Страница:
– Ну а теперь ты по-прежнему считаешь, что я грубый?
Она покачала головой и кокетливо улыбнулась.
– Ты лапочка.
Он снова засмеялся и начал надевать рубаху.
– Давай-ка возвратимся к действительности. И обсудим животрепещущий вопрос: что делать?
– Мы должны его убить.
Он пристально посмотрел на нее.
– Мне показалось, что совсем недавно ты говорила, что он все еще Дион, что ты не можешь его убить и не позволишь нам.
– Это единственный выход. – Она глубоко вздохнула. – Дион больше не вернется.
– Но…
– Я думаю, он хочет, чтобы мы так сделали.
Кевин на мгновение задумался.
– Но как мы это сделаем? Ведь мы не сможем даже приблизиться к нему.
– Я думаю, – медленно произнесла она, – что нам нужно напиться.
– Нет!
– Ну, может быть, не совсем напиться, – согласилась она. – Но я думаю, мне немного вина следует принять обязательно. Это единственный путь, чтобы я влезла в… во все это.
– Ты будешь….
– Такая же, как они? – Она покачала головой. – Не думаю. Столько, чтобы потерять над собой контроль, я пить, конечно, не собираюсь. Выпью так, чтобы возбудить свои способности в достаточной степени. И не больше.
– Но что это даст?
– Это поможет мне стать такой, какой я должна быть.
– Менадой?
– Менадой.
– Ну и что тогда?
– Я разорву, уничтожу его.
В комнате повисла тишина. Кевин откашлялся, начал что-то говорить, затем снова замолк.
– Я не виновата, что такой уродилась, – мягко продолжала Пенелопа. – Но я такая, какая есть. Я могу с этим бороться, могу это подавлять, стараться не замечать в конце концов. Но я могу также попытаться использовать это в наших целях. – Она подошла к постели и села рядом с ним. – После долгих раздумий я поняла, что это единственный выход. Наш единственный и последний шанс. С ним все равно должно случиться нечто подобное. В любом случае. Я же просто… ускорю ход событий.
Он с трудом заставил себя улыбнуться.
– Как хорошо ты придумала. Но какую роль в этом действе ты отводишь мне?
Она потрепала его по плечу.
– Это мы решим чуть позже. А пока пошли. Давай сообразим что-нибудь на завтрак. Нам сейчас нужно много энергии.
В дальнем углу кухонного шкафа они нашли непочатую бутылку вина. Тот, кто жил здесь, в этом домике (она или он), выпивохой явно не был. Эту бутылку хозяину кто-то, по-видимому, подарил, и она так и стояла в шкафу нетронутая, с красной ленточкой, спрятавшись за банкой с мукой, и ждала их.
Пенелопа взяла ее, прочла этикетку и улыбнулась.
– Галло. Не Аданем, но, я полагаю, сойдет.
Сейчас в машине бутылка лежала на сиденье между ними. Сидя за рулем, Кевин бросал иногда на нее косые взгляды. За завтраком Пенелопа к ней не притронулась, боялась непредсказуемой реакции. Было решено, что она выпьет в самую последнюю минуту.
Вино.
Она посмотрела на бутылку, неожиданно почувствовав, что сгорает от нетерпения. Ее вдруг переполнило какое-то радостное ожидание, и если бы она сейчас пошла на поводу у своих желаний, то немедленно бы ее откупорила и опустошила одним глотком.
Кевин хмуро смотрел перед собой.
Пенелопа была уверена, что это единственно правильный выход.
После приключений последних нескольких дней их костюмы выглядели неприглядно – грязные, с неприятным запахом, – но в данный момент одежда им вообще была не нужна. Она заставила Кевина снять рубашку и с помощью ножниц превратила его джинсы в короткие шорты.
Свои вещи Пенелопа просто разорвала, а теперь придирчиво разглядывала себя в зеркале, прикидывая, достаточно ли у нее «приличный» вид для той роли, которую она собиралась сыграть. Ей хотелось сказать что-то легкое, юморное, превратить все, чем они сейчас занимались, в шутку, но вместо этого девушка повернулась к Кевину и сообщила:
– Когда приедем на место, я обнажусь до пояса.
Он тоже, вероятно, мог бы ответить чем-то смешным, но сейчас только молча кивнул.
Улица, ведущая к бывшей ярмарке, была забаррикадирована обломками мебели, стволами поваленных деревьев, мусором и трупами животных. Они припарковали машину поближе к офису фирмы «Авис», где Пенелопа побывала совсем недавно. Выйдя из машины, она глубоко вздохнула, сбросила рубашку и поежилась, хотя припекало солнце. Ей показалось, что более обнаженной, более выставившей себя напоказ ей еще никогда в жизни бывать не приходилось. Кевин старательно отворачивал глаза, а если не получалось, то смотрел только на ее лицо.
Она достала из машины бутылку.
И они пошли.
Постепенно Пенелопе полегчало. Она чувствовала себя все лучше и лучше. Теплый ветерок приятно обвевал тело, не менее приятно было держать в руке бутылку. Она вдруг поняла, что все это ей нравится. Она развлекалась. В первый раз с тех пор, как Дион… изменился, она ощущала себя счастливой.
«Господи, – взмолилась она про себя, – даруй мне силы пройти через этот кошмар и ничего не испортить, сделать как надо. Спасти не только себя, но и людей».
Они подошли к краю поля. Казалось, что это невозможно, но толпа на нем сейчас была еще гуще, чем в прошлый раз. Кроме фанатов Диониса, здесь находились сатиры и нимфы, кентавры и грифоны, и хотя на картинах старых мастеров такого рода сценки выглядели восхитительными пасторалями, (то же самое можно сказать и о бетховенской «Фантазии»), в действительности все оказалось совсем по-другому. Мерзкие и грязные существа, мельтешащие перед ними, были к тому же и чрезвычайно агрессивными. Глядя на них, она испытывала страх. И не только из-за их свирепости и диких повадок, но и вообще из-за абсурдности их существования, нелепости и неуместном присутствии здесь, на этом поле, где совсем недавно проходил фестиваль музыки Нью-Эйдж.
Кентавр ударил одного из грифонов копытом, и тут же это создание с головой орла поднялось в воздух с режущим ухо криком и камнем упало на спину кентавра, вцепившись в него своими львиными лапами.
Наблюдая эту сцену, зеленоватая нимфа отвратительно улыбнулась и начала мастурбировать.
Пенелопа схватила Кевина за руку и потащила вперед.
– Пошли, пошли.
К счастью, ее надежды оправдались. Пока, во всяком случае, к ним не приставали. Никто не мешал им продвигаться, никто не вставал на их пути. Казалось, вообще никто даже не замечал их присутствия. Пенелопа была уверена, что Дионис знает, что они здесь, но не посылает никого за ними, не делает усилий их остановить.
«Я могла сделать это гораздо раньше, – подумала она. – Все эти безумные фанаты помешать мне никак не могли. Дионис и менады – другое дело, эти были опасны, но остальные – ведь это овцы, зомби, лишенные разума, существующие только для плотских удовольствий. Мы все: я, Кевин, Джек и Холбрук – слишком переоценили фанатов Диониса, приписали им разум, которым те не обладали, приписали этим безумным много больше, чем те того заслуживали».
Впереди у реки на импровизированном щите красовалась надпись, сделанная флюоресцирующими красками, – «СТИКС». В дальнем конце, на той стороне реки, все было выжжено и черно. Среди обуглившихся деревьев и булыжников бессмысленно слонялись мертвецы.
На берегу, с этой стороны реки, стояли голые мать Дженин и мать Маргарет. Они подняли дротики с наконечниками в виде сосновых шишек, с которых стекала кровь, и что-то выкрикивали. В первом порыве Пенелопа хотела было их окликнуть, но сумела сдержать себя.
«Не желаю иметь с ними ничего общего. Но где же Дион?»
Она посмотрела через поле туда, где деревья, где должен находиться его трон. Он там? Что-то ей подсказывало, что его там нет, но надо было действовать, с чего-то начинать.
Она взяла Кевина за руку и повела через поле, и тут вдруг перед ними выпрыгнула мать Дженин. В ее груди, очевидно, было молоко, поскольку из сосков к пупку стекали две молочные дорожки.
– Ты здесь, чтобы наконец-то присоединиться к нам?
– Где он? – спросила Пенелопа, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее.
– Ты его хочешь?
Она кивнула.
Мать Дженин показала на гору в северо-западной части долины.
– Он на новом Олимпе, готовит дом для богов. – Мать Дженин понизила голос и гнусно усмехнулась. – Он тебя ждет.
Пенелопе стало холодно.
– Ты ведь, кажется, еще не трахалась с богом, а? – Мать Дженин заржала. – Считай, что мужчину до сих пор не знала. Вот у меня после этого шла кровь. И до сих пор идет.
Пенелопа отшатнулась.
Сзади подошла мать Маргарет.
– Он уже устал тебя ждать! – Она дыхнула на Пенелопу тяжелым перегаром. – Он собирается возродить всех богов Олимпа.
«Неужели они знают? – пронзило Пенелопу. – Неужели догадываются, что я притворяюсь?»
– А где мать Фелиция? – спросила она.
Мать Дженин пьяно засмеялась и отвернулась, не отвечая. Затем, увидев проходящего неподалеку мальчика-подростка, приподняла свой дротик и припустила за ним.
Пенелопа повернулась к матери Маргарет.
– Где она?
Та усмехнулась.
– Спроси у нее. – Она показала на мать Диона, которая только что подошла и молча стояла рядом.
Пенелопа перевела взгляд на нее.
– Где моя мать?
– Она умерла, – хрипло произнесла Эйприл.
– Что?
Наверное, на ее лице отобразился ужас, потому что мать Диона побледнела и посмотрела на нее с нескрываемым состраданием.
– Он ее использовал, а потом прикончил.
Пенелопа закачалась, казалось, что она упадет сейчас в обморок, и в то же время начались колики в желудке. Ноги подкашивались. Дышать стало почти невозможно. Кевин взял ее руку и не отпускал.
– Где? – с трудом выговорила Пенелопа.
Эйприл пошла вперед, жестом показывая им следовать за ней. Опираясь на Кевина, Пенелопа медленно двинулась сквозь толпу за матерью Диона. Она чувствовала себя полностью опустошенной, ей показалось, что остановилось время.
«Моя мать мертва».
Сознание пока еще не соглашалось принимать этот факт. Они медленно шли – мать Диона впереди, Пенелопа с Кевином в нескольких шагах сзади, – мимо мужчин, развлекающихся с нимфами, мимо толпы гогочущих сатиров, направляясь туда, к деревьям.
Мать лежала на траве перед троном.
Пенелопа, почти ослепшая от слез, опустилась на колени рядом и, найдя на ощупь мертвую руку матери, начала гладить холодную мягкую кожу.
– Мы так и не попрощались, – начала она и всхлипнула. – Мы никогда… – Но закончить так и не смогла.
Видимо, это был действительно последний раз. Больше он их не увидит.
Он смотрел на Пенелопу, рыдающую над телом матери, и до его сознания впервые дошел весь ужас трагедии, разыгравшейся здесь. Ведь она состоит из тысячи отдельных личных трагедий всех этих людей. Ему все время было некогда. Чтобы уцелеть в этой мясорубке, нужно было убегать, прятаться, что-то придумывать, поэтому трупы, которые встречались по дороге, казались реквизитом, бутафорией какого-то шоу ужасов, отвратительным фоном и не больше. Но ведь за каждым мертвым телом стояли матери и отцы, дети, дяди, тети, племянники. Это были не просто трупы, это были невосполнимые утраты.
Он поднялся на ноги, вытер глаза и только сейчас увидел, что мать Диона тоже плачет.
Мать Диона.
Одна из них.
Он повернулся к ней и холодно произнес:
– А вы-то отчего страдаете? У вас что, тоже горе?
– Да. И большое.
– А вы знаете, что мы здесь, чтобы убить вашего сына?
Она поколебалась с секунду.
– Знаю. И буду вам помогать. Я отведу вас к нему.
Поэтому она не могла заставить себя уйти. Как будто, пока она тут сидит, ее мать еще не полностью мертва, не окончательно. Она держала ее за руку и рыдала до тех пор, пока не осталось слез.
Наконец Пенелопа встала. Спина болела, ноги дрожали. Она вытерла глаза и решительно бросила:
– Пошли. – А встретившись взглядом с Эйприл, добавила: – Этого мерзавца надо убить.
– Я отведу вас на Олимп, – отозвалась та.
Винодельческие хозяйства, встречающиеся по пути, были разграблены, опустошены и разрушены до основания. Пьяные фанаты Диониса сидели, взгромоздившись на ящики и бочонки из-под вина, не обращая внимания на горящие позади них здания. Ингленук представлял жуткое зрелище. Вместо главного здания старейшего винного завода зиял кратер, как будто проделанный авиационной бомбой, вокруг обломков каменных стен из просевшей земли уже пророс плющ, и создавалось впечатление, что все это произошло много лет назад. Мондави вообще был сровнен с землей, видимо, с помощью бульдозеров, и над руинами еще поднимался легкий парок.
За рулем сидела Пенелопа. Кевин прошептал ей на ухо, что матери Диона полностью доверять пока нельзя, и, хотя она предлагала вести машину, поскольку знала дорогу, он настоял, чтобы за руль села Пенелопа. Отдавая это распоряжение, он крепко сжал правой рукой торчащую за поясом отвертку, но Эйприл возражать не стала и заняла заднее сиденье рядом с ним, оставив Пенелопу одну впереди.
– Так безопаснее, – пояснил Кевин.
Они доехали до Рутерфорда, и Эйприл сказала Пенелопе, чтобы та повернула на запад к шоссе № 128.
– Я ничего не имею против, – сказал Кевин, – но мы уже несколько раз пытались здесь проехать. Дорога заблокирована.
– Только последняя миля, – возразила Эйприл.
И была права. Завал, который они видели здесь раньше, ликвидировали, и, хотя местами дорога была сильно испорчена и замусорена, ехать дальше оказалось возможно. Только в самом конце путь им преградила стена из поваленных деревьев, перевязанных лентами, украшенных гирляндами и елочными игрушками. Пенелопа остановила машину.
– Отсюда вам придется идти пешком. – Эйприл наклонилась с заднего сиденья и показала на гору, возвышающуюся перед ними. – Это вон там.
Взгляд Пенелопы проследовал за ее пальцем.
– Новый Олимп?
– Да. А рядом озеро. – Эйприл попыталась вспомнить название.
– Берриесса?
– Именно.
Кевин наклонился вперед, посмотрел через ветровое стекло и сухо произнес:
– А я представлял себе гору Олимп несколько выше. Ведь это дом великих греческих богов.
– Будь благодарен, что это не так, – сказала Пенелопа.
Они вышли из машины. Кевин стал закрывать двери.
– Мне нужны ключи, – натянуто произнесла Эйприл.
– Зачем? – поинтересовался Кевин. – Если вы уедете отсюда на машине, как же мы сможем возвратиться назад?
– Вам не надо будет возвращаться назад. Вы или проиграете, или победите. В любом случае все будет кончено.
Пенелопа взглянула на нее.
– А что собираетесь делать вы?
– Убить твоих матерей.
Пенелопа кивнула. Она ничего не чувствовала. Ни гнева, ни боли, ни сожаления.
– А потом я убью себя. Вот так. – Эйприл повернулась к горе и несколько секунд молчала. – Но я хочу, чтобы вы передали Диону… – Ее голос сорвался. – Передайте ему, что я очень жалею. И скажите, что я бы поступила иначе, если бы знала. Я же хотела, чтобы он… – Она наклонилась и вытерла глаза. Затем подняла голову, пытаясь улыбнуться Пенелопе. Щеки ее все еще были мокрыми от слез. – О чем это я говорю? Он же не Дион больше. Диона нет.
– Но если он не Дион, то что же вы хотите, чтобы я ему передала? – мягко спросила Пенелопа.
– Просто скажи ему… Черт возьми, просто скажи ему, что я люблю его. – Она глубоко вздохнула, вытерла нос и глаза и протянула ладонь. – Так получу я от вас наконец эти чертовы ключи?
Пенелопа кивнула и передала ей связку.
Эйприл сделала жест в сторону бутылки, которую Пенелопа держала в руке.
– Ты собираешься это выпить? Если не будешь, то дай мне.
– Мы ее разопьем на двоих.
Штопор они захватить с собой не догадались, но мама Диона опытной рукой быстро продавила пальцем пробку вниз и одним глотком ополовинила бутылку. Затем передала ее Пенелопе. А сама, закрыв глаза и смакуя аромат, хрипло проговорила:
– Это помогает.
Пенелопа подняла бутылку, поймала озабоченный взгляд Кевина и, решительно прижав к губам горлышко, начала пить. Вино оказалось сладким и легким. Оно мгновенно наполнило ее приятным теплом.
Тепло нарастало.
Она прикончила бутылку четырьмя большими глотками и швырнула ее в кучу бревен, где та с шумом раскололась. И сразу же Пенелопа почувствовала себя прекрасно. Ее всю переполняла энергия и незнакомая эйфория. Она вдруг возжелала и Кевина, и Эйприл одновременно. То есть…
Нет.
Сдерживая себя, она закрыла глаза.
– С тобой все в порядке? – спросил Кевин.
Пенелопа кивнула, но глаза все еще были закрыты. Она очень медленно разжимала веки. С большим трудом ей все-таки удалось добиться контроля над собой, сдержать себя.
«Приберегу все это до встречи с Дионисом.
Вот тогда и позволю себе расслабиться».
– Все отлично, – произнесла она. – Думаю, нам пора идти.
Эйприл рванулась вперед, схватила Пенелопу за плечи и посмотрела девушке в глаза. И только теперь в первый раз Пенелопа почувствовала, что они как-то связаны и были связаны всегда.
– Держи это в себе до тех пор, пока оно тебе не понадобится, – мягко проговорила Эйприл. – И используй это сама, не позволяй этой силе использовать себя.
Пенелопа кивнула.
Эйприл улыбнулась:
– Если бы я могла, то сделала бы это сама.
И Пенелопа вдруг осознала, какие титанические усилия потребовались сейчас матери Диона, чтобы так долго держать себя под контролем и заставлять разум управлять эмоциями.
– Удачи вам, – сказала Пенелопа.
Довольно странно желать удачи женщине, которая отправлялась убить ее матерей, а потом и себя, но ответ Эйприл был аналогичным:
– Удачи и вам.
Она пожелала им удачи в убийстве своего сына.
«Почему все это так? – подумала Пенелопа. – Почему всему этому суждено было случиться?»
– Ну, ты готова? – спросил Кевин.
Пенелопа кивнула.
Эйприл обошла машину и забралась на сиденье водителя, а Кевин с Пенелопой двинулись по небольшой тропинке, идущей параллельно дороге. Они услышали, как завелась машина, услышали, как она отъезжает, но не обернулись.
Вместо этого они посмотрели друг на друга.
И начали подниматься в гору.
Глава 19
Глава 20
Она покачала головой и кокетливо улыбнулась.
– Ты лапочка.
Он снова засмеялся и начал надевать рубаху.
– Давай-ка возвратимся к действительности. И обсудим животрепещущий вопрос: что делать?
– Мы должны его убить.
Он пристально посмотрел на нее.
– Мне показалось, что совсем недавно ты говорила, что он все еще Дион, что ты не можешь его убить и не позволишь нам.
– Это единственный выход. – Она глубоко вздохнула. – Дион больше не вернется.
– Но…
– Я думаю, он хочет, чтобы мы так сделали.
Кевин на мгновение задумался.
– Но как мы это сделаем? Ведь мы не сможем даже приблизиться к нему.
– Я думаю, – медленно произнесла она, – что нам нужно напиться.
– Нет!
– Ну, может быть, не совсем напиться, – согласилась она. – Но я думаю, мне немного вина следует принять обязательно. Это единственный путь, чтобы я влезла в… во все это.
– Ты будешь….
– Такая же, как они? – Она покачала головой. – Не думаю. Столько, чтобы потерять над собой контроль, я пить, конечно, не собираюсь. Выпью так, чтобы возбудить свои способности в достаточной степени. И не больше.
– Но что это даст?
– Это поможет мне стать такой, какой я должна быть.
– Менадой?
– Менадой.
– Ну и что тогда?
– Я разорву, уничтожу его.
В комнате повисла тишина. Кевин откашлялся, начал что-то говорить, затем снова замолк.
– Я не виновата, что такой уродилась, – мягко продолжала Пенелопа. – Но я такая, какая есть. Я могу с этим бороться, могу это подавлять, стараться не замечать в конце концов. Но я могу также попытаться использовать это в наших целях. – Она подошла к постели и села рядом с ним. – После долгих раздумий я поняла, что это единственный выход. Наш единственный и последний шанс. С ним все равно должно случиться нечто подобное. В любом случае. Я же просто… ускорю ход событий.
Он с трудом заставил себя улыбнуться.
– Как хорошо ты придумала. Но какую роль в этом действе ты отводишь мне?
Она потрепала его по плечу.
– Это мы решим чуть позже. А пока пошли. Давай сообразим что-нибудь на завтрак. Нам сейчас нужно много энергии.
В дальнем углу кухонного шкафа они нашли непочатую бутылку вина. Тот, кто жил здесь, в этом домике (она или он), выпивохой явно не был. Эту бутылку хозяину кто-то, по-видимому, подарил, и она так и стояла в шкафу нетронутая, с красной ленточкой, спрятавшись за банкой с мукой, и ждала их.
Пенелопа взяла ее, прочла этикетку и улыбнулась.
– Галло. Не Аданем, но, я полагаю, сойдет.
Сейчас в машине бутылка лежала на сиденье между ними. Сидя за рулем, Кевин бросал иногда на нее косые взгляды. За завтраком Пенелопа к ней не притронулась, боялась непредсказуемой реакции. Было решено, что она выпьет в самую последнюю минуту.
Вино.
Она посмотрела на бутылку, неожиданно почувствовав, что сгорает от нетерпения. Ее вдруг переполнило какое-то радостное ожидание, и если бы она сейчас пошла на поводу у своих желаний, то немедленно бы ее откупорила и опустошила одним глотком.
Кевин хмуро смотрел перед собой.
Пенелопа была уверена, что это единственно правильный выход.
После приключений последних нескольких дней их костюмы выглядели неприглядно – грязные, с неприятным запахом, – но в данный момент одежда им вообще была не нужна. Она заставила Кевина снять рубашку и с помощью ножниц превратила его джинсы в короткие шорты.
Свои вещи Пенелопа просто разорвала, а теперь придирчиво разглядывала себя в зеркале, прикидывая, достаточно ли у нее «приличный» вид для той роли, которую она собиралась сыграть. Ей хотелось сказать что-то легкое, юморное, превратить все, чем они сейчас занимались, в шутку, но вместо этого девушка повернулась к Кевину и сообщила:
– Когда приедем на место, я обнажусь до пояса.
Он тоже, вероятно, мог бы ответить чем-то смешным, но сейчас только молча кивнул.
Улица, ведущая к бывшей ярмарке, была забаррикадирована обломками мебели, стволами поваленных деревьев, мусором и трупами животных. Они припарковали машину поближе к офису фирмы «Авис», где Пенелопа побывала совсем недавно. Выйдя из машины, она глубоко вздохнула, сбросила рубашку и поежилась, хотя припекало солнце. Ей показалось, что более обнаженной, более выставившей себя напоказ ей еще никогда в жизни бывать не приходилось. Кевин старательно отворачивал глаза, а если не получалось, то смотрел только на ее лицо.
Она достала из машины бутылку.
И они пошли.
Постепенно Пенелопе полегчало. Она чувствовала себя все лучше и лучше. Теплый ветерок приятно обвевал тело, не менее приятно было держать в руке бутылку. Она вдруг поняла, что все это ей нравится. Она развлекалась. В первый раз с тех пор, как Дион… изменился, она ощущала себя счастливой.
«Господи, – взмолилась она про себя, – даруй мне силы пройти через этот кошмар и ничего не испортить, сделать как надо. Спасти не только себя, но и людей».
Они подошли к краю поля. Казалось, что это невозможно, но толпа на нем сейчас была еще гуще, чем в прошлый раз. Кроме фанатов Диониса, здесь находились сатиры и нимфы, кентавры и грифоны, и хотя на картинах старых мастеров такого рода сценки выглядели восхитительными пасторалями, (то же самое можно сказать и о бетховенской «Фантазии»), в действительности все оказалось совсем по-другому. Мерзкие и грязные существа, мельтешащие перед ними, были к тому же и чрезвычайно агрессивными. Глядя на них, она испытывала страх. И не только из-за их свирепости и диких повадок, но и вообще из-за абсурдности их существования, нелепости и неуместном присутствии здесь, на этом поле, где совсем недавно проходил фестиваль музыки Нью-Эйдж.
Кентавр ударил одного из грифонов копытом, и тут же это создание с головой орла поднялось в воздух с режущим ухо криком и камнем упало на спину кентавра, вцепившись в него своими львиными лапами.
Наблюдая эту сцену, зеленоватая нимфа отвратительно улыбнулась и начала мастурбировать.
Пенелопа схватила Кевина за руку и потащила вперед.
– Пошли, пошли.
К счастью, ее надежды оправдались. Пока, во всяком случае, к ним не приставали. Никто не мешал им продвигаться, никто не вставал на их пути. Казалось, вообще никто даже не замечал их присутствия. Пенелопа была уверена, что Дионис знает, что они здесь, но не посылает никого за ними, не делает усилий их остановить.
«Я могла сделать это гораздо раньше, – подумала она. – Все эти безумные фанаты помешать мне никак не могли. Дионис и менады – другое дело, эти были опасны, но остальные – ведь это овцы, зомби, лишенные разума, существующие только для плотских удовольствий. Мы все: я, Кевин, Джек и Холбрук – слишком переоценили фанатов Диониса, приписали им разум, которым те не обладали, приписали этим безумным много больше, чем те того заслуживали».
Впереди у реки на импровизированном щите красовалась надпись, сделанная флюоресцирующими красками, – «СТИКС». В дальнем конце, на той стороне реки, все было выжжено и черно. Среди обуглившихся деревьев и булыжников бессмысленно слонялись мертвецы.
На берегу, с этой стороны реки, стояли голые мать Дженин и мать Маргарет. Они подняли дротики с наконечниками в виде сосновых шишек, с которых стекала кровь, и что-то выкрикивали. В первом порыве Пенелопа хотела было их окликнуть, но сумела сдержать себя.
«Не желаю иметь с ними ничего общего. Но где же Дион?»
Она посмотрела через поле туда, где деревья, где должен находиться его трон. Он там? Что-то ей подсказывало, что его там нет, но надо было действовать, с чего-то начинать.
Она взяла Кевина за руку и повела через поле, и тут вдруг перед ними выпрыгнула мать Дженин. В ее груди, очевидно, было молоко, поскольку из сосков к пупку стекали две молочные дорожки.
– Ты здесь, чтобы наконец-то присоединиться к нам?
– Где он? – спросила Пенелопа, стараясь, чтобы ее голос звучал как можно спокойнее.
– Ты его хочешь?
Она кивнула.
Мать Дженин показала на гору в северо-западной части долины.
– Он на новом Олимпе, готовит дом для богов. – Мать Дженин понизила голос и гнусно усмехнулась. – Он тебя ждет.
Пенелопе стало холодно.
– Ты ведь, кажется, еще не трахалась с богом, а? – Мать Дженин заржала. – Считай, что мужчину до сих пор не знала. Вот у меня после этого шла кровь. И до сих пор идет.
Пенелопа отшатнулась.
Сзади подошла мать Маргарет.
– Он уже устал тебя ждать! – Она дыхнула на Пенелопу тяжелым перегаром. – Он собирается возродить всех богов Олимпа.
«Неужели они знают? – пронзило Пенелопу. – Неужели догадываются, что я притворяюсь?»
– А где мать Фелиция? – спросила она.
Мать Дженин пьяно засмеялась и отвернулась, не отвечая. Затем, увидев проходящего неподалеку мальчика-подростка, приподняла свой дротик и припустила за ним.
Пенелопа повернулась к матери Маргарет.
– Где она?
Та усмехнулась.
– Спроси у нее. – Она показала на мать Диона, которая только что подошла и молча стояла рядом.
Пенелопа перевела взгляд на нее.
– Где моя мать?
– Она умерла, – хрипло произнесла Эйприл.
– Что?
Наверное, на ее лице отобразился ужас, потому что мать Диона побледнела и посмотрела на нее с нескрываемым состраданием.
– Он ее использовал, а потом прикончил.
Пенелопа закачалась, казалось, что она упадет сейчас в обморок, и в то же время начались колики в желудке. Ноги подкашивались. Дышать стало почти невозможно. Кевин взял ее руку и не отпускал.
– Где? – с трудом выговорила Пенелопа.
Эйприл пошла вперед, жестом показывая им следовать за ней. Опираясь на Кевина, Пенелопа медленно двинулась сквозь толпу за матерью Диона. Она чувствовала себя полностью опустошенной, ей показалось, что остановилось время.
«Моя мать мертва».
Сознание пока еще не соглашалось принимать этот факт. Они медленно шли – мать Диона впереди, Пенелопа с Кевином в нескольких шагах сзади, – мимо мужчин, развлекающихся с нимфами, мимо толпы гогочущих сатиров, направляясь туда, к деревьям.
Мать лежала на траве перед троном.
Пенелопа, почти ослепшая от слез, опустилась на колени рядом и, найдя на ощупь мертвую руку матери, начала гладить холодную мягкую кожу.
– Мы так и не попрощались, – начала она и всхлипнула. – Мы никогда… – Но закончить так и не смогла.
* * *
Кевин, не выдержав, заплакал сам. Он вспомнил о своих родителях. Скорее всего и они мертвы. И у него тоже не было шанса с ними попрощаться. О том, в каком состоянии он видел их в последний раз, лучше не вспоминать.Видимо, это был действительно последний раз. Больше он их не увидит.
Он смотрел на Пенелопу, рыдающую над телом матери, и до его сознания впервые дошел весь ужас трагедии, разыгравшейся здесь. Ведь она состоит из тысячи отдельных личных трагедий всех этих людей. Ему все время было некогда. Чтобы уцелеть в этой мясорубке, нужно было убегать, прятаться, что-то придумывать, поэтому трупы, которые встречались по дороге, казались реквизитом, бутафорией какого-то шоу ужасов, отвратительным фоном и не больше. Но ведь за каждым мертвым телом стояли матери и отцы, дети, дяди, тети, племянники. Это были не просто трупы, это были невосполнимые утраты.
Он поднялся на ноги, вытер глаза и только сейчас увидел, что мать Диона тоже плачет.
Мать Диона.
Одна из них.
Он повернулся к ней и холодно произнес:
– А вы-то отчего страдаете? У вас что, тоже горе?
– Да. И большое.
– А вы знаете, что мы здесь, чтобы убить вашего сына?
Она поколебалась с секунду.
– Знаю. И буду вам помогать. Я отведу вас к нему.
* * *
Сколько Пенелопа стояла на коленях перед телом матери, она не знала – очень долго, вне всяких сомнений, – но заставить себя подняться все не могла. Скоро мать переправят через реку Стикс в страну мертвецов, и она уйдет навсегда. И ничто не в состоянии будет ее вернуть, никакие трансформации, никакие реинкарнации. Ничто.Поэтому она не могла заставить себя уйти. Как будто, пока она тут сидит, ее мать еще не полностью мертва, не окончательно. Она держала ее за руку и рыдала до тех пор, пока не осталось слез.
Наконец Пенелопа встала. Спина болела, ноги дрожали. Она вытерла глаза и решительно бросила:
– Пошли. – А встретившись взглядом с Эйприл, добавила: – Этого мерзавца надо убить.
– Я отведу вас на Олимп, – отозвалась та.
* * *
Они поехали по направлению к Рутерфорду по боковой дороге, поскольку шоссе было заблокировано.Винодельческие хозяйства, встречающиеся по пути, были разграблены, опустошены и разрушены до основания. Пьяные фанаты Диониса сидели, взгромоздившись на ящики и бочонки из-под вина, не обращая внимания на горящие позади них здания. Ингленук представлял жуткое зрелище. Вместо главного здания старейшего винного завода зиял кратер, как будто проделанный авиационной бомбой, вокруг обломков каменных стен из просевшей земли уже пророс плющ, и создавалось впечатление, что все это произошло много лет назад. Мондави вообще был сровнен с землей, видимо, с помощью бульдозеров, и над руинами еще поднимался легкий парок.
За рулем сидела Пенелопа. Кевин прошептал ей на ухо, что матери Диона полностью доверять пока нельзя, и, хотя она предлагала вести машину, поскольку знала дорогу, он настоял, чтобы за руль села Пенелопа. Отдавая это распоряжение, он крепко сжал правой рукой торчащую за поясом отвертку, но Эйприл возражать не стала и заняла заднее сиденье рядом с ним, оставив Пенелопу одну впереди.
– Так безопаснее, – пояснил Кевин.
Они доехали до Рутерфорда, и Эйприл сказала Пенелопе, чтобы та повернула на запад к шоссе № 128.
– Я ничего не имею против, – сказал Кевин, – но мы уже несколько раз пытались здесь проехать. Дорога заблокирована.
– Только последняя миля, – возразила Эйприл.
И была права. Завал, который они видели здесь раньше, ликвидировали, и, хотя местами дорога была сильно испорчена и замусорена, ехать дальше оказалось возможно. Только в самом конце путь им преградила стена из поваленных деревьев, перевязанных лентами, украшенных гирляндами и елочными игрушками. Пенелопа остановила машину.
– Отсюда вам придется идти пешком. – Эйприл наклонилась с заднего сиденья и показала на гору, возвышающуюся перед ними. – Это вон там.
Взгляд Пенелопы проследовал за ее пальцем.
– Новый Олимп?
– Да. А рядом озеро. – Эйприл попыталась вспомнить название.
– Берриесса?
– Именно.
Кевин наклонился вперед, посмотрел через ветровое стекло и сухо произнес:
– А я представлял себе гору Олимп несколько выше. Ведь это дом великих греческих богов.
– Будь благодарен, что это не так, – сказала Пенелопа.
Они вышли из машины. Кевин стал закрывать двери.
– Мне нужны ключи, – натянуто произнесла Эйприл.
– Зачем? – поинтересовался Кевин. – Если вы уедете отсюда на машине, как же мы сможем возвратиться назад?
– Вам не надо будет возвращаться назад. Вы или проиграете, или победите. В любом случае все будет кончено.
Пенелопа взглянула на нее.
– А что собираетесь делать вы?
– Убить твоих матерей.
Пенелопа кивнула. Она ничего не чувствовала. Ни гнева, ни боли, ни сожаления.
– А потом я убью себя. Вот так. – Эйприл повернулась к горе и несколько секунд молчала. – Но я хочу, чтобы вы передали Диону… – Ее голос сорвался. – Передайте ему, что я очень жалею. И скажите, что я бы поступила иначе, если бы знала. Я же хотела, чтобы он… – Она наклонилась и вытерла глаза. Затем подняла голову, пытаясь улыбнуться Пенелопе. Щеки ее все еще были мокрыми от слез. – О чем это я говорю? Он же не Дион больше. Диона нет.
– Но если он не Дион, то что же вы хотите, чтобы я ему передала? – мягко спросила Пенелопа.
– Просто скажи ему… Черт возьми, просто скажи ему, что я люблю его. – Она глубоко вздохнула, вытерла нос и глаза и протянула ладонь. – Так получу я от вас наконец эти чертовы ключи?
Пенелопа кивнула и передала ей связку.
Эйприл сделала жест в сторону бутылки, которую Пенелопа держала в руке.
– Ты собираешься это выпить? Если не будешь, то дай мне.
– Мы ее разопьем на двоих.
Штопор они захватить с собой не догадались, но мама Диона опытной рукой быстро продавила пальцем пробку вниз и одним глотком ополовинила бутылку. Затем передала ее Пенелопе. А сама, закрыв глаза и смакуя аромат, хрипло проговорила:
– Это помогает.
Пенелопа подняла бутылку, поймала озабоченный взгляд Кевина и, решительно прижав к губам горлышко, начала пить. Вино оказалось сладким и легким. Оно мгновенно наполнило ее приятным теплом.
Тепло нарастало.
Она прикончила бутылку четырьмя большими глотками и швырнула ее в кучу бревен, где та с шумом раскололась. И сразу же Пенелопа почувствовала себя прекрасно. Ее всю переполняла энергия и незнакомая эйфория. Она вдруг возжелала и Кевина, и Эйприл одновременно. То есть…
Нет.
Сдерживая себя, она закрыла глаза.
– С тобой все в порядке? – спросил Кевин.
Пенелопа кивнула, но глаза все еще были закрыты. Она очень медленно разжимала веки. С большим трудом ей все-таки удалось добиться контроля над собой, сдержать себя.
«Приберегу все это до встречи с Дионисом.
Вот тогда и позволю себе расслабиться».
– Все отлично, – произнесла она. – Думаю, нам пора идти.
Эйприл рванулась вперед, схватила Пенелопу за плечи и посмотрела девушке в глаза. И только теперь в первый раз Пенелопа почувствовала, что они как-то связаны и были связаны всегда.
– Держи это в себе до тех пор, пока оно тебе не понадобится, – мягко проговорила Эйприл. – И используй это сама, не позволяй этой силе использовать себя.
Пенелопа кивнула.
Эйприл улыбнулась:
– Если бы я могла, то сделала бы это сама.
И Пенелопа вдруг осознала, какие титанические усилия потребовались сейчас матери Диона, чтобы так долго держать себя под контролем и заставлять разум управлять эмоциями.
– Удачи вам, – сказала Пенелопа.
Довольно странно желать удачи женщине, которая отправлялась убить ее матерей, а потом и себя, но ответ Эйприл был аналогичным:
– Удачи и вам.
Она пожелала им удачи в убийстве своего сына.
«Почему все это так? – подумала Пенелопа. – Почему всему этому суждено было случиться?»
– Ну, ты готова? – спросил Кевин.
Пенелопа кивнула.
Эйприл обошла машину и забралась на сиденье водителя, а Кевин с Пенелопой двинулись по небольшой тропинке, идущей параллельно дороге. Они услышали, как завелась машина, услышали, как она отъезжает, но не обернулись.
Вместо этого они посмотрели друг на друга.
И начали подниматься в гору.
Глава 19
Менады ожидали ее на лугу.
Эйприл двинулась к ним по захламленной земле, шатаясь, делая вид, что она пьянее, чем на самом деле. Но они знали правду. Каким-то образом им удалось проникнуть внутрь ее сознания и выведать план. Сейчас они ждали ее, чтобы убить. Эйприл пожалела, что у нее нет никакого оружия. Правда, есть сила, мощная пружина, свернутая, внутри, готовая распрямиться, но ведь и они отнюдь не беззащитны, и, кроме того, за ними численное превосходство.
Где же Марго? Дженин, Шейла и Маргарет – вот они, выстроились в ряд, но Марго нигде не видно. Эйприл украдкой посмотрела в одну сторону, в другую. Марго нигде нет. Наверное, прячется где-нибудь рядом, собирается напасть сзади.
Приблизившись, она медленно перевела взгляд с Дженин на Шейлу, потом на Маргарет.
Та улыбнулась.
– Ну что? Отвела ее на Олимп?
Эйприл на мгновение закрыла глаза.
Они не знают!
– Да, – ответила она, заставляя себя говорить медленно и спокойно.
– Ты единственная, кто мог это сделать, – сказала Шейла. – Она ведь никому больше не доверяет.
Потирая свои сочащиеся молоком груди, Дженин похотливо усмехнулась.
– За это ты заслуживаешь вознаграждения. – Она опустилась на колени, притянув ее к себе.
Эйприл сделала глубокий вдох и скользнула к ней вниз, чувствуя ласковые прикосновения ладоней менады к своим бедрам.
Сейчас или никогда.
Она посмотрела на Дженин, затем опустила глаза, прошлась руками по ее волосам.
А затем свернула ей голову.
Для двух других менад это было настолько неожиданно, что на несколько секунд они застыли в шоке и поэтому быстро среагировать не смогли. Это их и погубило. Прежде чем дергающееся тело Дженин упало на землю, Эйприл уже вцепилась в груди Шейлы, разрывая кожу, разрывая плоть, обрывая сухожилия и мускулы. Маргарет бросилась на нее сзади, но Эйприл уже повернулась, и все три сцепились в отчаянной схватке. Схватке, где главным оружием были зубы и ногти.
– Как ты можешь? – раздался над ухом вопль. – Ведь мы твои сестры!
– А он мой сын! Понимаете? Сын! – закричала она в ответ.
Она думала, что это Маргарет, но, оторвавшись от тела, распростершегося перед ней, и утерев кровь, увидела, что Маргарет мертва. Это свой собственный голос она слышала. Это она кричала сама себе.
Эйприл вдруг мгновенно ослабела, и, чтобы приподняться на локтях, потребовалось мобилизовать все усилия, какие есть. Какие остались.
Внизу живота у нее зияла большая дыра. Оттуда сочилась кровь.
Рядом валялась Шейла, еще живая, и кашляла кровью. Но эти всхлипы становились все слабее и слабее. Наконец один из них застрял в ее горле, и она затихла.
Эйприл закрыла глаза, чувствуя, что жизненные силы ее покидают, и прошептала:
– Дион…
Эйприл двинулась к ним по захламленной земле, шатаясь, делая вид, что она пьянее, чем на самом деле. Но они знали правду. Каким-то образом им удалось проникнуть внутрь ее сознания и выведать план. Сейчас они ждали ее, чтобы убить. Эйприл пожалела, что у нее нет никакого оружия. Правда, есть сила, мощная пружина, свернутая, внутри, готовая распрямиться, но ведь и они отнюдь не беззащитны, и, кроме того, за ними численное превосходство.
Где же Марго? Дженин, Шейла и Маргарет – вот они, выстроились в ряд, но Марго нигде не видно. Эйприл украдкой посмотрела в одну сторону, в другую. Марго нигде нет. Наверное, прячется где-нибудь рядом, собирается напасть сзади.
Приблизившись, она медленно перевела взгляд с Дженин на Шейлу, потом на Маргарет.
Та улыбнулась.
– Ну что? Отвела ее на Олимп?
Эйприл на мгновение закрыла глаза.
Они не знают!
– Да, – ответила она, заставляя себя говорить медленно и спокойно.
– Ты единственная, кто мог это сделать, – сказала Шейла. – Она ведь никому больше не доверяет.
Потирая свои сочащиеся молоком груди, Дженин похотливо усмехнулась.
– За это ты заслуживаешь вознаграждения. – Она опустилась на колени, притянув ее к себе.
Эйприл сделала глубокий вдох и скользнула к ней вниз, чувствуя ласковые прикосновения ладоней менады к своим бедрам.
Сейчас или никогда.
Она посмотрела на Дженин, затем опустила глаза, прошлась руками по ее волосам.
А затем свернула ей голову.
Для двух других менад это было настолько неожиданно, что на несколько секунд они застыли в шоке и поэтому быстро среагировать не смогли. Это их и погубило. Прежде чем дергающееся тело Дженин упало на землю, Эйприл уже вцепилась в груди Шейлы, разрывая кожу, разрывая плоть, обрывая сухожилия и мускулы. Маргарет бросилась на нее сзади, но Эйприл уже повернулась, и все три сцепились в отчаянной схватке. Схватке, где главным оружием были зубы и ногти.
– Как ты можешь? – раздался над ухом вопль. – Ведь мы твои сестры!
– А он мой сын! Понимаете? Сын! – закричала она в ответ.
Она думала, что это Маргарет, но, оторвавшись от тела, распростершегося перед ней, и утерев кровь, увидела, что Маргарет мертва. Это свой собственный голос она слышала. Это она кричала сама себе.
Эйприл вдруг мгновенно ослабела, и, чтобы приподняться на локтях, потребовалось мобилизовать все усилия, какие есть. Какие остались.
Внизу живота у нее зияла большая дыра. Оттуда сочилась кровь.
Рядом валялась Шейла, еще живая, и кашляла кровью. Но эти всхлипы становились все слабее и слабее. Наконец один из них застрял в ее горле, и она затихла.
Эйприл закрыла глаза, чувствуя, что жизненные силы ее покидают, и прошептала:
– Дион…
Глава 20
Идти пешком оказалось труднее, чем она ожидала, да и путь был не близкий, и, когда полуденное солнце начало как следует припекать, у Пенелопы разболелась голова. Она пожалела, что выпила слишком рано. Надо было сохранить вино до прибытия на место назначения.
Часом спустя, когда извилистая тропинка довольно круто пошла вверх, пейзаж начал меняться. Деревья стали более тонкими, кусты вообще попадались редко, и, самое главное, обычная флора исчезла, ее сменили цветы и растения странной формы и окраски. Например, кактусы (которые никогда не росли на горных склонах) красного анилинового цвета с круглыми, похожими на зонтики листьями; вместо травы здесь было какое-то стелющееся покрытие цвета… а вот цвет этого травяного покрытия определить было очень трудно, он был похож на тот, какой бывает у изделий Дэйгло,[39] покрытие вроде плюща или мирта, причем замысловатой формы, похожей на салфетки. Там был еще кустарник со стреловидными листьями.
– Судя по всему, мы на правильной дороге, – сказал Кевин.
Пенелопа кивнула. Разговаривать не хотелось. О матери Фелиции и о предстоящей нелегкой задаче думать тоже не хотелось. Вообще ни о чем не хотелось думать.
Они уже прошли полпути, наверное, даже больше, когда вдруг услышали крики. И не крики это были, а короткие взрывы невыносимой боли. Несколько минут спустя они поняли, откуда исходил шум: к скале, нависающей над обрывом, был прикован католический священник отец Ибарра. На булыжнике рядом сидел огромных размеров орел и клевал развороченный живот падре, а тот истошно кричал.
Кевин схватил камень и швырнул в птицу. Камень ударился о булыжник под когтями орла. Птица не шевельнулась. Кевин посмотрел на Пенелопу.
– Попытаемся ему помочь?
Пенелопа покачала головой.
– Помочь мы ему не сможем. Это наказание божье. Ему никто не поможет.
И они продолжили путь, не обращая внимания на крики.
Им казалось, что еще идти и идти, но через двадцать минут Пенелопа и Кевин достигли вершины.
Они вышли в проход между двумя розовыми пальмами, несомненно мутантами. Утирая с лица пот, Пенелопа медленно двинулась вперед. И это Олимп? Она ожидала увидеть здания в греческом стиле, зеленые луга, море цветов. Здесь же все было переполнено ужасом: в озере плавали мертвые тела, а метрах в пяти ниже притулилось несколько домишек, грубо сколоченных из клееной фанеры, с крышами из сухих веток.
Диониса нигде видно не было.
– Что будем делать? – спросил Кевин. – Обождем, пока покажется?
– Нет. Будем искать, – ответила Пенелопа.
Они пошли вдоль берега по направлению к домикам. Вода в озере была грязная, коричневая. Кроме трупов, там плавали также и обломки лодок. И все это невероятно смердило.
Кевин закашлялся и зажал пальцами нос.
Растения здесь были не такими яркими и пышными, как те, что встречались им при подъеме, но по-прежнему странными. Цвета, казалось, ушли, остались какие-то голые конструкции. Чуда не чувствовалось. Было такое ощущение, как будто чем ближе они приближались к центру этого чертова колеса, то есть чем ближе к богу, тем все понятнее и понятнее становились вещи.
Они молча пробирались вдоль илистого берега, пока не достигли нескольких домиков, составляющих некий импровизированный ансамбль. Тел в воде больше видно не было, они все валялись на берегу, в грязи, откуда торчали их одеревеневшие руки, которые, как сваи, поддерживали фанерные стены домиков. Застоялый воздух был необычно тяжелым. Атмосфера удушающей.
Что же случилось? Это совсем не похоже на обстановку, в которой она видела Диониса прежде. Там атмосфера была праздничной, располагающей к наслаждениям, веселью. Неужели он ослабел? Может быть, Дионис потерял свою мощь в результате какой-то внутренней борьбы? Или он просто слишком пьян и рассеян, чтобы адекватно реагировать на окружающее?
Часом спустя, когда извилистая тропинка довольно круто пошла вверх, пейзаж начал меняться. Деревья стали более тонкими, кусты вообще попадались редко, и, самое главное, обычная флора исчезла, ее сменили цветы и растения странной формы и окраски. Например, кактусы (которые никогда не росли на горных склонах) красного анилинового цвета с круглыми, похожими на зонтики листьями; вместо травы здесь было какое-то стелющееся покрытие цвета… а вот цвет этого травяного покрытия определить было очень трудно, он был похож на тот, какой бывает у изделий Дэйгло,[39] покрытие вроде плюща или мирта, причем замысловатой формы, похожей на салфетки. Там был еще кустарник со стреловидными листьями.
– Судя по всему, мы на правильной дороге, – сказал Кевин.
Пенелопа кивнула. Разговаривать не хотелось. О матери Фелиции и о предстоящей нелегкой задаче думать тоже не хотелось. Вообще ни о чем не хотелось думать.
Они уже прошли полпути, наверное, даже больше, когда вдруг услышали крики. И не крики это были, а короткие взрывы невыносимой боли. Несколько минут спустя они поняли, откуда исходил шум: к скале, нависающей над обрывом, был прикован католический священник отец Ибарра. На булыжнике рядом сидел огромных размеров орел и клевал развороченный живот падре, а тот истошно кричал.
Кевин схватил камень и швырнул в птицу. Камень ударился о булыжник под когтями орла. Птица не шевельнулась. Кевин посмотрел на Пенелопу.
– Попытаемся ему помочь?
Пенелопа покачала головой.
– Помочь мы ему не сможем. Это наказание божье. Ему никто не поможет.
И они продолжили путь, не обращая внимания на крики.
Им казалось, что еще идти и идти, но через двадцать минут Пенелопа и Кевин достигли вершины.
Они вышли в проход между двумя розовыми пальмами, несомненно мутантами. Утирая с лица пот, Пенелопа медленно двинулась вперед. И это Олимп? Она ожидала увидеть здания в греческом стиле, зеленые луга, море цветов. Здесь же все было переполнено ужасом: в озере плавали мертвые тела, а метрах в пяти ниже притулилось несколько домишек, грубо сколоченных из клееной фанеры, с крышами из сухих веток.
Диониса нигде видно не было.
– Что будем делать? – спросил Кевин. – Обождем, пока покажется?
– Нет. Будем искать, – ответила Пенелопа.
Они пошли вдоль берега по направлению к домикам. Вода в озере была грязная, коричневая. Кроме трупов, там плавали также и обломки лодок. И все это невероятно смердило.
Кевин закашлялся и зажал пальцами нос.
Растения здесь были не такими яркими и пышными, как те, что встречались им при подъеме, но по-прежнему странными. Цвета, казалось, ушли, остались какие-то голые конструкции. Чуда не чувствовалось. Было такое ощущение, как будто чем ближе они приближались к центру этого чертова колеса, то есть чем ближе к богу, тем все понятнее и понятнее становились вещи.
Они молча пробирались вдоль илистого берега, пока не достигли нескольких домиков, составляющих некий импровизированный ансамбль. Тел в воде больше видно не было, они все валялись на берегу, в грязи, откуда торчали их одеревеневшие руки, которые, как сваи, поддерживали фанерные стены домиков. Застоялый воздух был необычно тяжелым. Атмосфера удушающей.
Что же случилось? Это совсем не похоже на обстановку, в которой она видела Диониса прежде. Там атмосфера была праздничной, располагающей к наслаждениям, веселью. Неужели он ослабел? Может быть, Дионис потерял свою мощь в результате какой-то внутренней борьбы? Или он просто слишком пьян и рассеян, чтобы адекватно реагировать на окружающее?