Ли Эйна. Дорога любви

   – Надеюсь, вы накричались, – громко произнес, входя в комнату, Пит Фейбер, прервав тем самым невеселые мысли Коллахена. – Вас слышно даже в доме рабочих. – Он уселся за стол и начал осторожно наливать себе кофе.
   Коллахен откинулся на спинку стула и принялся раскуривать сигару. Каждый день после утреннего кофе владелец ранчо и его управляющий обсуждали хозяйственные проблемы.
   – Думаю, пора клеймить телят и перегонять их на восточное пастбище, – пробурчал Коллахен.
   Пит кивнул:
   – Согласен. Там уже довольно густая трава.
   В эту минуту кто-то из ковбоев осторожно постучал в дверь и затем шагнул в комнату, держа шляпу в руках.
   – У нас плохая новость, Ти Джей. Я прошелся вдоль южной границы около палаточного городка. Ограда, которую мы там сделали, сломана.
   – Черт побери, – прошипел Коллахен. – Наверняка опять эта железнодорожная свора. Они напиваются в субботу вечером и куролесят, пока не протрезвеют.
   – Керли, не хотите чашечку кофе? – спросила Роури, прерывая тираду отца.
   – Нет, благодарю вас, мэм.
   Несмотря на искренность этого предложения, принимать его не следовало. Как бы радушна ни была молодая хозяйка, работники знали свое место и могли решиться на что-либо подобное только по приглашению самого Т. Дж. Коллахена. Единственным исключением был Пит Фейбер, но он был управляющим и жил здесь со времен основания «Округа Си».
   Пит быстро допил кофе и встал.
   – Я возьму пару человек, и мы починим ограду. Пошли, Керли.
   Молодой ковбой чуть задержался, чтобы поклониться и, улыбнувшись, произнести:
   – Спасибо за приглашение, мисс Роури. – Затем он надел шляпу и последовал за управляющим.
   Часом позже Коллахен, сопровождаемый Роури, подъехал к железной дороге. Он сам решил проверить, в каком состоянии находится проволочная ограда, которая тянулась вдоль пути на три мили.
   Эту ограду Коллахен регулярно переносил следом за движением рельсов на восток, добиваясь того, чтобы его владения были огорожены в каждую сторону от палаточного городка не меньше, чем на милю.
   Свою злость из-за невозможности доказать, что ущерб нанесен железной дорогой, Коллахен решил сорвать на своих работниках.
   – Вы, парни, собираетесь весь день чинить несколько футов ограды?
   Пит Фейбер, как и следует управляющему, который хочет пользоваться уважением своих подчиненных, вступился за них перед хозяином:
   – Тебе не надо втыкать в нас шпоры, Ти Джей. Мы работаем быстро, как можем. – И добавил своим протяжным голосом: – Нам придется поменять несколько столбов.
   – Мне нужно, чтобы на коровах было поставлено клеймо сегодня же и чтобы их перегнали на пастбище, – объявил Коллахен.
   Тут, к его большому неудовольствию, из-за поворота появился поезд.
   В паровозе в этот момент находились те же Калеб Мэрфи и Томас Грэхем. Мэрфи первый увидел владельца ранчо и крикнул:
   – Эй, доктор, среди них нет молодой Коллахен? Томас Грэхем, изучавший какой-то медицинский журнал, немедленно поднял голову.
   – Роури? – Он высунулся с другой стороны будки, внимательно вглядываясь вперед.
   – Мэрф, останови поезд! – крикнул он, как только узнал Роури Коллахен.
   – Остановить поезд? – удивился Мэрфи, но нашел, что в этой просьбе нет ничего невозможного, и замедлил ход, а потом нажал на тормоз так, что паровоз остановился прямо напротив всадников из «Округа Си».
   – Доброе утро, Роури, – произнес Томас, появляясь в окошке будки.
   Роури сразу поняла, что поезд остановился ради нее, и энергично ответила на приветствие:
   – Доброе утро, Томас!
   – Мистер Коллахен, – поднял шляпу Томас, заметив владельца ранчо.
   Тот пробурчал что-то под нос и отвернулся. Томас увидел и Пита Фейбера и окликнул его:
   – Как себя чувствует ваше плечо Пит? Управляющий заулыбался и помахал рукой, показывая, что она свободно двигается.
   – Просто прекрасно, доктор. Вы его превосходно залатали.
   – А что это за проволока? – удивился Томас. Роури хотела ответить на этот вопрос, но отца опередить ей не удалось. Тот взорвался яростью:
   – Я хочу быть уверен, что вы, железнодорожный сброд, не полезете в мои владения. Не хочу никого из вас видеть в «Округе Си».
   – Да, сэр, вы поставили нас об этом в известность при нашей последней встрече, – дружелюбно парировал Томас. Он не собирался вступать в словесную перепалку с владельцем ранчо.
   – Советую вам этого не забывать, – выкрикнул Коллахен.
   Однако Калеб Мэрфи не был столь миролюбив, как Томас, и, выпустив из своей трубки облако дыма, заметил:
   – Вы создаете себе уйму работы: вам придется передвигать эту ограду через пару недель.
   – Это мои проблемы! – Коллахен мрачно посмотрел на машиниста. – Проезжайте, вы задерживаете моих людей.
   Тем временем Томас уже сошел с подножки паровоза, а Роури спешилась с лошади.
   – Вы очень хорошо сегодня выглядите, – сказал он.
   Она вспыхнула.
   – Спасибо.
   Глаза Томаса выражали его восхищение намного красноречивее слов. Она смутилась, почувствовав себя маленькой девочкой, стоящей перед строгим воспитателем. Всю жизнь она провела в мужском обществе, но ни с кем не чувствовала себя такой неловкой. Он был из породы настоящих мужчин, и его присутствие делало ее саму женщиной, и ей это очень нравилось.
   Тут Роури вспомнила те несколько минут, которые они провели вместе в саду, и подумала, что могло бы тогда произойти дальше. Он, возможно, обнял бы ее и, может, сказал бы о любви…
   – Вы всегда хорошо выглядите, – прервал ее мечтания Томас. – И это утро не стало для вас исключением, мисс Коллахен.
   – Вы льстите мне, доктор Грэхем. Вы бы говорили такие комплименты и гадюке. – Такой выпад она совершила, чтобы сохранить дистанцию и не поддаться магической притягательности собеседника.
   – Что за сравнения, мисс Коллахен! Как вы можете сравнивать себя со змеей?
   – Напротив, я скорее ягненок, который не в силах противиться взгляду змеи, – вырвалось у нее.
   Томас, откинувшись назад, рассмеялся, и Роури невольно залюбовалась его лицом. От смеха оно стало красивее и моложе. Только линия рта оставалась мужественной, хоть полноватые губы и выглядели весьма чувственными. Она подумала, что хочет сейчас прильнуть к ним своими, и снова зарделась.
   – Но вы действительно самая красивая из всех. – Слова эти прозвучали очень искренне.
   – Вы всегда флиртуете так напористо, доктор?
   – Я только говорю то, что вижу, мэм. – И он улыбнулся еще раз своей чарующей улыбкой.
   В этот момент к ним подъехал Коллахен, и Томас ему почтительно поклонился, но и на сей раз его приветствие было проигнорировано.
   – Так ты едешь, Роури?
   В смущении от грубого тона отца она отрицательно покачала головой.
   – Я поеду назад с ковбоями.
   Отец и дочь обменялись не самыми дружественными взглядами. Затем Коллахен молча повернул лошадь и так всадил ей в бока шпоры, что она рванула с места.
   Мэрфи дал несколько свистков. Больше времени на разговоры не оставалось, и Томас поспешил назад, прыгнув на подножку паровоза, когда тот уже начал набирать ход.
   Роури вскочила в седло и поскакала рядом с паровозом.
   – Вы изменились, Томас. Не пойму только в чем.
   – Может, дело в поясе с пистолетом? – улыбнулся Томас, показав на висящий на бедре «кольт». – Как я понял, разгуливать в этих местах без него не стоит.
   – Скоро вы у нас станете настоящим «человеком с Запада»! – крикнула Роури. Затем натянула поводья и махнула рукой на прощание.
   Томас приложил руки ко рту и крикнул:
   – Когда я увижу вас снова?
   – Не знаю. – Что она знала наверняка, так это то, что ей придется долго спорить на эту тему с отцом.
   – А как насчет следующей субботы? Она отрицательно покачала головой:
   – Я вас не слышу!
   Томас высунулся из будки машиниста, чтобы повторить свой вопрос, но его собеседница была уже слишком далеко.
   – О черт!
   И он только поднял руку и помахал.

Глава 5

   Необычно теплый день подсказал Мичелину мысль разместить часть своей кухни за пределами вагона. И как только Томас спустился с паровоза, то сразу почувствовал запах жареной картошки. Несмотря на ранний час, повар уже вовсю занимался приготовлением обеда, чтобы Мэрфи успел доставить его на самый конец дороги, ко времени часового перерыва.
   На секунду Томас замер, изумленный тем, как сноровисто работает Мичелин. Картошка жарилась на двух железных противнях, которые стояли над огнем на железном треножнике. Перемешивание картошки осуществлялось просто – перебрасыванием ее из одного противня в другой.
   – Добрый вам день, доктор, – произнес Мичелин, заметив Томаса.
   – Того же и вам, Мичелин, – дружески ответил Томас. Он хорошо относился к повару, как, впрочем, и ко всем, кто решил приехать сюда, чтобы участвовать в историческом предприятии – строительстве трансконтинентальной дороги.
   Оставив картошку на попечение своего помощника, Мичелин поманил Томаса в сторону.
   – Доктор, вы не посмотрите миссис Рафферти? – произнес он шепотом, чтобы его просьбу не услышали посторонние уши. – Я подозреваю, что она совсем плохо себя чувствует. – Уголки его губ печально опустились. – Я не могу ее заставить даже есть.
   Мичелин уже не раз касался в разговорах с Томасом этой темы, и Томас разделял его тревогу. Он сжал плечо маленького повара и уверил его:
   – Я сделаю все, что смогу, Мичелин.
   В этот момент поблизости раздалось отчаянное кудахтанье. Оба быстро повернулись и увидели Калеба Мэрфи; в руках у него были клетки, из которых высовывались куриные головы. Лицо Мичелина расплылось в широкой улыбке:
   – Мэрфи! Ты принес мне кур!
   – Я решил избавиться от этих вонючих птиц, – проворчал Калеб. – Надоело мне их кукареканье.
   – Ты вовремя это решил, – загорелись глаза у Мичелина. Он подмигнул машинисту. – А мне надо избавиться от одной бутылки. Я надеюсь, ты не оставишь меня в беде?
   – Ты, как всегда, прав, дохлый червяк с наживки.
   Поскольку Томасу только что пришлось вынести полный репертуар Мэрфи, он подумал, что обмен не устающих кукарекать кур на целую бутылку вряд ли можно считать эквивалентным.
   Мичелин похлопал по одной из корзин.
   – Скоро здесь появятся яйца. – Он поднял глаза на Томаса. – А вы не останетесь отметить сделку, доктор?
   Томас поднялся.
   – К сожалению, сейчас у меня много дел. – Улыбнувшись, он быстро пошел прочь.
   – Хороший человек, – произнес Мичелин, наблюдая, как Томас спешит к своему устроенному в палатке медпункту.
   – С этим я, пожалуй, соглашусь, – произнес Мэрфи.
   Ткнув Мэрфи локтем, Мичелин произнес:
   – Ну, а теперь надо приниматься за наше дело. И оба, предвкушая знакомство с огненным напитком холмистой Ирландии, подняли клетки.
 
   В обязанности Томаса входило не только накладывание повязок и обработка ран, полученных рабочими. Также он должен был следить и за здоровьем членов их семей. Поэтому ему случалось и принимать роды в середине ночи, и вправлять руки и ноги пытливой молодежи, энергично осваивающей этот удивительный мир.
   Тяжелые увечья и даже смерти бывали в бригадах отнюдь не редки, и потому появление новой жизни Томас всегда считал праздником среди своих мрачных обязанностей.
   Несколькими часами раньше Томас обработал рану пятилетней девочке, которая, бегая босиком, напоролась на гвоздь. За терпение он наградил ее леденцами и напутственно произнес:
   – Настоящие леди босиком не бегают, мэм, они всегда надевают ботинки.
   Увидев леденцы, «леди» блеснула глазками, застенчиво протянула руку и, хихикнув, быстро запихнула их в рот.
   – Благословит вас Бог, – произнесла ее мать, в то время как девочка соскользнула вниз и отправилась играть к своим подружкам.
   Сейчас же, пользуясь перерывом в работе, Томас закрыл медицинский саквояж и подошел к окну. Положив локти на подоконник, он обвел взглядом знакомый пейзаж. Мэрфи, прихватив несколько поваров, уже отбыл на своем поезде в конец дороги. Приготовление к обеду на этом завершилось, и лагерь совершенно затих до самого вечера, когда железнодорожники снова наполнят палаточный городок шумом и криками.
   Томас разделял тревогу Мичелина по поводу Кэтлин Рафферти, но она упорно не являлась на обследование, и он решил проведать ее сам.
   Он застал Кэтлин дома. Ее руки были по локоть в мыльной пене – она терла одежду о стиральную доску.
   – Добрый день, миссис Рафферти, – поприветствовал он, входя.
   Кэтлин залилась краской, зная, что он наверняка отчитает ее за то, что она не следует его указаниям.
   – И вам доброго дня, доктор Грэхем. Он подтвердил ее опасения, сказав:
   – Я надеялся, что вы сегодня зайдете ко мне миссис Рафферти.
   Она опустила глаза.
   – Я не хочу вас обидеть, доктор, но в самом деле я не нуждаюсь в этом.
   – Кэтлин, вы выглядите сегодня очень плохо. Я хотел бы вас осмотреть.
   В ее взгляде появилось чувство вины.
   – Майкл говорит, что мне не надо лечиться, доктор. Он считает, что я изображаю больную, чтобы меньше работать.
   Зная Майкла Рафферти, Томас не удивился ее словам.
   – Кэтлин, – мягко произнес он, – мы оба знаем об этом лучше. Я бы не беспокоился, если бы был уверен, что у вас со здоровьем все в порядке.
   Закрыв на миг глаза, Кэтлин попыталась отогнать внезапные мысли. Стоит ли говорить этому человеку, что страдания ее души намного сильнее страданий тела? Можно ли делиться своими бедами с этим предупредительным человеком?
   – Но это правда, доктор. Сейчас я себя чувствую очень хорошо. Я просто потеряла аппетит. Вот почему я выгляжу такой слабой.
   Томас понял, что страх вызвать недовольство мужа у этой женщины намного сильнее, чем опасения за собственное здоровье. Спорить с ней, по всей видимости, было бесполезно.
   – Ну хорошо, вы можете мне по крайней мере обещать есть не менее трех раз в день, Кэтлин?
   Она подняла глаза, и они встретились с глазами Томаса.
   – Да, доктор, обещаю.
   – И еще одно обещание. – В руках Томаса появилась маленькая бутылочка. – Я хотел бы, чтобы вы употребляли это внутрь каждый день по чайной ложке.
   Ее глаза расширились от удивления.
   – Что это, доктор Грэхем?
   – Витамины. Они помогут вам вернуть аппетит.
   – Но если Майкл узнает, что я это принимаю… – Она осеклась, сообразив, что сказала лишнее.
   – Ваш муж может и не знать об этом. Но я был бы рад объяснить ему, что вам это полезно.
   – О нет, не надо! – поспешно выкрикнула она. В ее голосе слышалось отчаяние. Она поспешно спрятала бутылочку в широкий карман своего фартука. – Я буду это принимать, доктор. Обещаю вам. Но, пожалуйста, не говорите ничего Майклу.
   Томас подумал, что сказать-то Рафферти у него есть что, но, прежде чем он смог что-либо произнести, их разговор прервал выстрел, прогремевший где-то в городке.
   Томас немедленно выскочил из палатки и увидел, как, пригнувшись к лошади, мимо на полном ходу скачет Кин Маккензи. Всадник так спешил, что спрыгнул с лошади, когда она еще не остановилась.
   Его немедленно обступили те, кто оставался в городке: женщины, дети и пятеро мужчин.
   – Сюда направляется большой вооруженный отряд индейцев, – выкрикнул Кин. – Все женщины и дети должны немедленно идти в спальный вагон!
   Некоторые встретили эту весть тревожными возгласами, но остальные постарались их успокоить. Женщины побежали искать своих детей.
   – Рад видеть, что ты здесь, доктор, – произнес Кин, когда увидел в толпе Томаса.
   – И что мне надо делать? – спросил Томас.
   – Городок раскинулся слишком широко, чтобы его можно было защитить весь. Мы построим перед спальным вагоном баррикаду.
   После этих слов мужчины немедленно отправились к куче сваленных в стороне железнодорожных шпал.
   Кин крикнул женщинам, подходящим к спальному вагону:
   – Кто из вас, леди, когда-либо стрелял из ружья? – Поднялось несколько рук. – Мне очень жаль, но нам потребуется ваша помощь. Раздайте ружья!
   Кэтлин бросилась бегом к вагону – ружья и боеприпасы были привязаны к потолку спального вагона.
   Кин продолжил:
   – Нужен еще хороший наездник, чтобы добраться до конца дороги и привести помощь. Должен сказать, задача нелегкая – индейцы не так глупы, чтобы не помешать этому.
   – Поеду я, Кин, – вызвался Томас.
   – Думаю, ты нужен здесь, доктор.
   – Папа говорит, я хорошо держусь в седле, сэр, – заявил тринадцатилетний мальчуган.
   – О нет, Джимми, только не ты! – выкрикнула его мать, оттаскивая мальчишку за рукав.
   В этот момент из-за холма с криками и улюлюканьем показались около полусотни индейцев. Мальчик выскользнул из рук матери и вскочил на лошадь Кина. Пустив ее в галоп, он понесся прочь, в то время как другие женщины силой уводили его мать в вагон.
   Не успели мужчины достроить баррикаду, как на них хлынул поток стрел; вокруг баррикады взвизгнуло несколько пуль. Едва Мичелин успел затащить под укрытие шпал своих драгоценных кур, как индейцы ворвались в городок.
   Общий ужас и сумятицу сопровождали выстрелы, крики детей и улюлюканье индейцев.
   Расторопность Кина не позволила индейцам застичь лагерь врасплох. Встретив дружный залп защитников, они в замешательстве остановились, а затем поспешили скрыться среди деревьев.
   Испуская полные ненависти крики, самые смелые из краснокожих стали перебегать от дерева к дереву.
   – Они хотят, чтобы мы израсходовали патроны, – догадался Кин. – Стреляйте только наверняка.
   Через несколько минут в защитников полетели горящие стрелы. Несколько палаток занялось огнем.
   – Боже! – воскликнул Томас. – Мой саквояж! Прикройте меня!
   – Доктор, сиди тут! – крикнул ему Кин, но Томас уже бежал к своей горящей палатке.
   Поначалу он укрывался от стрел за бочонками, но потом, когда до палатки оставалось еще около полусотни футов, надо было бежать по совершенно открытому пространству. Индейцы заметили Томаса, и в бочку, у которой он остановился, стали впиваться стрелы с разноцветными перьями на концах.
   Сейчас или никогда. Томас глубоко вдохнул, нагнулся, чтобы стать менее удобной мишенью, и метнулся к палатке. Стрелы тыкались в землю позади, чуть опаздывая и не успевая настичь свою жертву.
   Подняв томагавки, несколько самых воинственных индейцев бросились за ним из-за деревьев. Не которые из них были сразу уложены выстрелами с баррикады.
   Когда Томас распахнул дверь, пламя уже лизало пол и стены. Глаза сразу защипал едкий черный дым. Томас схватил свой саквояж, мысленно возблагодарив судьбу, что успел вовремя, как вдруг заметил лежащий на стуле ремень с «кольтом», который снял, осматривая пациента. Перекинув его через плечо, Томас повернулся к двери.
   И вовремя. В дверном проеме выросла фигура покрытого боевой раскраской индейца, который поднял томагавк и с криком устремился на Томаса. Томас сделал два выстрела не целясь. Индеец прыгнул к нему и, схватив за ногу, повалил на землю. Они сцепились в яростном поединке.
   Довольно долго никто из сражающихся не мог одержать верх, наконец Томасу удалось нанести своему противнику сильный удар в подбородок. Почувствовав, что захват индейца ослаб, он поднялся на колени и пополз к валявшимся на полу «кольту» и саквояжу.
   Томас выбежал из палатки, чувствуя, что его силы почти на исходе. Кашляя от дыма, попадавшего в легкие, он бросился к бочкам. Неподалеку упал еще один индеец – он бросился было на Томаса, но меткий выстрел Кина уложил его на землю.
   Пули взбивали вокруг бегущего маленькие земляные фонтаны. Было мгновение, когда он подумал, что его легкие сейчас лопнут, но наконец, прыгнув вперед головой через баррикаду, он добрался до цели. Жадно хватая ртом воздух, Томас чувствовал, как бешено колотится его сердце, почти выпрыгивая из груди.
   – Ну и дурак ты, доктор. Но дуракам везет, – зло пробормотал Кин.
   – Посмотри лучше на это, – показал Мичелин на объятый огнем фургон со съестными припасами. Покраснев от гнева, маленький человечек поднялся и погрозил кулаком индейцам. – Ну и всыплю я вам, нехристи, если вы заденете мою кухню. – Его ирландский акцент стал от волнения еще заметнее.
   – Пригнись, Дэннехи, если тебе жить не надоело, – отрывисто бросил Кин и резко обернулся, поскольку услышал чей-то хрип.
   Один из защитников баррикады, уронив ружье, опустился на колени; из его груди торчал конец стрелы, и Томас поспешил к нему. После короткого осмотра он безнадежно покачал головой.
   Кэтлин Рафферти выскочила из вагона и, подобрав ружье умирающего, заняла место неподалеку от Кина. Тот бросил на нее косой взгляд.
   – Миссис Рафферти, что вы здесь делаете?
   – Я могу заряжать вам ружья.
   – Это слишком опасно. Возвращайтесь назад.
   – Я не боюсь, Кин, – твердо ответила она. Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
   – Ладно, тогда не высовывайте голову, – предупредил он ее и снова повернулся к индейцам.
   Те временно отступили, дав передышку защитникам баррикады. Кин решил использовать это время для того, чтобы подсчитать оставшиеся боеприпасы.
   – А вы вообще-то умеете стрелять? – подозрительно спросил он Дэннехи.
   – Стрелять я могу, – ответил тот, – но, думаю, не попадаю туда, куда целюсь.
   Кин бросил взгляд на индейцев и с горечью произнес:
   – С близкого расстояния трудно не попасть. Все поняли, о чем он подумал.
   – Как вы считаете, Джимми Келли сможет прорваться? – тихо спросила Кэтлин.
   Кин пожал плечами.
   – Трудно сказать. Думаю, моя лошадь самая быстрая в этих краях. Если он проскачет мимо вас, догнать его будет уже невозможно.
   – А мы сможем продержаться до прибытия помощи?
   Кин на миг повернулся к ней. Он хотел сказать что-то, чтобы ее успокоить, но ясность ее глаз не позволила ему солгать.
   – У нас слишком мало боеприпасов, Кэтлин, – ответил он тихо.
   Она улыбнулась, услышав, как звучит ее имя в его устах. Неужели Бог не простит ей того, что она предпочла бы умереть с Кином Маккензи, чем жить со своим мужем, которому принадлежит по закону? Будет ли у нее когда-либо…
   Леденящий кровь крик прервал ее мысли. Пришпорив лошадей и оглашая воздух боевым кличем, индейцы бросились в атаку из укрытий за деревьями.
   Несмотря на столь большое неравенство сил, маленький отряд защитников продолжал борьбу с отчаянным мужеством.
   Всадники «Округа Си» только собрались возвращаться обратно, как вдруг услышали в каньоне гулкое эхо выстрелов. Пит Фейбер поднял голову.
   – Похоже, стреляют в палаточном городке. – Через несколько секунд его лицо вытянулось. – Посмотрите туда! – На горизонте поднялось черное облако дыма. – Черт побери! – выругался он. – Похоже, это краснокожие. Они подожгли лагерь!
   – Там осталось много женщин и детей, – с ужасом произнесла Роури.
   – Знаю, – пробурчал Пит, размышляя, что они могут сделать.
   – Я видел, что утром поезд увез всех мужчин, Пит, – сообщил ему Керли.
   – Думаю, раз городок горит, там мало кто остался в живых, – заметил один из ковбоев.
   – Томас! – воскликнула Роури. – Там Томас! Помнишь, он ехал туда утром? – Она взволнованно повернулась к Фейберу. – Пит, мы должны им помочь.
   – Думаю, ничего другого нам не остается, раз там женщины и дети. Мы поскачем туда, а тебе лучше поехать на ранчо и привести помощь.
   – Хочешь ты этого или нет, но я поеду с вами! – крикнула она и, не дожидаясь ответа, пришпорила лошадь и поскакала вперед.
   – Чертова девка, – пробормотал Пит, поворачивая своего коня. – Когда-нибудь она сломает себе шею.
   Роури никогда не скакала так быстро. Ее сердце билось так же громко, как стучали по земле копыта ее лошади. Она гнала от себя мысли о том, что сейчас происходит в городке. И что с Томасом. Вряд ли он еще жив.
 
   Целиком поглощенные борьбой с горсткой защитников баррикады, индейцы не заметили, как в городке появились люди «Округа Си».
   – Всадники! – первым крикнул Кин.
   – Всадники? – переспросил Томас. – Откуда?
   – Похоже, из «Округа Си». Черт побери, – вырвалось у него, – среди них эта сумасшедшая Роури.
   Услышав это, Томас разинул рот от удивления.
   Заметив, что у них появился новый противник, индейцы поспешили повернуть своих лошадей. Ковбои подъехали к баррикаде.
   – Привет, Пит, – коротко бросил Кин, как только всадники соскочили с коней, затем повернулся к индейцам и снова стал целиться.
   Роури глядела на Томаса во все глаза.
   – Ты решила свести счеты с жизнью? – спросил он. – Тогда ты выбрала верный путь. – Он взглянул на нее и встретил взгляд, от которого сразу сменил тон. – Я не хотел бы, чтобы с тобой что-нибудь случилось.
   Некоторое время они молча смотрели друг на друга.
   – Мы выберемся из этого. Я знаю, обязательно выберемся, – тихо произнесла она.
   Опустив голову, он начал заряжать револьвер.
   – Конечно. У нас с тобой есть одно незаконченное дело.
   – Какое дело?
   Он проверил, снят ли револьвер с предохранителя, и неопределенно пожал плечами.
   – Я считаю, что задолжал тебе поцелуй. Роури вспыхнула, вспомнив, как страстно желала этого на вечере танцев.
   – Я так себя выдала?
   – Нет, я сам этого хотел, – ушел он от ответа. – Думаю, такой возможности у нас может больше и не быть. – Он остановил взгляд на ее губах.