– Ну и что?
   – Ух ты! Смотри, смотри: буквицы-то ползают!
   Пыха подался вперёд и стукнулся лбом с альбиносом. Действительно, непонятные, похожие на пиявок буквы двигались на странице!
   Каторжане один за другим поднимались с нар: судя по возгласам, в освещенном углу происходило нечто необычное.
   Чем больше народу подходило к кучке кумаристов, тем быстрее ползали странные знаки. Внезапно Пыха понял, что они складываются в знакомые сызмальства буквы, а из букв образовывались слова.
   – Бормотология! – изумлённо выдохнул Чобы Стисм и опасливо подался назад. – Книжка-то, типа, волшебная!
   Кожаный шевелил толстыми губами:
   – Мы… а… ны…
   – «Манифест освобождения», – громко прочёл Пыха.
   – Так ты грамотный?! – с изумлением спросил его Чобы.
   – Конечно! – пожал плечами Пыха. – А ты разве нет?
   – Я так… – засмущался антипримат. – Типа, немножко…
   Пламя светильника заметалось.
   – А ну, разойдись, на! – Кожаный сердито посмотрел на товарищей. – Ишь, столпились!
   Но странное дело: стоило только людям податься назад, надпись снова пришла в движение, расползаясь бессмысленными пиявками.
   – Опять, на, ничего не разобрать, – разочарованно протянул Кожаный.
   – Эй, босота, все сюда! – внезапно воскликнул альбинос. – Я понял! Когда народу вокруг книжки много, она становится понятной!
   – Читай! – подтолкнули Пыху.
   – Погодите… – смоукер, щурясь, вглядывался в ряды строчек. – Значит, так… «Тезис первый. В единстве – сила!»
   – Это как?
   – Да тихо ты!
   – «В единстве – сила, оковы сбрось, и прочь из постылой тюрьмы; но только вместе, не каждый врозь, мы выйдем к свету из тьмы».
   Голос Пыхи внезапно окреп; в бараке воцарилась тишина. Затаив дыхание, каторжане внимали чеканному ритму строф.
   – Рождённый гневом, горячий огонь пылает в сердцах рабов. Достоин неба лишь только тот, кто пролил на землю кровь! Взгляни в глаза караульных псов, и руку сожми в кулак. Готовься к бою, покинь свой кров, когда будет подан знак!
   Пыха читал; и глаза каторжан разгорались всё ярче и ярче. Кто-то начал отбивать ритм, хлопая ладонью по нарам. Теперь уже проснулся весь барак. От смысла коротких, рубленых фраз спирало дыхание, и слёзы сами наворачивались на глаза, и сжимались кулаки. Смоукер отчего-то вспомнил свой покинутый дом, залитую водой деревню и покачивающуюся на волнах корзину. «И в этом тоже виноваты они!» – обожгла его внезапная ярость. Кто были эти «они», Пыха представлял себе довольно смутно: должно быть, такие, как их хозяин, – ну или вроде того; те, для кого он сам и тысячи таких, как он, – всего лишь пыль под ногами; те, кто обитает в огромных роскошных домах и заставляет стражников отлавливать на улице бедолаг, вынужденных идти на кражу ради куска хлеба…
   – Братцы! – плачущим голосом вскричал альбинос, когда Пыха осёкся: дыхания читать больше не хватало. – Братцы, да что же это творится?! Они там… – он неопределённо махнул рукой в сторону двери, – они там жируют, гады, за наш счёт! А мы… – он сжал кулачки, – гниём здесь, надрываемся… Да когда ж это кончится?
   – Да! Верно! Правду говоришь! – раздавались возгласы. – Доколе?!!
   – Спокойно, товарищи! – Чобы Стисм, напряженный, как струна, коротко взмахнул рукой. – Ещё не время, типа! Читай дальше, куки. Пусть книга скажет, что нам делать и как!
   И Пыха послушно продолжил; забыв про сон, каторжане внимали его голосу. Прочесть всю книгу не удалось – через несколько страниц буквы вновь превращались в бессмысленные чёрные закорючки. «Должно быть, чтобы читать дальше, надо сплотить вокруг неё ещё больше народу!» – озарило смоукера. Но пока что сказанного оказалось довольно; и к утру у каторжан был готов план побега. На следующий день под балками крыши уже сушилось несколько стручков жгучего красного перца – того самого, что напрочь отбивает чутьё у сторожевых псов.
* * *
   Шаман кипадачи дёрнулся и рывком сел, таращась во тьму широко раскрытыми глазами. Итак, то, чего он опасался, свершилось. Книга попала в нужное место и к нужным людям. Первый Тезис раскрылся… Самым краешком отпущенных ему паранормальных способностей кипадачи почуял это; столь малое изменение мира – и столь опасное… Значит, его посланцы не сумели выполнить порученное; или же просто не успели.
   В хижине царила духота. Гортанно перекликались снаружи обходившие деревню часовые. Шаман несколько раз глубоко вздохнул, заставив себя полностью сосредоточиться на этом нехитром занятии – приём самоуспокоения, которым у кипадачи владели даже малые дети. Потом он встал с травяного ложа, пошарил в изголовье и извлёк из тайника донельзя обшарпанный чемодан. Раскрыв его, кипадачи выдвинул длинный гибкий ус антенны и подкрутил веньеры настройки. Хижину наполнил треск атмосферных помех. Всё плохо, мелькнула мысль, всё… Может, не тратить попусту время и отправиться в путь самому? Взгляд шамана метнулся к двери. Там, над входом, висела выдолбленная и высушенная тыква-горлянка. Нет, с Повелителем Погоды посоветоваться всё же необходимо…
* * *
   Иннот поднимался вверх по Строфокамилу до тех пор, пока берега не сузились настолько, что выгребать против течения сделалось невозможным. Тогда он бросил долблёнку и продолжил путь пешком. Теперь, когда путешествовать приходилось одному, каюкер на полную задействовал свои способности к «энергетическому видению». Мир преобразился; джунгли Великого Леса теперь представлялись ему почти прозрачными, словно отлитыми из слабо окрашенного разноцветного стекла. Стволы деревьев были чуть темнее; там, в их глубине, неспешно двигались живительные соки. Самые старые и могучие окружала неяркая аура – это означало, что внутри, в сердцевине растения, обитает дух. В толще земли прокладывали себе дорогу корни, прорастали семена трав; какие-то мелкие создания шевелились между стеблями.
   Время от времени Иннот поглядывал на монетку. Разумеется, идти точно по прямой не получалось – в этих диких местах прямых путей не существовало. Один раз пришлось обходить обширнейшую топь, другой – потратить несколько дней на поиски перевала через скалистый кряж; ну а потом начались бескрайние горы.
   Они были суровыми и негостеприимными; здесь от начала веков существовали свои, неведомые равнинным джунглям опасности и свои способы их преодолеть. Красота гор потрясала воображение: несмотря на тяготы пути и усталость, Иннот не раз замирал на месте, любуясь величественными пейзажами. Иногда ему начинало казаться, что весь мир представляет собой огромный, невероятно прекрасный сияющий кристалл, играющий мириадами бликов; и сам он – всего лишь один из них. Хотелось разделить с кем-то эту первозданную красоту, от которой спирало дыхание. Как-то ночью он поделился этой мыслью с Кумарозо.
   – Да, горы прекрасны, – согласился звезда джанги. – Я и сам их люблю; недаром же выбрал Туманный хребет местом своего последнего успокоения. Кстати сказать, мы сейчас не так уж далеко от тех мест, правда, немного западнее.
   – Ну? – заинтересовался Иннот. – Так, может быть, ты подскажешь мне что-нибудь про дальнейший путь?
   – Пират всё сказал правильно – это ещё отнюдь не самые высокие горы; дальше пойдут настоящие гиганты. Кстати, ты чувствуешь некое искривление магнитных линий впереди?
   – Нет, – удивился Иннот. – Ничего такого я не замечал.
   – А ты обрати внимание. Сейчас это почти незаметно, но дальше, вероятно, будет усиливаться – судя по всему, ты направляешься прямо к центру этой аномалии.
   – Это может быть скоплением минералов под скалами, – пожал плечами Иннот. – Ты же знаешь, железистые руды обладают такими свойствами.
   – Поживём – увидим, короче говоря… Не хочешь перекусить чего-нибудь?
   – С удовольствием, – каюкер ухмыльнулся. Кумарозо взял аккорд на своём банджо, и перед Иннотом появилась глубокая стеклянная тарелка, полная нежнейшего картофельного пюре. С десяток маленьких тугих сосисочек торчали по краю; а между ними лежали кружочки редиски и свежего огурца, посыпанные солью. Каюкер гулко сглотнул слюну.
   – Я ведь знаю, что пища здесь – всего лишь фантом. И если я съем её, то настоящего насыщения не наступит. Но если я этого не сделаю, – тут Иннот скосил глаза на руку, и в ней тотчас появилась изящная серебряная вилка, – то поутру буду чувствовать себя несчастным, и весь день мои мысли будут заняты только сосисками с пюре. И это несмотря на то, что голод мне ближайшее время отнюдь не грозит. Почему?!
   – Самообман! – развёл руками музыкант. – Мы слишком часто обманываем себя; по существу, вся жизнь – это огромный холм из таких вот маленьких обманчиков.
   – А почему нельзя обойтись без них, видеть и ощущать всё как есть?
   – Неуютно, – передёрнул плечами Кумарозо. – Вот, например, ты стараешься не злоупотреблять своим «энергетическим видением»; и правильно делаешь – тут недалеко до того, чтобы окружающие начали считать тебя тронутым. А ведь ты по роду своей работы часто сталкиваешься с неведомым; тебе гораздо легче перенести его близость. Что уж говорить об обычных людях! Между прочим, к пюре с сосисками идеально подходит чуть присоленный томатный сок.
   – Спасибо… – В другой руке Иннота возник стакан. – А то я никак не мог решить, чем запивать.
   – У каждого блюда должна быть своя запивашка, – наставительно сообщил Кумарозо. – Во всяком случае, у каждого любимого блюда. Я это давно понял. Например, к жаренной соломкой картошке лучше всего подходит молоко…
   – Топлёное, жирненькое, холодненькое! – подхватил Иннот. – Или стакан сливок!
   – Только не самых жирных. Жирные сливки вообще вещь довольно тяжелая; я предпочитаю сбивать их с сахаром и поливать клубнику или кусочки киви.
   – Ну, клубника со сливками – это классика! А что порекомендуешь к грибам?
   – Яблочный сидр. Опять-таки идеальное сочетание.
   – Умр… Грм… – Иннот истово кивал, с бешеной скоростью поглощая пюре.
   Когда тарелка была полностью опустошена, он откинулся на спинку стула и расплылся в блаженной улыбке.
   – Замечательно… А то какую иногда случается лопать экзотику в джунглях! Большинство моих городских знакомых билось бы в судорогах при виде того, чем мне приходится питаться наяву. Беда только, что пищи мало; я вынужден тратить драгоценную энергию на поддержание сил, а ведь она, скорее всего, понадобится мне для каюкинга!
   – Ждёшь неприятностей?
   – А как же! – усмехнулся Иннот. – Без этого не обойдётся; такова уж, видно, моя планида.
   Кумарозо задумчиво сощурился и сотворил гигантский «косяк».
   – Интересно будет посмотреть.
   – Посмотреть?!
   – Ну да. Я разве не говорил тебе, что мы можем наблюдать за происходящим, так сказать, снаружи?
   – Вроде бы нет… И часто вы так развлекаетесь?
   – Не слишком; но иногда действительно бывает очень интересно. Например, во время твоего поединка с Подметалой мы все толпились у экранчика, как футбольные болельщики в добрые старые времена.
   – У экранчика? – поднял бровь Иннот. – И за кого же вы болели?
   – За тебя, естественно, все до единого! А ты как думаешь?!
   – Ну да, ну да… Значит, вы можете видеть то, что вижу я, на телеэкране?
   – Вообще-то мы можем видеть это и непосредственно, как бы своими глазами, но через экранчик уютнее. Хочешь, покажу?
   – Конечно! Послушай, так, получается, за мной время от времени кто-то из вас подглядывает? Мне это как-то…
   – Во-первых, не подглядывает, а приглядывает. Во-вторых, не всё время, а только когда требуется.
   – А как вы узнаёте, когда требуется?
   – Просто чувствуем. Понимаешь, всё-таки мы все – это на самом деле один человек. Поэтому, если ты оказываешься в затруднительной ситуации, с которой твоя личность может не справиться, на помощь приходит кто-нибудь из нас. Да что долго ходить за примером – помнишь, два дня назад ты с удовольствием слопал колонию жёлтых грибов?
   – Которые похожи на маленькие кораллы? Да, они довольно вкусные…
   – А откуда ты узнал, что они съедобны?
   – Ну… – Иннот задумался. – Просто я это знал, и всё. Наверное, когда-то уже доводилось собирать такие, вот и отложилось в памяти.
   – Верно, отложилось. Только не в твоей, а в памяти профессора Эксклибо. Это тот самый, что является моим, так сказать, «папой». Он как раз был специалистом по флоре и фауне Леса. Поэтому, когда тебе понадобилась эта информация, ты моментально её получил, даже не задумываясь об источнике этого знания.
   – Тогда сколько же из того, что я знаю, принадлежит действительно мне?
   – Тебе принадлежит ВСЁ. Всё, понимаешь? Постарайся понять, старина: все мы – это один и тот же человек.
   Иннот усмехнулся и помотал головой:
   – Но я – это я! Я нисколько не чувствую себя, например, тобой.
   – Оно и к лучшему, – лукаво подмигнул Кумарозо. – Так интереснее общаться. Иначе что это был бы за разговор, если бы ты знал ответы на все вопросы заранее? Да и одиночество тебе не грозит – ведь стоит лишь закрыть глаза, как ты оказываешься в компании хороших приятелей! А вот, кстати, и телевизор.
   Они оказались в гостиной – той самой, где Иннот впервые познакомился с остальными персонажиками. Сейчас здесь было пусто. Уютно поскрипывал паркет; высокие, под потолок, шкафы поблёскивали стёклами дверец, потёртые кожаные кресла, казалось, приглашали предаться неторопливой беседе. В углу, на журнальном столике, Иннот увидел некую древнюю конструкцию – лакированный фанерный ящик с крохотным, в две ладони, экраном и эбонитовой рукояткой включения и громкости. Перед экраном на бронзовом шарнире была укреплена залитая водой стеклянная линза для увеличения изображения.
   – Великие предки, ну и допотопина! – ахнул Иннот. – Неужели вы не могли выдумать ничего лучше?!
   – Могли, конечно! – хихикнул Кумарозо. – Но Касаварка настоял на своём – видите ли, современные модели стилистически не подходят к обстановке! Он жуткий ретроград, этот парень!
   – Кто ретроград? – В гостиную с улыбкой заглянул ещё один персонажик.
   Иннот пока не умел отличать их друг от друга – кроме Дворнике и Кумарозо.
   – А, вызови духа – он тут как тут! – обрадовался Сол. – Это я о тебе говорю, да-да! Ты уже предки знают, сколько времени противишься идее сменить здесь антураж!
   – Тут очень уютно! – помотал головой Касаварка. – Но, между прочим, всему этому недолго осталось… Слушайте, ребята! У нас скоро будет праздноваться день рождения Чайри, так мы с парнями решили, что он вправе изменить здешнюю обстановку по своему усмотрению на ближайшую сотню лет. Здорово придумано, правда?
   Иннот внезапно расхохотался:
   – Так вот чем вы занимаетесь, пока я сражаюсь с опасностями диких джунглей! Ох, ну и умора! У меня просто голова кругом!
   – Надо же как-то коротать вечность! – ухмыльнулся Кумарозо. – Между прочим, дни рождения мы тоже празднуем раз в сто лет, но уж зато с таким размахом – закачаешься!
   – Я верю! Слушай, Сол, похоже, вам тут и вправду жутко весело!
   – Мы стараемся, – пожал плечами Сол. – В конце концов, самый страшный враг всемогущества – это скука, и наше теперешнее существование – это война с ней. Да-да, Инни, – нет на свете совершенства! Даже здесь идёт борьба, хотя, казалось бы… Ну ладно, хватит сплетничать. Вот, смотри, – музыкант протянул руку и щёлкнул переключателем.
   Тёмный экран чуть заметно замерцал, на нём слабо проявились джунгли – такие, какими Иннот их видел при помощи «энергетического зрения».
   – Глаза-то у тебя закрыты, – пояснил Кумарозо. – Поэтому изображение такое тёмное.
   – Понятно. Значит, говоришь, болеете за меня здесь? Слушай, а среди вас есть хорошие специалисты по боевым искусствам?
   – Да, конечно. Тот же Воблин, например. Но ты, на мой взгляд, самый умелый боец из всех. Да и немудрено – тебе, так сказать, по роду деятельности положено.
   – Выходит, я круче вас всех… С одной стороны, это, конечно, радует; но Подметала чуть не угробил меня со всей моей крутостью. Знаешь, я всё время вспоминаю наш бой на крыше, и у меня крепнет ощущение, что он мог бы заделать мне каюк куда более лёгким способом и без особых затрат сил. Странно, правда?
   – Может, он в самом деле человек чести, – пожал плечами Кумарозо. – А может, ты просто переоцениваешь его. В конце концов, если бы не металлический зонт, ты бы вполне мог его одолеть.
   – На палках? Не знаю, Сол, не знаю…
   – У Дворнике была какая-то идея по этому поводу; правда, он не особенно распространялся.
   – Что за идея?
   – Уже не помню… А почему бы тебе самому не спросить?
   Иннот решил последовать совету. Попрощавшись с Солом, он вышел в полутёмный коридор и неторопливо двинулся вдоль дверей, читая надписи на бронзовых табличках: «Воблин Плиз», «Сол Кумарозо», «Эксклибо Эр Лау»… Таблички «Дворнике» не было. Вместо неё обнаружилась небольшая, выкрашенная в тёмно-синий цвет дверь в самом конце коридора, с трафаретной надписью «Дворницкая», обшарпанной и еле читаемой. Каюкер постучал. За дверью послышалось шлёпанье домашних туфель, и Дворнике открыл – как всегда, в своей вязаной затрапезной кофте.
   – Входи, входи, – улыбнулся он. – Судя по твоему виду, у тебя назрела парочка вопросов. Время у нас ещё есть.
   – Что значит – «ещё есть»?
   – Ну просто я чувствую приближение некоего живого существа, и направляется оно в твою сторону. Лучше бы тебе проснуться до того момента, как оно окажется близко. Да успокойся ты, времени навалом. Не забывай, что ты во сне; а здесь растянуть секунду на несколько часов – сущий пустяк.
   – Никак не могу привыкнуть к этому месту.
   – Ничего, привыкнешь, и очень быстро, – обнадёжил Дворнике. – Так что ты хотел спросить?
   – Ну… – начал Иннот, устраиваясь на табурете, – Сол сказал, будто у тебя есть какая-то теория насчёт Подметалы. Мне не даёт покоя его поведение – слишком уж оно нетипично, особенно для каюкера.
   – А, вон оно что, – протянул Дворнике. – Это не теория, конечно; так – догадка… Помнишь, у тебя возникло впечатление, что он колдун?
   – Да, конечно.
   – Тогда почему он ни разу не использовал свою волшебную силу против тебя?
   – Это-то меня и удивляет, – пожал плечами Иннот. – Если этот ухайдакер ещё и колдун в придачу, то ему ничего не стоит укокошить кого угодно!
   – А вывод? – Дворнике с интересом смотрел на Иннота.
   – Либо он не колдун, либо не хотел устраивать мне каюк – по крайней мере, сразу. Причём первый вариант, скорее всего, не подходит: если даже бумага, на которой он пишет письмо, несёт на себе отпечатки мощной ауры…
   – Значит, он не хотел тебя убивать.
   – Наверное, так. Или, может быть, сначала хотел – на пару с Кашлюном, а потом, когда увидел, что я крепкий орешек, отступился… Нет, не то, не то! Ерунда какая-то получается: сначала хотел, затем расхотел, потом снова захотел… Чую я, что разгадка в том самом спрятанном доме; вот вернёмся с Хлю – обязательно я это место проверю!
   – Нестыковочки всякие проявляются, верно? Так вот: однажды, давным-давно… – Дворнике ухмыльнулся и продолжал уже нормальным тоном: – В своё время я познакомился с обычаями и обрядами некой тайной ложи.
   – Масоны?
   – Да; хотя в моё время это слово обозначало нечто совсем иное, чем сейчас.
   – Не люблю масонов, – передёрнул плечами Иннот. – Они почему-то всегда вызывали у меня… некоторую гадливость, что ли? Сам не знаю почему.
   – Те, о которых я говорю, были чем-то вроде тайной секты. Так уж вышло, что их Великий Мастер был мне здорово обязан – я как-то спас ему жизнь и потом ещё очень серьёзно выручил впоследствии. Эти ребята – они называли себя «Братство мёртвой розы», в течение нескольких лет устраивали там, где я работал, свои тайные собрания. Я же дворник; а кто лучше дворника знает все подсобки в округе; у кого есть от них ключи? Так вот, Великий Мастер посвятил меня в кое-какие секреты своей ложи. Понимаешь, какое дело: они могли воспринимать происходящие в мире события совсем не так, как мы. Ну, грубо говоря, вот тебе пример: если некий А устроил каюк некоему Б, а тот происходил из большого и воинственного племени, то вполне можно предсказать судьбу этого самого А. Простейшая пара событий, так сказать, причина и следствие. Но история-то на этом не заканчивается, события происходят одно за другим – и предсказать, какое будет не вторым, а, допустим, десятым в этой цепочке, уже практически невозможно. Для нас; а вот адепты «Мёртвой розы» умели это делать. Более того: у них существовала метода, благодаря которой они воспринимали мир как систему постоянно ветвящихся случаев, происшествий, каждое из которых логическим образом вытекало из предыдущего.
   – Это какую же башку надо иметь, чтобы всё просчитывать! – уважительно присвистнул Иннот.
   – Метода, молодой человек; у них была метода! Скажем, им вовсе не нужно было знать всё досконально; все события, происходящие в мире, группируются в ряды согласно особым правилам и законам; ряды группируются в серии; серии имеют определённую цикличность; ну и так далее. А от понимания сущности происходящих явлений до управления ими – один шаг, так-то! Они определяли точку, в которой события надо было подтолкнуть – причём, как правило, совсем незаметно, легчайшим образом; и направляли их в желательную сторону. Вообще, чем выше мастерство, тем легче производить такие «толчки» и тем менее они заметны.
   – Почему же в таком случае они оказались в глубокой заднице?
   – Потому что нашёлся некий тайный игрок, который намного превосходил любого из них в этом мастерстве, – вздохнул Дворнике. – Великий Мастер только и смог, что почувствовать чужую руку на пульсе мира; но сказать, кто или что противостоит им, он не мог.
   – Довольно любопытно. Значит, ты считаешь, будто Подметала каким-то образом научился играть в эти игры?
   – Ну, «научился» – громко сказано; он действует как дилетант, громоздит одну нелепость на другую. И всё же в его действиях прослеживается некий намёк на знание тайных законов.
   Иннот задумался.
   – Не вижу, на основании чего ты делаешь такой вывод.
   – Тут надобны специфические знания, у тебя их просто нет…
   – Выходит, наш недруг пытается ни больше ни меньше, как поиграть с судьбой?
   – Ну да… Это возможное объяснение. Довольно причудливое, согласен, но зато не противоречащее ни одному из известных фактов.
   – Ты дал мне пищу для размышлений! – почесал в затылке каюкер.
   – Учти, этот тип очень опасен! – предупредил персонажик. – Лучше бы тебе успеть первым, и всё такое… Могу дать совет: поступай нестандартно. Таким образом можно разрушать целые событийные серии.
   – Спасибо, учту… А где этот мой таинственный гость, далеко?
   Дворнике на мгновение замер, словно прислушиваясь.
   – Шагов сто примерно. Будешь просыпаться? Учти, у тебя в запасе ещё куча времени…
   – А чего тянуть? – ухмыльнулся Иннот. – Давай лучше поглядим, кто это шляется по горам. Неужели ещё один сумасшедший куки вроде меня?
* * *
   Что бы там ни говорил Кактус о горячей ванне, но, разумеется, по прибытии в Вавилон мужская половина «Киллинг очестра» дальше первого кафе не ушла.
   – Фруктов, вина и женщин! – провозгласил Громила, со стоном наслаждения опускаясь на просевший под его весом плетёный стул. – Это рецепт блаженства, друзья мои, найденный в диких джунглях! И смотрите, чтобы все ингредиенты были самого высшего качества!
   – Особенно последний, – вставил Кактус.
   – Мы не предоставляем такого рода услуги, – невозмутимо сказал официант. – Очевидно, господа ошиблись…
   – Ну тогда давайте вина и фруктов для начала.
   – И чипсов! – повел носом Кактус. – Два… Нет, три больших пакета с чипсами. И принесите же мне пива, мучитель! В конце концов, сколько можно ждать?!
   Джихад и Адирроза обменялись понимающими взглядами.
   – Мужчины… – вздохнула каюкерша.
   – Угу, – согласилась сипапоккула. Фракомбрасс, естественно, промолчал – лишь брови его страдальчески изогнулись при виде запотевших пивных бутылок на столиках. Пират сильно сдал за последнее время и еле волочил ноги – а может, просто притворялся. Перед тем как войти в город, маленькая конвоирша особенно тщательно проверила состояние пут и кляпа. Это было нелишним: за Ёкарным Глазом числилось столько удачных и дерзких побегов, что сосчитать их не хватило бы пальцев на руках. Рисковать Адирроза не хотела. Видя, что Кактус, да и Громила ни о чём, кроме еды и питья, думать не в состоянии, Джихад предложила Адиррозе проводить её. Та с благодарностью согласилась. Девушки сдружились за время пути; хотя на первый взгляд трудно представить себе более разные натуры. Но Джи нравилась весёлая неунывающая сипапоккула, её непосредственность и взрывной темперамент; а Адирроза уважала каюкершу за спокойствие и хладнокровие, которые та неизменно проявляла в любой сложной ситуации.
   – Только знаешь… Ты не обижайся, но до конца меня провожать не надо…
   – Конечно, милая! Как скажешь! – улыбнулась Джихад.
   Часть пути они проделали на гидротакси. Лодочник немало удивился при виде столь неожиданной компании; однако девушки напустили на себя такой грозно-неприступный вид, что начать расспросы он так и не решился.
   – Ну вот, – тихонько вздохнула сипапоккула после нескольких поворотов. – Мне выходить здесь.
   – Адрес мой запомнила? Ладно, счастливо! Приходи, как только сможешь.
   – Подъём, – дёрнула Адирроза верёвку.
   Ёкарный Глаз медленно встал и, неловко перебирая связанными в лодыжках ногами, выбрался на пристань. Сипапоккула прыгнула следом.