Выбранный им камешек был, конечно, гораздо меньше моего, но зато малыш быстрее докатил его до нужного места и перевалил его через край карниза. Я вытянул шею и посмотрел вниз, определяя степень успеха своего товарища. Камень Поганца со свистом пошел вниз, точно в темечко поднимавшегося по вертикальной стене чудовища, но, не долетев до цели метров трех, ударился о незаметный выступ стены, и его отбросило прочь. Впрочем, на землю он упал весьма точно, угодив в одного из суетливо бегавших под скалой цзиней. Рыжее тело словно бы переломилось пополам и осталось неподвижно лежать, вдавленное гранитным обломком в сухую глину.
   Однако долго рассматривать результаты Поганцевого «бомбометания» мне было некогда. Упершись как следует в свой обломок гранита, я подкатил его к намеченному месту и снова взглянул вниз. Великан Чи медленно поднимался по скале на своих шести руках, а его толстые ноги прочно подпирали огромное тело. Видимо, он отлично знал, как использовать свои копыта для лазания по скалам. Он и в самом деле походил на огромного, страшного, беспощадного паука, медленно, но неостановимо подбирающегося к своей обреченной жертве.
   Я едва не столкнул приготовленный камень, но вовремя вспомнил о едва заметном выступе как раз над головой ползущего вверх великана. А Поганец снова пританцовывал справа от меня и орал во все горло:
   — Давай, учитель, толкай-наваливай! Тресни по макушке этого козлоногого таракана, чтоб у него позвоночник из задницы выскочил!! Дай оборотням возможность полакомиться великаниной!!!
   Я внимательно следил за осторожным продвижением брата Чи, стараясь не отвлекаться на провоцирующие вопли Поганца Сю. И тут слева от меня прогудел бас Фун Ку-цзы:
   — Пора!…
   «Если сейчас еще и Гварда подтявкнет этим двоим, я точно познакомлю их с русской ненормативной лексикой!» — зло подумал я, удерживая рвущееся наружу желание немедленно сбросить приготовленный каменный снаряд.
   — Пора!! — еще настойчивее повторил старик, и его рука легла на гранитный обломок рядом с моей.
   — Нет!!! — рявкнул я, не оборачиваясь. — Толкать будем, когда я скажу!!!
   И старик замер, только пальцы его руки, упертые в шершавую поверхность глыбы, побелели от напряжения.
   А Чи продолжал подниматься. Вот одна из его правых рук выметнулась вверх, уже выше от следа, оставленного на гранитной стене сброшенным Поганцем камнем, и огромная, похожая на совковую лопату ладонь принялась быстро шарить, нащупывая подходящую трещину. Вот эта ладонь зацепилась кончиками пальцев, напоминающих скрученную в кольцо краковскую колбасу, за едва приметный выступ, и слева коротким броском поднялась другая рука, а след на стене, за которым я напряженно наблюдал, чуть прикрылся приподнявшейся огромной головой, отсвечивающей голым красно-медным затылком. Пальцы левой руки нашарили достаточный упор, и справа взметнулась вторая рука, а голова приподнялась еще на пару десятков сантиметров…
   До конца пути монстру-скалолазу оставалось не больше восьми метров!
   «Ну, если мы сейчас промажем, значит, нет в этом Мире никакого… Желтого Владыки, а Правды нет вообще нигде!» — лихорадочно подумал я и выдохнул:
   — Давай!!!
   Мы вчетвером разом навалились на камень, он неожиданно легко перевалился за край карниза и с каким-то утробным «ухом-м-м-м» пошел вниз.
   Я мгновенно оказался на четвереньках, так что моя голова высунулась за обрез карниза, и мне во всех деталях был виден быстро удаляющийся камешек. Сначала он полностью закрывал происходящее внизу, затем он уменьшился настолько, что стали видны мечущиеся на земле рыжие цзины. Камень падал впритирку к скале, и я молил все высшие существа во всех существующих мирах, чтобы на этой каменной стене не оказалось еще каких-нибудь выступов! Но вот с обеих сторон от уменьшающегося в размерах камешка появились две… нет, три огромные ручищи, вцепившиеся в вертикаль скалы мертвой хваткой, и на секунду я испугался, что наш снаряд попросту расколется о ту медную броню, из которой был выкован череп братца Чи.
   Но испуг мой был мгновенен. Почти сразу же я услышал тупой звук мощного удара, необоримая сила оторвала руки монстра от скалы, и они, нежно обняв рухнувший на их хозяина каменище, стали стремительно удаляться по направлению к нашей Матери-Земле!
   Через секунду в разные стороны от предполагаемого места приземления брата Чи пырскнули рыжие искры цзинов, затем раздался звук второго тупого удара, и вот тут камень все-таки раскололся. Два обломка лениво откатились в разные стороны, открыв нашим глазам лежащего навзничь великана. Раскинулся он в спокойной, я бы даже сказал, умиротворенной позе, широко раскинув все свои шесть рук и пару копыт. Голова его была цела, хотя все четыре глаза были закрыты. Было полное впечатление, что чудовище совсем и не сражено жестоким ударом тяжеленной каменюки по темечку, а просто прилегло отдохнуть в нежных лучах восходящего солнца.
   Цзины, разбежавшиеся было в разные стороны, начали потихоньку подтягиваться к туше своего поверженного предводителя, и первым около «тела» оказался тот самый советчик, который подсказал Чи, как до нас добраться. С явным трепетом он наклонился над своим шефом и заглянул ему в лицо. И тут же до нас донесся вопрос, заданный растерянным осипшим басом:
   — Это чего такое было?…
   — Это, господин, тебя по голове трахнули! — бодро, громко и четко доложил оборотень и тут же выпрямился, делая два шага назад.
   — Кто?… — последовал новый недоуменный вопрос, но голос прозвучал уже более уверенно.
   — Те, которые наверху засели! — также бодро, громко и четко отрапортовал оборотень.
   — Чем?… — все с тем же удивлением поинтересовался великан Чи.
    Камешком!… — доложил цзин гораздо более «интимным» голосом. — Вот он валяется, тут и тут…
   Великан скосил правую пару глаз направо, левую — налево и убедился, что камни действительно валяются на указанных цзинем местах.
   Тем временем поближе к все еще неподвижно лежащему Чи подтянулись рыжие оборотни, коротко о чем-то перетявкиваясь, и, как оказалось, сделали они это напрасно. Видимо, до шестирукого чудовища дошла наконец суть случившегося, и ему стало обидно. В мгновение ока Чи оказался на ногах и, схватив четырех ближайших цзиней за самые разные части их лисьих тел, швырнул их по очереди в сторону нашего карниза с душераздирающим ревом:
   — Поймать их немедленно, связать и поставить передо мной!!!
   Эта безумная выходка взбесившегося великана была настолько неожиданна, что я смог только в растерянности и бездействии наблюдать за попыткой высадки цзинского десанта на нашей территории. Но, к счастью, до места приземления долетело всего двое цзиней, и встретил их беспощадный чань-бо моего учителя. Старик двумя мощными взмахами смел рыжих «десантников» с нашей площадки, так что через секунду все четверо смирно лежали под копытами продолжавшего буйствовать великана.
   А тот, втаптывая обломки нашего снаряда в землю, ревел на всю округу:
   — Я сорву с них их кожу и натяну ее на свой боевой барабан!!! Я вырву их сердца, печенки, желудки, мозги и сожру сырыми!!! Я вытяну из их трепещущих тел жилы и сделаю себе курчун, чтобы наигрывать гибельные пляски!!! Я сожгу остатки их плоти, а пепел использую для примочек к ранам!!!
   Тут он замолчал, видимо, набирая в легкие новую порцию воздуха для ругательств, и в этот момент рядом со мной раздался издевательский визг Поганца:
   — Точно! Примочки тебе понадобятся! Особенно голове!… Смотри, она ж совсем продавлена!
   Двумя верхними руками Чи принялся быстро ощупывать свою голову, а Поганец звонко и злорадно расхохотался.
   Тут у монстра кончились слова, и из его луженой глотки полился тоскливый, безнадежный вой:
   — А-а-а-а-а-а-а-а-а!!!
   В следующее мгновение он развернулся и бросился бежать в сторону того самого холма, с которого спустился несколько минут назад.
   Разбежавшиеся цзины снова собрались под нашим карнизом, но теперь они держались подальше от стены, опасаясь, видимо, возможного камнепада.
   Мы с Фун Ку-цзы отошли от края карниза, и старик снова уселся, опершись спиной о каменную стену. Синсин опять улегся около старого учителя, и только Поганец никак не хотел успокоиться. Он кидался маленькими камнями, плевался, орал всевозможные оскорбления, но цзины обосновались вне пределов досягаемости и не реагировали на его провокации. Довольно быстро напряжение, в котором мы находились, и азарт драки, охвативший нас, спали. Даже Поганец наконец умолк, покинул свой пост на краю карниза и присоединился к Фун Ку-цзы с Гвардой. На ногах оставался я один, меня заинтересовала гора довольно странного вида, сильно отличавшаяся от остальных каменных великанов, украшавших Западную пустыню. Гора эта располагалась далеко, почти у самого горизонта, и имела три вершины. Мне вдруг показалось, что на самой высокой из них, имевшей к тому же странный зеленоватый оттенок, примостилось… некое строение!
   Чем дольше я разглядывал эту гору, тем больше убеждался, что моя догадка верна. Я даже начал читать заклинание «Дальнего Зрения», чтобы в деталях рассмотреть эту постройку, но вдруг понял, что такие простые прежде слова стали какими-то корявыми… тяжелыми… непроизносимыми. И снова я ощутил тяжесть своего магического кокона, тупую, безумную силу, с которой окружающий магический фон давил на него!
   Задохнувшись, я замолчал и прикрыл глаза, пытаясь прийти в себя. Давление несколько уменьшилось, словно доказав мне невозможность применения магии, окружающее пространство успокоилось…
   Солнце между тем поднялось довольно высоко и уже сильно пригревало. Я открыл глаза и взглянул на своих спутников. Фун Ку-цзы сидел неподвижно, чуть прикрыв глаза и о чем-то размышляя. Гварда лежал рядом со стариком и, казалось, дремал. Поганец… Поганец снова копался в своем драгоценном мешке.
   Сделав пару шагов, я опустился на камень рядом с учителем и негромко спросил:
   — Как ты оцениваешь наше положение, учитель?…
   Старик молчал, а у синсина дернулось левое ухо. Казалось, мой вопрос повис без ответа, однако спустя несколько секунд Кун Фу-цзы проговорил:
   — Наше положение довольно сложное…
   — В смысле… безнадежное… — поправил я старика, но тот со мной не согласился:
   — Я вижу несколько моментов, которые не позволяют мне охарактеризовать наше положение как безнадежное.
   — У нас есть пища!… — поддержал мудреца Поганец и тут же сам себя поправил: — Но пищи у нас мало!…
   Фун Ку-цзы бросил в сторону Поганца быстрый взгляд улыбнулся и покачал головой:
   — Нет, я думал о другом… — И совершенно неожиданно он сменил тему разговора: — Например, о том, что у меня наконец-то появилась возможность заняться со своим учеником постижением древней мудрости. А то как-то даже неудобно получается — ученик у меня есть, а чему он в моем обществе учится?!
   Мой учитель снова покачал головой, на этот раз укоризненно.
   — То есть ты, почтенный, считаешь, что нас загнали на голую скалу именно для того, чтобы ты мог дать своему ученику несколько уроков в спокойной обстановке?! — возмущенно проверещал Поганец.
   — Постигать древнюю мудрость достойно в любой обстановке! — неожиданно протявкал открывший глаза Гварда.
   Поганец раскрыл от удивления рот и уставился на синсина. Тот с полным достоинством выдержал этот недоуменно-укоризненный взгляд и добавил:
   — Или вы не согласны с этим, господин… ученик?…
   Этот вопрос вывел Поганца из состояния изумления. Он оставил в покое свой мешок, подбежал к краю карниза, заглянул вниз, посмотрел на нас и воскликнул:
   — Господа учителя, учителя-ученики и просто ученики, мне казалось, что наша первостепенная задача — убраться с этой скалы и добраться до Желтого Владыки, но вас, как оказалось, гораздо больше занимает древняя мудрость!!! Вам не кажется, что…
   Договорить ему не дал Фун Ку-цзы:
   — Нет, не кажется! Я точно знаю, что в данный момент мы не можем покинуть эту скалу! Или у тебя есть возможность сделать нас невидимыми, когда мы начнем спускаться вниз?!
   Поганец энергично похлопал глазами, но не нашел достойного ответа на заданный вопрос. Немного подождав, Фун Ку-цзы договорил:
   — Так почему же мы должны биться над неразрешимой пока проблемой, вместо того чтобы посвятить это время мудрости?
   Поганец Сю оглядел нас троих огорченным и в то же время каким-то жалостливым взглядом, махнул рукой и вздохнул:
   — Посвящайте ваше время чему хотите!…
   После этого он отошел к краю карниза, уселся и принялся смотреть вдаль.
   А на нашем карнизе тем временем становилось очень жарко. Солнце прошло половину своего пути до зенита, и сейчас его лучи ложились прямо на площадку сверкающим, обжигающим потоком. Камень постепенно нагревался, а тени на нашей площадке не было совершенно. Я поднял голову и прикинул, сколько времени должно пройти, пока солнечный диск не уйдет за вершину нашей скалы. Выходило, что нам предстояло выдержать еще не менее трех часов палящего зноя. Теперь, пожалуй, я понимал, почему почва, по которой мы путешествовали все сегодняшнее утро, была такой иссушенной.
   «Пустыня!!!» — гррько подумал я и, чтобы хоть немного отвлечься от сей неприятной мысли, спросил у Фун Ку-цзы:
   — Учитель, прежде чем начать постигать основы древней мудрости, не скажешь ли ты мне, что за странная гора видна отсюда?… Вон там, почти на горизонте…
   Старик приложил ладонь козырьком ко лбу и взглянул в указанном направлении, Гварда тоже поднял голову и лениво поинтересовался, что это мы разглядываем… А в следующее мгновение он был на ногах и, вытянувшись в струнку, вглядывался в заинтересовавшую меня гору. Целую минуту длилось молчание, а затем Фун Ку-цзы удивленно пробормотал:
   — Значит, черепаха Ао ползет на восток!…
   — Как ты это определил?… — удивился в свою очередь я.
   — Помнишь, вчера утром я тебе говорил, что рассчитываю Добраться до горы Фанчжан за два-три дня?
   Я утвердительно кивнул.
   — Так вот, ты видишь треглавую Фанчжан перед собой. Если бы не догнавшие нас цзины, мы вполне могли добраться до нее сегодня к вечеру. Значит, черепаха Ао приблизилась к обитаемой части Поднебесной!
   — Получается, это учитель Сор Кин-ир виноват в том, что наш поход не удался?… — неожиданно подал свой голосок Поганец, который, оказывается, внимательно прислушивался к нашей беседе.
   — Это еще почему?… — возмутился я.
   — Ну как же, если бы ты не влез в деревенский колодец, в деревню не наехал бы цзинский дозор, и мы успели бы доехать до резиденции Желтого Владыки!
   — Да нет, — повернулся в его сторону Фун Ку-цзы. — Если бы некий маленький Поганец не влез бы в деревню, цзинский дозор нас не обнаружил бы!
   — Да нет, — в тон старику высказался я. — Нам по-всякому пришлось бы проехать через деревню и мимо деревенского колодца, и это немедленно стало бы известно Великолепному Цзя. Так что, если бы я «не влез в деревенский колодец», погоня появилась бы гораздо быстрее!
   — Почему?! — в один голос удивились Фун Ку-цзы и Поганец. Даже синсин на мгновение отвлекся от созерцания далекой горы Фанчжан и посмотрел на меня.
   — Потому что в этом колодце обреталась рыба-черепаха Беюй, потому-то вода в нем и испортилась. А служила эта рыба-черепаха Цзя Шуну. Очищая колодец, я ее… это… уничтожил. С ней долго пытались связаться, но она не отвечала, вот Чи и был послан посмотреть, что произошло. А если бы она осталась жива, сообщение о нашем проехавшем мимо отряде Великолепный Цзя получил бы немедленно!
   Мои спутники замолчали, обдумывая услышанное, а Гварда снова уперся взглядом в недоступную для нас гору, на вершине которой, судя по всему, виднелась резиденция Желтого Владыки.
   А жара между тем становилась просто непереносимой. Площадка, на которой мы обосновались, превратилась в раскаленную сковороду, камень под нами пылал жаром и даже, как мне показалось, чуть потрескивал от напряжения. Становилось трудно дышать, воздух, поднимавшийся вверх переливчатыми струями, был невыносимо сух и жарок, так что легкие, казалось, вбирали в себя раскаленный песок!
   Гварда снова улегся рядом со старым учителем, прикрыл глаза и положил голову с открытой пастью на вытянутые лапы. По его густой черной шкуре часто пробегали короткие судороги, а дыхание сделалось частым и неровным. Поганец вернулся к своему мешку, раскрыл его, насколько минут сидел неподвижно, глядя внутрь мешка, а затем принялся выкладывать из него запасы, приговаривая:
   — Это все и на жаре не испортится… А голова у меня одна… Опустошив мешок, он… повязал им свою мохнатую голову и уселся рядом с Гвардой, тоскливо поглядывая на небо.
   И только Фун Ку-цзы спокойно сидел на своем месте, словно его не трогали ни жгучие лучи солнца, ни раскаленный камень скалы.
   Я с некоторым усилием поднялся на ноги и подошел к краю карниза. Над всем пространством Западной пустыни не было ни облачка. Внизу, у подножия нашей скалы, всего две рыжие шкуры плавились в казавшемся осязаемым солнечном свете. Остальные оборотни попрятались в коротких, светлых, словно бы рассеянных, тенях окружающих скалу каменных столбов.
   Хотелось пить!
   Прикрыв глаза, я сосредоточился на своем магическом коконе. Он был все таким же плотным и объемным и все так же охвачен стальными тисками окружающего магического фона. Я попытался отщипнуть от него хоть кроху Силы, чтобы превратить ее в ветер или воду, но почти сразу же отказался от этой попытки. Моего Дара явно не хватало, чтобы превозмочь стороннее давление.
   Открыв глаза, я еще раз оглядел горизонт, чуть задержав взгляд на возвышавшейся вдалеке трехглавой Фанчжан, а затем вернулся на свое место рядом с Фун Ку-цзы.
   Едва я присел рядом с ним, как он тихо произнес:
   — Ну что, волшебство не получается?…
   Я отрицательно покачал головой.
   — Тогда начнем наш урок… — тем же, едва слышным голосом проговорил он. — Предыдущий разговор мы закончили на том, как Желтый Владыка выбрал для своего народа лучшую область этого Мира и назвал ее Поднебесной. Затем он разделил Поднебесную на восемь провинций и поставил властвовать над ними правителей. И каждый из избранных Желтым Владыкой к правлению оказался достойным! Они свято блюли верность Желтому Владыке, хранили обычаи, освященные им, и чтили установленные им законы. Но сменились поколения, и некоторые из наследников правителей провинций утратили качества своих отцов. Некоторые, такие, как нечестивое семейство Чи, подняли против Желтого Владыки бунт…
   Тихий, монотонный голос Фун Ку-цзы глухо звучал в расплавленном зноем воздухе, как жужжание усталой мухи, безнадежно бьющейся в оконное стекло. Он навевал дрему и в то же время не давал заснуть, шурша и перекатываясь в моей голове, словно высохшее перекати-поле по выжженному песку пустыни. Постепенно я перестал понимать смысл его рассказа, и монотонный шепот скользил мимо моего сознания… И внутри моего расплавившегося, испарившегося, иссохшего мозга радужными миражами возникали призрачные видения ручьев и рек, озер и прудов, водопадов и гейзеров… болот с их черной стоячей холодной водой… Водой!… Водой!!
   Я не знаю, сколько времени я грезил под монотонную речь моего учителя, но вдруг моих ушей очередным пустынным шорохом коснулось… «самоцвет»! Это буквосочетание, пока еще лишенное для меня смысла, стало словно бы кодовым словом для зомбированного человека. Все мое существо неожиданно встрепенулось, и сознание вырвалось из опутывающих его грез о воде. С усилием разлепив глаза, я посмотрел вокруг. Солнце заползло за вершину укрывшей нас скалы, и нашу каменную площадку накрыло серой призрачной тенью, совершенно не принесшей прохлады. Свирепое светило, казалось, решило расплавить гранит скалы, чтобы пепел, в который мы скоро превратимся, растворился в вязком размягченном камне.
   Фун Ку-цзы по-прежнему сидел по-турецки, только теперь его прямая спина не касалась каменной стенки. Глаза его были закрыты, а с едва заметно шевелившихся губ слетал тихий шепот… Гварда лежал рядом со стариком, и только слабое, хриплое дыхание показывало, что он еще жив. Чуть дальше расположился Поганец с замотанной мешком головой. Его глаза тоже были закрыты, а длинные руки почему-то беспокойно шарили по голому камню площадки, словно пытались нащупать некую только что выроненную вещь.
   Я перевел взгляд на старика и заставил себя прислушаться к его словам.
   — Сначала Дань была невелика, а самоцветов в Поднебесной было много, так что самому простому бедняку было под силу выплатить эту Дань. Но шли годы, и драгоценные камни становились редкостью. Теперь их извлекали из земли, роя глубокие штольни, уходили за ними в далекие горы и даже в земли варваров…
   Я покатал во рту шершавый, как наждак, язык, проверяя, слушается ли он меня еще, а затем едва слышно прохрипел:
   — Учитель, повтори еще раз о… самоцветах!…
   Мой шепот был похож на шарканье старой подошвы по мокрому асфальту, однако старик меня услышал. Его голоссекунду смолк, а потом снова зазвучал все с той же безразличной интонацией:
   — Тогда Желтый Владыка обложил свой народ одной-единственной Данью — каждый житель Поднебесной должен был раз в год преподнести своему владыке один драгоценный камень… Один самоцвет! Величина, качество, а значит, и красота преподносимого камня зависели от положения данника Поднебесной. На сбор Дани отпускалась одна неделя, и горе было тому, кто не мог вовремя внести положенную Дань — он становился рабом. Его господином становился любой заплативший за должника Дань. Если же вносимая Дань не соответствовала статусу человека, он терял свое положение, опускаясь по социальной лестнице. И ни таланты, ни заслуги — ничто не могло спасти его от этой участи. Его место занимал другой. Сначала Дань была невелика, а самоцветов в Поднебесной было много, так что самому простому бедняку было под силу выплатить эту Дань…
   Я понял, что старик закончил «повторение пройденного», и снова перебил его:
   — А если человек имел камень для внесения Дани, но… по объективным обстоятельствам не мог попасть к месту ее сбора?!
   И снова мой слабый шепот был услышан. И снова Фун Ку-цзы на минуту умолк, а затем… открыл глаза и уперся в меня сухим… пыльным взором. Казалось, он не сразу понял, кого видит перед собой, но спустя несколько мгновений к нему пришло понимание, и его истончившиеся губы разошлись в улыбке.
   — Ты задаешь интересные вопросы, ученик… Значит, ты меня слушаешь! — прохрипел он. — И ты получишь ответ…
   Он снова немного помолчал, то ли переводя дух, то ли собираясь с мыслями и силами.
   — Подданный Желтого Владыки мог находиться где угодно, даже за пределами Поднебесной, он мог быть прикован к постели тяжелой болезнью или томиться в плену. Но если он мог внести положенную Дань, ему надо было только высказать вслух это желание, только сказать: «Я желаю внести Дань моему повелителю Желтому Владыке». И в то же мгновение к нему являлся Мэнь-Шэнь, дух-хранитель врат, ему-то и передавалась положенная Дань!
   — Но, как я понял, этот способ выплаты Дани не слишком широко распространен?… — чуть насмешливо прошептал я, а в моей голове зародилась какая-то еще не совсем понятная мне самому мысль.
   — Да, ты прав, ученик, — снова едва заметно улыбнулся Фун Ку-цзы. — Просто люди боятся Мэнь-Шэней, боятся этих посланцев Желтого Владыки. Слишком часто они являлись к жителям Поднебесной с убийственной миссией, с карой!
   — Учитель, — я наконец поймал свою ускользающую мысль, — а ты заплатил Дань этого года?…
   На секунду мне показалось, что Фун Ку-цзы немного растерялся, но уже в следующую секунду с его губ слетел тихий ответ:
   — Благородный Тянь Ши, уезжая со своей дочерью в Цуду, обещал заплатить Желтому Владыке Дань за меня.
   И снова в моей голове возникло некое ощущение ценной мысли, вот только опять я никак не мог сформулировать ее для себя. А Фун Ку-цзы, не дождавшись от меня новых вопросов, продолжил свой «урок»:
   — Все сильнее разгоралась в Поднебесной борьба за владение копями и россыпями. Постепенно все известные месторождения драгоценных камней оказались в руках правителей провинций и Великих магов Поднебесной. Они могли выплачивать Дань не только за себя, но и за своих детей, своих ученых, своих мастеров, за всех тех, кто был им нужен или… дорог…
   И снова его голос превращался для моих ушей в некий шорох, лишенный смысла. Только теперь причиной этого была не жара, хотя она продолжала царствовать в Мире. Теперь все мое существо сосредоточилось на неясно блеснувшем подобии мысли, которую мне необходимо было понять, сформулировать, осмыслить… Но в моей бедной, спаленной до пепла голове уже не было необходимого серого вещества! Мне просто нечем было думать!! Я начал… плавиться!!! Сначала меня удивило то, что мое тело не теряет имеющуюся в нем жидкость, не ссыхается, а само начинает превращаться в вязкую, лениво булькающую, вяло текущую субстанцию, напоминающую чуть подогретую патоку. Потом я вдруг решил, что мне все равно, и принялся отстранено, со спокойным интересом наблюдать, как мое тело медленно теряет свою форму, оплывает горячим воском, распластывается на камне карниза бесформенной бугристой лужицей. Я продолжал видеть окружающий мир, хотя уже не имел глаз, чувствовать под собой раскаленный шершавый камень, хотя у меня уже не было нервов…