Страница:
При ближайшем рассмотрении можно была заметить небольшое отклонение от этого стереотипа: кожа у очаровательной молодой женщины была оливкового оттенка, что говорило об одном — она родом из Северной Африки.
Несколькими секундами раньше туристка, прижимая к ограждению миниатюрный фотоаппарат (не более пяти сантиметров в длину!) с небольшим вогнутым призматическим объективом для телескопической съемки, сделала несколько снимков. Когда допотопный грузовик зарычал, дернулся и уехал, она, убирая фотоаппарат в сумку, перекинула ремешок на другое плечо.
— Калейла, Бога ради! Куда ты исчезла? — К ней мчался высоченный толстяк с пузцом, лысиной и парой чемоданов.
Он был весь как купаный, несмотря на светло-серую рубашку из тончайшего крепдешина и шелковый костюм цвета антрацита.
— Тони, остынь! Я умирала от скуки в этой противной очереди и решила пройтись.
— Господи, Калейла, нельзя так делать! Как ты не можешь понять? Сейчас в этом Маскате сущий ад, — частил он, отдуваясь. — Я протянул документы тому идиоту из иммиграционной службы, оглянулся, а тебя и след простыл. Бросился на поиски, и тут меня останавливают три психа с автоматами и ведут в зал прилета... Обыскали наш багаж, представляешь?
— Не заводись. Тони! Это в порядке вещей.
— Но эти негодяи конфисковали бутылку виски...
— Невысокая цена за удачливость. Не волнуйся, дорогой, я возмещу.
Он окинул взглядом Калейлу с головы до ног:
— Ну ладно! Что было, то прошло. Сейчас оформим регистрацию, и в отель. Я заказал шикарный номер люкс. Тебе, дорогая, понравится.
— Один номер на двоих?
— Ну да, конечно...
— Нет, Тони! Так дело не пойдет.
— Как? Но ведь ты говорила...
— Я говорила? — оборвала его Калейла. — Что я говорила?
— Ты намекнула, и довольно прозрачно, что, если я достану билеты на этот рейс, мы чудесно проведем время.
— Я и сейчас не отказываюсь! Посидим в кафе с видом на залив, выпьем, потом можем смотаться на ипподром, на скачки, поужинаем в дорогом ресторане... Но один номер на двоих? Это пошло... И не дуйся на меня, как мышь на крупу. Впрочем, я могу попросить прощения за такое недопонимание, хотя моя старая преподавательница из Каирского университета, ближайшая подруга твоей жены, советовала заключить с тобой договор...
— Старая говнючка! — взорвался весьма Процветающий английский бизнесмен.
— Мэм фадлика агтини мирая! [15] — Кендрик постарался перекричать шум мотора, когда грузовик слегка сбавил ход.
— В списке нужных вам вещей нет зеркала. Вы его не заказывали, — сказал араб на безупречном английском, правда, с сильным акцентом.
Он сидел у заднего бортика кузова и наблюдал за дорогой.
— Тогда снимите одно из зеркал бокового обзора.
— Водитель меня не услышит, а останавливаться нельзя.
— Черт побери! — Эван пересел ближе к арабу. — Тогда вы будете моими глазами. Смотрите, что я делаю, и говорите, где следует добавить краски, и, пожалуйста, приподнимите край брезента.
Спустя минут десять араб протянул правую руку, дотронулся ладонью до щеки Эвана.
— Нормально! — крикнул он. — Точь-в-точь цвет моей кожи.
— Я рад! — Кендрик кивнул. Намазав кремом шею, запястья и кисти рук, сказал: — Помогите мне правильно надеть готру.
— Подождите, пока краска-крем хорошенько впитается и подсохнет. Сэр, мы вас довезем до центра города и там высадим.
— Спасибо, что проявили обо мне заботу, — сказал Эван.
— Спасибо вам, что приехали! Однако не старайтесь разыскивать тех, кто помогал вам. Клянусь Аллахом, мы убьем вас раньше, чем наш враг подумает об этом. Мы не на виду, но мы повсюду.
— Повсюду?
— Да! Истинные правоверные, они повсюду...
— Шокран, [16] — сказал Эван служащему отеля, протягивая ему щедрые чаевые за конфиденциальность, о которой они договорились заранее.
В листке регистрации Кендрик указал вымышленные арабские имя и фамилию и, получив ключи от номера, отказался от услуг коридорного. Поднявшись на лифте до четвертого этажа, он вышел из кабины, постоял, убедился, что хвоста за ним нет, спустился по лестнице на свой третий этаж и зашагал по коридору к себе в номер.
Трое согласились встретиться с разной степенью желания.
Договорились, что каждый прибудет по отдельности, поднимется прямо в номер, обращаться к администрации отеля — без надобности...
Они должны были подъехать в течение часа. Прошло минут сорок. Кендрик успел за это время выпить чашечку кофе с кардамоном, который заказал в номер вместе с бутылкой шотландского виски с черной наклейкой.
Запрет на употребление спиртного иногда не соблюдался на официальном уровне, поэтому у Кендрика в списке было помечено, какой напиток предпочитает каждый из его знакомых. Именно шотландским виски отдавали предпочтение трое, согласившиеся на встречу.
Когда-то предусмотрительный Эммануил Вайнграсс учил его: «Весьма полезная смазка, сынок. Вспоминаешь имя жены гостя — ему приятно. Помнишь сорт виски, который он предпочитает, — это уже кое-что. Дальше — смотри сам!»
Тихий стук в дверь прозвучал для Кендрика подобно раскату грома. Сделав пару глубоких вдохов, он распахнул дверь.
— Эван, ты?
— Входи, входи, Мустафа! Безумно рад тебя видеть.
— Что с твоей кожей? — Мустафа вгляделся в лицо Кендрика. — Ты прямо как египтянин! И вообще, чем объясняется весь этот маскарад?
— Маленькие хитрости. Сейчас все объясню! — Кендрик прикрыл дверь, жестом предлагая другу располагаться. — «Чивас Регал»... Любимая тобой марка виски. Выпьешь?
— Ах, этот Мэнни Вайнграсс, этот старый плут! Он как будто с нами, — сказал Мустафа, опускаясь на оттоманку, накрытую ковром.
— Будем снисходительны к нему, Мусти! — возразил Эван, доставая из холодильника лед. — Он никогда не плутовал, никого не обманывал.
— Это правда! Ни он, ни ты, ни твои партнеры. Каково тебе теперь без них? Мы вас частенько вспоминаем.
— Порой туговато, — честно признался Кендрик. — Но ничего не поделаешь. — Он подал Мустафе стакан с виски, сел напротив гостя и приподнял свой стакан. — За все хорошее, Мусти!
— Эх, Эван, дружище ты мой дорогой, настали тяжелые времена, как писал англичанин Диккенс.
— Будем надеяться, что все изменится.
— Вряд ли! — Мустафа сделал глоток.
— Почему такой скепсис?
— Я теперь, как говорят на встречах в верхах, представляю вполне определенные интересы и кое-что наблюдаю. Кроме того, мне, единственному в кабинете министров султана, поручено выработать правительственный консенсус.
— В отношении чего? Ты, как я посмотрю, развил кипучую деятельность.
— Это ты, Эван, развил кипучую деятельность. Приехал и давай нас всех созывать. Ну ладно кого-то одного, допускаю — троих, но не семерых же! Это и для тебя убийственно, и для остальных опасно.
— Но почему?
— Ты меня удивляешь! — Мустафа покачал головой. — Трое легко узнаваемых влиятельных лиц, не говоря уж о семи, ни с того ни с сего заявляются в отель, с перерывом в несколько минут, для встречи с иностранцем, а администрация отеля не в курсе... По-моему, это нелепо.
Перед тем как ответить, Кендрик задумался, а затем посмотрел на Мустафу:
— В чем дело, Мусти? Что ты хочешь мне сказать? Кризис с заложниками не имеет никакого отношения как к бизнесу, так и к правительству Омана.
— Ты, конечно, прав, но я пытаюсь дать тебе понять, что здесь у нас все изменилось. Многие не осознают, что происходит, что случилось.
— Естественно! Вы же не террористы, в конце концов.
— Не террористы. Но хочешь знать, что говорят те, кто так или иначе несут ответственность за происходящее?
— Интересно было бы узнать...
— "Все пройдет, — говорят они. — Не вмешивайтесь. Вмешательство лишь усугубит ситуацию".
— Не вмешиваться? Хорошенькое дело! — возмутился Эван.
— Эти ответственные лица советуют переложить решение проблемы на политических деятелей.
— Но политики не способны ее решить.
— Слушай дальше, Эван! «Для гнева есть определенная причина, — говорят эти лица. — Конечно, речь не идет об убийствах, но в контексте определенных событий...» И так далее и тому подобное. Вот что мне довелось услышать.
— В контексте каких событий?
— В контексте современной истории, дружище. «По отношению к арабам Соединенные Штаты осуществляют несправедливую политику на Среднем и Ближнем Востоке» — это их ключевая фраза, Эван. «Израильтяне получают все, а арабы ничего», — говорят эти люди. «Арабов сгоняют с насиженных мест, загоняют в лагеря беженцев, а в западных банках евреи на арабов плюют». И это я тоже слышал.
— Враки все это! Бред собачий! — взорвался Кендрик. — Помимо этой карты, которую разыгрывают фанатики, есть и другая, тоже весьма существенная. Ведь все, что они говорят, не имеет никакого отношения к мучениям двухсот тридцати шести заложников и к смерти одиннадцати несчастных! Люди, доведенные до отчаяния юнцами-изуверами, вообще никакой политики не проводят. Эти ответственные лица, какое право они имеют говорить такое? Среди заложников нет ни членов президентского кабинета, ни ястребов из кнессета! Они всего лишь госслужащие, туристы и строители, работающие по контракту. Я повторяю, это просто беспардонное вранье!
Мустафа выпрямился и, сверля Эвана взглядом, сказал:
— Я это знаю, и ты это знаешь, и они тоже это знают, друг мой.
— Тогда зачем они возводят напраслину?
— Затем, что с ними никто не вступает в диалог, потому как никто из нас не хочет стать мишенью.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Два человека, назову их Махмуд и Абдул, их настоящие имена тебе лучше не знать, пытались возразить. Дочь Махмуда изнасиловали и исполосовали бритвой лицо, сына Абдула нашли на причале с перерезанным горлом. «Преступники, насильники, убийцы», — причитала пресса. Но мы-то знаем, что именно Абдул и Махмуд сколачивали оппозицию, призывая с оружием в руках штурмовать посольство. Они говорили: «Не позволим превратить Маскат во второй Тегеран!» Но пострадали не они, а их близкие, самые дорогие. Это предупреждение всем, Эван! Прости, но, будь ты человек семейный, имей ты жену и детей, стал бы ты подвергать их такому риску? Думаю, нет. Настоящий герой превозможет страх и поставит свою жизнь на карту за свои убеждения. Но он никогда не пойдет на то, чтобы заплатить за свои убеждения жизнями своих любимых. Не так ли, дружище?
— Так, все так! — сказал Эван тихо. — А я-то надеялся! Получается, и помочь мне некому.
— Султан изъявил желание встретиться и выслушать тебя. Я связался с ним сразу, как только ты позвонил. Он намекнул, что встреча состоится в пустыне, где-то рядом с горами Джабаль-Шам.
Кендрик помолчал, посмотрел на свой стакан. Помедлив, сказал:
— Я не имею права входить в контакты с официальными лицами, поскольку я сам по себе и не выражаю мнения своего правительства. Это должно быть ясно.
— Ты не хочешь с ним встречаться?
— Напротив, очень хочу. Но я обязан внести ясность. Я — частное лицо и не имею ничего общего с разведкой, Государственным департаментом и менее всего с Белым домом.
— Думаю, это понятно. Твое одеяние и цвет кожи подтверждают это.
— Я кое-что подзабыл, — заметил Эван, делая глоток. — Отец нынешнего султана умер примерно спустя год после моего отъезда, так ведь? Я не очень-то следил за событиями здесь, что вполне естественно. Сам понимаешь...
— Понимаю. Нынешний султан, по-моему, одного с тобой возраста, может, моложе. Среднее образование он получил в Англии, высшее — у вас в Америке. Точнее, в Дартмуте и Гарварде.
— Кажется, его зовут Ахмат, — сказал Кендрик. — Пару раз я с ним виделся. Экономика и международные отношения, — добавил он.
— В смысле?
— Он защищал диплом по этим специальностям. А потом заканчивал аспирантуру.
— Он образован, умен, но чувствуется отсутствие опыта для решения задач, стоящих перед ним.
— Когда я смогу с ним увидеться?
— Сегодня вечером, пока никто не пронюхал о твоем приезде. — Мустафа взглянул на часы. — Через полчаса выйдешь из отеля, иди на север. Пройдешь два квартала, увидишь военную машину. Водитель доставит тебя к месту встречи и привезет обратно.
— Давайте в темпе, — сказал араб. — Он уже вышел из номера. Спускается в холл.
— Не говорите никогда под руку! — отрезала она. — Я мало что прошу у своих боссов, но доведите до их сведения, что исправная техника в работе основное. Ну вот, наконец-то!
— Он уже выходит!
Калейла прижала к груди фотоаппарат с телескопическим инфракрасным объективом для ночной съемки и быстро сделала три снимка Эвана Кендрика в арабском одеянии.
— Интересно, сколько времени ему позволено оставаться в живых? — произнесла она задумчиво. — Ну хорошо! Мне надо позвонить.
Перехват не засечен
Приступайте".
Журнальный файл продолжался.
"Сообщения из Маската приводят в изумление. Объект преобразился — в арабском одеянии, темнокожий, он, как сообщают, вылитый оманец, не вызывает подозрений со стороны местных жителей, поддерживает отношения со старыми друзьями и знакомыми.
Однако я не имею возможности сообщить более подробные сведения, так как постоянный спутник объекта посылает свои донесения прямо в Лэнгли, а у меня до сих пор нет кодов доступа в банк данных ЦРУ, касающихся информации о странах Персидского залива.
Кто знает, какие сведения поступают в Лэнгли?! Моя оргтехника начинает работать в усиленном режиме.
Государственный департамент, между прочим, легче легкого обвести вокруг пальца. Почему бы и нет?"
Глава 4
Несколькими секундами раньше туристка, прижимая к ограждению миниатюрный фотоаппарат (не более пяти сантиметров в длину!) с небольшим вогнутым призматическим объективом для телескопической съемки, сделала несколько снимков. Когда допотопный грузовик зарычал, дернулся и уехал, она, убирая фотоаппарат в сумку, перекинула ремешок на другое плечо.
— Калейла, Бога ради! Куда ты исчезла? — К ней мчался высоченный толстяк с пузцом, лысиной и парой чемоданов.
Он был весь как купаный, несмотря на светло-серую рубашку из тончайшего крепдешина и шелковый костюм цвета антрацита.
— Тони, остынь! Я умирала от скуки в этой противной очереди и решила пройтись.
— Господи, Калейла, нельзя так делать! Как ты не можешь понять? Сейчас в этом Маскате сущий ад, — частил он, отдуваясь. — Я протянул документы тому идиоту из иммиграционной службы, оглянулся, а тебя и след простыл. Бросился на поиски, и тут меня останавливают три психа с автоматами и ведут в зал прилета... Обыскали наш багаж, представляешь?
— Не заводись. Тони! Это в порядке вещей.
— Но эти негодяи конфисковали бутылку виски...
— Невысокая цена за удачливость. Не волнуйся, дорогой, я возмещу.
Он окинул взглядом Калейлу с головы до ног:
— Ну ладно! Что было, то прошло. Сейчас оформим регистрацию, и в отель. Я заказал шикарный номер люкс. Тебе, дорогая, понравится.
— Один номер на двоих?
— Ну да, конечно...
— Нет, Тони! Так дело не пойдет.
— Как? Но ведь ты говорила...
— Я говорила? — оборвала его Калейла. — Что я говорила?
— Ты намекнула, и довольно прозрачно, что, если я достану билеты на этот рейс, мы чудесно проведем время.
— Я и сейчас не отказываюсь! Посидим в кафе с видом на залив, выпьем, потом можем смотаться на ипподром, на скачки, поужинаем в дорогом ресторане... Но один номер на двоих? Это пошло... И не дуйся на меня, как мышь на крупу. Впрочем, я могу попросить прощения за такое недопонимание, хотя моя старая преподавательница из Каирского университета, ближайшая подруга твоей жены, советовала заключить с тобой договор...
— Старая говнючка! — взорвался весьма Процветающий английский бизнесмен.
— Мэм фадлика агтини мирая! [15] — Кендрик постарался перекричать шум мотора, когда грузовик слегка сбавил ход.
— В списке нужных вам вещей нет зеркала. Вы его не заказывали, — сказал араб на безупречном английском, правда, с сильным акцентом.
Он сидел у заднего бортика кузова и наблюдал за дорогой.
— Тогда снимите одно из зеркал бокового обзора.
— Водитель меня не услышит, а останавливаться нельзя.
— Черт побери! — Эван пересел ближе к арабу. — Тогда вы будете моими глазами. Смотрите, что я делаю, и говорите, где следует добавить краски, и, пожалуйста, приподнимите край брезента.
Спустя минут десять араб протянул правую руку, дотронулся ладонью до щеки Эвана.
— Нормально! — крикнул он. — Точь-в-точь цвет моей кожи.
— Я рад! — Кендрик кивнул. Намазав кремом шею, запястья и кисти рук, сказал: — Помогите мне правильно надеть готру.
— Подождите, пока краска-крем хорошенько впитается и подсохнет. Сэр, мы вас довезем до центра города и там высадим.
— Спасибо, что проявили обо мне заботу, — сказал Эван.
— Спасибо вам, что приехали! Однако не старайтесь разыскивать тех, кто помогал вам. Клянусь Аллахом, мы убьем вас раньше, чем наш враг подумает об этом. Мы не на виду, но мы повсюду.
— Повсюду?
— Да! Истинные правоверные, они повсюду...
— Шокран, [16] — сказал Эван служащему отеля, протягивая ему щедрые чаевые за конфиденциальность, о которой они договорились заранее.
В листке регистрации Кендрик указал вымышленные арабские имя и фамилию и, получив ключи от номера, отказался от услуг коридорного. Поднявшись на лифте до четвертого этажа, он вышел из кабины, постоял, убедился, что хвоста за ним нет, спустился по лестнице на свой третий этаж и зашагал по коридору к себе в номер.
* * *
Время вечерней молитвы давно миновало. Стемнело. Крики и вопли у посольства разносились по всему Маскату. Эван поморщился. Поставив саквояж на письменный стол, он достал бумажник, вытащил из него сложенный вчетверо лист бумаги с номерами телефонов своих старых знакомых, с которыми не виделся лет пять. Через полчаса с небольшим Кендрик договорился о встрече с тремя из них. У него в списке было семь человек. Все весьма уважаемые люди, которых он помнил и ценил. Но оказалось, что двое уже отправились в мир иной, третий был в отъезде, а четвертый без обиняков заявил, мол, обстановка не способствует встрече оманца с американцем.Трое согласились встретиться с разной степенью желания.
Договорились, что каждый прибудет по отдельности, поднимется прямо в номер, обращаться к администрации отеля — без надобности...
Они должны были подъехать в течение часа. Прошло минут сорок. Кендрик успел за это время выпить чашечку кофе с кардамоном, который заказал в номер вместе с бутылкой шотландского виски с черной наклейкой.
Запрет на употребление спиртного иногда не соблюдался на официальном уровне, поэтому у Кендрика в списке было помечено, какой напиток предпочитает каждый из его знакомых. Именно шотландским виски отдавали предпочтение трое, согласившиеся на встречу.
Когда-то предусмотрительный Эммануил Вайнграсс учил его: «Весьма полезная смазка, сынок. Вспоминаешь имя жены гостя — ему приятно. Помнишь сорт виски, который он предпочитает, — это уже кое-что. Дальше — смотри сам!»
Тихий стук в дверь прозвучал для Кендрика подобно раскату грома. Сделав пару глубоких вдохов, он распахнул дверь.
— Эван, ты?
— Входи, входи, Мустафа! Безумно рад тебя видеть.
— Что с твоей кожей? — Мустафа вгляделся в лицо Кендрика. — Ты прямо как египтянин! И вообще, чем объясняется весь этот маскарад?
— Маленькие хитрости. Сейчас все объясню! — Кендрик прикрыл дверь, жестом предлагая другу располагаться. — «Чивас Регал»... Любимая тобой марка виски. Выпьешь?
— Ах, этот Мэнни Вайнграсс, этот старый плут! Он как будто с нами, — сказал Мустафа, опускаясь на оттоманку, накрытую ковром.
— Будем снисходительны к нему, Мусти! — возразил Эван, доставая из холодильника лед. — Он никогда не плутовал, никого не обманывал.
— Это правда! Ни он, ни ты, ни твои партнеры. Каково тебе теперь без них? Мы вас частенько вспоминаем.
— Порой туговато, — честно признался Кендрик. — Но ничего не поделаешь. — Он подал Мустафе стакан с виски, сел напротив гостя и приподнял свой стакан. — За все хорошее, Мусти!
— Эх, Эван, дружище ты мой дорогой, настали тяжелые времена, как писал англичанин Диккенс.
— Будем надеяться, что все изменится.
— Вряд ли! — Мустафа сделал глоток.
— Почему такой скепсис?
— Я теперь, как говорят на встречах в верхах, представляю вполне определенные интересы и кое-что наблюдаю. Кроме того, мне, единственному в кабинете министров султана, поручено выработать правительственный консенсус.
— В отношении чего? Ты, как я посмотрю, развил кипучую деятельность.
— Это ты, Эван, развил кипучую деятельность. Приехал и давай нас всех созывать. Ну ладно кого-то одного, допускаю — троих, но не семерых же! Это и для тебя убийственно, и для остальных опасно.
— Но почему?
— Ты меня удивляешь! — Мустафа покачал головой. — Трое легко узнаваемых влиятельных лиц, не говоря уж о семи, ни с того ни с сего заявляются в отель, с перерывом в несколько минут, для встречи с иностранцем, а администрация отеля не в курсе... По-моему, это нелепо.
Перед тем как ответить, Кендрик задумался, а затем посмотрел на Мустафу:
— В чем дело, Мусти? Что ты хочешь мне сказать? Кризис с заложниками не имеет никакого отношения как к бизнесу, так и к правительству Омана.
— Ты, конечно, прав, но я пытаюсь дать тебе понять, что здесь у нас все изменилось. Многие не осознают, что происходит, что случилось.
— Естественно! Вы же не террористы, в конце концов.
— Не террористы. Но хочешь знать, что говорят те, кто так или иначе несут ответственность за происходящее?
— Интересно было бы узнать...
— "Все пройдет, — говорят они. — Не вмешивайтесь. Вмешательство лишь усугубит ситуацию".
— Не вмешиваться? Хорошенькое дело! — возмутился Эван.
— Эти ответственные лица советуют переложить решение проблемы на политических деятелей.
— Но политики не способны ее решить.
— Слушай дальше, Эван! «Для гнева есть определенная причина, — говорят эти лица. — Конечно, речь не идет об убийствах, но в контексте определенных событий...» И так далее и тому подобное. Вот что мне довелось услышать.
— В контексте каких событий?
— В контексте современной истории, дружище. «По отношению к арабам Соединенные Штаты осуществляют несправедливую политику на Среднем и Ближнем Востоке» — это их ключевая фраза, Эван. «Израильтяне получают все, а арабы ничего», — говорят эти люди. «Арабов сгоняют с насиженных мест, загоняют в лагеря беженцев, а в западных банках евреи на арабов плюют». И это я тоже слышал.
— Враки все это! Бред собачий! — взорвался Кендрик. — Помимо этой карты, которую разыгрывают фанатики, есть и другая, тоже весьма существенная. Ведь все, что они говорят, не имеет никакого отношения к мучениям двухсот тридцати шести заложников и к смерти одиннадцати несчастных! Люди, доведенные до отчаяния юнцами-изуверами, вообще никакой политики не проводят. Эти ответственные лица, какое право они имеют говорить такое? Среди заложников нет ни членов президентского кабинета, ни ястребов из кнессета! Они всего лишь госслужащие, туристы и строители, работающие по контракту. Я повторяю, это просто беспардонное вранье!
Мустафа выпрямился и, сверля Эвана взглядом, сказал:
— Я это знаю, и ты это знаешь, и они тоже это знают, друг мой.
— Тогда зачем они возводят напраслину?
— Затем, что с ними никто не вступает в диалог, потому как никто из нас не хочет стать мишенью.
— Что ты хочешь этим сказать?
— Два человека, назову их Махмуд и Абдул, их настоящие имена тебе лучше не знать, пытались возразить. Дочь Махмуда изнасиловали и исполосовали бритвой лицо, сына Абдула нашли на причале с перерезанным горлом. «Преступники, насильники, убийцы», — причитала пресса. Но мы-то знаем, что именно Абдул и Махмуд сколачивали оппозицию, призывая с оружием в руках штурмовать посольство. Они говорили: «Не позволим превратить Маскат во второй Тегеран!» Но пострадали не они, а их близкие, самые дорогие. Это предупреждение всем, Эван! Прости, но, будь ты человек семейный, имей ты жену и детей, стал бы ты подвергать их такому риску? Думаю, нет. Настоящий герой превозможет страх и поставит свою жизнь на карту за свои убеждения. Но он никогда не пойдет на то, чтобы заплатить за свои убеждения жизнями своих любимых. Не так ли, дружище?
— Так, все так! — сказал Эван тихо. — А я-то надеялся! Получается, и помочь мне некому.
— Султан изъявил желание встретиться и выслушать тебя. Я связался с ним сразу, как только ты позвонил. Он намекнул, что встреча состоится в пустыне, где-то рядом с горами Джабаль-Шам.
Кендрик помолчал, посмотрел на свой стакан. Помедлив, сказал:
— Я не имею права входить в контакты с официальными лицами, поскольку я сам по себе и не выражаю мнения своего правительства. Это должно быть ясно.
— Ты не хочешь с ним встречаться?
— Напротив, очень хочу. Но я обязан внести ясность. Я — частное лицо и не имею ничего общего с разведкой, Государственным департаментом и менее всего с Белым домом.
— Думаю, это понятно. Твое одеяние и цвет кожи подтверждают это.
— Я кое-что подзабыл, — заметил Эван, делая глоток. — Отец нынешнего султана умер примерно спустя год после моего отъезда, так ведь? Я не очень-то следил за событиями здесь, что вполне естественно. Сам понимаешь...
— Понимаю. Нынешний султан, по-моему, одного с тобой возраста, может, моложе. Среднее образование он получил в Англии, высшее — у вас в Америке. Точнее, в Дартмуте и Гарварде.
— Кажется, его зовут Ахмат, — сказал Кендрик. — Пару раз я с ним виделся. Экономика и международные отношения, — добавил он.
— В смысле?
— Он защищал диплом по этим специальностям. А потом заканчивал аспирантуру.
— Он образован, умен, но чувствуется отсутствие опыта для решения задач, стоящих перед ним.
— Когда я смогу с ним увидеться?
— Сегодня вечером, пока никто не пронюхал о твоем приезде. — Мустафа взглянул на часы. — Через полчаса выйдешь из отеля, иди на север. Пройдешь два квартала, увидишь военную машину. Водитель доставит тебя к месту встречи и привезет обратно.
* * *
Поджарый араб в видавшей виды джелабе остановился у витрины магазина напротив отеля. Оглядевшись, он подошел к Калейле. Она была одета в черный костюм, излюбленный наряд тех деловых женщин, которые предпочитают не очень бросаться в глаза. Калейла уже минут пять присоединяла объектив к своему миниатюрному фотоаппарату, когда прозвучали два резких гудка автомобиля.— Давайте в темпе, — сказал араб. — Он уже вышел из номера. Спускается в холл.
— Не говорите никогда под руку! — отрезала она. — Я мало что прошу у своих боссов, но доведите до их сведения, что исправная техника в работе основное. Ну вот, наконец-то!
— Он уже выходит!
Калейла прижала к груди фотоаппарат с телескопическим инфракрасным объективом для ночной съемки и быстро сделала три снимка Эвана Кендрика в арабском одеянии.
— Интересно, сколько времени ему позволено оставаться в живых? — произнесла она задумчиво. — Ну хорошо! Мне надо позвонить.
* * *
"Степень защиты максимальнаяПерехват не засечен
Приступайте".
Журнальный файл продолжался.
"Сообщения из Маската приводят в изумление. Объект преобразился — в арабском одеянии, темнокожий, он, как сообщают, вылитый оманец, не вызывает подозрений со стороны местных жителей, поддерживает отношения со старыми друзьями и знакомыми.
Однако я не имею возможности сообщить более подробные сведения, так как постоянный спутник объекта посылает свои донесения прямо в Лэнгли, а у меня до сих пор нет кодов доступа в банк данных ЦРУ, касающихся информации о странах Персидского залива.
Кто знает, какие сведения поступают в Лэнгли?! Моя оргтехника начинает работать в усиленном режиме.
Государственный департамент, между прочим, легче легкого обвести вокруг пальца. Почему бы и нет?"
Глава 4
Пустыня казалась бесконечной. В неярком свете виднелись вдалеке горы Джабаль-Шам. Не наблюдалось никакого подобия барханов, которые рисует воображение, скажем, при упоминании пустыни Сахары. Военная автомашина петляла, огибая песчаные кочки, попадающиеся на извилистой дороге, и мало-помалу приближалась к указанному месту встречи.
Кендрик сидел рядом с водителем в военной форме и при оружии, сзади устроился офицер, тоже вооруженный. Самые жесткие меры предосторожности были предприняты, едва только они сели в машину. Эвана предупредили: одно неверное движение грозит ему смертью. Всю дорогу ехали молча. После обмена приветствиями и краткого инструктажа никто из сопровождающих его лиц не проронил ни слова. Кендрик наконец нарушил молчание.
— Это ведь пустыня! — сказал он по-арабски. — Почему столько поворотов?
— Здесь, сэр, хорошо простреливается местность, — ответил офицер. — Прямая дорога на этой голой равнине слишком опасна.
Эван воздержался от комментария. Они ехали по опасной дороге еще минут двадцать пять, когда в отдалении возникло светлое пятно. Минут через десять выяснилось, что это костер. Кендрик насчитал человек двенадцать охраны. Неподалеку виднелись силуэты двух военных грузовиков. Наконец машина остановилась. Офицер, выйдя из нее, распахнул Эвану дверцу.
— Идите только вперед, сэр! — сказал он по-английски.
— Да, конечно! — ответил Эван.
Он смутно помнил лицо султана, которого видел четыре года назад. Нынешний султан тогда был студентом и приехал домой в Оман то ли на рождественские каникулы, то ли на пасхальные. Он отличался дружелюбием, произвел впечатление начитанного юноши, и весьма спортивного.
Трое охранников взяли Кендрика в кольцо.
— Вы позволите, сэр? — спросил высокий офицер, загородивший дорогу.
— Позволю, — обронил Кендрик. — Обыск, что ли?
— В сложившейся ситуации мы обыскиваем всех визитеров.
— Давайте!
Офицер быстро и со знанием дела ощупал складки джелабы, закатав правый рукав, оголил руку. Светлая кожа его насторожила. Он взглянул на Кендрика:
— У вас с собой есть документы?
— Нет.
— Так! Оружия тоже нет?
— Конечно.
— Ваше дело заявить, наше — проверить! — отрезал офицер и, достав из кармана плоское устройство размером с пачку сигарет, нажал на кнопку. — Подождите здесь, — приказал он.
— Хорошо. — Эван перевел взгляд на охранников с оружием наготове.
Подошел офицер, который сопровождал его из Маската.
— Султан еще не прибыл? — спросил его Кендрик.
— Вот он, вот его машина!
Автомобиль с затененными стеклами обогнул костер и остановился. Задняя дверца распахнулась, и султан, пройдя сквозь кольцо охраны, направился к Кендрику.
Это был худощавый, мускулистый человек, среднего роста, широкоплечий, одетый по-западному: в спортивных брюках из бежевого габардина и в футболке с надписью «Нью-Ингленд пейтриотс». На голове была готра.
— Давненько, давненько мы не виделись, Эван Кендрик, — произнес султан с легким акцентом, протягивая руку. — А вы шикарно одеты! — улыбнулся он.
— Да и вы тоже! — улыбнулся Кендрик в ответ. Они обменялись рукопожатиями, и Кендрик подумал, что султана Аллах физической силой не обидел.
— Спасибо, Ахмат, что нашли время встретиться со мной... Простите, ваше королевское высочество, — спохватился Кендрик. — Приношу свои извинения.
— Раньше вы называли меня Ахматом, а я вам всегда говорил «сэр». Как прикажете к вам теперь обращаться?
— Ну уж не «сэр», конечно! — усмехнулся Кендрик.
— Хорошо! Думаю, мы поняли друг друга.
— Вы теперь совсем другой! — сказал Эван. — Я вас помню юношей.
— Заботы не прибавляют молодости. Я был вынужден быстро повзрослеть. Был студентом, стал главой государства. Опыта маловато.
— Вас, Ахмат, люди уважают. Я уже наслышан...
— Официально — да. Но чтобы уважали просто за человеческие качества, надо потрудиться. Давайте поговорим! Только отойдем подальше.
Султан взял Кендрика за руку и повел его в темноту. Охрана расступилась, но офицер, который обыскивал Кендрика, бросился наперерез.
— Ваше высочество! — произнес он взволнованно. — Ваша безопасность — это наша жизнь. Пожалуйста, останьтесь в кольце охраны.
— Чтобы стать мишенью, освещенной отблеском костра.
— Мы вас заслоним плотной стеной со всех сторон.
— Ну это несерьезно! Мы не пойдем далеко, не волнуйтесь. Все будет в порядке. — Ахмат обратился к Кендрику: — Мои люди подвержены тривиальным приступам мелодраматизма.
— Не так уж это и тривиально, если они предлагают взять нас в кольцо и принять на себя пули, предназначенные вам.
— Все это пустяки, Эван! Откровенно говоря, я не всех их знаю. Что бы мы ни сказали друг другу, пусть это останется строго между нами.
Кендрик внимательно посмотрел на Ахмата:
— Но ведь это ваша личная охрана?
— Мало ли что! Мои оманцы с ума посходили, поэтому все возможно. Поди знай, какие обиды или соблазны терзают душу профессионального военного! Ну вот, мы достаточно прошагали!
Они остановились.
— Что же все-таки происходит? — произнес Кендрик сдержанным тоном. — Давайте поговорим об этом.
— Что вы ожидаете от меня, каких действий? — спросил Ахмат. — Что бы я ни предпринял, какую бы акцию ни осуществил, уверен: еще один заложник немедленно получит пулю в затылок. Я знаю, вы с моим отцом неплохо ладили. Вы и я как-то даже обсуждали пару проектов во время раутов, но вы, вероятно, не помните этого.
— Прекрасно помню, — сказал Кендрик. — Вы приехали на каникулы из Гарварда. Кажется, вы тогда были на третьем курсе. Я даже помню, что вы всегда находились слева от отца, на правах наследника.
— Я тронут, Эван. Стало быть, вы неравнодушный человек. А ведь я мог бы тогда получить великолепную работу в фирме, но продолжал учиться, ибо понимал, что знания мне пригодятся.
— Зато теперь у вас великолепная работа! — улыбнулся Кендрик.
— Да уж! Не соскучишься! — Ахмат усмехнулся. — Что касается заложников, конечно, я могу отозвать кое-какие части с йеменско-оманской границы. Но что это даст? Я штурмую посольство и тем самым гарантирую смерть двумстам тридцати шести американцам. Могу представить себе заголовки в вашей прессе: «Арабский султан — убийца». Кнессет в Иерусалиме с помпой отпразднует свой звездный час. Не будет этого. Эван, я не какой-то лихой ковбой! Рисковать жизнью невинных людей не собираюсь, и тем более не стремлюсь получить прозвище антисемита в американских СМИ. — Султан помолчал. — Господи! Вашингтон и Израиль, похоже, забыли, что мы все — семиты, что не все арабы — палестинцы и не все палестинцы — террористы! И я не дам повода напыщенным израильским сукиным сынам посылать их, заметьте, американские многоцелевые истребители с заданием убивать арабов. Между прочим, таких же невинных, как и ваши заложники! Вы меня понимаете?
— Понимаю, — ответил Кендрик. — А теперь охладите свой пыл и выслушайте, пожалуйста, меня.
— Конечно, я вас выслушаю, — султан с шумом выдохнул, — но слушать — вовсе не означает соглашаться.
— Допустим! — Эван помолчал. — Вы слышали о Махди? — спросил он после паузы.
— Хартум, прошлый век, шестидесятые годы?
— Нет! Бахрейн, восьмидесятые годы, век нынешний.
— Что вы имеете в виду?
Эван Кендрик повторил слово в слово то, что рассказывал Фрэнку Свонну, когда был в Госдепартаменте.
Некий теневой финансист, назвавшийся Махди, поставил себе целью выдавить Запад с Ближнего и Среднего Востока. Кендрик с жаром излагал султану все, что знал. И вот этот Махди надумал сосредоточить в своих руках экономику и промышленность, куда Запад инвестировал огромные средства, для чего создал теневой картель из десятков, возможно, сотен компаний и корпораций.
Эван рассказал, каким образом все это стало известно израильскому архитектору Эммануилу Вайнграссу, который предпринял собственное расследование, когда «группе Кендрика» стали угрожать расправой.
— Оглядываясь на прошлое, я не вправе гордиться тем, как поступил, — продолжал Эван. — Но я поступил оптимально, исходя из того, что произошло. Мне просто пришлось убраться из этой части мира, я ушел из бизнеса, не отважился вступить с ними в схватку, хотя Вайнграсс настаивал на этом. Я говорил ему, что его богатое воображение завело его слишком далеко, что он поверил безответственной пьяной болтовне. Тогда он мне ответил: «Способно ли мое самое смелое воображение, да хоть бы и фантазии моих бражников, придумать какого-то Махди? Он убийца, он преступник». Мэнни Вайнграсс был прав тогда, прав и сейчас. Посольство в руках последователей Махди. Разве вы не понимаете этого, Ахмат? Ведь Махди действительно существует и время от времени пропускает всех, кто ему мешает обогатиться, через мясорубку своего террора.
— Я понимаю только одно — то, что вы вбили себе в голову, поколебать невозможно, — скептически заметил султан.
— Кое-что вбил себе в голову кое-кто и здесь, в Маскате. Не все, конечно, но некоторые не способны понять или объяснить происходящее, но они так напуганы, что отказались встретиться со мной, а ведь мы работали вместе — и они мне доверяли.
— Эван, террор порождает нервозность. А вы вот, американец, переоделись арабом. Этот маскарад, возможно, и посеял панику.
— Откуда им было знать, как я одет, если я с ними говорил по телефону?
— А что вы хотите? Явился не запылился американец и принялся названивать...
— Разве я единственный американец? В Маскате, по-моему, остались кое-какие фирмачи, хотя правительство США отозвало всех своих граждан и наложило запрет на американские коммерческие рейсы.
— Но ваши друзья не понимают, как вы сюда попали. И главное — зачем? Скорее всего, они не хотят быть втянутыми в кризис с заложниками.
— Безусловно. Потому что учинили кровавую расправу с детьми тех ваших подданных, которые пытались этот кризис разрешить.
Ахмат прищурился и сказал с расстановкой:
— Преступления совершаются, да! И моя полиция делает все возможное, чтобы их предотвратить, но я ничего не слышал ни о какой расправе с детьми.
— Вы полагаете, я сочиняю? Дочь одного высокоответственного лица изнасиловали и порезали бритвой лицо, а сыну другого — перерезали горло.
— Если вы лжете... — Ахмат скрипнул зубами, — я перестану с вами считаться. Кто родители этих детей? Назовите имена и фамилии.
Кендрик сидел рядом с водителем в военной форме и при оружии, сзади устроился офицер, тоже вооруженный. Самые жесткие меры предосторожности были предприняты, едва только они сели в машину. Эвана предупредили: одно неверное движение грозит ему смертью. Всю дорогу ехали молча. После обмена приветствиями и краткого инструктажа никто из сопровождающих его лиц не проронил ни слова. Кендрик наконец нарушил молчание.
— Это ведь пустыня! — сказал он по-арабски. — Почему столько поворотов?
— Здесь, сэр, хорошо простреливается местность, — ответил офицер. — Прямая дорога на этой голой равнине слишком опасна.
Эван воздержался от комментария. Они ехали по опасной дороге еще минут двадцать пять, когда в отдалении возникло светлое пятно. Минут через десять выяснилось, что это костер. Кендрик насчитал человек двенадцать охраны. Неподалеку виднелись силуэты двух военных грузовиков. Наконец машина остановилась. Офицер, выйдя из нее, распахнул Эвану дверцу.
— Идите только вперед, сэр! — сказал он по-английски.
— Да, конечно! — ответил Эван.
Он смутно помнил лицо султана, которого видел четыре года назад. Нынешний султан тогда был студентом и приехал домой в Оман то ли на рождественские каникулы, то ли на пасхальные. Он отличался дружелюбием, произвел впечатление начитанного юноши, и весьма спортивного.
Трое охранников взяли Кендрика в кольцо.
— Вы позволите, сэр? — спросил высокий офицер, загородивший дорогу.
— Позволю, — обронил Кендрик. — Обыск, что ли?
— В сложившейся ситуации мы обыскиваем всех визитеров.
— Давайте!
Офицер быстро и со знанием дела ощупал складки джелабы, закатав правый рукав, оголил руку. Светлая кожа его насторожила. Он взглянул на Кендрика:
— У вас с собой есть документы?
— Нет.
— Так! Оружия тоже нет?
— Конечно.
— Ваше дело заявить, наше — проверить! — отрезал офицер и, достав из кармана плоское устройство размером с пачку сигарет, нажал на кнопку. — Подождите здесь, — приказал он.
— Хорошо. — Эван перевел взгляд на охранников с оружием наготове.
Подошел офицер, который сопровождал его из Маската.
— Султан еще не прибыл? — спросил его Кендрик.
— Вот он, вот его машина!
Автомобиль с затененными стеклами обогнул костер и остановился. Задняя дверца распахнулась, и султан, пройдя сквозь кольцо охраны, направился к Кендрику.
Это был худощавый, мускулистый человек, среднего роста, широкоплечий, одетый по-западному: в спортивных брюках из бежевого габардина и в футболке с надписью «Нью-Ингленд пейтриотс». На голове была готра.
— Давненько, давненько мы не виделись, Эван Кендрик, — произнес султан с легким акцентом, протягивая руку. — А вы шикарно одеты! — улыбнулся он.
— Да и вы тоже! — улыбнулся Кендрик в ответ. Они обменялись рукопожатиями, и Кендрик подумал, что султана Аллах физической силой не обидел.
— Спасибо, Ахмат, что нашли время встретиться со мной... Простите, ваше королевское высочество, — спохватился Кендрик. — Приношу свои извинения.
— Раньше вы называли меня Ахматом, а я вам всегда говорил «сэр». Как прикажете к вам теперь обращаться?
— Ну уж не «сэр», конечно! — усмехнулся Кендрик.
— Хорошо! Думаю, мы поняли друг друга.
— Вы теперь совсем другой! — сказал Эван. — Я вас помню юношей.
— Заботы не прибавляют молодости. Я был вынужден быстро повзрослеть. Был студентом, стал главой государства. Опыта маловато.
— Вас, Ахмат, люди уважают. Я уже наслышан...
— Официально — да. Но чтобы уважали просто за человеческие качества, надо потрудиться. Давайте поговорим! Только отойдем подальше.
Султан взял Кендрика за руку и повел его в темноту. Охрана расступилась, но офицер, который обыскивал Кендрика, бросился наперерез.
— Ваше высочество! — произнес он взволнованно. — Ваша безопасность — это наша жизнь. Пожалуйста, останьтесь в кольце охраны.
— Чтобы стать мишенью, освещенной отблеском костра.
— Мы вас заслоним плотной стеной со всех сторон.
— Ну это несерьезно! Мы не пойдем далеко, не волнуйтесь. Все будет в порядке. — Ахмат обратился к Кендрику: — Мои люди подвержены тривиальным приступам мелодраматизма.
— Не так уж это и тривиально, если они предлагают взять нас в кольцо и принять на себя пули, предназначенные вам.
— Все это пустяки, Эван! Откровенно говоря, я не всех их знаю. Что бы мы ни сказали друг другу, пусть это останется строго между нами.
Кендрик внимательно посмотрел на Ахмата:
— Но ведь это ваша личная охрана?
— Мало ли что! Мои оманцы с ума посходили, поэтому все возможно. Поди знай, какие обиды или соблазны терзают душу профессионального военного! Ну вот, мы достаточно прошагали!
Они остановились.
— Что же все-таки происходит? — произнес Кендрик сдержанным тоном. — Давайте поговорим об этом.
— Что вы ожидаете от меня, каких действий? — спросил Ахмат. — Что бы я ни предпринял, какую бы акцию ни осуществил, уверен: еще один заложник немедленно получит пулю в затылок. Я знаю, вы с моим отцом неплохо ладили. Вы и я как-то даже обсуждали пару проектов во время раутов, но вы, вероятно, не помните этого.
— Прекрасно помню, — сказал Кендрик. — Вы приехали на каникулы из Гарварда. Кажется, вы тогда были на третьем курсе. Я даже помню, что вы всегда находились слева от отца, на правах наследника.
— Я тронут, Эван. Стало быть, вы неравнодушный человек. А ведь я мог бы тогда получить великолепную работу в фирме, но продолжал учиться, ибо понимал, что знания мне пригодятся.
— Зато теперь у вас великолепная работа! — улыбнулся Кендрик.
— Да уж! Не соскучишься! — Ахмат усмехнулся. — Что касается заложников, конечно, я могу отозвать кое-какие части с йеменско-оманской границы. Но что это даст? Я штурмую посольство и тем самым гарантирую смерть двумстам тридцати шести американцам. Могу представить себе заголовки в вашей прессе: «Арабский султан — убийца». Кнессет в Иерусалиме с помпой отпразднует свой звездный час. Не будет этого. Эван, я не какой-то лихой ковбой! Рисковать жизнью невинных людей не собираюсь, и тем более не стремлюсь получить прозвище антисемита в американских СМИ. — Султан помолчал. — Господи! Вашингтон и Израиль, похоже, забыли, что мы все — семиты, что не все арабы — палестинцы и не все палестинцы — террористы! И я не дам повода напыщенным израильским сукиным сынам посылать их, заметьте, американские многоцелевые истребители с заданием убивать арабов. Между прочим, таких же невинных, как и ваши заложники! Вы меня понимаете?
— Понимаю, — ответил Кендрик. — А теперь охладите свой пыл и выслушайте, пожалуйста, меня.
— Конечно, я вас выслушаю, — султан с шумом выдохнул, — но слушать — вовсе не означает соглашаться.
— Допустим! — Эван помолчал. — Вы слышали о Махди? — спросил он после паузы.
— Хартум, прошлый век, шестидесятые годы?
— Нет! Бахрейн, восьмидесятые годы, век нынешний.
— Что вы имеете в виду?
Эван Кендрик повторил слово в слово то, что рассказывал Фрэнку Свонну, когда был в Госдепартаменте.
Некий теневой финансист, назвавшийся Махди, поставил себе целью выдавить Запад с Ближнего и Среднего Востока. Кендрик с жаром излагал султану все, что знал. И вот этот Махди надумал сосредоточить в своих руках экономику и промышленность, куда Запад инвестировал огромные средства, для чего создал теневой картель из десятков, возможно, сотен компаний и корпораций.
Эван рассказал, каким образом все это стало известно израильскому архитектору Эммануилу Вайнграссу, который предпринял собственное расследование, когда «группе Кендрика» стали угрожать расправой.
— Оглядываясь на прошлое, я не вправе гордиться тем, как поступил, — продолжал Эван. — Но я поступил оптимально, исходя из того, что произошло. Мне просто пришлось убраться из этой части мира, я ушел из бизнеса, не отважился вступить с ними в схватку, хотя Вайнграсс настаивал на этом. Я говорил ему, что его богатое воображение завело его слишком далеко, что он поверил безответственной пьяной болтовне. Тогда он мне ответил: «Способно ли мое самое смелое воображение, да хоть бы и фантазии моих бражников, придумать какого-то Махди? Он убийца, он преступник». Мэнни Вайнграсс был прав тогда, прав и сейчас. Посольство в руках последователей Махди. Разве вы не понимаете этого, Ахмат? Ведь Махди действительно существует и время от времени пропускает всех, кто ему мешает обогатиться, через мясорубку своего террора.
— Я понимаю только одно — то, что вы вбили себе в голову, поколебать невозможно, — скептически заметил султан.
— Кое-что вбил себе в голову кое-кто и здесь, в Маскате. Не все, конечно, но некоторые не способны понять или объяснить происходящее, но они так напуганы, что отказались встретиться со мной, а ведь мы работали вместе — и они мне доверяли.
— Эван, террор порождает нервозность. А вы вот, американец, переоделись арабом. Этот маскарад, возможно, и посеял панику.
— Откуда им было знать, как я одет, если я с ними говорил по телефону?
— А что вы хотите? Явился не запылился американец и принялся названивать...
— Разве я единственный американец? В Маскате, по-моему, остались кое-какие фирмачи, хотя правительство США отозвало всех своих граждан и наложило запрет на американские коммерческие рейсы.
— Но ваши друзья не понимают, как вы сюда попали. И главное — зачем? Скорее всего, они не хотят быть втянутыми в кризис с заложниками.
— Безусловно. Потому что учинили кровавую расправу с детьми тех ваших подданных, которые пытались этот кризис разрешить.
Ахмат прищурился и сказал с расстановкой:
— Преступления совершаются, да! И моя полиция делает все возможное, чтобы их предотвратить, но я ничего не слышал ни о какой расправе с детьми.
— Вы полагаете, я сочиняю? Дочь одного высокоответственного лица изнасиловали и порезали бритвой лицо, а сыну другого — перерезали горло.
— Если вы лжете... — Ахмат скрипнул зубами, — я перестану с вами считаться. Кто родители этих детей? Назовите имена и фамилии.