Страница:
С «посадкой» Джона возглавляемое им предприятие по организации «быстрого малолетнего секса» на какое-то время прекратит своё существование, но в конце концов найдётся кто-то следующий, однако это уже будет по-другому и в другом месте. Раньше в городе ничего подобного не было. Идея принадлежала Джону, и он сам смог претворить её в жизнь, сам набрал помощников и «рабочих», сам подобрал клиентуру и создал репутацию. Кое-что, но совсем немного, он платил «омским» за «крышу». О причинах столь серьёзной скидки он предпочёл умолчать, но Николаев понял сам, просмотрев содержание вишнёвого «бизнес-организатора» и найденной в «отстойнике» тетрадки. Предоставляя услуги работниц всем желающим, Джон передавал информацию о своих клиентах «омским». А те, аккуратно выбрав жертву, начинали её «доить», благо бедные люди к Джону не обращались. При таком раскладе, если не «пережать» самому, можно было не опасаться ни милиции, ни каких-либо других защитников. Даже депутату, несмотря на его неприкосновенность, не поздоровилось бы, обнародуй кто-нибудь информацию о его вечерних похождениях. Кроме того, получая от жертвы деньги, «омские» мягко советовали не прерывать отношений с Джоном, продолжать пользоваться его услугами и, более того, рекомендовать это невинное развлечение всем желающим.
Обо всём этом Джон говорить Николаеву не стал, но пришедший ему на смену Ковалёв принял эстафету и довёл дело до конца.
Вскоре пришёл ответ от экспертов. Изъятые папиросы содержали наркотик, и количество его превышало минимум, необходимый для возбуждения уголовного дела. Пообщаться с Джоном приехали оперативники РУОПа. В качестве подарка им были вручены «бизнес-организатор» и потрёпанная тетрадь, содержащие много интересной информации об интересных людях.
Судя по всему, Джон удалялся с поля надолго. Может быть, навсегда.
Но ни он, ни его подчинённые отношения к Кате Ветровой и случившемуся с ней не имели. Данных о причастности к этому кого-то из клиентов тоже не нашлось.
Искать предстояло в другом месте.
Знать бы только где.
Настроение было хорошим. Через две недели Юрьев собирался уйти в отпуск и надеялся, что теперь уже ничто не помешает его планам: три недели на курорте в Болгарии, а потом ещё несколько дней у одной знакомой, имеющей собственный дом под Анапой. Конечно, она намного старше его, да и природа обделила её как красотой, так и интеллектом, но зато — дом, море, машина, фрукты и никаких забот. Недавно Юрьеву наконец удалось поправить своё пошатнувшееся материальное положение, полностью рассчитаться со своими партнёрами по бизнесу и даже отложить некоторую сумму, которую он собирался приятно потратить в Болгарии. В Анапе проблем с деньгами у него уже не будет. Конечно, надо бы вернуть деньги этой идиотке Алле, но… Есть много «но».
Невольно усмехнувшись, Игорь поспешно отдёрнул руку со станком и, только убедившись, что пореза не осталось, продолжил бритьё. Во-первых, это его первый настоящий отпуск за последние три года и первый выезд за границу. А во-вторых, она сама виновата, со своим постоянным желанием близости и неукротимой фантазией. Он ведь тогда не смог вовремя прервать свидание именно из-за её тяги попробовать что-нибудь новенькое. Попробовали… Попробовали так, что он пропустил важную встречу и потерял тысячу долларов. Половина суммы была его, но другая половина принадлежала компаньонам — старшему лейтенанту из расположенной в городе строительной части и милиционеру, постоянно дежурящему на центральном городском рынке. Если по поводу своих пятисот баксов Игорь мог горько вздохнуть и забыть, то пятьсот чужих надо было отдать, и отдать быстро. Что он и сделал. За счёт Аллы. И не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести. Сидела бы дома со своим мужем-шоферюгой, так и проблем бы никаких не возникало, разве что из-за недосоленного супа. А за новые впечатления и удовольствия надо и платить иногда. Зато в следующий раз умнее будет, а с деньгами уж выкрутится как-нибудь. Самое неприятное заключалось в том, что иногда на работе ему приходилось с ней встречаться. Но, даже вернувшись из отпуска, до сентября он её больше не увидит, а в октябре-ноябре он планировал вообще уволиться из роно и заняться бизнесом. Благо есть уже какой-то опыт и связи налажены.
Покончив с бритьём, Игорь тщательно промыл дорогой станок, подарок ещё одной «использованной» дурочки типа Аллы, смыл остатки пены с лица и протёр кожу лосьоном. Он нравился себе и, что самое главное, нравился женщинам, которые очень часто ему помогали и которых он спокойно оставлял, когда помощь становилась не нужна.
Завтракал Игорь недолго, гораздо больше времени ушло на то, чтобы одеться. Его гардероб был невелик, но состоял только из качественных, престижных вещей. Лёгкий костюм, белоснежная рубашка, со вкусом подобранный галстук, который подарила та же машинистка, которая была у него до Аллы. А может, и одновременно с ней, теперь уже не вспомнить. Сверкающие туфли и дорогой солидный «дипломат».
Оценив в зеркале свой внешний вид. Юрьев остался доволен. На мелкого чиновника из роно он походил в последнюю очередь, ни дать, ни взять — преуспевающий, твёрдо вставший на ноги бизнесмен средней руки.
Погасив в коридоре свет, Игорь легко сбежал по лестнице и вышел на залитую солнцем улицу.
На Вову, сидевшего за рулём припаркованной неподалёку «семёрки», внешний уверенный вид Юрьева впечатления не произвёл.
— Внимание, он вышел, — проговорил Вова, поднося ко рту микрофон рации. — В зелёном костюме и с черным чемоданом. Сейчас прикуривает. Понял?
— Понял, понял!
Впечатление было такое, будто собеседник спрятался на заднем сиденье, а не сидит в кабине грузовичка «авиа», застывшего у тротуара в двухстах метрах впереди. Вова удовлетворённо отложил рацию и включил зажигание.
Выйдя из подъезда, Юрьев одобрительно посмотрел на стоящую под самыми окнами иномарку редкой спортивной модели, равнодушно покосился на расположившиеся неподалёку красные «Жигули», закурил и энергично двинулся к перекрёстку. Он очень надеялся, что производит впечатление человека, идущего на автостоянку за собственной машиной, а не спешащего на автобус. Игорь давно уже мечтал о собственной машине, но пока средства позволяли рассчитывать только на развалюху выпуска семидесятых годов, и он терпеливо ждал. Ждал, твёрдо уверенный в том, что через год-другой сделает себе и машину, и просторную квартиру, и многое другое.
Впереди, возле тротуара, стоял синий с белой крышей фургон «авиа». Из выхлопной трубы вился сизоватый дымок.
Не доходя до него нескольких метров, Юрьев бросил в лужу окурок и переложил «дипломат» в правую руку. Он шёл по отработанному графику, чтобы успеть в роно точно к началу рабочего дня и не провести там ни одной лишней минуты.
Но график оказался сорванным, и на свою работу в этот день Игорь так и не попал. Когда он проходил мимо синего «авиа», пассажирская дверца кабины распахнулась, и выскочивший оттуда парень с ходу ударил его резиновой дубинкой по голове. Удар был рассчитан точно и сразу лишил Юрьева чувств, но упасть ему не дали. Тот же парень подхватил Игоря под руки и проворно оттащил к задним дверцам фургона, которые кто-то уже успел открыть. Внутри фургона ждали ещё двое, которые умело приняли и швырнули в угол бесчувственное тело с «дипломатом». Дверцы фургона захлопнулись, парень с дубинкой успел занять своё место в кабине, и машина плавно отошла от тротуара.
— Отлично, — проговорил Вова по рации, обгоняя на своей «семёрке» фургон. — Никто нас не видел. Едем, куда договаривались. Поосторожнее с гаишниками.
Понедельник вообще тяжёлый день, но этот понедельник оказался для Игоря Петровича Юрьева просто неподъёмным и сломал его на всю жизнь.
Когда он пришёл в себя, фургон уже остановился. Задние дверцы были открыты, и Юрьев увидел зелёную лужайку, строгие сосны и заросшее камышом озеро. Сам он лежал на боку на грязном полу фургона, сведённые за спину руки стягивали наручники, а брюки, вместе с трусами, оказались спущены ниже колен, и его собственный ремень туго перехватывал щиколотки. Голова разламывалась от боли, в ушах непрерывно стучало, глаза с трудом фокусировались на отдельных предметах. Рядом никого не было.
Юрьев попытался пошевелиться. С трудом подавив стон, он сумел подползти к передней стенке и сесть, прислонившись к ней спиной. Он ничего не понимал. Видимо, произошла какая-то нелепая ошибка, его просто с кем-то перепутали. В самом деле, кому он нужен, кто станет его похищать? Бред какой-то! Нет, точно, ребята обознались. Вот черт! Как бы с ними объясниться? И как они воспримут свою ошибку? Просто отметелят и бросят здесь, в лесу, или отправят в бессрочное подводное плавание? Ну надо же так влипнуть! Наверное, выйди он из дома на пять минут раньше или позже, ничего бы этого не было.
Снаружи донеслись голоса. Двое мужчин, о чём-то переговариваясь, приближались к машине.
Юрьев напрягся, пытаясь уловить хоть что-то из их разговора. Даже стук в ушах куда-то пропал. Голоса приближались, становились чётче. Они говорили… Они говорили о какой-то пьянке. Вернее, один говорил о том, как после субботней попойки переспал с мулаткой, а второй слушал, изредка вставляя короткие замечания. Юрьев ждал. Голоса становились все громче, и наконец Игорь увидел двух парней, подошедших к распахнутым дверцам фургона.
— О! Гляди, бля, оклемался! — обрадовался тот, который переспал с мулаткой. Он был одет только в синие спортивные брюки и кроссовки на огромных воздушных баллонах, мускулистый торс покрывали жёсткие чёрные волосы и разводы цветных татуировок, а лицо могло выдержать прямое попадание торпеды.
Второй, менее высокий, но такой же широкоплечий, одетый в полосатую футболку и голубые джинсы, молча кивнул.
— Слушай, Зуб, сходи позови Толстого, а я пока поговорю с человеком, объясню, как он не прав, — распорядился татуированный и легко запрыгнул в фургон. Казалось, пол прогибается под тяжестью огромных ног в кроссовках с развязанными шнурками.
— Ну чего, козёл, совсем обалдел? — добродушно спросил татуированный, присаживаясь на корточки рядом с Игорем. — Место своё забыл, а, гнида парашная?
— Р-ребята, это ошибка, — пробормотал Игорь, и громадный, покрытый волосами кулак врезался ему в подбородок. Тёплая кровь потекла из разбитых губ и закапала на белоснежную рубашку.
— Ха, козёл, — почти ласково проговорил татуированный. — Кто ж тебе тут ребята? Охренел совсем, да?
— Вы ошиблись, — упрямо пробормотал Игорь и зажмурился, ожидая следующего удара. Но его не последовало.
— Да ты че? В чём это мы ошиблись, а, дядя? — Собеседник покрутил головой и убеждённо проговорил: — Нет, это ты ошибся. Офигенно ошибся. Только, наверное, ещё не понял. Да?
— Там, в пиджаке, паспорт. Посмотри… те, — заикаясь, предложил Игорь.
— Ну и че? У меня этих паспортов вощ-ще штук десять!
Тем не менее татуированный залез во внутренний карман его пиджака, разорвал подкладку и вытащил бумажник и паспорт.
— Извини! — татуированный раскрыл документы, полистал и вопросительно посмотрел на Юрьева. — Ну и че? В чём мы ошиблись-то, а? Гонишь, дядя. Нехорошо!
Для убедительности он врезал Игорю раскрытой ладонью по уху. Игорь вскрикнул от боли и неожиданно понял, что эти, неизвестно кто, не ошиблись и нужен им действительно именно он. В голове завертелись самые неожиданные предположения.
— Ха, а чего ты такой бедный-то? — поразился татуированный, презрительно изучая содержимое изъятого бумажника. — А говорили, ты коммерсант. Какой же ты коммерсант, если с тебя и взять-то нечего?
Брезгливо вытянув из кармашка затёртую десятидолларовую купюру, он шлёпнул ею Игорю по носу и засунул её за воротник его рубашки. Подошли ещё двое — Зуб и, очевидно, Толстый.
— Гога, иди погуляй. Я сам с человеком поговорю, — распорядился последний, и татуированный Гога, отвесив на прощание Игорю ещё одну оплеуху, вышел из фургона.
— Пошли, Зубик, покурим, — предложил он, пропадая из поля зрения.
Вова встал перед Игорем, широко расставив ноги и заложив руки за спину.
— Чего, мужик, делать с тобой будем? Кончать тебя или как?
— За что сразу кончать-то?
— Как за что? Деньги берём, а отдавать не хотим?
— Какие деньги? — удивился Юрьев, в первый момент действительно не поняв, о чём идёт речь. — Я всегда все отдаю.
— Это хорошо, что ты всегда все отдаёшь. — Вова склонился к Игорю, опершись руками о колени. — Только вот не всем, не всем! Аллочку-учительницу помнишь?.. Ага, вижу, что вспомнил! Сколько ты ей должен?
— Н-нисколько.
— Нисколько? Совсем нисколько? — изумился Вова и, схватив Игоря за галстук, припечатал головой о стенку фургона. — Сука дешёвая, ты с кем играть вздумал, педик! Да я тебя сейчас в задницу сделаю!
Обутая в мягкий замшевый ботинок нога Вовы поднялась, на секунду замерла в воздухе, определяя цель, а потом резко обрушилась на промежность Игоря. Тот заорал от нестерпимой вяжущей боли и безысходности и получил ещё два удара под ребра. Вова разжал пальцы, и тело Юрьева мешком обвалилось ему под ноги.
Солнечная Болгария и тёплая Анапа остались где-то далеко, в другом, более добром мире.
— Хватит орать, гнида, — брезгливо проговорил Вова, отступая на шаг и приглаживая волосы. — Или мне Гогу позвать? Ты ему очень понравился. В последний раз спрашиваю, сколько ты ей должен?
— Я сейчас все объясню!
Вова повторил удар ногой.
— Хватит орать, я сказал! Ты понимаешь, с кем разговариваешь? Не понимаешь! Так тебе и понимать-то ещё рано, у тебя понималка ещё короткая, не отросла! Алла со мной работает, ясно? Так сколько ты ей должен?
— Пятьсот! Пятьсот баксов!
— И когда, говоришь, отдашь?
— Завтра. Отпустите, я завтра все отдам, у меня есть!
— О-пус-тить, говоришь? — театрально удивился Вова. — Ну, если ты так просишь, то пожалуйста. Гога!
— Нет! — заверещал Игорь, елозя голым задом по металлическому полу. — Не надо, ну пожалуйста, не надо, я прошу!
Мощный удар по затылку оборвал крик. Потом наступила пауза — Вова прикуривал сигарету. Игорь лежал, забившись в угол, не чувствуя боли от впившихся наручников и сжимая ягодицы. Его трясло. В голове проносился вихрь мыслей — от неуместной о том, что «накрылся» его отдых на курорте, и до запоздалой: откуда у этой шлюхи такие друзья?
— Чего ж ты раньше-то не отдал? — вроде бы спокойно поинтересовался Вова, присаживаясь на корточки. — Видишь теперь, сколько проблем ты себе создал? Заметь — сам себе создал. Твоё дело — детям азбуку преподавать, а ты куда полез, бизнесмен хренов! Согласен?
— Д-да.
— Вот видишь, все, оказывается, понимаешь. Так почему вовремя не отдал? В милицию, говоришь, надо обращаться?
— Я… Я думал, что ничего ей не должен.
— Во как! — удивился Вова и щелчком стряхнул пепел на голову собеседника. — Значит, брать — брал, а отдавать не надо. Ты чего, мужик, крутой, что ли?
— Нет, ну какой я крутой… Я из-за неё эти деньги потерял.
— Ну, дружище, это твои проблемы. Вот и шёл бы сам в ментовку!
— Я всё понял.
— Точно понял? Ещё объяснять не надо? Во сколько завтра отдашь?
— Утром, когда скажете.
— И сколько ты отдавать собираешься?
Игорь молчал, и тогда Вова, стряхнув пепел, коснулся кончиком сигареты обнажённого бедра.
— Ты чего, считаешь так долго, что ли? Или все ещё не понимаешь чего-то? Не стесняйся, спрашивай, а то сейчас уже Гога придёт, а он много говорить не любит. Так вот, пять сотен ты должен Алле. А мне, за то, что я время теряю, тебе о долгах твоих же напоминаю, ты ничего не должен? Должен! Так что ещё пять сотен — мне, за работу. Справедливо, да?
— У меня нет таких денег.
— Найдёшь! — Вова многозначительно покрутил дымящейся сигаретой перед глазами Игоря. — Разве это деньги? Я же у тебя не миллион баксов прошу. Верно? «Штука» — это немного… Квартира ведь дороже будет, так? Или твоя жизнь. Или девственность. Можешь выбирать, я тебя больше уговаривать не стану!
Сделав рукой широкий жест, Вова провёл сигаретой по лбу Игоря.
— Я заплачу, — Юрьев всхлипнул. — Я завтра расплачусь, честное слово!
— Правильно, — одобрил Вова, выбрасывая наконец окурок и доставая из кармана мятый лист почтовой бумаги. — Я вижу, ты очень разумный человек. Сейчас мы оформим наши отношения юридически. Ты ведь у нас любитель законности, вот и пиши расписку. На тысячу баксов. У нас тут и свидетели есть независимые. Пиши, пиши!.. Э-э, тормози, ты чего пишешь? Не баксов, а долларов, ишак!
Юрьев дописал. Гога и Зуб поставили свои закорючки внизу, и Вова, вложив расписку в паспорт Игоря, убрал все это в свой карман.
— Видишь, как здорово! Значит, договорились: завтра утром, в девять, я подъезжаю к твоему дому, ты отдаёшь деньги и получаешь свой паспорт. С распиской. Можешь для интереса сходить к ментам. Только интерес этот тебе дорого встанет. Они тебя на х… пошлют, а сумма утроится. Я ведь все равно об этом узнаю, у нас везде свои люди. Можешь попробовать из города сдёрнуть. Только я тебя все равно найду, и тогда точно в задницу сделаю, никакими деньгами не откупишься. Понял? Ну и отлично. Я поехал. Пацаны тут ещё с тобой немного побеседуют, объяснят, что почём и сколько с нами пошутить стоит. До завтра! И сильно не переживай, деньги штука такая: то они есть, а то их нет. Но у кого-то они есть всегда. До дома тебя подкинут, о'кей!
Проходя мимо Гоги, Вова озабоченно сказал:
— Не очень сильно, пожалуйста, чтобы он хотя бы завтра до обеда ходить мог.
Гога понимающе кивнул и взглянул на Игоря с таким видом, будто собирался «подбросить» его до дома одним ударом.
Доценко в своём кабинете усердно «колол» какого-то наркомана — грязного парня лет двадцати, в рваных джинсах и майке с яркими надписями. Увидев Николаева, Доценко наручниками прицепил наркомана к столу, сунул ему под нос чистый лист бумаги с авторучкой и вышел в коридор.
— Привет, Леха! Новости знаешь?
— А чего ещё случилось?
— Следачка возбудила дело по Джону за хранение наркоты, выписала обыск. Мы с Юриком слетали к нему на хату. Знаешь, чего там наковыряли? На антресолях нашли самопальный револьвер под «мелкашку» и магазин от ПМ с шестью патронами. А в кладовке, среди барахла, валялась магнитола автомобильная, цифровик. Неисправная, правда. Представляешь, проверили по номерам, и оказалось — с грабежа. В ноябре того года, в Центральном районе. Бизнесмену двинули по башке, отобрали почти две «тонны» баксов, золотую «гайку», цепь и магнитолу из машины выдернули. Я уже звонил ребятам в Центральный. По приметам, которые «терпила» даёт, наш Джонни очень даже «катит». Я завтра хочу в ИВС поехать, покрутить его как следует.
Так и получилось. Доценко удалось «раскрутить» Джона. Оказалось, деньги, необходимые для организации своего дела, он добывал грабежами. Работал строго по наводке и «бомбил» только тех, у кого действительно было что взять. Он смог припомнить и рассказать семь эпизодов. По трём, как выяснилось, заявления не поступали. В двух случаях потерпевшими были иностранцы-предприниматели из Италии и Венгрии, давно уехавшие к себе на родину. Таким образом, следствию удалось «закрепить» только два эпизода, но в суде один «рассыпался»: по непонятным причинам потерпевший изменил свои первоначальные показания и заявил, что подсудимого не опознает и совсем не уверен, что именно он его ограбил.
Судили Джона по трём статьям. За совершение грабежа, причинившего потерпевшему значительный материальный ущерб, за хранение марихуаны и за хранение огнестрельного оружия и боеприпасов. Суд состоялся в конце декабря, и Новый год Джон встретил в одной из колоний в Тамбовской области, где ему предстояло провести несколько ближайших лет.
Переговорив и выкурив по сигарете, оперы разошлись по своим кабинетам. Доценко отправился дальше «колоть» своего наркомана, а Николаев сел приводить в порядок свои дела и ожидать вызовов.
Первый посетитель появился только через три часа. С заявлением о вымогательстве. Выслушав бесконечно запутанную историю, начало которой относилось аж к 1990 году и многие участники которой успели поменять свои адреса или даже умереть, Николаев вздохнул и без всякого энтузиазма начал инструктировать посетителя. Дело было откровенно бесперспективным. Всё, что можно — квартиру, машину и деньги, — у мужика уже отобрали, и вернуть его имущество обратно было ровно столько шансов, сколько доказать наличие состава преступления в действиях вымогателей, то есть практически нуль. В лучшем случае все свелось бы к статье двухсотой уголовного кодекса (самоуправство), предусматривающей в качестве максимальной меры наказания нечто чуть более серьёзное, чем подзатыльник. Мужику прийти бы года полтора назад, а так… Дождался, пока отдавать стало нечего, кроме комнаты в коммуналке и дивана с клопами, и решил бороться. Оптимист.
Проводив посетителя, Николаев успел выпить чашку кофе и только хотел взяться за бумаги, как в дверь опять постучали.
— Да!
Вошёл мужчина лет сорока с брюшком и лысиной, в зелёных слаксах и полосатой рубашке.
— Здравствуйте! Вы следователь?
— Я оперуполномоченный. Что вы хотите?
— Меня к вам направил дежурный. Я хочу написать заявление.
— Что у вас случилось? — Николаев кивнул в сторону стула с гнутой спинкой и убрал служебные бумаги в ящик стола.
— Меня обокрали. Ну, то есть не меня, а мою квартиру. Все ценное вынесли. Телевизор, видик, музыкальный центр, золото, деньги. Да Бог с ними, с деньгами, там всего-то долларов триста было, но вот вещи! Хрусталь весь вынесли. Даже телефоны — и то оба срезали.
— Где вы живёте и когда кражу обнаружили?
— Живу я тут рядом, на улице Учёных. Дом один, квартира пятьдесят пять. А обнаружил час назад. Понимаете, меня не было дома с утра пятницы. В пятницу, сразу после работы, я поехал с друзьями на уик-энд в деревню, оттуда — опять на работу и вот только сейчас вернулся.
— Один живёте?
— Вообще-то с женой, но она сейчас у родственников, на Украине. Так что, выходит, один. У меня собака есть, сенбернар, но я на выходные его к сестре отвёз, в Палкино.
— Как они в квартиру попали? Взломали дверь?
— Да, всю дверь расковыряли.
— Ущерб значительный?
Заявитель всплеснул руками.
— Помилуйте, конечно, значительный! Все, что было ценного, вынесли. Даже куртку мою старую, кожаную, и то взяли.
Вздохнув, Николаев вытащил из пачки чистый лист и толкнул его по столу собеседнику.
— Пишите заявление.
— Ага… А на чьё имя писать?
— На имя начальника 14-го отделения милиции.
Николаев открыл свой блокнот и начал делать пометки для себя.
— Ваша фамилия, имя, отчество? Год и место рождения?
— Иванов Альберт Никитич. Тысяча девятьсот пятьдесят седьмой год, город Магадан.
— Место работы, должность?
— Малое предприятие «Балка-плюс», бухгалтер. А что дальше писать?
Вскоре общими усилиями заявление было готово, и Николаев взялся за составление объяснения. Постепенно круг вопросов сужался и в конце концов свёлся к нескольким, основным. Кто бывал в квартире? Кто знал распорядок дня хозяина? Кому было известно, что в выходные дни он будет отсутствовать, а собаку отдаёт сестре? Кого подозревает он сам?
Потерпевший никого не подозревал, а бывали в квартире, знали распорядок дня и планы на выходные многие.
Постепенно Николаев тоскливо осознавал, что это очередной «глухарь», причём на его территории. Никаких зацепок, по которым можно работать. Если только эксперт при осмотре квартиры не найдёт вдруг какие-нибудь интересные следы или соседи не побоятся что-нибудь рассказать. Такое случается, хотя и редко. Одновременно у него росло ощущение, что потерпевший что-то скрывает, недоговаривает нечто важное. Как будто он не вещи свои хочет вернуть, а… Оправдаться, что ли, перед кем-то. Перед кем? Перед женой? Возможно. Получается, квартиру «обнёс» кто-то из знакомых. Стоп! Это и раньше случалось. Просто знакомых он не стал бы покрывать, не сто рублей всё-таки украли. Решил, наверное, расслабиться в отсутствии жены, пригласил какую-нибудь стерву. Пригласил, расслабился, она разузнала, что надо, и навела своих дружков.
Николаев отложил авторучку, сцепил руки в замок и, нависнув над столом, чётко спросил:
— Альберт Никитич, вы к себе женщин в квартиру водили?
— Что? — Иванов вздрогнул и поспешно опустил глаза. — Женщин? Никаких женщин не было!
— Ну не торопитесь, вспомните получше. Может, был кто, а? Дело-то такое… Жена уехала, деньги есть. Поймите, я ведь не из любопытства спрашиваю. Вещи-то надо возвращать, или вам их и не жалко совсем? А без вашей помощи, честно скажу, мы вряд ли что сможем сделать. Подумайте.
Иванов давно уже всё обдумал. Едва обнаружив погром в квартире, он сразу вспомнил проститутку из «Жаннет». Которая, кстати, в постели оказалась весьма далека от идеала. И даже от его собственной жены в молодости. Но… Вспомнил, вздохнул и забыл. Жалко, конечно, вещи, но при его нынешней зарплате все это за полгода можно будет спокойно восстановить. А вот отношения с женой, узнай она о его похождениях, не восстановишь уже никогда. Обидно, ведь изменил-то всего третий раз за пятнадцать лет совместной жизни. Первый раз, вскоре после свадьбы, гонорею подцепил, теперь вот квартиру обчистили. Что за невезение?
Обо всём этом Джон говорить Николаеву не стал, но пришедший ему на смену Ковалёв принял эстафету и довёл дело до конца.
Вскоре пришёл ответ от экспертов. Изъятые папиросы содержали наркотик, и количество его превышало минимум, необходимый для возбуждения уголовного дела. Пообщаться с Джоном приехали оперативники РУОПа. В качестве подарка им были вручены «бизнес-организатор» и потрёпанная тетрадь, содержащие много интересной информации об интересных людях.
Судя по всему, Джон удалялся с поля надолго. Может быть, навсегда.
Но ни он, ни его подчинённые отношения к Кате Ветровой и случившемуся с ней не имели. Данных о причастности к этому кого-то из клиентов тоже не нашлось.
Искать предстояло в другом месте.
Знать бы только где.
* * *
Наступило утро понедельника. Игорь Петрович Юрьев собирался на работу. Приняв душ, он растёрся махровым полотенцем и теперь, стоя перед висящим в ванной зеркалом, неторопливо брился. Плавающие лезвия мягко скользили по щекам и подбородку, снимая отросшую за выходные дни щетину, покрытую тонким слоем специальной пены. В голове вертелся мотив из надоевшей телерекламы. На кухне, передавая новости, бормотало радио.Настроение было хорошим. Через две недели Юрьев собирался уйти в отпуск и надеялся, что теперь уже ничто не помешает его планам: три недели на курорте в Болгарии, а потом ещё несколько дней у одной знакомой, имеющей собственный дом под Анапой. Конечно, она намного старше его, да и природа обделила её как красотой, так и интеллектом, но зато — дом, море, машина, фрукты и никаких забот. Недавно Юрьеву наконец удалось поправить своё пошатнувшееся материальное положение, полностью рассчитаться со своими партнёрами по бизнесу и даже отложить некоторую сумму, которую он собирался приятно потратить в Болгарии. В Анапе проблем с деньгами у него уже не будет. Конечно, надо бы вернуть деньги этой идиотке Алле, но… Есть много «но».
Невольно усмехнувшись, Игорь поспешно отдёрнул руку со станком и, только убедившись, что пореза не осталось, продолжил бритьё. Во-первых, это его первый настоящий отпуск за последние три года и первый выезд за границу. А во-вторых, она сама виновата, со своим постоянным желанием близости и неукротимой фантазией. Он ведь тогда не смог вовремя прервать свидание именно из-за её тяги попробовать что-нибудь новенькое. Попробовали… Попробовали так, что он пропустил важную встречу и потерял тысячу долларов. Половина суммы была его, но другая половина принадлежала компаньонам — старшему лейтенанту из расположенной в городе строительной части и милиционеру, постоянно дежурящему на центральном городском рынке. Если по поводу своих пятисот баксов Игорь мог горько вздохнуть и забыть, то пятьсот чужих надо было отдать, и отдать быстро. Что он и сделал. За счёт Аллы. И не испытывал по этому поводу никаких угрызений совести. Сидела бы дома со своим мужем-шоферюгой, так и проблем бы никаких не возникало, разве что из-за недосоленного супа. А за новые впечатления и удовольствия надо и платить иногда. Зато в следующий раз умнее будет, а с деньгами уж выкрутится как-нибудь. Самое неприятное заключалось в том, что иногда на работе ему приходилось с ней встречаться. Но, даже вернувшись из отпуска, до сентября он её больше не увидит, а в октябре-ноябре он планировал вообще уволиться из роно и заняться бизнесом. Благо есть уже какой-то опыт и связи налажены.
Покончив с бритьём, Игорь тщательно промыл дорогой станок, подарок ещё одной «использованной» дурочки типа Аллы, смыл остатки пены с лица и протёр кожу лосьоном. Он нравился себе и, что самое главное, нравился женщинам, которые очень часто ему помогали и которых он спокойно оставлял, когда помощь становилась не нужна.
Завтракал Игорь недолго, гораздо больше времени ушло на то, чтобы одеться. Его гардероб был невелик, но состоял только из качественных, престижных вещей. Лёгкий костюм, белоснежная рубашка, со вкусом подобранный галстук, который подарила та же машинистка, которая была у него до Аллы. А может, и одновременно с ней, теперь уже не вспомнить. Сверкающие туфли и дорогой солидный «дипломат».
Оценив в зеркале свой внешний вид. Юрьев остался доволен. На мелкого чиновника из роно он походил в последнюю очередь, ни дать, ни взять — преуспевающий, твёрдо вставший на ноги бизнесмен средней руки.
Погасив в коридоре свет, Игорь легко сбежал по лестнице и вышел на залитую солнцем улицу.
На Вову, сидевшего за рулём припаркованной неподалёку «семёрки», внешний уверенный вид Юрьева впечатления не произвёл.
— Внимание, он вышел, — проговорил Вова, поднося ко рту микрофон рации. — В зелёном костюме и с черным чемоданом. Сейчас прикуривает. Понял?
— Понял, понял!
Впечатление было такое, будто собеседник спрятался на заднем сиденье, а не сидит в кабине грузовичка «авиа», застывшего у тротуара в двухстах метрах впереди. Вова удовлетворённо отложил рацию и включил зажигание.
Выйдя из подъезда, Юрьев одобрительно посмотрел на стоящую под самыми окнами иномарку редкой спортивной модели, равнодушно покосился на расположившиеся неподалёку красные «Жигули», закурил и энергично двинулся к перекрёстку. Он очень надеялся, что производит впечатление человека, идущего на автостоянку за собственной машиной, а не спешащего на автобус. Игорь давно уже мечтал о собственной машине, но пока средства позволяли рассчитывать только на развалюху выпуска семидесятых годов, и он терпеливо ждал. Ждал, твёрдо уверенный в том, что через год-другой сделает себе и машину, и просторную квартиру, и многое другое.
Впереди, возле тротуара, стоял синий с белой крышей фургон «авиа». Из выхлопной трубы вился сизоватый дымок.
Не доходя до него нескольких метров, Юрьев бросил в лужу окурок и переложил «дипломат» в правую руку. Он шёл по отработанному графику, чтобы успеть в роно точно к началу рабочего дня и не провести там ни одной лишней минуты.
Но график оказался сорванным, и на свою работу в этот день Игорь так и не попал. Когда он проходил мимо синего «авиа», пассажирская дверца кабины распахнулась, и выскочивший оттуда парень с ходу ударил его резиновой дубинкой по голове. Удар был рассчитан точно и сразу лишил Юрьева чувств, но упасть ему не дали. Тот же парень подхватил Игоря под руки и проворно оттащил к задним дверцам фургона, которые кто-то уже успел открыть. Внутри фургона ждали ещё двое, которые умело приняли и швырнули в угол бесчувственное тело с «дипломатом». Дверцы фургона захлопнулись, парень с дубинкой успел занять своё место в кабине, и машина плавно отошла от тротуара.
— Отлично, — проговорил Вова по рации, обгоняя на своей «семёрке» фургон. — Никто нас не видел. Едем, куда договаривались. Поосторожнее с гаишниками.
Понедельник вообще тяжёлый день, но этот понедельник оказался для Игоря Петровича Юрьева просто неподъёмным и сломал его на всю жизнь.
Когда он пришёл в себя, фургон уже остановился. Задние дверцы были открыты, и Юрьев увидел зелёную лужайку, строгие сосны и заросшее камышом озеро. Сам он лежал на боку на грязном полу фургона, сведённые за спину руки стягивали наручники, а брюки, вместе с трусами, оказались спущены ниже колен, и его собственный ремень туго перехватывал щиколотки. Голова разламывалась от боли, в ушах непрерывно стучало, глаза с трудом фокусировались на отдельных предметах. Рядом никого не было.
Юрьев попытался пошевелиться. С трудом подавив стон, он сумел подползти к передней стенке и сесть, прислонившись к ней спиной. Он ничего не понимал. Видимо, произошла какая-то нелепая ошибка, его просто с кем-то перепутали. В самом деле, кому он нужен, кто станет его похищать? Бред какой-то! Нет, точно, ребята обознались. Вот черт! Как бы с ними объясниться? И как они воспримут свою ошибку? Просто отметелят и бросят здесь, в лесу, или отправят в бессрочное подводное плавание? Ну надо же так влипнуть! Наверное, выйди он из дома на пять минут раньше или позже, ничего бы этого не было.
Снаружи донеслись голоса. Двое мужчин, о чём-то переговариваясь, приближались к машине.
Юрьев напрягся, пытаясь уловить хоть что-то из их разговора. Даже стук в ушах куда-то пропал. Голоса приближались, становились чётче. Они говорили… Они говорили о какой-то пьянке. Вернее, один говорил о том, как после субботней попойки переспал с мулаткой, а второй слушал, изредка вставляя короткие замечания. Юрьев ждал. Голоса становились все громче, и наконец Игорь увидел двух парней, подошедших к распахнутым дверцам фургона.
— О! Гляди, бля, оклемался! — обрадовался тот, который переспал с мулаткой. Он был одет только в синие спортивные брюки и кроссовки на огромных воздушных баллонах, мускулистый торс покрывали жёсткие чёрные волосы и разводы цветных татуировок, а лицо могло выдержать прямое попадание торпеды.
Второй, менее высокий, но такой же широкоплечий, одетый в полосатую футболку и голубые джинсы, молча кивнул.
— Слушай, Зуб, сходи позови Толстого, а я пока поговорю с человеком, объясню, как он не прав, — распорядился татуированный и легко запрыгнул в фургон. Казалось, пол прогибается под тяжестью огромных ног в кроссовках с развязанными шнурками.
— Ну чего, козёл, совсем обалдел? — добродушно спросил татуированный, присаживаясь на корточки рядом с Игорем. — Место своё забыл, а, гнида парашная?
— Р-ребята, это ошибка, — пробормотал Игорь, и громадный, покрытый волосами кулак врезался ему в подбородок. Тёплая кровь потекла из разбитых губ и закапала на белоснежную рубашку.
— Ха, козёл, — почти ласково проговорил татуированный. — Кто ж тебе тут ребята? Охренел совсем, да?
— Вы ошиблись, — упрямо пробормотал Игорь и зажмурился, ожидая следующего удара. Но его не последовало.
— Да ты че? В чём это мы ошиблись, а, дядя? — Собеседник покрутил головой и убеждённо проговорил: — Нет, это ты ошибся. Офигенно ошибся. Только, наверное, ещё не понял. Да?
— Там, в пиджаке, паспорт. Посмотри… те, — заикаясь, предложил Игорь.
— Ну и че? У меня этих паспортов вощ-ще штук десять!
Тем не менее татуированный залез во внутренний карман его пиджака, разорвал подкладку и вытащил бумажник и паспорт.
— Извини! — татуированный раскрыл документы, полистал и вопросительно посмотрел на Юрьева. — Ну и че? В чём мы ошиблись-то, а? Гонишь, дядя. Нехорошо!
Для убедительности он врезал Игорю раскрытой ладонью по уху. Игорь вскрикнул от боли и неожиданно понял, что эти, неизвестно кто, не ошиблись и нужен им действительно именно он. В голове завертелись самые неожиданные предположения.
— Ха, а чего ты такой бедный-то? — поразился татуированный, презрительно изучая содержимое изъятого бумажника. — А говорили, ты коммерсант. Какой же ты коммерсант, если с тебя и взять-то нечего?
Брезгливо вытянув из кармашка затёртую десятидолларовую купюру, он шлёпнул ею Игорю по носу и засунул её за воротник его рубашки. Подошли ещё двое — Зуб и, очевидно, Толстый.
— Гога, иди погуляй. Я сам с человеком поговорю, — распорядился последний, и татуированный Гога, отвесив на прощание Игорю ещё одну оплеуху, вышел из фургона.
— Пошли, Зубик, покурим, — предложил он, пропадая из поля зрения.
Вова встал перед Игорем, широко расставив ноги и заложив руки за спину.
— Чего, мужик, делать с тобой будем? Кончать тебя или как?
— За что сразу кончать-то?
— Как за что? Деньги берём, а отдавать не хотим?
— Какие деньги? — удивился Юрьев, в первый момент действительно не поняв, о чём идёт речь. — Я всегда все отдаю.
— Это хорошо, что ты всегда все отдаёшь. — Вова склонился к Игорю, опершись руками о колени. — Только вот не всем, не всем! Аллочку-учительницу помнишь?.. Ага, вижу, что вспомнил! Сколько ты ей должен?
— Н-нисколько.
— Нисколько? Совсем нисколько? — изумился Вова и, схватив Игоря за галстук, припечатал головой о стенку фургона. — Сука дешёвая, ты с кем играть вздумал, педик! Да я тебя сейчас в задницу сделаю!
Обутая в мягкий замшевый ботинок нога Вовы поднялась, на секунду замерла в воздухе, определяя цель, а потом резко обрушилась на промежность Игоря. Тот заорал от нестерпимой вяжущей боли и безысходности и получил ещё два удара под ребра. Вова разжал пальцы, и тело Юрьева мешком обвалилось ему под ноги.
Солнечная Болгария и тёплая Анапа остались где-то далеко, в другом, более добром мире.
— Хватит орать, гнида, — брезгливо проговорил Вова, отступая на шаг и приглаживая волосы. — Или мне Гогу позвать? Ты ему очень понравился. В последний раз спрашиваю, сколько ты ей должен?
— Я сейчас все объясню!
Вова повторил удар ногой.
— Хватит орать, я сказал! Ты понимаешь, с кем разговариваешь? Не понимаешь! Так тебе и понимать-то ещё рано, у тебя понималка ещё короткая, не отросла! Алла со мной работает, ясно? Так сколько ты ей должен?
— Пятьсот! Пятьсот баксов!
— И когда, говоришь, отдашь?
— Завтра. Отпустите, я завтра все отдам, у меня есть!
— О-пус-тить, говоришь? — театрально удивился Вова. — Ну, если ты так просишь, то пожалуйста. Гога!
— Нет! — заверещал Игорь, елозя голым задом по металлическому полу. — Не надо, ну пожалуйста, не надо, я прошу!
Мощный удар по затылку оборвал крик. Потом наступила пауза — Вова прикуривал сигарету. Игорь лежал, забившись в угол, не чувствуя боли от впившихся наручников и сжимая ягодицы. Его трясло. В голове проносился вихрь мыслей — от неуместной о том, что «накрылся» его отдых на курорте, и до запоздалой: откуда у этой шлюхи такие друзья?
— Чего ж ты раньше-то не отдал? — вроде бы спокойно поинтересовался Вова, присаживаясь на корточки. — Видишь теперь, сколько проблем ты себе создал? Заметь — сам себе создал. Твоё дело — детям азбуку преподавать, а ты куда полез, бизнесмен хренов! Согласен?
— Д-да.
— Вот видишь, все, оказывается, понимаешь. Так почему вовремя не отдал? В милицию, говоришь, надо обращаться?
— Я… Я думал, что ничего ей не должен.
— Во как! — удивился Вова и щелчком стряхнул пепел на голову собеседника. — Значит, брать — брал, а отдавать не надо. Ты чего, мужик, крутой, что ли?
— Нет, ну какой я крутой… Я из-за неё эти деньги потерял.
— Ну, дружище, это твои проблемы. Вот и шёл бы сам в ментовку!
— Я всё понял.
— Точно понял? Ещё объяснять не надо? Во сколько завтра отдашь?
— Утром, когда скажете.
— И сколько ты отдавать собираешься?
Игорь молчал, и тогда Вова, стряхнув пепел, коснулся кончиком сигареты обнажённого бедра.
— Ты чего, считаешь так долго, что ли? Или все ещё не понимаешь чего-то? Не стесняйся, спрашивай, а то сейчас уже Гога придёт, а он много говорить не любит. Так вот, пять сотен ты должен Алле. А мне, за то, что я время теряю, тебе о долгах твоих же напоминаю, ты ничего не должен? Должен! Так что ещё пять сотен — мне, за работу. Справедливо, да?
— У меня нет таких денег.
— Найдёшь! — Вова многозначительно покрутил дымящейся сигаретой перед глазами Игоря. — Разве это деньги? Я же у тебя не миллион баксов прошу. Верно? «Штука» — это немного… Квартира ведь дороже будет, так? Или твоя жизнь. Или девственность. Можешь выбирать, я тебя больше уговаривать не стану!
Сделав рукой широкий жест, Вова провёл сигаретой по лбу Игоря.
— Я заплачу, — Юрьев всхлипнул. — Я завтра расплачусь, честное слово!
— Правильно, — одобрил Вова, выбрасывая наконец окурок и доставая из кармана мятый лист почтовой бумаги. — Я вижу, ты очень разумный человек. Сейчас мы оформим наши отношения юридически. Ты ведь у нас любитель законности, вот и пиши расписку. На тысячу баксов. У нас тут и свидетели есть независимые. Пиши, пиши!.. Э-э, тормози, ты чего пишешь? Не баксов, а долларов, ишак!
Юрьев дописал. Гога и Зуб поставили свои закорючки внизу, и Вова, вложив расписку в паспорт Игоря, убрал все это в свой карман.
— Видишь, как здорово! Значит, договорились: завтра утром, в девять, я подъезжаю к твоему дому, ты отдаёшь деньги и получаешь свой паспорт. С распиской. Можешь для интереса сходить к ментам. Только интерес этот тебе дорого встанет. Они тебя на х… пошлют, а сумма утроится. Я ведь все равно об этом узнаю, у нас везде свои люди. Можешь попробовать из города сдёрнуть. Только я тебя все равно найду, и тогда точно в задницу сделаю, никакими деньгами не откупишься. Понял? Ну и отлично. Я поехал. Пацаны тут ещё с тобой немного побеседуют, объяснят, что почём и сколько с нами пошутить стоит. До завтра! И сильно не переживай, деньги штука такая: то они есть, а то их нет. Но у кого-то они есть всегда. До дома тебя подкинут, о'кей!
Проходя мимо Гоги, Вова озабоченно сказал:
— Не очень сильно, пожалуйста, чтобы он хотя бы завтра до обеда ходить мог.
Гога понимающе кивнул и взглянул на Игоря с таким видом, будто собирался «подбросить» его до дома одним ударом.
* * *
Поспав дома несколько часов, помывшись и плотно пообедав, к четырнадцати тридцати Николаев вернулся в своё отделение. До двадцати трех часов ему предстояло дежурить по заявкам: принимать посетителей и выезжать на места происшествий по сообщениям граждан.Доценко в своём кабинете усердно «колол» какого-то наркомана — грязного парня лет двадцати, в рваных джинсах и майке с яркими надписями. Увидев Николаева, Доценко наручниками прицепил наркомана к столу, сунул ему под нос чистый лист бумаги с авторучкой и вышел в коридор.
— Привет, Леха! Новости знаешь?
— А чего ещё случилось?
— Следачка возбудила дело по Джону за хранение наркоты, выписала обыск. Мы с Юриком слетали к нему на хату. Знаешь, чего там наковыряли? На антресолях нашли самопальный револьвер под «мелкашку» и магазин от ПМ с шестью патронами. А в кладовке, среди барахла, валялась магнитола автомобильная, цифровик. Неисправная, правда. Представляешь, проверили по номерам, и оказалось — с грабежа. В ноябре того года, в Центральном районе. Бизнесмену двинули по башке, отобрали почти две «тонны» баксов, золотую «гайку», цепь и магнитолу из машины выдернули. Я уже звонил ребятам в Центральный. По приметам, которые «терпила» даёт, наш Джонни очень даже «катит». Я завтра хочу в ИВС поехать, покрутить его как следует.
Так и получилось. Доценко удалось «раскрутить» Джона. Оказалось, деньги, необходимые для организации своего дела, он добывал грабежами. Работал строго по наводке и «бомбил» только тех, у кого действительно было что взять. Он смог припомнить и рассказать семь эпизодов. По трём, как выяснилось, заявления не поступали. В двух случаях потерпевшими были иностранцы-предприниматели из Италии и Венгрии, давно уехавшие к себе на родину. Таким образом, следствию удалось «закрепить» только два эпизода, но в суде один «рассыпался»: по непонятным причинам потерпевший изменил свои первоначальные показания и заявил, что подсудимого не опознает и совсем не уверен, что именно он его ограбил.
Судили Джона по трём статьям. За совершение грабежа, причинившего потерпевшему значительный материальный ущерб, за хранение марихуаны и за хранение огнестрельного оружия и боеприпасов. Суд состоялся в конце декабря, и Новый год Джон встретил в одной из колоний в Тамбовской области, где ему предстояло провести несколько ближайших лет.
Переговорив и выкурив по сигарете, оперы разошлись по своим кабинетам. Доценко отправился дальше «колоть» своего наркомана, а Николаев сел приводить в порядок свои дела и ожидать вызовов.
Первый посетитель появился только через три часа. С заявлением о вымогательстве. Выслушав бесконечно запутанную историю, начало которой относилось аж к 1990 году и многие участники которой успели поменять свои адреса или даже умереть, Николаев вздохнул и без всякого энтузиазма начал инструктировать посетителя. Дело было откровенно бесперспективным. Всё, что можно — квартиру, машину и деньги, — у мужика уже отобрали, и вернуть его имущество обратно было ровно столько шансов, сколько доказать наличие состава преступления в действиях вымогателей, то есть практически нуль. В лучшем случае все свелось бы к статье двухсотой уголовного кодекса (самоуправство), предусматривающей в качестве максимальной меры наказания нечто чуть более серьёзное, чем подзатыльник. Мужику прийти бы года полтора назад, а так… Дождался, пока отдавать стало нечего, кроме комнаты в коммуналке и дивана с клопами, и решил бороться. Оптимист.
Проводив посетителя, Николаев успел выпить чашку кофе и только хотел взяться за бумаги, как в дверь опять постучали.
— Да!
Вошёл мужчина лет сорока с брюшком и лысиной, в зелёных слаксах и полосатой рубашке.
— Здравствуйте! Вы следователь?
— Я оперуполномоченный. Что вы хотите?
— Меня к вам направил дежурный. Я хочу написать заявление.
— Что у вас случилось? — Николаев кивнул в сторону стула с гнутой спинкой и убрал служебные бумаги в ящик стола.
— Меня обокрали. Ну, то есть не меня, а мою квартиру. Все ценное вынесли. Телевизор, видик, музыкальный центр, золото, деньги. Да Бог с ними, с деньгами, там всего-то долларов триста было, но вот вещи! Хрусталь весь вынесли. Даже телефоны — и то оба срезали.
— Где вы живёте и когда кражу обнаружили?
— Живу я тут рядом, на улице Учёных. Дом один, квартира пятьдесят пять. А обнаружил час назад. Понимаете, меня не было дома с утра пятницы. В пятницу, сразу после работы, я поехал с друзьями на уик-энд в деревню, оттуда — опять на работу и вот только сейчас вернулся.
— Один живёте?
— Вообще-то с женой, но она сейчас у родственников, на Украине. Так что, выходит, один. У меня собака есть, сенбернар, но я на выходные его к сестре отвёз, в Палкино.
— Как они в квартиру попали? Взломали дверь?
— Да, всю дверь расковыряли.
— Ущерб значительный?
Заявитель всплеснул руками.
— Помилуйте, конечно, значительный! Все, что было ценного, вынесли. Даже куртку мою старую, кожаную, и то взяли.
Вздохнув, Николаев вытащил из пачки чистый лист и толкнул его по столу собеседнику.
— Пишите заявление.
— Ага… А на чьё имя писать?
— На имя начальника 14-го отделения милиции.
Николаев открыл свой блокнот и начал делать пометки для себя.
— Ваша фамилия, имя, отчество? Год и место рождения?
— Иванов Альберт Никитич. Тысяча девятьсот пятьдесят седьмой год, город Магадан.
— Место работы, должность?
— Малое предприятие «Балка-плюс», бухгалтер. А что дальше писать?
Вскоре общими усилиями заявление было готово, и Николаев взялся за составление объяснения. Постепенно круг вопросов сужался и в конце концов свёлся к нескольким, основным. Кто бывал в квартире? Кто знал распорядок дня хозяина? Кому было известно, что в выходные дни он будет отсутствовать, а собаку отдаёт сестре? Кого подозревает он сам?
Потерпевший никого не подозревал, а бывали в квартире, знали распорядок дня и планы на выходные многие.
Постепенно Николаев тоскливо осознавал, что это очередной «глухарь», причём на его территории. Никаких зацепок, по которым можно работать. Если только эксперт при осмотре квартиры не найдёт вдруг какие-нибудь интересные следы или соседи не побоятся что-нибудь рассказать. Такое случается, хотя и редко. Одновременно у него росло ощущение, что потерпевший что-то скрывает, недоговаривает нечто важное. Как будто он не вещи свои хочет вернуть, а… Оправдаться, что ли, перед кем-то. Перед кем? Перед женой? Возможно. Получается, квартиру «обнёс» кто-то из знакомых. Стоп! Это и раньше случалось. Просто знакомых он не стал бы покрывать, не сто рублей всё-таки украли. Решил, наверное, расслабиться в отсутствии жены, пригласил какую-нибудь стерву. Пригласил, расслабился, она разузнала, что надо, и навела своих дружков.
Николаев отложил авторучку, сцепил руки в замок и, нависнув над столом, чётко спросил:
— Альберт Никитич, вы к себе женщин в квартиру водили?
— Что? — Иванов вздрогнул и поспешно опустил глаза. — Женщин? Никаких женщин не было!
— Ну не торопитесь, вспомните получше. Может, был кто, а? Дело-то такое… Жена уехала, деньги есть. Поймите, я ведь не из любопытства спрашиваю. Вещи-то надо возвращать, или вам их и не жалко совсем? А без вашей помощи, честно скажу, мы вряд ли что сможем сделать. Подумайте.
Иванов давно уже всё обдумал. Едва обнаружив погром в квартире, он сразу вспомнил проститутку из «Жаннет». Которая, кстати, в постели оказалась весьма далека от идеала. И даже от его собственной жены в молодости. Но… Вспомнил, вздохнул и забыл. Жалко, конечно, вещи, но при его нынешней зарплате все это за полгода можно будет спокойно восстановить. А вот отношения с женой, узнай она о его похождениях, не восстановишь уже никогда. Обидно, ведь изменил-то всего третий раз за пятнадцать лет совместной жизни. Первый раз, вскоре после свадьбы, гонорею подцепил, теперь вот квартиру обчистили. Что за невезение?