Страница:
Впрочем, несмотря на тайную неприязнь, которую, как можно догадываться, уже питал печерский архимандрит к новому митрополиту, оба они по видимости соблюдали надлежащие отношения между собою, и Могила признавал Исаию законным митрополитом. Это ясно обнаруживалось при ведении того важного дела, которым занимался тогда Могила. Не без причины митрополит Иов в своем завещании строго наказывал, чтобы школы только в братстве Киевском, а не где-либо инде были фундованы: он, верно, знал о намерении Петра Могилы основать особую школу в Печерском монастыре, которая могла послужить подрывом для братской. И Могила, казалось, последовал завещанию Иова, когда вскоре после его кончины принял на себя звание старшего брата, опекуна и фундатора Киевского братства, его обители и школ. Спустя три месяца, находясь во Львове, Могила дал от себя (15 июня) в главной церкви Львовского братства письменный акт, в котором говорил, что, вознамерившись "фундовать школы", он собрал к себе на то дело Божие братию из нескольких лиц и, желая обеспечить их содержание из своей собственности по фундушевой записи, дает теперь двум из них, при нем находящимся, иеромонаху Исаии Трофимовичу и монаху Сильвестру Коссову, а равно и другим, которые впоследствии к ним присоединятся, обещание пред Господом Богом, что все имеющее значиться в фундушевой им записи будет без отлагательства, отнюдь не далее как через год, выполнено для них в Киеве, в Печерском монастыре или где ему. Могиле, и им рассудится. Тут ясно не сказано, о какой школе заботился Могила, и можно думать, что он имел в виду братскую школу, которой недавно взялся быть фундатором. Это происходило еще до избрания Исаии Копинского на митрополию. Но после того как Исаия был избран. Могила как бы отшатнулся от братской школы, состоявшей вместе с братским монастырем в подчинении митрополиту, и приступил к основанию особой школы в лавре. Он вместе со всею печерскою братнею постановил поместить школу и "новопостриженную братию для преподавания наук" при Троицкой церкви, устроенной над монастырскою брамою (воротами), в больничном монастыре, находившемся на правой стороне от брамы при выходе из лавры, назначив для больничного монастыря соответствующее место на левой стороне от тех же ворот при выходе из лавры. А 18 ноября 1631 г. издал грамоту, в которой от себя и от всей лаврской капитулы объявлял, что по просьбе их Вселенский Константинопольский патриарх Кирилл соизволил дать им свое пастырское благословение на основание православного училища в Киево-Печерском монастыре при Троицкой церкви над монастырскими воротами; что то же "дозволил и благословил и преосвященный архиепископ Киевский, Галицкий и всея России благочестивый, того же Вселенского патриарха Константинопольского послушный и подведомый митрополит кир Исаия Копинский" вместе с благочестивыми епископами Луцким Исаакием, Пинским Авраамием и Холмским Паисием; что о том же просили и все благочестивое духовенство, монашествующее и белое, все благородные обыватели воеводства Киевского, весь православный народ Польской державы и что братия, призванные на то святое и весьма полезное всей православной Церкви дело, уже водворены при Троицкой церкви на назначенном им месте для преподавания свободных наук на греческом, славянском и латинском языках с сохранением православной веры восточного благочестия и будут всегда пользоваться от лавры полным содержанием. Если и признать за несомненное, что Вселенский патриарх благословил основать училище в лавре, то трудно поверить, чтобы то же дозволил и благословил и митрополит Киевский с своими епископами, о том же просили киевское дворянство, все духовенство и все православные Литвы и Польши. Трудно потому, что едва только сделалось известным об открытии лаврского училища, как все дворяне, обыватели воеводства Киевского, вписные члены Киевского братства, обратились к Петру Могиле с просьбою, чтобы он благоволил перевести свои школы и находящихся при них учителей из лавры в братский Богоявленский монастырь и навсегда здесь "уфундовал". И когда Могила на это согласился, то дали ему от себя 30 декабря письменное удостоверение, что он соответственно выраженным им условиям как старший брат будет пожизненным блюстителем и опекуном не только братских школ, но и братского монастыря со всеми их имениями и будет заведовать ими совокупно с ежегодно избираемыми братскими старостами, не нарушая, однако ж, "фундуша, пожалованного братству от святейшего Константинопольского патриарха" (вероятно, разумеются грамоты патриарха Феофана, данные братству по уполномоченности от Константинопольского патриарха) и с тем чтобы призванные им учители все неизменно состояли под благословением Цареградского патриарха. Вслед за киевскими дворянами усильно просили Петра Могилу о том же и сам митрополит Исаия Копинский, и все православные епископы, архимандриты, игумены, иеромонахи, протоиереи, иереи и иноки, вписные братия Киево-Богоявленского братства, и 5 генваря 1632 г. дали от себя Могиле точно такое же письменное удостоверение, в котором митрополит прибавил от себя только следующее: "На возглашениях и ектениях должно быть поминаемо там (т. е. в училищном монастыре) имя митрополита, потому что как сначала то святое место старанием нашим было фундовано, так и теперь за нашим благословением имеет устрояться". Наконец, о том же самом просили Могилу и дали ему 12 марта такое же письменное удостоверение и гетман Иван Пестрижицкий, есаулы, полковники и все запорожское войско и обещались братский монастырь, школы, богадельню и все к ним относящееся иметь под своею защитою и стоять за них до самой смерти. Вот сколько просьб, и каких просьб, понадобилось, чтобы склонить Могилу, воеводича земель молдавских, исполнить то, что завещал ему как своему опекуну митрополит Иов Борецкий. Впрочем, хотя Могила еще к концу 1631 г. обещал киевским дворянам перенесть свою школу в братский монастырь, но она оставалась в лавре по крайней мере до Пасхи следующего года, как свидетельствует небольшая книжка стихотворений под заглавием "Евхаристирион", напечатанная в лаврской типографии 29 марта 1632 г. и поднесенная лаврскою школою Петру Могиле в день Воскресения Христова. Эта книжка, остающаяся единственным памятником существования лаврской могилянской школы, дает нам некоторые сведения и о самой школе. В заглавии книжки школа называется гимназиею, а ученики ее спудеями, т. е. студентами. Под стихотворениями подписаны имена 23 учеников из класса риторики. В первой части книжки (а их две: первая названа "Геликон", вторая "Парнас") воспеваются "осмь корений наук вызволеных", которые насадил в своей школе - Геликоне Петр Могила. И коренья эти перечисляются так: первый - грамматика, второй - риторика, третий диалектика, четвертый - арифметика, пятый - музыка, шестой - геометрия, седьмой - астрономия, восьмой корень и верх всех наук - теология. Под предисловием книжки подписался "профессор" риторики Софроний Почаский. Это уже было третье лицо из среды той ученой братии, которую собрал Петр Могила для преподавания наук в своей школе. Есть известие, хотя и несовременное, что Петр Могила еще до основания своей школы избрал несколько способных молодых людей и посылал их на свой счет за границу для усовершенствования в науках и приготовления к учительству. К числу этих людей, вероятно, и принадлежал Софроний Почаский, который в 1622 г. был учеником киево-братской школы и первый из своих товарищей подписался под виршами Саковича на смерть Сагайдачного. К тем же людям принадлежал Иннокентий Гизель, родившийся в Пруссии, в реформатском исповедании, и там же получивший первоначальное образование, но в молодые годы пришедший в Киев и принявший здесь православие и впоследствии монашество; принадлежали, вероятно, еще два лица: Игнатий Аксенович-Старушич и Иосиф Конанович-Горбацкий, которые также являются в числе первых учителей могилянской школы. Но чтобы к тем же воспитанникам Могилы, которых посылал он за границу, принадлежали и иеромонах Исаия Трофимович и монах Сильвестр Коссов, это сомнительно - в таком случае они, естественно, возвратились бы из-за границы к своему меценату и ему не нужно было бы ехать во Львов, чтобы заключить с ними условия в братской церкви. Вероятнее, они состояли уже учителями в львовском братском училище, получив высшее образование, может быть, и в заграничных училищах еще прежде, без помощи от Могилы. Да и сам Могила свидетельствует, что Исаия Трофимович был иеромонахом Виленского братства еще при архимандрите Леонтии Карповиче (? 1620). Где бы, впрочем, ни воспитались те учители, которых собрал Петр Могила, но несомненно, что он собрал их "с великим старанием и с немалым иждивением" и что это были "люди, испытанные в святом восточном православии, искусные в знании свободных наук и благочестивые", как засвидетельствовал сам митрополит Исаия Копинский со всем духовенством в своем письменном удостоверении, о котором нами упомянуто выше. В братский Богоявленский монастырь лаврская школа Могилы вместе с учителями переведена не прежде, как во 2-й половине 1632 г.
Но не одному братству Киевскому с его монастырем и училищем показывал свое участие и заботливость митрополит Исаия, сохранился памятник его заботливости и о братстве Луцком. При этом братстве по примеру некоторых других образовалось братство "юношеское", т. е. из молодых людей. Они написали себе устав и представили на рассмотрение и утверждение митрополита. Исаия отвечал юношам (от 1 марта) пастырским посланием: извещал их, как много они утешили его своею ревностию о благочестии, молил Бога, да наставляет и вразумляет их во всем, и, "благословляя их от святейшей митрополии Киевской благословением иерусалимским", признавал приличным, разрешал и утверждал устав их. Вслед за тем святитель преподал членам новообразовавшегося братства и несколько наставлений. "Прежде всего, - писал он, - напоминаем и просим: если Господь Бог даст вам совершить что-либо, то дух гордости и тщеславия да не имеет к вам ни малейшего доступа, но да пребывает в вас дух покорности, смирения и послушания Христова, и особенно надлежащего почтения к старшим и родителям вашим... Собрания ваши сообразно начертанным правилам не должны бывать без поучения и наставления книжного во избежание празднословия, смеха и соблазна... Прилагайте каждый по возможности своей попечение об училище и богоугодных делах милосердия в вашем братстве. Пусть духовный отец, любящий нравственную чистоту, присутствует всегда при ваших собраниях, а для надзора, совета, порядка и наставления вашего имейте всегда двух честных мужей из старейшего братства, духовного звания или светского, которые не должны приписывать себе власти и ктиторства, но должны по отеческой любви ходить к вам, как к своим любимым детям, и внушать вам все богоугодное, доброе и полезное для Церкви Божией... Пусть каждый из вас ежегодно четыре раза, именно в четыре поста, очищает свою совесть исповедью и укрепляет себя приобщением Св. Христовых Тайн. А для сего необходимо избрать одного благоразумного отца духовного и вполне уважать его. Собрания ваши должны происходить при церкви православной... Еретика человека, т. е. униата-схизматика, отвращайтесь, не сообщайтесь с ним и, как от члена сгнившего, удаляйтесь... Благочестие восточное любите, а отступнических ересей берегитесь; ведите жизнь чистую и без порока; искренне храните братолюбие, чем прославите Господа, и благословенные в юности вашей исполните лета многая" и пр. Из этих наставлений можно заключать, что такое были братства юношеские, или младшие, при братствах старших и какое имели внутреннее устройство.
Памятником заботливости митрополита Исаии о подведомом ему духовенстве служит его "Наказ" приходским священникам. "Наказ" содержит следующие самые простые правила, в которых, однако ж, верно нуждалось духовенство: а) каждый священник имел бы своего духовника и исповедовался пред ним как можно чаще; б) никто не переходил бы от одной церкви к другой без ведома своего православного митрополита и для того не подкупал бы светских властей; в) никто по своим духовным делам не обращался бы к суду светскому, но знал бы своего митрополита; г) никто не вмешивался бы в приход другого и связанного и запрещенного одним священником не разрешал бы и не прощал без ведома связавшего; д) после еды не совершать крещения, особенно ночью, кроме великой нужды; е) ночью не венчать брака, но тотчас после службы Божией, натощак и не упившись; ж) тщательно расспрашивать свидетелей о приступающих к браку, не венчаны ли они с кем прежде и не состоят ли между собою в родстве; з) которые имеют сожитие между собою без венчания, тех отлучать от Церкви и объявлять об них людям; и) никто да не ходит в корчму под строгою ответственностию пред нами, митрополитом; и) к больным ходить неленостно, а не посылать дьяков и о причастии Святых Тайн не торговаться; к) где церковь не освящена, стараться вместе с прихожанами об освящении ее, иначе она будет запечатана; л) в алтаре должен находиться антиминс от православного митрополита, также чаша, дискос, лжица и все прочее, что нужно для службы Божией; м) осужденных светским судом на смерть исповедовать и удостаивать причастия, но просить суд, чтобы они в тот же день не были казнены; н) женщин, которые во время родов готовятся умереть, тотчас же, по обмытии их, причащать; о) тяжко больных, которые пред смертию не могут говорить и исповедаться, но желают Тайн Христовых, непременно нужно причащать.
При Киево-Печерской лавре, неподалеку от нее находился и женский монастырь, называвшийся также Печерским. В 1632 г., 24 февраля начальнице этого монастыря Олимпиаде Рогозянке Силичовой и жившим с нею инокиням отдала или пожертвовала какая-то Христина Малинская, урожденная княгиня Вишневецкая, еще два монастыря, Преображенский и Благовещенский, находившиеся в ее родовом имении, в селе Сельце, в Киевском воеводстве. Вместе с монастырями жертвовательница отдала и самое Сельцо с крестьянами, землями, угодиями и доходами, но с условием, чтобы монастыри эти, находясь под властию Киево-Печерского женского монастыря и получая от него настоятельниц, пребывали неизменно "под послушенством" Константинопольского патриарха. Пожертвование свое совершила Христина Малинская по благословению и дозволению митрополита Исаии и киево-печерского архимандрита Петра Могилы.
Одною из самых чувствительных потерь в то время для Церкви православной и, в частности, для митрополита Исаии была потеря князя Иеремии Корыбута Вишневецкого как по знатности его рода, так по богатству и связям. В его-то владениях находились все три монастыря, Густынский, Лядинский и Мгарский, которые с согласия и на пожертвования его благочестивых родителей, особенно его матери Раины Могилянки, устроил Исаия и имел в своем пожизненном управлении. Не вдруг, кажется, князь Иеремия изменил вере отцов, но довольно долго колебался, хотя и отдавал предпочтение латинству. Это обнаружил он уже в 1628 г., когда, как мы упоминали, по письму униатского митрополита Рутского готов был изгнать Исаию Копинского из своих владений за высказанную им ревность о православии. В таком же нерешительном состоянии по отношению к вере оставался князь Иеремия и спустя четыре года. Киево-печерский архимандрит Петр Могила, которому мать князя приходилась двоюродною сестрою, посвятил ему свою проповедь, произнесенную в неделю крестопоклонную в лаврской церкви и напечатанную 4 марта 1632 г. под названием "Крест Христа Спасителя и каждого человека". В посвящении этой проповеди князю, помеченном 1-м числом июня и, следовательно, после прибавленном. Могила говорил: "Когда я посмотрю на клейнод пресветлого дома вашей княжеской милости, вижу там Крест Христов, чрез веру православную Церкви апостольской кафолической на Востоке уфундованный. В этой вере, начиная от Димитрия Корибута и сына его Корибута Дмитриевича, короля чешского, брата Ягелла, короля польского и Витовта, князя литовского, все предки вашего дома пребывали и составляли ее опору. Надеюсь, что православная Церковь найдет опору и в особе вашей милости... Прошу и молю, чтобы ваша княжеская милость и сами пребывали в отеческой вере и подданных своих старались удерживать в ней, помня науку того знаменитого мужа, который говорит, что пусть ни один князь не допускает переменить отцовского вероисповедания на какое-либо другое, так как в делах людских ничего нет более драгоценного религии, т. е. православной веры, и боронить ее необходимо со всевозможным старанием". Князь, по-видимому, еще не изменил вполне вере отцов, но готов был изменить, и его нужно было просить, умолять, чтобы он оставался в православии и служил ему обороною. Эту же самую просьбу, только гораздо сильнее и подробнее, излагал пред князем Иеремиею Вишневецким митрополит Исаия в своем послании к нему, и излагал не от себя только, но и от лица всей Церкви. "Великая жалость, милостивый князь, объемлет сердца всех нас, духовных и всех православных христиан, - писал святитель, - при виде того, что ваша княжеская милость, вожделенная утеха нашей старожитной греческой веры, не следуешь по стопам своих предков и родителей. Плачет также и горько сетует Церковь Божия, мать наша, что ты от нее отвращаешься... Что ж нашел ты в Церкви Божией сомнительного, подозрительного, еретического? Не она ли мать всего христианства? Не Иерусалим ли глава всего света? Разве не там Господь наш совершил наше спасение Своею святейшею Кровию? Не там поставил Сам первого епископа, патриарха Иерусалимского, Своего наместника? Разве не оттуда учение Христово распространилось по всему миру, от востока до запада, и дошло до самого Рима? Чем же Рим лучше Иерусалима, и зачем Иерусалимом, матерью всех Церквей, пренебрегают, а к Риму обращаются, Иерусалим порицают, а Рим превозносят?.. В Иерусалиме Христос за нас умер, там из мертвых воскрес, там и вознесся на небо, там и ниспослал Св. Духа на Своих учеников и апостолов, там на вечную память и Св. Гроб Свой оставил, там и наместника по Себе патриарха Иакова поставил. Чем же Рим лучше Иерусалима? Тут наместник Иисуса Христа - патриарх, а там наместник св. ап. Петра - папа; тут Гроб Христов, а там гроб Петров... По милости Божией в Церкви нашей нет никакого заблуждения, никакой ереси. Что раз приняла она, какие члены веры утверждены на седми Вселенских Соборах, те все сохраняет она в целости, ничего к ним не прибавляя и ничего от них не убавляя. Не ведаю, кто сделал ее так противною тебе, кто тебя от нее отвратил или отвращает, - Божие неблагословение останется на нем вечно. Все мы знаем, под какими страшными условиями относительно веры, под какими обязательствами и клятвами оставила тебя твоя родительница, отходя из сего мира. На чью ж душу падет то?.. Что за утеху, что за приобретение обрели и обретают себе все те, которые отступают от старожитной своей веры? Если для славы это делают, то большую славу и уважение от всех людей имеют люди твердые в своей вере, нежели колеблющиеся и непостоянные. Разве не великую славу имели князья острожские, воевода киевский и сын его, воевода волынский? Разве не великую славу имел повсюду твой святой памяти родитель Михаил Корыбут? Разве не был он утехою и подпорою всем правоверным? Разве не славны были рыцарскими доблестями в Короне Польской предки твои, начиная с Ольгерда, твоего прадеда, великого князя литовского?.. Все они были веры греческой, и им-то ничего не вредило, напротив, тем были они еще славнее. Все они были веры греческой - ужели ж ты один будешь от них отлученным? Не дай того Боже... Мы молим и не престанем молить Господа Бога, чтобы Он не допустил тебя отступить от своей старожитной апостольской веры. Хоть и говорят наши противники, что греческая вера - хлопская, но в таком случае хлопской веры были и цари греческие, и великие монархи; хлопской веры были и апостолы, и патриархи, и все св. отцы Восточной Церкви, которых мы признаем великими. Униженно прошу вашу княжескую милость именем всего христианства, именем всей Церкви: не давай увлекать себя политическими видами; помни своих родителей, какой они были веры - не хлопской, не еретической, но старожитной, апостольской, чистой и не затемненной никакими человеческими вымыслами. Почему ж тебе не следовать вере твоих предков, в которой ты родился? Не к чужой, но к своей матери - Церкви Божией вернешься... Именем Божиим все духовенство, все христианство со слезами просим: не отвращайся своей веры, но возвратись к Церкви Божией, твоей природной матери, и утешь всех нас..." и пр. Настоящее послание Исаии Копинского, очевидно, написано в такое время, когда он еще действительно был и признавался митрополитом и имел право говорить от лица всего духовенства, всей Церкви.
Очень вероятно, что и Петр Могила, который 4 марта напечатал свою проповедь, а чрез три месяца, 1 июня, вздумал посвятить ее князю Иеремии Вишневецкому, и митрополит Исаия обращались к могущественному князю и старались пробудить в нем любовь к отеческой вере по одному и тому же случаю, чрезвычайно важному для православных, когда они наиболее нуждались в поддержке князя, и эта поддержка могла быть для них весьма благодетельною. В 1632 г., 30 апреля скончался король Сигизмунд III, главный виновник и поборник унии, 45 лет царствовавший и 45 лет непрерывно угнетавший православие для унии. Православные решились воспользоваться смертию своего гонителя и возвратить себе при избрании нового короля все права, отнятые у них насилием. Немедленно начались приготовления к конвокационному сейму, который назначен был на 27 июня. Дворяне спешили на сеймики, писали инструкции своим послам; духовные власти совещались между собою и сносились с дворянами. Петр Могила писал (12 мая) даже к протестанту, князю Христофору Радзивиллу, гетману литовскому как к своему "великому приятелю" и как "всегдашнему приятелю и благожелателю народа российского, сынов старожитной Церкви Восточной" и просил его совета, поддержки, участия в деле православных особенно теперь, выражаясь: "Поистине настал час и нам, обиженным, отозваться и добиться своего, что нам по справедливости принадлежит. Сам Бог там, где правда, основа всех добродетелей, а она с нами. Нужны нам только согласие и единодушие... Со всем шляхетским станом мы уже сносимся, наиболее же просим твоего мудрого совета и помощи..." Неудивительно, если Могила и митрополит Исаия вспомнили тогда и о могущественном князе Иеремии Вишневецком и попытались пробудить в нем сочувствие к православной вере, привлечь его на свою сторону. К назначенному времени отправили своих послов на конвокационный сейм и православное духовенство, и дворяне, и казаки, и братства. Главным духовным послом был киево-печерский архимандрит Петр Могила, имевший уполномоченность не только от всего духовенства, но и лично от митрополита Исаии Копинского, который по болезни и слабости здоровья не мог сам ехать на сейм. Дворянским послам, в числе которых находились Лаврентий Древинский, чашник волынский, и князь Юрий Пузина, ловчий волынский, было сказано: "Прежде всего (ante omnia) стараться о том, чтобы православному митрополиту и епископам возвращены были епархии и церковные владения, отнятые униатами, и чтобы православная Церковь вполне была удовлетворена во всех своих правах, а без того не приступать ни к каким другим делам и к самому избранию короля". Казаки также наказывали своим послам добиваться полного успокоения старожитной греческой веры и расширения вольностей казацких.
Но всего замечательнее поступило виленское Свято-Духовское братство от лица братств или, вернее, от лица всего православного русского народа. Оно послало на сейм с своими уполномоченными целую книгу, которая заблаговременно была составлена, напечатана и посвящена всему сенату и всем послам, собравшимся на конвокационный сейм, под заглавием: "Синопсис, или Краткое описание прав, привилегий, свобод и вольностей, данных литовскими князьями и польскими королями народу русскому, находящемуся неизменно в послушании Константинопольскому патриарху". В предисловии к книге изложены были жалоба и просьба русского народа: жалоба на те несправедливости и притеснения, которые столько уже лет терпел он из-за своей старожитной греческой веры от отступников-униатов; просьба о том, чтобы сенаторы и послы, собравшиеся на конвокационный сейм, благосклонно приняли и прочли подносимую им книгу, обсудили дело со всем беспристрастием и оказали, наконец, невинно-страждущему народу русскому должную справедливость. В самой книге кратко излагались в хронологическом порядке, по годам, те права и привилегии, какие со времени Крещения Руси и по 1632 г. даваемы или только подтверждаемы были сперва русскими, потом литовскими князьями и польскими королями западнорусскому народу, и при изложении постоянно указывалось на то, что эти права давались именно русским, состоящим под властию Константинопольского патриарха, а не униатам и что, в частности, те права, которые пожалованы были виленскому братству Святой Троицы, пожалованы именно православному братству, а не униатскому. Все это подтверждалось ссылками на несомненные документы, или выписками из них, или свидетельствами историков, не русских, а латино-польских, Кромера и Стрыйковского. Эта книга, составленная очень разумно, вероятно, самим ученым ректором виленского свято-духовского училища Иосифом Бобриковичем или кем-либо из наставников того же училища и заключающая в себе некоторые драгоценные сведения, не встречающиеся в других источниках, роздана была сенаторам и послам еще до открытия сейма, так что они могли, иные, может быть, в первый раз, ясно увидеть из нее и сознать всю непререкаемость прав русского народа, попираемых униею. Последствия такой меры немедленно обнаружились. Лишь только открылся сейм (в июне 1632 г.) и русские послы, ссылаясь на данные им инструкции, начали просить, чтобы православным митрополиту и владыкам возвращены были архиерейские места, отнятые униатами вместе с имениями, и православная Церковь во всем была удовлетворена, и заявили, что иначе они не приступят ни к каким другим делам, как весь сейм, все сенаторы и послы признали законность этой просьбы и выразили согласие заняться ею. Униатский митрополит Рутский, лично присутствовавший на сейме, и другие ревнители унии были поражены, изумлены. Они также заговорили о своих правах, о справедливости. И сейм решил назначить особую комиссию, чтобы она подробно выслушала и обсудила взаимные жалобы и препирательства обеих сторон. В состав комиссии назначены пять знатнейших членов из среды сенаторов, в том числе государственный канцлер епископ Кулмский Иаков Задзик, великий гетман литовский и воевода виленский Лев Сапега, великий гетман коронный и воевода сендомирский Станислав Конецпольский, и шесть членов из среды послов, в том числе предводитель, или маршал, кола посольского, польный гетман литовский князь Христофор Радзивилл. Председателем комиссии пожелал быть сам королевич польский Владислав в качестве высшего посредника между спорившими сторонами. Заседания этой комиссии заслуживают внимания, потому что здесь в первый раз предоставлено было как униатам, так и православным говорить все, что только они могли сказать друг против друга и в свою защиту.
Но не одному братству Киевскому с его монастырем и училищем показывал свое участие и заботливость митрополит Исаия, сохранился памятник его заботливости и о братстве Луцком. При этом братстве по примеру некоторых других образовалось братство "юношеское", т. е. из молодых людей. Они написали себе устав и представили на рассмотрение и утверждение митрополита. Исаия отвечал юношам (от 1 марта) пастырским посланием: извещал их, как много они утешили его своею ревностию о благочестии, молил Бога, да наставляет и вразумляет их во всем, и, "благословляя их от святейшей митрополии Киевской благословением иерусалимским", признавал приличным, разрешал и утверждал устав их. Вслед за тем святитель преподал членам новообразовавшегося братства и несколько наставлений. "Прежде всего, - писал он, - напоминаем и просим: если Господь Бог даст вам совершить что-либо, то дух гордости и тщеславия да не имеет к вам ни малейшего доступа, но да пребывает в вас дух покорности, смирения и послушания Христова, и особенно надлежащего почтения к старшим и родителям вашим... Собрания ваши сообразно начертанным правилам не должны бывать без поучения и наставления книжного во избежание празднословия, смеха и соблазна... Прилагайте каждый по возможности своей попечение об училище и богоугодных делах милосердия в вашем братстве. Пусть духовный отец, любящий нравственную чистоту, присутствует всегда при ваших собраниях, а для надзора, совета, порядка и наставления вашего имейте всегда двух честных мужей из старейшего братства, духовного звания или светского, которые не должны приписывать себе власти и ктиторства, но должны по отеческой любви ходить к вам, как к своим любимым детям, и внушать вам все богоугодное, доброе и полезное для Церкви Божией... Пусть каждый из вас ежегодно четыре раза, именно в четыре поста, очищает свою совесть исповедью и укрепляет себя приобщением Св. Христовых Тайн. А для сего необходимо избрать одного благоразумного отца духовного и вполне уважать его. Собрания ваши должны происходить при церкви православной... Еретика человека, т. е. униата-схизматика, отвращайтесь, не сообщайтесь с ним и, как от члена сгнившего, удаляйтесь... Благочестие восточное любите, а отступнических ересей берегитесь; ведите жизнь чистую и без порока; искренне храните братолюбие, чем прославите Господа, и благословенные в юности вашей исполните лета многая" и пр. Из этих наставлений можно заключать, что такое были братства юношеские, или младшие, при братствах старших и какое имели внутреннее устройство.
Памятником заботливости митрополита Исаии о подведомом ему духовенстве служит его "Наказ" приходским священникам. "Наказ" содержит следующие самые простые правила, в которых, однако ж, верно нуждалось духовенство: а) каждый священник имел бы своего духовника и исповедовался пред ним как можно чаще; б) никто не переходил бы от одной церкви к другой без ведома своего православного митрополита и для того не подкупал бы светских властей; в) никто по своим духовным делам не обращался бы к суду светскому, но знал бы своего митрополита; г) никто не вмешивался бы в приход другого и связанного и запрещенного одним священником не разрешал бы и не прощал без ведома связавшего; д) после еды не совершать крещения, особенно ночью, кроме великой нужды; е) ночью не венчать брака, но тотчас после службы Божией, натощак и не упившись; ж) тщательно расспрашивать свидетелей о приступающих к браку, не венчаны ли они с кем прежде и не состоят ли между собою в родстве; з) которые имеют сожитие между собою без венчания, тех отлучать от Церкви и объявлять об них людям; и) никто да не ходит в корчму под строгою ответственностию пред нами, митрополитом; и) к больным ходить неленостно, а не посылать дьяков и о причастии Святых Тайн не торговаться; к) где церковь не освящена, стараться вместе с прихожанами об освящении ее, иначе она будет запечатана; л) в алтаре должен находиться антиминс от православного митрополита, также чаша, дискос, лжица и все прочее, что нужно для службы Божией; м) осужденных светским судом на смерть исповедовать и удостаивать причастия, но просить суд, чтобы они в тот же день не были казнены; н) женщин, которые во время родов готовятся умереть, тотчас же, по обмытии их, причащать; о) тяжко больных, которые пред смертию не могут говорить и исповедаться, но желают Тайн Христовых, непременно нужно причащать.
При Киево-Печерской лавре, неподалеку от нее находился и женский монастырь, называвшийся также Печерским. В 1632 г., 24 февраля начальнице этого монастыря Олимпиаде Рогозянке Силичовой и жившим с нею инокиням отдала или пожертвовала какая-то Христина Малинская, урожденная княгиня Вишневецкая, еще два монастыря, Преображенский и Благовещенский, находившиеся в ее родовом имении, в селе Сельце, в Киевском воеводстве. Вместе с монастырями жертвовательница отдала и самое Сельцо с крестьянами, землями, угодиями и доходами, но с условием, чтобы монастыри эти, находясь под властию Киево-Печерского женского монастыря и получая от него настоятельниц, пребывали неизменно "под послушенством" Константинопольского патриарха. Пожертвование свое совершила Христина Малинская по благословению и дозволению митрополита Исаии и киево-печерского архимандрита Петра Могилы.
Одною из самых чувствительных потерь в то время для Церкви православной и, в частности, для митрополита Исаии была потеря князя Иеремии Корыбута Вишневецкого как по знатности его рода, так по богатству и связям. В его-то владениях находились все три монастыря, Густынский, Лядинский и Мгарский, которые с согласия и на пожертвования его благочестивых родителей, особенно его матери Раины Могилянки, устроил Исаия и имел в своем пожизненном управлении. Не вдруг, кажется, князь Иеремия изменил вере отцов, но довольно долго колебался, хотя и отдавал предпочтение латинству. Это обнаружил он уже в 1628 г., когда, как мы упоминали, по письму униатского митрополита Рутского готов был изгнать Исаию Копинского из своих владений за высказанную им ревность о православии. В таком же нерешительном состоянии по отношению к вере оставался князь Иеремия и спустя четыре года. Киево-печерский архимандрит Петр Могила, которому мать князя приходилась двоюродною сестрою, посвятил ему свою проповедь, произнесенную в неделю крестопоклонную в лаврской церкви и напечатанную 4 марта 1632 г. под названием "Крест Христа Спасителя и каждого человека". В посвящении этой проповеди князю, помеченном 1-м числом июня и, следовательно, после прибавленном. Могила говорил: "Когда я посмотрю на клейнод пресветлого дома вашей княжеской милости, вижу там Крест Христов, чрез веру православную Церкви апостольской кафолической на Востоке уфундованный. В этой вере, начиная от Димитрия Корибута и сына его Корибута Дмитриевича, короля чешского, брата Ягелла, короля польского и Витовта, князя литовского, все предки вашего дома пребывали и составляли ее опору. Надеюсь, что православная Церковь найдет опору и в особе вашей милости... Прошу и молю, чтобы ваша княжеская милость и сами пребывали в отеческой вере и подданных своих старались удерживать в ней, помня науку того знаменитого мужа, который говорит, что пусть ни один князь не допускает переменить отцовского вероисповедания на какое-либо другое, так как в делах людских ничего нет более драгоценного религии, т. е. православной веры, и боронить ее необходимо со всевозможным старанием". Князь, по-видимому, еще не изменил вполне вере отцов, но готов был изменить, и его нужно было просить, умолять, чтобы он оставался в православии и служил ему обороною. Эту же самую просьбу, только гораздо сильнее и подробнее, излагал пред князем Иеремиею Вишневецким митрополит Исаия в своем послании к нему, и излагал не от себя только, но и от лица всей Церкви. "Великая жалость, милостивый князь, объемлет сердца всех нас, духовных и всех православных христиан, - писал святитель, - при виде того, что ваша княжеская милость, вожделенная утеха нашей старожитной греческой веры, не следуешь по стопам своих предков и родителей. Плачет также и горько сетует Церковь Божия, мать наша, что ты от нее отвращаешься... Что ж нашел ты в Церкви Божией сомнительного, подозрительного, еретического? Не она ли мать всего христианства? Не Иерусалим ли глава всего света? Разве не там Господь наш совершил наше спасение Своею святейшею Кровию? Не там поставил Сам первого епископа, патриарха Иерусалимского, Своего наместника? Разве не оттуда учение Христово распространилось по всему миру, от востока до запада, и дошло до самого Рима? Чем же Рим лучше Иерусалима, и зачем Иерусалимом, матерью всех Церквей, пренебрегают, а к Риму обращаются, Иерусалим порицают, а Рим превозносят?.. В Иерусалиме Христос за нас умер, там из мертвых воскрес, там и вознесся на небо, там и ниспослал Св. Духа на Своих учеников и апостолов, там на вечную память и Св. Гроб Свой оставил, там и наместника по Себе патриарха Иакова поставил. Чем же Рим лучше Иерусалима? Тут наместник Иисуса Христа - патриарх, а там наместник св. ап. Петра - папа; тут Гроб Христов, а там гроб Петров... По милости Божией в Церкви нашей нет никакого заблуждения, никакой ереси. Что раз приняла она, какие члены веры утверждены на седми Вселенских Соборах, те все сохраняет она в целости, ничего к ним не прибавляя и ничего от них не убавляя. Не ведаю, кто сделал ее так противною тебе, кто тебя от нее отвратил или отвращает, - Божие неблагословение останется на нем вечно. Все мы знаем, под какими страшными условиями относительно веры, под какими обязательствами и клятвами оставила тебя твоя родительница, отходя из сего мира. На чью ж душу падет то?.. Что за утеху, что за приобретение обрели и обретают себе все те, которые отступают от старожитной своей веры? Если для славы это делают, то большую славу и уважение от всех людей имеют люди твердые в своей вере, нежели колеблющиеся и непостоянные. Разве не великую славу имели князья острожские, воевода киевский и сын его, воевода волынский? Разве не великую славу имел повсюду твой святой памяти родитель Михаил Корыбут? Разве не был он утехою и подпорою всем правоверным? Разве не славны были рыцарскими доблестями в Короне Польской предки твои, начиная с Ольгерда, твоего прадеда, великого князя литовского?.. Все они были веры греческой, и им-то ничего не вредило, напротив, тем были они еще славнее. Все они были веры греческой - ужели ж ты один будешь от них отлученным? Не дай того Боже... Мы молим и не престанем молить Господа Бога, чтобы Он не допустил тебя отступить от своей старожитной апостольской веры. Хоть и говорят наши противники, что греческая вера - хлопская, но в таком случае хлопской веры были и цари греческие, и великие монархи; хлопской веры были и апостолы, и патриархи, и все св. отцы Восточной Церкви, которых мы признаем великими. Униженно прошу вашу княжескую милость именем всего христианства, именем всей Церкви: не давай увлекать себя политическими видами; помни своих родителей, какой они были веры - не хлопской, не еретической, но старожитной, апостольской, чистой и не затемненной никакими человеческими вымыслами. Почему ж тебе не следовать вере твоих предков, в которой ты родился? Не к чужой, но к своей матери - Церкви Божией вернешься... Именем Божиим все духовенство, все христианство со слезами просим: не отвращайся своей веры, но возвратись к Церкви Божией, твоей природной матери, и утешь всех нас..." и пр. Настоящее послание Исаии Копинского, очевидно, написано в такое время, когда он еще действительно был и признавался митрополитом и имел право говорить от лица всего духовенства, всей Церкви.
Очень вероятно, что и Петр Могила, который 4 марта напечатал свою проповедь, а чрез три месяца, 1 июня, вздумал посвятить ее князю Иеремии Вишневецкому, и митрополит Исаия обращались к могущественному князю и старались пробудить в нем любовь к отеческой вере по одному и тому же случаю, чрезвычайно важному для православных, когда они наиболее нуждались в поддержке князя, и эта поддержка могла быть для них весьма благодетельною. В 1632 г., 30 апреля скончался король Сигизмунд III, главный виновник и поборник унии, 45 лет царствовавший и 45 лет непрерывно угнетавший православие для унии. Православные решились воспользоваться смертию своего гонителя и возвратить себе при избрании нового короля все права, отнятые у них насилием. Немедленно начались приготовления к конвокационному сейму, который назначен был на 27 июня. Дворяне спешили на сеймики, писали инструкции своим послам; духовные власти совещались между собою и сносились с дворянами. Петр Могила писал (12 мая) даже к протестанту, князю Христофору Радзивиллу, гетману литовскому как к своему "великому приятелю" и как "всегдашнему приятелю и благожелателю народа российского, сынов старожитной Церкви Восточной" и просил его совета, поддержки, участия в деле православных особенно теперь, выражаясь: "Поистине настал час и нам, обиженным, отозваться и добиться своего, что нам по справедливости принадлежит. Сам Бог там, где правда, основа всех добродетелей, а она с нами. Нужны нам только согласие и единодушие... Со всем шляхетским станом мы уже сносимся, наиболее же просим твоего мудрого совета и помощи..." Неудивительно, если Могила и митрополит Исаия вспомнили тогда и о могущественном князе Иеремии Вишневецком и попытались пробудить в нем сочувствие к православной вере, привлечь его на свою сторону. К назначенному времени отправили своих послов на конвокационный сейм и православное духовенство, и дворяне, и казаки, и братства. Главным духовным послом был киево-печерский архимандрит Петр Могила, имевший уполномоченность не только от всего духовенства, но и лично от митрополита Исаии Копинского, который по болезни и слабости здоровья не мог сам ехать на сейм. Дворянским послам, в числе которых находились Лаврентий Древинский, чашник волынский, и князь Юрий Пузина, ловчий волынский, было сказано: "Прежде всего (ante omnia) стараться о том, чтобы православному митрополиту и епископам возвращены были епархии и церковные владения, отнятые униатами, и чтобы православная Церковь вполне была удовлетворена во всех своих правах, а без того не приступать ни к каким другим делам и к самому избранию короля". Казаки также наказывали своим послам добиваться полного успокоения старожитной греческой веры и расширения вольностей казацких.
Но всего замечательнее поступило виленское Свято-Духовское братство от лица братств или, вернее, от лица всего православного русского народа. Оно послало на сейм с своими уполномоченными целую книгу, которая заблаговременно была составлена, напечатана и посвящена всему сенату и всем послам, собравшимся на конвокационный сейм, под заглавием: "Синопсис, или Краткое описание прав, привилегий, свобод и вольностей, данных литовскими князьями и польскими королями народу русскому, находящемуся неизменно в послушании Константинопольскому патриарху". В предисловии к книге изложены были жалоба и просьба русского народа: жалоба на те несправедливости и притеснения, которые столько уже лет терпел он из-за своей старожитной греческой веры от отступников-униатов; просьба о том, чтобы сенаторы и послы, собравшиеся на конвокационный сейм, благосклонно приняли и прочли подносимую им книгу, обсудили дело со всем беспристрастием и оказали, наконец, невинно-страждущему народу русскому должную справедливость. В самой книге кратко излагались в хронологическом порядке, по годам, те права и привилегии, какие со времени Крещения Руси и по 1632 г. даваемы или только подтверждаемы были сперва русскими, потом литовскими князьями и польскими королями западнорусскому народу, и при изложении постоянно указывалось на то, что эти права давались именно русским, состоящим под властию Константинопольского патриарха, а не униатам и что, в частности, те права, которые пожалованы были виленскому братству Святой Троицы, пожалованы именно православному братству, а не униатскому. Все это подтверждалось ссылками на несомненные документы, или выписками из них, или свидетельствами историков, не русских, а латино-польских, Кромера и Стрыйковского. Эта книга, составленная очень разумно, вероятно, самим ученым ректором виленского свято-духовского училища Иосифом Бобриковичем или кем-либо из наставников того же училища и заключающая в себе некоторые драгоценные сведения, не встречающиеся в других источниках, роздана была сенаторам и послам еще до открытия сейма, так что они могли, иные, может быть, в первый раз, ясно увидеть из нее и сознать всю непререкаемость прав русского народа, попираемых униею. Последствия такой меры немедленно обнаружились. Лишь только открылся сейм (в июне 1632 г.) и русские послы, ссылаясь на данные им инструкции, начали просить, чтобы православным митрополиту и владыкам возвращены были архиерейские места, отнятые униатами вместе с имениями, и православная Церковь во всем была удовлетворена, и заявили, что иначе они не приступят ни к каким другим делам, как весь сейм, все сенаторы и послы признали законность этой просьбы и выразили согласие заняться ею. Униатский митрополит Рутский, лично присутствовавший на сейме, и другие ревнители унии были поражены, изумлены. Они также заговорили о своих правах, о справедливости. И сейм решил назначить особую комиссию, чтобы она подробно выслушала и обсудила взаимные жалобы и препирательства обеих сторон. В состав комиссии назначены пять знатнейших членов из среды сенаторов, в том числе государственный канцлер епископ Кулмский Иаков Задзик, великий гетман литовский и воевода виленский Лев Сапега, великий гетман коронный и воевода сендомирский Станислав Конецпольский, и шесть членов из среды послов, в том числе предводитель, или маршал, кола посольского, польный гетман литовский князь Христофор Радзивилл. Председателем комиссии пожелал быть сам королевич польский Владислав в качестве высшего посредника между спорившими сторонами. Заседания этой комиссии заслуживают внимания, потому что здесь в первый раз предоставлено было как униатам, так и православным говорить все, что только они могли сказать друг против друга и в свою защиту.