Линдсей Джоанна. Навеки

   Розалин поняла, что времени у нее остается чуть больше часа. А вдруг Торна ранят и она не будет рядом, чтобы ему помочь? Если все время думать об этом, можно сойти с ума! Нельзя вот так сидеть, ничего не предпринимая, надо отправиться на место сражения. Она знала, где оно будет происходить, знала, что англичане займут позицию на склоне холма и что норманны будут пытаться взять приступом эту возвышенность. Это означало, что сражение будет сосредоточено в одном месте и она сможет пробраться поближе к месту действия, не опасаясь, что попадет под копыта боевых коней. Так она сможет хотя бы не выпускать Торна из виду.
   Принять такое решение было легче, чем его осуществить, поскольку в таком случае ей пришлось бы иметь дело с Гаем из Анжу, которому Торн приказал присматривать за ней. И она, и Гай были от этого далеко не в восторге, и тем не менее мальчишка не отходил от нее ни на шаг. Он стал относиться к своей обязанности стражника гораздо серьезнее с тех пор, как она однажды обвела его вокруг пальца.
   Розалин не сомневалась, что он с гораздо большим удовольствием предпочел бы находиться в гуще схватки, прикрывая Торна со спины, что входило в обязанности оруженосца. Но поскольку он еще не был посвящен в оруженосцы, то находился теперь с ней на корабле. Розалин поняла, что на этот раз ей не удастся так легко от него избавиться, и поэтому у нее оставался единственный выход — убедить его отправиться вместе с ней.
   Удивительно, как упрям был этот мальчишка! Он расхохотался, когда она попыталась завести с ним разговор на эту тему, и битый час упирался, отказываясь покинуть судно, даже когда она сказала ему, что во сне ей открылось, что сражение произойдет сегодня утром. Тем не менее он ей поверил — в средние века люди придавали большое значение снам и всевозможным откровениям.
   Наконец ей удалось найти к нему подход, польстив его самолюбию:
   — Если Вильгельм завоюет Англию, здесь поселятся норманны. Они захотят услышать из уст очевидцев о великом сражении. Это ведь будет самая славная битва в истории, Гай. Неужели тебе не хочется стать ее свидетелем? Ведь ты сможешь потом с полный правом рассказывать о ней. Или ты предпочитаешь ссылаться на чьи-то слова?
   Он не сразу согласился с ней, но ее доводы задели его за живое, и вскоре он неохотно согласился оседлать лошадь — единственную лошадь, которая осталась на борту «Моры», — и отвезти Розалин к месту сражения. Правда, он со всей важностью заметил, что они не имеют права слишком приближаться к полю боя — они остановятся невдалеке, только чтобы видеть все хорошенько.
   Ей так и хотелось насмешливо промолвить: «Да, конечно», — но она вовремя сдержалась. Она прекрасно понимала, что он непременно захочет подъехать поближе, как только заслышит звуки битвы. И она оказалась права. Он стал разыгрывать из себя глухого, утверждая, что не очень хорошо слышит шум сражения, в результате чего они оказались совсем рядом с войсками норманнов.
   Только тогда он заметил с притворным удивлением:
   — Надо же, как близко мы подошли! И все же он не стал поворачивать лошадь, ожидая, что она скажет ему, что они и так в безопасности. Дело, однако, было в том, что отсюда, за широкими спинами норманнских воинов, Розалин не могла толком ничего разглядеть — даже если бы сражение переместилось на пологий склон холма, где занял свою позицию Гарольд. Но к западу виднелся другой холм, с которого Вильгельм, возможно, впервые заметил англичан. Поэтому Розалин сказала парнишке:
   — Нет, Гай, это слишком близко. — Она указала рукой в сторону другого холма и добавила:
   — Мы все увидим гораздо лучше вон с той горки.
   Его не нужно было больше упрашивать — он тут же повернул лошадь и поскакал в направлении, которое она указала. Они спешились и уселись на холме, скрытые негустой порослью. Знамена англичан были видны на противоположной горке рядом с одиноким яблоневым деревом, где, по-видимому, находился сам Гарольд. Розалин различала на стягах дракона Уэссекса, под которым он сражался, и его личное знамя Сражающегося Воина.
   Англичане плотно сомкнули ряды — у них была почти неуязвимая позиция. Гарольд, несомненно, выиграл бы сражение, если бы его войска не нарушили строй, погнавшись за отступающими норманнами. Розалин до сих пор не знала, какого момента достигло сражение, — и тут ей стало все ясно.
   Гай в отчаянии воскликнул:
   — Смотрите, наши отступают!
   И действительно, войска Вильгельма подались назад, но Розалин знала, что это отступление стало залогом их победы.
   — Да, по их рядам пронесся слух, что Вильгельм убит, да кроме того, они все утро безуспешно пытались прорвать ряды англичан. Но посмотри сюда. Гай, — возбужденно добавила она, обращаясь к пареньку. — Видишь? Это епископ Одо размахивает своим жезлом, призывая воинов воспрянуть духом. Он говорит им, что Вильгельм жив.
   — Но англичане перешли в наступление! — воскликнул он, заметив, что войска Гарольда стали спускаться по склону холма, преследуя отступающих норманнов.
   Она снисходительно усмехнулась:
   — Не волнуйся. Гай, это их самая большая ошибка. Продолжай наблюдать, и ты увидишь, как конница Вильгельма покрошит их на мелкие кусочки.
   Он оторопело уставился на нее, ибо в этот момент все случилось так, как она предсказывала. Розалин не заметила его удивленного взгляда — она старательно пыталась разглядеть в толпе Торна и наконец заметила его у подножия холма рядом с Вильгельмом.
   Она вздохнула с облегчением и тут же запоздало поняла, что находится с Вильгельмом, чтобы узнать, почему тот не отдает приказ лучникам стрелять в воздух.
   Ждать было еще долго, поэтому она небрежно заметила:
   — Это было незапланированное отступление, но ты увидишь далее, что норманны предприняли еще несколько подобных ложных маневров, которые привели к тем же результатам.
   — Откуда ты знаешь?
   — Ну я же говорила тебе, что видела сражение во сне, — ответила она.
   Розалин не знала, поверил ли Гай ее отговорке, но тем не менее она заметила, что он бросил на нее взгляд, исполненный невольного уважения — ведь она так много знала о том, что происходило у них перед глазами.
   — А мы победим? — осторожно спросил он ее. Хороший вопрос! Она только хотела ответить ему:
   "Да, конечно», — но вовремя подумала о том, что норманны и на этот раз могут не применить тактику со стрелами, и тогда ее ответ должен быть отрицательным. Поэтому она уклончиво заметила:
   — Во сне мне это не открылось, но мне кажется, у нас есть надежда.
   Он удовлетворенно кивнул и продолжал наблюдать за сражением, а Розалин снова принялась отыскивать глазами Торна. К своему удивлению, она вскоре заметила, что он разговаривает с сэром Ренаром. По их виду не было заметно, чтобы они ссорились — напротив, Торн даже откинул голову и расхохотался, что удивило ее еще больше.
   Она была так занята этим наблюдением, что время прошло для нее незаметно. И вдруг, уже под вечер, она увидела, как в воздух полетели тучи стрел. Она всмотрелась пристальнее на противоположный холм — действительно, одна из стрел ранила Гарольда Годвинсона. Она поежилась и отвела взгляд, стараясь не пропустить момент, когда норманнская конница будет брать приступом позиции англичан.
   Сражение близилось к концу. Гарольд умрет до захода солнца на том самом месте, где он со своими войсками так несокрушимо стоял с самого утра. До наступления ночи норманны будут преследовать англичан, уцелевших в схватке. Любовница Гарольда, Эдит Лебединая Шея, будет приведена на поле боя, чтобы опознать тело своего возлюбленного короля. По приказу Вильгельма его похоронят на берегу Англии, который он так отважно защищал. И лишь позднее, при следующем английском короле, тело Гарольда будет перезахоронено на священной земле собора Валтам.
   История наконец-то вернулась в свое обычное русло, и время Розалин теперь станет таким же, как прежде. Она не знала, что на этот раз заставило Вильгельма отдать приказ лучникам, но теперь это уже было неважно — результат сражения был таким, каким он должен был быть в действительности.
   Она мысленно поклялась, что никогда больше не согласится на путешествие по истории. Слишком уж это было хлопотно, — каждый раз исправлять результаты своего вмешательства. Если бы у нее не было книг, по которым она отыскивала нужные ей сведения…
   — Я так и знал, что вы будете где-нибудь поблизости.
   Розалин и Гай вздрогнули, обернулись и увидели Торна, возвышавшегося над ними. Выражение его лица было не столько укоризненное, сколько раздраженное.
   Розалин улыбнулась, а Гай тотчас начал оправдываться:
   — Милорд, я… я не мог…
   — Успокойся, Гай, — сказал Торн. — Я знаю, почему ты здесь — верно, леди совсем замучила тебя своим ворчанием и угрозами. Она ни перед чем не остановится, чтобы достигнуть цели, изведет кого угодно.
   — Это я… я изведу? — хмыкнула Розалин. — Я тебе сейчас все объясню…
   — Не утруждай себя — это бесполезно. Как ты оказалась здесь? Ведь я запретил тебе покидать корабль. — Розалин решила сделать вид, что не понимает его намеков, и промолчала. — Ну вот, я так и думал, — заметил Торн и добавил, обращаясь к Гаю:
   — Они собираются разбить лагерь, и им нужна помощь — там много раненых. Отправляйся туда и помоги, чем сможешь. А я останусь с леди.
   Гай поспешил исполнять приказание своего господина, радуясь, что смог так счастливо избежать его гнева. Розалин ожидала, что сейчас, когда они остались с Торном наедине, на нее посыплется град упреков, но ошиблась. Торн выглядел немного усталым — он поднялся на рассвете после того, как лазутчики Вильгельма принесли весть о прибытии Гарольда, — и все еще был раздражен, но, похоже, не расположен снова устраивать ей встряску, как в прошлый раз, когда она посмела его ослушаться.
   Он только произнес:
   — Ты готова покинуть это время?
   Да, она была готова — с ней была даже ее наволочка с туалетными принадлежностями, которую она захватила с собой на всякий случай. Но ей не терпелось удовлетворить любопытство по одному вопросу, и поэтому она спросила:
   — Так тебе удалось выяснить, что в этот раз стало причиной изменений в истории? Конечно, сейчас это не очень важно, но все же…
   — Да, это твой сэр Ренар предложил использовать лучников. Пока я не убедил его, что ты ему никогда не будешь принадлежать, он все грезил о тебе и не обращал внимания на то, что делается вокруг. Когда же его мысли вновь обратились к битве и он увидел, что норманны никак не могут одолеть англичан, он предложил Вильгельму отдать этот приказ, поскольку был свидетелем того, как подобная тактика повлияла на исход другой битвы.
   Розалин почувствовала, что снова заливается краской.
   — Значит, снова я виновата, а я даже об этом не подозревала.
   — Да, ты виновата.
   — Можешь не повторять. Я не подавала этому рыцарю никакого повода и ничего ему не обещала.
   — Тебе и не нужно этого делать, Розалин. Тот, кто хоть раз видел тебя, непременно потеряет голову от любви.
   Розалин снова вспыхнула:
   — Но ты не можешь меня за это упрекать.
   — Это еще почему? Я имею на это полное право — ты никогда не встретилась бы с Ренаром де Морвилем, если бы в то утро не покинула…
   — Хорошо, хорошо! Это была моя… ошибка… но она еще раз доказывает то, о чем я тебе говорила. Мы не имеем права больше играть судьбами истории. Поэтому я беру назад свое слово и забираю у тебя Проклятье Бладдринкера — хватит с меня увеселительных прогулок по прошлому. Но сперва ты должен доставить меня домой.
   Он вздохнул, взял ее руку, поднес к губам и произнес:
   — Да, я предчувствовал, что ты так скажешь. Божественный Один предупреждал меня, что мне может не понравиться то, что я найду в прошлом.
   Розалин недоверчиво хмыкнула:
   — По-моему, ты весело проводил время..
   — Нет, Розалин, я не хочу больше видеть, как ты волнуешься и тревожишься из-за меня, — ответил он ей, и в голосе его звучала неподдельная искренность. — Войны, в которых я мог бы принять участие, этого не стоят.
   За такие слова она готова была броситься ему на шею и зацеловать его до смерти, но он не дал ей такой возможности. Как только она потянулась, чтобы обнять его, они оказались между прошлым и будущим.

Глава 39

 
   — Я не люблю, когда меня заставляют ждать, Бладдринкер.
   Услышав грубый, резкий голос, Розалин немедленно обернулась, чтобы рассмотреть говорившего. Они с Торном снова были в ее спальне, в Кейвено-коттедже, и поэтому, кроме них, здесь в общем-то никого не должно было быть — во всяком случае, человека, голос которого она не узнавала.
   Увидев незнакомца, сидевшего на стуле у письменного стола, она вытаращила глаза от удивления и так резко втянула в себя воздух, что поперхнулась и закашлялась. Торн, не отрывая глаз от странного гостя, легонько стукнул ее по спине, чуть не сбив с ног. Она свирепо стрельнула в него взглядом, но он этого не заметил.
   Его голубые глаза были прикованы к нежданному гостю, и по губам медленно поползла ленивая усмешка.
   — Тебе что, нечем было заняться? — язвительно спросил Торн незнакомца и тут же добавил:
   — Приветствую тебя, Вольфстан. Мог бы и почаще навещать меня.
   Викинг прорычал в ответ что-то неразборчивое. Это был призрак — призрак в ее спальне! И тем не менее он выглядел достаточно реальным — настолько реальным, что ножки изящного стула прогибались под его тяжестью.
   Прямые белокурые волосы ниспадали ему на грудь, закрывая ее почти до половины. Глаза его были такие темные, что непонятно было, какого они цвета. Он был могучего сложения, мускулистый, широкоплечий, ростом с Торна. На нем была туника без рукавов, сшитая, вероятно, из невыделанной шкуры; сапоги на мускулистых икрах были оторочены таким же черным мехом; полоски шкуры, на которых лишь кое-где сохранились клочки шерсти, перетягивали узкие кожаные штаны.
   Сзади него на письменном столе лежал огромный топор — боевая секира, предназначенная сносить головы врагов одним ударом. Если владелец такого оружия обладал достаточной силой, то мог разрубить человека пополам. А Вольфстан Безумный показался Розалин отнюдь не слабым.
   Торн тоже заметил секиру и насмешливо произнес:
   — А, я вижу, ты все еще носишься с этой игрушкой, которую подарила тебе Ганхильда, когда ты потерял свой меч. И как ты не прикончил ее за это!
   — Думаешь, я не пытался? Да я каждый раз только об этом и думал, когда она вызывала меня и приказывала убить тебя! Но эта секира проклята, как и твой меч, Бладдринкер. Если я подниму ее на ведьму, она выскользнет из моих рук.
   — Какая досада, — вздохнул Торн. — Я думаю, каждый из нас с удовольствием забрал бы у нее несколько годков жизни и заблаговременно отправил ее в царство тьмы — это была бы весьма скромная плата за все, что она с нами сделала.
   Вольфстан согласно кивнул и спросил:
   — А почему ты сам не пытался ее убить? Ты-то ведь не был ей подвластен, как я. Торн усмехнулся:
   — А ты думаешь, я не гонялся за ней, чтобы разрубить ее надвое своим мечом? Я надеялся, что с ее смертью мое проклятье потеряет силу, но она оказалась могущественнее, чем я думал. Она умудрялась ускользать от меня всякий раз, когда я возвращался в Вал-халу.
   Валхала была, по-видимому, яблоком раздора между ними, потому что при одном упоминании о райской обители для викингов Вольфстан испустил яростный клич и вскочил на ноги, так что бедный стул под ним жалобно заскрипел.
   Он потянулся к секире, лежавшей на столе, что яснее ясного говорило о его раздражении. Торн тут же дернул Розалин назад, и она поняла, что ее опасения подтвердились. Поскольку Торн все еще держал в руке меч, оба воина немедленно вступили в смертельный поединок.
   Розалин оторопело уставилась на них. Они пытались убить друг друга прямо в ее спальне! И тут кровь застыла у нее в жилах — она вспомнила, что только Вольфстан Безумный мог убить Торна. Не просто ранить, а убить, что он и пытался сейчас сделать, свирепо размахивая боевым топором.
   — Остановитесь! — крикнула она. — Прекратите сию же минуту!
   Ни один из них не обратил на ее слова ни малейшего внимания — как будто ее не было. Но она была — и была до смерти напугана.
   Торн не мог защищаться щитом от смертоносных ударов и вынужден был использовать свой меч или уклоняться в сторону. Не дай Бог он промахнется или не успеет вовремя отскочить! Вольфстан тоже был без щита, но он нападал на Торна, не давая ему возможности перевести дух, и от клинков только искры летели.
   Не долго думая, Розалин осторожно подобралась сзади к Вольфстану, схватила стул и что есть силы обрушила его на спину призраку. Ей было совершенно все равно, как воспримет Торн ее вмешательство в поединок — она хотела прекратить этот кошмар любой ценой.
   Но она забыла, что Вольфстан был настоящим призраком: стул пролетел сквозь него и чуть не задел Торна. Розалин покачнулась, потеряла равновесие и растянулась на полу.
   Она села, все еще удивляясь, почему под этим бестелесным призраком так скрипел стул. Но может быть, он не все время был бестелесным? Может, он способен по собственному желанию изменять вес своего тела? Уж про его-то топор совсем нельзя было сказать, что он сделан из воздуха — она снова и снова слышала, как он со звоном обрушивался на Проклятье Бладдринкера. Но если Вольфстан — бестелесный, то как Торн сможет его убить? Ведь меч пройдет сквозь него, не причинив никакого вреда.
   Розалин вынуждена была прервать свои размышления, поскольку сражающиеся приблизились к ней вплотную. Она не успела вовремя отползти в сторону, и Вольфстан наступил ей на ногу. Розалин почувствовала, как тело ее мгновенно пронизал могильный холод. Она вздрогнула и вскочила на ноги. Надо их остановить во что бы то ни стало. Но не вызывать же для этой цели деревенского священника!
   — Ты и при жизни не отличался особенной силой, Вольфстан. Неужели ты не можешь меня хорошенько позабавить? Даже девчонка отразила бы твои хилые удары.
   Розалин взглянула в сторону Торна и увидела, что он едва удерживается от смеха. Он, видите ли, забавляется! Она сходит с ума от страха за него, а он находит в этом удовольствие!
   Она была теперь готова сама наброситься на него с топором — так разозлилась. Ей бы следовало знать, что для него это всего лишь невинная забава — он ведь говорил ей, что хотел бы почаще встречаться со старым врагом.
   — Ты самонадеянный хвастун, Торн Бладдринкер. Если бы божественная Ирза не наделила твою семью силой и выносливостью, я бы давно уже снес твою болтливую голову с плеч — задолго до того, как тебя прокляла Ганхильда.
   Теперь они еще задирают друг друга, как мальчишки в драке! Розалин подняла с пола стул, уселась на него и минут двадцать слушала, как они обмениваются оскорблениями, от которых у нее краснели уши. Она скрестила руки на груди и нетерпеливо постукивала одной ногой об пол — ей казалось, что еще немного, и она сойдет с ума. Они были похожи на детей, которые играют в ковбоев и индейцев, бандитов и полицейских или в привидение и заколдованного воина. По их недвусмысленным намекам было ясно, что они хорошо знали друг друга еще до того, как в их судьбы вмешалось колдовство Ганхильды. Розалин поняла, что сейчас они вели себя так же, как и всегда.
   Викинги оставили игру и снова начали наносить друг другу мощные удары, но Розалин уже больше не боялась, что Торн может пострадать в схватке — он и в самом деле был более искусным воином. Просто до этого момента он всего лишь забавлялся, желая продлить удовольствие от долгожданного поединка со своим давним врагом. Бросив в ее сторону мимолетный взгляд, Торн заметил ее волнение и раздражение и поспешил закончить затянувшийся бой.
   Он отразил взмах секиры Вольфстана, но вдруг резко повернул меч и нанес своему противнику удар, который рассек бы его надвое, если бы тот не был призраком. Меч прошел сквозь Вольфстана, но на теле его не было заметно ни капли крови.
   Однако Вольфстан скорчился так, будто он получил смертельный удар, — топор выпал из ослабевших пальцев, он согнулся, зажав рукой невидимую рану, и не успела Розалин и глазом моргнуть, как он растаял в воздухе, а через секунду за ним последовала его боевая секира.
   — До встречи, Вольфстан, — спокойно произнес Торн, быстрым и точном движением вложив Проклятье Бладдринкера в ножны.
   Послышался отдаленный смех, затем наступила тишина. Розалин стиснула зубы и усилием воли подавила невольную дрожь.
   — Как часто он тебя навещает?, — сухо промолвила она, обращаясь к Торну. — Раз в неделю, раз в месяц? И как он каждый раз тебя находит?
   — Он приходит ко мне только раз во время каждого моего пребывания в земном мире, — ответил Торн, благоразумно пропустив мимо ушей ядовитый сарказм в ее голосе. — Теперь он больше не появится, поскольку я не собираюсь покидать это время.
   Оп произнес эти слова почти с грустью — словно только что осознал, что в последний раз встречался со своим врагом. Розалин поняла, что он не собирается возвращаться в Валхалу, значит, он хочет остаться с ней, как и обещал.
   Сейчас было самое время вывести его из этого заблуждения, отправить его обратно и вернуться к нормальной жизни — если это теперь возможно. Но глядя на его оживленное красивое лицо, дышавшее радостью победы, она поняла, что не в силах произнести эти слова. Не сейчас, не так скоро.
   Завтра. Завтра она все ему скажет. А пока…

Глава 40

 
   Розалин откладывала момент расставания целую неделю, выдумывая то один, то другой предлог, чтобы удержать при себе Торна — еще чуть-чуть. Она прекрасно понимала, что ни ей, ни ему от этого не легче, что с ее стороны это эгоистично, но ничего не могла с собой поделать. В результате она все сильнее привязывалась к нему, и ее приводила в ужас мысль о том, что в конце концов ей все же придется отослать его обратно в Валхалу.
   Но в течение этих нескольких дней она старалась гнать от себя тяжелые мысли. Она просто наслаждалась его присутствием, стараясь запомнить малейшие подробности, чтобы потом всю жизнь бережно хранить их в своей памяти.
   Она отпустила Джона и Элизабет Хьюмс на несколько недель, чтобы они могли навестить мать Элизабет, проживающую в Брайтоне. А когда из Франции вернулся Дэвид, она сообщила ему, что увидится с ним позже. Она не хотела, чтобы кто-нибудь тревожил ее в последние дни, которые ей осталось провести с Торном.
   Наконец пришел день, когда она поняла, что не может больше тянуть. Мысль о том, что ей придется расстаться с ним, жгучей болью отзывалась в ее сердце; казалось, больше не было сил выносить эту муку.
   И все же она решила напоследок задать ему несколько ничего не значащих вопросов, на которые даже не надеялась получить более менее приемлемые ответы. Они с Торном обнявшись лежали на постели в спальне, но не занимаясь любовью, а просто наслаждаясь близостью друг друга. Розалин было приятно прикасаться к нему, согреваясь от его тепла. Ей нравились его нежные ласки, в которых не было чувственного огня, но которые говорили, какое удовольствие ему доставляет она.
   Розалин медленно провела рукой по его груди и спросила:
   — Скажи, можно сломать Проклятье Бладдринкера?
   — Нет, это и раньше был прочный меч, а проклятье сделало его неуязвимым.
   — А само проклятие? — Она улыбнулась, глядя на него сверху вниз. — Его можно уничтожить?
   При этих словах он замер и весь натянулся как струна.
   — Почему ты спрашиваешь, Розалин? Она пожала плечами:
   — Не знаю. Просто интересно. Рано или поздно я бы все равно спросила. По сказочным законам в таких случаях остается хотя бы самая маленькая возможность, которая позволяет исправить несправедливость. И я подумала, есть ли у тебя такая возможность?
   — Да, проклятие снять очень легко.
   — Легко? — Розалин даже села на постели от изумления. — Но почему ты раньше этого не сделал, если это так легко?
   — Потому что я не могу сам избавить себя от злых чар, — ответил он с грустью. — Проклятье Ганхильды не позволяет мне даже упоминать об этом, пока меня кто-нибудь сам об этом не спросит, как вот ты сейчас.
   — Тогда почему ты говоришь, что это легко? Если ты сам не можешь освободиться от проклятия, то кто может это сделать?
   — Это может сделать только хозяйка моего меча, — объяснил он, — поскольку власть злых чар закончится только в том случае, если она отдаст мне меч в вечное владение.
   — Ты серьезно? И так можно снять тысячелетнее проклятие?
   Он коротко кивнул:
   — Да, тогда я вновь стану хозяином своей судьбы и Проклятье Бладдринкера потеряет свою колдовскую силу и станет обыкновенным мечом.
   — И это будет залогом того, что ты больше не сможешь изменять историю, как бы тебе ни хотелось вновь попасть в прошлые века, — задумчиво произнесла Розалин.
   Она знала, что согласится даже на эту жертву, что все равно даст ему его меч и свободу, к чему бы это ни привело. И откладывать больше нельзя ни минуты.
   Меч лежал в футляре под кроватью, как и всегда. Розалин встала, вытащила ящичек, открыла его и в последний раз стиснула рукой теплую рукоять. Ей показалось, что клинок сопротивляется тому, что она собиралась сейчас сделать, — видно, ему не хотелось расставаться с тысячелетним могуществом.