Страница:
Что с ним случилось? Неужели он не понимал, что я уже сделала это? Неужели не заметил, что я счастлива? Я любила агентство почти так же, как он сам. Утром бежала туда со всех ног и погружалась в работу, за которую меня ценили. Мне нравилось принимать решения. А в доме Бичемов я слонялась по кухне и коридору и ждала, когда мне позволят войти в комнату. Неужели Джерри всерьез думал, что я буду жалеть миссис Бичем?
Да, как же…
Я обожала свою новую жизнь. Каждый день приносил мне удовлетворение. А когда удавалось решить по-настоящему сложную проблему, удовлетворение становилось безмерным.
— Здесь вся жизнь, ребята! — с утрированным американским акцентом восклицал Барни, когда мы обсуждали дела. Это звучало немного высокопарно, но он был прав. Работая в агентстве, мы видели все стороны жизни. И лицо, и изнанку.
Огорчало только одно: остальные начали обвинять меня в том, что я стала таким же трудоголиком, как Джерри. То есть полным и окончательным. Что за чушь? Трудоголиком? Только потому, что я люблю свою работу?
И дело было не в Джерри. Да, босс был очень привлекательным, но остальных сотрудников я любила не меньше.
Когда вечером мы уходили из офиса, я не торопилась расстаться с коллегами, как было в «Корме для киски». Я присоединялась к тому, кто был свободен, и мы шли в бар напротив пропустить по стаканчику и обсудить самые трудные дела, которые в данный момент расследовало агентство. Или самые смешные, если компанию мне составлял Барни.
Иногда мы делились личными проблемами. Впрочем, это случалось довольно редко.
Именно так выяснилось, что Джерри не был на похоронах собственной матери и до сих пор не может себе этого простить.
Конечно, я узнала это не от Джерри. Барни случайно проговорился после трех пинт «Гиннесса» и рюмки ликера «Джеймисон». Его подружка Хейзл уехала на девичник, но Барни подозревал, что это только предлог.
Я выяснила, что у Джерри были веские причины не идти на похороны. Когда Джерри был маленьким, мать бесстыдно бросала его ради своих «друзей». Едва ли он дожил бы до совершеннолетия, если бы не две любящие тетушки.
Подробностей Джерри не рассказывал, поскольку это было не в его духе, но Барни был опытным сыщиком и умел читать между строк. Когда Барни начинал говорить о матери Джерри, его улыбчивое лицо становилось мрачным.
И тем не менее Джерри жалел, что не был на похоронах.
Не потому ли он уговаривал меня пойти на похороны миссис Бичем?
Однако он забыл главное. Какой бы плохой ни была его мать, но она не отказалась от своего ребенка. Не выбросила его, как грязную тряпку, едва перерезали пуповину.
Я приняла решение. На похороны я не пойду, но посещу отпевание. Это позволит мне отдать усопшей последний долг и в то же время не присутствовать на кладбище. В последнее время я старалась обходить кладбища стороной.
В торжественно убранной церкви священник прочитал заупокойную молитву. Потом окропил гроб и два первых ряда святой водой.
А затем прозвучало:
— «Радуйся, Благодатная! Господь с тобою; благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего… Иисус».
Меня душил комок в горле, но я пробормотала ответ вместе со всеми остальными:
— «Святая Мария, Матерь Божья, молись за наши грехи ныне и в час нашей смерти. Аминь».
Затем я присоединилась к длинной очереди тех, кто желал выразить соболезнования ближайшим родственникам, сидевшим в первом ряду и напоминавшим гипсовые статуи. Джерри ждал меня на крыльце.
Сначала я увидела Пенелопу. Точнее, не увидела, а догадалась, что это она. По черной шляпе размером с колесо от телеги. Я выразила шляпе соболезнования и прошла дальше.
Следующей была Франческа. Она стояла с непокрытой головой, и ее длинные пепельные волосы того же оттенка, что и у миссис Бичем, отражали пламя церковных свеч. Она подняла на меня полные боли глаза.
Я пожала ей руку. Рука Франчески дрожала.
— Я искренне оплакиваю вашу мать, — прошептала я.
Едва эти слова сорвались с моих губ, как я с удивлением поняла, что говорю правду.
— Спасибо. — Она отвела взгляд.
Очередь сделала шаг вперед, и я оказалась лицом к лицу с Джейми.
Его ввалившиеся глаза были обведены темными кругами, одежда измята. Казалось, он только что сошел на берег после долгого плавания в трюме.
— Энни… — Он вцепился в мою руку, как утопающий.
Я тут же забыла все приготовленные заранее слова и проглотила язык.
Мы смотрели друг на друга, пока за моей спиной не начали нетерпеливо покашливать.
— Энни, вы приедете к нам? — вдруг спросил Джейми.
Я не поверила своим ушам. Но потом сообразила, что он имеет в виду поминки. Сегодня особняк на Хейни-роуд посетит множество людей. Такова традиция. Я с облегчением кивнула; естественно, Джейми принял это за знак согласия.
— Тогда еще увидимся. Нам нужно поговорить.
— Нет, я…
Но его руку уже пожимал кто-то другой, оттеснив меня в сторону.
Я вышла из церкви. Джерри пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать от меня.
— Мне нужно выпить.
Не нужно было приходить сюда. Во всем был виноват Джерри. Именно он настоял на том, чтобы я отдала ей последний долг. Джерри Даннинг, доморощенный психолог и новоявленный эксперт по отношениям между людьми… А чем это кончилось? В результате Джейми решил, что я приеду на Хейни-роуд…
— Как насчет «Бодливой козы»? — спросил Джерри.
Я захлопала глазами.
— Пивной неподалеку. Обычно там тихо.
— Мне все равно.
Но с «Бодливой козой» он ошибся — тихо там не было. Местная футбольная команда выиграла матч, и пивная была набита бурно ликовавшими болельщиками. Я протискивалась в угол; тем временем Джерри пытался пробиться к стойке.
Шум стоял оглушительный, так что перекинуться словом было невозможно. Мы просто кивали головами поверх стаканов, а вокруг покачивалось разноцветное людское море и прижимало нас друг к другу.
Джерри пытался защищать меня, но против двух сотен футбольных болельщиков он был бессилен. Было так жарко и тесно, что он помог мне снять жакет. Когда его руки коснулись моей груди, я вздрогнула, но попыталась не показать виду. Я видела, что ему тоже стало неловко. Однако футбольные болельщики были тут ни при чем.
Мы пытались не смотреть друг на друга, но это было невозможно, поскольку наши лица почти соприкасались. Толпа продолжала покачиваться и напирать.
Я пристыдила себя. Как можно питать грешные мысли, если ты только что вышел из церкви с поминальной службы? Но тут нас снова прижали друг к другу, и стало ясно, что о церкви Джерри думает меньше всего на свете.
Он прижался губами к моему уху.
— Хочешь еще?
Мы были так близко, что я могла бы пересчитать каждую щетинку, пробивавшуюся на его подбородке. А затем его губы оказались на уровне моих глаз. Он знал, чего я хочу. Явно не второй порции сода-виски.
Не знаю, кто из нас первым проявил инициативу, когда мы добрались до дома. По дороге мы вели себя сдержанно, но едва Джерри вставил ключ в замок, как наши губы слились и мы буквально ввалились в прихожую. Из открытой двери дуло, но нам было все равно. Его губы были такими нежными, твердыми и чудесными одновременно, что все остальное не имело значения. А язык имел вкус «Саузерн Комфорт», и это сводило меня с ума.
— Ох, Джерри… — Я раздвинула полы его рубашки и вздрогнула, увидев смотревшую на меня тонкую полоску темных волос. Но тут он снова поцеловал меня, и я забыла обо всем на свете. Даже если бы под его рубашкой скрывался тропический лес, какая разница?
— Энни… — простонал он, не отрываясь от моей шеи, и я почувствовала прикосновение его зубов. Ах, как сладко было прижиматься к его жаркому, сильному, вышедшему из повиновения телу…
Он пинком закрыл дверь, и мы целовались до тех пор, пока меня не охватило пламя.
Джерри начал расстегивать мою блузку. Его руки дрожали от нетерпения, были неловкими, неуклюжими, не могли справиться с пуговицами и действовали слишком медленно.
Я начала помогать ему. Но тут он перестал быть неуклюжим; его руки делали все как надо.
И я поняла, что нам будет хорошо. Так хорошо, как никогда в жизни.
А потом он сказал это слово. Прошептал его в перерыве между двумя жгучими поцелуями. Прошептал еле слышно. Но ошибиться было невозможно.
— Салли…
Я оттолкнула его. Ударила в грудь двумя сжатыми кулаками.
Изумленный, Джерри отлетел в сторону.
— Что? Что я сделал? Что-то не так?
— Что-то не так? — крикнула я, прикрывая грудь, заправляя блузку в юбку и решительно застегивая «молнию». Все было не так.
— Что случилось? — повторил он.
— Ты назвал меня Салли! — злобно выпалила я. — Что?
— Ублюдок! Ты назвал меня Салли!
— Неправда! Я сказал «Энни».
— Ты сказал «Салли» Думаешь, я не знаю, как меня зовут? Как ты смел назвать меня именем своей жены? — Ослабев от ярости, я схватила ремень сумки и пошла наверх, волоча ее за собой.
— Энни! — окликнул Джерри. Его голос был жалобным, как у брошенного ребенка.
Он и был ребенком. Ребенком-переростком, все еще звавшим свою жену-мамочку.
— Энни, прости меня.
— Слишком поздно, ублюдок! — крикнула я, дрожа от злости. Ну и от досады тоже.
— Все равно она моя бывшая жена! — яростно проревел он.
Я хлопнула дверью спальни так, что задрожал дом.
На следующее утро Джерри исчез. Единственным напоминанием о нем была записка, прикрепленная к холодильнику магнитом в виде банана.
«В восемь утра должен быть в Уиклоу. Один парнишка удрал из дома, чтобы присоединиться к борцам за охрану окружающей среды. Мать хочет, чтобы он вернулся и исправил отметки. Говорит, что заплатила уйму денег репетиторам по математике и не хочет, чтобы эти деньги пропали даром.
P.S. Я не называл тебя Салли».
Черта с два. Еще как называл…
Если он всегда вел себя так в подобных ситуациях, то поделом ему, что его жена сбежала с хлыщом. Какая женщина потерпит, если в разгар страсти ее называют чужим именем?
Нет, я не хотела, чтобы Джерри клялся мне в вечной любви. Но у меня еще оставалась гордость. Я собиралась ему отдаться, а он даже не помнил моего имени. Неужели я требовала от него слишком многого? Можно ли представить себе что-нибудь более унизительное? О господи, даже Ноэль помнил мое имя. А он был подонком из подонков.
Я была готова держать пари, что даже не умевший целоваться Джейми не забыл бы имя женщины, с которой собирался лечь в постель. Так же, как не забывал растягивать гласные на французский манер.
Неужели мужчине так трудно выговорить имя Энни?
— Я Энни! Энни, а не Салли! — провыла я в подушку и плакала до тех пор, пока не уснула.
Было уже шесть часов вечера, но в офис Джерри еще не вернулся. Я не жаждала видеть его. Нам обоим было бы неловко сидеть рядом и вспоминать события вчерашнего вечера. Но мне повезло. Появился предлог отвлечься.
Барни занимался делом о жестоком обращении с животными. Ему понадобилась папка из архива, а Сандра куда-то ее засунула. Этого человека обвиняли не в первый раз. Но все доказательства были в пропавшей папке: даты, имена свидетелей, даже несколько цветных фотографий несчастных животных. Без этой папки мерзавец отделался бы предупреждением, равносильным шлепку по рукам.
Даже Деклан, которому следовало устанавливать скрытую камеру в прибрежной гостинице, задержался и начал помогать нам искать проклятую папку.
Но в разгар поисков зазвонил телефон. Настырная мать беглого борца за охрану окружающей среды требовала, чтобы ее соединили с Джерри. Уже в пятый раз за день.
— Кажется, вам повезло, — сказала я ей. — Он только что вошел.
Я мысленно поблагодарила эту женщину за невольную помощь и передала трубку Джерри.
— Миссис Нэгл? Да, сделал. Да, он в порядке. Да. Нет. Советую набраться терпения. Терпения, миссис Нэгл. Ну, это трудный возраст. Да. С дулом у виска. Нет, у меня нет пистолета. Это была шутка. Согласен, не очень смешная. Завтра я еще раз поговорю с ним. Да. — Он положил трубку и чертыхнулся себе под нос.
— Кажется, этот борец не очень рвется вернуться к домашнему очагу… — буркнула я, стоя на коленях и разыскивая злосчастную папку.
— К такой матери? Я его не осуждаю. Нас прервал Барни:
— Босс, мне нужно досье Лисона. Завтра с утра я выступаю в суде, а папка исчезла. Если не найдется, нам крышка.
— А разве эти данные не были введены в компьютер? — повернулся ко мне Джерри.
Я бросила на него испепеляющий взгляд. Вопрос был риторический. Когда я только заикнулась о базе данных, мне посоветовали заняться чем-нибудь другим. Я пыталась втолковать им, что это ценнейший инструмент для работы. Что на создание базы нужно бросить все силы. Что она позволит повысить эффективность работы каждого. Но все было бесполезно. Никто не хотел меня слушать.
А теперь этот предводитель луддитовnote 7 спрашивал меня, почему работа еще не закончена…
— Нашла! — торжествующе воскликнула Сандра. Барни вырвал у нее папку.
— Где она была?
Но Сандра уже исчезла в приемной, где ее ждал Деклан, чтобы подвезти по дороге.
— Энни, тебе следовало бы поскорее закончить эту базу данных, — сказал Барни.
Я чуть не швырнула в него штемпелем.
— О'кей, теперь все в порядке… Джерри, сегодня ночью ты дежуришь у дома Доки, верно?
— Да. Если только у Энни нет на меня других видов.
— Нет! — выпалила я, удивив обоих.
— Так я и думал. Я возьму что-нибудь перекусить и немного кофе. Энни, едва ли ты захочешь составить мне компанию. — Он бросал вещи в сумку, повернувшись ко мне спиной.
— Нет, я останусь здесь и буду создавать базу данных, которая вдруг всем срочно понадобилась, — саркастически сказала я. — А потом…
— Ладно. Про твои планы я не спрашиваю. Тогда до завтра. — Он вышел.
— Какая муха его укусила? — нахмурился Барни.
— Он устал, — ответила я.
— Мы все чертовски устали. Такая у нас работа. В последнее время я прихожу домой выжатый как лимон и тут же валюсь спать. Хейзл грозится уйти от меня, если мы не будем «играть в паре». Твердит: «Нам нужно больше общаться». Больше общаться? Черт побери, как я могу общаться, если у меня глаза слипаются после пистона? И что значит «играть в паре»? Как это понять? Она обожает танцы, а я их ненавижу. Она выпрыгивает из штанов, когда я прошу записать для меня на видеомагнитофон футбольный матч. Не говоря о том, чтобы посмотреть его вместе со мной. Разве это не означает «играть в паре»? Многие женщины любят футбол. Но только не Хейзл. Стоит ей услышать это слово, как у нее стекленеют глаза. Я никогда не пойму женщин. Она вздыхает по одному болвану, который ходит на аэробику вместе со своей подружкой. Ты можешь представить меня занимающимся аэробикой?
— Нет. Иначе у меня глаза полезут на лоб.
— Ну вот, я вижу, что ты меня понимаешь. — Он улыбнулся. — О господи, Энни, если бы все женщины были такими же откровенными, как ты!
25. ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЬ ДОКИ И ЖЕЛЕ, СДОБРЕННОЕ ВИСКИ
Да, как же…
Я обожала свою новую жизнь. Каждый день приносил мне удовлетворение. А когда удавалось решить по-настоящему сложную проблему, удовлетворение становилось безмерным.
— Здесь вся жизнь, ребята! — с утрированным американским акцентом восклицал Барни, когда мы обсуждали дела. Это звучало немного высокопарно, но он был прав. Работая в агентстве, мы видели все стороны жизни. И лицо, и изнанку.
Огорчало только одно: остальные начали обвинять меня в том, что я стала таким же трудоголиком, как Джерри. То есть полным и окончательным. Что за чушь? Трудоголиком? Только потому, что я люблю свою работу?
И дело было не в Джерри. Да, босс был очень привлекательным, но остальных сотрудников я любила не меньше.
Когда вечером мы уходили из офиса, я не торопилась расстаться с коллегами, как было в «Корме для киски». Я присоединялась к тому, кто был свободен, и мы шли в бар напротив пропустить по стаканчику и обсудить самые трудные дела, которые в данный момент расследовало агентство. Или самые смешные, если компанию мне составлял Барни.
Иногда мы делились личными проблемами. Впрочем, это случалось довольно редко.
Именно так выяснилось, что Джерри не был на похоронах собственной матери и до сих пор не может себе этого простить.
Конечно, я узнала это не от Джерри. Барни случайно проговорился после трех пинт «Гиннесса» и рюмки ликера «Джеймисон». Его подружка Хейзл уехала на девичник, но Барни подозревал, что это только предлог.
Я выяснила, что у Джерри были веские причины не идти на похороны. Когда Джерри был маленьким, мать бесстыдно бросала его ради своих «друзей». Едва ли он дожил бы до совершеннолетия, если бы не две любящие тетушки.
Подробностей Джерри не рассказывал, поскольку это было не в его духе, но Барни был опытным сыщиком и умел читать между строк. Когда Барни начинал говорить о матери Джерри, его улыбчивое лицо становилось мрачным.
И тем не менее Джерри жалел, что не был на похоронах.
Не потому ли он уговаривал меня пойти на похороны миссис Бичем?
Однако он забыл главное. Какой бы плохой ни была его мать, но она не отказалась от своего ребенка. Не выбросила его, как грязную тряпку, едва перерезали пуповину.
Я приняла решение. На похороны я не пойду, но посещу отпевание. Это позволит мне отдать усопшей последний долг и в то же время не присутствовать на кладбище. В последнее время я старалась обходить кладбища стороной.
В торжественно убранной церкви священник прочитал заупокойную молитву. Потом окропил гроб и два первых ряда святой водой.
А затем прозвучало:
— «Радуйся, Благодатная! Господь с тобою; благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего… Иисус».
Меня душил комок в горле, но я пробормотала ответ вместе со всеми остальными:
— «Святая Мария, Матерь Божья, молись за наши грехи ныне и в час нашей смерти. Аминь».
Затем я присоединилась к длинной очереди тех, кто желал выразить соболезнования ближайшим родственникам, сидевшим в первом ряду и напоминавшим гипсовые статуи. Джерри ждал меня на крыльце.
Сначала я увидела Пенелопу. Точнее, не увидела, а догадалась, что это она. По черной шляпе размером с колесо от телеги. Я выразила шляпе соболезнования и прошла дальше.
Следующей была Франческа. Она стояла с непокрытой головой, и ее длинные пепельные волосы того же оттенка, что и у миссис Бичем, отражали пламя церковных свеч. Она подняла на меня полные боли глаза.
Я пожала ей руку. Рука Франчески дрожала.
— Я искренне оплакиваю вашу мать, — прошептала я.
Едва эти слова сорвались с моих губ, как я с удивлением поняла, что говорю правду.
— Спасибо. — Она отвела взгляд.
Очередь сделала шаг вперед, и я оказалась лицом к лицу с Джейми.
Его ввалившиеся глаза были обведены темными кругами, одежда измята. Казалось, он только что сошел на берег после долгого плавания в трюме.
— Энни… — Он вцепился в мою руку, как утопающий.
Я тут же забыла все приготовленные заранее слова и проглотила язык.
Мы смотрели друг на друга, пока за моей спиной не начали нетерпеливо покашливать.
— Энни, вы приедете к нам? — вдруг спросил Джейми.
Я не поверила своим ушам. Но потом сообразила, что он имеет в виду поминки. Сегодня особняк на Хейни-роуд посетит множество людей. Такова традиция. Я с облегчением кивнула; естественно, Джейми принял это за знак согласия.
— Тогда еще увидимся. Нам нужно поговорить.
— Нет, я…
Но его руку уже пожимал кто-то другой, оттеснив меня в сторону.
Я вышла из церкви. Джерри пришлось ускорить шаг, чтобы не отстать от меня.
— Мне нужно выпить.
Не нужно было приходить сюда. Во всем был виноват Джерри. Именно он настоял на том, чтобы я отдала ей последний долг. Джерри Даннинг, доморощенный психолог и новоявленный эксперт по отношениям между людьми… А чем это кончилось? В результате Джейми решил, что я приеду на Хейни-роуд…
— Как насчет «Бодливой козы»? — спросил Джерри.
Я захлопала глазами.
— Пивной неподалеку. Обычно там тихо.
— Мне все равно.
Но с «Бодливой козой» он ошибся — тихо там не было. Местная футбольная команда выиграла матч, и пивная была набита бурно ликовавшими болельщиками. Я протискивалась в угол; тем временем Джерри пытался пробиться к стойке.
Шум стоял оглушительный, так что перекинуться словом было невозможно. Мы просто кивали головами поверх стаканов, а вокруг покачивалось разноцветное людское море и прижимало нас друг к другу.
Джерри пытался защищать меня, но против двух сотен футбольных болельщиков он был бессилен. Было так жарко и тесно, что он помог мне снять жакет. Когда его руки коснулись моей груди, я вздрогнула, но попыталась не показать виду. Я видела, что ему тоже стало неловко. Однако футбольные болельщики были тут ни при чем.
Мы пытались не смотреть друг на друга, но это было невозможно, поскольку наши лица почти соприкасались. Толпа продолжала покачиваться и напирать.
Я пристыдила себя. Как можно питать грешные мысли, если ты только что вышел из церкви с поминальной службы? Но тут нас снова прижали друг к другу, и стало ясно, что о церкви Джерри думает меньше всего на свете.
Он прижался губами к моему уху.
— Хочешь еще?
Мы были так близко, что я могла бы пересчитать каждую щетинку, пробивавшуюся на его подбородке. А затем его губы оказались на уровне моих глаз. Он знал, чего я хочу. Явно не второй порции сода-виски.
Не знаю, кто из нас первым проявил инициативу, когда мы добрались до дома. По дороге мы вели себя сдержанно, но едва Джерри вставил ключ в замок, как наши губы слились и мы буквально ввалились в прихожую. Из открытой двери дуло, но нам было все равно. Его губы были такими нежными, твердыми и чудесными одновременно, что все остальное не имело значения. А язык имел вкус «Саузерн Комфорт», и это сводило меня с ума.
— Ох, Джерри… — Я раздвинула полы его рубашки и вздрогнула, увидев смотревшую на меня тонкую полоску темных волос. Но тут он снова поцеловал меня, и я забыла обо всем на свете. Даже если бы под его рубашкой скрывался тропический лес, какая разница?
— Энни… — простонал он, не отрываясь от моей шеи, и я почувствовала прикосновение его зубов. Ах, как сладко было прижиматься к его жаркому, сильному, вышедшему из повиновения телу…
Он пинком закрыл дверь, и мы целовались до тех пор, пока меня не охватило пламя.
Джерри начал расстегивать мою блузку. Его руки дрожали от нетерпения, были неловкими, неуклюжими, не могли справиться с пуговицами и действовали слишком медленно.
Я начала помогать ему. Но тут он перестал быть неуклюжим; его руки делали все как надо.
И я поняла, что нам будет хорошо. Так хорошо, как никогда в жизни.
А потом он сказал это слово. Прошептал его в перерыве между двумя жгучими поцелуями. Прошептал еле слышно. Но ошибиться было невозможно.
— Салли…
Я оттолкнула его. Ударила в грудь двумя сжатыми кулаками.
Изумленный, Джерри отлетел в сторону.
— Что? Что я сделал? Что-то не так?
— Что-то не так? — крикнула я, прикрывая грудь, заправляя блузку в юбку и решительно застегивая «молнию». Все было не так.
— Что случилось? — повторил он.
— Ты назвал меня Салли! — злобно выпалила я. — Что?
— Ублюдок! Ты назвал меня Салли!
— Неправда! Я сказал «Энни».
— Ты сказал «Салли» Думаешь, я не знаю, как меня зовут? Как ты смел назвать меня именем своей жены? — Ослабев от ярости, я схватила ремень сумки и пошла наверх, волоча ее за собой.
— Энни! — окликнул Джерри. Его голос был жалобным, как у брошенного ребенка.
Он и был ребенком. Ребенком-переростком, все еще звавшим свою жену-мамочку.
— Энни, прости меня.
— Слишком поздно, ублюдок! — крикнула я, дрожа от злости. Ну и от досады тоже.
— Все равно она моя бывшая жена! — яростно проревел он.
Я хлопнула дверью спальни так, что задрожал дом.
На следующее утро Джерри исчез. Единственным напоминанием о нем была записка, прикрепленная к холодильнику магнитом в виде банана.
«В восемь утра должен быть в Уиклоу. Один парнишка удрал из дома, чтобы присоединиться к борцам за охрану окружающей среды. Мать хочет, чтобы он вернулся и исправил отметки. Говорит, что заплатила уйму денег репетиторам по математике и не хочет, чтобы эти деньги пропали даром.
P.S. Я не называл тебя Салли».
Черта с два. Еще как называл…
Если он всегда вел себя так в подобных ситуациях, то поделом ему, что его жена сбежала с хлыщом. Какая женщина потерпит, если в разгар страсти ее называют чужим именем?
Нет, я не хотела, чтобы Джерри клялся мне в вечной любви. Но у меня еще оставалась гордость. Я собиралась ему отдаться, а он даже не помнил моего имени. Неужели я требовала от него слишком многого? Можно ли представить себе что-нибудь более унизительное? О господи, даже Ноэль помнил мое имя. А он был подонком из подонков.
Я была готова держать пари, что даже не умевший целоваться Джейми не забыл бы имя женщины, с которой собирался лечь в постель. Так же, как не забывал растягивать гласные на французский манер.
Неужели мужчине так трудно выговорить имя Энни?
— Я Энни! Энни, а не Салли! — провыла я в подушку и плакала до тех пор, пока не уснула.
Было уже шесть часов вечера, но в офис Джерри еще не вернулся. Я не жаждала видеть его. Нам обоим было бы неловко сидеть рядом и вспоминать события вчерашнего вечера. Но мне повезло. Появился предлог отвлечься.
Барни занимался делом о жестоком обращении с животными. Ему понадобилась папка из архива, а Сандра куда-то ее засунула. Этого человека обвиняли не в первый раз. Но все доказательства были в пропавшей папке: даты, имена свидетелей, даже несколько цветных фотографий несчастных животных. Без этой папки мерзавец отделался бы предупреждением, равносильным шлепку по рукам.
Даже Деклан, которому следовало устанавливать скрытую камеру в прибрежной гостинице, задержался и начал помогать нам искать проклятую папку.
Но в разгар поисков зазвонил телефон. Настырная мать беглого борца за охрану окружающей среды требовала, чтобы ее соединили с Джерри. Уже в пятый раз за день.
— Кажется, вам повезло, — сказала я ей. — Он только что вошел.
Я мысленно поблагодарила эту женщину за невольную помощь и передала трубку Джерри.
— Миссис Нэгл? Да, сделал. Да, он в порядке. Да. Нет. Советую набраться терпения. Терпения, миссис Нэгл. Ну, это трудный возраст. Да. С дулом у виска. Нет, у меня нет пистолета. Это была шутка. Согласен, не очень смешная. Завтра я еще раз поговорю с ним. Да. — Он положил трубку и чертыхнулся себе под нос.
— Кажется, этот борец не очень рвется вернуться к домашнему очагу… — буркнула я, стоя на коленях и разыскивая злосчастную папку.
— К такой матери? Я его не осуждаю. Нас прервал Барни:
— Босс, мне нужно досье Лисона. Завтра с утра я выступаю в суде, а папка исчезла. Если не найдется, нам крышка.
— А разве эти данные не были введены в компьютер? — повернулся ко мне Джерри.
Я бросила на него испепеляющий взгляд. Вопрос был риторический. Когда я только заикнулась о базе данных, мне посоветовали заняться чем-нибудь другим. Я пыталась втолковать им, что это ценнейший инструмент для работы. Что на создание базы нужно бросить все силы. Что она позволит повысить эффективность работы каждого. Но все было бесполезно. Никто не хотел меня слушать.
А теперь этот предводитель луддитовnote 7 спрашивал меня, почему работа еще не закончена…
— Нашла! — торжествующе воскликнула Сандра. Барни вырвал у нее папку.
— Где она была?
Но Сандра уже исчезла в приемной, где ее ждал Деклан, чтобы подвезти по дороге.
— Энни, тебе следовало бы поскорее закончить эту базу данных, — сказал Барни.
Я чуть не швырнула в него штемпелем.
— О'кей, теперь все в порядке… Джерри, сегодня ночью ты дежуришь у дома Доки, верно?
— Да. Если только у Энни нет на меня других видов.
— Нет! — выпалила я, удивив обоих.
— Так я и думал. Я возьму что-нибудь перекусить и немного кофе. Энни, едва ли ты захочешь составить мне компанию. — Он бросал вещи в сумку, повернувшись ко мне спиной.
— Нет, я останусь здесь и буду создавать базу данных, которая вдруг всем срочно понадобилась, — саркастически сказала я. — А потом…
— Ладно. Про твои планы я не спрашиваю. Тогда до завтра. — Он вышел.
— Какая муха его укусила? — нахмурился Барни.
— Он устал, — ответила я.
— Мы все чертовски устали. Такая у нас работа. В последнее время я прихожу домой выжатый как лимон и тут же валюсь спать. Хейзл грозится уйти от меня, если мы не будем «играть в паре». Твердит: «Нам нужно больше общаться». Больше общаться? Черт побери, как я могу общаться, если у меня глаза слипаются после пистона? И что значит «играть в паре»? Как это понять? Она обожает танцы, а я их ненавижу. Она выпрыгивает из штанов, когда я прошу записать для меня на видеомагнитофон футбольный матч. Не говоря о том, чтобы посмотреть его вместе со мной. Разве это не означает «играть в паре»? Многие женщины любят футбол. Но только не Хейзл. Стоит ей услышать это слово, как у нее стекленеют глаза. Я никогда не пойму женщин. Она вздыхает по одному болвану, который ходит на аэробику вместе со своей подружкой. Ты можешь представить меня занимающимся аэробикой?
— Нет. Иначе у меня глаза полезут на лоб.
— Ну вот, я вижу, что ты меня понимаешь. — Он улыбнулся. — О господи, Энни, если бы все женщины были такими же откровенными, как ты!
25. ПРЕСЛЕДОВАТЕЛЬ ДОКИ И ЖЕЛЕ, СДОБРЕННОЕ ВИСКИ
Джерри ни разу не вспомнил про тот вечер, когда мы чуть не легли в постель. Наверно, он решил, что я была вне себя от горя и искала утешения. Но если он так думал, то ошибался. Смерть миссис Бичем не выбила меня из колеи. Конечно, событие было печальное, однако достаточно рядовое. Умер чужой мне человек. Я решительно отказывалась думать о ней как о своей матери. Она была всего лишь повозкой, которая доставила меня на этот свет. А затем выгрузила.
Когда она узнала, кто я такая, то даже не попыталась скрыть отвращение. Не проявила ко мне ни капли доброты. Не пожелала признать во мне дочь. И не ответила ни на один мой вопрос.
Так что причиной происшедшего в «Бодливой козе» была вовсе не скорбь по миссис Бичем. Правда, я чувствовала себя слегка виноватой за пожелание, чтобы ей на голову упала люстра. Может быть, поэтому я слишком быстро выдула две порции виски и потеряла над собой контроль. Но ощущение прижавшегося ко мне тела Джерри было… А, ладно.
Как бы там ни было, а эта тема больше не затрагивалась. Мы продолжали работать вместе, оставались друзьями, вместе ездили в агентство, вместе возвращались домой и по дороге говорили обо всем на свете. Никаких табу не существовало. Кроме одного.
Я начинала сомневаться, что это произошло на самом деле. Может, это были грезы. Несбыточная мечта. Во всяком случае, первая часть. Тогда вторую часть следовало считать ночным кошмаром.
А все мысли Джерри занимал «преследователь Доки». Эта история началась давно. Но в последнее время была у всех на устах.
Все началось с жалобы женщины средних лет. Ее пугала странная фигура, появлявшаяся по ночам у их многоквартирного дома в тихом предместье на берегу. Эта фигура появлялась только в темноте. И была скользкой как угорь, потому что никто другой ее не видел. Однажды ночью преследователь подобрался к миссис Доки так близко, что она слышала его шумное дыхание. Чувствовала его затылком. После этого она обратилась в агентство.
Сначала этим делом занималась полиция. Но прошла неделя, а преследователь все не появлялся. Тогда полицейские решили, что предполагаемой жертве, увядшей красотке лет под шестьдесят, просто привиделось. Если только она не придумала это нарочно, чтобы привлечь к себе внимание.
Миссис Доки узнала номер агентства у подруги, позвонила и стала умолять прислать кого-нибудь на помощь.
— Кем бы ни был этот преследователь, он очень ловок, — сказала мне миссис Доки. — Пока полиция наблюдала за домом, он держался в сторонке. Но как только полицейские ушли, он тут же появился в саду под моими окнами. Прятался в кустах сирени. Я видела его несколько раз, но так и не смогла опознать. И еще я видела, как у него в руке блеснул нож. — Голос у женщины был испуганный.
Я сумела убедить Джерри, что она искренне боится за свою жизнь.
— Могу поручиться, что она это не придумала.
— Почему? Откуда ты знаешь? — прищурился он.
— Я… наверно, интуиция.
— То-то же. Теперь я вижу, что ты многому научилась. — Он взялся за это дело.
После недели дежурств (семи долгих ночей, во время которых Джерри не видел никого более опасного, чем бродячие коты, и был вынужден слушать музыку в стиле кантри и вестерн, чтобы не уснуть) соглядатай попался. Когда Джерри прыгнул в кусты сирени и провел удушающий захват за шею, преследователь обмочился от страха.
Вспомнив мучения нашей беспомощной клиентки, доведенный до белого каления Джерри дотащил чудовище до порога миссис Доки. При виде терроризировавшего ее негодяя женщина едва не упала в обморок.
Преследователь оказался бывшим мужем миссис Доки, пытавшимся выяснить, не живет ли она с другим мужчиной, пока он платит ей алименты. Его «нож» оказался коротким складным зонтиком, с которым бедняга не расставался.
Оказалось, что это «тухлое дело», как выразился Барни, не стоило выеденного яйца. «Преследователем Доки» был не опасный психопат, а биржевой маклер, страдавший почками, гайморитом и гигантским превышением кредита в банке.
На следующий день у Джерри разболелось горло. Он считал, что в этом виноваты долгие ночи, проведенные в машине, музыка в стиле кантри и холодная погода. Но он ошибался. Боль в горле была первым симптомом свинки, которой Джерри заразился от своих сыновей шести и восьми лет. Мы с Сандрой предложили поухаживать за ним до выздоровления.
— Нет, вы нужны в офисе. Обе.
Приходящая уборщица с радостью согласилась за небольшое дополнительное вознаграждение приносить ему домашние супы и малиновое желе, а также сдавать в прачечную постельное белье. Джерри отрицал, что она сдабривает желе виски. А когда я спросила, что эта женщина кладет в суп, он отказался отвечать.
— Потому что эти сведения могут свидетельствовать против меня.
Когда Джерри начал поправляться (свинка была не слишком тяжелая, и врач заверил, что она ни в коем случае не приведет к будущему бесплодию), прошел слух, что хлыщ слег тоже. Но бедняге было так плохо, что армейские врачи отправили его в изолятор и кормили через капельницу. В результате все казармы бились об заклад, что у хлыща никогда не будет потомства.
Узнав об этом, Джерри тут же позвонил нам. И пообещал устроить вечеринку.
— Если он загнется, я снова начну ходить к мессе. И даже получать благословение, — жестоко добавил он.
Хлыщ не загнулся. И недолго пробыл в одиночестве. Через неделю к нему присоединились еще три офицера со щеками, раздувшимися, как у бурундуков.
Несмотря на почти двухнедельное отсутствие Джерри, жизнь в агентстве била ключом. Довольные клиенты рассказывали о нас своим знакомым, и от заказов отбоя не было.
— Похоже, тебе придется принять на работу еще одного сыщика, — сказала я Джерри в первый день его возвращения. — И снять помещение побольше.
Когда Джерри открыл офис на задворках южного Дублина, назвать эту дыру агентством мог только человек с сильно развитым воображением. Джерри был его единственным сотрудником и имел в распоряжении лишь один телефон и разбитую пишущую машинку марки «Ремингтон». Но в начале девяностых Дублин созрел для сыскного дела. «Кельтский тигр» возрождался. «Богатство — результат алчности», — говаривал Джерри. И мошенничества. Через шесть месяцев он был вынужден нанять помощника на полный рабочий день. А вслед за тем отгородить небольшую часть офиса, чтобы иметь возможность оставаться с клиентом наедине. Хотя Дублин стал мегаполисом, но все еще цеплялся за менталитет маленького городка; никто не согласился бы обсуждать свои проблемы на глазах у любопытной секретарши. Или помощника сыщика, который выглядел так, словно еще не вырос из костюмчика, в котором принимал свое первое причастие.
Отгороженную часть стали чересчур напыщенно называть приемной. Именно в ней я сейчас и работала. Вместе с Сандрой. Но поскольку объем работы неуклонно возрастал, приемная, которая верой и правдой служила агентству почти семь лет, перестала отвечать своему назначению. Если в офис приходили одновременно два клиента, одной из нас приходилось пользоваться общественным туалетом. Так что с площадями было туго.
Нет, Джерри нельзя было обвинить в том, что он отстал от жизни. Когда я убедила его, что компьютеры, которыми мы пользуемся, пора сдать в музей, он купил две новейшие модели. А заодно факсимильный аппарат и машинку для уничтожения бумаг.
— Ты хочешь, чтобы я обанкротился?
— Разве я еще не сбила тебя с праведного пути?
— Я был бы не прочь…
Наши взгляды встретились, и я вспыхнула до корней волос. Волос, упорно не хотевших достигать лопаток и плевавших на все снадобья, которые я применяла перед сном.
— Энни, это то, что ты искала? — спросила вошедшая Сандра, размахивая копией очередного досье. Ее волосы росли со скоростью пятнадцать сантиметров в неделю. Как минимум. И путь до их корней был неблизкий.
Уф, слава богу… Я быстро повернулась к ней, но мои щеки по-прежнему пылали.
— Спасибо, Сандра. — Я протянула руку за папкой.
— Что случилось? — Сандра посмотрела сначала на меня, а потом на Джерри.
— Энни пытается разорить меня, — ответил он.
— И только-то? А я думала, тут что-то сексуальное. Судя по выражению лица Энни. — Она умчалась прежде, чем мы успели открыть рот.
Я встала и пошла за ней.
— Энни…
— Что? — не оборачиваясь, спросила я.
— Между нами действительно было что-то… сексуальное?
— Твоя Сандра рехнулась. Во всем виновата ее краска для волос. Она проникает в волосяные мешочки, а потом в мозг, уменьшает поступление кислорода и лишает ее способности соображать. — Я рысью припустилась за ней.
Возможно, я ответила бы по-другому, удосужься он снять это дурацкое обручальное кольцо. Почему Джерри с таким упорством носит его? Не потому ли, что в глубине души надеется помириться со своей Салли?
Джерри быстро нашел применение деньгам, которые я помогла ему вернуть. Он заменил старый «Хай-эйс» новым с иголочки и купил целую тонну конторского оборудования. Что только усугубило наши проблемы с помещением. Главным образом потому, что он отказывался выкинуть старые канцелярские шкафы. Поэтому после прихода двух дюжих инспекторов, которые должны были обследовать несущую стену для запланированного расширения соседнего Интернет-кафе, нам с Сандрой пришлось освободить приемную.
Сандра, вынужденная оставить свое рабочее место, ворчала на «чокнутых инспекторов». Обоим было за сорок, а мужчины старше тридцати пяти для Сандры не существовали. Исключение делалось для писаных красавцев и сказочных богачей. Таким она могла простить их календарный возраст.
Увы, у инспекторов не было ни того, ни другого.
— Надеюсь, вы не проторчите здесь целый день, — бросила она, после чего мы перебазировались в кабинет Джерри.
— Теперь не говорите, что я вас не слушаю, — похвастался Джерри перед уходом. — Вы так долго жаловались на отсутствие удобств, что я договорился с этими парнями. Они обещали определить возможность пристройки нового туалета. Ну что, теперь вы довольны?
Неужели этот человек два месяца назад не пожелал выслушивать наши жалобы на то, что в туалете протекает крыша?
Когда она узнала, кто я такая, то даже не попыталась скрыть отвращение. Не проявила ко мне ни капли доброты. Не пожелала признать во мне дочь. И не ответила ни на один мой вопрос.
Так что причиной происшедшего в «Бодливой козе» была вовсе не скорбь по миссис Бичем. Правда, я чувствовала себя слегка виноватой за пожелание, чтобы ей на голову упала люстра. Может быть, поэтому я слишком быстро выдула две порции виски и потеряла над собой контроль. Но ощущение прижавшегося ко мне тела Джерри было… А, ладно.
Как бы там ни было, а эта тема больше не затрагивалась. Мы продолжали работать вместе, оставались друзьями, вместе ездили в агентство, вместе возвращались домой и по дороге говорили обо всем на свете. Никаких табу не существовало. Кроме одного.
Я начинала сомневаться, что это произошло на самом деле. Может, это были грезы. Несбыточная мечта. Во всяком случае, первая часть. Тогда вторую часть следовало считать ночным кошмаром.
А все мысли Джерри занимал «преследователь Доки». Эта история началась давно. Но в последнее время была у всех на устах.
Все началось с жалобы женщины средних лет. Ее пугала странная фигура, появлявшаяся по ночам у их многоквартирного дома в тихом предместье на берегу. Эта фигура появлялась только в темноте. И была скользкой как угорь, потому что никто другой ее не видел. Однажды ночью преследователь подобрался к миссис Доки так близко, что она слышала его шумное дыхание. Чувствовала его затылком. После этого она обратилась в агентство.
Сначала этим делом занималась полиция. Но прошла неделя, а преследователь все не появлялся. Тогда полицейские решили, что предполагаемой жертве, увядшей красотке лет под шестьдесят, просто привиделось. Если только она не придумала это нарочно, чтобы привлечь к себе внимание.
Миссис Доки узнала номер агентства у подруги, позвонила и стала умолять прислать кого-нибудь на помощь.
— Кем бы ни был этот преследователь, он очень ловок, — сказала мне миссис Доки. — Пока полиция наблюдала за домом, он держался в сторонке. Но как только полицейские ушли, он тут же появился в саду под моими окнами. Прятался в кустах сирени. Я видела его несколько раз, но так и не смогла опознать. И еще я видела, как у него в руке блеснул нож. — Голос у женщины был испуганный.
Я сумела убедить Джерри, что она искренне боится за свою жизнь.
— Могу поручиться, что она это не придумала.
— Почему? Откуда ты знаешь? — прищурился он.
— Я… наверно, интуиция.
— То-то же. Теперь я вижу, что ты многому научилась. — Он взялся за это дело.
После недели дежурств (семи долгих ночей, во время которых Джерри не видел никого более опасного, чем бродячие коты, и был вынужден слушать музыку в стиле кантри и вестерн, чтобы не уснуть) соглядатай попался. Когда Джерри прыгнул в кусты сирени и провел удушающий захват за шею, преследователь обмочился от страха.
Вспомнив мучения нашей беспомощной клиентки, доведенный до белого каления Джерри дотащил чудовище до порога миссис Доки. При виде терроризировавшего ее негодяя женщина едва не упала в обморок.
Преследователь оказался бывшим мужем миссис Доки, пытавшимся выяснить, не живет ли она с другим мужчиной, пока он платит ей алименты. Его «нож» оказался коротким складным зонтиком, с которым бедняга не расставался.
Оказалось, что это «тухлое дело», как выразился Барни, не стоило выеденного яйца. «Преследователем Доки» был не опасный психопат, а биржевой маклер, страдавший почками, гайморитом и гигантским превышением кредита в банке.
На следующий день у Джерри разболелось горло. Он считал, что в этом виноваты долгие ночи, проведенные в машине, музыка в стиле кантри и холодная погода. Но он ошибался. Боль в горле была первым симптомом свинки, которой Джерри заразился от своих сыновей шести и восьми лет. Мы с Сандрой предложили поухаживать за ним до выздоровления.
— Нет, вы нужны в офисе. Обе.
Приходящая уборщица с радостью согласилась за небольшое дополнительное вознаграждение приносить ему домашние супы и малиновое желе, а также сдавать в прачечную постельное белье. Джерри отрицал, что она сдабривает желе виски. А когда я спросила, что эта женщина кладет в суп, он отказался отвечать.
— Потому что эти сведения могут свидетельствовать против меня.
Когда Джерри начал поправляться (свинка была не слишком тяжелая, и врач заверил, что она ни в коем случае не приведет к будущему бесплодию), прошел слух, что хлыщ слег тоже. Но бедняге было так плохо, что армейские врачи отправили его в изолятор и кормили через капельницу. В результате все казармы бились об заклад, что у хлыща никогда не будет потомства.
Узнав об этом, Джерри тут же позвонил нам. И пообещал устроить вечеринку.
— Если он загнется, я снова начну ходить к мессе. И даже получать благословение, — жестоко добавил он.
Хлыщ не загнулся. И недолго пробыл в одиночестве. Через неделю к нему присоединились еще три офицера со щеками, раздувшимися, как у бурундуков.
Несмотря на почти двухнедельное отсутствие Джерри, жизнь в агентстве била ключом. Довольные клиенты рассказывали о нас своим знакомым, и от заказов отбоя не было.
— Похоже, тебе придется принять на работу еще одного сыщика, — сказала я Джерри в первый день его возвращения. — И снять помещение побольше.
Когда Джерри открыл офис на задворках южного Дублина, назвать эту дыру агентством мог только человек с сильно развитым воображением. Джерри был его единственным сотрудником и имел в распоряжении лишь один телефон и разбитую пишущую машинку марки «Ремингтон». Но в начале девяностых Дублин созрел для сыскного дела. «Кельтский тигр» возрождался. «Богатство — результат алчности», — говаривал Джерри. И мошенничества. Через шесть месяцев он был вынужден нанять помощника на полный рабочий день. А вслед за тем отгородить небольшую часть офиса, чтобы иметь возможность оставаться с клиентом наедине. Хотя Дублин стал мегаполисом, но все еще цеплялся за менталитет маленького городка; никто не согласился бы обсуждать свои проблемы на глазах у любопытной секретарши. Или помощника сыщика, который выглядел так, словно еще не вырос из костюмчика, в котором принимал свое первое причастие.
Отгороженную часть стали чересчур напыщенно называть приемной. Именно в ней я сейчас и работала. Вместе с Сандрой. Но поскольку объем работы неуклонно возрастал, приемная, которая верой и правдой служила агентству почти семь лет, перестала отвечать своему назначению. Если в офис приходили одновременно два клиента, одной из нас приходилось пользоваться общественным туалетом. Так что с площадями было туго.
Нет, Джерри нельзя было обвинить в том, что он отстал от жизни. Когда я убедила его, что компьютеры, которыми мы пользуемся, пора сдать в музей, он купил две новейшие модели. А заодно факсимильный аппарат и машинку для уничтожения бумаг.
— Ты хочешь, чтобы я обанкротился?
— Разве я еще не сбила тебя с праведного пути?
— Я был бы не прочь…
Наши взгляды встретились, и я вспыхнула до корней волос. Волос, упорно не хотевших достигать лопаток и плевавших на все снадобья, которые я применяла перед сном.
— Энни, это то, что ты искала? — спросила вошедшая Сандра, размахивая копией очередного досье. Ее волосы росли со скоростью пятнадцать сантиметров в неделю. Как минимум. И путь до их корней был неблизкий.
Уф, слава богу… Я быстро повернулась к ней, но мои щеки по-прежнему пылали.
— Спасибо, Сандра. — Я протянула руку за папкой.
— Что случилось? — Сандра посмотрела сначала на меня, а потом на Джерри.
— Энни пытается разорить меня, — ответил он.
— И только-то? А я думала, тут что-то сексуальное. Судя по выражению лица Энни. — Она умчалась прежде, чем мы успели открыть рот.
Я встала и пошла за ней.
— Энни…
— Что? — не оборачиваясь, спросила я.
— Между нами действительно было что-то… сексуальное?
— Твоя Сандра рехнулась. Во всем виновата ее краска для волос. Она проникает в волосяные мешочки, а потом в мозг, уменьшает поступление кислорода и лишает ее способности соображать. — Я рысью припустилась за ней.
Возможно, я ответила бы по-другому, удосужься он снять это дурацкое обручальное кольцо. Почему Джерри с таким упорством носит его? Не потому ли, что в глубине души надеется помириться со своей Салли?
Джерри быстро нашел применение деньгам, которые я помогла ему вернуть. Он заменил старый «Хай-эйс» новым с иголочки и купил целую тонну конторского оборудования. Что только усугубило наши проблемы с помещением. Главным образом потому, что он отказывался выкинуть старые канцелярские шкафы. Поэтому после прихода двух дюжих инспекторов, которые должны были обследовать несущую стену для запланированного расширения соседнего Интернет-кафе, нам с Сандрой пришлось освободить приемную.
Сандра, вынужденная оставить свое рабочее место, ворчала на «чокнутых инспекторов». Обоим было за сорок, а мужчины старше тридцати пяти для Сандры не существовали. Исключение делалось для писаных красавцев и сказочных богачей. Таким она могла простить их календарный возраст.
Увы, у инспекторов не было ни того, ни другого.
— Надеюсь, вы не проторчите здесь целый день, — бросила она, после чего мы перебазировались в кабинет Джерри.
— Теперь не говорите, что я вас не слушаю, — похвастался Джерри перед уходом. — Вы так долго жаловались на отсутствие удобств, что я договорился с этими парнями. Они обещали определить возможность пристройки нового туалета. Ну что, теперь вы довольны?
Неужели этот человек два месяца назад не пожелал выслушивать наши жалобы на то, что в туалете протекает крыша?