- Назовите мне настоящее имя ее соблазнителя и, если бы все короли мира просили, чтобы я пощадил его, я и тогда не согласился бы на это! - сурово произнес папа.
   - Господин и повелитель, он скрыл, кто он такой, из страха вашего справедливого гнева. Даже его возлюбленная знала только имя Джованни, хотя по всей вероятности, и оно было вымышленное! - ответила Нотта.
   - По закону, христианин, находящийся в любовной связи с еврейкой, наказуется смертью! Вы думаете, ваше святейшество, что таинственный Джованни был бы достоин этого наказания? - живо спросил Цезарь.
   - Уведите ее! - вместо ответа проговорил папа и, схватившись за сердце, прибавил: - мне дурно!
   - Удалите свое несчастное дитя, добрые женщины! - обратился Цезарь к старым еврейкам. - Несмотря на болезнь, она еще слишком хороша для того, чтобы оставаться среди народа. Хотя ваши труды оказались бесполезны, рыцарь святого Иоанна, тем не менее, и его святейшество, и мы все, очень благодарны вам за ваше старание найти убийцу несчастного герцога Гандийского. Это самое горячее желание всей нашей семьи.
   Нотта и Морта бросились к Мириам, на лице которой в первый раз за весь день отразился страх. Альфонсо, не обращая внимания на умоляющий взгляд Лукреции, помог Мириам подняться с места и объявил, что сам проводит молодую девушку. Цезарь сделал знак старухам, чтобы они не препятствовали рыцарю, и те, рассыпаясь в благодарностях, пошли вслед за Альфонсо, который заботливо поддерживал Мириам.
   Рыцарю не легко было пробраться с еврейками через густую толпу разъяренной черни. К счастью, ему помог отец Бруно. Дойдя до ворот гетто, старухи снова начали благодарить рыцаря, но по тону, каким произносились слова благодарности, можно было скорее предположить, что они проклинают его. Альфонсо очень хотелось проводить Мириам до самого дома, но он боялся настроить старых ведьм против их племянницы, а потому ограничился лишь тем, что напомнил старухам о болезни Мириам и затем пошел с отцом Бруно обратно.
   Не успели они отойти несколько шагов, как монах снова начал уговаривать Альфонсо уехать из Рима.
   - Я не знаю, почему вы думаете, что я изменю свое решение, нетерпеливо возразил Альфонсо. - Наоборот, с тех пор, как я увидел, что папа пламенно желает отыскать убийцу своего сына, у меня явился лишний повод остаться здесь.
   - Да, вы сегодня стояли на волосок от того, чтобы приподнять завесу ужасной тайны. Но будьте осторожны. Помните, что доведенная до крайности женщина более жестока, чем самый злой мужчина!
   Этот намек на Лукрецию, в соединении с тем, что говорила Мириам, произвел сильное впечатление на Альфонсо. Он вспомнил о встрече еврейки с Мигуэлото и о рассказе относительно убийства герцога Гандийского и вдруг почувствовал большое недоверие также и к отцу Бруно.
   - Дайте мне только проучить дерзкого англичанина, уверяющего, что ни один итальянец не в состоянии сражаться с ним, и я очищу вам всем путь, если бы он даже был покрыт лилиями и розами. Мне и самому надоело и все и вся здесь, - проговорил Альфонсо и посмотрел на монаха так, что тот вздрогнул.
   - Нам всем? - смущенно повторил отец Бруно.
   - Да, вам всем, монах! Вы все - одного поля ягоды! Я щажу ваш духовный сан и потому не выражаюсь яснее. Одно могу сказать, что люди очень удивились бы, если бы узнали, какое у вас было продолжительное совещание с вашей духовной дочерью. Какое счастье, что удар грома, или вернее - удар камня, брошенный чьей-то рукой, спас вас от великого греха.
   На лице монаха выразилась такая смесь горя, стыда, сомнения и гнева, что даже Альфонсо стало страшно.
   - Будьте покойны, я не выдам вас. Но вы также знайте, что я могу побить вас вашим же оружием! - сказал Альфонсо в заключение и поспешно ушел.
   ГЛАВА XV
   Наконец, наступил давно ожидаемый день турнира. Праздник начался с того, что Цезарь отправился в Капитолий, чтобы вступить в должность хоругвеносца церкви. Среди зрителей находился и Альфонсо д'Эсте, которому интересно было видеть, как герцог примет то звание, которое принадлежало его убитому брату. Цезарь был очень спокоен. Из уважения к римскому сенату и народу, он шел во время церемонии с непокрытой головой. Вдруг к нему подошла какая-то женщина, изображавшая Судьбу, - никто не знал, кто она такая, - и, предсказав ему блестящее будущее, возложила на его голову лавровый венок. Она объявила, что Цезарь Борджиа вернет Риму прежнее величие, когда сделается императором всего народа, который именно нуждается в нем, чтобы снова стать на ту высоту, на какой стоял раньше. Цезарь скромно поклонился и в сопровождении сенаторов и высших сановников отправился в Ватикан.
   Альфонсо узнал в предсказательнице судьбы бывшую Алекто и фею Моргану. Несомненно, что она выступила и в этой роли по приказанию герцога Романьи, лелеявшего в душе то, что высказала его наперсница. Альфонсо пожалел, что не может теперь заключить союз с папой, женившись на его дочери. Это было бы лучшим способом помешать Цезарю выполнить его опасный план.
   Раздумывая об этом, принц вернулся в гостиницу, чтобы подкрепиться. К его величайшему удивлению, хозяин подал ему блюда и вина гораздо разнообразнее и более высокого сорта, чем обыкновенно. Окончив завтрак, Альфонсо отправился в свою комнату, чтобы одеться для турнира, но хозяин остановил его и под большим секретом сообщил, что все то, что рыцарь ел во время завтрака, прислано какой-то дамой.
   - Я не знаю, кто она такая, - закончил хозяин гостиницы свой рассказ, но человек, принесший корзину, сказал, что вы сами догадаетесь, какая дама вспомнила о вас.
   Сначала Альфонсо был глубоко тронут этим новым доказательством великодушия Лукреции, и в его сердце начала загораться надежда на что-то хорошее. Он чувствовал легкую слабость во всем теле. Однако, постепенно эта слабость начала усиливаться, вскоре он не в состоянии был держаться на ногах. Тогда ему в голову пришла страшная мысль: его отравили!
   "Неужели меня отравила Лукреция?" - не переставал думать Альфонсо, и от этой мысли больно сжималось его сердце.
   Он чувствовал, что раньше Лукреция любила его. Значит, до какой степени он оскорбил эту молодую женщину, если она так возненавидела его, что решилась отравить! Своей холодностью и небрежным отношением к Лукреции он сам создал себе соперника, который по-видимому, не долго будет бесплодно вздыхать по красавице. Альфонсо мысленно рисовал себе картину турнира, видел торжествующего Лебофора, склонившегося у ног Лукреции, которая приветствовала его нежной улыбкой.
   "Мое отсутствие, конечно, будет объяснено трусостью", - с горькой усмешкой подумал Альфонсо, и ему стало жаль себя, жаль своей молодой жизни: он, принц, наследник престола, жаждущий провести в жизнь самые благородные планы, должен погибнуть из-за ненависти развратницы!
   Однако, очевидно тот, кто приготавливал яд, был плохо знаком со свойством наркотических средств или не рассчитал, какое количество их проглотит Альфонсо. Странная слабость и сонливость первых минут перешли в необыкновенно возбужденное, лихорадочное состояние, но, тем не менее, он чувствовал, что не в состоянии будет принять участие в турнире, хотя этого ему хотелось во что бы то ни стало.
   Альфонсо начал обдумывать, что предпринять для того, чтобы парализовать действие яда, и решил обратиться за противодействием к теткам Мириам. Думая, что главным образом было отравлено вино, он взял его с собой и, оседлав лошадь, быстро помчался в гетто.
   Он нашел Морту и Нотту в лаборатории. Они разбирали травы и цветы для своих специй. У их ног сидела Мириам. Она занималась тем же, тихо напевая про себя. Старухи, видимо, испугались, когда вошел рыцарь, а Мириам посмотрела на него равнодушно, вероятно не узнав его.
   Альфонсо протянул старухам вино с просьбой посмотреть, нет ли в нем примеси яда. Обе торопливо схватили бутылку. Нотта попробовала напиток, плюнула и проговорила:
   - Выпей, Морта, можешь выпить хоть все, вреда от этого не будет никакого. Какой дурак приготовляет это питье?
   - Ты сама - дура! Какой вздор ты болтаешь! - возразила Морта. - Это средство предназначалось вовсе не для того, чтобы убить кого-нибудь, а лишь заставить его ослабеть. Тот, кто выпьет его, становится настолько слабым, что враг может поразить его своим мечом, чуть прикоснувшись к нему.
   "Следовательно, это сделано с целью посрамить меня на поединке!" подумал Альфонсо с болью в сердце.
   - Один из моих друзей как раз выпил большое количество этого напитка, обратился он к Морте. - Не знаете ли вы какого-нибудь противоядия, которое вернуло бы ему силу, хотя бы на несколько часов?
   - Вот это поможет, - сказала Морта, давая ему склянку. Только смотри, рыцарь, чтобы твоего друга не похоронили живым. После большого возбуждения наступит такой упадок сил, что можно будет подумать, будто он умер.
   Альфонсо щедро заплатил старухе, хотя очень сомневался, не будет ли это противоядие опаснее яда Лукреции.
   Наступил час, который был назначен для турнира. Хотя Альфонсо с трудом держал в руках меч, тем не менее, он поспешно направился к месту борьбы.
   Огромное разрушенное здание Колизея было наполнено зрителями снизу до самого верха. На развалинах бывшей императорской галереи были устроены подмостки с позолоченными перилами, обитыми пурпурным бархатом. Над колоннами возвышалась крыша, обтянутая небесного цвета материей, с золотыми звездами. Посредине, на возвышении сидел папа, а несколько ниже - герцог Романьи в костюме римского консула. Он был председателем судей поединка. Вокруг него разместились самые красивые из римских дам - судьи турнира. За папой сидели кардиналы, послы, владетельные князья и знатные гости.
   Все остальные ряды до самой верхушки Колизея были заняты народом. Его любовь к Лукреции выразилась несмолкаемыми криками "ура", когда молодая женщина появилась на турнире во главе длинного ряда рыцарей. Перед ней герольды несли на красной бархатной подушке роскошный венок из бриллиантов с надписью: "Храбрейшему-прекраснейшая". Лукреция сидела на белой красивой лошади, голова которой была украшена белыми перьями. Седло из белого бархата было роскошно расшито жемчугом. С него падали вниз живописные складки белого атласного платья Лукреции. Длиннейший шлейф из красного бархата со звездами из рубинов несли шесть пажей. На золотистой головке Лукреции скромно лежал венок из белых роз. Над ней возвышался балдахин из серебристо-белой парчи, который несли два рыцаря: Орсини и Лебофор.
   Вся блестящая процессия остановилась, когда Лукреция взошла на арену и села на приготовленный для нее трон рядом с председателем судей. Орсини, весь в белом и прозванный поэтому "белым рыцарем", и Лебофор стали по обеим сторонам ее трона.
   Тотчас же после этого маршалы стали по очереди впускать участников турнира, и Лукреция внимательным взором следила за каждым из них. Наконец, она увидела Альфонсо и он заметил, как молодая женщина вздрогнула и побледнела, точно встретила выходца с того света. Это доказательство ее вины - желание отравить или обессилить его подосланным питьем - так взволновало Альфонсо, что его слабость прошла, и он ощутил новый прилив сил. Все рыцари заняли свои места, и в наступившей тишине раздался могучий голос герольда, возвещавший условия поединка. В виду того, что желающих участвовать в турнире было очень много, решили, чтобы каждый рыцарь бился до тех пор, пока не сломает трех мечей, приготовленных заранее.
   После этого, герольд объявил о штрафах, которые были назначены за нарушение условий, и пригласил в заключение всех рыцарей, вдохновленных любовью, получить особенный орден, раздаваемый царицей праздника, донной Лукрецией. Рыцари ответили на это оглушительным "ура".
   Паоло Орсини попросил разрешения первым получить "орден любви".
   - Хорошо, - улыбаясь, ответила Лукреция, - а сир Реджинальд будет последним, - прибавила она, принимая из рук англичанина меч, который она дала ему на сохранение.
   За Орсини последовали другие рыцари. Кроме особого ордена Лукреции, они получали, каждый от своей дамы сердца, шарф, бант или что-нибудь другое в этом роде.
   Толпа рыцарей, стоявших вокруг Альфонсо, все редела, так как все устремились получить орден любви. Когда же Альфонсо очнулся от задумчивости, он увидел, что кроме него осталось еще два рыцаря, не подходивших к Лукреции. Одного он узнал сейчас же по его могучей фигуре, это был Вителлоццо, а другой сам напомнил о себе.
   - Клянусь честью, это - вы, иерусалимский рыцарь!.. Так как мы с вами уже поквитались, то теперь я с удовольствием буду на вашей стороне, против Борджиа, - со странной улыбкой воскликнул Оливеротто да Фермо.
   - Мы не поддадимся этой высокомерной развратнице, - воскликнул Вителлоццо с обычной грубостью, - и тому нежному юноше, запутавшемуся в ее сетях. Смотрите, он стоит перед ней на коленях, а она кладет ему голову на плечо. Вот она пишет что-то на его мече. Клянусь честью, красавица, сегодня мы посчитаем ему косточки.
   - Она делает вид, что падает в обморок. Боже, что за притворство! - со вздохом пробормотал Альфонсо. - Я очень прошу вас, благородный Вителлоццо, позвольте мне первому вступить с ним в бой.
   - Мне очень хочется отнять у него красивый меч, который дает ему Лукреция! - заметил Оливеротто.
   - Вот вам меч, дорогой рыцарь. Сделайте им несколько ударов сегодня, а затем носите всегда на память обо мне, - сказала в это время Лукреция, действительно передавая Реджинальду дорогой меч.
   Лебофор, не помня себя от восторга, поцеловал прекрасную руку с такой страстью, что дамы, видевшие эту сцену, переглянулись между собой. Затем он вскочил на лошадь и, размахивая мечом, закричал:
   - За Лукрецию против всего света!
   - Я принимаю вызов! - громко ответил Альфонсо и так бешено бросился на Лебофора, что тот, не ожидая такого нападения, едва не свалился с седла.
   - Что с вами, товарищ по оружию? - с удивлением спросил он, узнав иоаннита.
   - Я хочу доказать вам, рыцарь любви, что рыцари чести храбры не менее вас, - хрипло смеясь, ответил Альфонсо.
   Всех сражающихся поставили в два тесных ряда вдоль арены, с промежутком в сто шагов, чтобы при нападении был достаточный разбег. В обоих рядах было одинаковое количество людей, только один оказался лишним - Альфонсо. Он умышленно отошел в сторону, чтобы видеть, где станет Лебофор, и потом занять место как раз против него. Однако, в ту минуту, когда он хотел протиснуться в ряды сражавшихся, его остановил маршал своим жезлом.
   - Дайте нам лишнего рыцаря, маршал, так как с Вителлоццо Кастелло нужно сражаться двоим против одного - пошутил Лебофор.
   - Тогда, господин англичанин, - берите его себе на помощь, - сердито проворчал Вителлоццо, - так как я хочу сделать пробу своего меча именно на вас.
   - Нет, этого нельзя, - серьезно ответил на шутку Реджинальда маршал, председатель судей, его светлость герцог Романьи, просит рыцаря святого Иоанна подождать вступать в бой, пока кто-нибудь из сражающихся не уйдет с арены, а до тех пор присоединиться к судьям.
   Альфонсо молча повиновался, он видел, что другого выхода нет. Чувствуя новый приступ необыкновенной слабости, он безучастно стал возле Цезаря. Вдруг он почувствовал на себе взгляд Лукреции, тревожно следившей за его мертвенно бледным лицом. Объяснив себе это тем, что Лукреция смотрит на него с целью узнать, какое действие производит на него подсыпанный ею яд, принц снова воспылал к ней гневом и ощутил новый приток сил.
   - Добро пожаловать, рыцарь печального образа! - обратился Цезарь к Альфонсо. - Если бы приличие позволило мне сражаться со своими гостями, то я непременно стал бы на вашу сторону из простой ненависти к женщинам, из-за которых я провел немало бессонных ночей. Теперь я понимаю, почему они вчера так смеялись, когда сир Реджинальд рассказывал о петушиных боях. Посмотрите, ведь этот турнир, в сущности - тот же петушиный бой из-за кур. Кстати, вы еще не приветствовали наших наседок, сидящих наверху на своем насесте.
   - Это было бы совершенно излишней вежливостью, - сухо ответил Альфонсо, - они смотрят на поле битвы.
   - Вперед, вперед! - раздался вдруг громкий возглас герольда, и рыцари ринулись друг на друга.
   Альфонсо видел, что среди нескольких десятков рыцарей, слетевших со своих седел, был и великан Вителлоццо, упавший на землю от удара англичанина. Реджинальд поскакал дальше, свалив еще трех соперников, и между ними Оливеротто.
   Вителлоццо в бессознательном состоянии унесли с арены. Оливеротто остался невредим. Поднявшись с земли, он снова вскочил на лошадь и бросился к Реджинальду, который размахивая мечом направо и налево, заставлял падать рыцарей, точно мух.
   Толпа восторженно приветствовала англичанина, ставшего в одну минуту ее любимцем. На него нападали со всех сторон. Отмахиваясь от налетевшего на него сзади, Реджинальд оглянулся и увидел Орсини, который тоже уже многих успел свалить на землю. Неизвестно, был ли Паоло ослеплен страстью, или непременно хотел заслужить славу человека, победившего англичанина, но он с бешеной отвагой бросился на Лебофора и так сильно ударил его прямо в грудь, что переломил свой меч на две половины. Англичанин зашатался, но удержался в седле и не возвратил удара. Затем он с рыцарской любезностью поклонился Паоло и, поскакав дальше, снова свалил на пути Оливеротто с поразительной легкостью. Это великодушие по отношению к Орсини и необыкновенная отвага вызвали бурю восторга. Лукреция растроганно смотрела на Реджинальда и громко произнесла: - О, мой Лебофор!
   Председатель судей, с удивлением отмечая необыкновенные подвиги Реджинальда, предложил ему на время выйти из рядов сражающихся, чтобы отдохнуть и собраться с новыми силами. Даже Лукреция и ее дамы просили англичанина пощадить себя, но он ответил, что не покинет поля битвы до тех пор, пока не раздробит всех трех мечей. Весь покрытый потом и пылью, он подъехал к дамам, чтобы поблагодарить их за участие.
   - С этой минуты я называю вас своим рыцарем. Вы действительно - рыцарь в полном смысле этого слова, - сказала Лукреция, приветливо обращаясь к Реджинальду! - Не только в Италии, но во всем свете нет равного вам. Возьмите мой платок, вытрите им пыль со своего лица, - и она протянула англичанину дорогой вышитый платочек.
   Однако, вместо того, чтобы исполнить приказание Лукреции, англичанин прижал сначала платок к губам, а потом обвязал его вокруг своего рукава.
   - Ну, теперь я непобедим! - воскликнул он.
   Борьба между тем продолжалась своим чередом. Теперь всеобщее внимание привлекал Орсини, показывавший чудеса храбрости и ловкости. Он чувствовал, что его удар, направленный на Лебофора, вызвал неудовольствие зрителей, и потому, чтобы привлечь к себе симпатии общества, сражался с отчаянной отвагой.
   Но вот герольды возвестили окончание первой части турнира. Оруженосцы бросились к своим рыцарям, чтобы помочь им переодеться, а служители начали приводить в порядок арену для следующей части поединка.
   Орсини встретился с Лебофором у ложи дам. Все представительницы прекрасного пола холодно приняли Паоло и были с ним сдержаны. Тогда он признал нужным исправить свой поступок по отношению к англичанину.
   Подойдя к Реджинальду, он протянул ему меч и проговорил: - Этот меч отнят вашим учеником специально для вас. Пусть он послужит доказательством моего раскаяния за удар вам, который был нанесен по какому-то печальному недоразумению.
   - Ваш удар, несмотря на всю его силу, не причинил мне боли, - ответил англичанин, - я страдал лишь от того, что вы нарушили слово. Ведь мы обещали щадить друг друга. Очень рад, что это оказалось недоразумением. В такой суете можно нечаянно напасть даже на своего отца. Буду стараться победить как можно больше людей этим мечом, и, само собой разумеется, что он ни разу не поднимется на того, кто мне его дал!
   Рыцари пожали друг другу руки, и печальный инцидент был улажен.
   Лакеи разносили вино и фрукты всем гостям папы. Лукреция заметила, что Альфонсо с ужасом отшатнулся от подноса, хотя по его лицу было видно, что он сильно нуждается в подкреплении.
   Пока шли приготовления ко второму поединку. Цезарь держал совет с герольдами, маршалами и всеми судьями о том, кого признать первым победителем. Единогласно пальма первенства была отдана Лебофору, а за ним следовал Орсини. Однако это не лишало их права сражаться и во втором турнире.
   Услыхав слова Цезаря, Альфонсо заявил о своем желании выступить тоже во втором турнире.
   - Если вы находите, что я не имею права на это, потому что отдыхал в то время, как другие тратили силы, то я могу предварительно скрестить свой меч с сиром Реджинальдом Лебофором.
   - К сожалению, и в этот раз, уважаемый рыцарь, количество сражающихся равное. Вам придется подождать, пока кто-нибудь выйдет из рядов участвующих, не нарушая своим выходом условий состязания.
   - Я уступаю свое место товарищу по оружию, - воскликнул Реджинальд, - и буду вознагражден за это лишение, оставшись здесь.
   - Прекрасно! Следовательно, Орсини суждено испытать на себе вашу ломбардскую храбрость, рыцарь святого Иоанна, - приговаривал Цезарь.
   Альфонсо волей-неволей пришлось согласиться на такую комбинацию, хотя она не соответствовала его цели.
   Взгляд, брошенный Лукрецией на его великодушного соперника, снова заставил Альфонсо почувствовать прилив силы, хотя до этой минуты он думал, что ему придется отказаться от состязания из-за все увеличивавшейся слабости.
   Второй турнир был, собственно, продолжением первого, только участвующие в нем боролись дольше и ожесточеннее. Альфонсо и Орсини, побуждаемые непрерывно устремленным на них взглядом Лукреции, показывали почти сверхъестественную силу и ловкость. Только мотивы были у обоих разные. Альфонсо объяснил себе исключительное внимание, которое проявила Лукреция к их борьбе, тем, что она ждет его поражения, и эта мысль выводила его из себя и придавала ему какое-то упрямое, отчаянное мужество. Орсини же хотел непременно доказать своей невесте, что он ничуть не хуже Лебофора. Оба, размахивая мечами, заставляли падать с лошадей всех рыцарей, вступавших с ними в борьбу. Наконец, случай свел их вместе.
   - Держись, иоаннит, - воскликнул Орсини, наскакивая на Альфонсо, - за Лукрецию и любовь!
   - За Пречистую Деву Марию и целомудрие! - возразил Альфонсо парируя удар Орсини.
   В следующий момент Паоло лежал распростертым на песке, а его взбесившаяся лошадь выскочила за пределы арены. Лебофор и оруженосцы упавшего бросились к нему на помощь, но Орсини успел уже подняться и, шатаясь, как пьяный, искал свою лошадь. Альфонсо громко, насмешливо засмеялся и с торжествующим видом взглянул на Лукрецию. Публика не одобрила поведения иоаннита, но он не интересовался ничьим мнением. Подобно сказочному герою, он побеждал всех, встречавшихся на его пути, и единогласно был признан первым победителем второго турнира.
   Орсини сидел в полном изнеможении в кругу дам и утешался сочувствием Лукреции и своего нового друга - Цезаря. В конце турнира Паоло хотел еще раз сразиться с Альфонсо, который стоял, опираясь на меч, посреди арены.
   - Нет, нет, синьор, этого нельзя! - быстро остановила Паоло Лукреция. Вы успели отдохнуть, а иоаннит еле держится на ногах от усталости. Победа только тогда имеет значение, когда у противников одинаковые силы.
   - Наша сестра исполняет христианский долг, и я вполне согласен с нею, заметил Цезарь, бросая на Орсини многозначительный взгляд.
   По правилам турнира, все трое победителей не должны были участвовать в третьем состязании. Это распоряжение было вполне целесообразно, так как рыцари имели очень утомленный вид. Когда оруженосец взял под уздцы лошадь Альфонсо, чтобы вывести ее из пределов арены, все заметили, что иоаннит склонился к голове лошади и с большим трудом выпрямился через несколько секунд. Неизвестно, из чувства ли сострадания, или для того, чтобы закончить свое злодейское дело, Лукреция послала феррарцу кубок вина.
   - Пресвятая Дева Мария подкрепит мои силы, и ни в чьей помощи я не нуждаюсь, - неожиданно ответил Альфонсо и вылил вино на песок.
   Между тем, началось третье состязание и шло чрезвычайно блестяще.
   Все три состязания заняли весь день, и Реджинальд с нетерпением смотрел на заходящее солнце. Наконец, рыцари третьего турнира сломали все свои мечи. Из пятисот человек, участвовавших в состязании, осталось только сорок, имевших право претендовать на приз. В число этих сорока вошли: Лебофор, Орсини и Альфонсо.
   Паоло поспешил к Цезарю с просьбой разрешить кончить турнир не мечами, а шпагами.
   - Нет, вы слишком озлоблены друг на друга, и дело может окончиться убийством. Поэтому, пока у каждого из вас имеются другие противники, вы трое не имеете права сражаться между собой, - ответил герцог.
   Орсини не мог скрыть свое неудовольствие, и пробормотал: - Вы покровительствуете феррарскому посланнику. Он победил меня не мечом, а потому, что моя лошадь испугалась его черного одеяния.
   - Тише, друг мой! - чуть слышно прошептал Цезарь. - Посмотрите на этого проклятого иоаннита, он и так еле дышит и ежеминутно меняется в лице. Вам не трудно будет одолеть его, когда настанет время. Кроме того, кто мешает вам приделать к своему мечу острие, и проткнуть ему сзади спину, как вы это делаете, охотясь на буйволов?