Страница:
Эллен ждала, пока Рей сам что-то скажет, хотя интуитивно догадывалась, что она услышит.
– Вы уже, вероятно, знаете, – начал он, – что Саймон Райли снова в городе.
Так она и думала. Бух-бух. Пульсирующая боль в голове отдавала в затылок с каждым ударом сердца.
– Да, я слышала.
– Но вы его не видели? – Мимика Рея, подобно переключившемуся телевизионному каналу, приняла выражение номер 3 – «глубоко озабоченное».
– Я только что из города, – сказала Эллен. – Ездила по делам.
– Значит, пока еще его здесь не было? – настаивал Рей.
– Ни сном ни духом. Что у вас на уме, мистер Митчелл?
Рей отхлебнул чай и взглянул из кухонного окна на кусты, скрывающие дом Гаса.
– Я всегда был обеспокоен вашим соседством с Гасом Райли. Еще до того, как наметилась ваша помолвка с Брэдом. Мне было как-то неуютно при мысли, что очаровательная молодая леди живет одна совсем рядом с таким неблагонадежным типом.
– Едва ли одна, – с ударением на последнем слове сказала Эллен. – В любое время года у меня живут постояльцы.
Рей тотчас отмел эту несущественную деталь.
– Как бы то ни было, Гас лечился в связи с психическим заболеванием. Он был все равно что мина-ловушка, которая может взорваться в любую минуту. То, что он содеял с собой, безусловно, трагедия, и я глубоко огорчен. Я всегда сопереживал его боли. Но я не хочу скрывать от вас, дорогая, хорошо, что та мина наконец взорвалась. Так что больше никому не придется ходить вокруг нее на цыпочках. Возможно, это звучит жестоко для такой мягкосердечной молодой леди, как вы, но…
– Можете быть откровенны, – сказала Эллен. – Я готова это выслушать, хотя боюсь, что не соглашусь с вами. Гас всегда был безупречно вежлив со мной.
В некотором смысле – да. Когда бы она ни приносила ему что-то из сладкого, ее встречал звук отложенного в сторону дробовика. Но так как Гас делал это постоянно, а потом предлагал ей кофе, она не придавала большого значения оружию.
– Но теперь в городе есть другая невзорвавшаяся мина-ловушка, – сказал Рей. – И тоже слишком близко от вас.
– Вы имеете в виду Саймона? – сказала Эллен с преувеличенно невинным выражением и заморгала, просто чтобы посмотреть, заметит ли Рей ее сарказм.
Но он, похоже, не заметил.
– Да, я имею в виду Саймона, дорогая. Даже безотносительно к тому случаю с пожаром это…
– Саймон не устраивал того пожара! – возразила Эллен. Голос ее начинал дрожать.
– Эллен, милая, – продолжал Рей, – я собственными глазами видел, как он убегал от конюшен.
– Но вы не видели, как он устраивал пожар!
Рей вздохнул:
– Ладно. Это было давно. Я готов простить и забыть…
– Как вы можете кого-то прощать за то, чего он не делал?
Озабоченное выражение на лице Рея сменилось «раздумчиво-искренним».
– Оставим историю с пожаром, дорогая. Просто, может быть, стоит обдумать вопрос переезда, если Саймон решит остаться у Гаса. Правда, я абсолютно уверен, что у нас его встретят более чем прохладно. И сомневаюсь, что после приема, который его здесь ждет, он задержится надолго. Но пока он здесь. Так что вы на это скажете?
Эллен посмотрела на Рея в упор и сказала:
– Мистер Митчелл, я занимаюсь бизнесом. У меня по октябрь забронировано все до отказа. Вы сознаете, что вы предлагаете?
– Я предлагаю вам подумать о приоритетах, – сказал он самым искренним тоном. – Возможно, вам следует их пересмотреть. Вы могли бы до свадьбы пожить у нас. Мы с Дианой будем вам рады, у нас полно комнат. Это будет лучшее решение.
Эллен покачала головой:
– Я ценю ваше предложение и вашу заботу, но я никак не могу ими воспользоваться. А сейчас мне действительно пора начинать приготовления к чаю для моих гостей. Поэтому, если вы извините…
Рей поставил в раковину свой стакан.
– И все-таки подумайте, – повторил он. – Если вы почувствуете себя неспокойно, скажите нам тотчас же. Наш дом для вас всегда открыт, Эллен. И я обещаю, никто вам никогда не скажет: «Вас же предупреждали!»
– В этом не будет необходимости, мистер Митчелл, – сказала Эллен. – Но большое вам спасибо.
Она наблюдала за Реем из окна. Напоследок он снова задержал взгляд на доме Гаса, потом сел в свой «вольво» и отъехал.
Еще один необычный эпизод за один нетипичный день, отметила Эллен. Однако ум ее был сосредоточен совсем на другом. Если Саймон когда-нибудь заглянет к ней, то найдет, что она очень изменилась. Он больше не увидит одинокой юной девушки, домогающейся его внимания, подобно маленькому щенку. Она вспомнила, как просила поцелуя в ту ночь, шестнадцать лет назад.
О Боже, она не должна об этом думать! Нужно заняться чем-то еще. Скорее!
Эллен растопила сливочное масло для булочек, которые она должна испечь к чаю. Сполоснула бруснику и принялась убирать со стола все лишнее, но это не помогло. Воспоминания безостановочно прокручивались в сознании, в полном объеме и во всех красках.
Вот она велит Саймону подождать. Потом вытряхивает в наволочку содержимое своей копилки. Бежит вниз и бросает в наволочку все, что находит на кухне: салями, йогурт, брикеты гранолы [3]и смесь сухофруктов с орехами.
Эллен вспомнила, как у нее тряслись ноги. В горле стоял ком. Ей казалось, она не переживет, если Саймона с ней не будет. У нее никогда не было шанса заставить его видеть в ней женщину. Он всегда воспринимал ее не иначе как какого-то несамостоятельного ребенка, которому нужно помогать с домашними заданиями. Хотя она была уже зрелой девушкой – ей почти исполнилось шестнадцать, – на вид ей можно было дать двенадцать. У нее и грудь-то едва наклюнулась.
Им предстояло расстаться, и она никогда не смогла бы с ним танцевать, никогда не познала бы вкус его поцелуя или… что-то еще.
Она нашла его на лужайке. У него тряслись плечи. Лицо его было прижато к коленям, длинные ноги сложены и плотно притянуты к груди, словно он хотел занимать меньше места.
Тогда она упала рядом с ним на колени, требуя поцеловать ее на прощание. Оба были так потрясены, что лишились дара речи.
Память все еще не утратила свою власть.
Эллен покраснела, прямо здесь, перед открытым холодильником, держа в руках скользкий сосуд с квартой сливок пополам с молоком. Тогда она была такая смелая! Даже много лет спустя она по-прежнему недоумевала, откуда у нее взялось мужество. Это было просто невообразимо.
Сначала Саймон посмеялся над ней. Сказал, что его чувства к ней не таковы, чтобы вести себя подобно невменяемому. Но потом его насмешливая улыбка угасла, и в глазах появилось настороженно-выжидательное выражение. И тогда все свершилось.
Что-то неуловимое пробежало между ними. Одни только воспоминания об этом загадочном и мощном ощущении даже сейчас вызывали содрогание.
Эллен помнила все до мелочей.
Ее рука распласталась у Саймона на груди, ощущая стук его сердца и влажное тепло его кожи. Другая рука трогала его щеку, тонкие скулы и острый угол челюсти возле уха и пропахших гарью волос.
Глаза у него были почти испуганные, словно она – беспомощная, глупая, нескладная Эл Кент – имела над ним какую-то чудодейственную власть. Словно от нее зависело даровать ему что-то, чего он отчаянно хотел. Это вызвало у нее головокружение.
Она медленно наклонилась ближе. Ее губы на мгновение коснулись его губ – и от крохотной искры взметнулось свистящее пламя. Пальцы Саймона вплелись в ее волосы, он привлек ее к себе и поцеловал. Поцеловал по-настоящему, страстно, так что душа ее таяла, сливаясь с его душой. Каждый нерв гудел в нем, точно наэлектризованный, пока его губы жадно и пылко домогались ее открытых губ. Она обвила руками его тело.
После этого сам мир перевернулся несколько раз, и она оказалась спиной на клумбе своей матери, сминая пурпурные петунии. Сжигаемый лихорадочным огнем, Саймон скользнул к ней под ночную сорочку, оттягивая ее вверх. Их тела целиком касались друг друга, заставляя Эллен задыхаться и содрогаться.
Ее восприятие в тот момент было такое четкое, ясное и неколебимое. Она была уверена, что это ее время и ее единственный выбор. Она сделала его задолго до того, как поняла это. Она обернула себя вокруг жилистого дрожащего тела Саймона, предложив ему все, что имела. Всю себя.
И он это взял.
Она вцепилась Саймону в спину, глядя в его широко раскрытые испуганные глаза. Та боль внутри была и ужасна, и сладка. Настоящая сенсация с бурей эмоций. В завершение оба сплелись в тугой клубок, задыхающиеся и взмокшие.
Потом вдали прозвучал свисток приближающегося скорого, и горячее, гибкое тело, неподвижно застывшее наверху, оттолкнулось от нее. Саймон сказал, что должен сейчас уехать. И она ничего уже не могла изменить. Даже после того, как она призналась, что любит его.
Эллен засмеялась, но звук получился фальшивый, вялый. Видел бы ее кто-нибудь сейчас! Расхныкалась над своими девичьими воспоминаниями перед холодильником, широко разинувшим рот навстречу теплой волне. Если молоко прокисло – так ей и надо!
Из всех любовников – нельзя сказать, что их было много к ее тридцати двум годам, – она больше ни одному не признавалась в любви. Даже Брэду. Впрочем, он тоже никогда не делал ей подобного признания. Но до настоящей минуты ей в голову не приходило рассматривать сей факт как упущение со стороны ее жениха.
Она и вообразить не могла, что скажет ему слова, с которыми была связана ее боль, оставшаяся от прошлых лет. Брэд Митчелл, чей мозг был организован качественно лучше, нашел бы это несущественным. Только вещи, считал он, имеют реальный смысл. Все остальное рассматривалось им как недостойное внимания и немедленно отвергалось.
Брэд ценил ее. Он дорожил ею и уважал в достаточной мере, чтобы видеть ее спутницей жизни. Это была любовь для взрослых людей. Рациональная любовь, не похожая на прежнее чувство. То чувство вырывало сердце из груди. Оно до сих пор преследовало Эллен запахом дыма. То была юношеская глупость. Или просто несчастный случай, что-то вроде интоксикации в результате острого пищевого отравления.
– Прошу прощения, мисс. – В качающихся дверях, ведущих в столовую, раздался спокойный низкий голос. – Я ищу Эл Кент.
Она резко повернулась, испустив судорожный вздох. Яйца взлетели в воздух и упали на пол, расплескавшись по кафелю. Никто не называл ее Эл. Никто, за исключением…
Эллен была ошеломлена его видом. О Боже! Такой высокий. Такой огромный. Длинное поджарое тело, которое она помнила, теперь было покрыто упругими твердыми мышцами. Белая тенниска обнаруживала широкие плечи и сильные предплечья. Светлые потертые джинсы с небрежным изяществом облегали совершенные узкие бедра и длинные ноги. Эллен посмотрела вверх, в сгустившуюся темноту его глаз. Всплеск тепла и холода прокатился дрожью сквозь ее тело.
Необычная красота его лица теперь стала строже, закаленная солнцем, ветром и временем. Эллен жадно впитывала все детали. Золотистая кожа. Тонкий, с горбинкой, нос. Ложбинки под выступающими скулами. Четкий контур нижней половины лица. Темный шрам на левой брови. Прямоугольный лоб. Мокрые блестящие волосы, зачесанные назад и собранные в хвостик. И весь он, казалось, гудел от сдерживаемой внутри мощи.
Эллен чувствовала, как от его электрического поля у нее встают волоски на руках.
Он окинул взглядом ее фигуру. Зубы его сверкнули ослепительной белизной на фоне смуглого лица.
– Черт побери! Побегу в магазин. Я должен возместить вам эти яйца, мисс.
Мисс? Он даже не узнал ее. У нее начинало трястись лицо. Семнадцать лет беспокоиться о нем! А он просто скользнул взглядом по ее телу. Так он мог оглядеть любую другую женщину, встреченную на улице.
Саймон терпеливо ждал ответа на свои извинения.
Эллен снова взглянула на его лицо. Он вскинул одну бровь до боли знакомым жестом, что вызвало слезы у нее на глазах. Шлепком руки она прикрыла свои дрожащие веки. Нет, она не будет плакать. Она не должна.
– В самом деле, – продолжал он, – мне очень жаль, что я напугал вас. Может, вы подскажете, где здесь магазин. – Внезапно голос его прервался. Улыбка на лице сразу померкла. Он с всхлипом втянул глоток воздуха и прошептал: – Боже праведный! Эл?
ГЛАВА 2
– Вы уже, вероятно, знаете, – начал он, – что Саймон Райли снова в городе.
Так она и думала. Бух-бух. Пульсирующая боль в голове отдавала в затылок с каждым ударом сердца.
– Да, я слышала.
– Но вы его не видели? – Мимика Рея, подобно переключившемуся телевизионному каналу, приняла выражение номер 3 – «глубоко озабоченное».
– Я только что из города, – сказала Эллен. – Ездила по делам.
– Значит, пока еще его здесь не было? – настаивал Рей.
– Ни сном ни духом. Что у вас на уме, мистер Митчелл?
Рей отхлебнул чай и взглянул из кухонного окна на кусты, скрывающие дом Гаса.
– Я всегда был обеспокоен вашим соседством с Гасом Райли. Еще до того, как наметилась ваша помолвка с Брэдом. Мне было как-то неуютно при мысли, что очаровательная молодая леди живет одна совсем рядом с таким неблагонадежным типом.
– Едва ли одна, – с ударением на последнем слове сказала Эллен. – В любое время года у меня живут постояльцы.
Рей тотчас отмел эту несущественную деталь.
– Как бы то ни было, Гас лечился в связи с психическим заболеванием. Он был все равно что мина-ловушка, которая может взорваться в любую минуту. То, что он содеял с собой, безусловно, трагедия, и я глубоко огорчен. Я всегда сопереживал его боли. Но я не хочу скрывать от вас, дорогая, хорошо, что та мина наконец взорвалась. Так что больше никому не придется ходить вокруг нее на цыпочках. Возможно, это звучит жестоко для такой мягкосердечной молодой леди, как вы, но…
– Можете быть откровенны, – сказала Эллен. – Я готова это выслушать, хотя боюсь, что не соглашусь с вами. Гас всегда был безупречно вежлив со мной.
В некотором смысле – да. Когда бы она ни приносила ему что-то из сладкого, ее встречал звук отложенного в сторону дробовика. Но так как Гас делал это постоянно, а потом предлагал ей кофе, она не придавала большого значения оружию.
– Но теперь в городе есть другая невзорвавшаяся мина-ловушка, – сказал Рей. – И тоже слишком близко от вас.
– Вы имеете в виду Саймона? – сказала Эллен с преувеличенно невинным выражением и заморгала, просто чтобы посмотреть, заметит ли Рей ее сарказм.
Но он, похоже, не заметил.
– Да, я имею в виду Саймона, дорогая. Даже безотносительно к тому случаю с пожаром это…
– Саймон не устраивал того пожара! – возразила Эллен. Голос ее начинал дрожать.
– Эллен, милая, – продолжал Рей, – я собственными глазами видел, как он убегал от конюшен.
– Но вы не видели, как он устраивал пожар!
Рей вздохнул:
– Ладно. Это было давно. Я готов простить и забыть…
– Как вы можете кого-то прощать за то, чего он не делал?
Озабоченное выражение на лице Рея сменилось «раздумчиво-искренним».
– Оставим историю с пожаром, дорогая. Просто, может быть, стоит обдумать вопрос переезда, если Саймон решит остаться у Гаса. Правда, я абсолютно уверен, что у нас его встретят более чем прохладно. И сомневаюсь, что после приема, который его здесь ждет, он задержится надолго. Но пока он здесь. Так что вы на это скажете?
Эллен посмотрела на Рея в упор и сказала:
– Мистер Митчелл, я занимаюсь бизнесом. У меня по октябрь забронировано все до отказа. Вы сознаете, что вы предлагаете?
– Я предлагаю вам подумать о приоритетах, – сказал он самым искренним тоном. – Возможно, вам следует их пересмотреть. Вы могли бы до свадьбы пожить у нас. Мы с Дианой будем вам рады, у нас полно комнат. Это будет лучшее решение.
Эллен покачала головой:
– Я ценю ваше предложение и вашу заботу, но я никак не могу ими воспользоваться. А сейчас мне действительно пора начинать приготовления к чаю для моих гостей. Поэтому, если вы извините…
Рей поставил в раковину свой стакан.
– И все-таки подумайте, – повторил он. – Если вы почувствуете себя неспокойно, скажите нам тотчас же. Наш дом для вас всегда открыт, Эллен. И я обещаю, никто вам никогда не скажет: «Вас же предупреждали!»
– В этом не будет необходимости, мистер Митчелл, – сказала Эллен. – Но большое вам спасибо.
Она наблюдала за Реем из окна. Напоследок он снова задержал взгляд на доме Гаса, потом сел в свой «вольво» и отъехал.
Еще один необычный эпизод за один нетипичный день, отметила Эллен. Однако ум ее был сосредоточен совсем на другом. Если Саймон когда-нибудь заглянет к ней, то найдет, что она очень изменилась. Он больше не увидит одинокой юной девушки, домогающейся его внимания, подобно маленькому щенку. Она вспомнила, как просила поцелуя в ту ночь, шестнадцать лет назад.
О Боже, она не должна об этом думать! Нужно заняться чем-то еще. Скорее!
Эллен растопила сливочное масло для булочек, которые она должна испечь к чаю. Сполоснула бруснику и принялась убирать со стола все лишнее, но это не помогло. Воспоминания безостановочно прокручивались в сознании, в полном объеме и во всех красках.
Вот она велит Саймону подождать. Потом вытряхивает в наволочку содержимое своей копилки. Бежит вниз и бросает в наволочку все, что находит на кухне: салями, йогурт, брикеты гранолы [3]и смесь сухофруктов с орехами.
Эллен вспомнила, как у нее тряслись ноги. В горле стоял ком. Ей казалось, она не переживет, если Саймона с ней не будет. У нее никогда не было шанса заставить его видеть в ней женщину. Он всегда воспринимал ее не иначе как какого-то несамостоятельного ребенка, которому нужно помогать с домашними заданиями. Хотя она была уже зрелой девушкой – ей почти исполнилось шестнадцать, – на вид ей можно было дать двенадцать. У нее и грудь-то едва наклюнулась.
Им предстояло расстаться, и она никогда не смогла бы с ним танцевать, никогда не познала бы вкус его поцелуя или… что-то еще.
Она нашла его на лужайке. У него тряслись плечи. Лицо его было прижато к коленям, длинные ноги сложены и плотно притянуты к груди, словно он хотел занимать меньше места.
Тогда она упала рядом с ним на колени, требуя поцеловать ее на прощание. Оба были так потрясены, что лишились дара речи.
Память все еще не утратила свою власть.
Эллен покраснела, прямо здесь, перед открытым холодильником, держа в руках скользкий сосуд с квартой сливок пополам с молоком. Тогда она была такая смелая! Даже много лет спустя она по-прежнему недоумевала, откуда у нее взялось мужество. Это было просто невообразимо.
Сначала Саймон посмеялся над ней. Сказал, что его чувства к ней не таковы, чтобы вести себя подобно невменяемому. Но потом его насмешливая улыбка угасла, и в глазах появилось настороженно-выжидательное выражение. И тогда все свершилось.
Что-то неуловимое пробежало между ними. Одни только воспоминания об этом загадочном и мощном ощущении даже сейчас вызывали содрогание.
Эллен помнила все до мелочей.
Ее рука распласталась у Саймона на груди, ощущая стук его сердца и влажное тепло его кожи. Другая рука трогала его щеку, тонкие скулы и острый угол челюсти возле уха и пропахших гарью волос.
Глаза у него были почти испуганные, словно она – беспомощная, глупая, нескладная Эл Кент – имела над ним какую-то чудодейственную власть. Словно от нее зависело даровать ему что-то, чего он отчаянно хотел. Это вызвало у нее головокружение.
Она медленно наклонилась ближе. Ее губы на мгновение коснулись его губ – и от крохотной искры взметнулось свистящее пламя. Пальцы Саймона вплелись в ее волосы, он привлек ее к себе и поцеловал. Поцеловал по-настоящему, страстно, так что душа ее таяла, сливаясь с его душой. Каждый нерв гудел в нем, точно наэлектризованный, пока его губы жадно и пылко домогались ее открытых губ. Она обвила руками его тело.
После этого сам мир перевернулся несколько раз, и она оказалась спиной на клумбе своей матери, сминая пурпурные петунии. Сжигаемый лихорадочным огнем, Саймон скользнул к ней под ночную сорочку, оттягивая ее вверх. Их тела целиком касались друг друга, заставляя Эллен задыхаться и содрогаться.
Ее восприятие в тот момент было такое четкое, ясное и неколебимое. Она была уверена, что это ее время и ее единственный выбор. Она сделала его задолго до того, как поняла это. Она обернула себя вокруг жилистого дрожащего тела Саймона, предложив ему все, что имела. Всю себя.
И он это взял.
Она вцепилась Саймону в спину, глядя в его широко раскрытые испуганные глаза. Та боль внутри была и ужасна, и сладка. Настоящая сенсация с бурей эмоций. В завершение оба сплелись в тугой клубок, задыхающиеся и взмокшие.
Потом вдали прозвучал свисток приближающегося скорого, и горячее, гибкое тело, неподвижно застывшее наверху, оттолкнулось от нее. Саймон сказал, что должен сейчас уехать. И она ничего уже не могла изменить. Даже после того, как она призналась, что любит его.
Эллен засмеялась, но звук получился фальшивый, вялый. Видел бы ее кто-нибудь сейчас! Расхныкалась над своими девичьими воспоминаниями перед холодильником, широко разинувшим рот навстречу теплой волне. Если молоко прокисло – так ей и надо!
Из всех любовников – нельзя сказать, что их было много к ее тридцати двум годам, – она больше ни одному не признавалась в любви. Даже Брэду. Впрочем, он тоже никогда не делал ей подобного признания. Но до настоящей минуты ей в голову не приходило рассматривать сей факт как упущение со стороны ее жениха.
Она и вообразить не могла, что скажет ему слова, с которыми была связана ее боль, оставшаяся от прошлых лет. Брэд Митчелл, чей мозг был организован качественно лучше, нашел бы это несущественным. Только вещи, считал он, имеют реальный смысл. Все остальное рассматривалось им как недостойное внимания и немедленно отвергалось.
Брэд ценил ее. Он дорожил ею и уважал в достаточной мере, чтобы видеть ее спутницей жизни. Это была любовь для взрослых людей. Рациональная любовь, не похожая на прежнее чувство. То чувство вырывало сердце из груди. Оно до сих пор преследовало Эллен запахом дыма. То была юношеская глупость. Или просто несчастный случай, что-то вроде интоксикации в результате острого пищевого отравления.
– Прошу прощения, мисс. – В качающихся дверях, ведущих в столовую, раздался спокойный низкий голос. – Я ищу Эл Кент.
Она резко повернулась, испустив судорожный вздох. Яйца взлетели в воздух и упали на пол, расплескавшись по кафелю. Никто не называл ее Эл. Никто, за исключением…
Эллен была ошеломлена его видом. О Боже! Такой высокий. Такой огромный. Длинное поджарое тело, которое она помнила, теперь было покрыто упругими твердыми мышцами. Белая тенниска обнаруживала широкие плечи и сильные предплечья. Светлые потертые джинсы с небрежным изяществом облегали совершенные узкие бедра и длинные ноги. Эллен посмотрела вверх, в сгустившуюся темноту его глаз. Всплеск тепла и холода прокатился дрожью сквозь ее тело.
Необычная красота его лица теперь стала строже, закаленная солнцем, ветром и временем. Эллен жадно впитывала все детали. Золотистая кожа. Тонкий, с горбинкой, нос. Ложбинки под выступающими скулами. Четкий контур нижней половины лица. Темный шрам на левой брови. Прямоугольный лоб. Мокрые блестящие волосы, зачесанные назад и собранные в хвостик. И весь он, казалось, гудел от сдерживаемой внутри мощи.
Эллен чувствовала, как от его электрического поля у нее встают волоски на руках.
Он окинул взглядом ее фигуру. Зубы его сверкнули ослепительной белизной на фоне смуглого лица.
– Черт побери! Побегу в магазин. Я должен возместить вам эти яйца, мисс.
Мисс? Он даже не узнал ее. У нее начинало трястись лицо. Семнадцать лет беспокоиться о нем! А он просто скользнул взглядом по ее телу. Так он мог оглядеть любую другую женщину, встреченную на улице.
Саймон терпеливо ждал ответа на свои извинения.
Эллен снова взглянула на его лицо. Он вскинул одну бровь до боли знакомым жестом, что вызвало слезы у нее на глазах. Шлепком руки она прикрыла свои дрожащие веки. Нет, она не будет плакать. Она не должна.
– В самом деле, – продолжал он, – мне очень жаль, что я напугал вас. Может, вы подскажете, где здесь магазин. – Внезапно голос его прервался. Улыбка на лице сразу померкла. Он с всхлипом втянул глоток воздуха и прошептал: – Боже праведный! Эл?
ГЛАВА 2
Жест буквально сразил его.
Саймон мгновенно узнал ее, когда она прикрыла ладонью рот и быстро взглянула поверх руки. Но ему пришлось выдержать борьбу с памятью, чтобы совместить образ прежней Эл с этой сногсшибательной блондинкой. Он помнил худышку с испуганными, широко раскрытыми глазами, глядящими вверх из-под густой челки. Рот, казалось, был слишком велик для ее лица.
Женщина в кухне не имела ничего общего с той нескладной девочкой, у которой, пардон, не за что было подержаться. Что сзади, что спереди. У этой женщины были шикарные, круглые ягодицы, немедленно привлекшие его взгляд, когда она наклонилась к холодильнику. И то, чем она была наделена внизу, превосходно уравновешивалось тем, что у нее имелось наверху. Высокая, полная грудь мягко подпрыгивала при движениях. Нежный, лакомый кусочек так и просился в рот. Именно то, что Саймону нравилось.
Ее рука опустилась, обнаружив сочный чувственный рот. Темные брови больше не сходились впритык у переносицы. Изящные скулы и щеки окрашивал розовый румянец. С годами глаза и рот сделались очаровательными. Волосы цвета бронзы с золотыми прожилками, точно волнистый занавес, достигали ягодиц. Эл Кент превратилась в красавицу. Прежний и новый образы сошлись вместе, образовав одно бесшовное полотно. Как он мог даже на мгновение не узнать ее? Он хотел стиснуть ее в объятиях, но что-то витавшее вокруг них удержало его.
Пауза затянулась, и в воздухе повисло тяжелое молчание. Она не выказала ни удивления, ни радости. На самом деле вид у нее был почти испуганный.
– Эл? – Саймон сделал нерешительный шаг вперед. – Ты узнаешь меня?
Ее нежный рот поджался.
– Разумеется, узнаю. Ты совсем не изменился. Просто я была… удивлена, что ты не узнал меня.
– Я не помню, чтобы ты была так прелестна, Эл. – Слова вырвались раньше, чем Саймон успел их оценить. Не показались ли они ей глупостью или грубостью?
Судя по всему, Эллен именно так их и восприняла. Она схватила с прилавка бумажное полотенце и оторвала от рулона кусок. Собрала разбитые яйца и выбросила месиво в мусорную корзину, потом намочила другой кусок. Ее длинные волосы болтались впереди, закрывая, как вуалью, ее лицо.
– Что-нибудь не так, Эл? – осторожно спросил Саймон. – Я сделал что-то неправильное?
Она присела на корточки с полотенцем, вытирая как губкой плитку.
– Ничего неправильного.
– Но ты не смотришь на меня.
– Теперь меня зовут Эллен. – Она швырнула в мусор грязное полотенце. – И потом, что ты ожидал? Ты исчез и не давал о себе знать семнадцать лет. Ни письма, ни телефонного звонка. Даже почтовой открытки не прислал, сообщить, что ты не умер. Ты думал, что после этого я брошусь в твои объятия, визжа от радости?
Так. Значит, она не забыла его. Несмотря на ее гнев, у Саймона поднялось настроение.
– Гм… я… сожалею, что не писал, – пробормотал он.
Эллен демонстративно повернулась к нему спиной.
– Я тоже сожалею, что ты этого не делал. – Она принялась усердно перемывать чайные чашки.
– Какое-то время моя жизнь была поистине сумасшедшей. Я кое-как перебивался, чтобы просто выжить, пока не пристроился на военно-морской флот. Там меня несколько лет гоняли по всему земному шару, и я тем временем соображал, кем бы мне хотелось стать…
– И кем же? – спросила Эллен. Голос ее звучал язвительно, с вызовом.
– Фоторепортером, – ответил Саймон. – Внештатным, в данный момент. Все эти годы я провел в разъездах, главным образом в зонах военных конфликтов. Со временем жизнь моя более или менее наладилась, но я боялся… – Он запнулся.
– Да? – Эллен резко повернула голову. – Ты боялся чего?
– Что ты могла меня забыть, – сказал он.
Она ничего не ответила и, отвернувшись к стене, стала вешать чашки на крючки. Его рука, оказавшаяся у нее на плече, заставила ее вздрогнуть. Она выронила одну чашку, та зацепила другую, находившуюся ниже на крючке. Обе чашки разбились на мелкие осколки, со звоном разлетевшиеся по мраморному прилавку.
Саймон зашипел сквозь зубы и отнял руку.
– Ради Бога, извини. Это были бесценные старинные реликвии? Эл, прошу тебя, скажи, что это не так!
– Моя прабабушка привезла их из Шотландии в тысяча восемьсот девяносто четвертом году. Эти чашки путешествовали с ней вокруг мыса Горн.
– О Господи! – Саймон мучительно поморщился. – Терпеть не могу фамильные ценности.
– Это была часть ее приданого.
Я же извинился, – резко сказал он. Наступила неуютная тишина.
– Я вижу, ты по-прежнему оставляешь после себя хаос и разруху, – сказала Эллен.
– Это точно, – безразличным тоном сказал Саймон. Гнев определил выбор правильных средств обороны. – Как всегда, Эл.
– Некоторые вещи никогда не меняются, – пробормотала она.
– Совершенно справедливо, – мрачно согласился Саймон.
Эллен бочком прошла мимо него.
– Ах да, о чем мы говорили? Так что привело тебя обратно в Ларю?
Ее небрежный тон вызвал у Саймона раздражение.
– Я получил известие о Гасе, – сказал он.
– Только сейчас? – удивилась Эллен. – Но он умер пять месяцев назад.
– Письмо Хэнка не сразу нашло меня. Это он, Хэнк Блейли, написал мне. Мой школьный учитель по художественному творчеству. Помнишь его?
– Конечно, – сказала Эллен. – Никогда не думала, что он знает, где ты. И что это за место? – Глаза ее были полны недоверчивого любопытства.
– Афганистан, – коротко сказал Саймон без дальнейших объяснений.
– Значит, Гас оставил тебе свою собственность? – спросила Эллен, прервав неловкую паузу.
– Понятия не имею. Я не особенно об этом забочусь.
– Вы не виделись с тех пор, как ты…
– Ни разу, – сказал Саймон.
Эллен склонила голову набок, внимательно изучая его.
– Тогда почему ты вернулся?
– Не знаю. – Саймон сделал беспомощный жест. – Гас кончил жизнь самоубийством. Я не могу этого понять. Я должен был побывать на месте и все это обмозговать.
– Я понимаю, – сказала Эллен.
Под ее твердым пронизывающим взглядом Саймон чувствовал себя совершенно прозрачным. Таким же уязвимым, как тот нечесаный, нищий и полуголодный подросток семнадцать лет назад.
Он ответил ее же оружием, глядя ей прямо в лицо, пока его холодный взгляд не заставил ее покраснеть и отвести глаза.
– Я тут спрашивал насчет отеля. Люди сказали мне, что ты переделала Кент-Хаус под гостиницу.
– Ты хочешь здесь комнату? – спросила Эллен. На ее напрягшемся лице появилась тревога.
– Я не могу остановиться у Гаса, – сказал Саймон. – Там нет воды, нет электричества. И кругом отвратительная грязь. Мне доводилось спать и в худших условиях, но здесь я бы этого не хотел.
Эллен сцепила тонкие кисти рук. У нее были розовые ногти, отливающие перламутром. Нежные светлые волоски на ее предплечьях поблескивали золотом.
Так. Он заставил ее нервничать. Она не хотела размещать его в своем доме. Черт подери, было бы ребячеством пытаться играть на ее самолюбии. Саймон прекрасно понимал, что он должен сжалиться над ней и тащиться в другой отель. Но одного понимания здесь было недостаточно. Сидящий в нем строптивец, похожий на Гаса, непременно должен был ее подразнить.
– Эл, если ты меня боишься, я уйду. Я не хочу доставлять тебе беспокойство. Я пойду к Хэнсону.
– Я боюсь тебя? Да не смеши ради Бога!
Саймон покачал головой:
– Нет, я серьезно. Если тебе неудобно…
– Почему мне должно быть неудобно? Я свободный человек и знаю свое дело. А у Хэнсона в мотеле дурной запах! И мебель в жженых пятнах от сигарет!
– Это ужасно, – пробормотал Саймон.
Она сердито сверкнула глазами.
– И еще клопы! Тебе хочется мыться в одной ванне с тараканами? Тебе нравится паутина на оконных занавесках?
– Что угодно, только не это.
Успех был налицо. Саймон поднял руки в знак капитуляции, прилагая все усилия, чтобы не ухмыльнуться. Комната была ему обеспечена.
Эллен прищурила глаза, давая понять таким образом, что он манипулирует ею.
– Я так понимаю, Мисси тебя не зарегистрировала?
– Если ты имеешь в виду девушку за конторкой в фойе, то нет, – сказал Саймон. – Она только взглянула на меня – и тотчас убежала. Похоже, она порядком не в себе.
– О Боже, – вздохнула Эллен. – Ну что мне делать с этой девушкой! Значит, она не дала тебе наш рекламный проспект.
– Никакого проспекта, – подтвердил Саймон.
– Ладно. Иди за мной. – Эллен направилась в столовую. – Я объясню тебе наши правила. Плата вперед, наличными или с кредитной карточки. Я стараюсь избегать чеков иногородних банков. Континентальный завтрак – от семи тридцати до десяти, по будням. Полный завтрак – по субботам и воскресеньям, с девяти до двенадцати. Те, кто встает рано, найдут в столовой чай и кофе, с шести тридцати. Кофе, чай и легкая закуска подаются в пять…
– Легкая закуска? – насмешливо повторил Саймон. – Фантастика!
– Да, булочки, печенье или свежие пирожные. – Эллен бросила взгляд через плечо, что придало Саймону смелости поддерживать шутливый тон. – И естественно, на сон грядущий, – продолжала она, – гости собираются в салоне на стаканчик хереса. В качестве бонуса.
Саймон последовал за ней в фойе, пристально глядя на изящный изгиб ее спины.
– Стаканчик хереса? Блеск! Это ли не изысканность!
– Ты также волен скрываться у себя в комнате, если предпочитаешь уединение. Лично мне все равно. – Эллен юркнула за конторку взять автомат для кредитных карточек. – Та комната, которая сейчас свободна, стоит сто двадцать долларов за ночь. Плата наличными или по счету?
– По счету, я полагаю, – сказал Саймон, погруженный в собственные мысли.
– Прекрасно. – Эллен достала из бюро регистрационную карточку и быстро поместила ее в нужную ячейку. – Как долго ты собираешься оставаться?
– Давай начнем с недели.
Эллен протянула руку за кредитной карточкой. Саймон выудил ее из своего бумажника и шлепнул ей в ладонь.
– Да брось ты, Эл.
Она тотчас отвела глаза, и ее профессиональная улыбка слегка померкла.
– Бросить – что? – Эллен вставила карточку в автомат.
– «Профессиональное пение и танцы!» – продекламировал Саймон. – «Привет, это я, Саймон! Есть кто-нибудь дома?» Помнишь, Эл?
Она провела машинкой по его карточке и стала набирать номер кода, постукивая пальцами по клавиатуре.
– Я не понимаю, как ты можешь о чем-то говорить. Семнадцать лет я о тебе даже не слышала. Где ты? Что с тобой? Умираешь ли ты с голода, болен или погибаешь где-нибудь в сточной канаве…
Саймон поднял руки вверх:
– Ну ладно, сказала один раз – и будет. Хорошо, Эл?
– И когда ты наконец появляешься, – продолжала она, – ты приходишь ко мне просто потому, что тебе нужно где-то переночевать. В точности как в старые времена. Дружище Эл, такая полезная и удобная! – На дисплее наконец появился код. Эллен быстро нацарапала его в своем бланке и бросила Саймону его карточку. – Что тебе теперь от меня нужно?
Он положил руки на конторку и наклонился вперед.
– Я скажу тебе, чего я не хочу. Я не собираюсь использовать тебя, Эл. И никогда не собирался. Ни тогда, ни теперь. Если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду. – Саймон четко проговаривал каждое слово.
Эллен издала фукающий звук и в сердцах рванула выдвижной ящик. Отыскав там длинный ключ старинного образца, она швырнула его Саймону через конторку.
– Будешь жить в комнате наверху.
– Ха! В твоей прежней спальне? – Саймон взял ключ. – Я помню. Ты позволяла мне там спать, когда Гас напивался до чертиков. Ты приносила мне булочки, какао и другую еду. Правда, я не помню, чтобы я когда-нибудь входил через дверь. Я всегда забирался в ту комнату по дереву.
Эллен опустила глаза. Ее розовые щеки стали еще ярче. Она пододвинула к нему бланк и ручку.
Саймон подписал его и толкнул обратно через конторку.
– Эл, позволь мне объяснить тебе кое-что.
– Нет. Нечего мне объяснять. Я и так уже слишком заговорилась. – Она выбралась из-за конторки. – Сейчас я покажу тебе твою комнату, если хочешь. Я надеюсь, Мисси прибрала там.
– Эл, позволь мне…
– У тебя будет персональная ванна, – сказала Эллен, пятясь к лестнице. – Я перестроила дом, так что в каждой комнате есть своя ванна.
– Слава Богу, – сказал Саймон. – Она мне очень нужна. Я не хотел бы встретиться с миссис Мюриэл Кент без душа и без бритья.
Эллен прочистила горло.
– Моя мать здесь больше не живет. Она переехала в Калифорнию несколько лет назад. Я купила у нее дом, так что ты… гм… спасен.
– Понятно. – Саймон уставился на изящный овал ее щеки, размышляя, так ли ее кожа нежна на ощупь, как выглядит. Он старался не смотреть Эллен в глаза. О, наказание… У нее были поразительные глаза. Гипнотические. Чувственные. Текучего золотисто-коричневого цвета, с вкраплением брызг лесной зелени. С бездонной чернотой в центре – от ее зрачков, расширяющихся и сокращающихся с еле уловимой пульсацией.
Косые солнечные лучи проникали через витраж наверху, падая ей на лицо и руки. Украшая позолотой кончики ее ресниц и выгоревший пушок на предплечьях. Ее растрепавшиеся волосы сияли как нимб ангела с древней фрески.
– Саймон? – прошептала она. – Что ты делаешь?
Саймон мгновенно узнал ее, когда она прикрыла ладонью рот и быстро взглянула поверх руки. Но ему пришлось выдержать борьбу с памятью, чтобы совместить образ прежней Эл с этой сногсшибательной блондинкой. Он помнил худышку с испуганными, широко раскрытыми глазами, глядящими вверх из-под густой челки. Рот, казалось, был слишком велик для ее лица.
Женщина в кухне не имела ничего общего с той нескладной девочкой, у которой, пардон, не за что было подержаться. Что сзади, что спереди. У этой женщины были шикарные, круглые ягодицы, немедленно привлекшие его взгляд, когда она наклонилась к холодильнику. И то, чем она была наделена внизу, превосходно уравновешивалось тем, что у нее имелось наверху. Высокая, полная грудь мягко подпрыгивала при движениях. Нежный, лакомый кусочек так и просился в рот. Именно то, что Саймону нравилось.
Ее рука опустилась, обнаружив сочный чувственный рот. Темные брови больше не сходились впритык у переносицы. Изящные скулы и щеки окрашивал розовый румянец. С годами глаза и рот сделались очаровательными. Волосы цвета бронзы с золотыми прожилками, точно волнистый занавес, достигали ягодиц. Эл Кент превратилась в красавицу. Прежний и новый образы сошлись вместе, образовав одно бесшовное полотно. Как он мог даже на мгновение не узнать ее? Он хотел стиснуть ее в объятиях, но что-то витавшее вокруг них удержало его.
Пауза затянулась, и в воздухе повисло тяжелое молчание. Она не выказала ни удивления, ни радости. На самом деле вид у нее был почти испуганный.
– Эл? – Саймон сделал нерешительный шаг вперед. – Ты узнаешь меня?
Ее нежный рот поджался.
– Разумеется, узнаю. Ты совсем не изменился. Просто я была… удивлена, что ты не узнал меня.
– Я не помню, чтобы ты была так прелестна, Эл. – Слова вырвались раньше, чем Саймон успел их оценить. Не показались ли они ей глупостью или грубостью?
Судя по всему, Эллен именно так их и восприняла. Она схватила с прилавка бумажное полотенце и оторвала от рулона кусок. Собрала разбитые яйца и выбросила месиво в мусорную корзину, потом намочила другой кусок. Ее длинные волосы болтались впереди, закрывая, как вуалью, ее лицо.
– Что-нибудь не так, Эл? – осторожно спросил Саймон. – Я сделал что-то неправильное?
Она присела на корточки с полотенцем, вытирая как губкой плитку.
– Ничего неправильного.
– Но ты не смотришь на меня.
– Теперь меня зовут Эллен. – Она швырнула в мусор грязное полотенце. – И потом, что ты ожидал? Ты исчез и не давал о себе знать семнадцать лет. Ни письма, ни телефонного звонка. Даже почтовой открытки не прислал, сообщить, что ты не умер. Ты думал, что после этого я брошусь в твои объятия, визжа от радости?
Так. Значит, она не забыла его. Несмотря на ее гнев, у Саймона поднялось настроение.
– Гм… я… сожалею, что не писал, – пробормотал он.
Эллен демонстративно повернулась к нему спиной.
– Я тоже сожалею, что ты этого не делал. – Она принялась усердно перемывать чайные чашки.
– Какое-то время моя жизнь была поистине сумасшедшей. Я кое-как перебивался, чтобы просто выжить, пока не пристроился на военно-морской флот. Там меня несколько лет гоняли по всему земному шару, и я тем временем соображал, кем бы мне хотелось стать…
– И кем же? – спросила Эллен. Голос ее звучал язвительно, с вызовом.
– Фоторепортером, – ответил Саймон. – Внештатным, в данный момент. Все эти годы я провел в разъездах, главным образом в зонах военных конфликтов. Со временем жизнь моя более или менее наладилась, но я боялся… – Он запнулся.
– Да? – Эллен резко повернула голову. – Ты боялся чего?
– Что ты могла меня забыть, – сказал он.
Она ничего не ответила и, отвернувшись к стене, стала вешать чашки на крючки. Его рука, оказавшаяся у нее на плече, заставила ее вздрогнуть. Она выронила одну чашку, та зацепила другую, находившуюся ниже на крючке. Обе чашки разбились на мелкие осколки, со звоном разлетевшиеся по мраморному прилавку.
Саймон зашипел сквозь зубы и отнял руку.
– Ради Бога, извини. Это были бесценные старинные реликвии? Эл, прошу тебя, скажи, что это не так!
– Моя прабабушка привезла их из Шотландии в тысяча восемьсот девяносто четвертом году. Эти чашки путешествовали с ней вокруг мыса Горн.
– О Господи! – Саймон мучительно поморщился. – Терпеть не могу фамильные ценности.
– Это была часть ее приданого.
Я же извинился, – резко сказал он. Наступила неуютная тишина.
– Я вижу, ты по-прежнему оставляешь после себя хаос и разруху, – сказала Эллен.
– Это точно, – безразличным тоном сказал Саймон. Гнев определил выбор правильных средств обороны. – Как всегда, Эл.
– Некоторые вещи никогда не меняются, – пробормотала она.
– Совершенно справедливо, – мрачно согласился Саймон.
Эллен бочком прошла мимо него.
– Ах да, о чем мы говорили? Так что привело тебя обратно в Ларю?
Ее небрежный тон вызвал у Саймона раздражение.
– Я получил известие о Гасе, – сказал он.
– Только сейчас? – удивилась Эллен. – Но он умер пять месяцев назад.
– Письмо Хэнка не сразу нашло меня. Это он, Хэнк Блейли, написал мне. Мой школьный учитель по художественному творчеству. Помнишь его?
– Конечно, – сказала Эллен. – Никогда не думала, что он знает, где ты. И что это за место? – Глаза ее были полны недоверчивого любопытства.
– Афганистан, – коротко сказал Саймон без дальнейших объяснений.
– Значит, Гас оставил тебе свою собственность? – спросила Эллен, прервав неловкую паузу.
– Понятия не имею. Я не особенно об этом забочусь.
– Вы не виделись с тех пор, как ты…
– Ни разу, – сказал Саймон.
Эллен склонила голову набок, внимательно изучая его.
– Тогда почему ты вернулся?
– Не знаю. – Саймон сделал беспомощный жест. – Гас кончил жизнь самоубийством. Я не могу этого понять. Я должен был побывать на месте и все это обмозговать.
– Я понимаю, – сказала Эллен.
Под ее твердым пронизывающим взглядом Саймон чувствовал себя совершенно прозрачным. Таким же уязвимым, как тот нечесаный, нищий и полуголодный подросток семнадцать лет назад.
Он ответил ее же оружием, глядя ей прямо в лицо, пока его холодный взгляд не заставил ее покраснеть и отвести глаза.
– Я тут спрашивал насчет отеля. Люди сказали мне, что ты переделала Кент-Хаус под гостиницу.
– Ты хочешь здесь комнату? – спросила Эллен. На ее напрягшемся лице появилась тревога.
– Я не могу остановиться у Гаса, – сказал Саймон. – Там нет воды, нет электричества. И кругом отвратительная грязь. Мне доводилось спать и в худших условиях, но здесь я бы этого не хотел.
Эллен сцепила тонкие кисти рук. У нее были розовые ногти, отливающие перламутром. Нежные светлые волоски на ее предплечьях поблескивали золотом.
Так. Он заставил ее нервничать. Она не хотела размещать его в своем доме. Черт подери, было бы ребячеством пытаться играть на ее самолюбии. Саймон прекрасно понимал, что он должен сжалиться над ней и тащиться в другой отель. Но одного понимания здесь было недостаточно. Сидящий в нем строптивец, похожий на Гаса, непременно должен был ее подразнить.
– Эл, если ты меня боишься, я уйду. Я не хочу доставлять тебе беспокойство. Я пойду к Хэнсону.
– Я боюсь тебя? Да не смеши ради Бога!
Саймон покачал головой:
– Нет, я серьезно. Если тебе неудобно…
– Почему мне должно быть неудобно? Я свободный человек и знаю свое дело. А у Хэнсона в мотеле дурной запах! И мебель в жженых пятнах от сигарет!
– Это ужасно, – пробормотал Саймон.
Она сердито сверкнула глазами.
– И еще клопы! Тебе хочется мыться в одной ванне с тараканами? Тебе нравится паутина на оконных занавесках?
– Что угодно, только не это.
Успех был налицо. Саймон поднял руки в знак капитуляции, прилагая все усилия, чтобы не ухмыльнуться. Комната была ему обеспечена.
Эллен прищурила глаза, давая понять таким образом, что он манипулирует ею.
– Я так понимаю, Мисси тебя не зарегистрировала?
– Если ты имеешь в виду девушку за конторкой в фойе, то нет, – сказал Саймон. – Она только взглянула на меня – и тотчас убежала. Похоже, она порядком не в себе.
– О Боже, – вздохнула Эллен. – Ну что мне делать с этой девушкой! Значит, она не дала тебе наш рекламный проспект.
– Никакого проспекта, – подтвердил Саймон.
– Ладно. Иди за мной. – Эллен направилась в столовую. – Я объясню тебе наши правила. Плата вперед, наличными или с кредитной карточки. Я стараюсь избегать чеков иногородних банков. Континентальный завтрак – от семи тридцати до десяти, по будням. Полный завтрак – по субботам и воскресеньям, с девяти до двенадцати. Те, кто встает рано, найдут в столовой чай и кофе, с шести тридцати. Кофе, чай и легкая закуска подаются в пять…
– Легкая закуска? – насмешливо повторил Саймон. – Фантастика!
– Да, булочки, печенье или свежие пирожные. – Эллен бросила взгляд через плечо, что придало Саймону смелости поддерживать шутливый тон. – И естественно, на сон грядущий, – продолжала она, – гости собираются в салоне на стаканчик хереса. В качестве бонуса.
Саймон последовал за ней в фойе, пристально глядя на изящный изгиб ее спины.
– Стаканчик хереса? Блеск! Это ли не изысканность!
– Ты также волен скрываться у себя в комнате, если предпочитаешь уединение. Лично мне все равно. – Эллен юркнула за конторку взять автомат для кредитных карточек. – Та комната, которая сейчас свободна, стоит сто двадцать долларов за ночь. Плата наличными или по счету?
– По счету, я полагаю, – сказал Саймон, погруженный в собственные мысли.
– Прекрасно. – Эллен достала из бюро регистрационную карточку и быстро поместила ее в нужную ячейку. – Как долго ты собираешься оставаться?
– Давай начнем с недели.
Эллен протянула руку за кредитной карточкой. Саймон выудил ее из своего бумажника и шлепнул ей в ладонь.
– Да брось ты, Эл.
Она тотчас отвела глаза, и ее профессиональная улыбка слегка померкла.
– Бросить – что? – Эллен вставила карточку в автомат.
– «Профессиональное пение и танцы!» – продекламировал Саймон. – «Привет, это я, Саймон! Есть кто-нибудь дома?» Помнишь, Эл?
Она провела машинкой по его карточке и стала набирать номер кода, постукивая пальцами по клавиатуре.
– Я не понимаю, как ты можешь о чем-то говорить. Семнадцать лет я о тебе даже не слышала. Где ты? Что с тобой? Умираешь ли ты с голода, болен или погибаешь где-нибудь в сточной канаве…
Саймон поднял руки вверх:
– Ну ладно, сказала один раз – и будет. Хорошо, Эл?
– И когда ты наконец появляешься, – продолжала она, – ты приходишь ко мне просто потому, что тебе нужно где-то переночевать. В точности как в старые времена. Дружище Эл, такая полезная и удобная! – На дисплее наконец появился код. Эллен быстро нацарапала его в своем бланке и бросила Саймону его карточку. – Что тебе теперь от меня нужно?
Он положил руки на конторку и наклонился вперед.
– Я скажу тебе, чего я не хочу. Я не собираюсь использовать тебя, Эл. И никогда не собирался. Ни тогда, ни теперь. Если ты хочешь, чтобы я ушел, я уйду. – Саймон четко проговаривал каждое слово.
Эллен издала фукающий звук и в сердцах рванула выдвижной ящик. Отыскав там длинный ключ старинного образца, она швырнула его Саймону через конторку.
– Будешь жить в комнате наверху.
– Ха! В твоей прежней спальне? – Саймон взял ключ. – Я помню. Ты позволяла мне там спать, когда Гас напивался до чертиков. Ты приносила мне булочки, какао и другую еду. Правда, я не помню, чтобы я когда-нибудь входил через дверь. Я всегда забирался в ту комнату по дереву.
Эллен опустила глаза. Ее розовые щеки стали еще ярче. Она пододвинула к нему бланк и ручку.
Саймон подписал его и толкнул обратно через конторку.
– Эл, позволь мне объяснить тебе кое-что.
– Нет. Нечего мне объяснять. Я и так уже слишком заговорилась. – Она выбралась из-за конторки. – Сейчас я покажу тебе твою комнату, если хочешь. Я надеюсь, Мисси прибрала там.
– Эл, позволь мне…
– У тебя будет персональная ванна, – сказала Эллен, пятясь к лестнице. – Я перестроила дом, так что в каждой комнате есть своя ванна.
– Слава Богу, – сказал Саймон. – Она мне очень нужна. Я не хотел бы встретиться с миссис Мюриэл Кент без душа и без бритья.
Эллен прочистила горло.
– Моя мать здесь больше не живет. Она переехала в Калифорнию несколько лет назад. Я купила у нее дом, так что ты… гм… спасен.
– Понятно. – Саймон уставился на изящный овал ее щеки, размышляя, так ли ее кожа нежна на ощупь, как выглядит. Он старался не смотреть Эллен в глаза. О, наказание… У нее были поразительные глаза. Гипнотические. Чувственные. Текучего золотисто-коричневого цвета, с вкраплением брызг лесной зелени. С бездонной чернотой в центре – от ее зрачков, расширяющихся и сокращающихся с еле уловимой пульсацией.
Косые солнечные лучи проникали через витраж наверху, падая ей на лицо и руки. Украшая позолотой кончики ее ресниц и выгоревший пушок на предплечьях. Ее растрепавшиеся волосы сияли как нимб ангела с древней фрески.
– Саймон? – прошептала она. – Что ты делаешь?