Страница:
Чувствуя все эти недостатки уникалистской философской доктрины, И.С. Шкловский в самом конце своей жизни приходит к необходимости определенной ревизии отстаиваемой им с середины 70-х годов концепции «жёсткого уникализма». «Конечно, – пишет он в опубликованной уже после его смерти статье, – если во Вселенной способны существовать отдельные очаги жизни, то почему бы и не быть очагам разумной жизни?» (Шкловский И.С. Существуют ли внеземные цивилизации? – Земля и Вселенная, 1985. № 3, с. 77). Теперь он выдвигает концепцию «смягчённого уникализма», предполагающую, что «искомые цивилизации либо не реализуются совсем, либо, в силу внутренних причин своего развития… имеют очень малое время существования» (Там же. С. 79). Он признает, что это отнюдь не оптимистическая концепция (Там же. С. 80).
При всех вышеуказанных негативных моментах уникалистской концепции она также имела известное значение в развитии взглядов на космические цивилизации как своеобразный отрицательный потенциал, своим наличием способствующий и усилению положительного потенциала, и увеличению через разность потенциалов реального выхода энергии, – в данном случае мыслительной энергии понимания проблемы. Аргументы Шкловского обогатили теоретический арсенал науки, вызвали усиленную выработку целого потока контраргументов. Но особенно важную роль сыграл выдвинутый Шкловским на Бюраканской конференции тезис о так называемой «презумпции естественности». Он заключался в признании естественным любого процесса, пока не доказано его искусственное происхождение.
Принцип «презумпции естественности» в практике поиска космических цивилизаций имеет такое же значение, как в судебной практике принцип «презумпции невиновности». Благодаря применению принципа «презумпции невиновности» правосудие получает юридический рычаг для разрушения обвинительного мифотворчества следствия и прокуратуры. Применение принципа «презумпции естественности» окончательно похоронило сверхоптимистическое мифотворчество, заключающееся в придании любой сколько-нибудь правильной серии космических шумов искусственного происхождения.
Так, В.И. Фесенко в 1984 г. интерпретировал как «космическое чудо» расположение планетарной туманности № G6543 в созвездии Дракона вблизи северного полюса эклиптики. По его мнению, этот объект мог быть искусственно создан несколько тысяч лет назад в качестве «космического маяка» (Фесенко Б.И. Долгожданное космическое чудо? – Горький, 1984. 8 с. Рукопись деп. в ВИНИТИ 4 апр. 1984 г. № 1895-34 ДЕП.). Однако это предположение, попав «под жернова» презумпции естественности, вызвало весьма обоснованные опровержения.
В 70-е годы в центр внимания исследователей проблемы КЦ попала возможность контакта с представителями внеземного разума через передачу изображений. В это время бурно развивается космическая радиосвязь, космическое телевидение, позволяющее путём разложения изображений на множество различающихся по яркости точек и последовательной передачи этих точек воспроизводить очень качественно изображение тел, посылая его в принципе на сколь угодно большие расстояния.
В связи с этим сразу же возникло множество предложений об организации телевизионного вещания на Космос и создания серии телепередач для гипотетических космических зрителей об особенностях земной жизни и наиболее существенных чертах человеческой цивилизации. Но что именно передавать? Как сделать передачи: понятными для внечеловеческих телезрителей? И имеет ли смысл передача изображений тем, кто не живет на Земле и не обязательно отображает мир так, как это делают земляне?
Вокруг этих вопросов и разгорелся спор. Большинство исследователей высказалось за целесообразность передачи изображений. Так, проф. Б. Оливер (США) считает, что другие разумные виды скорее всего тоже обладают зрением и что технически возможно передавать сообщения, которые дешифруются в виде изображений» (Проблема SETI. Связь с внеземными цивилизациями. Под ред. С.А. Каштана – М: Мир, 1975, с. 317). «Ни простой ряд символов, ни набор математических обозначений сами по себе не смогут быть содержанием сообщения, – полагает соотечественник Оливера, проф. Ф. Моррисон, – на эту роль лучше всего подходит полнометражная, стереоскопическая, с правильными масштабами кинокартина» (Там же. С. 318). Еще дальше заходит в своей уверенности в универсальной роли изображений И.С. Шкловский. Он полагает, что самым эффективным методом установления контакта между инопланетными цивилизациями является передача изображения, что все разумные существа, населяющие разнообразные планеты, должны быть зрячими. Но на каком же основании? На том, что у нас на Земле зрением обладает огромное количество видов живых существ, от низших до самых высших, и зрение является мощнейшим способом получения информации из внешнего мира (Шкловский И.С. Вселенная, жизнь, разум – М: Наука, 1973, с. 267). Аналогично мыслит и Ю.П. Кузнецов, признавая, что передача изображений является простым и надёжным способом установления связи, поскольку язык образов должен быть достаточно универсален (Кузнецов Ю.П. Сигналы внеземных цивилизаций – какими они могут быть? – Земля и Вселенная, 1972, № I, с. 30). Вскоре была предпринята целая серия попыток передачи изображений в космические дали.
7.2. Цивилизационный негеоцентризм
7.3. Другие «сенсорные» миры
При всех вышеуказанных негативных моментах уникалистской концепции она также имела известное значение в развитии взглядов на космические цивилизации как своеобразный отрицательный потенциал, своим наличием способствующий и усилению положительного потенциала, и увеличению через разность потенциалов реального выхода энергии, – в данном случае мыслительной энергии понимания проблемы. Аргументы Шкловского обогатили теоретический арсенал науки, вызвали усиленную выработку целого потока контраргументов. Но особенно важную роль сыграл выдвинутый Шкловским на Бюраканской конференции тезис о так называемой «презумпции естественности». Он заключался в признании естественным любого процесса, пока не доказано его искусственное происхождение.
Принцип «презумпции естественности» в практике поиска космических цивилизаций имеет такое же значение, как в судебной практике принцип «презумпции невиновности». Благодаря применению принципа «презумпции невиновности» правосудие получает юридический рычаг для разрушения обвинительного мифотворчества следствия и прокуратуры. Применение принципа «презумпции естественности» окончательно похоронило сверхоптимистическое мифотворчество, заключающееся в придании любой сколько-нибудь правильной серии космических шумов искусственного происхождения.
Так, В.И. Фесенко в 1984 г. интерпретировал как «космическое чудо» расположение планетарной туманности № G6543 в созвездии Дракона вблизи северного полюса эклиптики. По его мнению, этот объект мог быть искусственно создан несколько тысяч лет назад в качестве «космического маяка» (Фесенко Б.И. Долгожданное космическое чудо? – Горький, 1984. 8 с. Рукопись деп. в ВИНИТИ 4 апр. 1984 г. № 1895-34 ДЕП.). Однако это предположение, попав «под жернова» презумпции естественности, вызвало весьма обоснованные опровержения.
В 70-е годы в центр внимания исследователей проблемы КЦ попала возможность контакта с представителями внеземного разума через передачу изображений. В это время бурно развивается космическая радиосвязь, космическое телевидение, позволяющее путём разложения изображений на множество различающихся по яркости точек и последовательной передачи этих точек воспроизводить очень качественно изображение тел, посылая его в принципе на сколь угодно большие расстояния.
В связи с этим сразу же возникло множество предложений об организации телевизионного вещания на Космос и создания серии телепередач для гипотетических космических зрителей об особенностях земной жизни и наиболее существенных чертах человеческой цивилизации. Но что именно передавать? Как сделать передачи: понятными для внечеловеческих телезрителей? И имеет ли смысл передача изображений тем, кто не живет на Земле и не обязательно отображает мир так, как это делают земляне?
Вокруг этих вопросов и разгорелся спор. Большинство исследователей высказалось за целесообразность передачи изображений. Так, проф. Б. Оливер (США) считает, что другие разумные виды скорее всего тоже обладают зрением и что технически возможно передавать сообщения, которые дешифруются в виде изображений» (Проблема SETI. Связь с внеземными цивилизациями. Под ред. С.А. Каштана – М: Мир, 1975, с. 317). «Ни простой ряд символов, ни набор математических обозначений сами по себе не смогут быть содержанием сообщения, – полагает соотечественник Оливера, проф. Ф. Моррисон, – на эту роль лучше всего подходит полнометражная, стереоскопическая, с правильными масштабами кинокартина» (Там же. С. 318). Еще дальше заходит в своей уверенности в универсальной роли изображений И.С. Шкловский. Он полагает, что самым эффективным методом установления контакта между инопланетными цивилизациями является передача изображения, что все разумные существа, населяющие разнообразные планеты, должны быть зрячими. Но на каком же основании? На том, что у нас на Земле зрением обладает огромное количество видов живых существ, от низших до самых высших, и зрение является мощнейшим способом получения информации из внешнего мира (Шкловский И.С. Вселенная, жизнь, разум – М: Наука, 1973, с. 267). Аналогично мыслит и Ю.П. Кузнецов, признавая, что передача изображений является простым и надёжным способом установления связи, поскольку язык образов должен быть достаточно универсален (Кузнецов Ю.П. Сигналы внеземных цивилизаций – какими они могут быть? – Земля и Вселенная, 1972, № I, с. 30). Вскоре была предпринята целая серия попыток передачи изображений в космические дали.
7.2. Цивилизационный негеоцентризм
Замечательную критику цивилизационного геоцентризма подобного рода дал известный российский радиоастроном Б.Н. Пановкин. Он демонстрирует наивность попыток передачи в «иные миры» изображений-картинок внеземного мира, самого человека. Не менее наивными он считает и попытки трансляции земных математических символов, элементарных соотношений, астрономических, физических, математических символов, годных якобы «для всех разумных существ» (Пановкин Б.Н. Объективность знания и проблема обмена смысловой информацией с внеземными цивилизациями. – В кн.; Философские проблемы астрономии XX века – М.: Наука, 1976, с. 242). Сама эволюция цивилизаций, образовавшихся в различных условиях, не могла не привести вполне закономерно к целому комплексу различий в самих способах отображения вещей. В частности, различия в практике неизбежно повлекли бы за собой самые разительные различия и в математической, и в бытовой символике, и в характере знаков, знаковых систем, и в физических процессах, используемых для работы приборов наблюдения. Пановкин проводит чрезвычайно важную мысль о том, что мир, предстающий в наблюдении любому мыслящему существу, зависит от информационного устройства органов чувственно-рецепторного восприятия этого существа, а это последнее зависит от природы исходного космического тела, на котором происходило формирование цивилизации и к которому приспособлены и её ощущения, и её практическая жизнь.
Но вывод, делаемый отсюда Пановкиным, явно пессимистичен. «Внеземные цивилизации, – пишет он, – не являются объектом, включенным в систему практической деятельности субъекта – человеческого общества. И могут быть поэтому в системе знания лишь теоретическим, гипотетическим концептом, а не предметом эмпирического изучения» (Там же. С. 265). Этот пессимизм направлен не на существование внеземных цивилизаций, как у Шкловского, а на их доступность эмпирическому исследованию. По выражению Пановкина, ВЦ являются для нас «чёрными ящиками без входов» (Пановкин Б.Н. Некоторые общие вопросы проблемы внеземных цивилизаций. В кн.: Внеземные цивилизации. Проблемы межзвёздной связи – М.; Наука, 1969, с. 426).
Перед нами налицо тоже своеобразный уникализм, но только утверждающий не уникальность как единственность человечества во Вселенной, а уникальность как единственность человечества в своем роде, по отношению к другим цивилизациям, вследствие чего реальный контакт оказывается невозможен, а можно строить лишь теоретические догадки друг о друге.
Характерно, что И.С. Шкловский, являющийся, как мы отмечали, пессимистом в отношении существования ВЦ, обвиняет Пановкина в крайнем пессимизме в отношении познаваемости цивилизаций. Он считает пановкинский пессимизм столь же мало обоснованным, как и крайне оптимистическую позицию тех исследователей, которые вообще не видят в возможности дешифровки космических сигналов никакой проблемы. Шкловский не без основания сближает позицию Пановкина с кантианским тезисом о непознаваемости мира (Шкловский И.С. Проблема внеземных цивилизаций и философские аспекты. – Вопросы философии, 1973. № 2, с. 89–90). Не без основания потому, что признание Пановкиным возможности лишь теоретико-концептуального постижения цивилизаций и впрямь напоминает тезис Канта об умопостигаемых мирах, которые можно познавать лишь умозрительно, поскольку они лежат вне сферы человеческой познавательной способности.
Однако справедливые критические замечания Шкловского не могут поколебать значения концепции Пановкина. Сила Пановкина не в каком-либо концептуальном обосновании возможного состояния цивилизаций, а в научном воспроизведении вероятных различий между ними и тех трудностей, в которые упираются реальные поиски собратьев по разуму. Весьма важен и способ объяснения испытанных в этой области неудач. Совершенно прав Пановкин в том, что существенно различающиеся цивилизации не только могут существовать, но и совсем не обязательно должны жить в обозреваемом нами геоцентрическом мире. Они могут существовать и развиваться в различных, иначе устроенные мирах (Пановкин Б.Н. Научное объяснение и доказательство в проблеме внеземных цивилизаций. – В кн.: Освоение космоса и взаимосвязь наук – М.: Наука, 1980, с. 19).
Тем самым концепция Пановкина не только вплотную приближается к концепции онтологического негеоцентризма, но и вносит чрезвычайно полезный вклад в развитие этой концепции. Не менее важный вклад в негеоценрические представления о цивилизациях, но уже с гносеологической точки зрения, вносит другой известных лидер теоретического разрешения проблемы КЦ – Лев Гиндилис. Гиндилис протестует, прежде всего, против расхожего представления об универсальности зрительного охвата действительности, присущего человеку и использующегося для установления связи с внеземными цивилизациями. Даже на Земле пространственная ориентация и дистанционная локализация объектов, построение их пространственных моделей достигается путём развития качественно различных органов зрения.
Механизмы построения изображений могут строиться на основе звуколокации, как у дельфинов, поляризации света, как у пчёл и т. д. Неизмеримо более разнообразными эти механизмы могут быть у существ, населяющих различные космические миры. Соответственно, те материальные формы, которые «просматриваются» при помощи этих механизмов, могут не совпадать с теми, которые охватываются нами в процессе отображения и кажутся нам единственно возможными. Для того, чтобы нагляднее представить это, Гиндилис использует следующую аналогию: «Богатый ландшафт скрывается в сплошном мраке. Луч прожектора выхватывает из него отдельные детали (фрагментация мира). Другой прожектор освещает тот же ландшафт в совершенно ином ракурсе. Он зависит от устройства прожектора, технологии его изготовления. Не удивительно, что мир в лучах этих прожекторов будет выглядеть очень непохожим». (Гиндилис Л.М. Космические цивилизации (Проблемы контакта с внеземным разумом) – М: Знание, 1973, с. 54). «Высвечивая» всё более широкий слой бытия, каждая из цивилизаций создаёт всё более надёжные предпосылки для своего контакта с другими цивилизациями.
Различие эмпирически отобразимых миров, в которые, по-видимому, погружены различные цивилизации, нe является, стало быть, абсолютным препятствием для полноценного познания ими общей для них вселенной и друг друга. Но чем менее развита, т. е. более «центрична» по отношению к условиям своего существования каждая из цивилизаций, тем более она склонна абсолютизировать свой собственный эмпирически обозримый мир, отождествлять его в своих теориях с миром как таковым, с Вселенной в целом. «Моя картина мира – это картина единственно возможного мира, стало быть, картина мира, единая для всех», – рассуждает человек. Но точно так же, быть может, рассуждают разумные существа, «высвечивающие» в бесконечно многообразном материальном мире свои эмпирически ограниченные миры и создающие на их базе свои картины «мира как такового».
Осознание этого обстоятельства пробивает себе дорогу в философском мышлении по мере роста возможностей космизации и космической устремленности разумных существ. Такая переориентация сознания происходит нередко в самое короткое время у одних и тех же теоретиков. «Вряд ли можно согласиться с тем, что иная космическая цивилизация, существенно отличная от нашей, будет иметь совершенно иную, чем мы, картину мира», – утверждал, например, А.М. Мостепаненко в монографии 1974 года (Мостепаненко А.М. Пространство и время в макро-, мега– и микромире – М.: Политиздат, 1974, с. 15).
В 1979 г. тот же философ пишет о необходимости подойти более научно к вопросу о связи с инопланетными цивилизациями, преодолев «антропоцентризм второго рода». Этот антропоцентризм, пока ещё свойственный нашей культуре, обусловлен нашей психофизической организацией и особенностями нашей космической системы. Поэтому в исследовании взаимоотношений качественно неисчерпаемой Вселенной с качественной определённостью тех или иных цивилизаций необходимо учитывать неединственность того взгляда на мир, который порождён частными условиями существования нашей цивилизации (Мостепаненко А.М. Человек и Вселенная. – В кн.: Методологические проблемы изучения человека в марксистской философии – Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1979, с. 138–139).
А.С. Кармин, рассматривая тот же вопрос, указывает на неизбежность отличия «негеоцентрического» сознания от «геоцентрического». Это отличие может проявляться в иных средствах формирования наглядных образов, особых способах переработки информации, в какой-то особой, «негеоцентрической» логике, выведенной из особенностей взаимоотношений с качественно иными реальностями и т. д. Всё это делает вопрос об обмене информацией между «геоцентрической» цивилизацией и «негеоцентрическими» цивилизациями далеко не таким простым, как это представлялось сверхоптимистам. Ведь даже характер образов, отражающих одну и ту же реальность, мог бы оказаться существенно различным (Кармин А.С. Обобщение идеи негеоцентризма в научном познании. – В кн.: Методологические вопросы физики, Вып. II. Тарту; Изд-во Тартус. ун-та, 1975, с. 57–58).
Выяснение всего комплекса возможных отличий между цивилизациями имеет, безусловно, громадное значение для построения системы их научного поиска, создания принципиально новых направлении поиска. Лишь дальнейшая космизация познания и познавательных способностей человека может открыть возможность для связи с негеоцентрическими цивилизациями.
В связи с гносеологическими различиями цивилизаций возникает проблема их совместимости. Исследователи весьма по-разному оценивают такую совместимость. Ю.А. Школенко выделяет в этом вопросе два типа концепций – минималистские и максималистские. Минималисты считают, что взаимовлияние цивилизаций может быть лишь незначительным, минимальным, что «высокоразвитая внеземная цивилизация не окажет на человечество никакого существенного воздействия или люди не воспримут его ввиду индивидуальных особенностей их восприятия и развития» (Школенко Ю.А. Философия, экология, космонавтика – М: Мысль, 1983, с. 24). Максималисты же надеются на быстрый расцвет земной цивилизации под воздействием «собратьев по разуму». В противовес им Школенко выдвигает «оптималистскую» гипотезу: под влиянием более развитой цивилизации люди воспримут и усвоят лишь то, что соответствует возможностям и направленности их собственной цивилизации (Там же).
В.В. Ильин, В.Б. Борщев и Ф.3. Рохлин в доказательство негеоценричности разума цивилизаций, формирующихся в неземных условиях, приводят аргумент о том, что «абсолютно тождественной мозгу материальной основы сознания быть ни может» (Ильин В.В., Борщев В.Б., Рохлин Ф.3. Может ли машина мыслить. – В кн.: Философские вопросы современного естествознания – Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1961, с. 78). Гносеологический негеоцентризм, по их убеждению, заключается, прежде всего, в признании того, что качественное отличие объектов отражения в негеоцентрическом центре формирования цивилизации должно порождать и качественное отличие образов, в которых отражается мир. А раз это так, то и отражаться ими будет совершенно иной космос, нежели тот, что является нам через нашу систему образов. И сам характер оперирования этими образами, характер логических связей должен быть совершенно иным. Ибо логика не дается априори мыслящему сознанию, она есть путь следования мысли, обусловленный системой отношений данного типа сознания с предстающим ему миром.
Выше мы уже изложили некоторые основы сформулированной нами негеоцентрической концепции способа восприятия. Логично предположить, что представитель цивилизации, способ восприятия которого сформировался на «куске материи», качественно ином, нежели наша Земля, «высвечивал» бы материальный мир в качественно иной «плоскости», нежели мы. Но тогда и тот «слой» материи, в котором проходила бы его жизнедеятельность и практика, был бы совершенно иным. Иной была бы и используемая им информация, её знаковые системы, материальные носители этих знаковых систем и изобразительные средства мышления. Он мог бы использовать, скажем, не радиосвязь, а её аналоги в известном ему мире. Иным мог бы быть и набор вещественно-субстратных элементов, выраженный в его земном варианте в таблице Менделеева. В таком случае представители различных цивилизаций могли бы оказаться в пространственной близости друг от друга, но при этом просто не воспринять друг друга, либо воспринять в своём сенсорном мире лишь физические проявления энергетических выбросов своих «собратьев по разуму».
Это простое соображение резко усложняет наши представления о поиске внеземных цивилизаций и объектах этого поиска. Бытие цивилизаций может протекать в различных «слоях» материального мира. Эти «слои» могут пересекаться между собой, совпадать, либо проходить относительно обособленно друг от друга. Концепция способа восприятия связывает возможности обнаружения негеоцентрических цивилизаций с созданием искусственных способов восприятия, расширяющих «слой» охвата нами космической материи и коренным образом преобразующих наше мировосприятие. Делается это, как уже говорилось, путём гносеологической комбинации наших зрительных образов и создания всё новых систем символически-теоретических образов.
Приспосабливая присущий ему тип образности к онтологически иным мирам, человек способен адаптировать и своё мышление к восприятию гносеологических образов негеоцентрических цивилизаций. «Прошивая» материю в самих разных направлениях, новые познавательные средства позволят вторгнуться в негеоцентрические слои действительности и отобразить их обитателей.
На протяжении веков фантасты пытались изобразить качественно иных обитателей космических миров. Делали они это, по необходимости опираясь на земную реальность, и потому образы «инопланетян» выходили у них чисто геоцентрическими. Чтобы отойти подальше от человекоподобия, они лишь усиливали земноподобие: изображали инопланетных пришельцев в виде вызывающих отвращение земных тварей: разнообразных земноводных и насекомых, пресмыкающихся и паукообразных в особенности ящеров и пауков, многоконечностных или наделённых многочисленными щупальцами каннибалов. Весьма излюбленными были также различные модификации человеческого облика: ангелоподобные крылатые существа, гибриды людей с ночными хищниками, маленькие синие человечки и т. д.
Более негеоцентричными были попытки изображения различных типов так называемого синтетического разума: мыслящие облака, плесень, тростник, океан и т. д. Но если мы покопаем каждое из таких представлений, то обнаружим в них то же земноподобие. Наука сегодня оказывается неизмеримо фантастичнее всякой фантастики. Она пытается нарисовать мыслящих существ, вообще лишённых земноподобных образов. Для этого у неё имеются собственные, мыслительно сконструированные изобразительные средства.
Но вывод, делаемый отсюда Пановкиным, явно пессимистичен. «Внеземные цивилизации, – пишет он, – не являются объектом, включенным в систему практической деятельности субъекта – человеческого общества. И могут быть поэтому в системе знания лишь теоретическим, гипотетическим концептом, а не предметом эмпирического изучения» (Там же. С. 265). Этот пессимизм направлен не на существование внеземных цивилизаций, как у Шкловского, а на их доступность эмпирическому исследованию. По выражению Пановкина, ВЦ являются для нас «чёрными ящиками без входов» (Пановкин Б.Н. Некоторые общие вопросы проблемы внеземных цивилизаций. В кн.: Внеземные цивилизации. Проблемы межзвёздной связи – М.; Наука, 1969, с. 426).
Перед нами налицо тоже своеобразный уникализм, но только утверждающий не уникальность как единственность человечества во Вселенной, а уникальность как единственность человечества в своем роде, по отношению к другим цивилизациям, вследствие чего реальный контакт оказывается невозможен, а можно строить лишь теоретические догадки друг о друге.
Характерно, что И.С. Шкловский, являющийся, как мы отмечали, пессимистом в отношении существования ВЦ, обвиняет Пановкина в крайнем пессимизме в отношении познаваемости цивилизаций. Он считает пановкинский пессимизм столь же мало обоснованным, как и крайне оптимистическую позицию тех исследователей, которые вообще не видят в возможности дешифровки космических сигналов никакой проблемы. Шкловский не без основания сближает позицию Пановкина с кантианским тезисом о непознаваемости мира (Шкловский И.С. Проблема внеземных цивилизаций и философские аспекты. – Вопросы философии, 1973. № 2, с. 89–90). Не без основания потому, что признание Пановкиным возможности лишь теоретико-концептуального постижения цивилизаций и впрямь напоминает тезис Канта об умопостигаемых мирах, которые можно познавать лишь умозрительно, поскольку они лежат вне сферы человеческой познавательной способности.
Однако справедливые критические замечания Шкловского не могут поколебать значения концепции Пановкина. Сила Пановкина не в каком-либо концептуальном обосновании возможного состояния цивилизаций, а в научном воспроизведении вероятных различий между ними и тех трудностей, в которые упираются реальные поиски собратьев по разуму. Весьма важен и способ объяснения испытанных в этой области неудач. Совершенно прав Пановкин в том, что существенно различающиеся цивилизации не только могут существовать, но и совсем не обязательно должны жить в обозреваемом нами геоцентрическом мире. Они могут существовать и развиваться в различных, иначе устроенные мирах (Пановкин Б.Н. Научное объяснение и доказательство в проблеме внеземных цивилизаций. – В кн.: Освоение космоса и взаимосвязь наук – М.: Наука, 1980, с. 19).
Тем самым концепция Пановкина не только вплотную приближается к концепции онтологического негеоцентризма, но и вносит чрезвычайно полезный вклад в развитие этой концепции. Не менее важный вклад в негеоценрические представления о цивилизациях, но уже с гносеологической точки зрения, вносит другой известных лидер теоретического разрешения проблемы КЦ – Лев Гиндилис. Гиндилис протестует, прежде всего, против расхожего представления об универсальности зрительного охвата действительности, присущего человеку и использующегося для установления связи с внеземными цивилизациями. Даже на Земле пространственная ориентация и дистанционная локализация объектов, построение их пространственных моделей достигается путём развития качественно различных органов зрения.
Механизмы построения изображений могут строиться на основе звуколокации, как у дельфинов, поляризации света, как у пчёл и т. д. Неизмеримо более разнообразными эти механизмы могут быть у существ, населяющих различные космические миры. Соответственно, те материальные формы, которые «просматриваются» при помощи этих механизмов, могут не совпадать с теми, которые охватываются нами в процессе отображения и кажутся нам единственно возможными. Для того, чтобы нагляднее представить это, Гиндилис использует следующую аналогию: «Богатый ландшафт скрывается в сплошном мраке. Луч прожектора выхватывает из него отдельные детали (фрагментация мира). Другой прожектор освещает тот же ландшафт в совершенно ином ракурсе. Он зависит от устройства прожектора, технологии его изготовления. Не удивительно, что мир в лучах этих прожекторов будет выглядеть очень непохожим». (Гиндилис Л.М. Космические цивилизации (Проблемы контакта с внеземным разумом) – М: Знание, 1973, с. 54). «Высвечивая» всё более широкий слой бытия, каждая из цивилизаций создаёт всё более надёжные предпосылки для своего контакта с другими цивилизациями.
Различие эмпирически отобразимых миров, в которые, по-видимому, погружены различные цивилизации, нe является, стало быть, абсолютным препятствием для полноценного познания ими общей для них вселенной и друг друга. Но чем менее развита, т. е. более «центрична» по отношению к условиям своего существования каждая из цивилизаций, тем более она склонна абсолютизировать свой собственный эмпирически обозримый мир, отождествлять его в своих теориях с миром как таковым, с Вселенной в целом. «Моя картина мира – это картина единственно возможного мира, стало быть, картина мира, единая для всех», – рассуждает человек. Но точно так же, быть может, рассуждают разумные существа, «высвечивающие» в бесконечно многообразном материальном мире свои эмпирически ограниченные миры и создающие на их базе свои картины «мира как такового».
Осознание этого обстоятельства пробивает себе дорогу в философском мышлении по мере роста возможностей космизации и космической устремленности разумных существ. Такая переориентация сознания происходит нередко в самое короткое время у одних и тех же теоретиков. «Вряд ли можно согласиться с тем, что иная космическая цивилизация, существенно отличная от нашей, будет иметь совершенно иную, чем мы, картину мира», – утверждал, например, А.М. Мостепаненко в монографии 1974 года (Мостепаненко А.М. Пространство и время в макро-, мега– и микромире – М.: Политиздат, 1974, с. 15).
В 1979 г. тот же философ пишет о необходимости подойти более научно к вопросу о связи с инопланетными цивилизациями, преодолев «антропоцентризм второго рода». Этот антропоцентризм, пока ещё свойственный нашей культуре, обусловлен нашей психофизической организацией и особенностями нашей космической системы. Поэтому в исследовании взаимоотношений качественно неисчерпаемой Вселенной с качественной определённостью тех или иных цивилизаций необходимо учитывать неединственность того взгляда на мир, который порождён частными условиями существования нашей цивилизации (Мостепаненко А.М. Человек и Вселенная. – В кн.: Методологические проблемы изучения человека в марксистской философии – Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1979, с. 138–139).
А.С. Кармин, рассматривая тот же вопрос, указывает на неизбежность отличия «негеоцентрического» сознания от «геоцентрического». Это отличие может проявляться в иных средствах формирования наглядных образов, особых способах переработки информации, в какой-то особой, «негеоцентрической» логике, выведенной из особенностей взаимоотношений с качественно иными реальностями и т. д. Всё это делает вопрос об обмене информацией между «геоцентрической» цивилизацией и «негеоцентрическими» цивилизациями далеко не таким простым, как это представлялось сверхоптимистам. Ведь даже характер образов, отражающих одну и ту же реальность, мог бы оказаться существенно различным (Кармин А.С. Обобщение идеи негеоцентризма в научном познании. – В кн.: Методологические вопросы физики, Вып. II. Тарту; Изд-во Тартус. ун-та, 1975, с. 57–58).
Выяснение всего комплекса возможных отличий между цивилизациями имеет, безусловно, громадное значение для построения системы их научного поиска, создания принципиально новых направлении поиска. Лишь дальнейшая космизация познания и познавательных способностей человека может открыть возможность для связи с негеоцентрическими цивилизациями.
В связи с гносеологическими различиями цивилизаций возникает проблема их совместимости. Исследователи весьма по-разному оценивают такую совместимость. Ю.А. Школенко выделяет в этом вопросе два типа концепций – минималистские и максималистские. Минималисты считают, что взаимовлияние цивилизаций может быть лишь незначительным, минимальным, что «высокоразвитая внеземная цивилизация не окажет на человечество никакого существенного воздействия или люди не воспримут его ввиду индивидуальных особенностей их восприятия и развития» (Школенко Ю.А. Философия, экология, космонавтика – М: Мысль, 1983, с. 24). Максималисты же надеются на быстрый расцвет земной цивилизации под воздействием «собратьев по разуму». В противовес им Школенко выдвигает «оптималистскую» гипотезу: под влиянием более развитой цивилизации люди воспримут и усвоят лишь то, что соответствует возможностям и направленности их собственной цивилизации (Там же).
В.В. Ильин, В.Б. Борщев и Ф.3. Рохлин в доказательство негеоценричности разума цивилизаций, формирующихся в неземных условиях, приводят аргумент о том, что «абсолютно тождественной мозгу материальной основы сознания быть ни может» (Ильин В.В., Борщев В.Б., Рохлин Ф.3. Может ли машина мыслить. – В кн.: Философские вопросы современного естествознания – Казань: Изд-во Казан. ун-та, 1961, с. 78). Гносеологический негеоцентризм, по их убеждению, заключается, прежде всего, в признании того, что качественное отличие объектов отражения в негеоцентрическом центре формирования цивилизации должно порождать и качественное отличие образов, в которых отражается мир. А раз это так, то и отражаться ими будет совершенно иной космос, нежели тот, что является нам через нашу систему образов. И сам характер оперирования этими образами, характер логических связей должен быть совершенно иным. Ибо логика не дается априори мыслящему сознанию, она есть путь следования мысли, обусловленный системой отношений данного типа сознания с предстающим ему миром.
Выше мы уже изложили некоторые основы сформулированной нами негеоцентрической концепции способа восприятия. Логично предположить, что представитель цивилизации, способ восприятия которого сформировался на «куске материи», качественно ином, нежели наша Земля, «высвечивал» бы материальный мир в качественно иной «плоскости», нежели мы. Но тогда и тот «слой» материи, в котором проходила бы его жизнедеятельность и практика, был бы совершенно иным. Иной была бы и используемая им информация, её знаковые системы, материальные носители этих знаковых систем и изобразительные средства мышления. Он мог бы использовать, скажем, не радиосвязь, а её аналоги в известном ему мире. Иным мог бы быть и набор вещественно-субстратных элементов, выраженный в его земном варианте в таблице Менделеева. В таком случае представители различных цивилизаций могли бы оказаться в пространственной близости друг от друга, но при этом просто не воспринять друг друга, либо воспринять в своём сенсорном мире лишь физические проявления энергетических выбросов своих «собратьев по разуму».
Это простое соображение резко усложняет наши представления о поиске внеземных цивилизаций и объектах этого поиска. Бытие цивилизаций может протекать в различных «слоях» материального мира. Эти «слои» могут пересекаться между собой, совпадать, либо проходить относительно обособленно друг от друга. Концепция способа восприятия связывает возможности обнаружения негеоцентрических цивилизаций с созданием искусственных способов восприятия, расширяющих «слой» охвата нами космической материи и коренным образом преобразующих наше мировосприятие. Делается это, как уже говорилось, путём гносеологической комбинации наших зрительных образов и создания всё новых систем символически-теоретических образов.
Приспосабливая присущий ему тип образности к онтологически иным мирам, человек способен адаптировать и своё мышление к восприятию гносеологических образов негеоцентрических цивилизаций. «Прошивая» материю в самих разных направлениях, новые познавательные средства позволят вторгнуться в негеоцентрические слои действительности и отобразить их обитателей.
На протяжении веков фантасты пытались изобразить качественно иных обитателей космических миров. Делали они это, по необходимости опираясь на земную реальность, и потому образы «инопланетян» выходили у них чисто геоцентрическими. Чтобы отойти подальше от человекоподобия, они лишь усиливали земноподобие: изображали инопланетных пришельцев в виде вызывающих отвращение земных тварей: разнообразных земноводных и насекомых, пресмыкающихся и паукообразных в особенности ящеров и пауков, многоконечностных или наделённых многочисленными щупальцами каннибалов. Весьма излюбленными были также различные модификации человеческого облика: ангелоподобные крылатые существа, гибриды людей с ночными хищниками, маленькие синие человечки и т. д.
Более негеоцентричными были попытки изображения различных типов так называемого синтетического разума: мыслящие облака, плесень, тростник, океан и т. д. Но если мы покопаем каждое из таких представлений, то обнаружим в них то же земноподобие. Наука сегодня оказывается неизмеримо фантастичнее всякой фантастики. Она пытается нарисовать мыслящих существ, вообще лишённых земноподобных образов. Для этого у неё имеются собственные, мыслительно сконструированные изобразительные средства.
7.3. Другие «сенсорные» миры
Различие способов восприятия и связанное с ним различие «сенсорных миров» живых существ даёт себя знать уже в условиях Земли. Гигантское разнообразие этих способов и этих миров описано в книге И. Акимушкина «Открытие шестого чувства».
Муравьи обладают обонятельной ориентацией, метят свои пути пахучими веществами. Пчёлы используют для ориентации явление поляризации света, невоспринимаемое людьми. Вкусовые ощущения являются основой чувственного мира планарий. Они познают мир с точки зрения того, каков он на вкус. Рыбка мормирус (водяной слон), живущая в мутной воде, испускает электромагнитные колебания и ловит их, распознавая рельеф дна и изменение окружающей обстановки не хуже, чем если бы она обладала острейшим зрением. Совы видят тепловые лучи, испускаемые телами животных. Их «тепловизоры» – это не просто способ ночного видения, они «высвечивают» в мире, главным образом, возможную добычу и образы врагов. Некоторые глубоководные кальмары имеют термоскопические «глаза», распределённые в виде множества точек на хвосте. Эти «глаза» снабжены светофильтром, проницаемым только для инфракрасных лучей, и преломляющей линзой-хрусталиком, концентрирующей эти лучи на воспринимающем центре. Термолокаторами для охоты обладают и ядовитые змеи-щитомордники.
Хорошо известны эхолокаторы летучих мышей. Они испускают через гортань ультразвуковые «крики», от 5 до 60 в одну секунду. Затем они ловят эхо своих криков от тел окружающего мира своими большими ушами, ориентируясь в происходящем с филигранной точностью. Ведущий орган летучих мышей обладает также тем своеобразием, что он неантропоцентрически воспринимает течение времени. Ведь длительность каждого импульса-крика длится от 2 до 5 тысячных долей секунды. А пространственная точность этих «приборов» такова, что она позволяет «запеленговывать» предметы диаметром всего в 0,1 мм.
На довольно дальних расстояниях эхолокаторами постоянно пользуются многие рыбы, птицы, китообразные. У некоторых видов моллюсков обнаружен магнитный компас (Акимушкин И.И. Открытие шестого чувства. М.: Наука, 1964). Термиты и майские, жуки также способны ориентироваться по магнитным силовым линиям. Бактерии, акулы, медоносные пчёлы, голуби способны определять направление геомагнитных полей. Магнитный брусок или пара соленоидов, прикреплённых к голове голубя, полностью нарушают его ориентацию (Электромагнитные поля в биосфере. Т. 2. – М.: Наука, 1984, с. 35).
Глаза некоторых мух и стрекоз оснащены «лупой времени». Поскольку их выживание зависит от быстроты реакции, они в короткие промежутки времени способны увеличивать свою реактивность за счёт расширения субъективного восприятия времени (Шовен Р. Жизнь и нравы насекомых – М.: Наука, 1960, с. 24).
Рыб долго считали «глухонемыми». На самом же деле глухонемыми по отношению к чрезвычайно многообразным рыбьим звуковым мирам являемся именно мы. Плавательный пузырь, связанный с внутренним ухом, позволяет осуществлять невероятно тонкую звуковую чувствительность. Каждая из рыб обладает особым звуковым миром, порой несопоставимым с мирами других рыб, а тем более – с миром человека. Так, рыба-гольян слышит звуки от 40 до 60 тыс. Гц, чёрный бычок – 800–900 Гц. (Пулатов А.М. Никифоров А.С. Чудеса природы – Душанбе: Ирфон, 1972, с. 56–57).
Бывают в природе и совсем уж экзотические способы восприятия. Ямкоподобные органы африканской шпорцевой лягушки, выстланные микроскопическими волосками, настолько чувствительны, что позволяют даже слепой лягушке ловить насекомых и их личинки. А возникает такая чувствительность благодаря сгибанию этих волосков при малейших движениях воды, создаваемых проплывающими телами (Тинберген Н. Поведение животных – М.: Мир, 1985, с. 41).
Но особенно совершенным средством неантропоморфной пространственной ориентации можно, по-видимому, считать акустические локаторы дельфинов. Дельфины не только слушают исходящие от предметов звуки, но и управляют «звуковидением», активно «прощупывая» различными звуками окружающую среду. Звук, издаваемый верхними дыхательными путями, отражается вогнутой лобной поверхностью черепа и фокусируется лобной подушкой, собираясь в узкий направленный луч. Для обнаружения объектов, находящихся на дальних расстояниях, дельфин издает громоподобные щелчки, сравнимые по силе звука с пистолетными выстрелами. Ведь посланный звук возвращается чрезвычайно ослабевшим. Чем ближе объект, тем слабее «крик». Изменяется и частота звука. Звуковая «работа» дельфина позволяет «высветитъ» поведение объекта во всех деталях (Супин А.Я. В центре внимания – дельфин – М.: Знание, 1983, с. 41). «Можно, – пишет А. Супин, – не боясь преувеличений, сказать, что акустический локатор дельфина – одно из самых выдающихся творений природы. Благодаря ему перед дельфинами открыт мир, неведомый и непонятный нам: звучащий мир, где каждый предмет имеет свой голос, свой звуковой образ» (Там же. С. 42).
Муравьи обладают обонятельной ориентацией, метят свои пути пахучими веществами. Пчёлы используют для ориентации явление поляризации света, невоспринимаемое людьми. Вкусовые ощущения являются основой чувственного мира планарий. Они познают мир с точки зрения того, каков он на вкус. Рыбка мормирус (водяной слон), живущая в мутной воде, испускает электромагнитные колебания и ловит их, распознавая рельеф дна и изменение окружающей обстановки не хуже, чем если бы она обладала острейшим зрением. Совы видят тепловые лучи, испускаемые телами животных. Их «тепловизоры» – это не просто способ ночного видения, они «высвечивают» в мире, главным образом, возможную добычу и образы врагов. Некоторые глубоководные кальмары имеют термоскопические «глаза», распределённые в виде множества точек на хвосте. Эти «глаза» снабжены светофильтром, проницаемым только для инфракрасных лучей, и преломляющей линзой-хрусталиком, концентрирующей эти лучи на воспринимающем центре. Термолокаторами для охоты обладают и ядовитые змеи-щитомордники.
Хорошо известны эхолокаторы летучих мышей. Они испускают через гортань ультразвуковые «крики», от 5 до 60 в одну секунду. Затем они ловят эхо своих криков от тел окружающего мира своими большими ушами, ориентируясь в происходящем с филигранной точностью. Ведущий орган летучих мышей обладает также тем своеобразием, что он неантропоцентрически воспринимает течение времени. Ведь длительность каждого импульса-крика длится от 2 до 5 тысячных долей секунды. А пространственная точность этих «приборов» такова, что она позволяет «запеленговывать» предметы диаметром всего в 0,1 мм.
На довольно дальних расстояниях эхолокаторами постоянно пользуются многие рыбы, птицы, китообразные. У некоторых видов моллюсков обнаружен магнитный компас (Акимушкин И.И. Открытие шестого чувства. М.: Наука, 1964). Термиты и майские, жуки также способны ориентироваться по магнитным силовым линиям. Бактерии, акулы, медоносные пчёлы, голуби способны определять направление геомагнитных полей. Магнитный брусок или пара соленоидов, прикреплённых к голове голубя, полностью нарушают его ориентацию (Электромагнитные поля в биосфере. Т. 2. – М.: Наука, 1984, с. 35).
Глаза некоторых мух и стрекоз оснащены «лупой времени». Поскольку их выживание зависит от быстроты реакции, они в короткие промежутки времени способны увеличивать свою реактивность за счёт расширения субъективного восприятия времени (Шовен Р. Жизнь и нравы насекомых – М.: Наука, 1960, с. 24).
Рыб долго считали «глухонемыми». На самом же деле глухонемыми по отношению к чрезвычайно многообразным рыбьим звуковым мирам являемся именно мы. Плавательный пузырь, связанный с внутренним ухом, позволяет осуществлять невероятно тонкую звуковую чувствительность. Каждая из рыб обладает особым звуковым миром, порой несопоставимым с мирами других рыб, а тем более – с миром человека. Так, рыба-гольян слышит звуки от 40 до 60 тыс. Гц, чёрный бычок – 800–900 Гц. (Пулатов А.М. Никифоров А.С. Чудеса природы – Душанбе: Ирфон, 1972, с. 56–57).
Бывают в природе и совсем уж экзотические способы восприятия. Ямкоподобные органы африканской шпорцевой лягушки, выстланные микроскопическими волосками, настолько чувствительны, что позволяют даже слепой лягушке ловить насекомых и их личинки. А возникает такая чувствительность благодаря сгибанию этих волосков при малейших движениях воды, создаваемых проплывающими телами (Тинберген Н. Поведение животных – М.: Мир, 1985, с. 41).
Но особенно совершенным средством неантропоморфной пространственной ориентации можно, по-видимому, считать акустические локаторы дельфинов. Дельфины не только слушают исходящие от предметов звуки, но и управляют «звуковидением», активно «прощупывая» различными звуками окружающую среду. Звук, издаваемый верхними дыхательными путями, отражается вогнутой лобной поверхностью черепа и фокусируется лобной подушкой, собираясь в узкий направленный луч. Для обнаружения объектов, находящихся на дальних расстояниях, дельфин издает громоподобные щелчки, сравнимые по силе звука с пистолетными выстрелами. Ведь посланный звук возвращается чрезвычайно ослабевшим. Чем ближе объект, тем слабее «крик». Изменяется и частота звука. Звуковая «работа» дельфина позволяет «высветитъ» поведение объекта во всех деталях (Супин А.Я. В центре внимания – дельфин – М.: Знание, 1983, с. 41). «Можно, – пишет А. Супин, – не боясь преувеличений, сказать, что акустический локатор дельфина – одно из самых выдающихся творений природы. Благодаря ему перед дельфинами открыт мир, неведомый и непонятный нам: звучащий мир, где каждый предмет имеет свой голос, свой звуковой образ» (Там же. С. 42).