Страница:
"Да не жду я сегодня никакого адвоката! Кум это наверняка".
Витя уходит, а мы остаемся сидеть на чемоданах (на пакетах).
Через час Витя возвращается. "Адвокат притащился! Просто к какому-то другому клиенту приходил - решил заодно и со мной пообщаться.
Никогда, блядь, не приходил, а тут пришел!" - "Ну ты хоть с ним поговорил?" - "Да, Серег, какие тут разговоры!"
Так-так!.. Судьба, похоже, сегодня пребывает в игривом настроении. А значит, надо, блядь, быть начеку! Знаем мы эти ее… шуточки. Сейчас еще мне, чего доброго, передачу принесут! На тридцать килограмм. Тогда останется только повеситься. Да нет, завтра же должны… Хотя хуй их знает! Постучат сейчас в дверь…
Тьфу-тьфу-тьфу! Лучше об этом и не думать! А то… Я и так уже напоминаю себе какую-то каркающую Кассандру. Что ни каркну - все сбывается!
Мне уже становится просто интересно, что же будет дальше? Чем все это кончится? Время идет, мы сидим… Все упаковано, завернуто, неизвестно куда второпях засунуто - даже чаю попить невозможно. Где чай? Где кипятильники? В общем, бред какой-то! Так раскидают нас или нет? Сказали бы уж хоть что-то определенно!..
Пять часов… шесть… семь…
- Да у них рабочий день уже закончился!..
- А может, решают, куда нас поместить?..
- А может, опять всей камерой куда-нибудь переведут? Как из два-семь-пять…
- А может?.. А может?..
- Да хуй их знает!
Костя окликает через шнифт проходящего мимо коридорного.
- Слышь, старшой! Когда нас переводят?
- А разве вас переводят?
- Да нас еще днем с вещами заказали! Всю хату!
- Я ничего не знаю.
- А тебе разве кум ничего не сказал?
- Нет. Холодильник с телевизором вытащили и ушли. Я и сам не знаю, что с ними теперь делать!
Ну что, блядь, за дурдом! Время - восемь.
- Да ебись все в рот! Давайте распаковываться! Что мы тут, всю ночь на матрасах сидеть будем? Придут - снова упакуемся. Вещи пусть сложенными пока будут, чтобы собраться быстро можно было, а матрасы развязываем. И чай там, доставай!
Мы начинаем с проклятиями рыться в пакетах, тюках и баулах, искать чай, кипятильник и пр. В этот момент кормушка вдруг открывается и приятный женский голос вежливо спрашивает:
- Мавроди есть?
(Ну нет, не может быть… Это даже не смешно.)
- Да, я…
- Вам передача.
(Граждане добрые, разбудите меня! Это я, наверное, сплю!)
- Мне же завтра только должна быть?! Они же сегодня ну, никак не могли успеть! У них же очередь какая-то там стовосьмидесятая была!
- У Вас такие родственники заботливые! Целый час со слезами на глазах уговаривали, чтобы я Вам именно сегодня ее передала!
- Я не возьму.
- Что??
(Что-что… Ничего! Конечно, не возьму! Как я, блядь, ее потащу?
Между прочим, тридцать килограмм! Когда я и с этим-то не знаю, что делать!)
- Да нас с вещами заказали. В другую камеру переводят. Куда я сейчас с этой передачей пойду? Приносите завтра.
- А мне куда ее девать? У нас хранить негде. Я тут что, всю ночь сидеть буду? Я и так уже из-за этой Вашей передачи на час задержалась! За какую-то паршивую шоколадку! Вот дайте мне сейчас две тысячи - и я тогда всю ночь в коридоре здесь просижу!
(Вот сука! Две тысячи ей дай! Да откуда, блядь, у меня могут быть две тысячи! Когда я и за пятьсот-то рублей пять суток карцера отсидел! А за две тысячи - это сколько же там получается?.. Да меня вообще сгноят!)
- Я подписываться не буду!
- Ничего! Ваш адвокат подпишет. Забирайте.
(Нет! Это просто неописуемо! Это неслыханно! Людям ларек не отдают из-за какой-то хуйни, а тут сам отказываешься!..) Приходится брать.
- И баранки у нас в мешке все рассыпались.
(Да подавись ты этими баранками!!)
Через некоторое время все шконки оказываются заваленными пакетами, кульками, кулечками и пр., и пр. Всего на тридцать килограмм.
- В общем, если за нами сейчас все-таки придут, я просто все брошу. А что мне еще остается делать? Утащить я все равно почти ничего не смогу. Ну, или вы забирайте себе, сколько сможете, - обращаюсь я к сокамерникам.
(Следующая передача, между прочим, теперь только через месяц. Но что остается делать? А?)
В итоге, так за нами и не пришли. Когда я наспех дописываю эти строчки (надо же и поспать хоть немного!), на улице уже светает.
Посмотрим, что будет завтра. Точнее, уже сегодня. Проверка - через несколько часов.
14 мая, среда
15 мая, четверг
Припев.
Витя уходит, а мы остаемся сидеть на чемоданах (на пакетах).
Через час Витя возвращается. "Адвокат притащился! Просто к какому-то другому клиенту приходил - решил заодно и со мной пообщаться.
Никогда, блядь, не приходил, а тут пришел!" - "Ну ты хоть с ним поговорил?" - "Да, Серег, какие тут разговоры!"
Так-так!.. Судьба, похоже, сегодня пребывает в игривом настроении. А значит, надо, блядь, быть начеку! Знаем мы эти ее… шуточки. Сейчас еще мне, чего доброго, передачу принесут! На тридцать килограмм. Тогда останется только повеситься. Да нет, завтра же должны… Хотя хуй их знает! Постучат сейчас в дверь…
Тьфу-тьфу-тьфу! Лучше об этом и не думать! А то… Я и так уже напоминаю себе какую-то каркающую Кассандру. Что ни каркну - все сбывается!
Мне уже становится просто интересно, что же будет дальше? Чем все это кончится? Время идет, мы сидим… Все упаковано, завернуто, неизвестно куда второпях засунуто - даже чаю попить невозможно. Где чай? Где кипятильники? В общем, бред какой-то! Так раскидают нас или нет? Сказали бы уж хоть что-то определенно!..
Пять часов… шесть… семь…
- Да у них рабочий день уже закончился!..
- А может, решают, куда нас поместить?..
- А может, опять всей камерой куда-нибудь переведут? Как из два-семь-пять…
- А может?.. А может?..
- Да хуй их знает!
Костя окликает через шнифт проходящего мимо коридорного.
- Слышь, старшой! Когда нас переводят?
- А разве вас переводят?
- Да нас еще днем с вещами заказали! Всю хату!
- Я ничего не знаю.
- А тебе разве кум ничего не сказал?
- Нет. Холодильник с телевизором вытащили и ушли. Я и сам не знаю, что с ними теперь делать!
Ну что, блядь, за дурдом! Время - восемь.
- Да ебись все в рот! Давайте распаковываться! Что мы тут, всю ночь на матрасах сидеть будем? Придут - снова упакуемся. Вещи пусть сложенными пока будут, чтобы собраться быстро можно было, а матрасы развязываем. И чай там, доставай!
Мы начинаем с проклятиями рыться в пакетах, тюках и баулах, искать чай, кипятильник и пр. В этот момент кормушка вдруг открывается и приятный женский голос вежливо спрашивает:
- Мавроди есть?
(Ну нет, не может быть… Это даже не смешно.)
- Да, я…
- Вам передача.
(Граждане добрые, разбудите меня! Это я, наверное, сплю!)
- Мне же завтра только должна быть?! Они же сегодня ну, никак не могли успеть! У них же очередь какая-то там стовосьмидесятая была!
- У Вас такие родственники заботливые! Целый час со слезами на глазах уговаривали, чтобы я Вам именно сегодня ее передала!
- Я не возьму.
- Что??
(Что-что… Ничего! Конечно, не возьму! Как я, блядь, ее потащу?
Между прочим, тридцать килограмм! Когда я и с этим-то не знаю, что делать!)
- Да нас с вещами заказали. В другую камеру переводят. Куда я сейчас с этой передачей пойду? Приносите завтра.
- А мне куда ее девать? У нас хранить негде. Я тут что, всю ночь сидеть буду? Я и так уже из-за этой Вашей передачи на час задержалась! За какую-то паршивую шоколадку! Вот дайте мне сейчас две тысячи - и я тогда всю ночь в коридоре здесь просижу!
(Вот сука! Две тысячи ей дай! Да откуда, блядь, у меня могут быть две тысячи! Когда я и за пятьсот-то рублей пять суток карцера отсидел! А за две тысячи - это сколько же там получается?.. Да меня вообще сгноят!)
- Я подписываться не буду!
- Ничего! Ваш адвокат подпишет. Забирайте.
(Нет! Это просто неописуемо! Это неслыханно! Людям ларек не отдают из-за какой-то хуйни, а тут сам отказываешься!..) Приходится брать.
- И баранки у нас в мешке все рассыпались.
(Да подавись ты этими баранками!!)
Через некоторое время все шконки оказываются заваленными пакетами, кульками, кулечками и пр., и пр. Всего на тридцать килограмм.
- В общем, если за нами сейчас все-таки придут, я просто все брошу. А что мне еще остается делать? Утащить я все равно почти ничего не смогу. Ну, или вы забирайте себе, сколько сможете, - обращаюсь я к сокамерникам.
(Следующая передача, между прочим, теперь только через месяц. Но что остается делать? А?)
В итоге, так за нами и не пришли. Когда я наспех дописываю эти строчки (надо же и поспать хоть немного!), на улице уже светает.
Посмотрим, что будет завтра. Точнее, уже сегодня. Проверка - через несколько часов.
14 мая, среда
Утром, сразу после проверки опять заявился кум. Сначала дернул
Костю с Витей (обоим рявкнул: "С вещами!"), потом очередь дошла и до меня.
- Твой холодильник?
- Мой.
- А почему в карточке не записан?
- Не знаю.
- А документы какие-нибудь на него есть?
- Есть.
Документы у меня, кстати, действительно есть. Я все-таки имел благоразумие их сохранить. Хотя, вроде бы, и незачем было.
Холодильник же в карточке на меня должны были записать!
- Заносите холодильник в камеру!
Мы с Витей подхватываем с двух сторон холодильник и осторожно заносим его в камеру. Дверь захлопывается.
Итак, все ясно. Витю с Костей от нас переводят, остальные, судя по всему, пока остаются. Я, по крайней мере, уж точно - иначе зачем было мой холодильник в камеру возвращать? Конечно, на логику и здравый смысл в тюрьме надежда плохая, но все-таки… Короче, за себя мне можно пока не волноваться.
Что ж, все правильно! Не этому мальчишке-куму решать, где мне находиться. Я не в его власти! Это над остальными он может сколько угодно куражиться. Я же для него неприкасаемый. Меченый! Для него и для всех, блядь, здешних начальничков. Руки у них коротки! Я до сих пор удивляюсь, как это они и в карцер-то тогда осмелились меня посадить? А вдруг бы меня там, к примеру, крысы съели?.. Или злые соседи обидели?.. Правильно на днях заметил Витя: "Бардачина - она везде!"
Зато вот Косте с Витей, для которых кум - царь и бог и которых он может по своему усмотрению казнить и миловать - вот им действительно можно только посочувствовать! Точнее, посочувствовать можно одному
Вите. Применительно же к Косте это слово не совсем уместно. Более того, оно в данном случае звучит кощунственно! Ну, можно ли, скажите, "посочувствовать" человеку, отправляющемуся прямиком в ад?!
В преисподнюю! В геенну огненную! В кошмар мордовских лагерей особого режима! Сроком на девять с половиной лет.
И все это только за то, что у нас нашли телефон?! Так сказать, в отместку?..
"Время, нами переживаемое, столь бесполезно-жестоко, что потомки с трудом поверят существованию такой человеческой расы, которая могла оное переносить!" Эти чеканно-бронзовые тацитовские строки написаны две тысячи лет тому назад. А что, спрашивается, с тех пор изменилось?
"В баню идем?" Вася и Цыган прощаются с Костей и Витей… уходят.
Я остаюсь. (Да какая тут, на хуй, баня! Надо хоть ребят проводить!)
Вася, уходя, наставительно замечает: "Война - войной, а баня - баней!"
"Такой-то!" Это уже пришли за Витей. Наскоро обнимаемся. "Ну все,
Пантелеич! Если я здесь останусь, я тебе отпишу! Пока!" - "Пока!"
Витю уводят. Все! ("Уходят, уходят, уходят друзья…")
Мы остаемся вдвоем с Костей. Он торопливо дает мне последние советы: "С дорогами мы с Витьком все решили. Соседи в курсе, что у вас на решке стоять некому, так что пока все будут через верх гнать.
А там и Андрей приедет. Да и подселят вам наверняка кого-нибудь! С дядей Васей нашим - поаккуратнее. Я отписывал в хату, где он до этого сидел. Мутный, говорят, какой-то человек, неправды много говорит. С Андреем тоже повнимательней. Он наверняка на мусоров работает. Цыгана можешь не опасаться. Глупый он".
Я слушаю вполуха, киваю, поддакиваю, а сам все думаю: "Неужели, правда на этап? Может, все-таки обойдется? Пронесет? Может, просто в другую хату?.."
"Такой-то!" Время!! Костя выходит. Я помогаю ему вынести вещи. В коридоре обнимаемся. Конвоир торопит, так что прощание получается скомканным и совсем коротким.
- Ну все, Кость! Удачи!
- Удачи! Если останусь на тюрьме - отпишу. Или через Мишаню сообщу!
(Мишаня - это друг Кости из соседней хаты. Спортсмен в прошлом.
Бывший биатлонист. А ныне особист-полосатик, как и сам Костя. Еще один потенциальный кандидат в Мордовию. "А сколько ему светит?" -
"Ой! Да у него там много всего!") Костю уводят. "Легче гусиного пуха
/ Улетает жизнь!.." Я остаюсь один.
Вскоре возвращаются из бани Вася с Цыганом. (Что-то быстро.) Вася возбужденно рассказывает: "Даже помыться не дали толком! Только я намылился, он воду отключил и заходит туда, прямо в баню со своим этим молотком. Которым он утром по решке дубасит. Ну, думаю, сейчас как въебет прямо по голому телу! А знаешь, как к голому телу дубинка прилипает?! К мокрому. На хуй мне надо! Провоцировать!.. Я тазик с бельем схватил, полотенцем быстренько обмотался - так намыленный и пошел. Прихожу сюда, а тут в коридоре женщина-ларечница стоит!
Бляндинка эта. А я с голым задом! Какой же вы, говорит, свежий!"
Вася идет к умывальнику и начинает плескаться.
Неожиданно с решки слышится протяжный крик:
- Три-четыре!.. Три!-четыре!
Это нам, что ли?
- Три!!-четыре!!
Точно, нам! Ну, и что делать?
- Ответь, - советует Цыган.
Я залезаю на решку и кричу:
- Да-а!..
- Серег, это Виктор! Я сверху в хате два-пять-четыре, прямо над тобой!
- Понял, Вить!
- Ну, все! Вечером свяжемся!
Так! Я слегка веселею. По крайней мере, хоть с Витей все в порядке. Он теперь в камере 254, прямо над нами. Вместе с подельником Андрея, кстати сказать. Чудеса, да и только! Может, тогда уж и Косте заодно повезет?! Если сегодня у нас день удач?!..
Ладно, вечером узнаем.
- Ну, что? Давайте, что ли, чайку попьем?
- Давай, а то без ребят как-то скучно стало, - с готовностью соглашается Цыган.
По самому Цыгану, впрочем, как и по Васе, ну никак не скажешь, что им "скучно". Скорее уж наоборот! С уходом Кости и Вити они как будто даже повеселели и посвежели! Цыган, так тот вообще прямо ожил!
Таким бодрым и разговорчивым я его давно уже не видел. Вася тоже выглядит как-то… необычно. Более солидно, что ли?.. Умнее…
Рассудительней… Как будто это и не он вовсе съел на днях костин суп!
Неожиданно для меня Вася вдруг совершенно спокойно заявляет:
- Если сейчас к нам кого-то нового подселят, надо, чтобы кто-то один с ним разговаривал. А то начнем все вместе галдеть… Я предлагаю, чтобы только Сергей с ним говорил.
- Конечно! Сергей у нас в хате теперь будет смотрящим, - сразу же поддерживает его Цыган.
- Да какой из меня смотрящий?! Я же не знаю ничего! Пусть лучше
Цыган разговаривает. Он уже год сидит. Хоть знает все.
- Нет, Сергей! Именно ты должен разговаривать. И никто другой. А мы в случае чего тебя поддержим, - твердо заявляет наш новообретенный Вас… илий Борисович.
- Да, Сергей! Это именно ты должен делать!- немедленно подтверждает и Цыган.
Я слушаю все это и не верю своим ушам. Я - смотрящий! Этого еще не хватало! Господи! Да что вообще происходит?! Их обоих словно подменили. Совершенно другие люди. Вася, по-моему, даже есть перестал. Так, кажется с утра за стол и не садился. А Цыган?! Да он же спал до этого непробудно все время! А сейчас чуть ли не пляшет.
Тараторит без умолку, козлом каким-то горным по камере скачет, слова, блядь, сказать не дает! Что происходит? Мир, что ли, перевернулся?!
Вечером, за чаем Цыган по-прежнему говорит и говорит практически без перерыва. Рассказывает про свою артистическую жизнь, про нравы в кино и шоу-бизнесе. Довольно интересно, кстати, рассказывает.
- Люди искусства - все испорченные. Все им, дескать, можно!
Сейчас все в пизду и в деньги вернулось. Хочешь петь - давай трахать! Чтобы в фильме, к примеру, сняться, надо обязательно через режиссера, оператора и директора пройти. А со всеми этими новыми молоденькими звездочками вообще все просто! Как она на эстраду попала? Если не было денег - значит пиздой зарабатывала!
- Чего это ты сегодня такой веселый? - вдруг спрашивает его Вася.
- Укололся, что ли? Или колес наглотался? Ты, может, не к адвокату на днях ходил, а к куму? И он тебя там в оперчасти чем-то угостил? У тебя, я вижу, и зуб больше не болит?..
(Цыган последнее время сильно мучился с зубами.)
Н-да!.. Любопытная мысль… Очень любопытная!.. Цыган и вправду сегодня какой-то необычный. Таким я его еще никогда не видел. А статья-то у него, между прочим, наркотики. Он, конечно, говорит, что все это подстава, и сам он никогда ничего, кроме анаши, не пробовал
- но кто его знает? Все так говорят. Если он действительно наркоман, то… Вызывает его, скажем, кум… Да и зубы у него, действительно, как-то странно вдруг прошли…
Впрочем, и с самим Васей-то, с другой стороны, тоже далеко не все ясно. Его тоже можно бы кое о чем порасспросить. К примеру, чего это ты сегодня такой умный? Где тот комичный и безобидный гоголевский
Перерепенко? Куда он делся? Вася вдруг словно маску сбросил! Разом!
Совершенно другой стал теперь человек! Такое впечатление, что у него даже и физиология изменилась! Есть ("кушать"), к примеру, он вообще почти перестал. Я специально следил.
В общем, бред какой-то получается! Мистика. Фильм ужасов. Зомби и вурдалаки! Переселение душ. Пришли злые волшебники и души из людей вынули. И кровь выпили. Хотя, впрочем, душу-то у нас здесь и так каждый день вынимают. И кровь пьют. Без всякого волшебства.
Ладно, надо будет все это на досуге обдумать. Осмыслить. Поглядим еще, что завтра будет. А сейчас уже и спать пора. (Если утром не проснусь - значит, упыри съели! Не поминайте лихом!)
Р.S. Да, чуть не забыл! Получил вечером маляву от Вити. Сам, блядь, как пацан на решке стоял! (Оказывается, ничего сложного.)
Костю на этап все-таки не отправили!! (Слава богу!) На общак забили, в 105-ую хату. Ну, он там теперь живет вообще, как король! Труба, водка, травка, шконка лучшая - все это без проблем! Он там чуть ли не за смотрящего. В авторитете, короче. В натуре! У Вити - примерно то же самое. "Мы, Серег, пока после нашей хаты отсыпаемся. Это мы там сами на решке стояли, а сейчас мы просто заняли свое место. Как нам и положено". Понятно. Это только у нас здесь они на решке, как мартышки скакали. А там у них для этого шестерки есть. Ну и отлично!
Лично я за них только рад. Дай им Бог!
Костю с Витей (обоим рявкнул: "С вещами!"), потом очередь дошла и до меня.
- Твой холодильник?
- Мой.
- А почему в карточке не записан?
- Не знаю.
- А документы какие-нибудь на него есть?
- Есть.
Документы у меня, кстати, действительно есть. Я все-таки имел благоразумие их сохранить. Хотя, вроде бы, и незачем было.
Холодильник же в карточке на меня должны были записать!
- Заносите холодильник в камеру!
Мы с Витей подхватываем с двух сторон холодильник и осторожно заносим его в камеру. Дверь захлопывается.
Итак, все ясно. Витю с Костей от нас переводят, остальные, судя по всему, пока остаются. Я, по крайней мере, уж точно - иначе зачем было мой холодильник в камеру возвращать? Конечно, на логику и здравый смысл в тюрьме надежда плохая, но все-таки… Короче, за себя мне можно пока не волноваться.
Что ж, все правильно! Не этому мальчишке-куму решать, где мне находиться. Я не в его власти! Это над остальными он может сколько угодно куражиться. Я же для него неприкасаемый. Меченый! Для него и для всех, блядь, здешних начальничков. Руки у них коротки! Я до сих пор удивляюсь, как это они и в карцер-то тогда осмелились меня посадить? А вдруг бы меня там, к примеру, крысы съели?.. Или злые соседи обидели?.. Правильно на днях заметил Витя: "Бардачина - она везде!"
Зато вот Косте с Витей, для которых кум - царь и бог и которых он может по своему усмотрению казнить и миловать - вот им действительно можно только посочувствовать! Точнее, посочувствовать можно одному
Вите. Применительно же к Косте это слово не совсем уместно. Более того, оно в данном случае звучит кощунственно! Ну, можно ли, скажите, "посочувствовать" человеку, отправляющемуся прямиком в ад?!
В преисподнюю! В геенну огненную! В кошмар мордовских лагерей особого режима! Сроком на девять с половиной лет.
И все это только за то, что у нас нашли телефон?! Так сказать, в отместку?..
"Время, нами переживаемое, столь бесполезно-жестоко, что потомки с трудом поверят существованию такой человеческой расы, которая могла оное переносить!" Эти чеканно-бронзовые тацитовские строки написаны две тысячи лет тому назад. А что, спрашивается, с тех пор изменилось?
"В баню идем?" Вася и Цыган прощаются с Костей и Витей… уходят.
Я остаюсь. (Да какая тут, на хуй, баня! Надо хоть ребят проводить!)
Вася, уходя, наставительно замечает: "Война - войной, а баня - баней!"
"Такой-то!" Это уже пришли за Витей. Наскоро обнимаемся. "Ну все,
Пантелеич! Если я здесь останусь, я тебе отпишу! Пока!" - "Пока!"
Витю уводят. Все! ("Уходят, уходят, уходят друзья…")
Мы остаемся вдвоем с Костей. Он торопливо дает мне последние советы: "С дорогами мы с Витьком все решили. Соседи в курсе, что у вас на решке стоять некому, так что пока все будут через верх гнать.
А там и Андрей приедет. Да и подселят вам наверняка кого-нибудь! С дядей Васей нашим - поаккуратнее. Я отписывал в хату, где он до этого сидел. Мутный, говорят, какой-то человек, неправды много говорит. С Андреем тоже повнимательней. Он наверняка на мусоров работает. Цыгана можешь не опасаться. Глупый он".
Я слушаю вполуха, киваю, поддакиваю, а сам все думаю: "Неужели, правда на этап? Может, все-таки обойдется? Пронесет? Может, просто в другую хату?.."
"Такой-то!" Время!! Костя выходит. Я помогаю ему вынести вещи. В коридоре обнимаемся. Конвоир торопит, так что прощание получается скомканным и совсем коротким.
- Ну все, Кость! Удачи!
- Удачи! Если останусь на тюрьме - отпишу. Или через Мишаню сообщу!
(Мишаня - это друг Кости из соседней хаты. Спортсмен в прошлом.
Бывший биатлонист. А ныне особист-полосатик, как и сам Костя. Еще один потенциальный кандидат в Мордовию. "А сколько ему светит?" -
"Ой! Да у него там много всего!") Костю уводят. "Легче гусиного пуха
/ Улетает жизнь!.." Я остаюсь один.
Вскоре возвращаются из бани Вася с Цыганом. (Что-то быстро.) Вася возбужденно рассказывает: "Даже помыться не дали толком! Только я намылился, он воду отключил и заходит туда, прямо в баню со своим этим молотком. Которым он утром по решке дубасит. Ну, думаю, сейчас как въебет прямо по голому телу! А знаешь, как к голому телу дубинка прилипает?! К мокрому. На хуй мне надо! Провоцировать!.. Я тазик с бельем схватил, полотенцем быстренько обмотался - так намыленный и пошел. Прихожу сюда, а тут в коридоре женщина-ларечница стоит!
Бляндинка эта. А я с голым задом! Какой же вы, говорит, свежий!"
Вася идет к умывальнику и начинает плескаться.
Неожиданно с решки слышится протяжный крик:
- Три-четыре!.. Три!-четыре!
Это нам, что ли?
- Три!!-четыре!!
Точно, нам! Ну, и что делать?
- Ответь, - советует Цыган.
Я залезаю на решку и кричу:
- Да-а!..
- Серег, это Виктор! Я сверху в хате два-пять-четыре, прямо над тобой!
- Понял, Вить!
- Ну, все! Вечером свяжемся!
Так! Я слегка веселею. По крайней мере, хоть с Витей все в порядке. Он теперь в камере 254, прямо над нами. Вместе с подельником Андрея, кстати сказать. Чудеса, да и только! Может, тогда уж и Косте заодно повезет?! Если сегодня у нас день удач?!..
Ладно, вечером узнаем.
- Ну, что? Давайте, что ли, чайку попьем?
- Давай, а то без ребят как-то скучно стало, - с готовностью соглашается Цыган.
По самому Цыгану, впрочем, как и по Васе, ну никак не скажешь, что им "скучно". Скорее уж наоборот! С уходом Кости и Вити они как будто даже повеселели и посвежели! Цыган, так тот вообще прямо ожил!
Таким бодрым и разговорчивым я его давно уже не видел. Вася тоже выглядит как-то… необычно. Более солидно, что ли?.. Умнее…
Рассудительней… Как будто это и не он вовсе съел на днях костин суп!
Неожиданно для меня Вася вдруг совершенно спокойно заявляет:
- Если сейчас к нам кого-то нового подселят, надо, чтобы кто-то один с ним разговаривал. А то начнем все вместе галдеть… Я предлагаю, чтобы только Сергей с ним говорил.
- Конечно! Сергей у нас в хате теперь будет смотрящим, - сразу же поддерживает его Цыган.
- Да какой из меня смотрящий?! Я же не знаю ничего! Пусть лучше
Цыган разговаривает. Он уже год сидит. Хоть знает все.
- Нет, Сергей! Именно ты должен разговаривать. И никто другой. А мы в случае чего тебя поддержим, - твердо заявляет наш новообретенный Вас… илий Борисович.
- Да, Сергей! Это именно ты должен делать!- немедленно подтверждает и Цыган.
Я слушаю все это и не верю своим ушам. Я - смотрящий! Этого еще не хватало! Господи! Да что вообще происходит?! Их обоих словно подменили. Совершенно другие люди. Вася, по-моему, даже есть перестал. Так, кажется с утра за стол и не садился. А Цыган?! Да он же спал до этого непробудно все время! А сейчас чуть ли не пляшет.
Тараторит без умолку, козлом каким-то горным по камере скачет, слова, блядь, сказать не дает! Что происходит? Мир, что ли, перевернулся?!
Вечером, за чаем Цыган по-прежнему говорит и говорит практически без перерыва. Рассказывает про свою артистическую жизнь, про нравы в кино и шоу-бизнесе. Довольно интересно, кстати, рассказывает.
- Люди искусства - все испорченные. Все им, дескать, можно!
Сейчас все в пизду и в деньги вернулось. Хочешь петь - давай трахать! Чтобы в фильме, к примеру, сняться, надо обязательно через режиссера, оператора и директора пройти. А со всеми этими новыми молоденькими звездочками вообще все просто! Как она на эстраду попала? Если не было денег - значит пиздой зарабатывала!
- Чего это ты сегодня такой веселый? - вдруг спрашивает его Вася.
- Укололся, что ли? Или колес наглотался? Ты, может, не к адвокату на днях ходил, а к куму? И он тебя там в оперчасти чем-то угостил? У тебя, я вижу, и зуб больше не болит?..
(Цыган последнее время сильно мучился с зубами.)
Н-да!.. Любопытная мысль… Очень любопытная!.. Цыган и вправду сегодня какой-то необычный. Таким я его еще никогда не видел. А статья-то у него, между прочим, наркотики. Он, конечно, говорит, что все это подстава, и сам он никогда ничего, кроме анаши, не пробовал
- но кто его знает? Все так говорят. Если он действительно наркоман, то… Вызывает его, скажем, кум… Да и зубы у него, действительно, как-то странно вдруг прошли…
Впрочем, и с самим Васей-то, с другой стороны, тоже далеко не все ясно. Его тоже можно бы кое о чем порасспросить. К примеру, чего это ты сегодня такой умный? Где тот комичный и безобидный гоголевский
Перерепенко? Куда он делся? Вася вдруг словно маску сбросил! Разом!
Совершенно другой стал теперь человек! Такое впечатление, что у него даже и физиология изменилась! Есть ("кушать"), к примеру, он вообще почти перестал. Я специально следил.
В общем, бред какой-то получается! Мистика. Фильм ужасов. Зомби и вурдалаки! Переселение душ. Пришли злые волшебники и души из людей вынули. И кровь выпили. Хотя, впрочем, душу-то у нас здесь и так каждый день вынимают. И кровь пьют. Без всякого волшебства.
Ладно, надо будет все это на досуге обдумать. Осмыслить. Поглядим еще, что завтра будет. А сейчас уже и спать пора. (Если утром не проснусь - значит, упыри съели! Не поминайте лихом!)
Р.S. Да, чуть не забыл! Получил вечером маляву от Вити. Сам, блядь, как пацан на решке стоял! (Оказывается, ничего сложного.)
Костю на этап все-таки не отправили!! (Слава богу!) На общак забили, в 105-ую хату. Ну, он там теперь живет вообще, как король! Труба, водка, травка, шконка лучшая - все это без проблем! Он там чуть ли не за смотрящего. В авторитете, короче. В натуре! У Вити - примерно то же самое. "Мы, Серег, пока после нашей хаты отсыпаемся. Это мы там сами на решке стояли, а сейчас мы просто заняли свое место. Как нам и положено". Понятно. Это только у нас здесь они на решке, как мартышки скакали. А там у них для этого шестерки есть. Ну и отлично!
Лично я за них только рад. Дай им Бог!
15 мая, четверг
Матерь Божья! Пресвятые угодники! Оказывается, я жил все это время в одной камере с Дон Жуаном и Казановой! Который к тому же является актером кино, профессиональным танцором, виртуозом-гитаристом и поэтом! Плюс непревзойденным исполнителем романсов. И еще по совместительству цыганским бароном. (Точнее, одним из главных цыганских авторитетов. Баронов формально у цыган нет.) И все это - наш Цыган! В одном лице. Прошу любить и жаловать!
Понарассказывал он сегодня столько, что у меня просто голова кругом пошла! Поэтому всего лишь попытаюсь хотя бы восставить по памяти его рассказ, практически без всяких комментариев.
- Национальность у меня - наполовину цыган, наполовину француз.
(Француз - отец.) Рос я до шести лет в таборе. Фамилия у нас среди цыган очень известная и уважаемая. Все нас знают. Меня на все сходки приглашают в первую очередь, и я разбирал очень большие дела цыган.
У нас же нет такого: сдать в милицию. У нас все решает сходка, цыганское собрание. Вообще у нас в принципе очень много схожего с воровскими обычаями. Скажем, дал ты в долг. На месяц. Месяц проходит, другой - тишина! Ну, звонишь: так, мол, и так. Не можешь, брат, денежки отдать? А то у меня сейчас у самого проблемы! Он тебе отвечает: "Извини, сейчас не могу. Отдам через месяц". - "Хорошо.
Вот срок - даешь слово?" - "Даю!" А у цыган слово дал - пиздец! Его нельзя нарушать! Ладно. Месяц проходит - денег нет. Все! Собираешь сходку. Ты своих представителей выставляешь, он - своих. От них по одному человеку отходят и обсуждают дело. Потом выносят решение.
"Срок тебе три месяца, заплатишь с процентами столько-то. Обещаешь?"
- "Обещаю!" И божится при этом специальной божбой, которую нельзя нарушать. А если нарушает - все, пиздец! Его опускают. Объявляют магирд*/о/*. Ну, не опускают, а ему не подадут руки ни мужчина, ни женщина. И денег не возьмут. И так у нас все проблемы решают.
Сходкой. И у нас, цыган, только бабками наказывают. Правда, кровь за кровь, у нас есть.
- Это грех, - замечает Вася.
- Да, грех. Но это у нас есть.
- Так сколько у тебя, Цыган, жен-то было?
- Эта двенадцатая. С ней я уже больше десяти лет живу. А с остальными - по два-три года. У меня все национальности были.
Украинка, венгерка, еврейка, греческой национальности, молдавской, румынской, болгарской, норвежской. Но с ней я мало жил. Она мне:
"Нет, я родителей не оставлю!" Все! Пошла на хуй. А любовниц сколько у меня было! Это вообще не сосчитать. Тысячи. Я вообще блядун высшей пробы. Проблядь! Я трахаться с десяти лет начал. Сам уж не знаю, как там у меня это получалось, но - да! С десяти лет! Зайдешь в сарай и… А так, у меня кроме жены было всегда две-три постоянных в труппе, плюс поклонницы постоянно… В день я раза три-четыре всегда трахался. Утром до двенадцати, днем в обед и вечером после концерта, когда киряешь. Это всегда. Вообще все актеры бляди! И мужчины, и женщины. Вечером после концерта кир и обязательно трах. Без этого нельзя.
- И что же, у тебя двенадцать штампов в паспорте?
- Нет. В паспорте шесть или семь. Остальные - цыганским браком.
- А что это такое?
- У нас, если привел девушку в дом, и мать благословила - все!
Она твоя жена. Приходя в дом, молодая должна сразу стать на колени.
Мать спрашивает: "Родители знают?" - "Знают". - "Ну, живите!"
Благословляет - и все! Она твоя жена. Никто с этого момента не может сказать, что она блядь или еще чего. Она жена. Но если не встала, скажем, на колени - пиздец! "Все, девочка. Не надо нам никаких ваших колен - идите домой". И все!
У меня мать говорила: "Женщины - бляди. Но есть хорошие бляди!" Я вот, блядь! Я своих жен люблю и чужих не забываю. Я, если женщиной недоволен, я ей говорю: "Ах ты, блядь! Сука ебаная, прошмандовка!" А последнее слово у меня - тварь! И после этого - все!
- А первый раз ты когда женился?
- Первый раз? Мне тогда семнадцать лет было, ну и ей столько же.
Она еще девочка была.
- Ну, понятно, в семнадцать лет еще не рабочая! - замечает Вася.
- Красивая-красивая! Но никому не давала, не гуляла ни с кем. А я жениться вообще-то не собирался, только трахнуть ее хотел.
- Ясное дело! - опять комментирует Вася.
- А потом вижу, что иначе никак нельзя, говорю: "Давай, я на тебе женюсь!" Она, конечно, согласилась, и родители ее с радостью согласились. Они же у нее бедные были, а у меня такая фамилия! Им, конечно, лестно было. Ну, привел я ее домой, мы и поженились. Стол собрали, как положено. И ровно неделю я с ней прожил. А потом разошлись.
- А поклонницы-то у тебя откуда брались?
- После концертов. Я пел, на гитаре играл, танцевал здорово.
Костюм у меня был: белые лаковые сапоги, алые вишневые шаровары и черная рубашка в камнях, в звездах. Волосы до плеч. Романсы пел - люди плакали в зале! Честно тебе говорю. "Пара гнедых…" я пел - это пиздец! Чувихи сразу на хуй падали. Я всегда визитку наготове держал. Выходит она на сцену поздравлять с цветами, а я ей сразу карточку: "Пожалуйста, после концерта позвоните!" Обязательно позвонит! Все звонили. У меня тогда зарплата шесть тысяч рублей в месяц была. Представляешь, какие это тогда деньги были! В семидесятые-восьмидесятые годы! И я все пропивал и прогуливал. В
"Националь" заходишь: "Будем гулять! Сколько надо, чтобы закрыть ресторан? Две тысячи? Бери!" Всех выгоняют, объявляют санитарный день какой-нибудь, и гуляем! Сколько у меня случаев разных в жизни было - книгу можно писать! Помню, в номер завел администратора филармонии. Красивая молодая телка. А у меня была любовница в труппе. Костюмерша. Врач по образованию Я ее постоянно ебал. И она все время за мной следила и жене стучала. Чтобы я других не имел. И эта сучка увидела, как я в номер зашел и сразу к жене побежала. "Он в номере!" А у меня пояс был серебряный. Ну, в костюме. Он громко стучал, когда снимаешь. Только я снимаю - жена в дверь стучит. А эта сука ей говорит: "Он там!" А я все слышу. Ключ изнутри сунул, она открыть не может. "Открывай! - кричит. - А то хуже будет! Я слышала, как ты пояс снимал!" Я говорю: "Ты уйди, не позорь меня! Я трахаться не буду, просто сейчас выведу ее и уйду". Уж открытым текстом говорю. А сам думаю: "Надо выебать побыстрее, а там уж будь, что будет!" Ну, жена ушла. Я этой сразу: "Давай быстрее!" Выебал, вывожу из номера, а жена - такая была суровая женщина, полька из западных украинок - с чайником! Я еле чайник успел перехватить. "Ах ты, блядь! - кричит. - Так вот ты почему с ним всегда на первое сиденье рядом садишься!" Или в Иркутске, помню, две телки были. Мы в
Ленинград звонили постоянно, а пока соединяют, телефонистке говоришь: "Девушка, я артист такой-то". - "Ой!" - "Хотите на концерт прийти? Приходите в семь туда-то (а концерт в семь тридцать)".
Встречаем - телка - пиздец! С подругой. Ну, на концерте лучшие места я всегда оставлял специально для таких случаев. Потом - в гостиницу, в номер. А если в номер зашла - все! Ну, киряем, песни, гитара, потом они: ну, мол, домой пора. "Да куда там домой! После одиннадцати не выпускают, вас в милицию заберут и паспорт отнимут!
Так что оставайтесь до утра, а утром потихоньку уйдете". Ну, они нас на концерте видели. Артисты, с гитарой, с танцами. Да и здесь… А там беленькая и черненькая. А я белых не люблю, пизда рыжая… ну, не люблю! Оставил себе черную. Белую - Леше. Ну, красивая телка, интеллигентная. А суешь - совсем дуреет, орет, ногтями вцепляется. А я этого терпеть не могу. Я ей: "Ты не царапай меня, мне же выступать! И не ори так, люди же сбегутся!" - А она: "Я не могу, мне так хорошо!" А Леша уже выебал свою, и она в ванную пошла. Я Лешу зову, он входит: что такое? Я ему: "Надо помочь человеку!" Посадил ее на колени, а Леша - в рот. И тут ее подруга входит. Увидела, зафыркала и начала так раздраженно будто бы одеваться! Я ей: "Ты куда?" - "Ну, вы так прямо вдвоем!" - "Так это же хорошо! Она же сама захотела. Ей же приятно! Давай и ты". Короче, выебали мы и ее вдвоем. Потом они между собой лесбийскими играми занялись. Потом я еще гитариста и ударника пригласил. Что мы с ними только не делали!
Они от нас все выжатые ушли. И потом каждый день к нам приходили и как собачки бегали! Мы уж просто обманули их, сказали, что послезавтра только уезжаем, и уехали. А в Сочи одна чувиха в меня так влюбилась, в поезд при прощании прыгнула. И до Тамбова доехала.
А там холодно. Ей вещи теплые присылали. Я уж потом еле ее отправил.
Наврал, что приеду, мол, и так далее. У меня и сейчас пять-шесть женщин всегда было постоянно. Жена знает, заставала…
- А где передачи от них? - спокойно спрашивает Вася.
Вечером Цыган долго пытается вспомнить один из своих романсов.
"Это я для Кикабидзе написал. Он у него даже на пластинке есть.
Слова и музыка мои. Когда Кикабидзе первый раз спел - оркестр Крола, аккомпанемент! - все вообще охуели!"
Второй куплет все никак не вспоминается.
- Вот что значит инсульт, блядь, ебаный! Я благодарен Муравью, что он меня тогда разбудил!
Наконец, вроде, все. Вспомнилось! Цыган диктует, я записываю.
Понарассказывал он сегодня столько, что у меня просто голова кругом пошла! Поэтому всего лишь попытаюсь хотя бы восставить по памяти его рассказ, практически без всяких комментариев.
- Национальность у меня - наполовину цыган, наполовину француз.
(Француз - отец.) Рос я до шести лет в таборе. Фамилия у нас среди цыган очень известная и уважаемая. Все нас знают. Меня на все сходки приглашают в первую очередь, и я разбирал очень большие дела цыган.
У нас же нет такого: сдать в милицию. У нас все решает сходка, цыганское собрание. Вообще у нас в принципе очень много схожего с воровскими обычаями. Скажем, дал ты в долг. На месяц. Месяц проходит, другой - тишина! Ну, звонишь: так, мол, и так. Не можешь, брат, денежки отдать? А то у меня сейчас у самого проблемы! Он тебе отвечает: "Извини, сейчас не могу. Отдам через месяц". - "Хорошо.
Вот срок - даешь слово?" - "Даю!" А у цыган слово дал - пиздец! Его нельзя нарушать! Ладно. Месяц проходит - денег нет. Все! Собираешь сходку. Ты своих представителей выставляешь, он - своих. От них по одному человеку отходят и обсуждают дело. Потом выносят решение.
"Срок тебе три месяца, заплатишь с процентами столько-то. Обещаешь?"
- "Обещаю!" И божится при этом специальной божбой, которую нельзя нарушать. А если нарушает - все, пиздец! Его опускают. Объявляют магирд*/о/*. Ну, не опускают, а ему не подадут руки ни мужчина, ни женщина. И денег не возьмут. И так у нас все проблемы решают.
Сходкой. И у нас, цыган, только бабками наказывают. Правда, кровь за кровь, у нас есть.
- Это грех, - замечает Вася.
- Да, грех. Но это у нас есть.
- Так сколько у тебя, Цыган, жен-то было?
- Эта двенадцатая. С ней я уже больше десяти лет живу. А с остальными - по два-три года. У меня все национальности были.
Украинка, венгерка, еврейка, греческой национальности, молдавской, румынской, болгарской, норвежской. Но с ней я мало жил. Она мне:
"Нет, я родителей не оставлю!" Все! Пошла на хуй. А любовниц сколько у меня было! Это вообще не сосчитать. Тысячи. Я вообще блядун высшей пробы. Проблядь! Я трахаться с десяти лет начал. Сам уж не знаю, как там у меня это получалось, но - да! С десяти лет! Зайдешь в сарай и… А так, у меня кроме жены было всегда две-три постоянных в труппе, плюс поклонницы постоянно… В день я раза три-четыре всегда трахался. Утром до двенадцати, днем в обед и вечером после концерта, когда киряешь. Это всегда. Вообще все актеры бляди! И мужчины, и женщины. Вечером после концерта кир и обязательно трах. Без этого нельзя.
- И что же, у тебя двенадцать штампов в паспорте?
- Нет. В паспорте шесть или семь. Остальные - цыганским браком.
- А что это такое?
- У нас, если привел девушку в дом, и мать благословила - все!
Она твоя жена. Приходя в дом, молодая должна сразу стать на колени.
Мать спрашивает: "Родители знают?" - "Знают". - "Ну, живите!"
Благословляет - и все! Она твоя жена. Никто с этого момента не может сказать, что она блядь или еще чего. Она жена. Но если не встала, скажем, на колени - пиздец! "Все, девочка. Не надо нам никаких ваших колен - идите домой". И все!
У меня мать говорила: "Женщины - бляди. Но есть хорошие бляди!" Я вот, блядь! Я своих жен люблю и чужих не забываю. Я, если женщиной недоволен, я ей говорю: "Ах ты, блядь! Сука ебаная, прошмандовка!" А последнее слово у меня - тварь! И после этого - все!
- А первый раз ты когда женился?
- Первый раз? Мне тогда семнадцать лет было, ну и ей столько же.
Она еще девочка была.
- Ну, понятно, в семнадцать лет еще не рабочая! - замечает Вася.
- Красивая-красивая! Но никому не давала, не гуляла ни с кем. А я жениться вообще-то не собирался, только трахнуть ее хотел.
- Ясное дело! - опять комментирует Вася.
- А потом вижу, что иначе никак нельзя, говорю: "Давай, я на тебе женюсь!" Она, конечно, согласилась, и родители ее с радостью согласились. Они же у нее бедные были, а у меня такая фамилия! Им, конечно, лестно было. Ну, привел я ее домой, мы и поженились. Стол собрали, как положено. И ровно неделю я с ней прожил. А потом разошлись.
- А поклонницы-то у тебя откуда брались?
- После концертов. Я пел, на гитаре играл, танцевал здорово.
Костюм у меня был: белые лаковые сапоги, алые вишневые шаровары и черная рубашка в камнях, в звездах. Волосы до плеч. Романсы пел - люди плакали в зале! Честно тебе говорю. "Пара гнедых…" я пел - это пиздец! Чувихи сразу на хуй падали. Я всегда визитку наготове держал. Выходит она на сцену поздравлять с цветами, а я ей сразу карточку: "Пожалуйста, после концерта позвоните!" Обязательно позвонит! Все звонили. У меня тогда зарплата шесть тысяч рублей в месяц была. Представляешь, какие это тогда деньги были! В семидесятые-восьмидесятые годы! И я все пропивал и прогуливал. В
"Националь" заходишь: "Будем гулять! Сколько надо, чтобы закрыть ресторан? Две тысячи? Бери!" Всех выгоняют, объявляют санитарный день какой-нибудь, и гуляем! Сколько у меня случаев разных в жизни было - книгу можно писать! Помню, в номер завел администратора филармонии. Красивая молодая телка. А у меня была любовница в труппе. Костюмерша. Врач по образованию Я ее постоянно ебал. И она все время за мной следила и жене стучала. Чтобы я других не имел. И эта сучка увидела, как я в номер зашел и сразу к жене побежала. "Он в номере!" А у меня пояс был серебряный. Ну, в костюме. Он громко стучал, когда снимаешь. Только я снимаю - жена в дверь стучит. А эта сука ей говорит: "Он там!" А я все слышу. Ключ изнутри сунул, она открыть не может. "Открывай! - кричит. - А то хуже будет! Я слышала, как ты пояс снимал!" Я говорю: "Ты уйди, не позорь меня! Я трахаться не буду, просто сейчас выведу ее и уйду". Уж открытым текстом говорю. А сам думаю: "Надо выебать побыстрее, а там уж будь, что будет!" Ну, жена ушла. Я этой сразу: "Давай быстрее!" Выебал, вывожу из номера, а жена - такая была суровая женщина, полька из западных украинок - с чайником! Я еле чайник успел перехватить. "Ах ты, блядь! - кричит. - Так вот ты почему с ним всегда на первое сиденье рядом садишься!" Или в Иркутске, помню, две телки были. Мы в
Ленинград звонили постоянно, а пока соединяют, телефонистке говоришь: "Девушка, я артист такой-то". - "Ой!" - "Хотите на концерт прийти? Приходите в семь туда-то (а концерт в семь тридцать)".
Встречаем - телка - пиздец! С подругой. Ну, на концерте лучшие места я всегда оставлял специально для таких случаев. Потом - в гостиницу, в номер. А если в номер зашла - все! Ну, киряем, песни, гитара, потом они: ну, мол, домой пора. "Да куда там домой! После одиннадцати не выпускают, вас в милицию заберут и паспорт отнимут!
Так что оставайтесь до утра, а утром потихоньку уйдете". Ну, они нас на концерте видели. Артисты, с гитарой, с танцами. Да и здесь… А там беленькая и черненькая. А я белых не люблю, пизда рыжая… ну, не люблю! Оставил себе черную. Белую - Леше. Ну, красивая телка, интеллигентная. А суешь - совсем дуреет, орет, ногтями вцепляется. А я этого терпеть не могу. Я ей: "Ты не царапай меня, мне же выступать! И не ори так, люди же сбегутся!" - А она: "Я не могу, мне так хорошо!" А Леша уже выебал свою, и она в ванную пошла. Я Лешу зову, он входит: что такое? Я ему: "Надо помочь человеку!" Посадил ее на колени, а Леша - в рот. И тут ее подруга входит. Увидела, зафыркала и начала так раздраженно будто бы одеваться! Я ей: "Ты куда?" - "Ну, вы так прямо вдвоем!" - "Так это же хорошо! Она же сама захотела. Ей же приятно! Давай и ты". Короче, выебали мы и ее вдвоем. Потом они между собой лесбийскими играми занялись. Потом я еще гитариста и ударника пригласил. Что мы с ними только не делали!
Они от нас все выжатые ушли. И потом каждый день к нам приходили и как собачки бегали! Мы уж просто обманули их, сказали, что послезавтра только уезжаем, и уехали. А в Сочи одна чувиха в меня так влюбилась, в поезд при прощании прыгнула. И до Тамбова доехала.
А там холодно. Ей вещи теплые присылали. Я уж потом еле ее отправил.
Наврал, что приеду, мол, и так далее. У меня и сейчас пять-шесть женщин всегда было постоянно. Жена знает, заставала…
- А где передачи от них? - спокойно спрашивает Вася.
Вечером Цыган долго пытается вспомнить один из своих романсов.
"Это я для Кикабидзе написал. Он у него даже на пластинке есть.
Слова и музыка мои. Когда Кикабидзе первый раз спел - оркестр Крола, аккомпанемент! - все вообще охуели!"
Второй куплет все никак не вспоминается.
- Вот что значит инсульт, блядь, ебаный! Я благодарен Муравью, что он меня тогда разбудил!
Наконец, вроде, все. Вспомнилось! Цыган диктует, я записываю.
Прощай, прости! Нет, не задерживай меня!
Я ухожу, как сон меня забудь.
Прощай, любовь, не проклинай, любя!
А время все сотрет когда-нибудь.
Припев: Но все пройдет как сон,
Чтоб не вернуться вновь.
Но не растает лед, когда проснусь.
И будешь ты стараться уберечь любовь,
Лишь зная, что к тебе я не вернусь.
Прощай, на млечный путь в межлунной тьме
С тобой нам больше не ступить.
Простить и позабыть не сможем мы,
И сохранить не сможем мы ничуть.
Припев.
Прощай, прости, сейчас переступлю порог
И растворюсь в житейской суете.
Как жаль, что сон любовью стать не смог,
А грезами растаял в пустоте!
- А как ты стихи сочиняешь? Когда к тебе вдохновенье приходит?
- После запоя или когда пьяный сильно. Когда белочка подходит, там и стих, и все.
Перед сном Вася читает вслух какое-то письмо:
- "Яблоко лежит - нормально. Яблоко в банке - тоже нормально. Но оно взаперти. Так и ты". Дочь пишет. Тоже мне, философ! Сидит в университете на лекции - и пишет!
Не знаю уж, что там Цыган принял, но говорит он по-прежнему без умолку. Мы с Васей с интересом слушаем. ("Зачем нам телевизор? У нас народный артист есть!" - иронизирует Вася.)
- А знаменитости у тебя какие-нибудь были?
- Знаменитости? Понаровская, Вертинская… Кто там еще?.. С телевидения телка одна… Ольга эта… Из "Что? Где? Когда?".
- Что? И это все?!
- Да, все.
- Ну, хоть про этих тогда расскажи. Про Панаровскую с Вертинской.
Вертинская пьяная, наверное, была?
- Да она вечно пьяная! Пила коньяк, водку… Что нальют - то и пила.
- А когда это было?
- Лет пятнадцать назад в ВТО. А у нее муж был алкоголик. Ну, известный актер… Фамилию никак не вспомню… Ну, очень известный!
Он если увидит водку - не уйдет. Так и будет сидеть, пока всю не выпьет. Или не упадет. Ну, с мужем она не церемонилась! Прямо за шиворот хватает при всех и тащит пьяного: "Надоел!" На хуй, в общем, посылает! А я в компании был: Козаков Миша, Папанов, Миронов и я.
- Козаков тоже много пьет?
- Козаков очень много пьет!
- Ну, и дальше что?
И растворюсь в житейской суете.
Как жаль, что сон любовью стать не смог,
А грезами растаял в пустоте!
Припев.
- А как ты стихи сочиняешь? Когда к тебе вдохновенье приходит?
- После запоя или когда пьяный сильно. Когда белочка подходит, там и стих, и все.
Перед сном Вася читает вслух какое-то письмо:
- "Яблоко лежит - нормально. Яблоко в банке - тоже нормально. Но оно взаперти. Так и ты". Дочь пишет. Тоже мне, философ! Сидит в университете на лекции - и пишет!
16 мая, пятница
Не знаю уж, что там Цыган принял, но говорит он по-прежнему без умолку. Мы с Васей с интересом слушаем. ("Зачем нам телевизор? У нас народный артист есть!" - иронизирует Вася.)
- А знаменитости у тебя какие-нибудь были?
- Знаменитости? Понаровская, Вертинская… Кто там еще?.. С телевидения телка одна… Ольга эта… Из "Что? Где? Когда?".
- Что? И это все?!
- Да, все.
- Ну, хоть про этих тогда расскажи. Про Панаровскую с Вертинской.
Вертинская пьяная, наверное, была?
- Да она вечно пьяная! Пила коньяк, водку… Что нальют - то и пила.
- А когда это было?
- Лет пятнадцать назад в ВТО. А у нее муж был алкоголик. Ну, известный актер… Фамилию никак не вспомню… Ну, очень известный!
Он если увидит водку - не уйдет. Так и будет сидеть, пока всю не выпьет. Или не упадет. Ну, с мужем она не церемонилась! Прямо за шиворот хватает при всех и тащит пьяного: "Надоел!" На хуй, в общем, посылает! А я в компании был: Козаков Миша, Папанов, Миронов и я.
- Козаков тоже много пьет?
- Козаков очень много пьет!
- Ну, и дальше что?