– Как так? Войны же бывали регулярно, это мы еще в школе усвоили…

– Так это – какая регулярность. Если бы каждый год-два – одно дело. А раз в сорок лет – совсем другое. Люди рождаются и взрослыми вырастают без войны, а мы ведь там – народ тупой, в политике никогда не разбирались и о ней не думали, а понимали так: раз столько лет прошло без драки – значит, даст Творец, и не будет больше. Тем более что в ближних горах – без пяти минут родня, даром что улкасы…

– Не обижайся, но, похоже, и в тебе толика той крови течет?

– На кого обижаться-то? Я тогда, наоборот, этому радовался: и тут свои, и там, выходит, свои, везде свои – благодать!

– Да, хорошо было. Что же случилось?

– Случилось, – сказал Керо и умолк. Смотрел на горящий конец почти уже докурившейся сигареты, потом, дожигая остаток, сильно затянулся раз и другой.

Плевком погасил начавший тлеть фильтр. Щелчком забросил остаток в парашу.

– Дело, в общем, было простое, если подумать. Но это я сейчас так соображаю, а тогда не имел такого понятия. Было у нас небольшое стадо, и я при нем – пастушкой…

– В четырнадцать лет?

– В наших краях растут быстро – в четырнадцать, случалось, и замуж выдавали; ко мне еще всерьез не сватались, но у меня все уже было на месте и здесь, .и там, и было известно – такое всегда бывает известно, – что вскоре сваты приедут, и знали откуда… Значит, в тот раз я со скотиной отошел… отошла подальше, ближе к склону, там травка и посочнее, и, главное, еще не объедена. Не в первый раз, раньше тоже приходилось так. Никто не обижался, не мешал. А в тот раз так совпало, что туда вышла и большая отара с горы – у них там, говорили, тем летом все выгорело. Отару эту сбили – это уже потом пришлось узнать – из шести соседних домов, и поэтому пришло с нею шестеро парней, взрослых уже, лет по шестнадцати. У нас принято: встретил людей – подойди, поприветствуй, потом уже иди своей дорогой, занимайся делом. Я так и сделала. И сначала все было вроде в порядке – и обошлось бы, не заметь они того же, что даже и ты мимо не пропустил: улкасские черты лица – глаза, скулы, да и фигура тоже была больше их, чем свирская… Ну, и начали: что, мол, я за преступница против рода, против веры – улкаска, а живу среди свиров, их скот пасу вместо своего, небось, и даю уже свирским парням?.. Я им: да я не улкаска вовсе и никому не даю, вот скоро выйду замуж – прихвастнула, – тогда все сделаю честь по чести… И вот это их вдруг взорвало. Ах, вот ты как – хочешь свиру дать, так не будет этого! С улкасом тебе надо спать и ни с кем другим, и вот сейчас так мы и сделаем!.. Их шестеро, я одна, сам понимаешь – долго трепыхаться не пришлось. Завалили. И – все шестеро, и не по разу, а кто три, а кто и больше.

Сперва и брыкалась, и кусалась, но – шестеро же… Они потом еще раздумывали, что со мною делать: то ли придушить, то ли с собой унести, то ли так бросить.

Бросили. Я еще долго лежала, даже ползти не могла…

Онго слушал, стиснув зубы, бессознательно качая головой. Вот как бывает, оказывается; не у всех так безоблачно-счастливо, как начиналось было у нее – у него. Что бы он сделал, случись такое с ним – с нею – тогда?

– И что ты потом? – спросил он, потому что Керо умолк, похоже, надолго – наверное, давно не обращался к этим воспоминаниям и сейчас переживал все заново.

– Ну, что же потом: все прахом. У нас ведь ничего скрыть нельзя, все узнается неизвестно как, а со мной долго и гадать не пришлось: сил не хватило вернуться со стадом вовремя, пошли искать – и нашли. Если бы только свои… да нет, и свои бы не промолчали, а они еще соседей позвали на помощь, думали – волки, а оказалось – улки. У нас нравы строгие, после такой молвы, конечно, сватов ждать не приходилось, да и показаться нигде нельзя было – начинали пальцами указывать: она, мол, со всеми улкасами в округе переспала. А что не по своей воле – это никого не щекотало…

– Надо было сразу уходить оттуда, – сказал Онго, представляя самого себя на ее месте. – Я ушел бы.

– Ну, а что же еще? Собрала бельишко в узелок – у нас там все просто, особых нарядов не было, да и сейчас вроде бы все так же, – и на тракт. Дома мне денег дали – самую малость, а больше и неоткуда взять. До города четверо суток добиралась на попутных…

– Бесплатно?

– Да ну – сам понимаешь, чем платила. Ноги раздвигала.

– Не противно было? Керо помолчал.

– Не то слово. Хуже, чем противно. Но было такое ощущение, сам теперь удивляюсь, что мстила тем шестерым: вот, мол, вам – со свирами, и еще, и еще, и еще со свирами… В общем, до города добралась уже почти готовой шлюхой. По этой линии и пошла: скот пасти в городе никому не требовалось, да и прочие мои хуторские умения там не нужны оказались. Однажды только месяц побыла служанкой в одном доме, но разочаровалась: там тоже – ложись и с хозяином, и с его сынком, все за те же деньги. Нет, на улице куда доходнее было – хотя и там, конечно, отстегивать приходилось, но и себе оставалось. А оказалась я выносливой – впору было рекорды ставить…

– Оттуда и посадки?

– Ну, не сразу, но прибилась к одной компании, которые промышляли не по закону. С ними села в первый раз. Ненадолго, у меня там даже соучастия не выходило, просто давали всем, отвесили и мне заодно. Вышла. И вскоре – судьба, наверное, была такой – все повторилось. Но на этот раз люди в зоне посоветовали, что делать. Вышла. Возраст был уже подходящий, и я сразу – добровольцем на смену пола и-в армию. Еще войны не было, ее вроде и не ждали, но по моей биографии я, видно, в матери не очень годилась, и меня приняли. Вот такие были мои пути.

– Теперь понимаю, – проговорил Онго, – почему ты пленных не берешь.

– Правильно понимаешь.

– Ты хоть лица запомнил?

– А к чему мне они? – усмехнулся Керо. – Тут дело ясное: мочи всех подряд – не ошибешься.

– Круто.

– А ты бы – иначе?

– Арук его знает, – сказал Онго откровенно.

– Осуждаешь?

– И мысли такой нет. Наверное, ты в своем праве..

– Если выпустят отсюда – снова буду проситься на передовую.

– Об этом, – сказал Онго, – просить не придется. И спрашивать не станут. Не понимаю только: тут-то чего от нас хотят? Тебя допрашивали?

– А как же. Кололи.

– О чем спрашивали?

– Что я там видел. Какие машины, какой туннель, все в этом роде. А я вообще ничего не видел. Но не верят, падлы.

– Вот и меня о том же. Что-то кажется мне, они считают, что мне этого видеть нельзя было.

– Ну, предупредили бы заранее, ты и не глядел бы. И в туннель этот трахнутый не заходил бы даже. Про-кантовался бы на воздухе.

– Да, верно. Но у начальства свои придури – разве догадаешься? Ладно, хоть пока дают посидеть спокойно, поговорить. А может, они о нас уже и думать забыли? – На это не надейся, – сказал Керо. – Вспомнят.

Верком Гумо, начальник ОСС, оглядывался с некоторой даже растерянностью. Такого он, право же, не ожидал увидеть.

Высоченные деревья с длинными, перистыми листьями и громадными, яркими цветами – красными, синими, желтыми – да всех цветов, какие только различает человеческий глаз. Мелодичные птичьи трели. Воздух – какой-то легкий, душистый, как в косметическом салоне, только куда лучше. Так и хочется набрать его побольше в легкие и держать, держать, не выдыхая. А главное, тут, рядом, почти у самых ног – океан. Бескрайняя, синяя, искрящаяся вода. Нет, конечно, генералу и раньше приходилось наблюдать немалые водные пространства: Свира не так уж бедна озерами, особенно ее северо-восток. Но такого… такого великолепия просто невозможно себе представить. Подумать только: можно было прожить жизнь и умереть, так и не увидав ничего подобного!.. Хвала Творцу за то, что позволил побывать тут. А может, и не только побывать, а…

Адро, деловой мужчина, наблюдал за веркомом с легкой улыбкой, заранее угадывая все переживания сановника: ему и самому в свое время пришлось испытать такое вот ликующее изумление. С тех давних пор, однако восторги сгладились, виды сделались привычными. А дело всегда остается делом.

Он сделал несколько шагов от агралета, приблизился к Гумо.

– Ну, как, верком? Впечатляет?

Гумо обернулся не сразу; пришлось сделать усилие, чтобы вернуть лицу его обычное выражение суровости и легкого недовольства: начальник никогда не бывает полностью удовлетворен.

– Гм… Ну что же, неплохое местечко.

– На вашем месте, верком, я поставил бы дом – смотрите туда – вон там.

Можем, если хотите, подняться. Оттуда открывается великолепный вид, и потом, там не так жарко: холм обдувается ветерком, это здесь всегда приятно. А внизу, чуть правее, можно будет построить причал – вам ведь понадобится свое судно, конечно; поверьте – это куда приятнее, чем летать агралетом. Тем более, что в океане гравитационные аномалии до сих пор вообще не наблюдались. Бывают бури, конечно, но они по времени строго локализованы и легко предсказуемы. Там, наверху, кроме прочего, есть вода: ключ. Вкуснейшая вода, уверяю вас. Ну, признайтесь, генерал, вам понравилось!

– М-м… Не хотелось бы делать преждевременные заявления…

– Да отчего же преждевременные? Дело, как говорится, на мази! Усхани Арбарам дал обещание, а свое слово, надо отдать должное, он держит всегда. Так что можете считать, что Кукурей вам уже подарен. Конечно, в случае выполнения нами условий. У нас ведь не возникает никаких проблем?

– Почему вы решили?..

– Ну, как говорится – земля слухом полнится.

– Откровенно говоря, некоторые осложнения возникли. Но на этот час мы с ними, можно считать, уже справились. Так что беспокоиться не о чем.

– Вы уверены? Ведь объект, по сути, рассекречен…

– Уже засекречен заново. И все выглядит должным образом: войска, действуя без согласия командования, предприняли ошибочные шаги и помешали Секретной Службе в проведении важной операции. Убедительно?

– Похоже, да. Вы меня успокоили.

– Так что вернемся к делу. Скажите, разве этот остров не принадлежит виндорам?

– Принадлежал ранее. Но на днях улкасы купили его. Не знаю уж, в результате какой сделки, но виндоры продали остров, самый близкий к Горной стране. Так что…

– Ну, а местное население?

– Его здесь, собственно говоря, нет. Виндоры пользуются островом для кратких стоянок, не более. Ну, с ними-то, думаю, договориться о взаимном уважении будет легче всего: они ведь народ не воинственный.

– Да, это так. Ну, а…

Прерывистый свист, не птичий, но явно техноген-ного характера, не позволил веркому закончить. Пилот высунулся из кабины:

– Связь, господин верком!..

– Извините… Одну минуту.

Слегка покряхтывая, верком залез в агралет.

– Гумо… Да? Хорошо. Включаю запись. Он покосился на Адро:

– Важное сообщение. Необходима расшифровка.

– Да, конечно, – и коммерсант отошел на несколько шагов. Верком Гумо ввел пластинку с шифром в аппарат. Прочитал возникший на дисплее текст.

Нахмурился.

– Ну, вот видите, как оно бывает. Я уж подумал было, что удастся переговорить, вы знаете, с кем; но он медлит, а мне придется прервать поездку, там без меня не могут разобраться с небольшими сложностями. Надо возвращаться.

Сейчас я им отвечу. Несколько серьезных мер – и никаких проблем более не останется. А вы, прошу вас, свяжитесь с усхани, объясните и договоритесь на другое время. Через день-два, мы потом уточним.

И он склонился над клавиатурой.

"Документ ограниченной годности. Действующая армия, Восьмой ромб, инспектору ОСС триг-воину Раго. Приказываю: немедленно ликвидировать всех задержанных по делу о проникновении в интересующий нас объект. Выполните лично.

Позаботьтесь о соответствующем антураже. Об исполнении доложите с наступлением утра. Благосклонно – верком Гумо, директор ОСС".

Триг-воин Раго прочитал только что отстуканное аппаратом сообщение.

Бросил листок на стол и покачал головой.

Доложить с наступлением утра. Не желает, значит, хренова задница, чтобы нарушали его сон. А тут, вместо того чтобы расслабиться и отдохнуть, придется идти в темноту, искать соответствующее местечко, рыть яму, потом вести туда этих – по одному, поскольку в таких случаях никого не привлекают даже из своих.

Да потом еще закапывать… Тут и до утра не управишься. А ведь организм прямо-таки требует хорошего отдыха. Ведь на нервах все время, на голых нервах!..

Хотя бы поужинать-то можно? Это даже и заключенным полагается!

Подкрепить силы, работа-то предстоит грязная и тяжелая.

Тем более, что ужин уже принесли.

Ну, а к ужину, как говорится, положено…

А может, не надо?

Ну да! А нервы? Нет, не то что надо – прямо необходимо! Триг-воин Раго достал из секретного уголка початую бутылочку. Ласково оглядел ее, даже погладил. На два пальца, не больше. Ну, на три. Ах, Арук побери! Перелил.

Наполнилось почти до самого края. Ну, что поделать: не лить же обратно?

Горлышко узкое… Значит, судьба такая – налить полный.

Ну – будем здоровы, и вам того же желаем'.

Ах! Хорошо…

И действительно, об арестованных вскоре вспомнили: за дверью послышались шаги, и лязгнул ключ в замке. Дверца, скрипнув, отворилась. Триг-воин ОСС стоял на пороге – тот самый, давешний.

– Рядовой Онго Ру!

– Я, – откликнулся Онго. Встал с нар, одернул куртку.

– На выход. Без вещей.

Онго послушно направился к двери.

– Эй, а насчет меня ничего нет? – окликнул Керо.

– Будет скоро. И тебя вызову. Потерпи немного.

– Вернусь – расскажу, – успел пообещать Онго прежде, чем дверь затворилась за его спиной. Услыхав это, триг-воин лишь усмехнулся.

– Расскажешь, расскажешь. А пока – шагом марш. Вон к тем деревьям.

Триг-воин Раго заранее расстегнул кобуру. Чтобы на месте не терять времени.

Онго шагал, прикидывая: обернуться и напасть сейчас? Или добраться до деревьев – там в случае стрельбы легче будет укрыться? Главное – сбежать. Найти своих. И, если понадобится, хоть штурмом брать эту летающую тюрьму, выручать разведчиков…

– Стоять! – услышал он сзади. И послушно остановился. Напрягся…

Но, похоже, команда в первую очередь относилась не к нему. Скорее к конвоиру. Онго прислушался к разговору, что возник за его спиной; оглядываться он по-прежнему еще не рисковал.

– …Не имеете права останавливать! Я – офицер ОСС, веду задержанного, действую согласно приказанию!

В ответ – новый голос. Уверенно-пренебрежительный:

– Как стоишь, сопляк, перед куб-воином? Как докладываешь?

Ррраспустились, крррысоловы! Сми-рррно! Отвечай: кого ведешь?

Триг-воин – уже совсем другим тоном:

– Виноват, куб-воин! Веду секретного арестованного…

– Имя его, дуррак!

– Рядовой Онго.

– Атт-ставить! Арестованного забираю, согласно имеющемуся распоряжению.

Штэ?

– Господин куб-воин…

– Не болтать! Слушай команду: крру-гом! Доложить в расположении, что задержанный перешел в ведение Про-Института при Вершителе! Бего-ом – марш!

Капитан, видимо, отреагировал не мгновенно, потому что тут же последовала новая команда:

– Ребята, ну-ка, помогите бедняге, он совсем растерялся!

Глухой звук удара. Падение. Стон. И убегающие шаги. Только теперь Онго обернулся. Позади него действительно оказался офицер. И за ним – несколько человек в штатском, в спортивных костюмах. Но все с оружием. Не с одними только автоматами…

– Онго и все – за мной. У нас мало времени.

– Но я не один, куб-воин…

– Все уже сделано. Вперед!

Уже через несколько минут все они остановились рядом с агралетом, которого раньше тут не было. Прямо перед раскрытым люком.

– Ну, залезайте, садитесь!

– Куда полетим? – спросил Онго, когда его разведчики первыми погрузились в машину.

– Я не полечу, – последовал ответ. – Здесь дела полно. Это вас четверых ждут – даже машину дали из спецэскадрильи.

– Далеко?

– Привезут – увидите. Да не мешкайте – залезайте, устраивайтесь, как вон они, все места – ваши.

Залез. Места выбирать не стал – устроился на шедшей вдоль борта скамейке, напротив разведчиков, поближе к пилотской кабине. Но тут же, не выдержав, растворил дверцу, просунул голову: как-никак, он ведь тоже был аграпилотом. Хорошо было бы полететь рядом с командиром машины…

Однако его тут же вежливо, но настойчиво выставили, не сказав ни слова.

Кто-то, похоже, второй пилот, каким и сам Онго, наверное, мог бы сейчас быть, если бы Воздушные войска признавали за обертышами все права, выглянул, убедился, что пассажиры сидят на местах, вышел, закрыл люк, все еще ни слова при этом не проронив, вернулся в кабину; едва слышно загудело под полом, и подступившая тяжесть показала, что антиграв заработал на полную мощность, машина оторвалась от грунта и стремительно набирает высоту.

– За что это нам такая честь, как думаешь? – спросил молодой Керо. – Может, сразу награждать будут? Привезут во Дворец Совещаний…

– В баню тебя привезут, куда ж еще, – сказал Онго, чтобы развеять невеселое настроение, охватившее всех.

Разведчики не засмеялись. Самый старший – следопыт по имени Мори – сказал невесело:

– Не награждать, это точно. Тогда так не спешили бы.

– Ладно, – сказал Онго. – Поживем – увидим. Антигравы в полете очень устойчивы. И можно было лечь на скамейку и постараться уснуть, пока есть время, – как и полагается настоящему солдату.

Хотя успокоиться удалось не сразу. И не из-за всех последних приключений и переживаний; это уже казалось как бы в порядке вещей. Нет, снова Сури всплыл в памяти – близкий, родной и теперь уже никогда не достижимый. С его образом пришло и телесное томление – былое, женское, – но только на миг:

Онго постарался сразу же отогнать слабость подальше. Сури, кем был, по сути, этот парень, если глянуть с нынешней горки? Слабый, как и все теперешние молодые, не кость, а желе, и всего умения в нем – обращаться с той электронной кухней, которой и управлялось государство. И то не сочинять программы, а лишь обслуживать их. "Вот попал бы он под мою команду, – подумал Онго, невольно улыбаясь этой мысли, – я бы из него сделал хорошего солдата. Настоящего. Жаль, что мне до него никак не добраться…"

– Господин верком, за время вашего отсутствия…

– Новые сообщения от триг-воина Раго поступили?

– К сожалению, верком, да. Эти четверо, арестованные нами, как следует из последнего донесения, отбиты и уже вывезены по приказанию Директора Института Прогнозирования. Сейчас они находятся в его хозяйстве. Не имея ваших указаний на этот счет, наши десантники не пытались завязать бой с офицерами веркома Сидо…

– Дьявольщина! Опоздали. В таком случае выясните, что там собираются с ними делать. А кроме того… Срочно вызовите ко мне этого Раго. Сумел обделаться – придется ему за собой замывать. Я создам ему для этого все возможности… Я сейчас еду на Высокое Совещание, а когда вернусь, пусть ждет меня в приемной. Выполняйте!

Высокое Совещание – мозг страны – собиралось теперь каждый день, и заседания его проходили напряженно, хотя и не затягивались надолго. Может, впрочем, "мозг страны" – не совсем точное определение: функции мозга в гораздо большей степени выполнял ГПК – Государственный Правительствующий Компьютер; однако даже самый супермощный компьютер может анализировать лишь те сведения и принимать решения только на основе той информации, которая в него вкладывается.

В свою персоналку информацию вводит владелец и пользователь, получающий ее от своих органов чувств; информация же, получавшая доступ в ГПК, отбиралась именно Высоким Совещанием, и оно, таким образом, играло роль органов чувств свирского государства. Чувства же, как известно, порой возобладают над рассудком.

Вообще-то обычно в Свире такое согласованное действие приводило к благим результатам. Вплоть до этой "Нежданной" войны все рекомендации, выданные ГПК и касавшиеся почти исключительно дел мирных, приводили только к хорошим результатам. Что же касается дел военных, то двадцать лет тому назад ГПК показал себя наилучшим образом, и война, как принято было считать, завершилась, в общем, в пользу Сви-ры. Ожидалось, что и в эту войну – Сто девятую Нежданную – машина даст результаты, во всяком случае, не хуже прошлых: за минувшие два десятилетия компьютер продолжал получать информацию и военного характера, так что к действиям был готов.

С первого же мгновения включения военной программы он действительно начал разработку операций, результатом которых должен был стать полный разгром улкасских войск, едва лишь они осмелятся переступить границу хотя бы в одном месте. То есть разгром предполагался, разумеется, не в первый же день – на это рассчитывать было бы наивно. Но разработанная схема давала, казалось, полную возможность запереть улкасов в ущельях, выходивших на предгорья, где враг сразу же получал возможность широкого маневра и мог выбирать место для удара. ГПК рекомендовал с первого же дня бросить все силы на закупорку ущелий и стоять там насмерть – до поры, пока в строй не встанет количество новых мужчин, достаточное для развития наступательных операций. Собственно такое развитие событий планировалось еще в мирное время – конечно, без привязки к какому-то определенному дню и часу, предполагалось ведь, что в запасе еще двадцать лет.

Так что и артиллерией всякого рода, и авиацией все нужные рубежи были давно облетаны, реперы пристреляны, оставалось только подать команду.

Она и была подана, и все намеченные места были незамедлительно накрыты артогнем и пробомблены очень серьезно, а войска, предназначенные для удержания противника в границах, сразу же выдвинулись на намеченные рубежи. То есть все было сделано наилучшим образом.

Но ни к чему не привело. Как выяснили в скором времени разведчики, улкасы от обстрелов и бомбежек не пострадали, потому что в ущельях их и не было. То есть они там сосредоточивались еще накануне, это неопровержимо показывала воздушная разведка. Еще вечером были там, а на рассвете, когда свиры открыли огонь, улкасов в ущельях не оказалось. Они, как известно, спустились на предгорье совершенно в другом месте – на клине Ком Сот, где никакого удобного спуска не было, напротив, крутейший горный кряж, казалось, совершенно не давал возможности передвижения и спуска даже одному человеку, не то что множеству людей. Предположить подобные действия заранее было бы совершенно нелогичным – и это, естественно, всерьез не рассматривалось, и даже в шутку – тоже. Однако именно так и произошло.

Каким способом, как, что, почему – до сей поры никто не мог представить; сходились на мнении, что это можно будет понять, только побывав на территории улкасов и исследовав пути, которыми они пользовались. Но до этого было, как всем казалось, очень далеко.

И вот – совершенно неожиданно – если не вся тайна, то во всяком случае немалая часть ее оказалась раскрытой или хотя бы приоткрытой: выяснилось, наконец, каким способом улкасы попали на клин Ком Сот. Прорыли туннель: очень просто, и никакого волшебства. Однако это выглядело даже не самым главным.

Потому что сразу же напрашивался вывод: туннель является дорогой с двусторонним движением; раз удобный путь на территорию противника обнаружен – им надо как можно быстрее воспользоваться и навязать улкасам войну уже на их, а не на своей территории. Как выразился, узнав о событии, сам Вершитель:

"Вбить этот клин Ком Сот им в глотку или пониже – так глубоко, чтобы достало до самого их сердца".

Дело теперь казалось простым, предстояли, по сути, действия чисто технические: создать программу по проведению военных операций, опирающихся на использование туннеля и направленных на захват плацдарма по ту сторону Кольцевого хребта, создав, ввести ее в Стратегический блок ГПК, получить готовую диспозицию и действовать до полной победы.

Этому и было посвящено, собственно, нынешнее заседание Высокого Совещания: раз уж необходимо выполнить формальность – для выработки и загрузки в ГПК получить одобрение ВС, – не станем терять времени и соберемся на полчаса, ну, на час от силы…

Никто не ожидал – и Вершитель, пожалуй, меньше всех, – что вместо формального голосования произойдет, мягко выражаясь, дискуссия и что участниками ее, яростно оппонируя один другому, станут два видных государственных сановника.

Началось все совершенно благополучно. Полевой Военачальник выразил мнение профессионалов, сказав:

– Поскольку мы получили теперь надежный выход в горы, то все, что мы должны делать –.это не терять времени. Загнать на Клин столько войск, сколько может там поместиться, и, проведя подготовку как можно быстрее, ударить. По имеющимся данным, наш Проект наработал уже достаточно много живой силы для осуществления эффективной атаки. Нужен лишь приказ Главкома.

Военачальник откинул голову и как бы свысока обвел уверенным взглядом участников Совещания.

– Мнения? – Этим словом Вершитель разрешил начать дискуссию.

– Во что, по прикидкам военных, это обойдется? – немедленно поинтересовался Главноуправляющий финансами страны.

– Мы останемся в рамках военного бюджета, – уверенно ответил Полевой Военачальник. – Будет некоторый перерасход по статье о перевозках войск, поскольку придется прокладывать дополнительные дороги и в большей степени использовать аграфлот, но это с лихвой перекроется экономией по статьям строительства новых и усиления имеющихся полевых укреплений по всей линии границы. Скорее всего мы даже сэкономим нечто – еще и потому, что получим возможность закончить войну куда быстрее, чем предполагалось, и обойтись меньшими потерями; а следовательно, придется меньше выплачивать полевых денег и еще меньших расходов потребуют пособия семьям погибших. Вас устраивает такой расклад?