Страница:
В этот момент рядом со мной появилась мысль, что если сейчас раскалившееся пространство вдруг остынет, то я так и останусь плоской, чуть бугристой лужицей, лишенной головы, рук, ног, глаз… И я… расхохотался! Захлебываясь, давясь безудержным и… безмолвным хохотом, я представлял, как эта лужица пытается думать… есть… говорить… двигаться… И каждое такое «представление» вызывало новый оглушающий приступ хохота. Он снова и снова обрушивался на меня, сотрясая мое лишенное формы аморфное тело!…
И вдруг, именно в это мгновение исступленного хохота, раскаленный зной пропал! Словно между нашим убежищем и пылающим солнцем некто могущественный поставил глухой, непроницаемый экран.
Мой смех мгновенно прекратился, я открыл глаза и огляделся. Вокруг ничего не изменилось, мы все так же оставались на крошечном скальном карнизе, мои друзья сидели и лежали под каменной стеной, вот только… солнце опустилось за горизонт. Раскаленный воздух еще струился над выжженной пустыней, но вокруг уже чувствовалось некое освежающее дуновение. Словно на смену устремившемуся вверх перегретому выдоху Жары откуда-то издалека, из северных, заснеженных стран, а может быть, с покрытых снегом горных вершин наплывает морозное, искристое дыхание Холода.
Тут я вспомнил о наших преследователях. Со слабым стоном я повалился на бок, неуклюже перекатился на живот и, встав на четвереньки, пополз в сторону обрыва. Через несколько нескончаемо долгих секунд перед моими глазами открылось подножие нашей скалы. Ни одной рыжей шкуры не было видно!
«Они были внизу, и они… сгорели!…» — шевельнулась в моей голове странная, ленивая мысль. И словно в ответ на нее из-за стоявшего невдалеке столба выползло оранжевое пятно.
«Нет… не сгорели…» — без всякого огорчения подумал я и тряхнул головой, пытаясь отогнать туман, вдруг заклубившийся перед моими глазами.
Оранжевое пятно превратилось в здоровенную рыжую лисицу. Она медленно, приволакивая заплетающиеся лапы, подошла к основанию нашей скалы и, задрав вверх морду, сначала трижды коротко, отрывисто пролаяла, а затем… завыла. Вой ее был долог и тосклив, словно цзин потерял самое дорогое в жизни. На это жутковато звучавшее завывание начали стягиваться другие оборотни, и скоро у подножия скалы собрались все два десятка. Они молча обсели скалу и, казалось, наслаждались завыванием своего товарища.
Впрочем, после того как все цзины сошлись, завывание продолжалось недолго. Первый оборотень замолчал, а еще через секунду его тело начало трансформацию. Спустя пару минут внизу, в окружении сидящих лисиц, стоял одетый в странно яркие лохмотья человек. Оглядев своих приятелей, он задрал вверх лицо, и я вдруг подумал, что сейчас снова услышу вой!… Но он закричал:
— Эй, на скале, вы еще живы?! Спускайтесь вниз!…
Помолчав, словно бы в ожидании ответа, и не дождавшись его, он снова принялся кричать:
— Мы знаем — у вас там нет воды, еще один такой день точно прикончит вас! А мы не собираемся вас убивать, мы просто отведем вас к своему повелителю!… Наш повелитель милостив, он вас… простит!…
— За что?… — неожиданно для самого себя крикнул я. Мне показалось, что оборотень растерялся, услышав мой голос. Быстро оглядев окружавших его цзиней, он снова задрал голову и, запнувшись, переспросил:
— Что… «за что»?…
— За что он нас простит?… — уточнил я.
— Ну… как же… — еще больше растерялся оборотень. — Вы же убили его Беюй, прошли в Западную пустыню, обидели его брата…
— Да ты сначала скажи, кто он есть, твой повелитель?! — раздался рядом со мной тонкий голос Поганца.
Я повернулся на этот голосок и увидел своего ученика, стоящего рядом со мной на четвереньках и свесившего голову вниз. Перехватив мой взгляд, он добавил хрипловатым шепотом:
— Хочу удостовериться, что мы не ошибаемся в своих предположениях…
— Наш повелитель, — с пафосом заорал снизу оборотень, — Великий маг Поднебесной…
И в этот момент его прервал короткий, словно бы предупреждающий тявк одного из рыжих дзиней. Оборотень мгновенно замолчал, а затем заговорил совсем по-другому:
— И нечего задавать ненужные вопросы!… Главное, что наш повелитель могуществен и справедлив!!!
Мы с Поганцем понимающе переглянулись — в Поднебесной остался один-единственный Великий маг. И тут позади нас раздался низкий, чуть охрипший голос Фун Ку-цзы:
— Ученики, перестаньте понапрасну тратить силы. Цзины лживы и коварны, переговоры с ними ни к чему не приведут, а нам предстоит провести на этой скале неизвестно сколько времени. Так что возвращайтесь-ка сюда и постарайтесь… заснуть!
Мы с Поганцем отползли от края карниза и снова уселись рядом со стариком и Гвардой. Синсин лежал на прежнем месте, закрыв глаза, и дышал коротко и часто.
— Кстати, о сохранении сил… — хрипло пропищал Поганец, — не закусить ли нам немного, пока спала жара?…
Он потянулся к горке продуктов, выложенных на камень, и, вытащив кусок вяленого мяса, протянул его Фун Ку-цзы. Второй такой же кусочек он положил перед носом синсина. Тот на мгновение перестал дышать, потом глубоко втянул запах и, не открывая глаз, принялся аккуратно жевать мясо.
Я тоже получил ломоть мяса, а сам Поганец развязал небольшой мешочек с соргой, пробормотав себе под нос:
— Мне, пожалуй, лучше чего-нибудь пресненького…
Мои друзья жевали «сухой паек», а я с сомнением разглядывал выданный мне кусок. Моя жажда была столь велика, что казалось невозможным положить в рот еще и жесткое, подсоленное мясо. Тем не менее я, пересилив себя, зубами оторвал от этого куска небольшую часть и принялся медленно жевать. Мне было странно чувствовать, как мой рот наполняется неизвестно откуда взявшейся слюной и мой голод пробуждается…
Я съел все и почувствовал себя гораздо лучше. Нет, моя жажда не уменьшилась, но сил явно прибавилось, да и казавшееся обожженным тело стало вдруг послушным и перестало «гореть».
И вообще, царившая так недавно жара как-то очень быстро забывалась, потому что на нашей площадке стремительно… холодало! Я вдруг заметил, что каждый из нас старается плотнее прижаться к нагретому солнцем и сохраняющему пока еще это тепло камню. Воздух вокруг оставался совершенно неподвижным, а мне между тем казалось, что по карнизу гуляет жгучий морозный ветерок! К тому же стремительно темнело. С того момента как солнце опустилось за горизонт, не прошло еще и получаса, а небо из голубовато-белесого превратилось в индиговое, и на нем проклюнулись яркие звезды.
— Ну что ж, — неожиданно проговорил Фун Ку-цзы набравшим привычную силу голосом. — Продолжим наш урок! — Тут он на секунду смолк и неожиданно добавил: — Занятия помогли нам преодолеть жару, они же помогут нам выдержать грядущий холод!
Синсин поднял голову, приоткрыл глаза и кротко поинтересовался:
— А что, будет еще холоднее?…
После непродолжительных раздумий старик ответил:
— Я думаю, да…
Гварда вздохнул и снова улегся, а учитель начал свою очередную лекцию:
— Итак, ученики, поговорим о… Человеке!
«Похоже, старикан записал Поганца к себе в ученики!…» — с некоторой вполне понятной ревностью подумал я.
— Что же такое — Человек? Отличается ли он от всех других живых созданий, и если отличается, то чем?… — продолжал между тем Фун Ку-цзы. — Древние мудрецы считали Человека сердцем мироздания, посредником между Высоким Небом и Землей, самым одухотворенным из всех живущих существ. Человека не отделяли от всего прочего животного мира, но ставили его на высшую ступень иерархической лестницы этого мира. Но с другой стороны, считалось, что Человек, будучи рожденным Небом, имел право пользоваться всеми вещами и повелевать всеми тварями…
Негромкая, монотонная речь старика довольно скоро снова превратилась для меня в некое стороннее, немного назойливое бормотание, не задевавшее, впрочем, мое сознание. Тем более холод становился все более жестоким, и условия восприятия стариковой «мудрости» стали очень далеки от комфортных. И тут мне подумалось, что практически голый Поганец может запросто замерзнуть насмерть! На мне поверх моей земной «джинсы» был надет еще и довольно плотный халат, Фун Ку-цзы под своей обширной хламидой тоже имел кое-какую одежку, Гварда, облитый плотным мехом и привыкший к высокогорью, не должен был слишком уж страдать от холода, а вот Поганец!…
Я поднялся на ноги и, медленно обойдя продолжавшего бормотать старика и притулившегося к его боку синсина, опустился на одно колено около малыша. Тот лежал на камне, кое-как обмотав тело мешком и поджав под себя ноги. Глаза его были закрыты, на сомкнутые ресницы опустился иней, а длинные худые руки, обхватившие костлявые плечи, явственно подрагивали. Несколько секунд я разглядывал это маленькое беззащитное тельце, а потом решительно потянул с плеч халат.
Когда я укутал Поганца своим халатом и поднялся на ноги, он вдруг открыл глаза. Посмотрев на меня снизу вверх мутным скользящим взглядом, малыш вдруг довольно громко прохрипел:
— Товар, покинувший свою родину, становится дорог. Человек, покинувший свою родину, становится дешев…
После этого он снова закрыл глаза и замер.
Я вернулся на свое место и, усевшись, попытался задремать.
Эту ночь я буду помнить всю свою жизнь, хотя рассказать о ней невозможно. Опустившийся на Западную пустыню холод пронизывал насквозь все, что здесь находилось. В одно из мгновений я вспомнил, что в моей дорогой заснеженной России замерзающие в пургу люди чувствовали тепло, так вот здесь не было никакого тепла, даже воображаемого, даже внушенного! Если бы этой ночью мне удалось на нашем каменном карнизе развести костер, я уверен, что и пляшущий огонь излучал бы… мороз! Когда я закрывал глаза, рядом со мной назойливо и непрерывно звучало бормотание старого мудреца. Я не понимал смысла его речей, я не разбирал ни одного его слова, но это неостановимое бормотание мешало мне задремать, толкало, шевелило мои бессвязные, но назойливые мысли. Открыв глаза, я каждый раз видел черное небо, усыпанное ледяными блестками звезд. Мне сразу же начинало казаться, что это пристальные, немигающие глаза Снежной королевы следят за нами… ждут, когда мы окончательно замерзнем… когда им можно будет спуститься к нам и разбить наши заледеневшие тела на тысячи кусочков… Я снова закрывал глаза, и снова бормотание старика не давало мне покоя, не позволяло мне отринуть, убить свои мысли, требовавшие, чтобы я их додумал…
Но вот в очередной раз, с трудом разлепив свои смерзающиеся веки, я вдруг увидел, что небо посерело, а блистающие льдистые глаза, следившие за нами, пропали!… Вокруг было тихо, Фун Ку-цзы молчал, и когда он закончил свою лекцию, я совершенно не помнил. Но ведь и ночь закончилась!
Со стоном перевалив свое онемевшее тело набок, я попробовал подняться на ноги, но сделать это мне удалось далеко не сразу. Когда же я утвердился на дрожащих, сведенных судорогой ногах и попробовал оглядеться, первым, что бросилось мне в глаза, была каменная стена, нависшая над нашим карнизом. Она быстро серела от выступавшего на ее поверхности инея!!
Я качнулся к стене и прижал к ней свои ладони. Камень был… мокрым!!!
И тут меня ударила изнутри ЖАЖДА!!! Мне казалось, что мои внутренности потрескались так же, как глинистая почва этой проклятой богами Западной пустыни! Что губы мои совершенно забыли вкус простой прохладной воды!! Что, если сейчас подует ветерок, он просто сметет мое тело с этого крошечного карниза щепотью сухого праха!!!
Прижмурившись, я осторожно лизнул заиндевелую каменную стену, и на моем языке растеклась ледяная влага.
И тут мой рассудок словно проснулся. Оттолкнувшись от стены, я присел рядом с Фун Ку-цзы и осторожно тронул его за плечо. Он тут же открыл свои узкие внимательные глаза и вопросительно взглянул на меня.
— Вода!… — выдохнул я ему в лицо.
Старик встрепенулся и, протянув руку, потрепал по загривку синсина:
— Вставай, дружок!
Гварда поднял морду и уставился на Фун Ку-цзы, а я в это время уже расталкивал Поганца. Но тот не открывал глаз, даже когда я прокричал… или прохрипел… ему на ухо:
— Вставай, Сю, вода!…
Его тело было легким, холодным и каким-то… одеревеневшим.
Быстро усевшись рядом и положив Поганца к себе на колени, я принялся со всей энергией, на какую еще был способен, растирать его тело, используя грубую материю халата как терку. Маленькая голова Поганца болталась из стороны в сторону, словно у тряпичной куклы, но сам он по-прежнему не подавал признаков жизни. Через секунду рядом со мной оказался Гварда, который принялся облизывать неподвижное личико Поганца длинным шершавым языком, а еще через несколько секунд у маленького безжизненного тела присел и Фун Ку-цзы. В его руке чуть подрагивала чашка, в которой плескался глоток прозрачной влаги.
Каким образом ему удалось собрать воду, я не знаю!
Я придержал голову Поганца, старик осторожно смочил его губы… и они немедленно зачмокали. Вслед за этим открылись его глаза, и малыш, увидев наши склоненные над ним лица, сипло поинтересовался:
— Случилось чудо?… Над нами пролился дождь?…
— Пролился, пролился… — деловито пробормотал Фун Ку-цзы и снова наклонил чашку над губами Поганца. — И постарайся не болтать, когда вода попадет тебе в рот!…
Короткая, тоненькая струйка исчезла между губ малыша, и почти сразу же поднялась его рука, и он приподнял край чашки.
— А сами-то вы пили?…
— Пили, пили… — успокоил его старик и вдруг со значением посмотрел мне в лицо, словно намекая, насколько для маленького эгоиста несвойствен последний вопрос.
— Пили… — поддакнул синсин и скосил глаза в сторону, словно вспоминая, когда же это он последний раз пил.
Но Поганец им не поверил. Вывернувшись из-под чашки и из моих рук, он с неожиданным проворством отполз чуть в сторону и попытался встать на ноги. Это ему не удалось, тогда он сел, прислонившись спиной к стене, повернулся к нам и улыбнулся:
— Потеплело… А я уж думал, что стужа пришла навсегда.
Я вздрогнул и огляделся.
Ночь окончательно покинула пределы Западной пустыни, а вместе с ней отступил и царивший здесь холод. Правда, я еще чувствовал его внутри своего тела, но это была, так сказать, память подсознания! Солнце пока не взошло, но до его появления оставалось не более часа.
«Значит, у нас есть относительно спокойная пара часов, а потом нас снова начнут поджаривать!…» — обреченно подумал я. Мне было понятно, что еще одного дня, проведенного на этом карнизе, мы не выдержим. Даже у моего учителя не хватит сил читать свои лекции! Надо было срочно что-то делать, но вот что?!
Я сделал шаг к обрыву и заглянул вниз. Цзины уже мельтешили внизу, хотя я не мог рассмотреть, чем это они там занимались. Сверху их действия казалась суетливыми и бессмысленными. Затем мой взор как-то сам собой обратился в сторону трехглавой Фанчжан, и мне вдруг показалось, что гора еще немного приблизилась к нашей скале. Я долго смотрел в сторону резиденции Желтого Владыки, словно мой взгляд мог еще приблизить, притянуть ее к нам, и тут рядом со мной раздался негромкий голос учителя:
— На-ка вот попей…
Чуть скосив глаза, я увидел, что Фун Ку-цзы протягивает мне знакомую чашку, на дне которой поблескивает вода.
— А сами-то вы пили?… — повторил я вопрос Поганца, и старик улыбнулся мне в ответ.
— Все, что удалось соскрести со стены, мы разделили поровну… Ну почти поровну, — поправился он.
Я осторожно принял чашку в свои вдруг задрожавшие ладони и приник к ее краю.
Если вы думаете, что я выдул все одним махом, то вы глубоко заблуждаетесь! Я опытный спортсмен и знаю, как подобает утолять жажду. Плескавшийся на дне чашки глоток я вытягивал крошечными каплями не меньше минуты, а удовольствия получил на… час. Однако когда вода была выпита, а дно чашки высушено моим дыханием, мне в голову пришла совершенно безумная мысль: «Это была еще не жажда!… Посмотрим, что ты скажешь о жажде часа через… четыре».
— Ну что ж, — раздался неожиданный писк восставшего из пепла… или, правильнее будет сказать, восставшего изо льда, Поганца, — мы попили, теперь можно и… поесть!
Я одновременно с Фун Ку-цзы повернулся в сторону неунывающего малыша и увидел, что тот копается в горке продуктов. Выбрав некий кусочек, он подержал его в ладонях, словно прикидывая пищевую ценность харча, и затем со словами: «Вот копчено-мороженое мясо…» — протянул его Гварде. Синсин обнюхал предложенный кусок и принялся сосредоточенно жевать.
— Ну а вы чего стоите как чужие! — укоризненно посмотрел на нас Поганец. — Или глоток воды утолил ваш… голод?
И он протянул нам по небольшому, еще не до конца оттаявшему кусочку, как оказалось, рыбы.
Завтракали мы не торопясь, больше занятые размышлениями. Размышляли, как мне показалось, мы все четверо об одном — как нам смотаться со своей скалы. Но никто из нас ничего путного не придумал, поскольку никаких дельных предложений не поступило. А когда завтрак подходил к концу, все тот же Поганец неожиданно звонко заверещал, указывая пальцем вперед:
— Вы гляньте, кто к нам пожаловал!… Пойду повеселюсь.
С трудом поднявшись на ноги, он заковылял к краю карниза, а я, проследив за направлением его пальца, увидел, что с холма в нашу сторону бодро шагает… брат Чи. Шестирукий великан был еще метрах в ста от нашей скалы, когда нетерпеливый Поганец принялся визгливо орать:
— Ну что, таракань копытная, залудил башку?! Дай посмотреть заплатку!! Это хорошо, что калган твой пустой и медный, во-первых, если пробьют, ничего не вытечет, ничего не потеряешь, а во-вторых, любой «лужу, паяю, кастрюли починяю» залатать может!! А в крайнем случае прореху и цзиневой шкурой прикрыть можно — рыжее на рыжем незаметно будет!!!
Чи подошел ближе и, задрав голову, проревел:
— Вы еще живы?!
— А что нам сделается! — звонко ответил Поганец. — Вот сидим, природой наслаждаемся, копченым мясцом балуемся, водичкой ключевой! Вина вот только нет, захватить не догадались!!!
Пятиметровый монстр оглушительно рыкнул и повернулся к выстроившимся перед ним цзиням.
— Откуда у них мясо и вода?! — проревел он, и мне показалось, что оборотни прямо сейчас, не сходя с места, из рыжих превратятся в седых. — Кто допустил, чтобы им доставили воду и еду?!!
Один из цзиней поднял вверх лисью морду и пролаял:
— Господин, нет у них ни еды, ни тем более воды!… Врет коротыш волосатый!…
— Кто врет?! — немедленно заверещал Поганец. — Сам ты брехло бесхребетное!! На, смотри!…
Он метнулся к нашей кучке продуктов и через секунду потрясал кулаками с зажатыми в них мешочком сорги и куском вяленой рыбы.
— И такой закуски у нас сколько хочешь!!
Братец Чи бросил быстрый взгляд в сторону наглого малыша и снова повернулся к своим подчиненным.
— Ну!… — зарычал он. — Сами видите, что харч у них есть!… — Тут он бросил еще один взгляд в сторону торжествующего Поганца и взревел с новой силой: — Да у этого маломерного нахала еще и халат появился!!! Вчера у него халата не было!!! Отвечайте, кто проспал свою стражу?!!
— Ха!!! Проспали стражу!! — продолжал вбивать клинья в стройные ряды наших противников Поганец. — Если бы одну только стражу!! Они ж нам всю ночь спать не давали!!
Услышав этот вопль, великан снова посмотрел на нахального малыша, задумчиво скосил глаза и после небольшого раздумья вдруг довольно пророкотал:
— Да?… Это хорошо!…
— Чего ж хорошего, — немедленно заверещал Поганец. — От их храпа наша скала прям вся тряслась!!!
Монстр рывком повернулся к своим клевретам и утробно рыкнул:
— Задушу каждого третьего вот этими самыми руками!!!
И он протянул вперед все свои шесть ручищ. Рыжий строй разом качнулся назад, видимо, никто из цзиней не хотел.стать этим самым «третьим».
В этот момент я случайно наткнулся взглядом на холм, высившийся на востоке. Из-за него медленно всходило солнце.
— Побереги силы, ученик, — повернулся я к Поганцу. — Парилка начинается, скоро нам не до криков будет…
Но Поганец, неожиданно зло взглянув на меня, оскалился в нехорошей усмешке:
— Ты бы, учитель, лучше придумал, как нам какую-никакую подмогу вызвать! А я перед концом хочу всласть повеселиться!!!
Эта злая фраза обреченного на скорую смерть существа неожиданно ошеломила меня совершенно новой постановкой вопроса.
«Не самим отсюда смотаться!… Не обмануть цзиней и как-то вырваться из их кольца!! А… вызвать… подмогу сюда!!!» — заметалось в моей голове. Я почему-то не думал, кого можно вызвать нам на подмогу… Тяжелым набатным гулом в моей голове гудело: «Вызвать… сюда!!! Вызвать… сюда!!! ВЫЗВАТЬ СЮДА!!!»
В этот момент я знал только одно существо, которое можно было вызвать сюда, и хотя вряд ли оно согласилось бы нам помогать, но… почему не попробовать!
Я бросился к сидевшему у каменной стены Фун Ку-цзы и, упав перед ним на колени, заорал:
— Кричи, что ты готов заплатить Дань Желтому Владыке!!!
И старик, и лежавший рядом синсин подняли на меня глаза, и в них заметалось растерянное непонимание. Но я не позволил им задавать свои вопросы, я снова с еще большей силой заорал:
— Давай кричи!!! Из нас четверых только ты можешь вызвать Мэнь-Шэня!!!
Старик, словно подброшенный моим воплем, вскочил на ноги и, ничего не спрашивая, громко произнес:
— Я, учитель Фун Ку-цзы, хочу исполнить свой гражданский долг и внести положенную Дань Желтому Владыке!…
А затем, мгновенно повернувшись в мою сторону, он прошептал:
— Но у меня нет ни одного камня!… Подлые цзины все выгребли!…
Ответить ему я не успел, потому что именно в этот момент прямо в воздухе за обрезом нашего карниза появилась могучая фигура в широченных зеленовато-золотых шароварах, короткой куртке с высоким стоячим воротником, цветных сафьяновых туфлях, с луком, притороченным к поясу, и здоровенным да-дао в руках. Мэнь-Шэнь оглядел нашу потрясенную компанию своими неподвижными, словно нарисованными глазами и спросил глухим басом:
— От кого я должен принять Дань Желтому Владыке?
Как ни странно, этот уже слышанный мной голос немедленно привел меня в чувство. Я сделал шаг вперед и, стараясь не обращать внимание на неестественное положение огромной грузной фигуры, висящей в воздухе наподобие чудовищного воздушного шарика, проговорил:
— Мой учитель, почтенный Фун Ку-цзы, считает необходимым внести положенную Дань, а я, его ученик, маг Сор Кин-ир, готов помочь ему в этом.
Мэнь-Шэнь всем телом повернулся в мою сторону и долгую минуту разглядывал меня своими неподвижными глазами. Потом, пробормотав себе под нос: «Маг?… Хм!… Ну-ну…» — он снова развернулся к Фун Ку-цзы и пророкотал:
— Я, Мэнь-Шэнь на службе Желтого Владыки, готов принять от тебя положенную Дань… Хотя… — И, мгновение помолчав, он закончил: — Твое желание весьма странно.
— Это чем же оно странно? — немедленно поинтересовался я.
Мэнь-Шэнь ответил, не поворачиваясь в мою сторону:
— Обычно люди, находящиеся на краю жизни, не вносят положенную Дань, предпочитая оставить ее своим наследникам. Они понимают, что с мертвых спросить не может даже Желтый Владыка. А учитель Фун Ку-цзы поступает по-другому…
— Значит, ты считаешь, что учитель, а значит, и все мы находимся на краю… жизни? — насмешливо переспросил я.
Этот мой вопрос заставил-таки Мэнь-Шэня повернуться ко мне.
— А разве я не прав? — ответил он вопросом на вопрос. — Если до вас не доберутся ваши враги, вас в течение двух-трех часов прикончит жара. Вы же уже знаете, какая здесь днем стоит жара?… Так что вы, безусловно, стоите на краю жизни.
— А мне кажется, что если наши враги все еще не добрались до нас, то вряд ли они смогут это сделать и в дальнейшем!… — с еще более явной насмешкой возразил я. — Ну а что касается жары, то…
Я замолчал, прикрыл глаза и осторожно прощупал свой магический кокон. Он был на месте, все такой же плотный и обширный. Однако стоило мне обратиться к накопленной магической Силе, как я немедленно ощутил усиливающееся давление окружающего фона. Мой кокон снова стиснул невидимый гнет, мешая мне использовать свое Искусство! И все-таки я попытался отделить хотя бы небольшую часть Силы. У меня просто не было другого выхода!!
Кокон не поддавался… Я полностью отключился от окружающего мира и удвоил свои усилия. Я боролся с неподатливой субстанцией кокона, я ее резал незримыми лезвиями своего Дара, рвал зубами и ногтями, кромсал воображаемыми крючьями, пока наконец не ощутил между своих протянутых вперед ладоней крошечный, невообразимо горячий осколок Силы, готовый слушаться МЕНЯ!
И я немедленно произнес давно приготовленное заклинание!!
Сначала ничего не произошло, а затем на мое лицо, на мои закрытые веки, на яркие лучистые круги, плававшие перед моими глазами, набежала прохладная тень и… повеяло едва заметным ветерком!
Я открыл глаза и увидел сияющий солнечный диск, поднимающийся над горизонтом. Сверху, больше чем наполовину, этот диск закрывала странно плоская, словно вырезанная из жести, туча.
А еще меня поразила гробовая тишина, воцарившаяся вокруг!
Молчали мои спутники, молчал замерший в воздухе рядом с нашей каменной полкой Мэнь-Шэнь, молчали собравшиеся внизу цзины и их предводитель Чи. И все они не отрывали глаз от этой самой тучи.
И вдруг, именно в это мгновение исступленного хохота, раскаленный зной пропал! Словно между нашим убежищем и пылающим солнцем некто могущественный поставил глухой, непроницаемый экран.
Мой смех мгновенно прекратился, я открыл глаза и огляделся. Вокруг ничего не изменилось, мы все так же оставались на крошечном скальном карнизе, мои друзья сидели и лежали под каменной стеной, вот только… солнце опустилось за горизонт. Раскаленный воздух еще струился над выжженной пустыней, но вокруг уже чувствовалось некое освежающее дуновение. Словно на смену устремившемуся вверх перегретому выдоху Жары откуда-то издалека, из северных, заснеженных стран, а может быть, с покрытых снегом горных вершин наплывает морозное, искристое дыхание Холода.
Тут я вспомнил о наших преследователях. Со слабым стоном я повалился на бок, неуклюже перекатился на живот и, встав на четвереньки, пополз в сторону обрыва. Через несколько нескончаемо долгих секунд перед моими глазами открылось подножие нашей скалы. Ни одной рыжей шкуры не было видно!
«Они были внизу, и они… сгорели!…» — шевельнулась в моей голове странная, ленивая мысль. И словно в ответ на нее из-за стоявшего невдалеке столба выползло оранжевое пятно.
«Нет… не сгорели…» — без всякого огорчения подумал я и тряхнул головой, пытаясь отогнать туман, вдруг заклубившийся перед моими глазами.
Оранжевое пятно превратилось в здоровенную рыжую лисицу. Она медленно, приволакивая заплетающиеся лапы, подошла к основанию нашей скалы и, задрав вверх морду, сначала трижды коротко, отрывисто пролаяла, а затем… завыла. Вой ее был долог и тосклив, словно цзин потерял самое дорогое в жизни. На это жутковато звучавшее завывание начали стягиваться другие оборотни, и скоро у подножия скалы собрались все два десятка. Они молча обсели скалу и, казалось, наслаждались завыванием своего товарища.
Впрочем, после того как все цзины сошлись, завывание продолжалось недолго. Первый оборотень замолчал, а еще через секунду его тело начало трансформацию. Спустя пару минут внизу, в окружении сидящих лисиц, стоял одетый в странно яркие лохмотья человек. Оглядев своих приятелей, он задрал вверх лицо, и я вдруг подумал, что сейчас снова услышу вой!… Но он закричал:
— Эй, на скале, вы еще живы?! Спускайтесь вниз!…
Помолчав, словно бы в ожидании ответа, и не дождавшись его, он снова принялся кричать:
— Мы знаем — у вас там нет воды, еще один такой день точно прикончит вас! А мы не собираемся вас убивать, мы просто отведем вас к своему повелителю!… Наш повелитель милостив, он вас… простит!…
— За что?… — неожиданно для самого себя крикнул я. Мне показалось, что оборотень растерялся, услышав мой голос. Быстро оглядев окружавших его цзиней, он снова задрал голову и, запнувшись, переспросил:
— Что… «за что»?…
— За что он нас простит?… — уточнил я.
— Ну… как же… — еще больше растерялся оборотень. — Вы же убили его Беюй, прошли в Западную пустыню, обидели его брата…
— Да ты сначала скажи, кто он есть, твой повелитель?! — раздался рядом со мной тонкий голос Поганца.
Я повернулся на этот голосок и увидел своего ученика, стоящего рядом со мной на четвереньках и свесившего голову вниз. Перехватив мой взгляд, он добавил хрипловатым шепотом:
— Хочу удостовериться, что мы не ошибаемся в своих предположениях…
— Наш повелитель, — с пафосом заорал снизу оборотень, — Великий маг Поднебесной…
И в этот момент его прервал короткий, словно бы предупреждающий тявк одного из рыжих дзиней. Оборотень мгновенно замолчал, а затем заговорил совсем по-другому:
— И нечего задавать ненужные вопросы!… Главное, что наш повелитель могуществен и справедлив!!!
Мы с Поганцем понимающе переглянулись — в Поднебесной остался один-единственный Великий маг. И тут позади нас раздался низкий, чуть охрипший голос Фун Ку-цзы:
— Ученики, перестаньте понапрасну тратить силы. Цзины лживы и коварны, переговоры с ними ни к чему не приведут, а нам предстоит провести на этой скале неизвестно сколько времени. Так что возвращайтесь-ка сюда и постарайтесь… заснуть!
Мы с Поганцем отползли от края карниза и снова уселись рядом со стариком и Гвардой. Синсин лежал на прежнем месте, закрыв глаза, и дышал коротко и часто.
— Кстати, о сохранении сил… — хрипло пропищал Поганец, — не закусить ли нам немного, пока спала жара?…
Он потянулся к горке продуктов, выложенных на камень, и, вытащив кусок вяленого мяса, протянул его Фун Ку-цзы. Второй такой же кусочек он положил перед носом синсина. Тот на мгновение перестал дышать, потом глубоко втянул запах и, не открывая глаз, принялся аккуратно жевать мясо.
Я тоже получил ломоть мяса, а сам Поганец развязал небольшой мешочек с соргой, пробормотав себе под нос:
— Мне, пожалуй, лучше чего-нибудь пресненького…
Мои друзья жевали «сухой паек», а я с сомнением разглядывал выданный мне кусок. Моя жажда была столь велика, что казалось невозможным положить в рот еще и жесткое, подсоленное мясо. Тем не менее я, пересилив себя, зубами оторвал от этого куска небольшую часть и принялся медленно жевать. Мне было странно чувствовать, как мой рот наполняется неизвестно откуда взявшейся слюной и мой голод пробуждается…
Я съел все и почувствовал себя гораздо лучше. Нет, моя жажда не уменьшилась, но сил явно прибавилось, да и казавшееся обожженным тело стало вдруг послушным и перестало «гореть».
И вообще, царившая так недавно жара как-то очень быстро забывалась, потому что на нашей площадке стремительно… холодало! Я вдруг заметил, что каждый из нас старается плотнее прижаться к нагретому солнцем и сохраняющему пока еще это тепло камню. Воздух вокруг оставался совершенно неподвижным, а мне между тем казалось, что по карнизу гуляет жгучий морозный ветерок! К тому же стремительно темнело. С того момента как солнце опустилось за горизонт, не прошло еще и получаса, а небо из голубовато-белесого превратилось в индиговое, и на нем проклюнулись яркие звезды.
— Ну что ж, — неожиданно проговорил Фун Ку-цзы набравшим привычную силу голосом. — Продолжим наш урок! — Тут он на секунду смолк и неожиданно добавил: — Занятия помогли нам преодолеть жару, они же помогут нам выдержать грядущий холод!
Синсин поднял голову, приоткрыл глаза и кротко поинтересовался:
— А что, будет еще холоднее?…
После непродолжительных раздумий старик ответил:
— Я думаю, да…
Гварда вздохнул и снова улегся, а учитель начал свою очередную лекцию:
— Итак, ученики, поговорим о… Человеке!
«Похоже, старикан записал Поганца к себе в ученики!…» — с некоторой вполне понятной ревностью подумал я.
— Что же такое — Человек? Отличается ли он от всех других живых созданий, и если отличается, то чем?… — продолжал между тем Фун Ку-цзы. — Древние мудрецы считали Человека сердцем мироздания, посредником между Высоким Небом и Землей, самым одухотворенным из всех живущих существ. Человека не отделяли от всего прочего животного мира, но ставили его на высшую ступень иерархической лестницы этого мира. Но с другой стороны, считалось, что Человек, будучи рожденным Небом, имел право пользоваться всеми вещами и повелевать всеми тварями…
Негромкая, монотонная речь старика довольно скоро снова превратилась для меня в некое стороннее, немного назойливое бормотание, не задевавшее, впрочем, мое сознание. Тем более холод становился все более жестоким, и условия восприятия стариковой «мудрости» стали очень далеки от комфортных. И тут мне подумалось, что практически голый Поганец может запросто замерзнуть насмерть! На мне поверх моей земной «джинсы» был надет еще и довольно плотный халат, Фун Ку-цзы под своей обширной хламидой тоже имел кое-какую одежку, Гварда, облитый плотным мехом и привыкший к высокогорью, не должен был слишком уж страдать от холода, а вот Поганец!…
Я поднялся на ноги и, медленно обойдя продолжавшего бормотать старика и притулившегося к его боку синсина, опустился на одно колено около малыша. Тот лежал на камне, кое-как обмотав тело мешком и поджав под себя ноги. Глаза его были закрыты, на сомкнутые ресницы опустился иней, а длинные худые руки, обхватившие костлявые плечи, явственно подрагивали. Несколько секунд я разглядывал это маленькое беззащитное тельце, а потом решительно потянул с плеч халат.
Когда я укутал Поганца своим халатом и поднялся на ноги, он вдруг открыл глаза. Посмотрев на меня снизу вверх мутным скользящим взглядом, малыш вдруг довольно громко прохрипел:
— Товар, покинувший свою родину, становится дорог. Человек, покинувший свою родину, становится дешев…
После этого он снова закрыл глаза и замер.
Я вернулся на свое место и, усевшись, попытался задремать.
Эту ночь я буду помнить всю свою жизнь, хотя рассказать о ней невозможно. Опустившийся на Западную пустыню холод пронизывал насквозь все, что здесь находилось. В одно из мгновений я вспомнил, что в моей дорогой заснеженной России замерзающие в пургу люди чувствовали тепло, так вот здесь не было никакого тепла, даже воображаемого, даже внушенного! Если бы этой ночью мне удалось на нашем каменном карнизе развести костер, я уверен, что и пляшущий огонь излучал бы… мороз! Когда я закрывал глаза, рядом со мной назойливо и непрерывно звучало бормотание старого мудреца. Я не понимал смысла его речей, я не разбирал ни одного его слова, но это неостановимое бормотание мешало мне задремать, толкало, шевелило мои бессвязные, но назойливые мысли. Открыв глаза, я каждый раз видел черное небо, усыпанное ледяными блестками звезд. Мне сразу же начинало казаться, что это пристальные, немигающие глаза Снежной королевы следят за нами… ждут, когда мы окончательно замерзнем… когда им можно будет спуститься к нам и разбить наши заледеневшие тела на тысячи кусочков… Я снова закрывал глаза, и снова бормотание старика не давало мне покоя, не позволяло мне отринуть, убить свои мысли, требовавшие, чтобы я их додумал…
Но вот в очередной раз, с трудом разлепив свои смерзающиеся веки, я вдруг увидел, что небо посерело, а блистающие льдистые глаза, следившие за нами, пропали!… Вокруг было тихо, Фун Ку-цзы молчал, и когда он закончил свою лекцию, я совершенно не помнил. Но ведь и ночь закончилась!
Со стоном перевалив свое онемевшее тело набок, я попробовал подняться на ноги, но сделать это мне удалось далеко не сразу. Когда же я утвердился на дрожащих, сведенных судорогой ногах и попробовал оглядеться, первым, что бросилось мне в глаза, была каменная стена, нависшая над нашим карнизом. Она быстро серела от выступавшего на ее поверхности инея!!
Я качнулся к стене и прижал к ней свои ладони. Камень был… мокрым!!!
И тут меня ударила изнутри ЖАЖДА!!! Мне казалось, что мои внутренности потрескались так же, как глинистая почва этой проклятой богами Западной пустыни! Что губы мои совершенно забыли вкус простой прохладной воды!! Что, если сейчас подует ветерок, он просто сметет мое тело с этого крошечного карниза щепотью сухого праха!!!
Прижмурившись, я осторожно лизнул заиндевелую каменную стену, и на моем языке растеклась ледяная влага.
И тут мой рассудок словно проснулся. Оттолкнувшись от стены, я присел рядом с Фун Ку-цзы и осторожно тронул его за плечо. Он тут же открыл свои узкие внимательные глаза и вопросительно взглянул на меня.
— Вода!… — выдохнул я ему в лицо.
Старик встрепенулся и, протянув руку, потрепал по загривку синсина:
— Вставай, дружок!
Гварда поднял морду и уставился на Фун Ку-цзы, а я в это время уже расталкивал Поганца. Но тот не открывал глаз, даже когда я прокричал… или прохрипел… ему на ухо:
— Вставай, Сю, вода!…
Его тело было легким, холодным и каким-то… одеревеневшим.
Быстро усевшись рядом и положив Поганца к себе на колени, я принялся со всей энергией, на какую еще был способен, растирать его тело, используя грубую материю халата как терку. Маленькая голова Поганца болталась из стороны в сторону, словно у тряпичной куклы, но сам он по-прежнему не подавал признаков жизни. Через секунду рядом со мной оказался Гварда, который принялся облизывать неподвижное личико Поганца длинным шершавым языком, а еще через несколько секунд у маленького безжизненного тела присел и Фун Ку-цзы. В его руке чуть подрагивала чашка, в которой плескался глоток прозрачной влаги.
Каким образом ему удалось собрать воду, я не знаю!
Я придержал голову Поганца, старик осторожно смочил его губы… и они немедленно зачмокали. Вслед за этим открылись его глаза, и малыш, увидев наши склоненные над ним лица, сипло поинтересовался:
— Случилось чудо?… Над нами пролился дождь?…
— Пролился, пролился… — деловито пробормотал Фун Ку-цзы и снова наклонил чашку над губами Поганца. — И постарайся не болтать, когда вода попадет тебе в рот!…
Короткая, тоненькая струйка исчезла между губ малыша, и почти сразу же поднялась его рука, и он приподнял край чашки.
— А сами-то вы пили?…
— Пили, пили… — успокоил его старик и вдруг со значением посмотрел мне в лицо, словно намекая, насколько для маленького эгоиста несвойствен последний вопрос.
— Пили… — поддакнул синсин и скосил глаза в сторону, словно вспоминая, когда же это он последний раз пил.
Но Поганец им не поверил. Вывернувшись из-под чашки и из моих рук, он с неожиданным проворством отполз чуть в сторону и попытался встать на ноги. Это ему не удалось, тогда он сел, прислонившись спиной к стене, повернулся к нам и улыбнулся:
— Потеплело… А я уж думал, что стужа пришла навсегда.
Я вздрогнул и огляделся.
Ночь окончательно покинула пределы Западной пустыни, а вместе с ней отступил и царивший здесь холод. Правда, я еще чувствовал его внутри своего тела, но это была, так сказать, память подсознания! Солнце пока не взошло, но до его появления оставалось не более часа.
«Значит, у нас есть относительно спокойная пара часов, а потом нас снова начнут поджаривать!…» — обреченно подумал я. Мне было понятно, что еще одного дня, проведенного на этом карнизе, мы не выдержим. Даже у моего учителя не хватит сил читать свои лекции! Надо было срочно что-то делать, но вот что?!
Я сделал шаг к обрыву и заглянул вниз. Цзины уже мельтешили внизу, хотя я не мог рассмотреть, чем это они там занимались. Сверху их действия казалась суетливыми и бессмысленными. Затем мой взор как-то сам собой обратился в сторону трехглавой Фанчжан, и мне вдруг показалось, что гора еще немного приблизилась к нашей скале. Я долго смотрел в сторону резиденции Желтого Владыки, словно мой взгляд мог еще приблизить, притянуть ее к нам, и тут рядом со мной раздался негромкий голос учителя:
— На-ка вот попей…
Чуть скосив глаза, я увидел, что Фун Ку-цзы протягивает мне знакомую чашку, на дне которой поблескивает вода.
— А сами-то вы пили?… — повторил я вопрос Поганца, и старик улыбнулся мне в ответ.
— Все, что удалось соскрести со стены, мы разделили поровну… Ну почти поровну, — поправился он.
Я осторожно принял чашку в свои вдруг задрожавшие ладони и приник к ее краю.
Если вы думаете, что я выдул все одним махом, то вы глубоко заблуждаетесь! Я опытный спортсмен и знаю, как подобает утолять жажду. Плескавшийся на дне чашки глоток я вытягивал крошечными каплями не меньше минуты, а удовольствия получил на… час. Однако когда вода была выпита, а дно чашки высушено моим дыханием, мне в голову пришла совершенно безумная мысль: «Это была еще не жажда!… Посмотрим, что ты скажешь о жажде часа через… четыре».
— Ну что ж, — раздался неожиданный писк восставшего из пепла… или, правильнее будет сказать, восставшего изо льда, Поганца, — мы попили, теперь можно и… поесть!
Я одновременно с Фун Ку-цзы повернулся в сторону неунывающего малыша и увидел, что тот копается в горке продуктов. Выбрав некий кусочек, он подержал его в ладонях, словно прикидывая пищевую ценность харча, и затем со словами: «Вот копчено-мороженое мясо…» — протянул его Гварде. Синсин обнюхал предложенный кусок и принялся сосредоточенно жевать.
— Ну а вы чего стоите как чужие! — укоризненно посмотрел на нас Поганец. — Или глоток воды утолил ваш… голод?
И он протянул нам по небольшому, еще не до конца оттаявшему кусочку, как оказалось, рыбы.
Завтракали мы не торопясь, больше занятые размышлениями. Размышляли, как мне показалось, мы все четверо об одном — как нам смотаться со своей скалы. Но никто из нас ничего путного не придумал, поскольку никаких дельных предложений не поступило. А когда завтрак подходил к концу, все тот же Поганец неожиданно звонко заверещал, указывая пальцем вперед:
— Вы гляньте, кто к нам пожаловал!… Пойду повеселюсь.
С трудом поднявшись на ноги, он заковылял к краю карниза, а я, проследив за направлением его пальца, увидел, что с холма в нашу сторону бодро шагает… брат Чи. Шестирукий великан был еще метрах в ста от нашей скалы, когда нетерпеливый Поганец принялся визгливо орать:
— Ну что, таракань копытная, залудил башку?! Дай посмотреть заплатку!! Это хорошо, что калган твой пустой и медный, во-первых, если пробьют, ничего не вытечет, ничего не потеряешь, а во-вторых, любой «лужу, паяю, кастрюли починяю» залатать может!! А в крайнем случае прореху и цзиневой шкурой прикрыть можно — рыжее на рыжем незаметно будет!!!
Чи подошел ближе и, задрав голову, проревел:
— Вы еще живы?!
— А что нам сделается! — звонко ответил Поганец. — Вот сидим, природой наслаждаемся, копченым мясцом балуемся, водичкой ключевой! Вина вот только нет, захватить не догадались!!!
Пятиметровый монстр оглушительно рыкнул и повернулся к выстроившимся перед ним цзиням.
— Откуда у них мясо и вода?! — проревел он, и мне показалось, что оборотни прямо сейчас, не сходя с места, из рыжих превратятся в седых. — Кто допустил, чтобы им доставили воду и еду?!!
Один из цзиней поднял вверх лисью морду и пролаял:
— Господин, нет у них ни еды, ни тем более воды!… Врет коротыш волосатый!…
— Кто врет?! — немедленно заверещал Поганец. — Сам ты брехло бесхребетное!! На, смотри!…
Он метнулся к нашей кучке продуктов и через секунду потрясал кулаками с зажатыми в них мешочком сорги и куском вяленой рыбы.
— И такой закуски у нас сколько хочешь!!
Братец Чи бросил быстрый взгляд в сторону наглого малыша и снова повернулся к своим подчиненным.
— Ну!… — зарычал он. — Сами видите, что харч у них есть!… — Тут он бросил еще один взгляд в сторону торжествующего Поганца и взревел с новой силой: — Да у этого маломерного нахала еще и халат появился!!! Вчера у него халата не было!!! Отвечайте, кто проспал свою стражу?!!
— Ха!!! Проспали стражу!! — продолжал вбивать клинья в стройные ряды наших противников Поганец. — Если бы одну только стражу!! Они ж нам всю ночь спать не давали!!
Услышав этот вопль, великан снова посмотрел на нахального малыша, задумчиво скосил глаза и после небольшого раздумья вдруг довольно пророкотал:
— Да?… Это хорошо!…
— Чего ж хорошего, — немедленно заверещал Поганец. — От их храпа наша скала прям вся тряслась!!!
Монстр рывком повернулся к своим клевретам и утробно рыкнул:
— Задушу каждого третьего вот этими самыми руками!!!
И он протянул вперед все свои шесть ручищ. Рыжий строй разом качнулся назад, видимо, никто из цзиней не хотел.стать этим самым «третьим».
В этот момент я случайно наткнулся взглядом на холм, высившийся на востоке. Из-за него медленно всходило солнце.
— Побереги силы, ученик, — повернулся я к Поганцу. — Парилка начинается, скоро нам не до криков будет…
Но Поганец, неожиданно зло взглянув на меня, оскалился в нехорошей усмешке:
— Ты бы, учитель, лучше придумал, как нам какую-никакую подмогу вызвать! А я перед концом хочу всласть повеселиться!!!
Эта злая фраза обреченного на скорую смерть существа неожиданно ошеломила меня совершенно новой постановкой вопроса.
«Не самим отсюда смотаться!… Не обмануть цзиней и как-то вырваться из их кольца!! А… вызвать… подмогу сюда!!!» — заметалось в моей голове. Я почему-то не думал, кого можно вызвать нам на подмогу… Тяжелым набатным гулом в моей голове гудело: «Вызвать… сюда!!! Вызвать… сюда!!! ВЫЗВАТЬ СЮДА!!!»
В этот момент я знал только одно существо, которое можно было вызвать сюда, и хотя вряд ли оно согласилось бы нам помогать, но… почему не попробовать!
Я бросился к сидевшему у каменной стены Фун Ку-цзы и, упав перед ним на колени, заорал:
— Кричи, что ты готов заплатить Дань Желтому Владыке!!!
И старик, и лежавший рядом синсин подняли на меня глаза, и в них заметалось растерянное непонимание. Но я не позволил им задавать свои вопросы, я снова с еще большей силой заорал:
— Давай кричи!!! Из нас четверых только ты можешь вызвать Мэнь-Шэня!!!
Старик, словно подброшенный моим воплем, вскочил на ноги и, ничего не спрашивая, громко произнес:
— Я, учитель Фун Ку-цзы, хочу исполнить свой гражданский долг и внести положенную Дань Желтому Владыке!…
А затем, мгновенно повернувшись в мою сторону, он прошептал:
— Но у меня нет ни одного камня!… Подлые цзины все выгребли!…
Ответить ему я не успел, потому что именно в этот момент прямо в воздухе за обрезом нашего карниза появилась могучая фигура в широченных зеленовато-золотых шароварах, короткой куртке с высоким стоячим воротником, цветных сафьяновых туфлях, с луком, притороченным к поясу, и здоровенным да-дао в руках. Мэнь-Шэнь оглядел нашу потрясенную компанию своими неподвижными, словно нарисованными глазами и спросил глухим басом:
— От кого я должен принять Дань Желтому Владыке?
Как ни странно, этот уже слышанный мной голос немедленно привел меня в чувство. Я сделал шаг вперед и, стараясь не обращать внимание на неестественное положение огромной грузной фигуры, висящей в воздухе наподобие чудовищного воздушного шарика, проговорил:
— Мой учитель, почтенный Фун Ку-цзы, считает необходимым внести положенную Дань, а я, его ученик, маг Сор Кин-ир, готов помочь ему в этом.
Мэнь-Шэнь всем телом повернулся в мою сторону и долгую минуту разглядывал меня своими неподвижными глазами. Потом, пробормотав себе под нос: «Маг?… Хм!… Ну-ну…» — он снова развернулся к Фун Ку-цзы и пророкотал:
— Я, Мэнь-Шэнь на службе Желтого Владыки, готов принять от тебя положенную Дань… Хотя… — И, мгновение помолчав, он закончил: — Твое желание весьма странно.
— Это чем же оно странно? — немедленно поинтересовался я.
Мэнь-Шэнь ответил, не поворачиваясь в мою сторону:
— Обычно люди, находящиеся на краю жизни, не вносят положенную Дань, предпочитая оставить ее своим наследникам. Они понимают, что с мертвых спросить не может даже Желтый Владыка. А учитель Фун Ку-цзы поступает по-другому…
— Значит, ты считаешь, что учитель, а значит, и все мы находимся на краю… жизни? — насмешливо переспросил я.
Этот мой вопрос заставил-таки Мэнь-Шэня повернуться ко мне.
— А разве я не прав? — ответил он вопросом на вопрос. — Если до вас не доберутся ваши враги, вас в течение двух-трех часов прикончит жара. Вы же уже знаете, какая здесь днем стоит жара?… Так что вы, безусловно, стоите на краю жизни.
— А мне кажется, что если наши враги все еще не добрались до нас, то вряд ли они смогут это сделать и в дальнейшем!… — с еще более явной насмешкой возразил я. — Ну а что касается жары, то…
Я замолчал, прикрыл глаза и осторожно прощупал свой магический кокон. Он был на месте, все такой же плотный и обширный. Однако стоило мне обратиться к накопленной магической Силе, как я немедленно ощутил усиливающееся давление окружающего фона. Мой кокон снова стиснул невидимый гнет, мешая мне использовать свое Искусство! И все-таки я попытался отделить хотя бы небольшую часть Силы. У меня просто не было другого выхода!!
Кокон не поддавался… Я полностью отключился от окружающего мира и удвоил свои усилия. Я боролся с неподатливой субстанцией кокона, я ее резал незримыми лезвиями своего Дара, рвал зубами и ногтями, кромсал воображаемыми крючьями, пока наконец не ощутил между своих протянутых вперед ладоней крошечный, невообразимо горячий осколок Силы, готовый слушаться МЕНЯ!
И я немедленно произнес давно приготовленное заклинание!!
Сначала ничего не произошло, а затем на мое лицо, на мои закрытые веки, на яркие лучистые круги, плававшие перед моими глазами, набежала прохладная тень и… повеяло едва заметным ветерком!
Я открыл глаза и увидел сияющий солнечный диск, поднимающийся над горизонтом. Сверху, больше чем наполовину, этот диск закрывала странно плоская, словно вырезанная из жести, туча.
А еще меня поразила гробовая тишина, воцарившаяся вокруг!
Молчали мои спутники, молчал замерший в воздухе рядом с нашей каменной полкой Мэнь-Шэнь, молчали собравшиеся внизу цзины и их предводитель Чи. И все они не отрывали глаз от этой самой тучи.