— Что вы имеете в виду, говоря «что-то в этом роде», мисс?
   — Некоторые хорошо информированные жители города считают, что он был убит. Но, насколько мне известно, это всего лишь домыслы.
   — И кто же его убил?
   Она пытливо глянула на меня.
   — Франсин Хантри. Но вы же не станете ссылаться на меня, мистер?
   — Если бы вы так думали, мисс, вы бы мне об этом не сказали. А почему именно она?
   — Он исчез так внезапно. Люди всегда подозревают именно жену, правда? — Порой они оказываются правы, — ответил я. — Вас интересует исчезновение Хантри с профессиональной точки зрения?
   — Я собираюсь писать о нем, если вы это имеете в виду.
   — Именно это. Мы могли бы сотрудничать.
   Она снова глянула на меня пытливо, на сей раз с долей подозрительности, словно решив, что за моим предложением кроется интерес к ней как к женщине.
   — Да?
   — Я не имел в виду то, что вы подумали, мисс. У меня другие идеи. Я могу дать вам ценные сведения по делу Хантри. А вы расскажете мне, что удалось узнать вам.
   — В самом деле ценные?
   — Весьма.
   Я рассказал ей о человеке, умершем в госпитале. Ее глаза сузились и засверкали. Она выставила губки, словно в ожидании поцелуя, но думала о чем-то совсем ином.
   — Это действительно ценные сведения...
   Вернулся Рико со стаканом пенистой жидкости в руке.
   — Это заняло много времени, — пожаловался он. — Не было холодного пива. Его тут никто больше не пьет. Мне пришлось его охладить.
   — Благодарю вас.
   Я взял у него стакан и предложил Бетти Джо.
   Она с улыбкой отказалась:
   — Мне еще работать сегодня ночью. Вы простите меня, если я исчезну?
   Я посоветовал ей поговорить с Маккендриком. Она сказала, что непременно сделает это и удалилась через боковую дверь. Мне сразу стало одиноко.
   Я съел свой бутерброд с ветчиной, запивая его пивом, а потом вернулся в зал, где раздавались звуки музыки. Женщина, сидящая у фортепиано, теперь играла какую-то джазовую пьеску, неудачно имитируя свободу профессионального пианиста. Миссис Хантри беседовала с Артуром Плантером, но тотчас упорхнула от него, заметив мой взгляд.
   — Что случилось с Бетти Джо? Надеюсь, вы не обидели ее?
   Она шутила, но ни один из нас не усмехнулся.
   — Мисс Сиддон вынуждена была уйти.
   В глазах миссис Хантри исчезли всякие следы веселья.
   — Она не предупреждала меня, что намерена нас покинуть. Надеюсь, она посвятит моему приему положенное место в газете — мы собираем пожертвования для местного музея.
   — Я уверен, что она это сделает.
   — А она вам не сказала, куда направляется?
   — В клинику. Совершено убийство. Убит Пол Граймс.
   Она широко открыла глаза, словно я обвинил ее, потом опустила ресницы, отдав себе отчет в абсурдности такого предположения. Ей удалось остаться спокойной, но было видно, что она с трудом сохраняет на лице нормальное выражение. Она проводила меня в столовую, но застав там Рико, перешла в маленькую гостиную.
   Здесь она прикрыла дверь и, стоя перед пустым остывшим камином, глянула прямо мне в глаза.
   — Откуда вам известно, что Пол Граймс убит?
   — Я нашел его умирающим.
   — Где?
   — Недалеко от клиники. Возможно, он пытался добраться до нее и получить помощь, но умер, не добравшись. У него были тяжкие повреждения головы и лица.
   Она с шумом втянула воздух. Передо мной стояла все такая же красивая, хоть и не молодая уже женщина, но казалось, что жизнь отхлынула от ее лица. Глаза ее расширились и потемнели.
   — Это не мог быть несчастный случай, мистер Арчер?
   — Нет. Я думаю, его убили. Полиция придерживается того же мнения.
   — Вы знаете, кто ведет следствие?
   — Капитан Маккендрик.
   — Это хорошо, — она слегка склонила голову. — Он знал моего мужа.
   — Но почему эту смерть кто-либо должен связывать с вашим мужем, миссис? Не понимаю...
   — Этого не удастся избежать. Пол Граймс когда-то дружил с ним. Его смерть вытащит на свет все старые истории.
   — Какие истории?
   — Сейчас на это нет времени. Может, поздней... — ее ладонь охватила мое запястье, будто ледяной браслет. — Я хочу кое о чем попросить вас, мистер Арчер. О двух вещах. Пожалуйста, не говорите капитану Маккендрику, да и никому другому, то, что я вам сказала сегодня о бедняге Поле. Он был добрым другом Ричарда, да и моим тоже. Я говорила так в раздражении, не должна была делать этого и мне очень жаль...
   Она выпустила мое запястье и облокотилась о кресло. Голос ее менял краски и тон, но глаза оставались неподвижными и внимательными, я почти ощущал на лице их прикосновение. Однако, я абсолютно не верил во внезапный всплеск ее симпатии к Полу Граймсу и задумался о том, что произошло между ними в прошлом.
   Она внезапно опустилась в кресло, словно это самое прошлое ударило ее со спины.
   — Не принесете ли вы мне чего-нибудь выпить, мистер? — проговорила она слабым голосом.
   — Воды?
   — Да, если можно...
   Я принес из столовой полный бокал. Ее руки дрожали. Держа бокал обеими руками, она сделала маленький глоток, потом залпом выпила остальное и поблагодарила меня.
   — Собственно, я не знаю, за что вас благодарю. Вы испортили мне прием.
   — Мне очень жаль. Но это не моя вина. Ваш прием испортил убийца Пола Граймса. Я лишь посланец, принесший дурные вести...
   Она на минуту подняла глаза к моему лицу.
   — Вы умный человек.
   — Вы не хотели бы поговорить со мной?
   — Мне кажется, я этим и занимаюсь.
   — Я имел в виду откровенный разговор.
   Она покачала головой.
   — Но у меня гости...
   — Пока хватает выпивки, они разберутся с собой сами.
   — Но я в самом деле не могу, — она встала с кресла.
   — Пол Граймс должен был присутствовать на вашем сегодняшнем приеме?
   — Но с какой стати?
   — У него было с собой приглашение. Разве не вы ему его посылали?
   Она смотрела на меня, прислонившись к двери.
   — Не исключено. Я разослала много приглашений. Некоторые были посланы другими членами моего комитета.
   — Но вы должны знать, был ли он в списке гостей.
   — Мне кажется, нет...
   — Но вы не уверены?
   — Нет.
   — Он когда-нибудь бывал в вашем доме?
   — Нет, насколько мне известно. Я не понимаю, к чему все это?
   — Пытаюсь узнать хоть что-то о ваших отношениях с Полом Граймсом.
   — Я не поддерживала с ним отношений.
   — Ни плохих, ни хороших. Сегодня днем вы, в сущности, обвинили его в подделке баймееровской картины. А вечером пригласили его на прием...
   — Приглашения рассылались вначале прошлой недели.
   — Значит, вы признаете, что послали его?
   — Возможно. Наверное, я сделала это. А то, что я о нем говорила сегодня днем, не предназначалось для всеобщего ведома. Признаться, он действовал мне на нервы!
   — Теперь уже не будет...
   — Я понимаю. Мне жаль, что его убили, — она склонила свою гордую седую голову. — Я послала ему это приглашение. Я надеялась, что мы сможем поправить отношения. С определенного времени они оставляли желать лучшего. Я надеялась, что, может, он оценит мой жест доброй воли...
   Она глянула на меня сквозь упавшие на лоб волосы. Глаза ее были холодны и внимательны. Я не верил ни одному ее слову и, наверное, это было заметно.
   — Я ненавижу терять друзей! — продолжала она горячо. — Особенно тех, кто был дружен с моим мужем! Их все меньше. Тех, с кем мы дружили в Аризоне... А Пол был один из них. Он был рядом с нами, когда Ричард достиг первых больших успехов. Знаете, это, собственно, Пол все устроил. Но сам он так и не смог добиться известности.
   — Между ними были напряженные отношения?
   — Между моим мужем и Полом? Что вы! Пол был одним из учителей Ричарда и очень радовался его успехам!
   — А что о нем думал ваш муж?
   — Он был благодарен Полу. Они всегда были в самых теплых отношениях, покуда Ричард был среди нас, — она бросила на меня долгий подозрительный взгляд. — Я не понимаю, чего вы хотите?
   — Простите, но я тоже.
   — Тогда зачем же говорить об этом? Мы тратим впустую мое и ваше время.
   — В этом я не уверен. Пожалуйста, миссис, скажите мне, ваш муж жив?
   Она покачала головой.
   — Я не смогу ответить на этот вопрос. Я не знаю, честное слово, не знаю.
   — Когда вы видели его в последний раз?
   — Он ушел летом 1950 года. С тех пор я не видела его.
   — Не было ли каких-либо обстоятельств, указывающих на то, что с ним что-то случилось?
   — Скорее наоборот. Он написал мне прекрасное письмо. Вы хотите его видеть?
   — Я его видел. Значит, вы допускаете, что он жив до сих пор?
   — Я надеюсь, молюсь об этом и верю, что он жив. — Он не связывался с вами с момента своего исчезновения?
   — Никогда.
   — Вы не ждали вестей от него?
   — Не знаю... — она слегка склонила голову, мышцы на ее шее натянулись. — Этот разговор тяжел для меня.
   — Мне очень жаль.
   — Так зачем же вы продолжаете его?
   — Пытаюсь понять, возможно ли, что убийцей Пола Граймса является ваш муж.
   — Это безумная мысль! Безумная и мерзкая!
   — Кажется, Граймс так не думал. Перед смертью он произнес фамилию вашего мужа, миссис.
   Она не упала в обморок, но, казалось, была к этому близка. Ее лицо под слоем косметики побелело, и она упала бы на пол, если бы я ее не поддержал за плечи. Тело ее было гладким, словно мрамор и почти таким же холодным.
   Рико открыл дверь, толкнув ее плечом, и вошел в комнату. Я мгновенно оценил его весьма крепкое телосложение — в маленькой комнатке он помещался с трудом.
   — Что происходит?
   — Ничего, — ответила миссис Хантри. — Прошу тебя, Рико, выйди.
   — Он не обидел вас, госпожа?
   — Нет-нет. Но я прошу вас обоих выйти...
   — Вы слышали, что было сказано, мистер? — обернулся ко мне Рико.
   — Вы также слышали. Я должен поговорить с миссис Хантри об одном деле, — я глянул в ее сторону. — Вы не хотите узнать, что сказал Граймс?
   — Наверное, я должна выслушать это. Рико, пожалуйста, оставь нас одних. Все в порядке.
   Судя по всему, Рико не был в этом уверен. Он глянул на меня грозно и обиженно, словно маленький мальчик, поставленный в угол. Лакей был очень высок и в глазах женщин, любящих мужчин с весьма яркой внешностью, должен был выглядеть красивым. Невольно я задал себе вопрос, принадлежит ли миссис Хантри к числу таких женщин.
   — Прошу тебя, Рико... — она говорила тоном хозяйки дикого сторожевого пса или ревнивого жеребца.
   Рико выдвинулся из комнаты, я закрыл за ним дверь.
   — Он уже давно работает у меня, — пояснила миссис Хантри, — был очень привязан к моему мужу, а когда Ричард покинул нас, перенес это чувство на меня.
   — Это заметно, — сказал я.
   Она слегка покраснела, но не поддержала эту тему.
   — Вы хотели рассказать мне, что сказал перед смертью Пол Граймс.
   — Разумеется. Скорей всего, он принял меня за вашего мужа. Сказал: «Хантри? Оставь меня в покое», а потом: «Я знаю тебя, сукин сын». Естественно, из этого можно сделать вывод, что человек, смертельно избивший его, был ваш муж.
   Она опустила ладони, открыв бледное измученное лицо.
   — Это невозможно... Ричард не был агрессивен... Пол Граймс был его близким другом...
   — Я не похож на вашего мужа?
   — Нет. Ричард был значительно моложе... — она вдруг смолкла. — Но ведь теперь он был бы намного старше, да?..
   — Мы все стареем. Он был бы старше на двадцать пять лет.
   — Да... — она склонила голову, словно внезапно ощутив тяжесть этих лет. — Но Ричард действительно ничуть не походил на вас. Разве что его голос несколько напоминал ваш.
   — Но Граймс принял меня за Ричарда Хантри раньше, чем я заговорил. Я не сказал ему ни слова.
   — И что же это доказывает? Я прошу вас уйти, мистер. Мне очень тяжело все это. И я должна снова вернуться к ним...
   Она вернулась в столовую, через минуту и я отправился за ней следом. Миссис Хантри и Рико стояли, склонившись друг к другу, и о чем-то вполголоса говорили у заставленного свечами стола. Я почувствовал себя соглядатаем и прошел к окну. Вдали лежала пристань, путаница мачт и рей напоминала полный суровой красоты белый зимний лес. Отраженные в стекле огни свечей мигали вокруг далеких мачт, словно огни святого Эльма.

Глава 10

   Я вернулся в зал. Артур Плантер, знаток искусства, стоял у одной из стен и всматривался в висящую на ней картину. Когда я обратился к нему, он не повернул головы и не ответил, но вся его худая фигура еще более вытянулась.
   Я повторил его имя:
   — Мистер Плантер?
   Он неохотно отвел глаза от портрета какого-то мужчины.
   — Чем могу служить?
   — Я частный детектив...
   — В самом деле? — ни на его худом лице, ни в выцветших узких глазах я не заметил ни тени интереса.
   — Вы знали Пола Граймса?
   — Я не могу сказать, что знал его. Мы вместе провели несколько сделок, очень немного, — губы его кривились, словно это воспоминание было горьким на вкус.
   — Больше вы не сможете заключать с ним сделки, — произнес я в надежде, что встряска сделает его более общительным. — Сегодня вечером он был убит.
   — Я в числе подозреваемых? — спросил он равнодушным усталым тоном.
   — Скорей всего, нет. В его машине найдено несколько картин. Вы не хотели бы взглянуть на одну из них?
   — С какой целью?
   — Возможно, вы смогли бы сказать, кто ее автор...
   — Хорошо... — принужденно сказал он. — Хотя я предпочел бы смотреть вот на это, — он указал на висящий на стене портрет мужчины.
   — А кто это такой?
   — Неужели вы не знаете? Это Ричард Хантри... его единственный автопортрет.
   Я внимательней взглянул на картину. Голова мужчины несколько напоминала голову льва, у него были густые прямые темные волосы и густая борода, почти скрывающая скорее женские, тонкого рисунка губы. Глаза были красноватыми и глубоко посаженными. Складывалось впечатление, что весь он излучает силу.
   — Вы были с ним знакомы? — спросил я Плантера.
   — Более чем. В определенном смысле, я был одним из его первооткрывателей.
   — Не думаете ли вы, что он все еще жив?
   — Не знаю. Я искренне надеюсь, что это так. Но если он жив и продолжает работать, то не обнародует своих картин.
   — Какие у него могли быть причины для такого исчезновения?
   — Не знаю, — повторил Плантер. — Мне кажется, что он был человеком, подобно Луне, проходящим различные фазы. Возможно, предыдущая фаза кончилась, — он оглядел переполненный зал, несколько свысока окидывая взглядом остальных гостей. — А картина, которую вы хотите показать мне, — это его вещь?
   — Понятия не имею. Возможно, вы мне об этом скажете.
   Я провел его к своей машине и при свете прожектора показал ему маленький морской пейзаж, вытащенный мною из машины Пола Граймса. Он взял его из моих рук осторожно, словно демонстрируя мне, как нужно обращаться с картинами.
   — К сожалению, это весьма скверная картина, — проговорил он в конце концов. — Наверняка она написана не Хантри, если вы хотели узнать это.
   — Вы не могли бы определить, кто ее автор?
   С минуту он думал над моим вопросом.
   — Это может быть Джейкоб Витмор. Если так, то это очень старый Витмор — абсолютно и непоколебимо реалистичный. К сожалению, бедняга Джейкоб в своем творчестве шел в ногу с мировым искусством, но на поколение отставал от него. Додумался до сюрреализма, а перед самой смертью начал постигать символизм.
   — Когда он умер?
   — Вчера, — Плантер явственно забавлялся столь шокирующим характером этой информации. — Я слышал, что он отправился поплавать в море неподалеку от Сикамор-Пойнт, и в воде его хватил сердечный приступ, — он задумчиво посмотрел на картину в своих руках. — Интересно, что Граймс намеревался с этим делать? Цены на хорошего художника часто идут в гору после его смерти. Но Джейкоб Витмор не был хорошим художником.
   — А его картины похожи на вещи Хантри?
   — Нет. Абсолютно, — он испытующе глянул на меня. — А почему вы спрашиваете об этом?
   — Мне говорили, что Граймс был не из тех, кто неспособен продать подделку под Хантри...
   — Понимаю. Но эту картину ему трудновато было бы продать в качестве вещи Хантри. Это даже для Витмора слишком паршиво. Кроме того, вы сами видите, он и половины работы не сделал. Словно отомстил морю, так отвратительно рисуя его, — добавил Плантер с тонким, сознательно скрываемым чувством юмора.
   Я поглядел на грязные полосы голубого и зеленого, перечеркивающие неоконченный морской пейзаж и подумал, что даже если бы это была худшая в мире картина, тот факт, что ее творец утонул в этом самом море, прибавляет ей глубины и выразительности.
   — Значит, он жил неподалеку от Сикамор-Пойнт?
   — Да, на пляже, к северу от университетского городка.
   — У него была семья?
   — Жил с девушкой, — ответил Плантер. — Она даже сегодня звонила мне, хотела, чтобы я приехал и посмотрел оставшиеся после него картины. Насколько я знаю, она потихоньку распродает их, но, честно говоря, я бы их и даром не взял.
   Он отдал мне картину и объяснил, как доехать до места. Я сел в машину и, направившись на север, миновал университет и оказался в Сикамор-Пойнт. Девушка, оставленная Джейкобом Витмором, оказалась угрюмой блондинкой, несколько засидевшейся в девичьем возрасте. Жила она в одном из нескольких бараков и лачуг, разбросанных по песчаной полоске у края вдающейся в море материковой плиты. Она всматривалась в меня сквозь приотворенную дверь, приподняв брови, с таким видом, словно я был вестником грядущей катастрофы.
   — Что вам угодно?
   — Меня интересуют картины...
   — Их осталось уже не так много. Я собираюсь уезжать. Джейк вчера утонул, разве вы не знаете? А я осталась, как черт знает что...
   Ее угрюмый голос дышал горечью и печалью. Грустные мысли, казалось, переполняли ее голову. Она смотрела над моей головой вдаль, на море, по которому перекатывались едва заметные волны, будто дозированные отрезки вечности.
   — Нельзя ли мне войти и посмотреть?
   — Да, разумеется...
   Она открыла дверь и захлопнула ее за мной, борясь с ветром. В комнате стоял запах моря, вина, марихуаны и плесени. Немногочисленные предметы меблировки были старыми и поломанными. Создавалось впечатление, что домик с трудом пережил начальный этап той самой баталии, что прокатилась потом через дом Джонсонов на Олив-Стрит.
   Девушка на минуту скрылась в соседней комнате и, вернувшись со стопкой необрамленных картин, положила их на погнутый дощатый стол.
   — Я хочу за них по десять долларов за штуку или сорок пять за все пять. Джейк обычно брал больше — он продавал их на распродажах картин по субботам на пляже в Санта-Терезе. Недавно всучил одну картину за кругленькую сумму одному антиквару. Но я не могу ждать.
   — Этот антиквар был Пол Граймс?
   — Сходится, — она глянула на меня слегка подозрительно. — А вы тоже торгуете картинами, мистер?
   — Нет.
   — Но вы знаете Пола Граймса?
   — Немного.
   — Он порядочный человек?
   — Не знаю. А почему вы спрашиваете?
   — Мне он не показался порядочным. Играл жуткую комедию, притворяясь, как ему нравятся картины Джейка. Он должен был всячески их разрекламировать, чтобы мы заработали на этом. Я думала, что мечты Джейка, наконец, сбудутся, антиквары начнут стучаться в нашу дверь, цены возрастут... Но Граймс купил пару скверных картинок и на этом все кончилось. Одна из этих картинок даже не была вещью Джейка... это кто-то другой писал...
   — Кто?
   — Не знаю. Джейк не говорил со мной о делах. Думаю, он получил эту картину у кого-то из своих дружков на пляже.
   — Вы не могли бы описать ее?
   — Изображена там была какая-то женщина, может, это был портрет, может, автор рисовал по воображению. Красивая, с волосами как у меня... — она коснулась своей короткой стрижки и это движение словно бы пробудило в ней подозрения или страх. — Почему все так интересуются этой картиной? Она что, очень ценная?
   — Понятия не имею.
   — Думаю, да. Джейк не хотел говорить мне, сколько он за нее получил, но я знаю, что на эти деньги мы жили последние два месяца. Вчера они кончились... И Джейк тоже, — добавила она бесцветным тоном.
   Она повернулась и разложила на столе полотна без рам. Большинство из них показались мне оконченными. Это были небольшие морские пейзажи вроде того, который я показывал Артуру Плантеру и который теперь лежал в моей машине. Видимо, их автор был слегка завернут на море и я не мог избавиться от мысли, что, возможно, его гибель была не просто делом случая.
   — Вы не думаете, что Джейк утопился сам? — задал я вопрос.
   — Нет. В общем-то нет... — она быстро сменила тему. — Я отдам вам все пять за сорок долларов. Сами полотна этого стоят. Вы должны это понимать, если вы художник.
   — Я не художник.
   — Иногда я думаю, был ли художником Джейк. Рисовал все последние тридцать лет — и вот все, чего он достиг, — она обвела широким жестом лежащие на столе картины, дом со всем содержимым и смерть Джейка. — Только вот это и я.
   Она усмехнулась, вернее, частью лица исполнила невыразительную гримасу. Глаза ее, всматривавшиеся в туманное и унылое прошлое, оставались холодными, как глаза морской птицы.
   Заметив, что я присматриваюсь к ней, она взяла себя в руки.
   — Я не такая плохая, как вы думаете, мистер. Вам интересно, почему я все это продаю? Я должна купить ему гроб. Мне бы не хотелось, чтобы его похоронили на средства округа в одном из этих сосновых ящичков. И я не могу допустить, чтобы он продолжал лежать в морге окружной больницы.
   — Хорошо, я куплю эти пять картин.
   Я вручил ей две бумажки по двадцать долларов, подумав при этом, отдадут ли мне когда-нибудь Баймееры эту сумму.
   Она брезгливо взяла деньги и держала их в руке.
   — Это не рекламная кампания. Вы не должны покупать эти картины только потому, что знаете, зачем мне нужны деньги.
   — Мне нужны эти картины.
   — Зачем? Может, вы все-таки антиквар?
   — Не совсем.
   — Значит, я права. Я знала, что вы не художник.
   — Откуда вы это знали?
   — Последние десять лет я жила с художником, — она сменила позу и облокотилась об угол стола. — Вы не похожи на художника и говорите не как художник. У вас глаза не такие, как у художника. Даже запах от вас другой. — Какой?
   — Может, запах полицейского. Когда Пол Граймс купил у Джейка те две картины, мне сразу это показалось подозрительным. Я не права?
   — Не знаю.
   — Так зачем же вы это покупаете?
   — Потому что Граймс купил те.
   — Вы думаете, что если он потратил на это деньги, то они чего-нибудь стоят?
   — Я очень хотел бы узнать, зачем они были ему нужны.
   — Я тоже, — сказала она. — А зачем они нужны вам?
   — Потому что они были нужны Граймсу.
   — Вы что, во всем ему подражаете?
   — Надеюсь, что не во всем.
   — Да, я слыхала, что временами он мог обмануть, — она кивнула головой, послав мне свою холодную полуулыбку. — Я не должна говорить этого. Я ничего не имею против него. Даже можно сказать, что я дружу с его дочкой.
   — С Паолой? Это его дочь?
   — Да. Вы ее знаете?
   — Мы как-то встречались. А откуда знаете ее вы?
   — Познакомились на каком-то приеме. Она говорит, что ее мать была наполовину испанка, наполовину индеанка. Паола красивая женщина, правда? Мне нравится испанский тип красоты...
   Она зябко пожала плечами и потерла ладони, словно греясь в свете воспоминания о Паоле.
   Я вернулся в Санта-Терезу и нанес визит в морг, помещавшийся в подвалах больницы. Знакомый мне помощник коронера, молодой человек по имени Генри Пурвис, проинформировал меня, что Джейкоб Витмор утонул во время купания. Он выдвинул большой ящик и показал мне голубоватое тело с большой курчавой головой и маленьким членом. Когда я выходил из холодного зала, меня била дрожь.

Глава 11

   Помощник коронера Пурвис вышел со мной в приемную, словно его тяготило одиночество. Тяжелые металлические двери бесшумно закрылись за нами.
   — У властей нет ни малейших сомнений в том, что смерть Витмора — это несчастный случай? — спросил я.
   — Пожалуй, нет. Он был уже староват для плавания в прибрежных волнах возле Сикамор-Пойнт. Коронер признал это несчастным случаем. Даже вскрытия не производили.
   — Думаю, Генри, вы должны потребовать вскрытия.
   — Но зачем?
   — У Витмора были какие-то дела с Граймсом. Это не случайно, что оба они оказались здесь. Вы же намерены производить вскрытие тела Граймса? Пурвис кивнул.
   — Да, завтра с утра. Но я уже провел предварительное расследование и могу приблизительно утверждать, что явилось причиной смерти. Он был смертельно избит каким-то тяжелым предметом, предположительно, монтировкой.
   — Орудие убийства не найдено?
   — Нет, насколько мне известно. Спроси об этом полицейских, орудие убийства — это их парафия, — он внимательно присмотрелся ко мне. — Ты знал Граймса?
   — Не совсем. Знал, что он торгует картинами.
   — Он никогда не был наркоманом? — спросил Пурвис.
   — Я не знал его настолько, чтобы быть в курсе этого. Какие наркотики ты имеешь в виду?
   — Пожалуй, героин. У него старые следы уколов на предплечьях и запястьях. Я спрашивал об этом ту женщину, но она как воды в рот набрала. Устроила такую истерику, что, может, и сама наркоманка. Их полно даже здесь, в больнице.
   — О какой женщине ты говоришь?
   — Такой черненькой — испанский тип. Когда мы показали ей тело, она чуть по стенам бегать не начала. Я проводил ее в часовню и попытался вызвать к ней какого-нибудь священника, но в такое время ни одного не удалось найти... это ведь было среди ночи. Я звонил в полицию, они хотят с ней поговорить.