Страница:
– Взгляните на реку! О, если бы она могла рассказать о прошлом! Если бы эта башня могла поведать… Послушайте, перестаньте смотреть на меня так, словно собираетесь съесть! Для этой цели приготовлен ужин. Отпустите мою руку и займитесь запеканкой.
– Это нелегко, – прошептал Роман, не отводя глаз от выреза тонкого прозрачного платья в стиле викторианской эпохи, которое Эннабел надела специально для этого вечера.
Оно как нельзя лучше подходило к царившей в башне атмосфере.
– Это место оказывает на меня магическое действие. Я хочу…
– … Есть! – продолжила девушка, легонько подталкивая собеседника к столу.
Прекрасный сервировочный столик они отыскали на «блошином рынке» в Мейдстоне.
– Вспомните о том, что завтра вы должны лететь в Штаты. Возможно, этот ужин – последний прием пищи до приземления в Атланте.
Через минуту тарелки были пусты, от креветок и артишоков осталось лишь приятное воспоминание.
– Мне не хочется улетать, но другого выхода нет. Мой тренер всегда хорошо относился ко мне. И я не могу оставаться здесь, в то время как его пытаются выжить из клуба. Ему сейчас нелегко, и я должен поддержать его.
– Роман, не делайте такую кислую физиономию, – рассмеялась Эннабел, – похоже, вам самому нужна поддержка. Хотите, я перескажу вам плоские шутки Морриса Келлера, которыми он сыпал за обедом несколько дней назад? Клянусь, он несколько раз даже поперхнулся от смеха!
– Этот человек – ядовитая змея, – сказал Роман. – Эннабел… – Лицо его посерьезнело.
– Выпейте! – Перебила Эннабел, протягивая бокал с вином. – Не запугивайте меня раньше времени. Мне еще предстоит несколько месяцев работать под руководством доктора Келлера.
После ужина они сели на диван у окна, глядя на ночное небо и считая звезды, пили кофе и бренди. Роман не мог больше откладывать разговор о том, что происходило с ним, об отношениях, установившихся между ними за эти несколько дней.
– Достаточно астрономии и любования звездами. Я хочу, чтобы вы посмотрели мне в глаза и сказали, как сильно будете скучать.
Эннабел ответила ему поцелуем. Почувствовав тепло ее губ на своей щеке, Роман облегченно вздохнул.
– Ты не представляешь, что это значит для меня!
Он обнял Эннабел. Это было первое в его жизни объяснение в любви.
– О, – прошептала девушка, приходя в себя после поцелуя.
Со времени окончания средней школы ее никто так не целовал.
– Думаю, это можно назвать мастерским пасом.
– Ты удивительно быстро овладела спортивной терминологией, – сказал Роман, вновь склоняясь над ней.
Его губы сначала нежно, а потом со страстной одержимостью ласкали Эннабел. Девушка вскрикнула.
– Я никогда не причиню тебе боли, дорогая, – прошептал Роман, касаясь ее волос.
Черные локоны рассыпались, он ласково их погладил.
– Боже, ты так красива, так очаровательна… Эннабел, где же ты была все эти годы? Я потратил половину жизни, чтобы найти тебя. Я знаю, ты была где-то рядом, просто я не мог отыскать тебя.
В объятиях этого сильного мужчины Эннабел чувствовала, себя защищенной от одиночества, от всего мира. Она закрыла глаза. Поцелуи и ласки Романа волновали ее. Она чувствовала волшебство страсти, захватившее их обоих. Ей хотелось близости. Водоворот чувств и эмоций полностью поглотил ее.
– Я делаю тебе больно?
– Нет. Просто я уже очень давно не была в объятиях мужчины. Похоже, я успела забыть, что это такое.
– Надеюсь, сейчас ты чувствуешь то же, что и я?
Эннабел обхватила ладонями голову Романа и нежно поцеловала его.
– Да, – проговорила она. – Мне очень хорошо. И это происходит в таком месте! – Эннабел обвела взглядом комнату, изумляясь тому, что в лунном свете даже пламя свечей кажется серебристым. – Я чувствую, что эта башня таит волшебство. Нас ждет здесь чудо – меня и тебя.
– Настоящее чудо я держу в своих руках, – прошептал Роман, склонив голову и коснувшись губами выреза ее платья. – Тебе не следовало снимать испачканную краской рабочую одежду. Мне гораздо труднее устоять перед этим восхитительным нарядом.
– И не нужно… – И вновь у нее возникло ощущение, что эта комната ей знакома, что все повторяется.
Она закрыла глаза, чтобы насладиться ароматом страсти, наполнившим воздух, словно запах магнолий.
Роман был удивительно нежным любовником. Когда он опустил девушку на залитый лунным светом диван, он был невероятно осторожен, стараясь неловким движением не причинить боли своей возлюбленной.
– Ты такая хрупкая, – прошептал он, – я безумно хочу тебя, но боюсь раздавить.
– Не бойся, – ответила Эннабел.
Роман наклонился над ней, и девушка увидела свое отражение в его глазах.
– Ты мой защитник. – Эннабел продолжала твердить эти слова, не зная, почему они всплыли в ее памяти. – Мой защитник, – повторила она. – Люби меня!
Роман поцеловал ее, и она почувствовала, как дрожит его тело.
– Я знаю, что должен защищать тебя.
– Раз уж мы заговорили о защите… – смущенно улыбнулась Эннабел и коснулась шрама на его щеке. – Могу я попросить тебя об этом?
– Ты можешь просить меня о чем угодно – хриплым голосом ответил Роман.
Он понял, чего опасалась Эннабел, и, приняв меры предосторожности, о которых она говорила, минуту спустя вернулся к девушке.
В тот момент, когда пальцы Романа проникли в ее лоно, Эннабел поняла, что именно этого чело века она ждала все эти… века? В этом открытии было что-то пугающее. Она ласкала тело своего возлюбленного, пытаясь удержать в настоящем те чувства и ощущения, которые он вызывал в ней. Ей не хотелось делить его с прошлым, сейчас он должен принадлежать только ей.
Романа влекла и очаровывала грудь Эннабел. Освободив ее от платья, он нежно поцеловал розовые холмики.
– Если бы я был поэтом, – прошептал Роман, наслаждаясь сладкими стонами любимой, – я нашел бы слова…
– Ты поэт и без слов. – Из-за плеча Романа Эннабел видела кусочек неба и благодарила звезды за то, что они послали ей этого мужчину. – Твое сердце бьется в ритме вселенной. В твоей душе гармония жизни, и я чувствую, как она проникает в меня. Обними меня крепче и никогда не отпускай!
Медлительность, с которой Роман проникал в нее, сводила Эннабел с ума. А движения ее бедер еще сильнее возбуждали его.
Словно эхо, комната повторяла их дыхание, их любовные крики и стоны.
Они были созданы друг для друга, незачем противиться этому.
В порыве страсти Роман спрятал свое лицо в ее волосах. Эннабел почувствовала, как завертелась комната. Ей казалось, что она находится в самом центре этого бешеного вращения, и бархатная ночь скрывает от глаз вселенной ее наготу. Она услышала, как произносит слова, о которых никогда даже не думала, желание переполняло ее.
Их потребность обладать друг другом достигла апогея.
– Ты уверена, дорогая? Ты уверена, что действительно хочешь этого?
– Да, да! – выкрикнула Эннабел, помогая Роману проникнуть в свое жаждущее лоно.
Девушке показалось, что когда они соединились, комната вздохнула. Она расслышала этот вздох, хотя в этот момент не слышала даже биения собственного сердца.
– О, Роман, Роман. Я даже не представляла, что такое может быть.
Он крепко обнял девушку.
– Со мной тоже никогда такого не было… Мне кажется… Я ждал тебя всю жизнь. Знаю, это звучит банально, но это так. Эннабел По, я все еще не могу поверить, что наконец-то нашел тебя.
– Все дело в этой комнате, – сказала Эннабел.
Ее губы почти касались груди Романа.
– В этой комнате нас что-то ждет. Ты не чувствуешь этого?
– Сейчас я не испытываю ничего, кроме удивления, что держу тебя в своих объятиях. Благодарю Бога, что ты приехала сюда, неважно, по какой причине.
Эннабел взяла руку Романа, гладившую ее волосы, и поцеловала.
– Я думала, что приехала сюда из профессионального интереса. Но сейчас не уверена в этом.
– Мне все равно, ради чего ты приехала. Главное, что ты здесь. Мне очень не хочется оставлять тебя.
– Но ведь ты скоро вернешься!
– Пообещай, что будешь ждать меня здесь.
– Если ты пообещаешь мне, что обязательно вернешься. Обними меня, – попросила Эннабел, – и поклянись, что вернешься ко мне.
– Клянусь, – губы Романа произнесли клятву и тут же убедили Эннабел в состоятельности этого заявления.
Теперь они занимались любовью, как два человека, навеки связавшие свои жизни.
Эннабел держала в руках упакованную в прозрачную пленку коробочку, которую Роман вложил ей в руку, когда она провожала его.
– Любимый!
Распаковывая сверток, она улыбалась, вспоминая, каким он был романтичным и нежным.
Когда Эннабел подходила к замку, она увидела черную кошку.
– О, привет, Мунбим! Такая красивая кошечка! Хочешь креветок? О, дорогая, извини, ничего не осталось. Может быть, молока?
Девушка принесла миску с молоком и поставила на маленькую скамейку. Мунбим свернулась у ее ног, проигнорировав предложенный ужин.
– Ты ведь домашняя киска, правда? Я не знаю, что скажет мой хозяин, когда узнает, что я обзавелась соседкой. Но ведь у меня так много места…
Эннабел впустила кошку в комнату. Мунбим терпеливо ждала, пока девушка запрет дверь и включит свет.
Всем своим видом животное словно говорило, что Эннабел пора перестать суетиться и следует обратить внимание на более важные вещи, например, на нее.
– Ты замечательная подружка! – Эннабел взъерошила блестящую шерсть Мунбим и посмотрела в ее желто-зеленые пронзительные глаза. – Не привязывайся ко мне так сильно. Я не собираюсь жить в Англии всю жизнь.
Кошка отошла от Эннабел и пошла по лестнице в верхние комнаты башни. Она дождалась, пока девушка поднимется на площадку перед своей спальней, и вновь двинулась вверх по ступенькам.
– О, нет, не надо! Я иду спать. Мы все уберем завтра утром.
Кошка остановилась и выжидающе посмотрела на Эннабел.
Та не выдержала и рассмеялась.
– Хорошо, показывай дорогу. Мне хочется еще раз взглянуть на реку в лунном свете. Да ты очень шустрая!
Кошка побежала вперед. Только на верхней площадке она остановилась и оглянулась, чтобы удостовериться, идет ли за ней ее новая подружка.
– Иду! Я иду!
Увидев разбросанные на диване подушки, Эннабел улыбнулась. Она вспомнила, что было причиной этого беспорядка.
– Милый, – проговорила она вслух, – мой милый.
Комната была залита таинственным лунным светом. За окном ухала сова, и печальная гагара издавала грустный крик, похожий на плач. Эннабел размышляла, стало ли теперь ее тело, сексуально разбуженное и раскрепощенное, более созвучно с ночью, и чувствовала, как волнение охватывало ее, словно предстоит оторваться от земли в неведомое, к далеким зовущим звездам.
– Мунбим, ты где? Где ты, киска?
Мунбим прыгнула к Эннабел, немного испугав ее.
Девушка наклонилась, чтобы погладить кошку, но та ловко увернулась и растянулась на маленьком коврике в центре комнаты.
– Хочешь поиграть? – спросила Эннабел, склоняясь над кошкой.
– Ой! – Из оцарапанного пальца показалась капелька крови.
Однако кошка не обращала внимания на нанесенную ею рану. Она пыталась стащить с места коврик. Мунбим с завидной настойчивостью продолжала тянуть его, открывая небольшие гранитные плиты, которыми был выложен пол комнаты.
Кошка обнюхала пол, поскребла когтями каменную кладку, затем сунула лапку в щель между неплотно прилегавшими плитами и выразительно посмотрела на Эннабел. Взгляд Мунбим красноречиво говорил о том, что она сделала все, что было в ее силах.
Девушка приподняла камень, сломав ноготь.
– Не понимаю, почему позволяю впутывать меня в это, киска… Ну вот. Камень поддается. О, Боже! Что это? – Сердце Эннабел учащенно забилось, когда она увидела скрепленный печатью конверт, выцветший от времени.
Девушка со страхом взяла его в руки. Содержимое пакета привлекало и пугало ее.
Клеенка, в которую был завернут конверт, была покрыта пятнами плесени. Эннабел тщательно вытерла руки о подол юбки.
– Что это?
Пергамент истлел, от времени он стал почти прозрачным. Девушка осторожно расправила бумагу и поднесла поближе свечу, силясь разобрать в полумраке тонкий небрежный почерк.
Она задохнулась от волнения, увидев поблекшую надпись на полях.
– Джон Китс! Китс делал пометки на этом листке! Боже, киска, что ты откопала!
Но Мунбим отыскала сверчка, совершенно не интересуясь драгоценной находкой.
Эннабел почувствовала благоговение, читая первые строки:
«Изабелле, в ее саду»
С любовью
Джереми Харкер Симмонз
Эннабел опустилась на диван. Только что она увидела рукопись стихотворения, которое прекрасно знала и не раз читала вслух. Стихотворение Ньютона Фенмора.
Но что это значит? Фенмор посвятил его своей сестре Фелиции. Странно. Кто такая Изабелла? И кто такой Джереми? О, Господи! Изабелла, Изабелла! Я помню это имя. Я чувствую ее присутствие, я слышу, как она зовет меня, она нуждается во мне. Но что я могу сделать? Как помочь? Изабелла! Я чувствую твою печаль, словно она моя. Ты являлась мне во сне. Что стало с тобой? Почему я приехала сюда? Боже, что происходит со мной?..
Пытаясь удостовериться в реальности происходящего, Эннабел сжала в руке подарок Романа.
– Любимый, что со мной? Как это связано с нами? – Дрожащими руками Эннабел подняла крышку коробочки и вскрикнула.
Там была старинная подвеска из лунного камня, блеск которого походил на сияние луны. Девушка поднесла украшение к своим пылающим щекам, затем надела на шею.
Вдруг все вокруг закружилось, а сама она оказалась в самом центре этой карусели. Снова возникло ощущение, пережитое во сне: Эннабел уплывает прочь от чего-то страшного, вызывающего в ее теле дрожь отвращения. Горьковатый вкус морской воды на губах и странный зеленоватый свет успокаивают ее, рождают надежду.
«Тебя ждут, Изабелла!» – звучат слова, и Эннабел стремится вынырнуть.
Волны бушующего моря подхватывают ее и выбрасывают на берег прошлого, ставшего настоящим.
Вдруг движение замедлилось, Эннабел снова в Шеффилд Холле, только время изменилось. Сейчас она не Эннабел, а Изабелла. Девушка поняла, что перенеслась в девятнадцатый век.
– Изабелла, Изабелла, где ты? – услышала она мужской голос.
«Необходимо поскорее справиться со своей растерянностью! Другого выхода нет. Кем бы ни была Изабелла, она существовала в этой тайне. Тайне, которая перенесла Эннабел По в прошлое. Что бы ни случилось, какова бы ни была причина этого, ей придется пройти через все испытания».
Девушка протянула руку, чтобы прикоснуться к лунному камню, но он бесследно исчез. Видимо, дверь в ее время захлопнулась.
Эннабел огляделась и увидела, что стоит в той же комнате, но за окном утро.
Мужской голос, зовущий Изабеллу, приближается и становится громче.
Глава 4
– Это нелегко, – прошептал Роман, не отводя глаз от выреза тонкого прозрачного платья в стиле викторианской эпохи, которое Эннабел надела специально для этого вечера.
Оно как нельзя лучше подходило к царившей в башне атмосфере.
– Это место оказывает на меня магическое действие. Я хочу…
– … Есть! – продолжила девушка, легонько подталкивая собеседника к столу.
Прекрасный сервировочный столик они отыскали на «блошином рынке» в Мейдстоне.
– Вспомните о том, что завтра вы должны лететь в Штаты. Возможно, этот ужин – последний прием пищи до приземления в Атланте.
Через минуту тарелки были пусты, от креветок и артишоков осталось лишь приятное воспоминание.
– Мне не хочется улетать, но другого выхода нет. Мой тренер всегда хорошо относился ко мне. И я не могу оставаться здесь, в то время как его пытаются выжить из клуба. Ему сейчас нелегко, и я должен поддержать его.
– Роман, не делайте такую кислую физиономию, – рассмеялась Эннабел, – похоже, вам самому нужна поддержка. Хотите, я перескажу вам плоские шутки Морриса Келлера, которыми он сыпал за обедом несколько дней назад? Клянусь, он несколько раз даже поперхнулся от смеха!
– Этот человек – ядовитая змея, – сказал Роман. – Эннабел… – Лицо его посерьезнело.
– Выпейте! – Перебила Эннабел, протягивая бокал с вином. – Не запугивайте меня раньше времени. Мне еще предстоит несколько месяцев работать под руководством доктора Келлера.
После ужина они сели на диван у окна, глядя на ночное небо и считая звезды, пили кофе и бренди. Роман не мог больше откладывать разговор о том, что происходило с ним, об отношениях, установившихся между ними за эти несколько дней.
– Достаточно астрономии и любования звездами. Я хочу, чтобы вы посмотрели мне в глаза и сказали, как сильно будете скучать.
Эннабел ответила ему поцелуем. Почувствовав тепло ее губ на своей щеке, Роман облегченно вздохнул.
– Ты не представляешь, что это значит для меня!
Он обнял Эннабел. Это было первое в его жизни объяснение в любви.
– О, – прошептала девушка, приходя в себя после поцелуя.
Со времени окончания средней школы ее никто так не целовал.
– Думаю, это можно назвать мастерским пасом.
– Ты удивительно быстро овладела спортивной терминологией, – сказал Роман, вновь склоняясь над ней.
Его губы сначала нежно, а потом со страстной одержимостью ласкали Эннабел. Девушка вскрикнула.
– Я никогда не причиню тебе боли, дорогая, – прошептал Роман, касаясь ее волос.
Черные локоны рассыпались, он ласково их погладил.
– Боже, ты так красива, так очаровательна… Эннабел, где же ты была все эти годы? Я потратил половину жизни, чтобы найти тебя. Я знаю, ты была где-то рядом, просто я не мог отыскать тебя.
В объятиях этого сильного мужчины Эннабел чувствовала, себя защищенной от одиночества, от всего мира. Она закрыла глаза. Поцелуи и ласки Романа волновали ее. Она чувствовала волшебство страсти, захватившее их обоих. Ей хотелось близости. Водоворот чувств и эмоций полностью поглотил ее.
– Я делаю тебе больно?
– Нет. Просто я уже очень давно не была в объятиях мужчины. Похоже, я успела забыть, что это такое.
– Надеюсь, сейчас ты чувствуешь то же, что и я?
Эннабел обхватила ладонями голову Романа и нежно поцеловала его.
– Да, – проговорила она. – Мне очень хорошо. И это происходит в таком месте! – Эннабел обвела взглядом комнату, изумляясь тому, что в лунном свете даже пламя свечей кажется серебристым. – Я чувствую, что эта башня таит волшебство. Нас ждет здесь чудо – меня и тебя.
– Настоящее чудо я держу в своих руках, – прошептал Роман, склонив голову и коснувшись губами выреза ее платья. – Тебе не следовало снимать испачканную краской рабочую одежду. Мне гораздо труднее устоять перед этим восхитительным нарядом.
– И не нужно… – И вновь у нее возникло ощущение, что эта комната ей знакома, что все повторяется.
Она закрыла глаза, чтобы насладиться ароматом страсти, наполнившим воздух, словно запах магнолий.
Роман был удивительно нежным любовником. Когда он опустил девушку на залитый лунным светом диван, он был невероятно осторожен, стараясь неловким движением не причинить боли своей возлюбленной.
– Ты такая хрупкая, – прошептал он, – я безумно хочу тебя, но боюсь раздавить.
– Не бойся, – ответила Эннабел.
Роман наклонился над ней, и девушка увидела свое отражение в его глазах.
– Ты мой защитник. – Эннабел продолжала твердить эти слова, не зная, почему они всплыли в ее памяти. – Мой защитник, – повторила она. – Люби меня!
Роман поцеловал ее, и она почувствовала, как дрожит его тело.
– Я знаю, что должен защищать тебя.
– Раз уж мы заговорили о защите… – смущенно улыбнулась Эннабел и коснулась шрама на его щеке. – Могу я попросить тебя об этом?
– Ты можешь просить меня о чем угодно – хриплым голосом ответил Роман.
Он понял, чего опасалась Эннабел, и, приняв меры предосторожности, о которых она говорила, минуту спустя вернулся к девушке.
В тот момент, когда пальцы Романа проникли в ее лоно, Эннабел поняла, что именно этого чело века она ждала все эти… века? В этом открытии было что-то пугающее. Она ласкала тело своего возлюбленного, пытаясь удержать в настоящем те чувства и ощущения, которые он вызывал в ней. Ей не хотелось делить его с прошлым, сейчас он должен принадлежать только ей.
Романа влекла и очаровывала грудь Эннабел. Освободив ее от платья, он нежно поцеловал розовые холмики.
– Если бы я был поэтом, – прошептал Роман, наслаждаясь сладкими стонами любимой, – я нашел бы слова…
– Ты поэт и без слов. – Из-за плеча Романа Эннабел видела кусочек неба и благодарила звезды за то, что они послали ей этого мужчину. – Твое сердце бьется в ритме вселенной. В твоей душе гармония жизни, и я чувствую, как она проникает в меня. Обними меня крепче и никогда не отпускай!
Медлительность, с которой Роман проникал в нее, сводила Эннабел с ума. А движения ее бедер еще сильнее возбуждали его.
Словно эхо, комната повторяла их дыхание, их любовные крики и стоны.
Они были созданы друг для друга, незачем противиться этому.
В порыве страсти Роман спрятал свое лицо в ее волосах. Эннабел почувствовала, как завертелась комната. Ей казалось, что она находится в самом центре этого бешеного вращения, и бархатная ночь скрывает от глаз вселенной ее наготу. Она услышала, как произносит слова, о которых никогда даже не думала, желание переполняло ее.
Их потребность обладать друг другом достигла апогея.
– Ты уверена, дорогая? Ты уверена, что действительно хочешь этого?
– Да, да! – выкрикнула Эннабел, помогая Роману проникнуть в свое жаждущее лоно.
Девушке показалось, что когда они соединились, комната вздохнула. Она расслышала этот вздох, хотя в этот момент не слышала даже биения собственного сердца.
– О, Роман, Роман. Я даже не представляла, что такое может быть.
Он крепко обнял девушку.
– Со мной тоже никогда такого не было… Мне кажется… Я ждал тебя всю жизнь. Знаю, это звучит банально, но это так. Эннабел По, я все еще не могу поверить, что наконец-то нашел тебя.
– Все дело в этой комнате, – сказала Эннабел.
Ее губы почти касались груди Романа.
– В этой комнате нас что-то ждет. Ты не чувствуешь этого?
– Сейчас я не испытываю ничего, кроме удивления, что держу тебя в своих объятиях. Благодарю Бога, что ты приехала сюда, неважно, по какой причине.
Эннабел взяла руку Романа, гладившую ее волосы, и поцеловала.
– Я думала, что приехала сюда из профессионального интереса. Но сейчас не уверена в этом.
– Мне все равно, ради чего ты приехала. Главное, что ты здесь. Мне очень не хочется оставлять тебя.
– Но ведь ты скоро вернешься!
– Пообещай, что будешь ждать меня здесь.
– Если ты пообещаешь мне, что обязательно вернешься. Обними меня, – попросила Эннабел, – и поклянись, что вернешься ко мне.
– Клянусь, – губы Романа произнесли клятву и тут же убедили Эннабел в состоятельности этого заявления.
Теперь они занимались любовью, как два человека, навеки связавшие свои жизни.
Эннабел держала в руках упакованную в прозрачную пленку коробочку, которую Роман вложил ей в руку, когда она провожала его.
– Любимый!
Распаковывая сверток, она улыбалась, вспоминая, каким он был романтичным и нежным.
Когда Эннабел подходила к замку, она увидела черную кошку.
– О, привет, Мунбим! Такая красивая кошечка! Хочешь креветок? О, дорогая, извини, ничего не осталось. Может быть, молока?
Девушка принесла миску с молоком и поставила на маленькую скамейку. Мунбим свернулась у ее ног, проигнорировав предложенный ужин.
– Ты ведь домашняя киска, правда? Я не знаю, что скажет мой хозяин, когда узнает, что я обзавелась соседкой. Но ведь у меня так много места…
Эннабел впустила кошку в комнату. Мунбим терпеливо ждала, пока девушка запрет дверь и включит свет.
Всем своим видом животное словно говорило, что Эннабел пора перестать суетиться и следует обратить внимание на более важные вещи, например, на нее.
– Ты замечательная подружка! – Эннабел взъерошила блестящую шерсть Мунбим и посмотрела в ее желто-зеленые пронзительные глаза. – Не привязывайся ко мне так сильно. Я не собираюсь жить в Англии всю жизнь.
Кошка отошла от Эннабел и пошла по лестнице в верхние комнаты башни. Она дождалась, пока девушка поднимется на площадку перед своей спальней, и вновь двинулась вверх по ступенькам.
– О, нет, не надо! Я иду спать. Мы все уберем завтра утром.
Кошка остановилась и выжидающе посмотрела на Эннабел.
Та не выдержала и рассмеялась.
– Хорошо, показывай дорогу. Мне хочется еще раз взглянуть на реку в лунном свете. Да ты очень шустрая!
Кошка побежала вперед. Только на верхней площадке она остановилась и оглянулась, чтобы удостовериться, идет ли за ней ее новая подружка.
– Иду! Я иду!
Увидев разбросанные на диване подушки, Эннабел улыбнулась. Она вспомнила, что было причиной этого беспорядка.
– Милый, – проговорила она вслух, – мой милый.
Комната была залита таинственным лунным светом. За окном ухала сова, и печальная гагара издавала грустный крик, похожий на плач. Эннабел размышляла, стало ли теперь ее тело, сексуально разбуженное и раскрепощенное, более созвучно с ночью, и чувствовала, как волнение охватывало ее, словно предстоит оторваться от земли в неведомое, к далеким зовущим звездам.
– Мунбим, ты где? Где ты, киска?
Мунбим прыгнула к Эннабел, немного испугав ее.
Девушка наклонилась, чтобы погладить кошку, но та ловко увернулась и растянулась на маленьком коврике в центре комнаты.
– Хочешь поиграть? – спросила Эннабел, склоняясь над кошкой.
– Ой! – Из оцарапанного пальца показалась капелька крови.
Однако кошка не обращала внимания на нанесенную ею рану. Она пыталась стащить с места коврик. Мунбим с завидной настойчивостью продолжала тянуть его, открывая небольшие гранитные плиты, которыми был выложен пол комнаты.
Кошка обнюхала пол, поскребла когтями каменную кладку, затем сунула лапку в щель между неплотно прилегавшими плитами и выразительно посмотрела на Эннабел. Взгляд Мунбим красноречиво говорил о том, что она сделала все, что было в ее силах.
Девушка приподняла камень, сломав ноготь.
– Не понимаю, почему позволяю впутывать меня в это, киска… Ну вот. Камень поддается. О, Боже! Что это? – Сердце Эннабел учащенно забилось, когда она увидела скрепленный печатью конверт, выцветший от времени.
Девушка со страхом взяла его в руки. Содержимое пакета привлекало и пугало ее.
Клеенка, в которую был завернут конверт, была покрыта пятнами плесени. Эннабел тщательно вытерла руки о подол юбки.
– Что это?
Пергамент истлел, от времени он стал почти прозрачным. Девушка осторожно расправила бумагу и поднесла поближе свечу, силясь разобрать в полумраке тонкий небрежный почерк.
Она задохнулась от волнения, увидев поблекшую надпись на полях.
– Джон Китс! Китс делал пометки на этом листке! Боже, киска, что ты откопала!
Но Мунбим отыскала сверчка, совершенно не интересуясь драгоценной находкой.
Эннабел почувствовала благоговение, читая первые строки:
«Изабелле, в ее саду»
Моей дорогой кузине
Ты плачешь, словно чувствуя беду,
Свою печаль одна встречаешь ты.
«Не может быть беды в твоем саду», —
Твердят тебе влюбленные цветы.
Но тихо слезы падают из глаз,
Росою покрывая лепестки
Бегоний жарких и пушистых астр,
И вздохи их, как тени птиц, легки.
С небес луна любуется тобой,
И стрелки замедляют мерный бег.
Отныне стала времени сестрой
И не утратишь молодость вовек.
Богиня-дева, жрица Сада Слез,
Вдали от мира властвуешь над ним,
Бежишь от счастья в окруженье роз,
Где твой покой бесстрастный нерушим.
И, хоть мечтаешь о любви порой,
Не знаешь страсти и не слышишь зов
Того, кто жизнь за смех счастливый твой
Отдаст без сожалений и без слов.
И уходя в страну безмолвных снов,
Познав блаженство лишь в последний нас,
Молиться будет за твою, любовь.
И ангелы придут утешить вас.
С любовью
Джереми Харкер Симмонз
Эннабел опустилась на диван. Только что она увидела рукопись стихотворения, которое прекрасно знала и не раз читала вслух. Стихотворение Ньютона Фенмора.
Но что это значит? Фенмор посвятил его своей сестре Фелиции. Странно. Кто такая Изабелла? И кто такой Джереми? О, Господи! Изабелла, Изабелла! Я помню это имя. Я чувствую ее присутствие, я слышу, как она зовет меня, она нуждается во мне. Но что я могу сделать? Как помочь? Изабелла! Я чувствую твою печаль, словно она моя. Ты являлась мне во сне. Что стало с тобой? Почему я приехала сюда? Боже, что происходит со мной?..
Пытаясь удостовериться в реальности происходящего, Эннабел сжала в руке подарок Романа.
– Любимый, что со мной? Как это связано с нами? – Дрожащими руками Эннабел подняла крышку коробочки и вскрикнула.
Там была старинная подвеска из лунного камня, блеск которого походил на сияние луны. Девушка поднесла украшение к своим пылающим щекам, затем надела на шею.
Вдруг все вокруг закружилось, а сама она оказалась в самом центре этой карусели. Снова возникло ощущение, пережитое во сне: Эннабел уплывает прочь от чего-то страшного, вызывающего в ее теле дрожь отвращения. Горьковатый вкус морской воды на губах и странный зеленоватый свет успокаивают ее, рождают надежду.
«Тебя ждут, Изабелла!» – звучат слова, и Эннабел стремится вынырнуть.
Волны бушующего моря подхватывают ее и выбрасывают на берег прошлого, ставшего настоящим.
Вдруг движение замедлилось, Эннабел снова в Шеффилд Холле, только время изменилось. Сейчас она не Эннабел, а Изабелла. Девушка поняла, что перенеслась в девятнадцатый век.
– Изабелла, Изабелла, где ты? – услышала она мужской голос.
«Необходимо поскорее справиться со своей растерянностью! Другого выхода нет. Кем бы ни была Изабелла, она существовала в этой тайне. Тайне, которая перенесла Эннабел По в прошлое. Что бы ни случилось, какова бы ни была причина этого, ей придется пройти через все испытания».
Девушка протянула руку, чтобы прикоснуться к лунному камню, но он бесследно исчез. Видимо, дверь в ее время захлопнулась.
Эннабел огляделась и увидела, что стоит в той же комнате, но за окном утро.
Мужской голос, зовущий Изабеллу, приближается и становится громче.
Глава 4
Эннабел услышала шаги на лестнице. Через несколько секунд дверь в комнату отворилась. Высокий светловолосый юноша бросился к ней, крепко обнял и расцеловал в обе щеки. На фоне такого неожиданно бурного приветствия смущение девушки осталось незамеченным.
– Дорогая кузина, я не могу насмотреться на тебя! Ты еще красивее, чем твоя покойная мать. Изабелла, почему ты не дождалась, пока мы встретим тебя в порту? Такая красивая девушка, как ты, не должна путешествовать одна! С тобой могло произойти все, что угодно!
– Кто… кто ты? – спросила Эннабел.
Она с трудом дышала в объятиях новоявленного кузена. Понимание того, что она попала в другой век, совершенно лишило ее сил.
– Я твой кузен Джереми. Разве ты не узнала меня по миниатюрам, которые мы посылали тебе? Я увидел яркую вспышку в окне башни. Пока я соображал, чем она могла быть вызвана, свет погас, но я успел разглядеть женский силуэт и подумал, что это, наверное, ты, хотя не могу представить, как ты попала сюда. Тримейн уехал в Лондон встречать твой корабль.
– Тримейн? – чуть слышно спросила Эннабел.
– Да, мой сводный брат. Если бы ты знала, как взволновало нас письмо, в котором ты сообщала о своем приезде! Когда твоя мать вышла замуж и уехала в Америку, мне исполнилось всего шесть лет, но я помню, какой красавицей она была, и как моя мама горевала после ее отъезда. Потом она написала нам, что родилась ты… О, Изабелла, как я плакал, когда получил твое письмо. Я очень обрадовался твоему приезду и, вместе с тем, огорчился, узнав, что ты потеряла родителей. Ты ведь тоже могла погибнуть во время пожара, который уничтожил ваш дом!
Эннабел внимательно слушала его. Было очень важно побольше узнать об Изабелле, за которую ее принимают.
– Это было большое горе, – произнесла девушка.
– Надеюсь, здесь ты найдешь утешение. Ведь теперь у тебя есть я, Тримейн и, конечно, Греймалкин, моя добрая старая няня. – Джереми не догадывался, какое смятение он вселил в сердце Эннабел, упомянув имя своего брата.
Неужели это тот человек, который так часто снится ей?
– Это портрет Тримейна, да? – спросила Эннабел, указывая на точную копию мужчины, которого Эннабел видела во сне.
– Видишь, между нашими портретами на стене стоит миниатюра, которую ты прислала нам. Она немного отсырела в дороге, но все равно я сразу узнал тебя.
– Вы не очень похожи, правда?
Джереми улыбнулся, глядя на миниатюру.
– Несмотря на одинаковое телосложение, мы – полная противоположность друг другу. Взгляни на портрет Тримейна: у него темные волосы и властное лицо. А теперь посмотри на меня. Я унаследовал от матери невинно-покорный вид, голубые глаза и светлые волосы. Истинный воспитанник Итона! [13]
– Ты очень красивый, – искренне сказала Элизабет.
Джереми рассмеялся, ему были приятны ее слова.
– В свою очередь хочу сказать комплимент. Как моя хрупкая светловолосая тетя с голубыми глазами и белой кожей могла произвести на свет черноволосую, зеленоглазую дочь? Твоя кожа, как золотистый персик…
Эннабел подошла к туалетному столику с зеркалом и сравнила свое отражение с обликом девушки, изображенной на портрете. Цвет волос был почти одинаковым. Цвет глаз можно было весьма приблизительно определить на миниатюре, но все же сходство было большое. Кем бы ни была Изабелла, Эннабел понимала, что очень похожа на нее. Ведь не случайно Джереми перепутал ее со своей кузиной, которая должна приехать из Америки.
– Действительно, мы с матерью не похожи. Я всегда восхищалась ее красотой. Я больше похожа на отца, и фигурой, и лицом, и цветом волос… Боже, в каком они беспорядке!
– Греймалкин – изумительный парикмахер, у нее золотые руки. Она с удовольствием займется твоей прической.
Джереми был так рад ей, что не замечал очевидных странностей, связанных с ее приездом. В разгаре беседы он внезапно спросил:
– А где твой багаж?
Сердце Эннабел лихорадочно забилось. Она судорожно искала подходящий ответ.
– У меня нет багажа, дорогой кузен. – Со скорбным выражением лица она опустила глаза. – Почти все уничтожил пожар. А что касается чемодана с жалкими пожитками, который у меня украли из дилижанса, наверное, он плавает сейчас в Темзе, выброшенный негодяем.
– Извини! – Джереми было неловко, что он унизил свою кузину. – Как только устроишься, мы купим тебе все необходимое. Не беспокойся, пожалуйста. А сейчас, дорогая Изабелла, может быть, выпьешь чаю? Скоро Греймалкин позовет нас завтракать.
Эннабел с удовольствием выпила чашечку дымящегося чая. Она подумала, что путь сюда был очень трудным. При воспоминании о волнах, поглотивших ее, девушка вздрогнула.
– Джереми, я хочу знать все о тебе, о Тримейне, о Шеффилд Холле. Мне необходимо очень многое наверстать. («Несколько жизней, пожалуй!») Начнем с тебя. Ты здесь живешь? – Спальня, которую видела Эннабел, была из ее времени, а не из времени Изабеллы, но, судя по всему, за сотню лет здесь произошло не слишком много изменений.
– Да, можно так сказать. Я ночую здесь, когда работаю допоздна. Не хочу своими дурацкими писательскими привычками досаждать обитателям замка.
– Ты писатель? – Эннабел подалась вперед. – А что ты пишешь?
– По правде говоря, ничего особенного. В основном, это произведения, которые покажутся тебе скучными, – скромно ответил Джереми.
– А что? – нетерпеливо спросила Эннабел.
– Иногда я пишу стихи, но в них нет ничего интересного. Они не заслуживают твоего внимания, – поспешно добавил Джереми, увидев на ее лице любопытство.
– Мне очень хочется прочитать что-нибудь из того, что ты написал.
– О, тебе не понравится! Китс говорит, что в моих произведениях заметен прогресс, но я по натуре мечтатель, пора приниматься за настоящий труд.
«Джон Китс!» – Эннабел затаила дыхание.
– Ну вот, видишь, ты ведь показываешь свои стихи другим.
На лице Джереми появилось благоговейное выражение. Он понял, что его кузина догадалась, что он знаком с величайшим поэтом Англии периода романтизма. Это окончательно пленило его.
– Китс – великий поэт! Ему знакомы муки творчества, когда не можешь подобрать рифму, и радость от того, что нужное слово найдено… Изабелла, а почему ты пришла сюда, в башню, вместо, того, чтобы войти через центральные ворота?
«Будь осторожна!»
– Я вышла у ближайших боковых ворот, чтобы посмотреть, туда ли я попала. А кучер тут же уехал, оставив меня одну. Дверь была открыта, и я вошла. Джереми, прости меня. Ведь я американка. Я никогда прежде не видела ничего подобного.
«И увижу не раньше, чем в следующем веке», – добавила про себя Эннабел.
Джереми улыбнулся.
– Здесь славно, правда? Когда я впервые увидел Шеффилд Холл, то сразу в него влюбился. Мне нравится не только эта башня, но и весь замок. Моя мать родилась в небогатой семье в Дорсете, как и твоя. Ее положение не улучшилось после того, как она вышла замуж за моего отца. Он умер, когда мне было два года, и маме пришлось браться за любую работу, чтобы прокормить меня. Она могла писать и читать. Наша бабушка была образованной женщиной. Она вступила в неравный брак, но всегда хотела лучшей участи для своих детей. Так что мы с тобой своим положением отчасти обязаны ей.
– А как вы оказались в Шеффилд Холле?
– Я думал, ты знаешь об этом. Моя мама была гувернанткой десятилетнего лорда Уинтона Шеффилда.
– Тримейна?
– Да. Его мать умерла от холеры, и лорд Шеффилд решил, что сыну необходимо женское воспитание. Греймалкин стала моей няней, а моя мать заботилась о юном Тримейне.
– Ты обижался на Тримейна?
– Поначалу. Но после нескольких ссор Тримейн стал моим лучшим другом и защитником. И так до сих пор. Я думаю, наша дружба во многом объясняется одиночеством. Тримейн потерял свою мать, а я почти не знал отца. Лорд Шеффилд удивил всех, женившись на моей матери, царство ей небесное. Она постоянно подвергалась нападкам со стороны местной знати. Трудно представить, что позволяли себе аристократы, люди, считающие себя воплощением благородства. Но она всегда высоко держала голову. Лорд Шеффилд очень гордился своей женой. Моя мама никогда не жаловалась. Твоя мать была совершенно другой. Она не смирилась и уехала в Лондон. Там она поступила в театр, а вскоре познакомилась с твоим отцом и вышла за него замуж. Потом они уехали из Англии. Вот так и возникла американская ветвь.
– Значит, вы с Тримейном не кровные родственники. – Почему, выслушав все, что рассказал ей Джереми, Эннабел выделила только этот факт?
Она ведь даже не видела его. Джереми был озадачен.
– Но он мне как брат. Это значит, что он полюбит тебя с первого взгляда, как я.
На лице Эннабел появилось сомнение.
– Где же он? Ведь он знает, что я приехала.
– Странно, почему его не было в порту, когда прибыл твой корабль? Я уверен, что он все объяснит, когда вернется.
«А мне необходимо придумать убедительную причину, почему меня не было на том корабле», – подумала Эннабел, не на шутку испугавшись.
– Я еще не все рассказала тебе. В последнюю минуту я попала на другое судно. Корабль, на котором я должна была путешествовать, был переполнен, и в порту решили снарядить дополнительное судно.
– Главное то, что ты добралась в целости и сохранности. – Джереми поцеловал ее в щеку. – Не могу дождаться приезда Тримейна. Он должен увидеть, какая ты замечательная. И не только внешне. С тобой так приятно общаться! – Молодой человек вспыхнул под взглядом Эннабел. – Конечно, вначале у нас были кое-какие сомнения, касающиеся манер американской леди, которая будет здесь жить. Я имею в виду, мы слышали истории о диких индейцах, о женщинах, которые с оружием в руках защищают свои семьи, и о том, что им приходится работать наравне с мужчинами. Ради Бога, Изабелла, перестань так смотреть на меня!
– Дорогая кузина, я не могу насмотреться на тебя! Ты еще красивее, чем твоя покойная мать. Изабелла, почему ты не дождалась, пока мы встретим тебя в порту? Такая красивая девушка, как ты, не должна путешествовать одна! С тобой могло произойти все, что угодно!
– Кто… кто ты? – спросила Эннабел.
Она с трудом дышала в объятиях новоявленного кузена. Понимание того, что она попала в другой век, совершенно лишило ее сил.
– Я твой кузен Джереми. Разве ты не узнала меня по миниатюрам, которые мы посылали тебе? Я увидел яркую вспышку в окне башни. Пока я соображал, чем она могла быть вызвана, свет погас, но я успел разглядеть женский силуэт и подумал, что это, наверное, ты, хотя не могу представить, как ты попала сюда. Тримейн уехал в Лондон встречать твой корабль.
– Тримейн? – чуть слышно спросила Эннабел.
– Да, мой сводный брат. Если бы ты знала, как взволновало нас письмо, в котором ты сообщала о своем приезде! Когда твоя мать вышла замуж и уехала в Америку, мне исполнилось всего шесть лет, но я помню, какой красавицей она была, и как моя мама горевала после ее отъезда. Потом она написала нам, что родилась ты… О, Изабелла, как я плакал, когда получил твое письмо. Я очень обрадовался твоему приезду и, вместе с тем, огорчился, узнав, что ты потеряла родителей. Ты ведь тоже могла погибнуть во время пожара, который уничтожил ваш дом!
Эннабел внимательно слушала его. Было очень важно побольше узнать об Изабелле, за которую ее принимают.
– Это было большое горе, – произнесла девушка.
– Надеюсь, здесь ты найдешь утешение. Ведь теперь у тебя есть я, Тримейн и, конечно, Греймалкин, моя добрая старая няня. – Джереми не догадывался, какое смятение он вселил в сердце Эннабел, упомянув имя своего брата.
Неужели это тот человек, который так часто снится ей?
– Это портрет Тримейна, да? – спросила Эннабел, указывая на точную копию мужчины, которого Эннабел видела во сне.
– Видишь, между нашими портретами на стене стоит миниатюра, которую ты прислала нам. Она немного отсырела в дороге, но все равно я сразу узнал тебя.
– Вы не очень похожи, правда?
Джереми улыбнулся, глядя на миниатюру.
– Несмотря на одинаковое телосложение, мы – полная противоположность друг другу. Взгляни на портрет Тримейна: у него темные волосы и властное лицо. А теперь посмотри на меня. Я унаследовал от матери невинно-покорный вид, голубые глаза и светлые волосы. Истинный воспитанник Итона! [13]
– Ты очень красивый, – искренне сказала Элизабет.
Джереми рассмеялся, ему были приятны ее слова.
– В свою очередь хочу сказать комплимент. Как моя хрупкая светловолосая тетя с голубыми глазами и белой кожей могла произвести на свет черноволосую, зеленоглазую дочь? Твоя кожа, как золотистый персик…
Эннабел подошла к туалетному столику с зеркалом и сравнила свое отражение с обликом девушки, изображенной на портрете. Цвет волос был почти одинаковым. Цвет глаз можно было весьма приблизительно определить на миниатюре, но все же сходство было большое. Кем бы ни была Изабелла, Эннабел понимала, что очень похожа на нее. Ведь не случайно Джереми перепутал ее со своей кузиной, которая должна приехать из Америки.
– Действительно, мы с матерью не похожи. Я всегда восхищалась ее красотой. Я больше похожа на отца, и фигурой, и лицом, и цветом волос… Боже, в каком они беспорядке!
– Греймалкин – изумительный парикмахер, у нее золотые руки. Она с удовольствием займется твоей прической.
Джереми был так рад ей, что не замечал очевидных странностей, связанных с ее приездом. В разгаре беседы он внезапно спросил:
– А где твой багаж?
Сердце Эннабел лихорадочно забилось. Она судорожно искала подходящий ответ.
– У меня нет багажа, дорогой кузен. – Со скорбным выражением лица она опустила глаза. – Почти все уничтожил пожар. А что касается чемодана с жалкими пожитками, который у меня украли из дилижанса, наверное, он плавает сейчас в Темзе, выброшенный негодяем.
– Извини! – Джереми было неловко, что он унизил свою кузину. – Как только устроишься, мы купим тебе все необходимое. Не беспокойся, пожалуйста. А сейчас, дорогая Изабелла, может быть, выпьешь чаю? Скоро Греймалкин позовет нас завтракать.
Эннабел с удовольствием выпила чашечку дымящегося чая. Она подумала, что путь сюда был очень трудным. При воспоминании о волнах, поглотивших ее, девушка вздрогнула.
– Джереми, я хочу знать все о тебе, о Тримейне, о Шеффилд Холле. Мне необходимо очень многое наверстать. («Несколько жизней, пожалуй!») Начнем с тебя. Ты здесь живешь? – Спальня, которую видела Эннабел, была из ее времени, а не из времени Изабеллы, но, судя по всему, за сотню лет здесь произошло не слишком много изменений.
– Да, можно так сказать. Я ночую здесь, когда работаю допоздна. Не хочу своими дурацкими писательскими привычками досаждать обитателям замка.
– Ты писатель? – Эннабел подалась вперед. – А что ты пишешь?
– По правде говоря, ничего особенного. В основном, это произведения, которые покажутся тебе скучными, – скромно ответил Джереми.
– А что? – нетерпеливо спросила Эннабел.
– Иногда я пишу стихи, но в них нет ничего интересного. Они не заслуживают твоего внимания, – поспешно добавил Джереми, увидев на ее лице любопытство.
– Мне очень хочется прочитать что-нибудь из того, что ты написал.
– О, тебе не понравится! Китс говорит, что в моих произведениях заметен прогресс, но я по натуре мечтатель, пора приниматься за настоящий труд.
«Джон Китс!» – Эннабел затаила дыхание.
– Ну вот, видишь, ты ведь показываешь свои стихи другим.
На лице Джереми появилось благоговейное выражение. Он понял, что его кузина догадалась, что он знаком с величайшим поэтом Англии периода романтизма. Это окончательно пленило его.
– Китс – великий поэт! Ему знакомы муки творчества, когда не можешь подобрать рифму, и радость от того, что нужное слово найдено… Изабелла, а почему ты пришла сюда, в башню, вместо, того, чтобы войти через центральные ворота?
«Будь осторожна!»
– Я вышла у ближайших боковых ворот, чтобы посмотреть, туда ли я попала. А кучер тут же уехал, оставив меня одну. Дверь была открыта, и я вошла. Джереми, прости меня. Ведь я американка. Я никогда прежде не видела ничего подобного.
«И увижу не раньше, чем в следующем веке», – добавила про себя Эннабел.
Джереми улыбнулся.
– Здесь славно, правда? Когда я впервые увидел Шеффилд Холл, то сразу в него влюбился. Мне нравится не только эта башня, но и весь замок. Моя мать родилась в небогатой семье в Дорсете, как и твоя. Ее положение не улучшилось после того, как она вышла замуж за моего отца. Он умер, когда мне было два года, и маме пришлось браться за любую работу, чтобы прокормить меня. Она могла писать и читать. Наша бабушка была образованной женщиной. Она вступила в неравный брак, но всегда хотела лучшей участи для своих детей. Так что мы с тобой своим положением отчасти обязаны ей.
– А как вы оказались в Шеффилд Холле?
– Я думал, ты знаешь об этом. Моя мама была гувернанткой десятилетнего лорда Уинтона Шеффилда.
– Тримейна?
– Да. Его мать умерла от холеры, и лорд Шеффилд решил, что сыну необходимо женское воспитание. Греймалкин стала моей няней, а моя мать заботилась о юном Тримейне.
– Ты обижался на Тримейна?
– Поначалу. Но после нескольких ссор Тримейн стал моим лучшим другом и защитником. И так до сих пор. Я думаю, наша дружба во многом объясняется одиночеством. Тримейн потерял свою мать, а я почти не знал отца. Лорд Шеффилд удивил всех, женившись на моей матери, царство ей небесное. Она постоянно подвергалась нападкам со стороны местной знати. Трудно представить, что позволяли себе аристократы, люди, считающие себя воплощением благородства. Но она всегда высоко держала голову. Лорд Шеффилд очень гордился своей женой. Моя мама никогда не жаловалась. Твоя мать была совершенно другой. Она не смирилась и уехала в Лондон. Там она поступила в театр, а вскоре познакомилась с твоим отцом и вышла за него замуж. Потом они уехали из Англии. Вот так и возникла американская ветвь.
– Значит, вы с Тримейном не кровные родственники. – Почему, выслушав все, что рассказал ей Джереми, Эннабел выделила только этот факт?
Она ведь даже не видела его. Джереми был озадачен.
– Но он мне как брат. Это значит, что он полюбит тебя с первого взгляда, как я.
На лице Эннабел появилось сомнение.
– Где же он? Ведь он знает, что я приехала.
– Странно, почему его не было в порту, когда прибыл твой корабль? Я уверен, что он все объяснит, когда вернется.
«А мне необходимо придумать убедительную причину, почему меня не было на том корабле», – подумала Эннабел, не на шутку испугавшись.
– Я еще не все рассказала тебе. В последнюю минуту я попала на другое судно. Корабль, на котором я должна была путешествовать, был переполнен, и в порту решили снарядить дополнительное судно.
– Главное то, что ты добралась в целости и сохранности. – Джереми поцеловал ее в щеку. – Не могу дождаться приезда Тримейна. Он должен увидеть, какая ты замечательная. И не только внешне. С тобой так приятно общаться! – Молодой человек вспыхнул под взглядом Эннабел. – Конечно, вначале у нас были кое-какие сомнения, касающиеся манер американской леди, которая будет здесь жить. Я имею в виду, мы слышали истории о диких индейцах, о женщинах, которые с оружием в руках защищают свои семьи, и о том, что им приходится работать наравне с мужчинами. Ради Бога, Изабелла, перестань так смотреть на меня!