Решение существует! И мы бы могли все это сделать. Но в интересах мировой экономики…' И посмотрите, что он вам на это ответит. И за кем он пойдет: за вами или за мной? - уже совсем раздраженно заканчиваю я. (Заебали, блядь, уже все эти бесплодные умствования всех этих интеллектуальных импотентов! Сейчас наверняка еще про камни вспомнит. И про второе искушение. Тоже мне, Господь Бог! Всех последствий все равно не просчитаешь. Можешь что-то делать - делай!
   А там видно будет. Господь сам потом разберется, что к чему. Что хорошо, а что плохо. Ты, главное, занимайся своим делом, а Он будет своим заниматься. Вот и все.) - Преврати камни в хлеба… (Ну, точно!) -…и люди пойдут за тобой, - между тем торжественно вещает мне Павел Владимирович. - Вы ведь именно это фактически предлагаете сделать? Не так ли? Пойти именно тем путем, которым советовал пойти
   Христу Дьявол? (Тьфу ты!) - Ну, и что же Христос ему ответил? 'Не хлебом единым жив человек'. То есть Он ведь вовсе не утверждает, что хлеба человеку вообще не надо, Он просто говорит, что одного хлеба еще недостаточно, что одним только хлебом жизнь не исчерпывается.
   Есть еще душа и пр. Так никто ведь с этим и не спорит. Накормите сначала - и занимайтесь потом на здоровье чем угодно. И душой, и всем прочим. Учите, воспитывайте! Обращайте в свою веру! Кто мешает?
   Но сначала - накормите. Почему непременно: или-или? Или душа - или хлеб? Почему человек обязательно голодным должен быть? И для спасения души зарплату месяцами не получать и в нетопленой квартире без света и воды сидеть? Каким волшебным образом все это связано?
   Павел Владимирович опять некоторое время молчит, как-то слишком уж пристально и долго меня разглядывает, а потом словно нехотя, медленно так снова произносит: - А Вы, оказывается, страшный человек, Сергей Пантелеевич. Правильно Вас здесь держат. Ну, спасибо! Удружил! 'Правильно меня здесь держат'! Вот пидорас!
   Приехали. Договорились! Пообщался, блядь, с сокамерниками.
   Отношения, это называется, наладил! - Ладно-ладно, не переживайте уж так! Я же в тюрьме пока, так что человечество в очередной раз спасено. Апокалипсис опять откладывается. До лучших времен, - натянуто улыбаюсь я Павлу Владимировичу, пытаясь таким образом обратить все в шутку. Но Павел Владимирович моего шутливого тона не принимает. Он хоть и улыбается вежливо мне в ответ, но по-прежнему как-то слишком уж пристально и внимательно на меня смотрит.
   Каким-то, блядь, дурным глазом. Ну, вот, и еще одна проблема. И зачем только я весь этот разговор затеял?

4 июля, пятница

   Новые чудеса! Оказывается, наш Павел Владимирович был одним из самых близких друзей Павлова. Вот именно! Того самого. Бывшего премьера и ГКЧП-иста. Так что узнал я сегодня из первых рук павловскую версию тех событий. Нет смысла ее здесь подробно пересказывать, хотя некоторые детали, несомненно, того и заслуживают. Как, например, накануне взбешенный Павлов дозванивался в машину к пьяному Янаеву, который, забыв про все перевороты, ехал к себе на дачу с Татьяной Митковой. - А где она тогда была? Уже в НТВ?
   - уточняю я. - Да нет, в 'Вестях', - охотно поясняет мне другой сокамерник, Максим Борисович. - Помните 'Вести' начала девяностых, с этой ублюдочной тройкой, которая на экран вылетала? Оглобли по бокам, а хомут сверху над коренником в воздухе болтается. Т.е. не один только коренник в оглобли запряжен, как это должно быть, а вся тройка сразу, вместе с пристяжными. Три лошади, а по бокам оглобли!
   Вся интеллигенция каждый раз с замиранием сердца ждала: 'Вот он, символ горбачевщины! Выехал!' Как Павлов обзванивал все республики и регионы. 'Хохлы, казахи и вообще все среднеазиатские республики были
   'за'! Проблемы могли возникнуть с прибалтами, с Уфой и с
   Татарстаном'. Как весь вечер восемнадцатого и всю ночь на девятнадцатое все ГКЧП-исты пьянствовали, а тогдашний директор теле и радиовещания (фамилии не помню) маялся всю ночь в коридоре, ожидая текста обращения. Как Горбачев фактически благословил ГКЧП-истов, сказав им: 'Ну, вы там начинайте, а я потом в случае чего подключусь', и что никакой изоляции в Фаросе у него и в помине не было - все это сказки для детей и недоумков! Как Павлов решил в самую последнюю минуту соскочить. 'Язов под утро говорит: 'Ну, я пошел''. - 'А куда Вы, собственно, пошли?' - 'Войска вводить'. -
   'Войска-а?..' - 'Ну, без боекомплекта!' Тут он понял, что это оперетка. Принял два вискаря, пару таблеток - и под капельницу, с гипертоническим кризом. Но поздно уже было. Соскочить не удалось. И т.д. и т.п. В общем, все это, конечно, весьма любопытно, но не более того. 'Дела давно минувших дней'. Если что тут действительно по-настоящему и интересно, так это только та полнейшая беспомощность и некомпетентность, которую господа заговорщики в решающий момент тогда проявили. Хотя, с другой-то стороны, а разве только они одни?
   А скажем, те же декабристы? В сущности, ведь то же самое. Те же бессилие и нерешительность. Тот же паралич воли. Что они, собственно, делали-то? Да ничего! Просто стояли и ждали, что будет дальше. Как их приятели ГКЧП-исты почти два столетия спустя. Лучше бы уж они тогда безоглядно и безрассудно бросились на штурм дворца и все до одного погибли. Так было бы честнее. Достойнее и мужественнее. Такое поражение заслуживало бы самого глубокого уважения. А так? Какое-то нелепое стояние. Битва головотяпов с гущеедами. Впрочем, сама История уже сполна воздала им за это их малодушие. Она вообще дама строгая, беспристрастная и послаблений в своих приговорах не терпящая. Да к тому же и обладающая еще весьма своеобразным чувством юмора. Ведь что сейчас, через века приходит прежде всего на ум при слове 'декабристы'? Правильно. 'Жены декабристов!' Этот вечный символ женского благородства, женской любви и женской верности. Вот они-то действительно совершили истинный подвиг. Прекрасный и чистый. Причем сделали это спокойно и просто, без всяких красивых поз и громких фраз. А сами герои? Можете вы сейчас сразу, навскидку вспомнить поступки хоть одного из них?
   Кем он был, что делал и какие-такие подвиги совершал? Я лично не могу. Что ж, и поделом им! И по делам. Они жалости не заслуживают.
   Бабами были при жизни, бабами и после смерти в памяти потомков навсегда остались. Маленькими мужьями своих великих жен. Под женским подолом в историю пролезли. Целиком там поместившись со всеми своими усами, палашами, орденами и ментиками.
 
This file was created
with BookDesigner program
bookdesigner@the-ebook.org
13.01.2009