что "шерриоты" сорвались, он почувствовал это по тому, как легко вдруг пошел корабль. Конечно, для нас это был ужасный удар, но мы все-таки надеялись, что может быть оторвался только один "шерриот", поэтому мы двинулись к укромному местечку и матрос 1 статьи Эванс отправился вниз. Он быстро вынырнул обратно и сказал, что под килем уже ничего нет. В это невозможно было поверить, ведь мы находились всего в пяти милях от Тирпица. Можете себе представить наши ощущения, тем более, что мы опоздали на сутки, а ведь накануне погода была вполне приличной..."
Конечно, возвращаться обратно через фьорды было нельзя. Документы не были зарегистрированы в Тронхайме, да и двигатель был на последнем издыхании. Оставалось только одно - бросить корабль и добираться пешком. Они были далеко от места, где их ожидали люди Сопротивления; но у моряков было оружие, запасы продовольствия и карты, и они решили сами пройти шестьдесят миль до шведской границы.
В два часа ночи, сбросив торф за борт, пятеро отправились на шлюпке на берег. Один вернулся на "Артур", а затем, открыв кингстоны и проделав отверстия в борту ниже ватерлинии, все отправились к берегу. Вместе все десять человек двинулись на восток. Они добрались до леса и улеглись спать. Потом они разбились на две группы - у маленьких отрядов было больше шансов пройти, не вызывая особых подозрений. В одной группе были Ларсен, Кальв, Крейг, Эванс и Тебб. В другой Брюстер, Браун, Коузи, Бьерноу и Стренд.
Обе группы дошли до шведской границы. Группа Брюстера прошла по высокогорью и благополучно перешла границу, но группа Ларсена, которая шла гораздо ниже из-за усталости и обморожения Эванса, натолкнулась на норвежских пограничников. Началась перестрелка. Эванс, который заметно отстал от основной группы, сумел первым выхватить револьвер и открыть огонь. Один из пограничников и Эванс получили ранения. За время перестрелки остальная часть группы успешно пересекла границу.
На следующий день немцы нашли Эванса в заброшенной хижине, куда он смог доползти. Они забрали его в госпиталь и вылечили, а затем подвергли жестоким допросам в гестапо. Эванс рассказал все, что знал о "шерриотах" и их функциях. После этого Эванса расстреляли32.
Неделю спустя остальная часть группы вылетела в Лондон. Немцы тем временем в Тронхайме "Артура" подняли со дна (его мачты торчали из воды), и в результате обследования "трофея" и выколоченной из Эванса информации многочисленные секреты были раскрыты. Намерение англичан использовать "управляемые торпеды" послужило дополнительным стимулом в продвижении немецких разработок, так что к концу войны у Кригсмарине было уже более сотни таких систем. Об их успешном боевом применении сведений нет...
Почти по-семейному...
А в укромном уголке Фоеттен фьорда, даже не догадываясь о том переполохе, который поднялся вокруг Тирпица, на нем спокойно продолжались ремонтные работы. Ремонт шел три месяца и, несмотря на отсутствие механизмов и возможностей хорошо оборудованного дока, рабочие, которых направили из Германии, творили чудеса, осуществив сложнейшие работы, включая установку батоборта вокруг корпуса линкора и снятие с корабля огромного руля.
Заботы были не только у ремонтников - капитан Топп думал снова о том, как занять людей. Поскольку на корабле во время ремонта постоянно нужен был только основной костяк команды, то остальным был предоставлен посменный отпуск в Германию. Для тех же, кто оставался на корабле, были организованы ежедневные прогулки на лыжах, а вечером показ фильмов и концерты. Культивировался и своеобразный спорт: на корабле развелось так много крыс, что за каждый предъявленный крысиный хвост было обещано вознаграждение в пять марок или бутылка шнапса. Это вдохновило группу кочегаров на идею изготовления из старой мешковины искусственных крысиных хвостов. Им удалось получить несколько бутылок шнапса, прежде чем их обман не раскрылся.
В Рождество на палубе была установлена большая елка, кубрик был украшен бумажными лентами, а 31 декабря все сели за специальный предновогодний стол.
Каждый член команды получил по бутылке вина, дополнительный табачный паек, пакет сладостей и книгу. После ужина в кают-компании был разыгран шуточный спектакль и офицер башенного орудия, капитан-лейтенант, удачно изображал Гитлера.
В полночь капитан обратился по громкоговорителю к команде. Он поблагодарил всех за высокое присутствие духа и хорошую дисциплину. "Чарли" сказал, что все ожидали, после первого прихода в Норвегию, что будут принимать участие в боевых операциях в Арктике и северной Атлантике "вплоть до берегов Франции". Однако этого не произошло. "Мы сжали зубы и подчинились приказу командования, хотя это было нелегко".
Топп закончил свою речь выражением надежды:
"Мы вступаем в новый год... и мы уверены, что когда наступит время решительного испытания, мы будем к нему готовы. Желаю всем счастливого нового года."
ЕЩЕ ОДНА ПОПЫТКА
В тот же новогодний вечер, в 500 милях к северу, развернулась одна из последних операций крупных немецких надводных кораблей. Вице-адмирал Кюмметц получил приказ на флагмане "Хиппер" вместе с "Лютцовым" и шестью эсминцами выступить против последнего в этом году русского конвоя JW 51В33.
Здесь надо на время вновь вернуться на зыбкую почву исторических предположений. Опорой, естественно, должны служить реальные исторические факты, которые свидетельствуют о том, что к концу 1942 года в войне произошел перелом, который в конечном итоге привел к жесточайшему поражению Германии. Перелом этот ещё не скоро был осознан политическим руководством Германии, а в определенной мере и стран-союзников, и все же он состоялся и был необратим.
Если говорить по самому большому счету, то война Германией была проиграна с самого своего начала - или ещё раньше, когда руководство правящей в стране НСАП начало к ней подготовку. Единственным реальным шансом для устойчивого подъема Германии было не начинать войну вообще, но природа национал-социализма не допускала такой ход событий. Да, политическое устройство, которое сложилось в Европе после Первой мировой войны, было, по самым мягким суждениям, несовершенным, но его преодоление не обязательно требовало войны, да ещё такой жесточайшей, всемирной трагедии. После Второй мировой многое было тоже несовершенно или даже несправедливо, трудности имеются и сейчас - но, кажется, сейчас уже больше людей понимают, что война - иногда быстрое, но быть может всегда наихудшее решение проблем.
Впрочем, возможно, сказывается фактор существования оружия массового уничтожения в современном мире...
Но что касается специфически военного аспекта, военных действий как таковых, то события второй половины 1942 года представляли собой определенный узел и от "развязывания" или разрубания его многое зависело.
Германия сосредоточила практически все свои силы на двух направлениях: наступлении на юг СССР и на Ближний Восток. Сталинградская битва и эпопея борьбы за Кавказ описаны у нас подробно, многократно и едва ли не во всех аспектах; общеизвестно, что в числе важнейших целей Германии был захват нефтеносных районов с одновременным разрывом поставки нефти Красной Армии. События на Средиземном море и в Северной Африке известны у нас гораздо меньше; но подтекст у них, в принципе, тот же - сырье и нефть, конкретно выйти на богатейшие нефтяные поля Ближнего Востока, лишив доступа к ним Союзников.
Опасность этого удара Союзники, конечно, понимали - точно так же понимали и то, что стратегические предвоенные запасы нефтепродуктов в странах Оси иссякают, а их пополнение с небольших месторождений в Румынии и в Карпатах далеко не достаточно. Все большую роль для Германии стало приобретать производство синтетического горючего; серьезным также для них было значение добычи горючего из прибалтийских сланцев - и все равно горючего сильно, а затем и катастрофически не хватало, не в последнюю очередь потому, что нефтехранилища, заводы по производству синтетических ГСМ и нефтеперегонные предприятия неделю от недели подвергались все более массированным, все более целенаправленным и эффективным бомбардировкам. Нехватка горючего сковывала действия не только флота - во всех войсках ощущались серьезные трудности.
Едва ли стоит сомневаться, что даже в случае военного операционного успеха немцев на любом из направлений конечная победа осталась бы за союзниками, но сроки, цена и характер победы оказались бы иными.
И здесь становится понятным, почему англичане бросили лучшие силы своего флота на обеспечение Средиземноморской кампании и шли на любые потери, пока натиск немцев не выдохся - и почему вернули на Северную Атлантику часть боевых кораблей и возобновили проводку конвоев в СССР.
Тенью, полунамеком, полупризнанием, полудогадкой проходит даже во многих западных исследованиях мысль о том доставка грузов в СССР - четыре миллиона тонн за войну! - была не только выполнением в простом понимании союзнического долга.
Поставки, несомненно, легли тяжелым грузом на британскую и американскую экономику (хотя - вот парадокс экономического развития - к концу войны экономика США стала куда сильнее!). И все же получается, что поставки были для Союзников наиболее удобной, а значит и наиболее выгодной формой действий. Они помогали восстановить и помогали поддерживать и повышать боеспособность Красной Армии - потому что, не будь этого, им бы пришлось противостоять германской военной машине другими средствами и в других масштабах.
Поставки были отнюдь не благотворительностью и отнюдь не выражением "верности союзническому долгу": каждый сожженный немецкий танк, каждый сбитый самолет, каждое перемолотое на Восточном фронте немецкое соединение больше не составляло угрозу для Союзников. Это уже не говоря о том, что "северные" конвои прерывались, иногда более чем на полгода, когда обстановка на море для Британии усложнялась.
Пресловутая несговорчивость Сталина, якобы не позволявшая прямо участвовать войскам союзников в боевых действия в России - отчасти просто неправда34, а в ещё большей степени, похоже, только предлог для того, чтобы "оправдать" не-ведение ими таких действий. На самом деле никаких особых препятствий не чинили британским летчикам и инструкторам, которые в тяжелейшее лето 1941 года не только доставляли боевые самолеты на Север России, но и непосредственно участвовали в боях; никто не мешал базировать английские эскадрильи в Ваенге и на Ягоднике, более того, наши создавали и там (заботами капитана Дзюбы, например), равно как и на украинских аэродромах, где дозаправлялись, ремонтировались и оснащались сотни тяжелых самолетов - участников "челночных бомбардировок", режим максимального благоприятствования.
Реальные условия и военного, и тылового обеспечения, быта, лечения и отдыха моряков и солдат Союзников были существенно выше, чем у наших офицеров и солдат, и если англичане как-то охарактеризовали условия в советском госпитале, где лечили раненых и больных моряков очередного конвой, как "ужасные" и предлагали даже высадить бригаду врачей и медперсонала, то они просто не представляли, каковы же на самом деле были "стандарты" для советских моряков и офицеров.
Единственный случай, когда прямое участие было вроде как предложено и получен отказ (сопровождаемый двухдесятиленими возмущенными "наглостью предложения" криками ветеранов и историков "сталинской" закалки) - это предложение направить английские войска для защиты прикавказских месторождений нефти. Но пойдем в анализе этого случая чуть дальше. Да, от этой помощи англичан, от размещения английских войск на соответствующем фронте или в ближнем его тылу Сталин отказался; но если бы (не дай Бог!) Вермахт вышел бы к Каспию - кто бы это отказывал или не отказывал союзнику в праве на проведение операции против гитлеровцев ещё на одном фронте? Об этом даже и не спрашивалось бы, известили бы в обычной своей постоянной переписке, да и только.
Здесь, наверное, не стоит говорить о том, что Союзники платили "студебеккерами", "аэрокобрами" и аргентинской тушенкой за русскую кровь. Это и так, и не так. Наша страна платила кровью прежде всего за собственные беды, за свою гражданскую войну (с маленькой буквы), за особенности государственного режима и особенно - практики его осуществления.
У Союзников, в общем-то, был выбор - как и в какой форме строить не ими начатые военные действия, как вести не ими начатую войну. Военно-экономическая помощь своему важнейшему союзнику была наиболее удобной для них формой; у них был выбор между потерей сотен судов, потерей почти миллиона тонн грузов и тысячи жизней моряков - и прямыми военными действиями, которые все эти потери увеличили бы стократ. У нас же такого выбора не было...
Предпосылки новогодней операции
...К этому времени (зима 1942 года) наступила полярная ночь и эффективность и воздушной разведки, и действий авиации существенно снизилась. Редер предложил нанести удар по очередному конвою силами надводной эскадры и это предложение было Гитлером принято.
Обстановка, с точки зрения командования Кригсмарине, складывалась исключительно благоприятно. Жестокий шторм в Норвежском море сократил эскорт конвоя JW 51В (из 14 транспортов) до 5 эсминцев, двух корветов и траулера. Встречный конвой RA-51 прикрывали только два легких крейсера ("Шеффилд" и "Ямайка"). Эсминцами командовал капитан 1 ранга Роберт Шербрук, крейсерами - контр-адмирал Р. А. Барнетт.
В глубокой полярной ночи самолеты-разведчики Люфтваффе все-таки обнаружили оба конвоя и дали достаточно точную информацию о их составе, координатах и курсе. Штормовая погода и плохая видимость существенно ограничивала возможности действия германских подводных лодок и практически исключала - авиации. Но действия крупных надводных кораблей были вполне возможны.
На перехват конвоев были брошены тяжелый крейсер "Хиппер" с тремя эсминцами и панцерник ("Карманный линкор") "Лютцов" с ещё тремя эсминцами.
Соотношение сил выглядело просто подавляющим в пользу эскадры Кригсмарине: панцерник и крейсер несли в главном калибре 6 орудий 280 мм, 8 орудий 203 мм и 8 орудий 152 мм, при равном (примерно) артвооружении британских и немецких эсминцев. Крейсера "Шеффилд" и "Ямайка", корабли с гораздо более слабым артвооружением, подошли на соединение с эсминцами Шербрука только спустя два часа после начала боя.
Немецкому флоту предоставлялась возможность одержать крупную победу над уступающим ему в силе противником.
Начало боя было несомненно за ними - один за другим залпы 203-мм орудий "Хиппера" накрывали британские эсминцы, несколько тяжелых снарядов досталось и транспортам. Четыре из пяти эсминцев Шербрука получили серьезные повреждения, причем один из них, "Айкейтс", сначала получил настолько тяжелые повреждения, что фактически выпал из боя, а затем был окончательно потоплен "Лютцовым".
Но оставшиеся четыре эсминца умело маневрировали, ставили дымовые завесы и вели артогонь настолько искусно и отважно, что сумели продержаться до подхода своих крейсеров; те двумя залпами потопили германский эсминец "Фридрих Экольд", вступили в огневой контакт с "Хиппером", а когда тот, получив повреждения, вышел из боя - с "Лютцовым".
Соотношение сил все ещё было решительно в пользу германской эскадры, но с подходом крейсеров сражение должно было приобрести другой характер. Если бы у Кюмметца была решительная установка победить любой ценой и уничтожить весь конвой, то, несмотря на удивительную пассивность и нерасторопность собственных эсминцев, новогоднее сражение закончилось бы для него победой, пусть завоеванной дорогой ценой. Но у адмирала Кюмметца, несомненно отважного и умелого командира, реальная установка была совсем иной: сберечь собственные корабли.
Один "Лютцов" мог связать боем крейсера (Кюмметц знал, что других морских сил у британцев в этой зоне нет) и, получив, конечно же, повреждения - морской бой артиллерийских кораблей их предполагает, уничтожить или по крайней мере отогнать их. "Хиппер" же и пятерка эсминцев несомненно могли добить поврежденные эсминцы Шербрука (на "Онслоу" были выведены из строя все орудия и ход его упал до 15 узлов; на "Обиденте" была выведена орудийная башня, сбита антенна и пробиты в нескольких местах борта; повреждения были и на "Оруэлле"; "Айкейтс" тонул и вскоре ушел под воду) и потопить артогнем и торпедными ударами все транспорты.
Но установки на жестокий, решительный, до последнего бой у него не было. Нерешительность и промедление лишили Кригсмарине закономерной победы. Англичане потеряли эсминец и минный тральщик, ещё три эсминца получили повреждения разной степени тяжести; несколько снарядов досталось и транспортам, но все они остались на плаву и благополучно прибыли в Мурманск. Эскадра Кюмметца потеряла эсминец; получили существенные повреждения и "Хиппер", и "Лютцов".
Несколько позже Редер отметил, что Кюмметц нарушил приказ и преждевременно вышел из боя. Впрочем, прямые санкции получил не он, а сам гросс-адмирал...
Предварительные сообщения из Нарвика давали повод Редеру заявить о победе, но когда Гитлер из сообщения Би-Би-Си узнал истину о том, что же произошло на самом деле, то он был вне себя от гнева. 6 января 1943 года он вызвал Редера в свой штаб в Восточной Пруссии и в течение полутора часов отчитывал его за бесполезность, как сейчас, так и ранее немецких тяжелых кораблей. "Они годны только для металлолома, - кричал Гитлер. - Уж лучше перевести их экипажи на подлодки, а орудия снять и поставить для береговой охраны!" Немного спокойнее он сказал: "Не надо считать чем-то особенным приказ фюрера разобрать тяжелые корабли... Если проводить параллель с армией, то это можно уподобить роспуску кавалерийских дивизий..."
Для Редера это был конец.
30 января 1943 года он подал в отставку и предложил вместо себя либо адмирала Карлса из Киля, либо же командующего подлодками адмирала Деница.
Гитлер выбрал Деница. В том, что он остановит выбор именно на командующем подводным флотом, сомнений было очень мало. Конечно, сыграл немалую роль и убежденный нацизм адмирала, но главное все же было в том, что наибольшее значение для Германии в продолжающейся борьбе на морях имел подводный флот. Создание и развитие надводного флота в обстановке большой войны было попросту нереально. Ограниченность возможностей хоть субмарин, хоть Люфтваффе пока что национал-социалистические "революционеры", все ещё отвергающие старые законы войны как не отвечающие "их" эпохе, не понимали.
Карл Дениц проявил достаточно стратегической зрелости, чтобы понимать, что флот не может существовать только в какой-то одной своей составляющей, что серьезную войну на море (а она была неизбежно-необходимой) успешно могут вести только соединения надводного, подводного флота и авиации - и достаточно умелым дипломатом, чтобы убедить в этом фюрера.
В большей мере, чем собственно военно-стратегические, Гитлера убедили экономические и политические доводы. Дениц попросил задуматься вот о чем: если большие корабли следует разобрать, то для этого они должны будут вернуться в Германию со всем вытекающим из такого путешествия риском. В доках они займут непроизводительным трудом большое число рабочей силы. Перевозка орудий на береговые укрепления вызовет больше проблем, чем преимуществ, - и потом, следует учитывать состояние боевого духа вооруженных сил и флота в первую очередь. Технически немецкие тяжелые корабли считались одними из лучших в мире. Что подумают немцы о политике, которая обрекла их на слом?
Дениц сообщил Гитлеру, что он согласен на то, чтобы разобрать на части отдельные крейсера, вроде поврежденного "Хиппера", тяжело пострадавших от мин и бомбежек "Лейпцига" и "Кельна", принял как необходимость отказ от реконструкции и перестройки линкора "Гнейзенау", но он считал, что для таких кораблей как Тирпиц, "Шарнхорст" и "Лютцов", ещё есть важнейшие функции. Расположенные далеко на севере, они могут угрожать русским конвоям и судоходству в Баренцевом и Карском морях, столь важным для Сталина - и тем самым ослабить давление на восточном фронте, а также оказывать помощь в защите Норвегии (он знал, что уж на что-что, а это Гитлер непременно согласится, беспокойство о Норвегии не оставляло фюрера и значительно позже, когда уже прошла высадка союзников в Нормандии). Кроме того, как только представится возможность, они могут совершать отважное нападение на неприятеля...
Гитлер неохотно, но согласился.
Пора прощания
К 4 января 1943 года на Тирпиц были закончены все работы по ремонту и переоборудованию, и линкор начал морские и орудийные испытания в Тронхайм фьорде.
Спустя месяц "Чарли" Топпа произвели в контр-адмиралы, а командование кораблем было передано капитану 1 ранга Гансу Майеру, высокому, худому, хладнокровному моряку, прекрасно знавшему морскую историю. Физическое увечье (в 1919 году в драке с социалистами он потерял руку) не препятствовало безукоризненной командирской службе.
- Лейтенант - мой старый друг, - сказал немец, - мы вместе учились в школе.
Он продолжал так долго и лениво перебирать документы, что англичане стали думать, не случилось ли чего-нибудь. Если это так, то они приготовили пулемет и пистолеты.
- Какой груз?, - спросил лейтенант.
- Торе, - ответил Ларсен (по-норвежски это означает торф).
- Что это?
Ларсен едва удержался, чтобы не сказать это слово по-английски.
- Топливо для печей, - сказал он. - Его копают из под земли.
- Назовите по буквам.
Ларсен назвал, и лейтенант тщательно записал это слово.
- Радио на борту есть?.
- Нет.
- Фотокамеры?
- Нет.
- Пассажиры?
- Нет.
Лейтенант возвратил пропуск, присовокупив:
- Не забудьте предъявить его коменданту пристани в Тронхайме по прибытии.
Они поднялись на палубу. Лейтенант заглянул в рубку, в машинное отделение, затем помахал рукой, показывая, что Ларсен может двигаться дальше.
Концы были отданы, и Ларсен медленно двинулся вперед. Вода забурлила у борта, скрывая очертания "шерриотов".
Медленно двинулся назад и сторожевой катер.
На "Артуре" раздался вздох облегчения. Команды "шерриотов" и их ассистенты были освобождены из своего отсека и поднялись на палубу. Всем хотелось петь и кричать. Теперь между ними и их целью, между маленьким воинственным Георгом и огромным драконом, безмятежно лежащим в своем логовище в начале фьорда, оставалось только сорок миль чистой воды.
Все время после полудня "Артур" плелся вдоль северного побережья фьорда. Море оставалось спокойным, погода была прекрасная. По фьорду во всех направлениях сновали суда. Когда мимо них к выходу в фьорд промчался эсминец, то Ларсену пришлось сбросить скорость, чтобы волной от эсминца не оторвало "шерриоты".
К закату они добрались до юго-восточного отрога фьорда и повернули на север. Погода начала меняться - поднялся ветер, и над головой стали сгущаться облака. Впереди показались тусклые огни Тронхайма, и они уже могли видеть на фоне ночного небе двойные купола собора. Оставалось пройти пятнадцать миль.
- Давайте приготовимся, - сказал Ларсен.
Крейг и Эванс спустились вниз, и ассистенты помогли им облачиться в водолазные костюмы. За ними спустились Брюстер и Браун.
Наступал момент, которого они напряженно ждали. Долгие месяцы подготовки, опасное и успешное путешествие сквозь фьорды - все подходило к своему завершению. Они были накануне своей цели - попытки потопить Тирпиц. А ведь сама идея казалась настолько фантастичной, что понадобилось немало времени и усилий для того, чтобы только попробовать осуществить её в реальности...
Брюстер надевал нижнюю часть своего глубоководного костюма, когда корабль резко качнуло, и его отбросило в сторону.
"Погода ухудшается," - заметил кто-то.
Для Ларсена наверху за штурвалом это было хуже всего, что можно было придумать. За последние полчаса ветер значительно усилился. Корабль шел теперь по бурному морю, его борта то касались гребней волн, то он зарывался в борозду между волнами. Каждый взлет и падение корабля означали одновременно взлет и падение "шерриотов". Как долго их могут держать соединительные тросы?
Внезапно раздался глухой звук, - это один из "шерриотов" резко подняло вверх и он ударил по винту. Затем движение "Артура" вперед стало как будто легче.
- Боюсь, что мы потеряли "шерриоты", - сказал Ларсен. - Надо посмотреть.
Они двинулись к берегу, и в укромном заливчике Эванс в своем подводном костюме шагнул за борт. Через мгновение он показался на поверхности с новостью, которую все так боялись: оба "шерриота" пропали.
В маленькой рубке англичане и норвежцы молча смотрели друг на друга в полном отчаянии. Пройти такой путь, доставить себя и оружие на расстояние возможного удара по цели, а затем потерять все, - об этом просто невозможно было подумать. Никто не проронил ни слова. Говорить было не о чем...
Вот выдержка из интервью с лейтенантом Брюстером в документальной программе Би-Би-Си "Цель - Тирпиц"
"Итак, мы шли вверх по Тронхаймскому фьорду, погода была просто великолепной, но когда спустилась темнота, погода начала ухудшаться, а когда же мы повернули на северо-восток, поднялся острый ледяной ветер. "Артур" подпрыгивал на волнах вверх и вниз, а "шерриоты" стали колотиться о днище корабля. Это стало нас беспокоить, я спросил у Ларсена, не лучше ли нам остановиться, но в это время мы были уже так недалеко от Тронхайма, что Ларсен сказал, что это, наверное, не желательно. Поэтому мы двинулись медленно вперед, чтобы достичь Тирпица и сделать свое дело до наступления дня.
Вскоре после этого удары стали все сильнее, потом раздался мощный грохот, и что-то ударило по винту. Ларсен сказал, что "шерриоты" сорвались, он почувствовал это по тому, как легко вдруг пошел корабль. Конечно, для нас это был ужасный удар, но мы все-таки надеялись, что может быть оторвался только один "шерриот", поэтому мы двинулись к укромному местечку и матрос 1 статьи Эванс отправился вниз. Он быстро вынырнул обратно и сказал, что под килем уже ничего нет. В это невозможно было поверить, ведь мы находились всего в пяти милях от Тирпица. Можете себе представить наши ощущения, тем более, что мы опоздали на сутки, а ведь накануне погода была вполне приличной..."
Конечно, возвращаться обратно через фьорды было нельзя. Документы не были зарегистрированы в Тронхайме, да и двигатель был на последнем издыхании. Оставалось только одно - бросить корабль и добираться пешком. Они были далеко от места, где их ожидали люди Сопротивления; но у моряков было оружие, запасы продовольствия и карты, и они решили сами пройти шестьдесят миль до шведской границы.
В два часа ночи, сбросив торф за борт, пятеро отправились на шлюпке на берег. Один вернулся на "Артур", а затем, открыв кингстоны и проделав отверстия в борту ниже ватерлинии, все отправились к берегу. Вместе все десять человек двинулись на восток. Они добрались до леса и улеглись спать. Потом они разбились на две группы - у маленьких отрядов было больше шансов пройти, не вызывая особых подозрений. В одной группе были Ларсен, Кальв, Крейг, Эванс и Тебб. В другой Брюстер, Браун, Коузи, Бьерноу и Стренд.
Обе группы дошли до шведской границы. Группа Брюстера прошла по высокогорью и благополучно перешла границу, но группа Ларсена, которая шла гораздо ниже из-за усталости и обморожения Эванса, натолкнулась на норвежских пограничников. Началась перестрелка. Эванс, который заметно отстал от основной группы, сумел первым выхватить револьвер и открыть огонь. Один из пограничников и Эванс получили ранения. За время перестрелки остальная часть группы успешно пересекла границу.
На следующий день немцы нашли Эванса в заброшенной хижине, куда он смог доползти. Они забрали его в госпиталь и вылечили, а затем подвергли жестоким допросам в гестапо. Эванс рассказал все, что знал о "шерриотах" и их функциях. После этого Эванса расстреляли32.
Неделю спустя остальная часть группы вылетела в Лондон. Немцы тем временем в Тронхайме "Артура" подняли со дна (его мачты торчали из воды), и в результате обследования "трофея" и выколоченной из Эванса информации многочисленные секреты были раскрыты. Намерение англичан использовать "управляемые торпеды" послужило дополнительным стимулом в продвижении немецких разработок, так что к концу войны у Кригсмарине было уже более сотни таких систем. Об их успешном боевом применении сведений нет...
Почти по-семейному...
А в укромном уголке Фоеттен фьорда, даже не догадываясь о том переполохе, который поднялся вокруг Тирпица, на нем спокойно продолжались ремонтные работы. Ремонт шел три месяца и, несмотря на отсутствие механизмов и возможностей хорошо оборудованного дока, рабочие, которых направили из Германии, творили чудеса, осуществив сложнейшие работы, включая установку батоборта вокруг корпуса линкора и снятие с корабля огромного руля.
Заботы были не только у ремонтников - капитан Топп думал снова о том, как занять людей. Поскольку на корабле во время ремонта постоянно нужен был только основной костяк команды, то остальным был предоставлен посменный отпуск в Германию. Для тех же, кто оставался на корабле, были организованы ежедневные прогулки на лыжах, а вечером показ фильмов и концерты. Культивировался и своеобразный спорт: на корабле развелось так много крыс, что за каждый предъявленный крысиный хвост было обещано вознаграждение в пять марок или бутылка шнапса. Это вдохновило группу кочегаров на идею изготовления из старой мешковины искусственных крысиных хвостов. Им удалось получить несколько бутылок шнапса, прежде чем их обман не раскрылся.
В Рождество на палубе была установлена большая елка, кубрик был украшен бумажными лентами, а 31 декабря все сели за специальный предновогодний стол.
Каждый член команды получил по бутылке вина, дополнительный табачный паек, пакет сладостей и книгу. После ужина в кают-компании был разыгран шуточный спектакль и офицер башенного орудия, капитан-лейтенант, удачно изображал Гитлера.
В полночь капитан обратился по громкоговорителю к команде. Он поблагодарил всех за высокое присутствие духа и хорошую дисциплину. "Чарли" сказал, что все ожидали, после первого прихода в Норвегию, что будут принимать участие в боевых операциях в Арктике и северной Атлантике "вплоть до берегов Франции". Однако этого не произошло. "Мы сжали зубы и подчинились приказу командования, хотя это было нелегко".
Топп закончил свою речь выражением надежды:
"Мы вступаем в новый год... и мы уверены, что когда наступит время решительного испытания, мы будем к нему готовы. Желаю всем счастливого нового года."
ЕЩЕ ОДНА ПОПЫТКА
В тот же новогодний вечер, в 500 милях к северу, развернулась одна из последних операций крупных немецких надводных кораблей. Вице-адмирал Кюмметц получил приказ на флагмане "Хиппер" вместе с "Лютцовым" и шестью эсминцами выступить против последнего в этом году русского конвоя JW 51В33.
Здесь надо на время вновь вернуться на зыбкую почву исторических предположений. Опорой, естественно, должны служить реальные исторические факты, которые свидетельствуют о том, что к концу 1942 года в войне произошел перелом, который в конечном итоге привел к жесточайшему поражению Германии. Перелом этот ещё не скоро был осознан политическим руководством Германии, а в определенной мере и стран-союзников, и все же он состоялся и был необратим.
Если говорить по самому большому счету, то война Германией была проиграна с самого своего начала - или ещё раньше, когда руководство правящей в стране НСАП начало к ней подготовку. Единственным реальным шансом для устойчивого подъема Германии было не начинать войну вообще, но природа национал-социализма не допускала такой ход событий. Да, политическое устройство, которое сложилось в Европе после Первой мировой войны, было, по самым мягким суждениям, несовершенным, но его преодоление не обязательно требовало войны, да ещё такой жесточайшей, всемирной трагедии. После Второй мировой многое было тоже несовершенно или даже несправедливо, трудности имеются и сейчас - но, кажется, сейчас уже больше людей понимают, что война - иногда быстрое, но быть может всегда наихудшее решение проблем.
Впрочем, возможно, сказывается фактор существования оружия массового уничтожения в современном мире...
Но что касается специфически военного аспекта, военных действий как таковых, то события второй половины 1942 года представляли собой определенный узел и от "развязывания" или разрубания его многое зависело.
Германия сосредоточила практически все свои силы на двух направлениях: наступлении на юг СССР и на Ближний Восток. Сталинградская битва и эпопея борьбы за Кавказ описаны у нас подробно, многократно и едва ли не во всех аспектах; общеизвестно, что в числе важнейших целей Германии был захват нефтеносных районов с одновременным разрывом поставки нефти Красной Армии. События на Средиземном море и в Северной Африке известны у нас гораздо меньше; но подтекст у них, в принципе, тот же - сырье и нефть, конкретно выйти на богатейшие нефтяные поля Ближнего Востока, лишив доступа к ним Союзников.
Опасность этого удара Союзники, конечно, понимали - точно так же понимали и то, что стратегические предвоенные запасы нефтепродуктов в странах Оси иссякают, а их пополнение с небольших месторождений в Румынии и в Карпатах далеко не достаточно. Все большую роль для Германии стало приобретать производство синтетического горючего; серьезным также для них было значение добычи горючего из прибалтийских сланцев - и все равно горючего сильно, а затем и катастрофически не хватало, не в последнюю очередь потому, что нефтехранилища, заводы по производству синтетических ГСМ и нефтеперегонные предприятия неделю от недели подвергались все более массированным, все более целенаправленным и эффективным бомбардировкам. Нехватка горючего сковывала действия не только флота - во всех войсках ощущались серьезные трудности.
Едва ли стоит сомневаться, что даже в случае военного операционного успеха немцев на любом из направлений конечная победа осталась бы за союзниками, но сроки, цена и характер победы оказались бы иными.
И здесь становится понятным, почему англичане бросили лучшие силы своего флота на обеспечение Средиземноморской кампании и шли на любые потери, пока натиск немцев не выдохся - и почему вернули на Северную Атлантику часть боевых кораблей и возобновили проводку конвоев в СССР.
Тенью, полунамеком, полупризнанием, полудогадкой проходит даже во многих западных исследованиях мысль о том доставка грузов в СССР - четыре миллиона тонн за войну! - была не только выполнением в простом понимании союзнического долга.
Поставки, несомненно, легли тяжелым грузом на британскую и американскую экономику (хотя - вот парадокс экономического развития - к концу войны экономика США стала куда сильнее!). И все же получается, что поставки были для Союзников наиболее удобной, а значит и наиболее выгодной формой действий. Они помогали восстановить и помогали поддерживать и повышать боеспособность Красной Армии - потому что, не будь этого, им бы пришлось противостоять германской военной машине другими средствами и в других масштабах.
Поставки были отнюдь не благотворительностью и отнюдь не выражением "верности союзническому долгу": каждый сожженный немецкий танк, каждый сбитый самолет, каждое перемолотое на Восточном фронте немецкое соединение больше не составляло угрозу для Союзников. Это уже не говоря о том, что "северные" конвои прерывались, иногда более чем на полгода, когда обстановка на море для Британии усложнялась.
Пресловутая несговорчивость Сталина, якобы не позволявшая прямо участвовать войскам союзников в боевых действия в России - отчасти просто неправда34, а в ещё большей степени, похоже, только предлог для того, чтобы "оправдать" не-ведение ими таких действий. На самом деле никаких особых препятствий не чинили британским летчикам и инструкторам, которые в тяжелейшее лето 1941 года не только доставляли боевые самолеты на Север России, но и непосредственно участвовали в боях; никто не мешал базировать английские эскадрильи в Ваенге и на Ягоднике, более того, наши создавали и там (заботами капитана Дзюбы, например), равно как и на украинских аэродромах, где дозаправлялись, ремонтировались и оснащались сотни тяжелых самолетов - участников "челночных бомбардировок", режим максимального благоприятствования.
Реальные условия и военного, и тылового обеспечения, быта, лечения и отдыха моряков и солдат Союзников были существенно выше, чем у наших офицеров и солдат, и если англичане как-то охарактеризовали условия в советском госпитале, где лечили раненых и больных моряков очередного конвой, как "ужасные" и предлагали даже высадить бригаду врачей и медперсонала, то они просто не представляли, каковы же на самом деле были "стандарты" для советских моряков и офицеров.
Единственный случай, когда прямое участие было вроде как предложено и получен отказ (сопровождаемый двухдесятиленими возмущенными "наглостью предложения" криками ветеранов и историков "сталинской" закалки) - это предложение направить английские войска для защиты прикавказских месторождений нефти. Но пойдем в анализе этого случая чуть дальше. Да, от этой помощи англичан, от размещения английских войск на соответствующем фронте или в ближнем его тылу Сталин отказался; но если бы (не дай Бог!) Вермахт вышел бы к Каспию - кто бы это отказывал или не отказывал союзнику в праве на проведение операции против гитлеровцев ещё на одном фронте? Об этом даже и не спрашивалось бы, известили бы в обычной своей постоянной переписке, да и только.
Здесь, наверное, не стоит говорить о том, что Союзники платили "студебеккерами", "аэрокобрами" и аргентинской тушенкой за русскую кровь. Это и так, и не так. Наша страна платила кровью прежде всего за собственные беды, за свою гражданскую войну (с маленькой буквы), за особенности государственного режима и особенно - практики его осуществления.
У Союзников, в общем-то, был выбор - как и в какой форме строить не ими начатые военные действия, как вести не ими начатую войну. Военно-экономическая помощь своему важнейшему союзнику была наиболее удобной для них формой; у них был выбор между потерей сотен судов, потерей почти миллиона тонн грузов и тысячи жизней моряков - и прямыми военными действиями, которые все эти потери увеличили бы стократ. У нас же такого выбора не было...
Предпосылки новогодней операции
...К этому времени (зима 1942 года) наступила полярная ночь и эффективность и воздушной разведки, и действий авиации существенно снизилась. Редер предложил нанести удар по очередному конвою силами надводной эскадры и это предложение было Гитлером принято.
Обстановка, с точки зрения командования Кригсмарине, складывалась исключительно благоприятно. Жестокий шторм в Норвежском море сократил эскорт конвоя JW 51В (из 14 транспортов) до 5 эсминцев, двух корветов и траулера. Встречный конвой RA-51 прикрывали только два легких крейсера ("Шеффилд" и "Ямайка"). Эсминцами командовал капитан 1 ранга Роберт Шербрук, крейсерами - контр-адмирал Р. А. Барнетт.
В глубокой полярной ночи самолеты-разведчики Люфтваффе все-таки обнаружили оба конвоя и дали достаточно точную информацию о их составе, координатах и курсе. Штормовая погода и плохая видимость существенно ограничивала возможности действия германских подводных лодок и практически исключала - авиации. Но действия крупных надводных кораблей были вполне возможны.
На перехват конвоев были брошены тяжелый крейсер "Хиппер" с тремя эсминцами и панцерник ("Карманный линкор") "Лютцов" с ещё тремя эсминцами.
Соотношение сил выглядело просто подавляющим в пользу эскадры Кригсмарине: панцерник и крейсер несли в главном калибре 6 орудий 280 мм, 8 орудий 203 мм и 8 орудий 152 мм, при равном (примерно) артвооружении британских и немецких эсминцев. Крейсера "Шеффилд" и "Ямайка", корабли с гораздо более слабым артвооружением, подошли на соединение с эсминцами Шербрука только спустя два часа после начала боя.
Немецкому флоту предоставлялась возможность одержать крупную победу над уступающим ему в силе противником.
Начало боя было несомненно за ними - один за другим залпы 203-мм орудий "Хиппера" накрывали британские эсминцы, несколько тяжелых снарядов досталось и транспортам. Четыре из пяти эсминцев Шербрука получили серьезные повреждения, причем один из них, "Айкейтс", сначала получил настолько тяжелые повреждения, что фактически выпал из боя, а затем был окончательно потоплен "Лютцовым".
Но оставшиеся четыре эсминца умело маневрировали, ставили дымовые завесы и вели артогонь настолько искусно и отважно, что сумели продержаться до подхода своих крейсеров; те двумя залпами потопили германский эсминец "Фридрих Экольд", вступили в огневой контакт с "Хиппером", а когда тот, получив повреждения, вышел из боя - с "Лютцовым".
Соотношение сил все ещё было решительно в пользу германской эскадры, но с подходом крейсеров сражение должно было приобрести другой характер. Если бы у Кюмметца была решительная установка победить любой ценой и уничтожить весь конвой, то, несмотря на удивительную пассивность и нерасторопность собственных эсминцев, новогоднее сражение закончилось бы для него победой, пусть завоеванной дорогой ценой. Но у адмирала Кюмметца, несомненно отважного и умелого командира, реальная установка была совсем иной: сберечь собственные корабли.
Один "Лютцов" мог связать боем крейсера (Кюмметц знал, что других морских сил у британцев в этой зоне нет) и, получив, конечно же, повреждения - морской бой артиллерийских кораблей их предполагает, уничтожить или по крайней мере отогнать их. "Хиппер" же и пятерка эсминцев несомненно могли добить поврежденные эсминцы Шербрука (на "Онслоу" были выведены из строя все орудия и ход его упал до 15 узлов; на "Обиденте" была выведена орудийная башня, сбита антенна и пробиты в нескольких местах борта; повреждения были и на "Оруэлле"; "Айкейтс" тонул и вскоре ушел под воду) и потопить артогнем и торпедными ударами все транспорты.
Но установки на жестокий, решительный, до последнего бой у него не было. Нерешительность и промедление лишили Кригсмарине закономерной победы. Англичане потеряли эсминец и минный тральщик, ещё три эсминца получили повреждения разной степени тяжести; несколько снарядов досталось и транспортам, но все они остались на плаву и благополучно прибыли в Мурманск. Эскадра Кюмметца потеряла эсминец; получили существенные повреждения и "Хиппер", и "Лютцов".
Несколько позже Редер отметил, что Кюмметц нарушил приказ и преждевременно вышел из боя. Впрочем, прямые санкции получил не он, а сам гросс-адмирал...
Предварительные сообщения из Нарвика давали повод Редеру заявить о победе, но когда Гитлер из сообщения Би-Би-Си узнал истину о том, что же произошло на самом деле, то он был вне себя от гнева. 6 января 1943 года он вызвал Редера в свой штаб в Восточной Пруссии и в течение полутора часов отчитывал его за бесполезность, как сейчас, так и ранее немецких тяжелых кораблей. "Они годны только для металлолома, - кричал Гитлер. - Уж лучше перевести их экипажи на подлодки, а орудия снять и поставить для береговой охраны!" Немного спокойнее он сказал: "Не надо считать чем-то особенным приказ фюрера разобрать тяжелые корабли... Если проводить параллель с армией, то это можно уподобить роспуску кавалерийских дивизий..."
Для Редера это был конец.
30 января 1943 года он подал в отставку и предложил вместо себя либо адмирала Карлса из Киля, либо же командующего подлодками адмирала Деница.
Гитлер выбрал Деница. В том, что он остановит выбор именно на командующем подводным флотом, сомнений было очень мало. Конечно, сыграл немалую роль и убежденный нацизм адмирала, но главное все же было в том, что наибольшее значение для Германии в продолжающейся борьбе на морях имел подводный флот. Создание и развитие надводного флота в обстановке большой войны было попросту нереально. Ограниченность возможностей хоть субмарин, хоть Люфтваффе пока что национал-социалистические "революционеры", все ещё отвергающие старые законы войны как не отвечающие "их" эпохе, не понимали.
Карл Дениц проявил достаточно стратегической зрелости, чтобы понимать, что флот не может существовать только в какой-то одной своей составляющей, что серьезную войну на море (а она была неизбежно-необходимой) успешно могут вести только соединения надводного, подводного флота и авиации - и достаточно умелым дипломатом, чтобы убедить в этом фюрера.
В большей мере, чем собственно военно-стратегические, Гитлера убедили экономические и политические доводы. Дениц попросил задуматься вот о чем: если большие корабли следует разобрать, то для этого они должны будут вернуться в Германию со всем вытекающим из такого путешествия риском. В доках они займут непроизводительным трудом большое число рабочей силы. Перевозка орудий на береговые укрепления вызовет больше проблем, чем преимуществ, - и потом, следует учитывать состояние боевого духа вооруженных сил и флота в первую очередь. Технически немецкие тяжелые корабли считались одними из лучших в мире. Что подумают немцы о политике, которая обрекла их на слом?
Дениц сообщил Гитлеру, что он согласен на то, чтобы разобрать на части отдельные крейсера, вроде поврежденного "Хиппера", тяжело пострадавших от мин и бомбежек "Лейпцига" и "Кельна", принял как необходимость отказ от реконструкции и перестройки линкора "Гнейзенау", но он считал, что для таких кораблей как Тирпиц, "Шарнхорст" и "Лютцов", ещё есть важнейшие функции. Расположенные далеко на севере, они могут угрожать русским конвоям и судоходству в Баренцевом и Карском морях, столь важным для Сталина - и тем самым ослабить давление на восточном фронте, а также оказывать помощь в защите Норвегии (он знал, что уж на что-что, а это Гитлер непременно согласится, беспокойство о Норвегии не оставляло фюрера и значительно позже, когда уже прошла высадка союзников в Нормандии). Кроме того, как только представится возможность, они могут совершать отважное нападение на неприятеля...
Гитлер неохотно, но согласился.
Пора прощания
К 4 января 1943 года на Тирпиц были закончены все работы по ремонту и переоборудованию, и линкор начал морские и орудийные испытания в Тронхайм фьорде.
Спустя месяц "Чарли" Топпа произвели в контр-адмиралы, а командование кораблем было передано капитану 1 ранга Гансу Майеру, высокому, худому, хладнокровному моряку, прекрасно знавшему морскую историю. Физическое увечье (в 1919 году в драке с социалистами он потерял руку) не препятствовало безукоризненной командирской службе.