— Что же мне теперь делать? — спросила она дрожащим голосом.
   — Следовать инструкции, содержащейся в письме. Но мы должны ознакомить с ним полицию. Не для того, чтобы это получило огласку, просто полицию необходимо поставить в известность. Видите ли, миссис Сэмпсон, обычно похитители избавляются от жертвы после того, как получают деньги. Убивают и прячут. Его нужно найти до того, как это случится, и мне одному с этим не справиться.
   — Вы, кажется, уверены, что его похитили? Вы что-нибудь уже узнали?
   — Кое-что. Есть данные, что ваш муж был связан с дурной компанией.
   — Это мне известно.
   Ее лицо на мгновение вышло из-под контроля и выразило торжество.
   — Он обожал прикидываться примерным семьянином и хорошим отцом, но меня трудно провести.
   — С очень плохой компанией, — мрачно повторил я. — С самой плохой во всем Лос-Анджелесе. Хуже быть не может.
   — Его всегда тянуло к дурным людям.
   Она вдруг смолкла и подняла глаза на дверь позади меня. Там стояла Миранда в сером габардиновом костюме, подчеркивающем ее высокий рост. С медными волосами, уложенными на затылке, она казалась старшей сестрой вчерашней Миранды. Ее глаза горели гневом, а слова лились безудержным потоком.
   — Как ты смеешь так говорить о моем отце! Он, может быть, убит, а ты стараешься очернить его!
   — Разве это все, о чем я забочусь, дорогая?
   Смуглое лицо опять стало непроницаемым. Подвижными были лишь тусклые глаза и аккуратно очерченные губы.
   — Не смей называть меня так!
   Миранда решительно приблизилась ко мне. Даже в гневе ее тело обладало кошачьей грацией. Она показывала свои когти.
   — Все, о чем ты действительно заботишься, так это о себе. Если я когда-нибудь в жизни и видела самовлюбленного человека, так это только тебя, Элен, с твоим тщеславием, твоим мнимым превосходством, твоими завитками, парикмахером. Ты все делаешь только для своего удовольствия, только для себя! Можешь любить себя сколько угодно, но не жди от кого-нибудь ответной любви!
   — Уж, конечно, не от тебя, — холодно процедила миссис Сэмпсон. — Эта мысль вызывает у меня отвращение. Но о ком заботишься ты, моя дорогая? Вероятно, в данный момент об Алане Тэггерте? Предполагаю, что прошлую ночь ты провела с ним, Миранда.
   — Я этого не делала! Ты лжешь!
   Девушка встала перед мачехой, спиной ко мне. Я был смущен, но оставался на месте. Мне не раз доводилось видеть и слышать словесные кошачьи схватки, заканчивающиеся рукоприкладством.
   — Так Алан опять тебя надул? Когда он собирается на тебе жениться?
   — Никогда! Я не намерена выходить за него замуж.
   Голос девушки сорвался. Она была слишком юной и ранимой, и слишком уязвимой для таких сцен.
   — Тебе легко смеяться надо мной. Ты никогда ни о ком не заботилась. Ты холодна, как рыба, вот что. Мой отец не уехал бы бог знает куда, если бы ты хоть немножко любила его. Ты заставила его переехать сюда и бросить всех друзей, а теперь ты выжила его из дома.
   — Чепуха! — миссис Сэмпсон тоже показала свой нрав. — Я хочу, чтобы ты обдумала это, Миранда. Ты ненавидишь меня с самого начала и все делаешь мне назло, независимо от того, права я или нет. Твой брат относился ко мне гораздо лучше.
   — Оставь Боба в покое! Я знаю, что ты держала его в руках, но это не делает тебе чести. Этим ты тешила свое тщеславие, не правда ли? Заставила пасынка плясать под свою дудку.
   — Достаточно, — прохрипела Элен. — Убирайся вон, мерзкая девчонка!
   Миранда не сдвинулась с места, но замолчала. Я отвернулся и стал смотреть в окно. Мое внимание неожиданно привлекло какое-то движение за белой пеной прибоя. Небольшой черный диск шлепнулся на поверхность воды, перескочил с одной волны на другую и исчез из поля зрения. Секундой позже появился другой. Источник скачущих дисков находился на берегу и был скрыт от моего взора крутым обрывом. Шесть или семь дисков поскакали по воде и исчезли. Затем все прекратилось. Я нехотя повернулся к объятой молчанием комнате.
   Миранда все еще стояла перед креслом мачехи, но поза ее изменилась, тело обмякло, одну руку она почти миролюбиво протянула мачехе.
   — Я прошу прощения, Элен.
   Я не видела лица Миранды, но физиономия миссис Сэмпсон оставалась непроницаемой.
   — Ты обидела меня. Я не прощаю тебя.
   — Ты тоже сделала мне больно, — всхлипнув, возразила девушка. — Ты не должна была говорить так про Алана.
   — А ты не вешайся на него. Нет, я на самом деле не это имела в виду, и ты это знаешь, но я думаю, что тебе следует выйти за него замуж. Ты ведь этого хочешь, не так ли?
   — Хочу. Но ты ведь знаешь, и причем отлично знаешь, как отнесется к этому отец. Не говори ему про Алана.
   — Ты заботишься об Алане, — почти развеселилась миссис Сэмпсон, — а я забочусь о твоем отце.
   — В самом деле?
   — Даю слово. А теперь, пожалуйста, уйди, Миранда. Я ужасно устала.
   Затем она взглянула на меня.
   — Все это может быть очень интересно для мистера Арчера.
   — Прошу прощения, я любовался видом из окна.
   — Останься, если хочешь, дорогая. Я собираюсь к себе.
   Она позвонила в серебряный колокольчик, стоявший возле нее на столике. Его звон прозвучал, словно удар грома. Миранда довершила картину. Она уселась в дальнем углу комнаты и отвернулась.
   — Извините нас за эту сцену, — произнесла миссис Сэмпсон. — И, пожалуйста, не осуждайте нас за это. Я решила поступить, как вы сказали.
   — Надо ли мне звонить в полицию?
   — Это сделает Берт. Он знает всех в городе. Сейчас сюда он прибудет.
   Миссис Кромберг вошла в комнату и покатила по ковру каталку. Без особых усилий она подняла на руки миссис Сэмпсон и пересадила ее туда. Затем, молча, покинула комнату. Вскоре где-то в глубине дома заворчал электромотор.

Глава 14

   Я уселся возле Миранды в углу комнаты. Она смущенно взглянула на меня.
   — Вы, наверное, думаете, что мы ужасные люди, так как ссоримся при посторонних.
   — У вас, вероятно, для этого были основания.
   — Не уверена. Элен временами бывает очень доброй, но она всегда меня ненавидела. Ее любимцем был Боб. Это мой брат.
   — Он погиб на войне?
   — Да. Он был всем, а я ничем. Сильный, выдержанный, и все у него получалось, за что ни брался. Ему посмертно воздали воинские почести. Элен благотворила землю, по которой он ступал. Я бы не удивилась, если бы он стал ее любовником. Но мы все, конечно, любили его. Наша семья была совершенно другой до того, как мы переехали сюда, то есть до его гибели. Отец расклеился, у Элен появился этот мнимый паралич, а у меня ум за разум зашел. Я не слишком разболталась?
   Поворот ее головки очаровал меня своим изяществом. Ее нежные губки дрожали, глаза светились.
   — Вовсе нет.
   — Спасибо, — улыбнулась она. — Я никому об этом не рассказывала, понимаете? Я думала, что буду счастлива, имея деньги отца. Я была высокомерной молодой сучкой и, может быть, осталась ею. Мы не дружим со здешними людьми, у нас нет тут друзей, но я не должна была упрекать Элен, хотя именно она настояла на нашем переезде сюда. Моей ошибкой было то, что я забросила учебу.
   — В Рэдклифе. Училась я неплохо, у меня были друзья в Бостоне. В прошлом году старики уговорили меня не слушаться друзей и не возвращаться в колледж. Потом я об этом пожалела, но была слишком высокомерной и гордой, чтобы исправить свою ошибку. Я надеялась, что смогу жить с отцом, да и он старался хорошо ко мне относиться, но из этого ничего не вышло. Он не мог оставаться наедине с Элен. В доме постоянно чувствовалась напряженность. А теперь с ним что-то случилось.
   — Мы найдем его, — успокоил я ее. — Но у вас есть и другие друзья, Алан и Берт, например.
   — Алану нет до меня дела. Одно время я думала... нет, не хочу говорить о нем. И Берт Грэйвс мне не друг. Он хочет на мне жениться, но это совсем иное дело. Нельзя свободно чувствовать себя с человеком, который хочет на тебе жениться.
   — По всему видно, что он любит вас.
   — Я знаю, что любит.
   Миранда вздернула круглый гордый подбородок.
   — Именно поэтому я не могу свободно чувствовать себя с ним. Поэтому он и надоел мне.
   — Вы страшно требовательны, Миранда.
   — Ну и наболтала же я здесь.
   — В жизни никогда не получается все так, как хочется, сколько ни прилагай усилия. Вы романтик и эгоистка. Когда-нибудь вы шлепнитесь на землю так, что можете сломать себе шею. Но я надеюсь, что вы изменитесь.
   — Я уже сказала вам, что была высокомерной сучкой, — произнесла она более легко и весело. — Будут дополнения к диагнозу?
   — Не будьте самонадеянны со мной. Вы однажды уже пытались.
   Она широко раскрыла глаза в притворной застенчивости.
   — Это вы про вчерашний поцелуй?
   — Не стану вас уверять, что мне это не понравилось. Понравилось, но я разозлился. Я не привык, чтобы меня использовали в своих целях.
   — И какие же это преступные цели?
   — Не преступные. Просто уловки студентки-второкурсницы. Могли бы придумать способ получше, чтобы завлечь Тэггерта.
   — Оставим его в покое, — отрезала она, но затем смягчилась. — Это очень рассердило вас?
   — Страшно! Примерно вот так!
   Я обнял ее за плечи и поцеловал в губы. Ее рот был приоткрыт, тело было холодное и твердое. Она не сопротивлялась, но и не ответила.
   Я заглянул в ее дикие зеленые глаза. Они были искренни и прямодушны, но вместе с тем какие-то мрачно-глубокие. Я поразился тому, что скрывалось в этой глубине.
   — Я вознагражден.
   Она рассмеялась.
   — По крайней мере, ваши губы. На них помада.
   Я вытер рот носовым платком.
   — Сколько вам лет?
   — Двадцать. Достаточно для ваших преступных целей. Вы считаете, что я веду себя, как ребенок?
   — Вы — женщина.
   Я медленно обвел взглядом ее тело, округлые груди, бедра, мягкие волосы и прямые стройные ноги, пока она не стала проявлять неудовольствие.
   — А это налагает определенные обязательства, — добавил я.
   — Знаю, — осуждающе согласилась она. — Знаю, но не могу взять себя в руки. Вы многое повидали в своей жизни, не правда ли?
   Это был вопрос девочки, но я ответил вполне серьезно.
   — Очень многое. Я посвятил себя познанию человеческой жизни, поступков, людей.
   — А я мало что видела. Мне жаль, что я так рассердила вас.
   Она неожиданно потянулась ко мне и поцеловала меня в щеку. Я почувствовал разочарование. Таким поцелуем обычно награждают дядюшку. Ладно, я старше ее на пятнадцать лет, но Берт Грэйвс на целых двадцать. Разочарование не проходило. Внезапно послышался шум приближающейся машины, потом шаги в доме.
   — Это, наверное, Берт, — прошептала Миранда.
   Когда он вошел, мы находились достаточно далеко друг от друга, но он посмотрел на меня обиженно и вопросительно, а затем сразу же овладел собой. Но и после этого у него между бровями сохранились три морщинки, выражавшие неосознанную тревогу. У него был вид невыспавшегося человека, однако двигался он быстро, решительно и необычно мягко для грузного мужчины.
   — Хэлло! — кивнул он Миранде и сразу же обратился ко мне: — Ты что-то сказал, Лью?
   — Ты достал деньги?
   Он поднял туго набитый портфель из темной кожи, открыл его ключом и вывалил содержимое на кофейный столик — множество прямоугольных пачек, обернутых в бумагу.
   — Сто тысяч! — объявил он. — Тысяча пятидесятидолларовых банкнот и пять сотен сотенных. Один бог знает, что мы будем с ними делать.
   — Пока положим в сейф. Здесь в доме есть сейф?
   — Да, — ответила Миранда, — в кабинете отца.
   — Кроме того, необходимо организовать их охрану в этом доме.
   Берт резко повернулся ко мне.
   — А ты?
   — Я не собираюсь оставаться тут. Вызови одного из помощников шерифа. Для этой цели они и существуют.
   — Миссис Сэмпсон не позволит пригласить мне их.
   — Позволит. Она хочет, чтобы дело передали в полицию.
   — Боже, она сошла с ума! Я не могу всерьез принять всю эту чепуху, но позвоню туда.
   — Сходи туда сам, Берт.
   — Почему?
   — Потому что есть основания утверждать, что это дело рук кого-то из домашних. Кое-кто в доме может заинтересоваться твоим разговором.
   — Понял. Из письма следует, что они знакомы с положением дел. «Они» могли узнать это от Сэмпсона, но, может быть, и от кого-то другого. Вывод: «они» существуют, а Сэмпсон похищен.
   — Я понял. А где будешь ты, Лью?
   — На конверте стоит штемпель Санта-Марии, — я не стал сообщать ему про другой конверт, лежащий у меня в кармане. — Есть шанс, что Сэмпсон занимается там бизнесом, законным или незаконным. И я поеду туда.
   — Я никогда не слышал, чтобы у него были там какие-то дела. Но, пожалуй, туда стоит наведаться.
   — Ты не пытался связаться с ранчо? — спросила Берта Миранда.
   — Сегодня утром я звонил управляющему. Они ничего не слышали о нем.
   — Что это за ранчо?
   — У отца есть ранчо под Бейкерсфилдом. Там разводят овощи. Вряд ли он сейчас там, учитывая тамошние беспорядки.
   — Сейчас там бастуют сельскохозяйственные рабочие, — пояснил Берт. — Они бастуют уже несколько месяцев. Скверная история. В общем, ситуация там не из приятных.
   — Это может иметь отношение к нашему делу?
   — Сомневаюсь.
   — Знаете, он может находиться в «Храме», — предположила Миранда. — Когда он бывал там раньше, его письма шли через Санта-Марию.
   — В «Храме»?
   Мне приходилось и раньше ловить себя на том, что я из реального мира переношусь в сказку. Такова особенность работы в Калифорнии, и она раздражала меня.
   — "Храм в облаках" — это место, которое он подарил Клоду. Отца можно было застать там ранней весной. В это время он проводил там несколько дней. Это в горах возле Санта-Марии.
   — А кто такой Клод? — поинтересовался я.
   — Я уже говорил тебе о нем, — ответил Берт. — Святой человек, которому он подарил гору. Клод переделал охотничий домик в некое подобие храма.
   — Клод — обманщик, — заявила Миранда. — У него длинные волосы, и он никогда не стрижет бороду.
   — Вы там были? — обратился я к девушке.
   — Я отвозила туда отца, но как только Клод открывал свой рот, я уходила. Я не переношу его. Это старый, грязный, вонючий козел с завывающим голосом и самыми противными глазами, какие я только видела в жизни.
   — Как насчет того, чтобы свозить меня туда? — спросил я.
   — Хорошо. Только надену свитер.
   Берт невольно зашевелил губами, точно хотел возразить. Но он лишь взглянул вслед выходящей из комнаты девушке.
   — Я доставляю ее домой в целости и сохранности, — произнес я, но мне следовало бы придержать язык.
   Берт двинулся на меня, пригнув, как бык, голову: он был еще крепкий и сильный мужчина. Его слегка сжатые кулаки застыли на боках в напряжении.
   — Послушай, Арчер, — спокойно заговорил он, — вытри со щеки помаду, иначе я сотру ее сам.
   Я постарался скрыть смущение улыбкой.
   — Я справлюсь с тобой, Берт. У меня огромный опыт по усмирению ревнивцев.
   — Может быть. Но постарайся держаться от нее подальше, иначе я тебя искалечу.
   Я вытер левую щеку, на которой Миранда оставила свою отметку.
   — Не надо думать о ней плохо.
   — Уж не миссис ли Сэмпсон развлекалась с тобой игрой в поцелуи? — выдавил он горький смешок. — Не ври!
   — Нет, это была Миранда, и это не было игрой. Она была подавлена, мы с ней разговаривали, и она поцеловала меня просто из благодарности.
   — Хотелось бы этому верить, — грустно промолвил он. — Ты же знаешь о моих чувствах к ней.
   — Она говорила мне.
   — Что именно?
   — Что ты влюблен в нее.
   — По крайней мере, я счастлив, что она знает. Надеюсь, что когда-нибудь она меня тоже поцелует. Например, когда будет подавленной, и я успокою ее. — Берт печально улыбнулся. — Как тебе это удается, Лью?
   — Не приставай ко мне со своими сердечными проблемами, Берт, и я тебе кое-что скажу.
   — Валяй!
   — Спокойнее, только спокойнее. Сейчас у нас на руках большое дело, и мы должны работать сообща. Я не лезу в твои любовные дела и не буду лезть, говорю тебе честно. Думаю, что Тэггерт поступит так же. Он не заинтересован.
   — Спасибо, — проговорил он хриплым голосом и сокрушенно добавил: — Она намного моложе меня, а Тэггерт молод и красив.
   В холле послышались шаги. В комнате появился Алан.
   — Кто тут вспоминает меня?
   На нем были только мокрые плавки. Он был широкоплечий, с узкими бедрами и длинноногий. Его мокрые волосы спадали на крепкую шею, с губ не сходила легкая улыбка. Берт Грэйвс окинул его неприязненным взором и медленно проговорил:
   — Я только что говорил Арчеру, как вы красивы. Улыбка Алана немного увяла.
   — Похоже на сомнительный комплимент, но зачем вам это? Хэлло, Арчер, есть что-нибудь новенькое?
   — Пока нет. Просто я сказал Грэйвсу, что Миранда тебя совсем не интересует.
   — Вы правы, — весело подтвердил он. — Она красивая девчонка, но не для меня. Извините, я пойду оденусь.
   — Счастливо, — сказал Берт.
   — Погоди минутку, — остановил я его. — У тебя есть оружие?
   — Пара стволов тридцать второго калибра.
   — Возьми один и держи при себе, ладно? Покрутись вокруг дома, да гляди в оба. Но не старайся казаться удачливым стрелком.
   — Я учту урок, — улыбнулся Алан. — Вы ожидаете какого-нибудь нашествия?
   — Нет, но если что-нибудь случится, ты должен быть наготове. Тебе все ясно?
   — Конечно.
   — Он неплохой парень, — заметил Грэйвс, когда Алан ушел, — но я не могу его видеть. Любопытно: раньше я никогда не был ревнивым.
   — А ты вообще когда-нибудь влюблялся?
   — Нет, до сих пор никогда.
   Он опустил плечи, словно под бременем неизбежности и безнадежности. Он полюбил первый раз в жизни и навсегда. Мне стало жаль его.
   — Скажи мне, отчего Миранда была подавлена? — спросил он. — Из-за отца?
   — Отчасти, да. И она чувствует, что семья разваливается. Ей необходима опора.
   — Понимаю. Это одна из причин, почему я хочу на ней жениться. Есть, конечно, и другие. Я говорил тебе о них.
   — Нет, — коротко ответил я и рискнул задать вопрос: — Одна из них — деньги?
   — У Миранды нет своих средств.
   — Но ведь они у нее будут?
   — Будут, конечно, когда умрет отец. Я составлял завещание: она получит половину. Я не откажусь от денег, — усмехнулся Берт, — но я не охотник за приданым, если ты это имеешь в виду.
   — Нет, не это. Но она может получить деньги раньше, чем ты думаешь. Старик вращался в Лос-Анджелесе в компании мошенников. Он когда-нибудь упоминал имя некоей Эстабрук? Фэй Эстабрук? Не говорил ли он о мужчине по имени Трой?
   — Ты знаешь Троя? Кстати, что он за человек?
   — Бандит. Мне сообщили, что за ним есть убийства.
   — Я не удивляюсь. Я пытался убедить Сэмпсона держаться от него подальше, но старику Трой нравится.
   — Ты встречал Троя?
   — Сэмпсон познакомил нас в Лас-Вегасе несколько месяцев назад. Мы развлекались там втроем. Я обратил внимание, что у него обширные знакомства. Его знают все крупье, а это уже характеризует человека.
   — Не совсем. Но у него было собственное игорное заведение в Лас-Вегасе. Круг его занятий был весьма разнообразен, и я не удивлюсь, что он занялся мошенничеством. Как он связался с Сэмпсоном?
   — У меня создалось впечатление, что он работал на Сэмпсона, но наверняка сказать не могу. Это подозрительный тип. Наблюдал, как мы с Сэмпсоном играли, но сам участия в игре не принимал. В ту ночь я просадил почти тысячу. Сэмпсон выиграл четыре тысячи.
   Берт уныло улыбнулся.
   — Может быть, раньше Трой выглядел приличнее, — заметил я.
   — Вполне возможно, но при встрече я пришел в ужас от его вида. Ты думаешь, он замешан в этом?
   — Постараюсь выяснить. Сэмпсон нуждался в деньгах, Берт?
   — Что ты! Он — миллионер!
   — Тогда какие у него могут быть дела с таким типом, как Трой?
   — Ему было скучно. Его слава прошла в Техасе и Оклахоме, и он заскучал. Сэмпсон прирожденный бизнесмен так же, как и прирожденный мот. Он страдает, когда делает деньги.
   Вошла Миранда и Берт замолчал.
   — Вы говорили обо мне? — спросила она тут же, не ожидая ответа, обратилась ко мне: — Вы готовы? — Затем она переключилась на Берта. — Не грустите без меня, пожалуйста.
   Она похлопала его по плечу. Ее светло-коричневое платье было расстегнуто сверху и небольшие высокие груди выглядели, как оружие: наполовину нетерпеливо обещали, наполовину угрожали. Волосы она убрала за уши. Когда Миранда наклонила к Берту свое сияющее лицо, он поцеловал ее легко и нежно.
   Я вновь ощутил жалость к нему. Живой, сильный, интеллигентный мужчина рядом с ней выглядел обиженным мальчиком, немного уставшим и староватым для того, чтобы приручить такую девушку, как Миранда.

Глава 15

   Края дороги, которая вилась вверх по склону, были засажены вечнозеленым кустарником. Выжимая газ до предела, я держал скорость на восьмидесяти. Постепенно дорога сужалась, а повороты становились все круче. Мимо мелькали покрытые валунами склоны, каньоны, шириной в милю, заросшие дубовой порослью и перекрытые телефонными проводами. Один раз в просвете между горами я увидел море, казавшееся низким темным облаком. Но оно тотчас же скрылось из вида, а дорога запетляла среди пустынных гор, погруженных в седые холодные облака.
   Снаружи эти облака казались тяжелыми и плотными, но когда мы въезжали в них, они словно таяли, превращаясь в белые волокна на фоне дороги.
   Туман все сгущался, ограничивая видимость до десяти метров. Последние повороты я прошел на второй скорости. Затем дорога выпрямилась. Натужно ревевший мотор увеличил обороты, и мы увидели долину, которая в солнечном свете походила на чашу, наполненную желтым маслом. На другой стороне четко и ясно вырисовывалась гора.
   — Как чудесно! — улыбнулась Миранда. — Как бы пасмурно не было в Санта-Терезе, в долине всегда светит солнце. В сезон дождей я частенько приезжаю сюда и наслаждаюсь солнцем и теплом.
   — Я тоже люблю солнце.
   — В самом деле? Не думала, что вам нравятся такие простые вещи, как солнце. Ведь вы деловой человек, не так ли?
   — Если вам так хочется.
   Она замолчала, глядя на дорогу и голубое небо, уплывающее назад. Дорога стала прямой и ровной, она проходила через долину, похожую на шахматную доску. Кроме мексиканцев на полях, я никого не видел и прибавил скорость. Стрелка спидометра стояла на ста пятидесяти.
   — От кого вы удираете, Арчер? — насмешливо спросила Миранда.
   — Ни от кого. Дать вам серьезный ответ?
   — Это было бы приятным разнообразием.
   — Мне нравится небольшая опасность. Риск, контролируемый мною. Я ощущаю силу, когда я держу жизнь в своих руках, и, черт возьми, я не собираюсь с ней расставаться.
   — А если у вас лопнет шина?
   — Со мной такого не случалось.
   — Скажите, именно по этой причине вы выбрали для себя такую опасную работу? Потому что любите рисковать?
   — Ваши слова не лишены логики, однако это не так.
   — Тогда почему?
   — Эту работу я получил в наследство.
   — Ваш отец?
   — Нет, от самого себя, только в молодости. Я думал, что мир делится на плохих и хороших людей, что некоторых людей можно привлечь к ответственности и наказать зло. Но это были только мечты, пустые мечты.
   — Продолжайте.
   — Я — грязный тип. Почему я должен портить вас?
   — Я уже достаточно испорчена. К тому же я не поняла, что вы хотели этим сказать.
   — Могу начать сначала. Когда еще до войны я поступил на работу в полицию, я считал, что некоторые люди уже рождаются порочными. Работа сыщика, думал я, состоит в том, чтобы разыскивать этих субъектов и сажать в тюрьму. Но порок не так прост. Он есть в каждом, а выходит он наружу или нет, зависит от целого ряда вещей. Все несчастье в том, что сыщик оценивает таких людей в соответствии с определенными схемами и выносит приговор.
   — Вы оцениваете людей?
   — Каждого, с кем встречаюсь. Обучение в школе полиции дает приличные знания в этом деле. Большая часть моей работы заключается в наблюдении за людьми и их оценкой.
   — И вы в каждом находите порок?
   — Почти в каждом. Либо я стал злее, либо люди стали хуже. От войны и инфляции всегда появляется множество проходимцев, и большинство из них обитает в Калифорнии.
   — Вы не рассказали о своей семье.
   — Это не обязательно.
   — Кстати, вы должны были бы осудить Ральфа во время войны. Он всегда был немного подлецом, во всяком случае, сколько я его знаю.
   — Всю вашу жизнь?
   — Всю мою жизнь.
   — Я не знал, что вы к нему так относитесь.
   — Я старалась его понять. Может быть, в молодости у него и были достоинства. Он ведь начинал с нуля. Его отец был фермером-арендатором, своей земли он не имел. Я могу понять, почему Ральф всю жизнь приобретает земельные участки. Но не подумайте, что он сочувствует бедным, поскольку сам вышел из бедняков. Например, рабочие на ранчо. Они получают ничтожную плату за труд и живут в ужасных условиях, но Ральфа это не волнует. Он старается уморить их голодом и таким образом покончить с забастовкой. Он не может понять, что мексиканские рабочие тоже люди.
   — Это вполне обычная и удобная позиция, она помогает обирать людей, не считая их людьми. В молодости я часто задумывался над этим.
   — А меня вы оценили? — спросила она после паузы.
   — Не совсем. Я считаю, что у вас есть хорошие задатки, но они могут исчезнуть.
   — Почему? Какой мой главный недостаток?
   — Хвост на вашем воздушном замке. Не надо торопить время, надо уловить его ход и позволить ему работать на вас.