– Нет, лучше напишу. Идет?
Он некоторое время раздумывал, и я его вполне понимала – написать ведь можно всякое… Но, подумав, он согласился.
А потом сказал, что устал от серьезных разговоров и теперь хочет заняться более приятными вещами…
Василий
У терминала № 20-117 Лигэльского космопорта, как было сказано во второй записке, пришедшей утром, нас встретили. Встретили в единственном числе. И это оказалась вовсе не Мидара, как мы надеялись.
Высокий, одетый в белую куртку и широченные фиолетовые штаны, молодой – лет тридцати с небольшим – тип, шею которого украшал пестрый шейный платок такой невообразимой длины, что его концы свисали ниже пояса.
Кроме того, вокруг шеи были обмотаны три ряда платиновой цепи с фигурными висюльками.
При виде нас он торопливо шагнул навстречу:
– Вы друзья госпожи Тэльды Микхан? Рад, очень рад. Я Хатонар – можете звать меня именно так. Просто – Хатонар. Друзья госпожи Тэльды – друзья почтенного Тцара. Друзья почтенного Тцара – мои друзья, – слащаво улыбаясь, сообщил красавчик, не упустив случая мазнуть глазами по ногам и груди Таи.
Лингвестр, как правило, безошибочно передает не только тон, но и проявляет скрытые интонации.
И сейчас они наводили на размышления.
Подтекст его слов о друзьях заставил бы проницательного человека задуматься.
Так мог бы высказаться каннибал, имеющий привычку время от времени закусывать друзьями.
Охранники в малиновых комбинезонах с оранжевыми цыплячьими позументами без звука пропустили нас, увидев карточку в руке плейбоя.
Пройдя низким, но широким коридором, металлические стены которого носили следы не слишком аккуратной сварки и были покрыты синей эмалью, мы вышли на небольшую посадочную площадку, со всех сторон окруженную глухими стенами.
А в центре ее, на шестиугольнике красного цвета, стояла машина, на которой нам было суждено покинуть этот мир.
Неужели Мидаре все же каким-то чудом удалось заполучить это чудо местной науки? И при чем тут, кстати, этот тип? Он-то какое отношение имеет к Мидаре?
Или… Мысль, посетившая меня, была совершенно неожиданная и в отношении Мидары звучала нелепо: может, у нее тут не один любовник? Местные нравы и не такое позволяют…
Впервые я увидел гравиплан вблизи.
Сплющенный сверху и снизу конус корпуса, с небольшими крылышками в носу и тонкими, как бритвы, рулями; поднятая сильно вверх, выпирающая горбом кабина – как на сверхзвуковом земном перехватчике или древнем Ту-144. Гребень охладителя на спине, симметрично над утолщением брюха реакторного отсека. Треугольники эмиттеров.
Все это стояло на четырех длинных ногах с расширениями на концах – ни дать ни взять копытца.
В анфас яхта напоминала помесь рыбы-молота со скатом – с ее зауженным к хвосту телом, тупым плоским носом, корпусом, плавно переходящим в треугольные крылья-эмиттеры, и далеко выступающей в обе стороны кабиной.
Между прочим, весьма похоже на те машины, что мы видели в хронике, касающейся местных военных игрищ.
Корпус был выкрашен в однотонный черный цвет, общепринятый тут для воздушных судов, равным образом военных и гражданских. Тут уже не один век назад забыли, что такое маскировочная окраска летательных аппаратов. Не от кого маскироваться в империи Таххар, протянувшейся от Меркурия до Плутона.
Сооружение было размером с железнодорожный вагон и на вид было способно летать немногим лучше, чем утюг с крылышками.
– Это армейская машина? – деловито спросил Дмитрий.
– Ну что вы, – махнул рукой плейбой, – я не стал бы выкидывать такие деньги и тратить время на сбор нужных бумаг, чтобы купить армейский глайдер. Это обычная гражданская машина, смонтированная в забракованном армией корпусе, только и всего. Вот тут, – он указал на заслонку, напоминающую гигантское прижатое ухо хищника, – должно было стоять орудие. Теперь тут усиленная радионавигационная станция с привязкой по пяти точкам вместо стандартных трех… – Он пустился в длинное разглагольствование о достоинствах своего глайдера.
Чувствовалось, что на эту тему он может говорить бесконечно. Я невольно вспомнил Сашка, который тоже мог часами вспоминать свою «тачку» – подержанный джип «чероки», взятый им с рук в Турции… Подумал еще, что Хатонар излишним (а может, и необходимым) интеллектом не обременен.
Говорил он важно, будто вкладывая в каждое слово особое значение и время от времени многозначительно поднимая вверх указательный палец, украшенный перстнем с красным алмазом тонкой гравировки.
Прошедшие полсуток прошли для нас с Дмитрием в тяжелых трудах. Напрягая изо всех сил мозги, мы раз за разом перечитывали руководство по управлению гравипланами, записанное под диктовку все того же сантехника.
Остальные готовились к тому, чтобы покинуть Таххар, не привлекая внимания гостиничных деятелей. Ничего нового изобретать тут не пришлось.
В баре Секер с Орминисом нажаловались как бы невзначай словоохотливому бармену, что предстоит проторчать тут еще как минимум месяц.
Мы заплатили еще за неделю вперед за номер.
А утром через портье заказали большое полугрузовое такси и все всемером, включая засыпающую на ходу Файтах, погрузились и отправились в космопорт. С собой взяли лишь два небольших чемодана. Ключи оставлять не стали, сообщив, что намерены только встретить Мидару и вернуться. И вот мы здесь.
Из ворот, бесшумно сложившихся гармошкой, появилась Мидара.
Мидара
Утром этого дня за завтраком Тцар сообщил, что наше бракосочетание состоится через десять дней.
Я лишь кивнула, пробормотав: «Как тебе будет угодно, дорогой!»
Затем робко напомнила, что сегодня я должна буду проводить своих товарищей.
Во всяком случае, именно этот день назвал он позавчера, когда я, тщательно вспоминая буквы, выводила немногие, с трудом вспоминаемые слова на родном языке Тейси, которые выучила за годы нашего знакомства, – он разрешил отправить им записку.
Тцар сухо ответил, что все помнит.
Спустя час он сообщил, что мне пора собираться.
Он не позволил мне надеть мою одежду, вежливо, но твердо сказав, что отныне следует привыкать к положению и образу жизни супруги одного из столпов общества.
Это было не просто условие, но вежливый приказ.
«Если он уже теперь так себя ведет, то что будет дальше?» – подумала я, словно и в самом деле планировала замужество.
В комнату вошли две женщины в строгих платьях с ворохом свертков и коробок.
Раздев меня догола, служанки принялись облачать меня в одеяние, которое, по мнению моего жениха, приличествовало его спутнице.
Вначале меня заставили влезть в почти прозрачные колготки. Затем вокруг моего тела несколько раз обернули фигурно вырезанный кусок ткани, закрепив его несколькими длинными, серебряными с жемчугом, булавками. Сверху надели нижнюю юбку с широкими накладками по бокам. Потом – юбку с нелепым длинным хвостом, спускавшуюся почти до пола, и блузу с расклешенными рукавами – все из переливающегося разноцветного шелка бледных оттенков. Наконец, вокруг головы обвязали широкую повязку с вышивкой золотом.
Когда я влезла в сапоги на умопомрачительном каблуке, то моей единственной мыслью было: смогу ли я во всем этом драться?
Под занавес мне на шею возложили ожерелье, а на запястья надели браслеты, сплошь усыпанные самоцветами.
Все это они проделывали молча и сосредоточенно, иногда без особых церемоний поворачивая меня в разные стороны, словно одевали не живого человека, а куклу.
Мне вспомнились легенды, читанные в детстве, о том, как вот так готовили в древности невест для Мх'ортхэра – бога смерти. Тех бедолаг тоже убирали в дорогие одежды, увешивали драгоценностями, а потом, справив брачную церемонию со статуей этого поганого божка, сбрасывали в колодец, ведущий прямиком в раскаленную печь, что стояла в подземелье храма.
Возле его машины нас ожидали трое здоровенных бритоголовых типов с неподвижными лицами. Меня это не удивило: я слишком хорошо успела узнать Тцара, чтобы не понимать, что он обязательно подстрахуется.
Хотя бы на тот случай, если меня захотят увезти домой силой.
Это тоже было предусмотрено мной – насколько вообще в такой ситуации можно было что-то предусмотреть.
Мы быстро доехали до космодрома, прошли через огромный зал ожидания, заполненный гудящей толпой, где ежеминутно слышались лающие объявления, которые не мог разобрать лингвестр.
Когда мы свернули к частным терминалам, я начала про себя отсчет времени. Досчитав до ста и – насколько возможно – отключившись от окружающего мира, начала повторять про себя заученные когда-то слова, пробуждающие память тела и духа. После того как мы миновали первый пост, я уже ощутила прилив тепла к рукам и легкость во всем теле, прошли второй – появилась мелкая дрожь в напряженных адреналином мышцах…
Давно уже мне не случалось использовать это знание на практике – боевой транс, оставлявший при этом ясной голову и обострявший реакцию. Потом всякий раз приходит расплата в виде долгих часов слабости и апатии.
Молча я поблагодарила своих мертвых наставников за умение, которое они мне дали.
Я изо всех сил старалась не выдать себя. Тщательно опускала глаза к земле, чтобы никто не заметил их блеска, иногда нарочито приволакивала то одну, то другую ногу, чтобы слишком легкая походка не обратила на себя внимания. Украдкой старалась глубже дышать – кровь в решающий момент должна быть насыщена кислородом.
Мы миновали пятьдесят девять ворот и остановились перед шестидесятыми, которые распахнулись перед нами.
Коридор, а за ним еще одни ворота. И вновь – стоило нам остановиться, как они разошлись в разные стороны, словно матерчатые занавеси.
За ними я увидела своих товарищей и тцаровского приятеля, на руке которого капелькой крови сверкал бриллиантовый перстень.
Такие алмазы оттенка голубиной крови во всех мирах были безумной редкостью. Здесь – чуть меньшей. Тут было одно маленькое месторождение таких камней, и располагалось оно на другой планете, и в не самом удобном месте – на «горячей» стороне Меркурия.
Именно этот камень, вместе со своим хозяином, и был ключевым элементом моего плана – дерзкого, авантюрного и сомнительного с моральной точки зрения – такого же, как и та жизнь, которую я веду с юных лет.
Дело было, конечно, не в его цене, хотя его хватило бы на десяток превосходных кораблей. Именно такие алмазы, как можно было узнать хотя бы из бесконечных голосериалов, и служили здесь управляющими ключами к гравитационным машинам, персональным сейфам в самых крупных банках, дверям фешенебельных квартир и вилл и прочим предметам роскоши.
Кроме гравированного рисунка, на нем особым способом была сделана электронная запись, содержащая коды и сведения о хозяине.
Именно поэтому его было бесполезно воровать.
Замок открывался, только если запись на камне совпадала с генетическим кодом того, на чьем пальце он находился, или кого-то еще, информация о ком была внесена в память мыслящей машины самим владельцем.
Похищенный или снятый с мертвой руки он был бесполезен.
Именно это было самым узким местом моего плана, который я не сумела сообщить своим спутникам.
Хозяина яхты надо брать живым и только живым.
Я вовсе не желаю смерти Тцару, но если что – как-нибудь переживу эту неприятность. В конце концов, это не я пыталась шантажировать его судьбой товарищей, чтобы заставить спать со мной до конца жизни. Но вот если по ходу дела кто-нибудь случайно прихлопнет этого Хатонара, то нам всем останется только застрелиться.
И вот я услышала идущий изнутри сигнал. Время пошло, и окружающий мир куда-то отдалился. Рассудок стал ясным до прозрачности, время потекло медленно-медленно, мышцы налились уже почти забытой силой – силой неженской и даже нечеловеческой, – сердце било как метроном.
А потом дымка рассеялась, и я ощутила на себе взгляд Тцара. Пора…
Василий
Итак, из бесшумно сложившихся гармошкой гофрированных ворот появилась Мидара. И не в одиночестве.
Мы все невольно напряглись: было непохоже, что она пришла сюда добровольно.
Во всяком случае, три квадратных личности у нее за спиной не производили впечатления ни телохранителей, ни служителей космопорта, решивших сопроводить уважаемую гостью. Их взгляды буквально сверлили ее спину, а правые руки были одинаковым движением прижаты к складкам коротких пончо. На их фоне наш капитан – совсем не мелкая и не слабая – выглядела хрупкой. Хотя… одежда ее вовсе не была похожа на ту, что обычно носят подневольные личности.
И только потом я обратил внимание на пятого из вошедших, в котором, почти не удивившись, узнал человека, подвозившего Мидару несколько недель назад.
Высокий, импозантный мужчина средних лет, с сединой на висках, но подтянутый и моложаво выглядевший, скромно одетый. И державшийся даже не уверенно… Нет, уверенно – нарочито уверенно – держался тот же Хатонар (кстати, при его появлении слегка стушевавшийся). Этот же выглядел, так сказать, сверхуверенно. И вместе с тем естественно. От него исходило спокойное и благородное достоинство. Не нужно было видеть выражение его лица, когда он смотрел на Мидару, чтобы понять, зачем он тут…
Да, в такого можно было влюбиться. Пожалуй, подумал я, они с Мидарой смотрятся идеальной парой.
При этой мысли я почувствовал укол ревности.
«Кой черт? – одернул я себя. – В конце концов, она свободный человек, и если ей посчастливилось найти…» И тут мысли мои приобрели совсем другое течение.
Ни за что на свете не поделился бы ими с капитаном, да и с кем-то из товарищей тоже.
«Что, если, – подумалось мне, – вся эта история с гравипланом – ловко подстроенная ловушка, чтобы без помех повязать нас? Вдруг Мидара преподнесла своему избраннику в приданое не что иное, как Застывшее Пламя, да и нас заодно с ним?»
Тем временем седой внимательно оглядел нас, пожал плечами, пробормотав себе под нос что-то вроде: «Вот вы, стало быть, какие…»
А потом перевел взгляд на Мидару. Взгляд его был требовательный и, я бы сказал даже, приказывающий.
Она решительно шагнула вперед.
Трое бойцов синхронно напряглись, а их лопатообразные кисти чуть зарылись в складки плащей.
Двое явно «держали» нас, третий пристроился прямо за спиной Мидары.
– Значит, так, друзья, я остаюсь здесь, – на одном дыхании выпалила она. – Таково мое твердое решение, и я от него не отступлюсь. Так что возвращаться вам придется без меня. Вы знаете, что я честно выполняла свой долг перед вами и упрекнуть меня не в чем. Вспомните Роттердам и Ангрон…
И прежде чем я что-то понял, распахнула ворот блузки.
– Тейси, прими мой знак! – С этими словами она стащила с шеи Пламя и протянула его в расслабленной кисти оторопевшей Тае. – Храни его и будь его достойна…
В ту же секунду цепь в ее резко рванувшейся в сторону ладони превратилась в сверкающую плоскость, и тип, стоявший позади нее, рухнул с разбитым виском.
Все во мне содрогнулось от столь неуважительного обращения с Застывшим Пламенем.
В следующий неуловимый миг она повернулась на носке, прыгнула вбок, и ее нога ударила под немыслимым углом вверх, врезавшись в грудь второго из квадратных. Тот едва не кувыркнулся через голову, словно его била не женщина, а лошадь, упав на спину.
С воплем «Держи Хатонара!!» она метнулась вперед, ко все еще безмятежно улыбающемуся хозяину яхты, в броске дважды сделав «колесо», чем сократила расстояние до цели чуть ли не вдвое.
Первым из нас, как и положено типичному варвару, среагировал скандинав.
С места, как гигантская лягушка, прыгнул он вперед, и уже через пару мгновений его кулак встретил лицо поднявшегося с бетона охранника, кинувшегося следом за Мидарой.
Перескочив через рухнувшего навзничь амбала, он, рыча, сцепился с последним из охранников, который, рефлекторно прикрывая собой седого, пытался вытащить пистолет.
Тем временем Мидара налетела на растерянно шарящего по карманам Хатонара, только-только начавшего проникаться ситуацией, и, чуть подпрыгнув, вонзила ему в стопы каблуки своих жутких сапог, одновременно ударив сомкнутыми руками в лицо.
Жалобно вскрикнув, он закрыл лицо руками, но следующий удар – коленом в пах – заставил его, согнувшись пополам, схватиться совсем за другую часть тела.
И в тот же момент телохранитель, сбитый с ног Ингольфом и успевший к этому времени вновь подняться, повинуясь жесту седого, вновь ринулся в бой – но вовсе не на выручку сцепившемуся со скандинавом товарищу, а на капитана.
– Не стре…!!! – подавившись криком, бросила Мидара, разворачиваясь к новому противнику.
Но и без ее команды было ясно, что лучше не привлекать внимания к происходящему тут. Еще не хватало, чтобы сюда сбежалась половина космопорта.
Мидара сделала обратное сальто, уклоняясь от попытавшегося сграбастать ее бойца, и в момент, когда переворачивалась в воздухе, ударила обеими ногами ему в грудь.
Он устоял – должно быть, под плащом на нем был бронежилет – и кинулся на нее. Она рухнула на плиты, опять чудом уклонившись от его медвежьих объятий, из которых уже не вырвалась бы, в перекате уйдя от удара ногой, грозившей вышибить из нее дух.
Вновь она была на ногах: я не уловил даже, как ей это удалось. То, что происходило дальше, напоминало со стороны некий танец смерти. Сила и тупая мощь против ловкости и быстроты, топор против сабли, тигр против змеи.
Он двигался заметно медленнее Мидары, хотя, пожалуй, быстрее любого из нас, стараясь ухватить ее и подмять по-медвежьи под себя. Удайся ему это – схватка была бы, скорее всего, кончена в пользу седого.
Но схватить Мидару ему не удавалось – всякий раз в последний момент она уклонялась, обманывая его стремительными, следующими без перерыва один за другим финтами, уходами, высокими прыжками с переворотами. А мы стояли и смотрели на происходящее, словно завороженные этой бешеной пляской, где секунды растягивались десятикратно.
Искусство рукопашного боя у таххарцев так особо и не развилось – слишком быстро тут от единоборств и молодецких схваток грудь на грудь перешли к массовым армиям в сотни тысяч бойцов. А в нынешнее технизированное время, наверное, телохранителей тут учили владеть оружием, а не обходиться без него.
Выйдя из ступора, сбоку на телохранителя зашел Секер Анк, надеясь хотя бы отвлечь его внимание от капитана. Вернее, попытался зайти. Взмах кулака на развороте – обычный, как говорят у меня на родине, «ресторанный» удар с проносом, – и с залитым кровью лицом наш товарищ упал на колени. Сзади с импровизированной удавкой, изготовленной из кушака, подскочил Рихард – и еле успел уклониться от удара ногой: у телохранителя словно были глаза на затылке.
И в этот же момент Мидара вновь перешла в атаку.
Руки ее распростерлись наподобие крыльев орла, и нацелившиеся перехватить их лапищи последнего из бойцов схватили только воздух. Ноги стальными пружинами подбросили тело в высоком прыжке, и ладони в стремительном ударе сомкнулись на шее врага.
Без звука он упал ничком на бетон.
И только тут я сорвался с места, чтобы принять участие в схватке.
И снова замер, не отрывая взгляд от дула толстоствольного лазерного пистолета, смотревшего мне в лицо. Седой успел достать его прежде, чем Ингольф, успевший разделаться с последним из громил, смог до него добраться. И теперь скандинав стоял перед ним, обреченно опустив руки, в одной из которых был зажат револьвер, отобранный у валявшегося у его ног противника.
Боковым зрением я увидел Дмитрия и Орминиса – один, присев у наших вещей, держал наготове автомат, другой целился в спутника Мидары из разрядника.
– Не надо, Тцар, – послышался негромкий, какой-то бесконечно усталый голос нашего капитана. – Прошу, не надо, все равно толку не будет…
И, переступив через тихонько постанывающего Хатонара, она направилась неторопливыми шагами в его сторону.
Все время, пока она шла к нему, тот, кого она назвала Тцаром, неотрывно смотрел ей в лицо. Не на великана-скандинава, что стоял совсем недалеко от него – вооруженный и опасный безо всякого оружия, – не на Дмитрия с его автоматом, не на Орминиса с разрядником, не на окровавленного Секера с дубинкой, утерянной одним из телохранителей. Только на нее.
Когда между ними осталось пять или шесть шагов, он опустил пистолет. Не проронив ни слова, он покорно дал обезоружить и связать себя Ингольфу и Тронку, весьма активному, как всегда, когда не надо было рисковать.
Когда Мидара повернулась к нам, она выглядела не лучшим образом. Пережитое напряжение заметно отразилось на ней, отпечатавшись черными кругами вокруг глаз и резко обозначившимися складками у рта.
Даже Секер с текущей из носа юшкой – более серьезных повреждений ему удалось, по счастью, избежать – смотрелся не намного хуже нее.
– Василий, убери куда-нибудь этих, – указала она на валявшихся без чувств бодигардов. – А то при взлете сгорят чего доброго… – На запястье устало махнувшей руки болталась накрепко обмотанная цепь с Застывшим Пламенем, и звенья до синевы врезались в кожу.
Мы с Ингольфом и Тронком торопливо оттащили три бесчувственных тела к дальней стене, ограждающей взлетно-посадочную площадку.
Спиной я ощущал взгляд телекамер, расставленных по углам, – стоит только кому-то из диспетчерской службы полюбопытствовать, что здесь происходит, и конец всему.
Отворив дверь, через которую мы сюда вошли, и, кряхтя (туши весили немало), мы втащили их внутрь, где и оставили, предварительно освободив от лишних предметов, вроде кастетов и пистолетов.
Когда мы бегом вернулись к гравиплану, то обнаружили, что Мидаре, воспользовавшейся извлеченным из кармана Хатонара пультом, удалось открыть входную дверь. Выдвигаясь из порожка, вниз начала медленно спускаться металлическая лесенка с невысокими перильцами, но Мидара, не дожидаясь окончания процесса, ухватилась за нижний край дверного проема и, подтянувшись на руках, ловко забросила тело наверх.
– Давай этих…
Мы быстро втолкнули в дверь спутника Мидары и плейбоя, забросили вещи, после чего заскочили внутрь.
Последним влез Ингольф, в одной руке держа тяжелый дальнобойный разрядник, обнаруженный в сумке старшего телохранителя. Другой рукой он волочил за шкирку все еще сонную Файтах, еле шевелящую ногами.
– Это как же понимать? – уставилась на него Мидара, словно впервые ее заметив (или в самом деле лишь сейчас обратив на нее внимание). – Какого… ты вообще ее сюда притащил? Забыл, что я сказала?
Ингольф только махнул рукой, закинув сжавшуюся девушку внутрь.
Мы гурьбой проскочили тамбур – металлический куб, выкрашенный белой эмалью, с круглой дверью в торце, с диском цифрового замка и тремя черными крестами – местным знаком радиационной опасности.
Прошмыгнули узким коридорчиком с двумя маленькими дверьми. Ввалились в салон с большими квадратными иллюминаторами (сейчас закрытыми стальными шторками), замысловатым компьютерным терминалом, баром с резными створками, обтянутыми натуральной кожей креслами вдоль стен и овальным столом черного дерева.
В одном из кресел мы устроили связанного претендента на руку и сердце капитана, который, похоже, только сейчас полностью осознал, что случилось с ним.
На лице его была написана вовсе не ярость из-за совершенного над ним грубого насилия или упущенной сладкой добычи, нет. Какая-то тоска и глухое отчаяние, как у человека, совершившего непоправимую ошибку. Внезапно он всхлипнул, но тут же упрямо сжал челюсти, подавил явное желание расплакаться… или выругаться.
– Надо же, – только и смог процедить он, окончательно справившись с собой. – Как мальчишку поймала… Ловка!
Тем временем Мидара распахнула двустворчатые двери, отделявшие салон от кабины пилотов.
Нам повезло – система управления гравипланом была самой современной из существующих. На первых, говорят, даже реактором управляли вручную.
Против опасений, она была похожа на кабину обычного земного самолета – те же циферблаты и табло приборов. Правда, их было поменьше.
Ряды треугольных кнопок и клавиш.
Только на месте штурвалов перед креслами первого и второго пилотов – они были помечены большими цифрами на спинках – рукояти джойстиков. И вместо стекла блистера – серые ниши отключенных голоэкранов.
Сбоку от пульта возвышался здоровенный шкаф зеленого цвета, вводные устройства которого закрывал опломбированный колпак из бронестекла, украшенный вдобавок цифровым замком. То был компьютер, управлявший реактором и навигационными устройствами. Ими занималась специальная служба, и попытка самостоятельно перепрограммировать его сулила большие неприятности.
Еще бы – кому охота получить летающий Чернобыль?
Волоком подтащив бесчувственное тело Хатонара к пульту, Дмитрий взял его за вялую кисть и вставил гравированный алмаз в гнездо на лицевой панели.
Над гнездом тут же засияла алая мерцающая лампа, и через несколько секунд низкий и одновременно писклявый голос что-то пробормотал.
– Что он спрашивает? – толкнула Мидара в бок связанного Тцара.
Недоуменно уставившись на нее, он ответил:
– Просит подтвердить стартовую готовность, чего же еще?
– И как это сделать? – Ее ноздри нервно раздулись.
– Вон та клавиша над рукоятью горизонтальной аэродинамической тяги – там же написано…
Кивок головы в мою сторону, и я осторожно нажал клавишу. На центральном экране одна из колонок начала наливаться красным, за ней другая, третья…