– Должно быть, вы профессиональный спортсмен? – Девушка огляделась.
   Повсюду на стенах висели огромные черно-белые фотографии знаменитых бейсболистов.
   – Я не очень хорошо разбираюсь в бейсболе. Во время учебы мы ездили на игры в Университет Джорджии. Я даже носила желтую форму и не своим голосом орала с трибуны, но при этом не понимала, что делают игроки.
   Роман попытался скрыть улыбку. Эннабел увидела симпатичную ямочку на его щеке.
   – Необходимо или добежать домой, или забить мяч. Ударить. О, я совсем забыл представиться! Меня зовут Роман Форсайт. В прошлом я бейсболист, а сейчас – владелец этого заведения.
   Он протянул руку.
   Когда Роман сжал ладонь Эннабел, девушка подумала, что никогда еще она не чувствовала себя так спокойно, как сейчас, рядом с этим человеком.
   – Эннабел По из Атланты. В Англии я всего второй день. Я здесь работаю над диссертацией.
   – Это ваше настоящее имя?
   – Вы знаете об Эдгаре По?
   Эннабел посмотрела на Романа с удивлением. Эти слова вырвались у нее непроизвольно. Ведь известно, что спортсмены никогда не отличались знанием литературы.
   – Не делайте поспешных выводов. В университете я специализировался по общей истории и истории Англии, а в свободное время от нечего делать прочел несколько стихотворений. Между прочим, мы с вами находимся в замке, который когда-то принадлежал поэту. Вы слышали о Ньютоне Фенморе?
   Эннабел улыбнулась.
   – Да, мне известно это имя. – Не выдержав, девушка рассмеялась. – Пожалуй, я расскажу вам. Творчеству этого поэта посвящена моя диссертация. Поэтому я и приехала сюда, в Кент. Надеюсь снять квартиру неподалеку от того места, где мой поэт создавал свои произведения.
   – Черт побери! Вам всегда так везет? Видели башню в стороне от замка? Я собираюсь отремонтировать ее и сдавать. Мне необходимо вернуться в Штаты, возможно, мой визит затянется. Было бы замечательно, если бы в поместье остался человек, которому я смог бы доверить заботу о замке.
   Эннабел почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Побывать в замке, жить в средневековой башне!
   – Вы и в самом деле хотите этого? Не могу выразить словами, как я рада! По дороге сюда я увидела башню и почувствовала…
   А вдруг Роман Форсайт откажется сдавать башню человеку, который так легко идет на любую авантюру?
   Роман закончил фразу сам, и в его голосе Эннабел не услышала шутливого поддразнивания, преобладавшего в начале разговора.
   – Вы почувствовали, что уже были в этой башне? Что жизнь в ней воскреснет с приходом человека, которого давно ждут?
   Эннабел кивнула.
   – Я чувствую то же самое. Думаю, именно поэтому я и не хожу туда. Меня пугают чувства и переживания, которые она во мне вызывает. Там необходимо навести порядок. Наверное, по виду башни можно догадаться о масштабах ремонта, который нам предстоит сделать. – Он задумался, затем категорично закончил. – Деньги – не проблема. Мои изувеченные колени и перебитый нос – не самое приятное зрелище, но за свою работу на стадионе я получил большие деньги… Что ж, поднимем бокалы. Я хочу показать замок и ваш дом.
   – Мой дом. Как приятно звучит! У Йейтса была своя башня в Слайго. Теперь и у меня есть своя собственная в Кенте!
   – Но она достанется вам не бесплатно, – произнес Роман.
   Эннабел округлила глаза.
   – Я даже не спросила о цене! Надеюсь, она в разумных пределах.
   – Что вы скажете, если придется дать обещание время от времени готовить обеды для старого холостяка из Дикси, а иногда просто посидеть с ним вечером и поболтать о том – о сем?
   На лице Эннабел появилась сияющая улыбка. И не только потому, что удалось сэкономить на квартире. Возможность быть рядом, с Романом Форсайтом и лучше узнать его взволновала ее не меньше, чем предстоящее научное исследование.
   Возможно, даже больше.
   Роман передал обязанности бармена своим помощникам.
   Они вышли из бара и по каменной лестнице поднялись на второй этаж.
   – Осторожно! С тех пор, как построили этот замок, каменную кладку не трогали. Смотрите под ноги, некоторые ступени совсем разрушены.
   Роман рассказывал о том, как сначала в Англии строили небольшие крепости. Потом на смену им пришли замки с каменным каркасом. Именно так был построен Шеффилд Холл. Крепости были плохой защитой от врагов, каменные замки намного прочнее.
   – Помедленнее, пожалуйста, – попросила. Эннабел.
   Она с трудом поспевала за хозяином замка.
   – Ни в коем случае! Нам необходимо нагнать несколько веков.
   Эннабел застыла на месте.
   – Что вы сказали?
   – Я говорил о ватерклозете, который раньше строили над самым рвом.
   – Нет, вы сказали «нагнать»… ой!
   Девушка почувствовала, как что-то обвилось вокруг ее ног, и в испуге схватила Романа за руку.
   – Киска, ты напугала меня до смерти!
   Роман засмеялся. Ему было приятно прикосновение Эннабел. Он наклонился и погладил блестящую черную кошку с небольшим белым пятнышком на лбу.
   – Это Мунбим. Последняя коренная жительница Шеффилд Холла. Она такого же старинного рода, как и сами Шеффилды. Я нашел здесь старую расходную книгу, в ней стоимость молока для предков Мунбим записана рядом со стоимостью мяса и сыра для жителей замка.
   – Она очень красивая, – Эннабел погладила кошку и вздрогнула, когда та повернула мордочку и посмотрела прямо ей в глаза.
   – Кажется, у вас появился новый друг. Идемте. Хочу показать вам, как я переделал комнаты Ньютона Фенмора.
   Роман открыл массивные двери. От сильного порыва ветра заколыхались гобелены, за которыми открывался вид на реку.
   – Без сомнения, это дух Тримейна Шеффилда. Говорят, Ньютон боялся оставаться ночью один в спальне. Обычно он спускался вниз, когда замок стал его собственностью. В конце концов, он устроил себе спальню в другом месте.
   Когда Эннабел увидела, как шевелятся гобелены, мороз пошел по коже. Она зябко потерла руки.
   – А что стало с Тримейном Шеффилдом?
   – Я не знаю. Когда я приехал сюда и заинтересовался историей замка, то пытался выяснить это. Но все записи находятся в папках, хранящихся в архивах Ньюгейта. На них стоит гриф «Без доступа». Это значит, что открыть их можно только с разрешения парламента.
   Эннабел успокоилась, когда Роман включил свет и стал показывать, что изменил в комнате.
   – Интересно! – Эннабел с восхищением смотрела на необыкновенную обстановку комнаты.
   Современная мебель прекрасно сочеталась с антикварными вещами викторианской эпохи.
   – Могу поклясться, что видела эту комнату прежде.
   – Возможно, – как-то робко произнес Роман. – Около года назад фотография этой комнаты была напечатана в «Сатерн Ливинг».
   Эннабел почувствовала невероятное облегчение. Так вот чем объяснялись ее ощущения. Все это, в том числе и его, она видела в журнале, который выписывала в Атланте.
   – Значит, я в гостях у знаменитости.
   – Не совсем. – Роман подошел к зеркальному бару, где стояло несколько графинов из граненого стекла.
   Он налил два бокала и повернулся к Эннабел.
   – Моя подруга, журналистка из Атланты, заставила меня. Она писала статью о десяти холостяках города. – Роман пожал плечами.
   Видно было, что он очень смущен. От этого он показался Эннабел еще более привлекательным.
   – Что вы говорите! Но вы ведь живете в Англии, а не в Атланте. Как это объяснить?
   – Это случилось до того, как я переехал сюда. Какое-то время у меня были дома в обоих городах. Первые полгода я проводил в Англии, а вторые – в Штатах. Что же касается статьи, то после ее публикации стали приходить странные письма, а в моей квартире не умолкал телефон. Моя приятельница подняла большой шум по поводу того, почему холостяки не женятся. Расспрашивала, какую женщину мы ищем, и, все такое. – Роман посмотрел на свой бокал, затем – на Эннабел. – Вы не поверите, какие письма я получал от женщин! Неужели они действительно так безрассудны?
   – Некоторые из них, – рассмеялась Эннабел. – Вы знаете, Роман, я чувствую себя виноватой, что увела вас от ваших завсегдатаев.
   – Пусть это вас не тревожит. Сейчас накроют на стол, вы отведаете жареного фазана, и покажется, что вы вернулись в Джорджию и едите большую жирную куропатку. Тогда, клянусь, все смущение снимет, как рукой.
   – Изумительно! Нет, нет, ни одного кусочка больше! – Эннабел решительно отодвинула тарелку с бисквитом, который расхваливал Роман. – Я наелась до отвала.
   – Будьте осторожны, когда произносите это выражение при британцах. В английском языке оно имеет другое выражение.
   – Спасибо, что предупредили, – ответила Эннабел, покраснев. – В пабе своей гостиницы я чуть не заказала стакан горькой настойки. Хорошо, что один добрый американец тут же остановил меня. Он объяснил, что вместо пива, которое я попросила принести, мне принесут ангостуру. [9]
   – Я рад, что вы приехали сюда, Эннабел По, – нежно произнес Роман. – С вами когда-нибудь случалось такое? Вы встречаете незнакомого человека, и вам кажется, что он долгое время был с вами. Вы никогда не видели его раньше, но уверены, что знаете его всю жизнь?
   Именно это чувствовала сейчас и Эннабел. Она отвела взгляд от испытующих глаз Романа, догадываясь, что с ним происходит то же самое, те же наваждения терзают и его.
   – Боюсь, я не очень хорошо разбираюсь в метафизике. Вы действительно все сделали сами в этой комнате?
   – Да. Вы не хотите узнать, что я ей ответил?
   – Кому?
   – Моей подруге, журналистке, которая расспрашивала меня, какую женщину я ищу.
   Эннабел притворно рассмеялась.
   – Конечно, хочу.
   – Я ответил, что сразу узнаю ее, как только встречу.
   Эта фраза словно повисла между ними в воздухе, и на этот раз Эннабел не смогла отвести глаз.
   В глазах Романа она увидела отражение того, что чувствовала сама.
   Эннабел знала этого человека. Но откуда? Прежде, чем покинет Англию, она найдет ответ на этот вопрос.
   Авария на стоянке вызвала переполох в замке, Роман извинился перед гостьей и попросил разрешения уйти.
   – Не знаю, как долго буду отсутствовать, но почему бы вам не пойти и не взглянуть на башню? Я вернусь сразу, как только освобожусь.
   – Мне бы очень хотелось осмотреть ее, но, может быть, лучше подождать вас?
   – В этом нет нужды. Я доверяю вам и знаю, что без меня вы не станете раскрывать тайны.
   Роман поцеловал Эннабел в щеку и дал ей ключ.
   – Будьте осторожны и не пытайтесь уехать раньше, чем мы выпьем по стаканчику на ночь.
   Теперь Эннабел была предоставлена самой себе. На своей «Тойоте» она объехала место аварии и припарковала машину как можно ближе к башне. В лучах заходящего солнца она выглядела холодной и мрачной.
   – Ну что ж, раз у меня есть ключ, он должен открыть замки!
   Дверь распахнулась с ужасным скрежетом.
   – Вполне подходящее приветствие для женщины с фамилией По.
   Эннабел обошла первый этаж башни. Дверь справа вела в спальню. Заглянув внутрь, Эннабел увидела кровать, покрытую пылью и плесенью. На высоких стульях и шкафах висела паутина. Старое зеркало потрескалось от времени. Выцветшие шторы унылыми лохмотьями свисали с окон.
   Это место не показалось Эннабел знакомым. Девушка пересекла коридор. По левую сторону находилась еще одна спальня. На этот раз Эннабел просто застыла в оцепенении.
   – Я была здесь прежде.
   Старая кровать с пологом почти развалилась, но гобелен, сильно проеденный молью, еще сохранил богатство красок. Изображенная на нем сцена охоты с трудом просматривалась сквозь пятна, покрывающие ткань, но на мгновение Эннабел показалось, что она возникла перед ней во всей красоте.
   Эннабел подошла к резному шкафу красного дерева, открыла его и была весьма удивлена, обнаружив черную бархатную накидку, подбитую белым в крапинку горностаем, поношенную и протертую в некоторых местах. Девушка взглянула в мутное зеркало и была просто шокирована, увидев себя в светлом хлопчатобумажном жакете.
   Балконная дверь со скрипом отворилась, и Эннабел увидела ступени, ведущие наверх в башню. С бьющимся сердцем она поднялась на второй этаж, изумляясь искусству каменщиков, выложивших эту спиральную лестницу.
   Когда Эннабел По вошла в башню, у нее вырвался возглас восхищения. Из окон открывался прекрасный вид. Поодаль блестела в лучах заходящего солнца река. На берегу паслись лошади. Трудно было понять, какому веку принадлежит эта идиллическая картина.
   Диваны у окна были завалены сгнившими кожаными подушками. Ветхие покрывала рассыпались в прах. Но в комнате, кроме нескольких трещин на потолке, не было видно следов прошедших столетий.
   – Роман рад будет узнать, что здесь нужен только поверхностный ремонт! – воскликнула Эннабел. – Это самое чудесное место, какое я когда-либо видела.
   Дрожь пробежала по телу девушки, она поежилась от ощущения, что в башне кто-то есть.
   – Кто здесь? – прошептала Эннабел.
   Но только ветер прошелестел в ответ.
 
   Роман был очень расстроен, что половину ночи ему пришлось провести в полицейском участке Мейдстона. Все же он смог передать Эннабел, что будет ждать ее на следующий уик-энд. Необходимо составить план того, что предстоит сделать в башне.
   Эннабел вернулась в Лондон. В гостинице «Грител энд Хенсел» ее ждало сообщение из офиса Морриса Келлера.
   Доктор Келлер хотел встретиться с Эннабел на следующий день и обсудить план диссертации.
   «Какой пройдоха!» – подумала Эннабел.
   При каждой встрече доктор Келлер умудрялся намекнуть о ее привлекательной внешности. При этом он всегда оставался закрытым для ответной реакции. Эннабел ни разу не удалось поставить его на место.
   Девушка вскоре выяснила, что он плохо обращается со своими подчиненными. Например, Бернис Пенбакл, секретарь доктора, постоянно страдала от его колкостей. Эннабел очень понравилась этой женщине, которую отличала постоянная готовность помочь. Но для Морриса Келлера она была неизменной мишенью для его не слишком добрых шуток.
   В кабинете мисс Пенбакл Эннабел ждала своего консультанта, чтобы закончить план диссертации. Женщины мило беседовали за кофе, но в тот момент, когда вошел доктор Келлер, Бернис Пенбакл застыла, как статуя, и стала тихой, как мышь.
   – Доброе утро, Эннабел, Бернис! Боже, Пенбакл, вы ярки, как майское утро! – Келлер удивленно поднял бровь, разглядывая свою пышнотелую секретаршу, которая залилась румянцем и слилась со своим красным брючным костюмом. – Я думаю, вы никогда не размышляли над тем, почему Создатель выбрал для крупных толстокожих животных скромные пастельные тона, а крылья маленькой птички кардинала раскрасил в малиновый цвет.
   Эннабел хотела возмутиться, поймав полный страдания взгляд Бернис, но решила поговорить с доктором наедине.
   – Я принесу вам кофе, – сказала секретарша напряженным голосом.
   – Убедитесь, что он горячий, – ответил Келлер. – Входите, Эннабел, входите. – Он провел девушку в свой кабинет, который был в четыре раза больше любой другой комнаты.
   Безусловно, такой шикарный офис нужен Келлеру исключительно для саморекламы.
   – Сегодня вы выглядите великолепно. – Его глаза восхищенно заскользили по фигуре Эннабел, одетой в костюм из белого шелка. – Будьте осторожны с вашей одеждой. В Лондоне не так часто устраивается распродажа авторских моделей.
   – Я приехала сюда не затем, чтобы обновить свой гардероб, – резко ответила Эннабел. – Раз уж мы заговорили об этом, я должна сказать, что ваше замечание по поводу костюма Бернис не оригинально, а невероятно грубо и неуместно.
   Слишком поздно Эннабел начала понимать, что ее выпады не только не раздражают, а наоборот, нравятся Келлеру. Возможно, он набросился на несчастную секретаршу для того, чтобы вывести Эннабел из равновесия.
   – Иметь работу – большая удача для Бернис. И она знает это. Что касается грубости, разве Гамлет не сказал: «Из жалости я должен быть суров»?
   – Мать Гамлета заслуживала это, а Бернис нет.
   Эннабел рывком открыла папку, вытащила свои записи и, подождав, пока Бернис подаст кофе, произнесла более спокойным тоном.
   – Поговорим о моем предварительном плане. Мне необходимо услышать ваше мнение, прежде чем я приступлю к основным исследованиям и к самой диссертации.
   – Мудрая мысль Бог свидетель, слишком много самонадеянных аспиранток зацикливаются на каком-нибудь ничего не значащем факте или событии, самостоятельно настойчиво прорабатывают его, а потом обнаруживается, что их диссертация яйца выеденного не стоит.
   Келлер ждал, что Эннабел улыбнется его шутке. Увидев, что девушка не отреагировала, он откашлялся и наклонился над разложенными на столе бумагами.
   – Я вижу из ваших записей, что вы хотите остановиться на ранних произведениях и практически не рассматриваете последний период его творчества.
   – Последние сборники намного уступают его ранним работам Я не поэт, но хорошие стихи от плохих отличить могу. Соедините витиеватую образность Джойса Килмера и слезливую сентиментальность Рода МакКуена, и получите последние стихотворения Фенмора. Разумеется, в своей диссертации я остановлюсь на феномене «смерти» таланта, возрастной гениальности.
   – О, вы довольно суровый критик для молодой девушки, которая надеется, что ее диссертация будет одобрена!
   – Это угроза? – Эннабел забеспокоилась.
   Она смягчила выражение лица и приняла более непринужденную позу. Она не хотела, чтобы консультант Келлер вышвырнул ее вместе с планом, прежде чем она начнет. Башня и Роман Форсайт ждали ее, и ей не хотелось упустить свой шанс.
   – У каждого поэта есть свои странности, можно даже сказать, психические отклонения. Часто они возникают после различных травм или как следствие физиологических проблем, – сказала Эннабел. – Вспомните беднягу Колриджа. [10]После того, как он стал употреблять наркотики, его стихи утратили прежнюю выразительность и поэтичность.
   Теперь Келлер немного успокоился.
   – Вижу, вы времени даром не теряли. Собрали весьма разностороннюю информацию о моем бедном предке.
   – Мы обязаны бережно относиться к своим истокам. Для американцев, чьи предки родились на этой земле, история Англии – прекрасное прошлое. К тому же это моя работа.
   – Конечно, мы многое черпаем и прошлого, оно помогает нам понимать нашу сегодняшнюю жизнь, но мы не должны забывать и о настоящем. – Келлер посмотрел на часы. – Я хотел пообедать в очаровательной сельской гостинице. Прошу вас присоединиться. Там мы сможем поговорить обо всем.
   Эннабел пришлось согласиться. К тому же она очень проголодалась. Келлеру не удалось перейти в наступление по пути в гостиницу: у водителя на английских дорогах заняты обе руки. Консультант постарался наверстать упущенное, въехав на стоянку у гостиницы «Айрон Роуз» в Эппинге.
   – Пора, наконец, установить дистанцию, – решила девушка.
   – Послушайте, мистер Келлер, давайте все выясним раз и навсегда. Я не Бернис, которая терпит все ради работы, и не изголодавшаяся по сексу бабенка, согласная на любое предложение. Я не из тех женщин, которые молчат и делают вид, что ничего не происходит, когда им что-то неприятно. Еще раз дотронетесь до меня, я продемонстрирую один запрещенный прием.
   Келлер засмеялся.
   – Черт побери, маленькая злючка.
   «А ты надутый, похотливый, самовлюбленный индюк», – мысленно ответила Эннабел. А вслух спокойно произнесла:
   – Это вполне серьезно. Если вы хоть пальцем дотронетесь до меня, будете объяснять вашей жене синяк под глазом.
   Келлер захихикал. Но, увидев выражение лица девушки, поспешно вышел из машины и направился в ресторан.
   Эннабел вела себя так, будто ее спутником был сам Крез. [11]Она заказывала только самые дорогие блюда. Паштет оправдывал свою цену, свиные отбивные были просто божественны, а уж бледный вид Морриса Келлера при появлении каждого нового блюда был самой изысканной приправой.
   «Доктор Келлер теперь не скоро пригласит меня на обед», – торжествующе подумала Эннабел.
   Самым замечательным десертом было заверение мистера Келлера, что Эннабел может продолжать работу по составленному плану. Консультант обещал, что остальные члены комиссии получат копии плана, с их стороны не будет никаких возражений.

Глава 3

   – Великолепно! Просто великолепно!
   Эннабел и Роман любовались закатом из окна башни. Внизу открывался живописный пейзаж Кента. Лучи заходящего солнца окрасили новое убранство комнаты в розовый цвет. Неужели все это сделали они? Эннабел не могла поверить. Сейчас комната была именно такой, какой она представила ее себе, впервые увидев башню.
   – Просто потрясающе! Хочу увидеть эту комнату в лунном свете.
   Девушка повернулась к Роману, ее лицо светилось от счастья.
   – Не могу выразить свою благодарность. Никогда еще не встречала человека, который трудился бы над чем-нибудь с таким упорством, с каким вы приводили в порядок мое жилище.
   – Да и вы, надо признать, мастерски орудовали шпателем и кистью. А что касается благодарности, кажется, вы обещали пообедать при свечах в этой населенной призраками башне. Договор еще в силе?
   – Можете быть уверены! Раз уж я играю роль хозяйки башни, предлагаю выпить шампанского Кстати, как называется это место? Забываю спросить об этом.
   – По правде говоря, не знаю. Мне некого спросить. А как бы вы назвали ее?
   Эннабел оглядела комнату.
   – Мне кажется, название должно быть как-то связано с луной. Когда я нахожусь здесь, все окрашено в серебристый цвет. Первую ночь, проведенную в этой башне, я просыпалась от того, что луна смотрела на меня.
   – Похоже на черную магию. Вы не колдунья, мисс По? Как насчет «Мунстоун»? [12]Внизу, у реки, лежит камень. За долгие годы вода так отшлифовала его, что в лунном свете он блестит, как драгоценный.
   – О, мне нравится! «Мунстоун».
   Эннабел заглянула в маленькую спальню, не переставая изумляться, как она преобразилась. Ситцевые шторы, покрывало и ковер были куплены два дня назад на аукционе в Мейдстоне, но, казалось, что эти вещи были здесь всегда.
   – Вы знаете легенду о лунном камне? – спросил Роман.
   – Нет.
   – Существует поверье, что это волшебный камень. В свое время я интересовался драгоценными камнями. Только, пожалуйста, не спрашивайте меня, как это сочетается с профессиональным бейсболом или английской историей. Просто, я занялся этим после того, как нашел месторождение аметиста на севере Джорджии.
   – Я уже не удивляюсь ничему, что связано с вами. Продолжайте. Скоро подадут обед, а ваша история одинаково разжигает и мое любопытство, и мой аппетит.
   – По правде говоря, этот рассказ не очень длинный. Впервые лунный камень нашли на острове Шри-Ланка, точнее, около Думкары. Все драгоценные и полудрагоценные камни овеяны легендами. Еще в древние века люди приписывали им магические свойства. Говорят, что лунный камень приносит счастье его обладателю. И возбуждает страсть у влюбленных.
   – Это вы сами придумали!
   – Нет! Запомните две вещи, пожалуйста. Я всегда веду честную игру и никогда не лгу. – Роман налил шампанское в бокалы. – Может быть, поднимемся наверх и полюбуемся закатом оттуда?
   – Прекрасная идея! Кажется, я влюбилась в это место.
   – Как здорово все получилось, правда? Мы добились потрясающих успехов, восстановив интерьер башни.
   Копии маяков, которые Эннабел заказала своему приятелю с острова Сент-Симон в Джорджии, были доставлены утром. Когда Роман приехал, она тут же показала их.
   – Я думаю, они будут прекрасно смотреться на пристани. Мне очень нравится их серебристый цвет. Спасибо, что избавили меня от бежевого.
   – Бежевый – вполне естественный цвет для тех, кто жил здесь раньше. Кстати, кто владел этим замком? Я знаю, что пока поместье не перешло в руки Ньютона Фенмора то ли в 1818, то ли в 1819 году, здесь со времен средневековья жили Шеффилды. Но кто именно жил в этой башне? Здесь все овеяно историей, я чувствую это. Клянусь, когда я мыла здесь окна, мне казалось, что я вижу картины прошлого – плавающих в пруду лебедей…
   – … Лордов, гарцующих на лошадях, – засмеялся Роман.
   Он уже поднимался по лестнице.
   – Черт возьми, как вкусно пахнет! Когда мой повар сказал, что вы заказали что-то необычное на ужин, я даже забеспокоился.
   – Мы с Армандом составили великолепное меню. Надеюсь, вам понравится. – Эннабел приподняла крышку кастрюли, стоящей на столе рядом с зеленым салатом. – Вот, пожалуйста! Мои «фирменные» креветки, артишоки и творожная запеканка. Ваш повар сказал, что непременно внесет эти блюда в меню ресторана «У Романа».
   – Я начинаю думать, что вы скорее, чем я, завоюете доверие моего штата. Романтики были бы в восторге.
   – Особенно Байрон. Если бы мне представилась возможность познакомиться с кем-нибудь из них, я выбрала бы его. Какую жизнь он прожил! Сумасшедшая мать, заставляющая его ползать с искалеченной ногой по огромной железной клетке! Женщины, проводившие дни и ночи возле его дома в Лондоне. Даже сводная сестра Шелли Клэр и, возможно, его жена Мери…
   – Я начинаю ревновать! Вернитесь в настоящее, к нашему восхитительному ужину и ко мне.
   Роман нежно взял Эннабел за руку и подвел ее к дивану, покрытому розовой тканью с изображением лебедей и сцен английской охоты. Эннабел вздохнула: