Страница:
– Двести!
– Сто девяносто из них сделаны из фанеры, хотя Нойфельд и Дрошный предполагают, что это нам неизвестно. Германское командование заинтересовано в том, чтобы информация о якобы готовящемся наступлении с севера попала в Италию, и единственный способ в этом убедиться – дать нам улететь отсюда. Что они с удовольствием и сделали, поочередно устраняя с нашего пути все возможные препятствия. Они, несомненно, понимали, что нам прежде всего необходимо любым способом попасть в блокгауз. Дали нам возможность освободить английских связных, но при этом задержали единственного человека, который мог помочь нам, – Марию. И, естественно, предупредили сержанта Баера, который потом их и освободил.
– Понятно. – Для всех было очевидно, что полковнику Вису ничего не понятно. – Вы упоминали массированную воздушную атаку на северное ущелье Зеницы. Теперь, конечно, целью станет мост через Неретву?
– Никоим образом. Вы же не захотите, чтобы мы нарушили слово, данное вермахту. Как и обещано, воздушная атака будет произведена на ущелье Зеницы. Чтобы убедить немцев на случай, если у них остались последние сомнения на наш счет. Кроме того, вы знаете так же хорошо, как и я, что к этому мосту невозможно подступиться с воздуха. Он должен быть ликвидирован другим способом.
– Каким именно?
– Что-нибудь придумаем. Утро вечера мудренее. И последнее, полковник Вис. В полночь прибудет ещё один «Веллингтон», затем ещё один в три часа утра. Отпустите обоих. Следующий прибудет в шесть часов утра – вот его задержите до нашего возвращения. Лучше сказать, до нашего предполагаемого возвращения. Если повезет, мы улетим до рассвета.
– Если повезет, – мрачно повторил Вис.
– И радируйте генералу Вукаловичу. Сообщите ему все, что услышали от меня. Обрисуйте обстановку и скажите, чтобы в час ночи открыл массированный огонь из стрелкового оружия на северном перевале.
– А по какой цели?
– Хоть по луне. – Меллори вскочил на лошадь. – По коням и в путь.
– Луна, конечно, незавидная мишень, – согласился генерал Вукалович, – и притом очень далекая. Но если это нужно нашим друзьям, мы готовы. – Вукалович помолчал и посмотрел на полковника Янцы, сидевшего рядом на упавшем дереве. Они находились в лесу, к югу от ущелья Зеницы. Затем он опять проговорил в микрофон: – И все-таки танков много, полковник Вис. Вы не хотите, чтобы мы находились в непосредственной близости к этому месту после часа ночи? Не беспокойтесь, нас там не будет. – Вукалович снял наушники и повернулся к Янци. – Снимаемся в полночь. Тихо и осторожно. Оставим несколько человек, пусть устроят побольше шума.
– Это те, которые будут палить в луну?
– Именно. Свяжитесь с полковником Ласло на Неретве. Сообщите ему, что мы присоединимся к нему до начала наступления. Затем соединитесь с майором Стефаном. Скажите, чтобы оставил позицию и пробирался в штаб полковника Ласло. – Вукалович задумался. – Немного развлечемся, верно?
– Есть ли какой-нибудь шанс у этого Меллори? – в самом вопросе Янци слышался ответ.
– Давайте рассуждать, – начал Вукалович. – Конечно, шанс есть. Должен быть. В конце концов это ведь дело случая. А выбора нет у нас.
Янцы не ответил, но несколько раз кивнул, как будто Вукалович провозгласил некую мудрую истину.
ГЛАВА 9. ПЯТНИЦА 21.15 – СУББОТА 00.40
– Сто девяносто из них сделаны из фанеры, хотя Нойфельд и Дрошный предполагают, что это нам неизвестно. Германское командование заинтересовано в том, чтобы информация о якобы готовящемся наступлении с севера попала в Италию, и единственный способ в этом убедиться – дать нам улететь отсюда. Что они с удовольствием и сделали, поочередно устраняя с нашего пути все возможные препятствия. Они, несомненно, понимали, что нам прежде всего необходимо любым способом попасть в блокгауз. Дали нам возможность освободить английских связных, но при этом задержали единственного человека, который мог помочь нам, – Марию. И, естественно, предупредили сержанта Баера, который потом их и освободил.
– Понятно. – Для всех было очевидно, что полковнику Вису ничего не понятно. – Вы упоминали массированную воздушную атаку на северное ущелье Зеницы. Теперь, конечно, целью станет мост через Неретву?
– Никоим образом. Вы же не захотите, чтобы мы нарушили слово, данное вермахту. Как и обещано, воздушная атака будет произведена на ущелье Зеницы. Чтобы убедить немцев на случай, если у них остались последние сомнения на наш счет. Кроме того, вы знаете так же хорошо, как и я, что к этому мосту невозможно подступиться с воздуха. Он должен быть ликвидирован другим способом.
– Каким именно?
– Что-нибудь придумаем. Утро вечера мудренее. И последнее, полковник Вис. В полночь прибудет ещё один «Веллингтон», затем ещё один в три часа утра. Отпустите обоих. Следующий прибудет в шесть часов утра – вот его задержите до нашего возвращения. Лучше сказать, до нашего предполагаемого возвращения. Если повезет, мы улетим до рассвета.
– Если повезет, – мрачно повторил Вис.
– И радируйте генералу Вукаловичу. Сообщите ему все, что услышали от меня. Обрисуйте обстановку и скажите, чтобы в час ночи открыл массированный огонь из стрелкового оружия на северном перевале.
– А по какой цели?
– Хоть по луне. – Меллори вскочил на лошадь. – По коням и в путь.
– Луна, конечно, незавидная мишень, – согласился генерал Вукалович, – и притом очень далекая. Но если это нужно нашим друзьям, мы готовы. – Вукалович помолчал и посмотрел на полковника Янцы, сидевшего рядом на упавшем дереве. Они находились в лесу, к югу от ущелья Зеницы. Затем он опять проговорил в микрофон: – И все-таки танков много, полковник Вис. Вы не хотите, чтобы мы находились в непосредственной близости к этому месту после часа ночи? Не беспокойтесь, нас там не будет. – Вукалович снял наушники и повернулся к Янци. – Снимаемся в полночь. Тихо и осторожно. Оставим несколько человек, пусть устроят побольше шума.
– Это те, которые будут палить в луну?
– Именно. Свяжитесь с полковником Ласло на Неретве. Сообщите ему, что мы присоединимся к нему до начала наступления. Затем соединитесь с майором Стефаном. Скажите, чтобы оставил позицию и пробирался в штаб полковника Ласло. – Вукалович задумался. – Немного развлечемся, верно?
– Есть ли какой-нибудь шанс у этого Меллори? – в самом вопросе Янци слышался ответ.
– Давайте рассуждать, – начал Вукалович. – Конечно, шанс есть. Должен быть. В конце концов это ведь дело случая. А выбора нет у нас.
Янцы не ответил, но несколько раз кивнул, как будто Вукалович провозгласил некую мудрую истину.
ГЛАВА 9. ПЯТНИЦА 21.15 – СУББОТА 00.40
Меллори и его люди спустились на лошадях по поросшему густым лесом холму от плато Ивеничи до блокгауза в четыре раза быстрее, чем поднялись, скользя по обледенелой поверхности склона, покрытой глубоким снегом, они всякий раз рисковали наткнуться на густо растущие сосны. Ни один из пяти всадников не был опытным наездником, и поэтому неизбежные падения и столкновения были столь же частыми, сколь и болезненными. Ни один из них не смог избежать весьма чувствительного падения из седла в глубокий снег. Но именно этот толстый снежный покров, да ещё привычка к подобным переходам их горных лошадей спасали от серьезных травм. К счастью, ни один из них не переломал себе костей.
Показался блокгауз. Когда они находились в двухстах ярдах от цели, Меллори предупреждающе поднял руку. Он спешился, привязал свою лошадь к стволу сосны и жестом пригласил остальных последовать его примеру.
Миллер пожаловался:
– Я устал от этой чертовой лошади, но ещё больше мне не хочется волочиться пешком по снегу. Почему бы нам до конца не доехать на лошадях?
– Потому что за блокгаузом конюшня, и лошади начнут беспокоиться и ржать, если почуят своих.
– Они и так могут заржать.
– Но там ещё и часовые на постах, – заметил Андреа. – Я не думаю, капрал Миллер, что мы должны быть настолько безрассудны, чтобы появиться перед ними верхом на лошадях.
– Часовые? Зачем? Кого им опасаться? Нойфельд и его компания должны быть уверены, что мы уже пол-Адриатики пролетели.
– Андреа прав, – сказал Меллори. – О Нойфельде можно говорить что угодно, но он первоклассный офицер и учитывает все. Там будет охрана, – Он поднял голову к ночному небу. Небольшая туча приближалась к лунному диску. – Видите?
– Вижу, – жалобно протянул Миллер.
– В нашем распоряжении тридцать секунд. Бежим к дальнему торцу блокгауза – там нет амбразур. И, когда мы будем там, сохрани вас господи, вымолвить хоть слово. Полная тишина. Если они что-нибудь услышат, если только заподозрят, что мы здесь, то забаррикадируют вход и используют Петара и Марию как заложников. Тогда придется ими пожертвовать.
– И вы бы на это пошли, сэр? – изумился Рейнольдс.
– И я бы на это пошел. Хотя с большей радостью дал бы отрубить себе правую руку, но я бы на это пошел. У меня нет выбора, сержант.
– Да, сэр. Я понимаю.
Луна скрылась за тучей. Пятеро людей вышли из укрытия и бросились вниз по склону, с трудом преодолевая густой снежный покров. Не доходя тридцати метров до блокгауза, они по сигналу Меллори замедлили шаг, чтобы не быть услышанными часовыми. Затем продолжили движение, осторожно ступая след в след. Наконец, они достигли нужного места. Луна все ещё была скрыта за тучей, и они остались незамеченными. Меллори не стал поздравлять ни себя, ни своих товарищей с успехом. Он быстро опустился на четвереньки и пополз за угол блокгауза, прижимаясь к стене. В пяти футах от угла располагалась первая амбразура. Меллори не пришлось закапываться глубже в снег – стены были так толсты, что он уже находился в мертвой зоне. Он старался производить как можно меньше шума. И небезуспешно. Ему удалось совершенно беззвучно миновать амбразуру. Остальные четверо тоже удачно справились с этой нелегкой задачей, несмотря на то, что в последний момент луна уже выползла из-за тучи.
Меллори добрался до входа. Он сделал знак Миллеру, Рейнольдсу и Гроувсу оставаться на своих местах, в то время как они с Андреа прильнули к двери.
И сразу же услышали голос Дрошного, угрожающий и полный ненависти.
– Предательница. Вот кто она такая. Расстрелять её. Немедленно!
– Зачем вы это сделали, Мария? – голос Нойфельда в противоположность Дрошного был спокойным и даже мягким.
– Зачем она это сделала? – прорычал Дрошный. – Из-за денег. Вот зачем. Что же еще?
– Почему? – Нойфельд продолжал мягко настаивать. – Разве капитан Меллори грозился убить вашего брата?
– Хуже. – Они должны были напрягаться, чтобы услышать тихий голос Марии. – Он хотел убить меня. Кто бы тогда ухаживал за моим слепым братом?
– Мы теряем время, – Дрошный был в нетерпении. – Разрешите мне их вывести в расход обоих.
– Нет. – Спокойный голос Нойфельда не допускал возражений. – Слепой мальчик, испуганная девочка. Вы же человек!
– Я четник!
– А я офицер вермахта.
Андреа прошептал на ухо Меллори:
– В любую минуту кто-нибудь может заметить наши следы на снегу.
Меллори кивнул и отступил в сторону. У него не было никаких иллюзий относительно реакции вооруженных до зубов людей, когда они с Андреа ворвутся в комнату. Поэтому он пустил вперед Андреа. Никто лучше его не справился бы с таким делом. И Андреа незамедлительно это доказал. Быстрый поворот дверной ручки, мгновенное движение правой ноги – и вот уже Андреа стоит в дверном проеме. Дверь ещё не до конца распахнулась, а в комнате уже звучало ровное стаккато «шмайссера» Андреа. Выглянув из-за его плеча, Меллори сквозь образовавшуюся дымовую завесу увидел, как с застывшим удивлением на лицах, скорчившись, падали на пол двое немецких солдат. Подняв свой автомат, Меллори вошел в комнату вслед за Андреа.
В «шмайссере» больше не было нужды. Остальные солдаты были безоружны. Дрошный и Нойфельд двигались. Они были совершенно потрясены происходящим и к тому же понимали бесполезность самоубийственного сопротивления.
Меллори обратился к Нойфельду:
– Вы только что купили себе жизнь. – Затем он повернулся к Марии, подождал, пока она и её брат выйдут из дома, и снова посмотрел на Дрошного и Нойфельда: – Ваше оружие.
Нойфельд, с трудом двигая губами, вымолвил:
– Во имя господа Бога…
Но Меллори не был расположен к беседе. Он поднял свой «шмайссер»:
– Ваше оружие.
Нойфельд и Дрошный, как во сне, отстегнули свои пистолеты и бросили на пол.
– Ключи. – Дрошный и Нойфельд смотрели на него молча и с полным непониманием. – Ключи, – повторил Меллори. – Немедленно! Или они уже не понадобятся.
На несколько секунд в комнате воцарилось полное молчание. Затем Нойфельд повернулся к Дрошному и кивнул. Тот хмуро, если только можно назвать хмурым лицо, перекошенное от изумления и ужаса, достал из кармана ключи. Миллер взял их, молча отпер одну из дверей, показал на неё автоматом и подождал, пока Дрошный, Нойфельд, Баер и другие солдаты войдут. Затем запер за ними дверь и положил ключи в карман. Андреа нажал спусковой крючок своего автомата, направленного на передатчик. Теперь уже вряд ли кто-то взялся бы его починить. Затем они вышли. Меллори запер дверь и далеко зашвырнул ключ, который сразу же утонул в снегу. Рядом с блокгаузом были привязаны лошади. Семь лошадей. Как раз то, что нужно. Меллори подбежал к амбразуре и крикнул:
– Наши лошади привязаны к соснам в двухстах ярдах отсюда. Не забудьте.
Рейнольдс посмотрел на него с удивлением.
– Вы думаете об этом, сэр? В такую минуту?
– Я должен думать обо всем в любое время. – Меллори повернулся к Петару, который неловко взбирался на лошадь, затем обратился к Марии: – Скажите ему, чтобы снял очки.
Мария посмотрела на него с удивлением, потом кивнула и что-то сказала своему брату. Он сначала не понял, потом послушно наклонил голову, снял темные очки и спрятал их в карман.
Рейнольдс изумленно посмотрел на Меллори:
– Я не понимаю, сэр.
Меллори пришпорил лошадь и обрезал: – А вам это и необязательно.
– Прошу прощения, сэр.
Меллори повернул свою лошадь и произнес устало:
– Уже почти одиннадцать часов, сыпок, а это слишком поздно, учитывая, что нам ещё надо успеть.
– Сэр, – Рейнольдсу явно понравилось то, что Меллори назвал его «сынок», – мне действительно необязательно это знать.
– Я ответил на ваш вопрос. Мы должны ехать так быстро, как только смогут наши лошади. Слепой не видит препятствий, не может хорошо сохранять равновесие и должным образом управлять лошадью. Короче, у слепого гораздо больше шансов выпасть из седла, чем у нас с вами. Достаточно того, что слепой слеп. Мы не можем подвергать его дополнительному риску. Он может упасть, очки разобьются и поранят ему глаза.
– Я не думал… я хотел… простите, сэр.
– Не извиняйся, сынок. Настала моя очередь извиниться перед тобой. Будь так добр, последи за ним.
Полковник Ласло обозревал в бинокль залитый лунным светом скалистый склон у моста через Неретву. На южном берегу реки, на лугу, на опушке соснового бора и в самом бору, насколько мог видеть полковник, не было никакого движения, ни души. Ласло стало уже охватывать беспокойство от этой неестественной тишины, когда кто-то тронул его за плечо. Он повернулся и узнал майора Стефана, командира батальона на западном перевале.
– Добро пожаловать. Генерал предупредил меня о вашем прибытии. Ваш батальон с вами?
– То, что от него осталось. – Стефан печально улыбнулся. – Все, кто может передвигаться. И те, кто не может.
– Если Бог поможет, нам все и не понадобятся сегодня. Генерал говорил вам о некоем Меллори? – Майор Стефан кивнул, и Ласло продолжал: – Если его постигнет неудача… Если немцы перейдут сегодня ночью Неретву…
– Ну что ж, – Стефан пожал плечами, – мы все готовы умереть сегодня ночью.
– Да, чему быть, того не миновать, – согласился Ласло. Он поднял бинокль и вновь углубился в наблюдение за Неретвинским мостом.
Тем временем Меллори и шестеро его спутников весьма успешно справлялись со своими лошадьми. Даже Петар ни разу не упал. По правде говоря, этот склон не был таким крутым, как предыдущий, от плато Ивеничи до блокгауза, но Рейнольдс все же предполагал, что Меллори намеренно ограничивает скорость их передвижения. Возможно, размышлял Рейнольдс, Меллори оберегает слепого, который неотступно следовал за ним. Гитара Петара, крепко привязанная, висела через плечо, поводья он бросил и обеими руками Крепко вцепился в переднюю луку седла. Постепенно мысли Рейнольдса перенеслись к сцене в блокгаузе. Через некоторое время он пустил свою лошадь вперед и догнал Меллори.
– Сэр?
– В чем дело? – Меллори был явно недоволен.
– Одно слово, сэр. Очень срочно. Меллори поднял руку, и вся кавалькада остановилась.
– Покороче, – резко произнес он.
– Нойфельд и Дрошный, сэр… – Рейнольдс как будто засомневался, потом продолжил: – Вы считаете, они знают, куда мы направляемся?
– Какое это может иметь значение?
– Прошу вас.
– Да, знают. Если только они не последние кретины. А они не последние.
– Очень жаль, сэр, – констатировал Рейнольдс, – что вы их все-таки не прикончили напоследок.
– Ближе к делу, – нетерпеливо отрезал Меллори.
– Слушаюсь, сэр. Вы говорили, что сержант Баер освободил их раньше.
– Конечно. – Меллори начинал терять терпение. – Андреа видел, как они появились. Я уже все объяснил. Они – Нойфельд и Дрошный – должны были подняться на плато Ивеничи, чтобы удостовериться, что мы улетели.
– Я это понимаю, сэр. И вы знали, что Баер следит за нами. Как он попал в блокгауз?
Терпение Меллори лопнуло, и он выпалил с раздражением:
– Потому что я оставил оба ключа снаружи.
– Да, сэр. Вы ожидали его. Но сержант Баер не знал об этом и уж во всяком случае не думал найти там ключи.
– Господи, твоя власть, дубликаты! – Меллори с яростью вбил кулак одной руки в ладонь другой. – Глупец! Глупец! Конечно же, у него были свои ключи!
– А Дрошный может знать короткий путь до лагеря, – произнес Миллер задумчиво.
– Мало этого, – Меллори уже взял себя в руки, но видимое спокойствие не скрывало его внутреннего возбуждения, – Он может связаться по рации с Циммерманом и предупредить его, чтобы тот отвел танковые дивизии от Неретвы. Вы попали в точку, Рейнольдс. Спасибо, сынок. Как думаешь, Андреа, далеко отсюда до лагеря Нойфельда?
– Не больше мили, – бросил Андреа через плечо, так как, верный своей привычке «меньше слов – больше дела», был уже в пути.
Через десять минут они остановились на опушке леса, в двадцати ярдах от лагеря Нойфельда. В некоторых домах светились окна, из столовой доносилась музыка и несколько солдат-четников прогуливались по территории.
Рейнольдс прошептал Меллори:
– Как мы это сделаем, сэр?
– Мы ничего не будем делать. Действовать будет Андреа.
Гроувс тихо произнес:
– Андреа? Один? Он будет один? Меллори вздохнул:
– Объясните им, капрал Миллер.
– Да стоит ли? Впрочем, ладно. Дело вот в чем, – сказал Миллер добродушно. – У Андреа это просто хорошо получается.
– И у нас получится, – обиделся Рейнольдс. – Мы – морские пехотинцы. Нас специально обучали.
– И хорошо научили, не сомневаюсь, – согласился Миллер. – Еще пять-шесть лет тренировки, и половина из вас сможет попробовать с ним потягаться. Впрочем, я сильно сомневаюсь в вашем успехе. Скоро вы поймете – я не хочу вас обидеть, поймите меня правильно, сержанты: Андреа – волк, а вы пока – овцы, – Миллер помолчал и мрачно закончил: – Как и все те, кто сейчас находится в радиорубке.
– Как и все те… – Гроувс обернулся. – Андреа! Он исчез! Я не видел, как он ушел.
– Никто никогда этого не видит, – объявил Миллер. – И те несчастные тоже не увидят, как Андреа войдет. – Он посмотрел на Меллори. – Пора.
Меллори взглянул на светящиеся стрелки своих часов:
– 11.30. Уже пора.
Все замолчали, и стало совсем тихо. Только слышно было, как нетерпеливо перебирают ногами лошади, привязанные в лесу. Вдруг Гроувс изумленно вскрикнул: перед ними предстал Андреа. Меллори посмотрел на него и спросил:
– Сколько?
Андреа показал два пальца и медленно двинулся к лошадям. Остальные последовали за ним. Рейнольдс и Гроувс обменивались взглядами, которые яснее слов говорили, что по поводу Андреа они заблуждались не меньше, чем по поводу Меллори.
В тот самый момент, когда Меллори и его отряд привязывали своих лошадей в лесу, окружающем лагерь Нойфельда, бомбардировщик «Веллингтон» готовился к посадке на хорошо освещенное летное поле. То самое, на котором Меллори и его друзья впервые появились двадцать четыре часа назад в итальянском городе Термоли. «Веллингтон» мягко приземлился. Пока он бежал по взлетной полосе, параллельно с ним двигался армейский грузовик с радиостанцией. На левом переднем сиденье и на правом заднем устроились две уже знакомые фигуры: капитан Дженсен, бородатый пират, и генерал-лейтенант британской армии, с которым Дженсен провел много часов, измеряя шагами комнату Оперативного штаба в Термоли.
Самолет и грузовик остановились одновременно. Дженсен, демонстрируя удивительную ловкость для своих внушительных размеров, легко спрыгнул на землю и быстро пересек бетонную полосу. Он оказался у «Веллингтона» как раз, когда дверь открылась и первый пассажир, усатый майор, спрыгнул на землю.
Дженсен кивнул на бумаги, зажатые в руке майора, и без лишних предисловий спросил:
– Это мне?
Майор поначалу растерялся, обескураженный таким приемом, затем кивнул в ответ. Дженсен молча взял пакет, вернулся в «джип», на свое место, включил фонарик и принялся пристально изучать бумаги. Повернувшись в своем кресле, он обратился к радисту, сидящему рядом с генералом:
– Маршрут полета прежний. Цель та же. Передайте немедленно на базу.
Радист надел наушники.
В пятидесяти милях к юго-востоку в местечке Фоя строения и взлетные полосы базы тяжелых бомбардировщиков королевских ВВС вибрировали от гула работающих самолетных двигателей: на западном конце основной взлетной полосы выстроились несколько эскадрилий тяжелых бомбардировщиков «Ланкастер», ожидающих сигнала к взлету. Сигнал не заставил себя долго ждать. Неподалеку от взлетной полосы остановился «джип», похожий на тот, в котором сидел в Термоли Дженсен. На заднем сиденье радист в наушниках колдовал над рацией. Наконец, он оторвался от неё и отчеканил:
– Инструкции прежние. Немедленно. Немедленно. Немедленно.
– Инструкции прежние, – повторил капитан на переднем сиденье. – Немедленно. – Он достал деревянный ящик, вынул три ракетницы и выстрелил из каждой по очереди. Сверкающие вспышки – зеленая, красная и снова зеленая – прочертили в небе цветные дуги и растаяли у земли. Гром в конце взлетного поля усилился, и первый «Ланкастер» пришел в движение. Через несколько минут от земли оторвался последний и стал подниматься в черное враждебное небо Адриатики.
– Я абсолютно уверен, что они прекрасно знают свое дело, – доверительно сообщил Дженсен генералу, удобно устроившемуся на заднем сиденье, – Наши друзья из Фои уже в пути.
– Прекрасно знают свое дело… – повторил генерал. – Может быть. Не знаю. Зато я точно знаю, что эти проклятые немецкие и австрийские дивизии все ещё не покинули своих позиций на линии Густава. Час наступления на этой линии пробьет… – он посмотрел на часы, – ровно через тридцать часов.
– Времени достаточно, – уверенно заявил Дженсен.
– Хотелось бы и мне в это верить.
Дженсен бодро улыбнулся в ответ и повернулся в своем кресле. Как только он это сделал, улыбка сползла с его лица, а пальцы принялись выбивать нервную барабанную дробь по обтянутому кожей сиденью.
К тому времени, когда Дрошный и Нойфельд со своими людьми примчались на лошадях к лагерю, луна опять выползла из-за тучи. Пар, поднимавшийся от вздымающихся боков лошадей, сверкал мелкими блестками в лунном свете. Нойфельд соскочил с лошади и повернулся к сержанту Баеру.
– Сколько лошадей осталось в конюшнях?
– Двадцать или около этого.
– Быстро. Сколько людей, столько и лошадей. Седлайте!
Нойфельд махнул Дрошному, и они вместе побежали к радиорубке. Дверь, как ни странно, в эту холодную ночь была широко распахнута. Еще не добежав до двери, Нойфельд прокричал:
– Связь с Неретвинским мостом, немедленно. Сообщите генералу Циммерману…
У входа он остановился как вкопанный. Дрошный встал рядом. Второй раз за эту ночь лица обоих вытянулись от полученного потрясения. Всего одна лампа освещала комнату, но и этого было достаточно. Двое людей лежали на полу в причудливо изогнутых позах, один на другом. Оба были мертвы. Рядом с ними валялся вдрызг разломанный передатчик. Нойфельд долго смотрел на эту картину, не веря своим глазам, потом повернулся к Дрошному.
– Верзила, – тихо произнес он. – Это его работа.
– Точно, – согласился Дрошный и зловеще оскалился. – Помните, что вы мне обещали, гауптман Нойфельд? Верзила – мой.
– Вы получите его. Пошли. Мы ещё можем их догнать. Оба повернулись и побежали обратно. Сержант Баер и солдаты уже седлали лошадей.
– Только автоматы, – прокричал Нойфельд. – Никаких винтовок. Сегодня придется поработать. Да, сержант Баер!
– Слушаю, гауптман Нойфельд.
– Сообщите людям, что мы не будем брать пленных.
Лошадей группы Меллори почти не было видно от пара, поднимавшегося от их разгоряченных тел. Нетвердый шаг, который даже нельзя было назвать рысью, выдавал беспредельную усталость. Меллори взглянул на Андреа. Тот кивнул в ответ:
– Согласен. Пешком мы скорее доберемся.
– Наверное, я старею. – Меллори на минуту задумался. – Плохо соображаю сегодня.
– Не понимаю.
– Лошади. У Нойфельда и его людей будут свежие лошади из конюшен. Нам надо было убить их или хотя бы увести.
– Возраст тут ни при чем. Сказывается недосыпание. Мне это тоже не приходило в голову. Человек не в состоянии все предусмотреть.
Андреа остановил лошадь и хотел сойти, когда что-то привлекло его внимание на склоне, внизу. Он окликнул Меллори. Через минуту они подъехали к узкоколейке, столь типичной для центральной Югославии. Колея, которая представилась их взору, заросшая и достаточно ржавая на вид, все же ещё могла быть использована по назначению. Это была та самая колея, которая попалась им на глаза, когда они обследовали зеленые воды Неретвинского водохранилища по пути из лагеря майора Брозника. Но сейчас Меллори и Миллер одновременно заметили помимо самой колеи ещё небольшую запасную ветку, ведущую в сторону, а на ней небольшой паровозик. Этот старинный механизм был весь покрыт ржавчиной и, казалось, не трогался со своей стоянки с самого начала войны. По всей вероятности, так оно и было.
Меллори достал крупномасштабную карту и посветил на неё фонарем.
– Нет сомнений, это та самая колея, которую мы видели сегодня утром. Она идет вдоль Неретвы и миль через пять сворачивает к югу. – Он помолчал и задумчиво произнес: – Хотел бы я знать, можно ли сдвинуть эту штуку с места.
– Что? – Миллер посмотрел на него с ужасом. – Паровоз развалится на части, стоит лишь до него дотронуться. Он проржавел насквозь. Да ещё и дорога под уклон. – Миллер бросил тоскливый взгляд вниз со склона. – Какая, по-твоему, у нас будет скорость, когда мы налетим в конце пути на одну из этих чудовищных сосен?
– Лошади выдохлись, – мягко заметил Меллори, – а я хорошо знаю твою нелюбовь к пешим прогулкам. Миллер посмотрел на паровоз с отвращением:
– Ну, можно придумать что-нибудь другое.
– Тише! – Андреа напрягся и вытянул шею, – Они идут. Я слышу их шаги.
– Уберите подпорки из-под передних колес! – быстро сказал Миллер. Он побежал вперед и несколькими сильными и меткими ударами, которые привели в полную негодность носки его ботинок, выбил из-под колеса треугольный костыль, прикрепленный цепью к паровозу. Рейнольдс не менее энергично выбил второй.
Все вместе, даже Мария и Петар, изо всех сил толкали паровоз сзади. Ни с места. Они отчаянно пытались снова и снова. Тщетно! Колеса паровоза не сдвинулись ни на сантиметр. Тогда высказал свое предположение Гроувс:
– Сэр, на таком уклоне паровоз могли оставить на
тормозах.
– О, господи! – воскликнул Меллори с досадой. – Андреа, быстро. Отпусти тормозной рычаг. Андреа бросился к подножке:
Показался блокгауз. Когда они находились в двухстах ярдах от цели, Меллори предупреждающе поднял руку. Он спешился, привязал свою лошадь к стволу сосны и жестом пригласил остальных последовать его примеру.
Миллер пожаловался:
– Я устал от этой чертовой лошади, но ещё больше мне не хочется волочиться пешком по снегу. Почему бы нам до конца не доехать на лошадях?
– Потому что за блокгаузом конюшня, и лошади начнут беспокоиться и ржать, если почуят своих.
– Они и так могут заржать.
– Но там ещё и часовые на постах, – заметил Андреа. – Я не думаю, капрал Миллер, что мы должны быть настолько безрассудны, чтобы появиться перед ними верхом на лошадях.
– Часовые? Зачем? Кого им опасаться? Нойфельд и его компания должны быть уверены, что мы уже пол-Адриатики пролетели.
– Андреа прав, – сказал Меллори. – О Нойфельде можно говорить что угодно, но он первоклассный офицер и учитывает все. Там будет охрана, – Он поднял голову к ночному небу. Небольшая туча приближалась к лунному диску. – Видите?
– Вижу, – жалобно протянул Миллер.
– В нашем распоряжении тридцать секунд. Бежим к дальнему торцу блокгауза – там нет амбразур. И, когда мы будем там, сохрани вас господи, вымолвить хоть слово. Полная тишина. Если они что-нибудь услышат, если только заподозрят, что мы здесь, то забаррикадируют вход и используют Петара и Марию как заложников. Тогда придется ими пожертвовать.
– И вы бы на это пошли, сэр? – изумился Рейнольдс.
– И я бы на это пошел. Хотя с большей радостью дал бы отрубить себе правую руку, но я бы на это пошел. У меня нет выбора, сержант.
– Да, сэр. Я понимаю.
Луна скрылась за тучей. Пятеро людей вышли из укрытия и бросились вниз по склону, с трудом преодолевая густой снежный покров. Не доходя тридцати метров до блокгауза, они по сигналу Меллори замедлили шаг, чтобы не быть услышанными часовыми. Затем продолжили движение, осторожно ступая след в след. Наконец, они достигли нужного места. Луна все ещё была скрыта за тучей, и они остались незамеченными. Меллори не стал поздравлять ни себя, ни своих товарищей с успехом. Он быстро опустился на четвереньки и пополз за угол блокгауза, прижимаясь к стене. В пяти футах от угла располагалась первая амбразура. Меллори не пришлось закапываться глубже в снег – стены были так толсты, что он уже находился в мертвой зоне. Он старался производить как можно меньше шума. И небезуспешно. Ему удалось совершенно беззвучно миновать амбразуру. Остальные четверо тоже удачно справились с этой нелегкой задачей, несмотря на то, что в последний момент луна уже выползла из-за тучи.
Меллори добрался до входа. Он сделал знак Миллеру, Рейнольдсу и Гроувсу оставаться на своих местах, в то время как они с Андреа прильнули к двери.
И сразу же услышали голос Дрошного, угрожающий и полный ненависти.
– Предательница. Вот кто она такая. Расстрелять её. Немедленно!
– Зачем вы это сделали, Мария? – голос Нойфельда в противоположность Дрошного был спокойным и даже мягким.
– Зачем она это сделала? – прорычал Дрошный. – Из-за денег. Вот зачем. Что же еще?
– Почему? – Нойфельд продолжал мягко настаивать. – Разве капитан Меллори грозился убить вашего брата?
– Хуже. – Они должны были напрягаться, чтобы услышать тихий голос Марии. – Он хотел убить меня. Кто бы тогда ухаживал за моим слепым братом?
– Мы теряем время, – Дрошный был в нетерпении. – Разрешите мне их вывести в расход обоих.
– Нет. – Спокойный голос Нойфельда не допускал возражений. – Слепой мальчик, испуганная девочка. Вы же человек!
– Я четник!
– А я офицер вермахта.
Андреа прошептал на ухо Меллори:
– В любую минуту кто-нибудь может заметить наши следы на снегу.
Меллори кивнул и отступил в сторону. У него не было никаких иллюзий относительно реакции вооруженных до зубов людей, когда они с Андреа ворвутся в комнату. Поэтому он пустил вперед Андреа. Никто лучше его не справился бы с таким делом. И Андреа незамедлительно это доказал. Быстрый поворот дверной ручки, мгновенное движение правой ноги – и вот уже Андреа стоит в дверном проеме. Дверь ещё не до конца распахнулась, а в комнате уже звучало ровное стаккато «шмайссера» Андреа. Выглянув из-за его плеча, Меллори сквозь образовавшуюся дымовую завесу увидел, как с застывшим удивлением на лицах, скорчившись, падали на пол двое немецких солдат. Подняв свой автомат, Меллори вошел в комнату вслед за Андреа.
В «шмайссере» больше не было нужды. Остальные солдаты были безоружны. Дрошный и Нойфельд двигались. Они были совершенно потрясены происходящим и к тому же понимали бесполезность самоубийственного сопротивления.
Меллори обратился к Нойфельду:
– Вы только что купили себе жизнь. – Затем он повернулся к Марии, подождал, пока она и её брат выйдут из дома, и снова посмотрел на Дрошного и Нойфельда: – Ваше оружие.
Нойфельд, с трудом двигая губами, вымолвил:
– Во имя господа Бога…
Но Меллори не был расположен к беседе. Он поднял свой «шмайссер»:
– Ваше оружие.
Нойфельд и Дрошный, как во сне, отстегнули свои пистолеты и бросили на пол.
– Ключи. – Дрошный и Нойфельд смотрели на него молча и с полным непониманием. – Ключи, – повторил Меллори. – Немедленно! Или они уже не понадобятся.
На несколько секунд в комнате воцарилось полное молчание. Затем Нойфельд повернулся к Дрошному и кивнул. Тот хмуро, если только можно назвать хмурым лицо, перекошенное от изумления и ужаса, достал из кармана ключи. Миллер взял их, молча отпер одну из дверей, показал на неё автоматом и подождал, пока Дрошный, Нойфельд, Баер и другие солдаты войдут. Затем запер за ними дверь и положил ключи в карман. Андреа нажал спусковой крючок своего автомата, направленного на передатчик. Теперь уже вряд ли кто-то взялся бы его починить. Затем они вышли. Меллори запер дверь и далеко зашвырнул ключ, который сразу же утонул в снегу. Рядом с блокгаузом были привязаны лошади. Семь лошадей. Как раз то, что нужно. Меллори подбежал к амбразуре и крикнул:
– Наши лошади привязаны к соснам в двухстах ярдах отсюда. Не забудьте.
Рейнольдс посмотрел на него с удивлением.
– Вы думаете об этом, сэр? В такую минуту?
– Я должен думать обо всем в любое время. – Меллори повернулся к Петару, который неловко взбирался на лошадь, затем обратился к Марии: – Скажите ему, чтобы снял очки.
Мария посмотрела на него с удивлением, потом кивнула и что-то сказала своему брату. Он сначала не понял, потом послушно наклонил голову, снял темные очки и спрятал их в карман.
Рейнольдс изумленно посмотрел на Меллори:
– Я не понимаю, сэр.
Меллори пришпорил лошадь и обрезал: – А вам это и необязательно.
– Прошу прощения, сэр.
Меллори повернул свою лошадь и произнес устало:
– Уже почти одиннадцать часов, сыпок, а это слишком поздно, учитывая, что нам ещё надо успеть.
– Сэр, – Рейнольдсу явно понравилось то, что Меллори назвал его «сынок», – мне действительно необязательно это знать.
– Я ответил на ваш вопрос. Мы должны ехать так быстро, как только смогут наши лошади. Слепой не видит препятствий, не может хорошо сохранять равновесие и должным образом управлять лошадью. Короче, у слепого гораздо больше шансов выпасть из седла, чем у нас с вами. Достаточно того, что слепой слеп. Мы не можем подвергать его дополнительному риску. Он может упасть, очки разобьются и поранят ему глаза.
– Я не думал… я хотел… простите, сэр.
– Не извиняйся, сынок. Настала моя очередь извиниться перед тобой. Будь так добр, последи за ним.
Полковник Ласло обозревал в бинокль залитый лунным светом скалистый склон у моста через Неретву. На южном берегу реки, на лугу, на опушке соснового бора и в самом бору, насколько мог видеть полковник, не было никакого движения, ни души. Ласло стало уже охватывать беспокойство от этой неестественной тишины, когда кто-то тронул его за плечо. Он повернулся и узнал майора Стефана, командира батальона на западном перевале.
– Добро пожаловать. Генерал предупредил меня о вашем прибытии. Ваш батальон с вами?
– То, что от него осталось. – Стефан печально улыбнулся. – Все, кто может передвигаться. И те, кто не может.
– Если Бог поможет, нам все и не понадобятся сегодня. Генерал говорил вам о некоем Меллори? – Майор Стефан кивнул, и Ласло продолжал: – Если его постигнет неудача… Если немцы перейдут сегодня ночью Неретву…
– Ну что ж, – Стефан пожал плечами, – мы все готовы умереть сегодня ночью.
– Да, чему быть, того не миновать, – согласился Ласло. Он поднял бинокль и вновь углубился в наблюдение за Неретвинским мостом.
Тем временем Меллори и шестеро его спутников весьма успешно справлялись со своими лошадьми. Даже Петар ни разу не упал. По правде говоря, этот склон не был таким крутым, как предыдущий, от плато Ивеничи до блокгауза, но Рейнольдс все же предполагал, что Меллори намеренно ограничивает скорость их передвижения. Возможно, размышлял Рейнольдс, Меллори оберегает слепого, который неотступно следовал за ним. Гитара Петара, крепко привязанная, висела через плечо, поводья он бросил и обеими руками Крепко вцепился в переднюю луку седла. Постепенно мысли Рейнольдса перенеслись к сцене в блокгаузе. Через некоторое время он пустил свою лошадь вперед и догнал Меллори.
– Сэр?
– В чем дело? – Меллори был явно недоволен.
– Одно слово, сэр. Очень срочно. Меллори поднял руку, и вся кавалькада остановилась.
– Покороче, – резко произнес он.
– Нойфельд и Дрошный, сэр… – Рейнольдс как будто засомневался, потом продолжил: – Вы считаете, они знают, куда мы направляемся?
– Какое это может иметь значение?
– Прошу вас.
– Да, знают. Если только они не последние кретины. А они не последние.
– Очень жаль, сэр, – констатировал Рейнольдс, – что вы их все-таки не прикончили напоследок.
– Ближе к делу, – нетерпеливо отрезал Меллори.
– Слушаюсь, сэр. Вы говорили, что сержант Баер освободил их раньше.
– Конечно. – Меллори начинал терять терпение. – Андреа видел, как они появились. Я уже все объяснил. Они – Нойфельд и Дрошный – должны были подняться на плато Ивеничи, чтобы удостовериться, что мы улетели.
– Я это понимаю, сэр. И вы знали, что Баер следит за нами. Как он попал в блокгауз?
Терпение Меллори лопнуло, и он выпалил с раздражением:
– Потому что я оставил оба ключа снаружи.
– Да, сэр. Вы ожидали его. Но сержант Баер не знал об этом и уж во всяком случае не думал найти там ключи.
– Господи, твоя власть, дубликаты! – Меллори с яростью вбил кулак одной руки в ладонь другой. – Глупец! Глупец! Конечно же, у него были свои ключи!
– А Дрошный может знать короткий путь до лагеря, – произнес Миллер задумчиво.
– Мало этого, – Меллори уже взял себя в руки, но видимое спокойствие не скрывало его внутреннего возбуждения, – Он может связаться по рации с Циммерманом и предупредить его, чтобы тот отвел танковые дивизии от Неретвы. Вы попали в точку, Рейнольдс. Спасибо, сынок. Как думаешь, Андреа, далеко отсюда до лагеря Нойфельда?
– Не больше мили, – бросил Андреа через плечо, так как, верный своей привычке «меньше слов – больше дела», был уже в пути.
Через десять минут они остановились на опушке леса, в двадцати ярдах от лагеря Нойфельда. В некоторых домах светились окна, из столовой доносилась музыка и несколько солдат-четников прогуливались по территории.
Рейнольдс прошептал Меллори:
– Как мы это сделаем, сэр?
– Мы ничего не будем делать. Действовать будет Андреа.
Гроувс тихо произнес:
– Андреа? Один? Он будет один? Меллори вздохнул:
– Объясните им, капрал Миллер.
– Да стоит ли? Впрочем, ладно. Дело вот в чем, – сказал Миллер добродушно. – У Андреа это просто хорошо получается.
– И у нас получится, – обиделся Рейнольдс. – Мы – морские пехотинцы. Нас специально обучали.
– И хорошо научили, не сомневаюсь, – согласился Миллер. – Еще пять-шесть лет тренировки, и половина из вас сможет попробовать с ним потягаться. Впрочем, я сильно сомневаюсь в вашем успехе. Скоро вы поймете – я не хочу вас обидеть, поймите меня правильно, сержанты: Андреа – волк, а вы пока – овцы, – Миллер помолчал и мрачно закончил: – Как и все те, кто сейчас находится в радиорубке.
– Как и все те… – Гроувс обернулся. – Андреа! Он исчез! Я не видел, как он ушел.
– Никто никогда этого не видит, – объявил Миллер. – И те несчастные тоже не увидят, как Андреа войдет. – Он посмотрел на Меллори. – Пора.
Меллори взглянул на светящиеся стрелки своих часов:
– 11.30. Уже пора.
Все замолчали, и стало совсем тихо. Только слышно было, как нетерпеливо перебирают ногами лошади, привязанные в лесу. Вдруг Гроувс изумленно вскрикнул: перед ними предстал Андреа. Меллори посмотрел на него и спросил:
– Сколько?
Андреа показал два пальца и медленно двинулся к лошадям. Остальные последовали за ним. Рейнольдс и Гроувс обменивались взглядами, которые яснее слов говорили, что по поводу Андреа они заблуждались не меньше, чем по поводу Меллори.
В тот самый момент, когда Меллори и его отряд привязывали своих лошадей в лесу, окружающем лагерь Нойфельда, бомбардировщик «Веллингтон» готовился к посадке на хорошо освещенное летное поле. То самое, на котором Меллори и его друзья впервые появились двадцать четыре часа назад в итальянском городе Термоли. «Веллингтон» мягко приземлился. Пока он бежал по взлетной полосе, параллельно с ним двигался армейский грузовик с радиостанцией. На левом переднем сиденье и на правом заднем устроились две уже знакомые фигуры: капитан Дженсен, бородатый пират, и генерал-лейтенант британской армии, с которым Дженсен провел много часов, измеряя шагами комнату Оперативного штаба в Термоли.
Самолет и грузовик остановились одновременно. Дженсен, демонстрируя удивительную ловкость для своих внушительных размеров, легко спрыгнул на землю и быстро пересек бетонную полосу. Он оказался у «Веллингтона» как раз, когда дверь открылась и первый пассажир, усатый майор, спрыгнул на землю.
Дженсен кивнул на бумаги, зажатые в руке майора, и без лишних предисловий спросил:
– Это мне?
Майор поначалу растерялся, обескураженный таким приемом, затем кивнул в ответ. Дженсен молча взял пакет, вернулся в «джип», на свое место, включил фонарик и принялся пристально изучать бумаги. Повернувшись в своем кресле, он обратился к радисту, сидящему рядом с генералом:
– Маршрут полета прежний. Цель та же. Передайте немедленно на базу.
Радист надел наушники.
В пятидесяти милях к юго-востоку в местечке Фоя строения и взлетные полосы базы тяжелых бомбардировщиков королевских ВВС вибрировали от гула работающих самолетных двигателей: на западном конце основной взлетной полосы выстроились несколько эскадрилий тяжелых бомбардировщиков «Ланкастер», ожидающих сигнала к взлету. Сигнал не заставил себя долго ждать. Неподалеку от взлетной полосы остановился «джип», похожий на тот, в котором сидел в Термоли Дженсен. На заднем сиденье радист в наушниках колдовал над рацией. Наконец, он оторвался от неё и отчеканил:
– Инструкции прежние. Немедленно. Немедленно. Немедленно.
– Инструкции прежние, – повторил капитан на переднем сиденье. – Немедленно. – Он достал деревянный ящик, вынул три ракетницы и выстрелил из каждой по очереди. Сверкающие вспышки – зеленая, красная и снова зеленая – прочертили в небе цветные дуги и растаяли у земли. Гром в конце взлетного поля усилился, и первый «Ланкастер» пришел в движение. Через несколько минут от земли оторвался последний и стал подниматься в черное враждебное небо Адриатики.
– Я абсолютно уверен, что они прекрасно знают свое дело, – доверительно сообщил Дженсен генералу, удобно устроившемуся на заднем сиденье, – Наши друзья из Фои уже в пути.
– Прекрасно знают свое дело… – повторил генерал. – Может быть. Не знаю. Зато я точно знаю, что эти проклятые немецкие и австрийские дивизии все ещё не покинули своих позиций на линии Густава. Час наступления на этой линии пробьет… – он посмотрел на часы, – ровно через тридцать часов.
– Времени достаточно, – уверенно заявил Дженсен.
– Хотелось бы и мне в это верить.
Дженсен бодро улыбнулся в ответ и повернулся в своем кресле. Как только он это сделал, улыбка сползла с его лица, а пальцы принялись выбивать нервную барабанную дробь по обтянутому кожей сиденью.
К тому времени, когда Дрошный и Нойфельд со своими людьми примчались на лошадях к лагерю, луна опять выползла из-за тучи. Пар, поднимавшийся от вздымающихся боков лошадей, сверкал мелкими блестками в лунном свете. Нойфельд соскочил с лошади и повернулся к сержанту Баеру.
– Сколько лошадей осталось в конюшнях?
– Двадцать или около этого.
– Быстро. Сколько людей, столько и лошадей. Седлайте!
Нойфельд махнул Дрошному, и они вместе побежали к радиорубке. Дверь, как ни странно, в эту холодную ночь была широко распахнута. Еще не добежав до двери, Нойфельд прокричал:
– Связь с Неретвинским мостом, немедленно. Сообщите генералу Циммерману…
У входа он остановился как вкопанный. Дрошный встал рядом. Второй раз за эту ночь лица обоих вытянулись от полученного потрясения. Всего одна лампа освещала комнату, но и этого было достаточно. Двое людей лежали на полу в причудливо изогнутых позах, один на другом. Оба были мертвы. Рядом с ними валялся вдрызг разломанный передатчик. Нойфельд долго смотрел на эту картину, не веря своим глазам, потом повернулся к Дрошному.
– Верзила, – тихо произнес он. – Это его работа.
– Точно, – согласился Дрошный и зловеще оскалился. – Помните, что вы мне обещали, гауптман Нойфельд? Верзила – мой.
– Вы получите его. Пошли. Мы ещё можем их догнать. Оба повернулись и побежали обратно. Сержант Баер и солдаты уже седлали лошадей.
– Только автоматы, – прокричал Нойфельд. – Никаких винтовок. Сегодня придется поработать. Да, сержант Баер!
– Слушаю, гауптман Нойфельд.
– Сообщите людям, что мы не будем брать пленных.
Лошадей группы Меллори почти не было видно от пара, поднимавшегося от их разгоряченных тел. Нетвердый шаг, который даже нельзя было назвать рысью, выдавал беспредельную усталость. Меллори взглянул на Андреа. Тот кивнул в ответ:
– Согласен. Пешком мы скорее доберемся.
– Наверное, я старею. – Меллори на минуту задумался. – Плохо соображаю сегодня.
– Не понимаю.
– Лошади. У Нойфельда и его людей будут свежие лошади из конюшен. Нам надо было убить их или хотя бы увести.
– Возраст тут ни при чем. Сказывается недосыпание. Мне это тоже не приходило в голову. Человек не в состоянии все предусмотреть.
Андреа остановил лошадь и хотел сойти, когда что-то привлекло его внимание на склоне, внизу. Он окликнул Меллори. Через минуту они подъехали к узкоколейке, столь типичной для центральной Югославии. Колея, которая представилась их взору, заросшая и достаточно ржавая на вид, все же ещё могла быть использована по назначению. Это была та самая колея, которая попалась им на глаза, когда они обследовали зеленые воды Неретвинского водохранилища по пути из лагеря майора Брозника. Но сейчас Меллори и Миллер одновременно заметили помимо самой колеи ещё небольшую запасную ветку, ведущую в сторону, а на ней небольшой паровозик. Этот старинный механизм был весь покрыт ржавчиной и, казалось, не трогался со своей стоянки с самого начала войны. По всей вероятности, так оно и было.
Меллори достал крупномасштабную карту и посветил на неё фонарем.
– Нет сомнений, это та самая колея, которую мы видели сегодня утром. Она идет вдоль Неретвы и миль через пять сворачивает к югу. – Он помолчал и задумчиво произнес: – Хотел бы я знать, можно ли сдвинуть эту штуку с места.
– Что? – Миллер посмотрел на него с ужасом. – Паровоз развалится на части, стоит лишь до него дотронуться. Он проржавел насквозь. Да ещё и дорога под уклон. – Миллер бросил тоскливый взгляд вниз со склона. – Какая, по-твоему, у нас будет скорость, когда мы налетим в конце пути на одну из этих чудовищных сосен?
– Лошади выдохлись, – мягко заметил Меллори, – а я хорошо знаю твою нелюбовь к пешим прогулкам. Миллер посмотрел на паровоз с отвращением:
– Ну, можно придумать что-нибудь другое.
– Тише! – Андреа напрягся и вытянул шею, – Они идут. Я слышу их шаги.
– Уберите подпорки из-под передних колес! – быстро сказал Миллер. Он побежал вперед и несколькими сильными и меткими ударами, которые привели в полную негодность носки его ботинок, выбил из-под колеса треугольный костыль, прикрепленный цепью к паровозу. Рейнольдс не менее энергично выбил второй.
Все вместе, даже Мария и Петар, изо всех сил толкали паровоз сзади. Ни с места. Они отчаянно пытались снова и снова. Тщетно! Колеса паровоза не сдвинулись ни на сантиметр. Тогда высказал свое предположение Гроувс:
– Сэр, на таком уклоне паровоз могли оставить на
тормозах.
– О, господи! – воскликнул Меллори с досадой. – Андреа, быстро. Отпусти тормозной рычаг. Андреа бросился к подножке: