Страница:
— Голограмму? А что это такое?
Коля пояснил тоном человека, обреченного на непонимание:
— Объемное изображение, полученное методом голографии, основанным на интерференции двух лучей света.
— И что там изображено? — не обманула я его ожиданий.
— Да все что угодно. Мы подозреваем, что Балицкий передал тебе свое изобретение. Он умел наносить голограммы на любую поверхность.
— Да, но, кроме шубы и зажигалки, Казимеж мне ничего не дарил. Действительно, приходил его коллега и приносил подарки от Казимежа., но это были лисья шуба и золотая зажигалка.
— И все?
— И все. Сколько можно тебе говорить? Зачем мне это изобретение? Что я буду с ним делать? Особенно теперь, когда Казимеж погиб. Вы знаете, кто убил моего Казимежа?
Коля пожал плечами:
— Точно пока не знаем, но думаю, что террористы. Возможно, им другими путями удалось разведать секрет оружия.
— Зачем же Казимежа убивать?
— Чтобы секрет не достался американцам.
— И вам?
— И нашей стране, — приосанившись, сказал Коля и грустно добавил:
— У нас много врагов.
— Казимеж убит, гениальное открытие вы прохлопали, — со слезами на глазах подытожила я, — чего же теперь хотите? «Голых граммов» он мне точно не посылал. Можете перерыть всю квартиру… Коля покрылся краской, говорящей о том, что квартира давно уже перерыта и неоднократно. Я спокойно сказала:
— Все, иду к бабушке Фране лопать буфе.
Коля вдруг как подскочит, да как заорет, занеся серп войны над хрупкими колосьями нашего мира:
— Да подожди ты со своим буше!
— Буфе, — машинально поправила я.
— И буфе! И буше! Всего ты еще налопаешься, если в карцер не угодишь!
Тень беды простерла ледяные руки, инеем покрывая планы-надежды моей юной души. Я немедленно разрыдалась, изготовившись падать в обморок.
— Что вы мучаете меня, — сквозь слезы попискивала я. — Мало мне горя? Погиб мой жених, а вы со своими граммами. Ведь ничего я не знаю, даже этой теории не поняла! Отпустите меня, пожалуйста! Я все вам врала!
Коля, видимо, терпеть не мог женских слез, как и покойный Казимеж.
— Музочка, — взмолился он, — пожалуйста, перестань реветь. Никто тебя в карцер не собирается отправлять. Пойми, не могу я сейчас тебя отпустить. Тот, кто убил Казимежа, убьет и тебя.
Слез моих как не бывало, но зато возникла потребность посетить туалет.
— Почему это? — испуганно воскликнула я не своим голосом.
— Подумай, может, и догадаешься, — расплывчато ответил мне Коля.
Я подумала, но не догадалась, зато осознала бесперспективность своего существования и снова начала падать в обморок. Коля вовремя меня подхватил и подтащил к вентилятору. Я пришла в себя и спросила:
— Что мне делать?
— Во-первых, во всем меня слушаться, — загнул он указательный палец. — Во-вторых, под нашей охраной отправиться домой…
Этот вариант меня напугал до смерти, а ведь еще недавно я только о нем и мечтала.
— Нет! — завопила я. — Не надо домой!
Коля одобрил протест:
— Правильно, ты не поедешь домой, ты поедешь ко мне. Капочка ждет тебя не дождется.
— Капочка?! — взвизгнула я от неожиданности. — Ты предлагаешь мне поселиться в одной квартире со своей злой и ревнивой Выдрой?
— Ну да.
Я вынуждена была посмотреть правде в глаза и воскликнула:
— Она меня и убьет!
— Это необходимо, — с нежностью убеждал Коля.
— Необходимо меня убить?!
— Необходимо поселиться в моей квартире, — сдержанно пояснил Коля и ошарашил меня вопросом:
— Ты и сейчас настаиваешь, что голограмму тебе не передавали?
Сколько можно?!
— Клянусь своей шубой! — воскликнула я.
Коля мгновенно поверил.
— Тогда другого выхода нет, — развел он руками. — Придется тебе какое-то время пожить с моей Капой. Пойми, возможен и такой вариант: твой Казимеж оставил голограмму в надежном месте, из которого в случае его смерти она должна проследовать прямо к тебе.
— Почему ко мне?
— Потому что он больше всех тебе доверял, разве не очевидно?
— Не очевидно, — призналась я, слыша об этом впервые.
Коля деловито продолжил:
— Казимеж, видимо, подозревал, что его могут убить, раз он открыл счет на твое имя. Если все свои сбережения он оставил тебе, значит, и открытие мог оставить.
Я уточнила:
— Мне?
— Тебе! Да! Тебе! Кому же еще? — взбесился вдруг Коля и пояснил причину своей несдержанности:
— Какая ты бестолковая.
— А зачем оно мне, это открытие? Что оно мне принесет?
— Кроме неприятностей, ничего. Поэтому жить будешь в моей квартире. Там тебя никто не найдет. Ты будешь в безопасности.
Я поразилась:
— В безопасности рядом с Выдрой?!
Коля взорвался:
— Не смей так говорить о моей жене!
Я согласилась:
— Ладно, не буду.
Согласитесь и вы, приятно, когда муж яростно защищает свою жену. В жизни чаще наоборот, он яростно на нее нападет — если исключить первые два месяца их знакомства.
— И долго мне жить с твоей Капой? — поинтересовалась я вполне дружелюбно.
Коля вздохнул:
— До тех пор, пока не найдем голограмму и не выясним, кто убил американскую дублершу. Еще нам хочется знать, кто таскал ее тело по твоей квартире.
— И куда пропадал мой ковер, а также тапочки и халатик, — вставила я.
Коля не возражал:
— Да, хотелось бы и это узнать.
— Но если меня не будет в моей квартире, вы этого никогда не узнаете.
— Не волнуйся, ты будешь в своей квартире, — загадочно успокоил меня Коля.
Я догадалась: «Он клонит к клону!» — и завопила:
— Что? Снова дублерша? Не надоело вам уродовать бедных девиц?
Коля восторженно меня заверил:
— Мы нашли готовую страхолюдину. Пластическая операция нашей дублерше если и пригодится, то лишь с целью стать симпатичней.
Вынуждена была признаться:
— О чем вы? Ничего не пойму.
— Среди наших сотрудниц нашлась одна, очень похожая на тебя. Поразительное сходство!
— Неужели косолапая, шепелявая и с легкой косинкой? — ревниво осведомилась я.
— Именно, — «обрадовал» меня Коля. — Подгримируем ее для окончательного сходства и поселим в твоей квартире.
Пришлось осведомиться — из вредности, нельзя же верить всему подряд.
— А левой ногой она загребает? — спросила я в надежде услышать «нет».
— Похлеще тебя! — с гордостью сообщил Коля и пояснил:
— Она прошла отличную выучку и готова довести операцию до конца.
И тут я вспомнила про бабулю!
Недели две не была я в своей квартире. Ох, боюсь, бабуле не понравится это. Она примчится и в два счета расколет их выученную дублершу.
Вынуждена была радостно поделиться своим опасением с Колей.
— А вот чтобы этого не произошло, звони бабуле и говори, что у тебя все в порядке.
Пришлось именно так и поступить.
Глава 46
Глава 47
Коля пояснил тоном человека, обреченного на непонимание:
— Объемное изображение, полученное методом голографии, основанным на интерференции двух лучей света.
— И что там изображено? — не обманула я его ожиданий.
— Да все что угодно. Мы подозреваем, что Балицкий передал тебе свое изобретение. Он умел наносить голограммы на любую поверхность.
— Да, но, кроме шубы и зажигалки, Казимеж мне ничего не дарил. Действительно, приходил его коллега и приносил подарки от Казимежа., но это были лисья шуба и золотая зажигалка.
— И все?
— И все. Сколько можно тебе говорить? Зачем мне это изобретение? Что я буду с ним делать? Особенно теперь, когда Казимеж погиб. Вы знаете, кто убил моего Казимежа?
Коля пожал плечами:
— Точно пока не знаем, но думаю, что террористы. Возможно, им другими путями удалось разведать секрет оружия.
— Зачем же Казимежа убивать?
— Чтобы секрет не достался американцам.
— И вам?
— И нашей стране, — приосанившись, сказал Коля и грустно добавил:
— У нас много врагов.
— Казимеж убит, гениальное открытие вы прохлопали, — со слезами на глазах подытожила я, — чего же теперь хотите? «Голых граммов» он мне точно не посылал. Можете перерыть всю квартиру… Коля покрылся краской, говорящей о том, что квартира давно уже перерыта и неоднократно. Я спокойно сказала:
— Все, иду к бабушке Фране лопать буфе.
Коля вдруг как подскочит, да как заорет, занеся серп войны над хрупкими колосьями нашего мира:
— Да подожди ты со своим буше!
— Буфе, — машинально поправила я.
— И буфе! И буше! Всего ты еще налопаешься, если в карцер не угодишь!
Тень беды простерла ледяные руки, инеем покрывая планы-надежды моей юной души. Я немедленно разрыдалась, изготовившись падать в обморок.
— Что вы мучаете меня, — сквозь слезы попискивала я. — Мало мне горя? Погиб мой жених, а вы со своими граммами. Ведь ничего я не знаю, даже этой теории не поняла! Отпустите меня, пожалуйста! Я все вам врала!
Коля, видимо, терпеть не мог женских слез, как и покойный Казимеж.
— Музочка, — взмолился он, — пожалуйста, перестань реветь. Никто тебя в карцер не собирается отправлять. Пойми, не могу я сейчас тебя отпустить. Тот, кто убил Казимежа, убьет и тебя.
Слез моих как не бывало, но зато возникла потребность посетить туалет.
— Почему это? — испуганно воскликнула я не своим голосом.
— Подумай, может, и догадаешься, — расплывчато ответил мне Коля.
Я подумала, но не догадалась, зато осознала бесперспективность своего существования и снова начала падать в обморок. Коля вовремя меня подхватил и подтащил к вентилятору. Я пришла в себя и спросила:
— Что мне делать?
— Во-первых, во всем меня слушаться, — загнул он указательный палец. — Во-вторых, под нашей охраной отправиться домой…
Этот вариант меня напугал до смерти, а ведь еще недавно я только о нем и мечтала.
— Нет! — завопила я. — Не надо домой!
Коля одобрил протест:
— Правильно, ты не поедешь домой, ты поедешь ко мне. Капочка ждет тебя не дождется.
— Капочка?! — взвизгнула я от неожиданности. — Ты предлагаешь мне поселиться в одной квартире со своей злой и ревнивой Выдрой?
— Ну да.
Я вынуждена была посмотреть правде в глаза и воскликнула:
— Она меня и убьет!
— Это необходимо, — с нежностью убеждал Коля.
— Необходимо меня убить?!
— Необходимо поселиться в моей квартире, — сдержанно пояснил Коля и ошарашил меня вопросом:
— Ты и сейчас настаиваешь, что голограмму тебе не передавали?
Сколько можно?!
— Клянусь своей шубой! — воскликнула я.
Коля мгновенно поверил.
— Тогда другого выхода нет, — развел он руками. — Придется тебе какое-то время пожить с моей Капой. Пойми, возможен и такой вариант: твой Казимеж оставил голограмму в надежном месте, из которого в случае его смерти она должна проследовать прямо к тебе.
— Почему ко мне?
— Потому что он больше всех тебе доверял, разве не очевидно?
— Не очевидно, — призналась я, слыша об этом впервые.
Коля деловито продолжил:
— Казимеж, видимо, подозревал, что его могут убить, раз он открыл счет на твое имя. Если все свои сбережения он оставил тебе, значит, и открытие мог оставить.
Я уточнила:
— Мне?
— Тебе! Да! Тебе! Кому же еще? — взбесился вдруг Коля и пояснил причину своей несдержанности:
— Какая ты бестолковая.
— А зачем оно мне, это открытие? Что оно мне принесет?
— Кроме неприятностей, ничего. Поэтому жить будешь в моей квартире. Там тебя никто не найдет. Ты будешь в безопасности.
Я поразилась:
— В безопасности рядом с Выдрой?!
Коля взорвался:
— Не смей так говорить о моей жене!
Я согласилась:
— Ладно, не буду.
Согласитесь и вы, приятно, когда муж яростно защищает свою жену. В жизни чаще наоборот, он яростно на нее нападет — если исключить первые два месяца их знакомства.
— И долго мне жить с твоей Капой? — поинтересовалась я вполне дружелюбно.
Коля вздохнул:
— До тех пор, пока не найдем голограмму и не выясним, кто убил американскую дублершу. Еще нам хочется знать, кто таскал ее тело по твоей квартире.
— И куда пропадал мой ковер, а также тапочки и халатик, — вставила я.
Коля не возражал:
— Да, хотелось бы и это узнать.
— Но если меня не будет в моей квартире, вы этого никогда не узнаете.
— Не волнуйся, ты будешь в своей квартире, — загадочно успокоил меня Коля.
Я догадалась: «Он клонит к клону!» — и завопила:
— Что? Снова дублерша? Не надоело вам уродовать бедных девиц?
Коля восторженно меня заверил:
— Мы нашли готовую страхолюдину. Пластическая операция нашей дублерше если и пригодится, то лишь с целью стать симпатичней.
Вынуждена была признаться:
— О чем вы? Ничего не пойму.
— Среди наших сотрудниц нашлась одна, очень похожая на тебя. Поразительное сходство!
— Неужели косолапая, шепелявая и с легкой косинкой? — ревниво осведомилась я.
— Именно, — «обрадовал» меня Коля. — Подгримируем ее для окончательного сходства и поселим в твоей квартире.
Пришлось осведомиться — из вредности, нельзя же верить всему подряд.
— А левой ногой она загребает? — спросила я в надежде услышать «нет».
— Похлеще тебя! — с гордостью сообщил Коля и пояснил:
— Она прошла отличную выучку и готова довести операцию до конца.
И тут я вспомнила про бабулю!
Недели две не была я в своей квартире. Ох, боюсь, бабуле не понравится это. Она примчится и в два счета расколет их выученную дублершу.
Вынуждена была радостно поделиться своим опасением с Колей.
— А вот чтобы этого не произошло, звони бабуле и говори, что у тебя все в порядке.
Пришлось именно так и поступить.
Глава 46
На следующий день я покинула Быдгощ, отправившись в Варшаву. Все выглядело естественно. Моя многочисленная родня погрузила мои чемоданы в поезд, я расцеловалась со всеми по три раза и клятвенно пообещала передать приветы бабуле.
Лишь я да бабушка Франя с дедушкой Казиком знали, что мой возлюбленный внезапно погиб.
Знала, конечно, и Марыся Сташевская, но Коля заверил, что беднягу Марысю безжалостно запугали. Теперь ее необычный голос сипнет при одном только имени Балицкого. Даже на своего соседа — моего дедушку Казика — она не может смотреть без содрогания, потому что он тезка Казимежа.
Больше о Балицком в Быдгоще никто и не слыхивал. Тетушка Казимежа умерла три года назад, а других родственников у него не осталась. Он был, как и я, сирота.
Отправить меня решили железной дорогой. Самолеты казались уже ненадежными. В Варшаве я погрузилась на скорый поезд и безвылазно сидела в своем купе, в котором находились еще три человека: двое мужчин и одна женщина. Уверена, были они людьми непростыми, что мне придавало уверенности: авось, не погибну в пути.
Смерть Казимежа…
Чем дальше время уносило меня от того страшного дня, тем нестерпимее становились горе и боль утраты. Если в Польше я еще как-то держалась, то, подъезжая к Питеру, уже белугой рыдала. Я страдала. Казалось, теперь так будет вечно.
В Петербурге я вышла из поезда и под невидимым присмотром отправилась в свою квартиру. Там я находилась до середины ночи, естественно, под охраной четырех бравых ребят. Потом меня заставили нацепить какой-то ужасный парик, не менее ужасное пальто и повезли домой к Коле.
Капа, оказывается, действительно с нетерпением меня поджидала. На лице ее отразилось такое сочувствие, что я завыла у нее на груди страшным воем. Она гладила меня по волосам и приговаривала:
— Девочка, успокойся, все будет хорошо.
«Разве может быть хорошо без Казимежа?» — думала я, но не возражала.
Потом Капа повела меня на кухню, напоила чаем, дала мне каких-то пилюль и уложила в постель.
Лишь утром я поняла, что сплю на семейной кровати, на которой, может быть, Капа и Коля занимались любовью. Сама Капа переселилась в гостиную на потертый диван.
Пока я размышляла над тем, какую линию гнуть в отношениях с Капой, ее непривлекательная физиономия показалась в двери.
— Проснулась? — шепотом спросила она, просунув голову в приоткрытую дверь.
Я с недоумением смотрела на эту говорящую голову и тосковала.
«Подлый Коля. Подложил мне свинью», — думала я, не собираясь вступать в дружбу с Выдрой, хоть и очень она к этой дружбе стремилась.
Думаю, в интересах того же Коли. Звездочки на погоны мужа она решила на мне заработать, не иначе.
— Мы сейчас встанем, умоемся и пойдем пить кофеек, — сюсюкая, сообщила Выдра.
Знаком я показала, что хочу остаться одна. Когда говорящая голова скрылась, я долго лежала в постели, вспоминая Казимежа. И долежалась до того, что поняла: возникла необходимость выпить. Разумеется, с горя..
Я оделась, вышла на кухню и традиционным жестом дала хозяйке понять о возникшем с горя желании. Капа мгновенно меня поняла и полезла в шкаф за графином. Потом я полировала свое горе водочкой, а Капа старалась меня развлечь, пускаясь в воспоминания. К воспоминаниям ее склоняло все, за что она ни бралась.
— Это подарок свекрови, — зачем-то просветила меня она, кивая на чайник. — Коля майора как раз получил. Нет, вру, он тогда еще был капитаном.
С радостной грустью она призадумалась.
Люди так старательно считают годы своей жизни, словно собираются потратить их с пользой или верят, что есть смысл в прожитом. Когда я увидела то, что осталось от моего Казимежа — гениального, фонтанирующего открытиями, идеями, — я осознала: жизнь не имеет смысла. Любое начинание — это всего лишь утро вечера, за которым Ничто, Пустота: неизбежно наступит ночь, несущая вечный покой. Не к этому ли покою стремится все? Все живое!
Ах, жизнь моя утратила смысл!
— Точно, чайник у нас появился, когда Коленька был Капитаном! — радостно воскликнула Капа, очень некстати проникнув в мою философскую мысль.
"Чайник — критерий истины, — с горечью подумала я. — Как живут наши люди? Появление в доме какого-то чайника не может быть событием знаменательным, даже если его подарила свекровь. Впрочем, как появление холодильника, телевизора и даже спального гарнитура. А ведь эти предметы быта являются вехами в жизни российских людей. В чем-то не права моя Родина, которой я (горемыка и неудачница!) обязана всем.
В чем-то не правы мы все!
И они, харизматики".
Уж простите меня за неуместные мысли политического характера. Но ИХ политика — это наша плохая жизнь, от которой, увы, никуда нам не деться. Нам, простым людям, остается только страдать от чужой харизматичности. Вот бабуля моя, кстати, тоже харизматичка…
Ой, нет, о бабуле или молчу, или только хорошее!
Выдра тем временем перешла к культурной части программы. Она притащила семейный альбом, из которого я узнала: оказывается, у нее были волосы. Я смотрела на фото, на крашеные перья Капитолины и не верила своим глазам. Юная и симпатичная Выдра сидела рядом с худосочным невзрачным Колей, который всеми своими костями стремился и жался к ней. Она же, я говорю о Выдре, демонстративно давала понять, что еще окончательно не решила, нужен ли ей этот чахлый задохлик.
«Ну надо же, — поразилась я, — Коля был страшненьким, а Капа — красавицей. Как все меняется в этом мире! Как все меняется!»
— Капитолина, — спросила я, впервые испытывая симпатию к ней и называя даже по имени, — ты мужа любишь?
Она вздрогнула, испуганно на меня посмотрела и.., крепко задумалась.
Надолго!
— Моя мама была против, когда я за него выходила, — сказала она, когда я про вопрос свой уже и забыла.
— Зачем же ты вышла за Колю, раз у тебя не осталось более ярких о нем впечатлений?
— Боялась, что другого жениха не найду. Кавалеры-то были, но путевых — ни одного. Коля был некрасивым, зато подавал надежды. А теперь он превратился в красавца, но надежд больше не подает. Сколько он крови моей выпил! — воскликнула Капа и, опомнившись, быстро добавила:
— Вообще-то он добрый мужик.
Пришлось ее мысль продолжить:
— Ага, добрый, как все мужики, когда их к телевизору на диванчик положишь, сытно накормишь и пообещаешь собой не тревожить. Уж я, Муза Добрая, разбираюсь в чужой доброте.
Капа немедленно поняла, что я свой человек. Придвигаясь ко мне поближе, она прошептала:
— А правда, что ты потеряла на днях жениха? Вздохнув, я призналась:
— Да, он погиб.
— Знаешь, когда я увидела тебя в Гостином Дворе, сразу подумала: «Благополучная, зажралась, земли под собой не видит». И так мне стало тошно!
Я поразилась:
— Неужели со стороны я произвожу на людей такое впечатление?
— Да, — трагично кивнула Капа. — Но когда Коля мне рассказал, сколько у тебя в жизни бед, как сильно ты настрадалась, я поняла, что заносишься ты из чувства самосохранения. Ничего, это пройдет, это от молодости. Вот доживешь до моих лет, тогда будешь знать, чем надо гордиться.
Не успела я узнать, чем надо гордиться, раздался телефонный звонок. Капа вздрогнула и торопливо схватила трубку.
— Тебя, — сказала она, обиженно поджимая губы.
— Муза, — услышала я решительный Колин голос. — Ты бабуле своей не забыла сообщить о приезде?
— Точно! Забыла! — испуганно воскликнула я. — А что случилось?
— Она только что имела беседу с дублершей и грозилась приехать.
— А я о чем! Не я ли вам говорила, что бабулю вы не проведете, — набросилась я на Колю.
Наткнувшись на возмущенный взгляд Капы, я осеклась и покорно промямлила:
— Хорошо, бабулю сейчас приторможу.
Бабуля была в своем амплуа.
— Муза, он снова мне позвонил, — без всяких преамбул сообщила она.
— Кто — он? — изумилась я.
— Мой старый поклонник!
Чувствовалось: бабуля на эмоциональном Олимпе. Я догадалась, что речь идет о Себастьене.
"Неужели он решился признаться бабуле в любви? — с сердечным замиранием подумала я. — Ну, старый распутник! Ну, ловелас! Задаст тебе перца моя бабуля! Пропала твоя седая головушка!
Зато мне станет легче".
— Муза, только представь, дорогая, мы беседовали с ним целый час!
Бабуля долго смеялась своим аристократическим смехом, которому я всю жизнь завидовала и подражала, как слышите, безуспешно.
— И на каком языке? — сдержанно поинтересовалась я, зная, что бабуля не потерпит более интенсивного любопытства. Оно будет расценено как вторжение в ее личную жизнь.
— Ах, Муза, на французском, конечно. Разве можно говорить о любви по-русски?
Я рискнула ей возразить:
— В России это некоторым порой удается.
— Да, тем несчастным, которые не знают французского, — согласилась бабуля.
— Он представился? — осторожно спросила я.
— О да!
— И кто же он?
— Как кто? — рассердилась бабуля. — Сказала уже, он мой поклонник!
— Неужели так и представился? — слегка поразилась я.
— Да, так и представился: «Ваш безумный поклонник!» — с гордость отрапортовала бабуля.
— И каковы плоды вашей беседы?
— Я позволила ему звонить не чаще двух раз в месяц. Он был счастлив, забросал меня комплиментами. Ах, эти французы! С годами совсем не меняются!
Бабулю совсем не смущал тот факт, что любовь Себастьена вспыхнула хоть и сильно, но все же заочно. Обычно женщины сопровождают подобные ситуации болезненным волнением: «вдруг я ему не понравлюсь?», «вдруг мой голос окажется лучше всего остального?» и тому подобное.
Бабулю такие глупости, похоже, не волновали. Она пожизненно пребывала в уверенности, что мужчины созданы богом лишь для того, чтобы стоять перед ней на коленях.
Лишь я да бабушка Франя с дедушкой Казиком знали, что мой возлюбленный внезапно погиб.
Знала, конечно, и Марыся Сташевская, но Коля заверил, что беднягу Марысю безжалостно запугали. Теперь ее необычный голос сипнет при одном только имени Балицкого. Даже на своего соседа — моего дедушку Казика — она не может смотреть без содрогания, потому что он тезка Казимежа.
Больше о Балицком в Быдгоще никто и не слыхивал. Тетушка Казимежа умерла три года назад, а других родственников у него не осталась. Он был, как и я, сирота.
Отправить меня решили железной дорогой. Самолеты казались уже ненадежными. В Варшаве я погрузилась на скорый поезд и безвылазно сидела в своем купе, в котором находились еще три человека: двое мужчин и одна женщина. Уверена, были они людьми непростыми, что мне придавало уверенности: авось, не погибну в пути.
Смерть Казимежа…
Чем дальше время уносило меня от того страшного дня, тем нестерпимее становились горе и боль утраты. Если в Польше я еще как-то держалась, то, подъезжая к Питеру, уже белугой рыдала. Я страдала. Казалось, теперь так будет вечно.
В Петербурге я вышла из поезда и под невидимым присмотром отправилась в свою квартиру. Там я находилась до середины ночи, естественно, под охраной четырех бравых ребят. Потом меня заставили нацепить какой-то ужасный парик, не менее ужасное пальто и повезли домой к Коле.
Капа, оказывается, действительно с нетерпением меня поджидала. На лице ее отразилось такое сочувствие, что я завыла у нее на груди страшным воем. Она гладила меня по волосам и приговаривала:
— Девочка, успокойся, все будет хорошо.
«Разве может быть хорошо без Казимежа?» — думала я, но не возражала.
Потом Капа повела меня на кухню, напоила чаем, дала мне каких-то пилюль и уложила в постель.
Лишь утром я поняла, что сплю на семейной кровати, на которой, может быть, Капа и Коля занимались любовью. Сама Капа переселилась в гостиную на потертый диван.
Пока я размышляла над тем, какую линию гнуть в отношениях с Капой, ее непривлекательная физиономия показалась в двери.
— Проснулась? — шепотом спросила она, просунув голову в приоткрытую дверь.
Я с недоумением смотрела на эту говорящую голову и тосковала.
«Подлый Коля. Подложил мне свинью», — думала я, не собираясь вступать в дружбу с Выдрой, хоть и очень она к этой дружбе стремилась.
Думаю, в интересах того же Коли. Звездочки на погоны мужа она решила на мне заработать, не иначе.
— Мы сейчас встанем, умоемся и пойдем пить кофеек, — сюсюкая, сообщила Выдра.
Знаком я показала, что хочу остаться одна. Когда говорящая голова скрылась, я долго лежала в постели, вспоминая Казимежа. И долежалась до того, что поняла: возникла необходимость выпить. Разумеется, с горя..
Я оделась, вышла на кухню и традиционным жестом дала хозяйке понять о возникшем с горя желании. Капа мгновенно меня поняла и полезла в шкаф за графином. Потом я полировала свое горе водочкой, а Капа старалась меня развлечь, пускаясь в воспоминания. К воспоминаниям ее склоняло все, за что она ни бралась.
— Это подарок свекрови, — зачем-то просветила меня она, кивая на чайник. — Коля майора как раз получил. Нет, вру, он тогда еще был капитаном.
С радостной грустью она призадумалась.
Люди так старательно считают годы своей жизни, словно собираются потратить их с пользой или верят, что есть смысл в прожитом. Когда я увидела то, что осталось от моего Казимежа — гениального, фонтанирующего открытиями, идеями, — я осознала: жизнь не имеет смысла. Любое начинание — это всего лишь утро вечера, за которым Ничто, Пустота: неизбежно наступит ночь, несущая вечный покой. Не к этому ли покою стремится все? Все живое!
Ах, жизнь моя утратила смысл!
— Точно, чайник у нас появился, когда Коленька был Капитаном! — радостно воскликнула Капа, очень некстати проникнув в мою философскую мысль.
"Чайник — критерий истины, — с горечью подумала я. — Как живут наши люди? Появление в доме какого-то чайника не может быть событием знаменательным, даже если его подарила свекровь. Впрочем, как появление холодильника, телевизора и даже спального гарнитура. А ведь эти предметы быта являются вехами в жизни российских людей. В чем-то не права моя Родина, которой я (горемыка и неудачница!) обязана всем.
В чем-то не правы мы все!
И они, харизматики".
Уж простите меня за неуместные мысли политического характера. Но ИХ политика — это наша плохая жизнь, от которой, увы, никуда нам не деться. Нам, простым людям, остается только страдать от чужой харизматичности. Вот бабуля моя, кстати, тоже харизматичка…
Ой, нет, о бабуле или молчу, или только хорошее!
Выдра тем временем перешла к культурной части программы. Она притащила семейный альбом, из которого я узнала: оказывается, у нее были волосы. Я смотрела на фото, на крашеные перья Капитолины и не верила своим глазам. Юная и симпатичная Выдра сидела рядом с худосочным невзрачным Колей, который всеми своими костями стремился и жался к ней. Она же, я говорю о Выдре, демонстративно давала понять, что еще окончательно не решила, нужен ли ей этот чахлый задохлик.
«Ну надо же, — поразилась я, — Коля был страшненьким, а Капа — красавицей. Как все меняется в этом мире! Как все меняется!»
— Капитолина, — спросила я, впервые испытывая симпатию к ней и называя даже по имени, — ты мужа любишь?
Она вздрогнула, испуганно на меня посмотрела и.., крепко задумалась.
Надолго!
— Моя мама была против, когда я за него выходила, — сказала она, когда я про вопрос свой уже и забыла.
— Зачем же ты вышла за Колю, раз у тебя не осталось более ярких о нем впечатлений?
— Боялась, что другого жениха не найду. Кавалеры-то были, но путевых — ни одного. Коля был некрасивым, зато подавал надежды. А теперь он превратился в красавца, но надежд больше не подает. Сколько он крови моей выпил! — воскликнула Капа и, опомнившись, быстро добавила:
— Вообще-то он добрый мужик.
Пришлось ее мысль продолжить:
— Ага, добрый, как все мужики, когда их к телевизору на диванчик положишь, сытно накормишь и пообещаешь собой не тревожить. Уж я, Муза Добрая, разбираюсь в чужой доброте.
Капа немедленно поняла, что я свой человек. Придвигаясь ко мне поближе, она прошептала:
— А правда, что ты потеряла на днях жениха? Вздохнув, я призналась:
— Да, он погиб.
— Знаешь, когда я увидела тебя в Гостином Дворе, сразу подумала: «Благополучная, зажралась, земли под собой не видит». И так мне стало тошно!
Я поразилась:
— Неужели со стороны я произвожу на людей такое впечатление?
— Да, — трагично кивнула Капа. — Но когда Коля мне рассказал, сколько у тебя в жизни бед, как сильно ты настрадалась, я поняла, что заносишься ты из чувства самосохранения. Ничего, это пройдет, это от молодости. Вот доживешь до моих лет, тогда будешь знать, чем надо гордиться.
Не успела я узнать, чем надо гордиться, раздался телефонный звонок. Капа вздрогнула и торопливо схватила трубку.
— Тебя, — сказала она, обиженно поджимая губы.
— Муза, — услышала я решительный Колин голос. — Ты бабуле своей не забыла сообщить о приезде?
— Точно! Забыла! — испуганно воскликнула я. — А что случилось?
— Она только что имела беседу с дублершей и грозилась приехать.
— А я о чем! Не я ли вам говорила, что бабулю вы не проведете, — набросилась я на Колю.
Наткнувшись на возмущенный взгляд Капы, я осеклась и покорно промямлила:
— Хорошо, бабулю сейчас приторможу.
Бабуля была в своем амплуа.
— Муза, он снова мне позвонил, — без всяких преамбул сообщила она.
— Кто — он? — изумилась я.
— Мой старый поклонник!
Чувствовалось: бабуля на эмоциональном Олимпе. Я догадалась, что речь идет о Себастьене.
"Неужели он решился признаться бабуле в любви? — с сердечным замиранием подумала я. — Ну, старый распутник! Ну, ловелас! Задаст тебе перца моя бабуля! Пропала твоя седая головушка!
Зато мне станет легче".
— Муза, только представь, дорогая, мы беседовали с ним целый час!
Бабуля долго смеялась своим аристократическим смехом, которому я всю жизнь завидовала и подражала, как слышите, безуспешно.
— И на каком языке? — сдержанно поинтересовалась я, зная, что бабуля не потерпит более интенсивного любопытства. Оно будет расценено как вторжение в ее личную жизнь.
— Ах, Муза, на французском, конечно. Разве можно говорить о любви по-русски?
Я рискнула ей возразить:
— В России это некоторым порой удается.
— Да, тем несчастным, которые не знают французского, — согласилась бабуля.
— Он представился? — осторожно спросила я.
— О да!
— И кто же он?
— Как кто? — рассердилась бабуля. — Сказала уже, он мой поклонник!
— Неужели так и представился? — слегка поразилась я.
— Да, так и представился: «Ваш безумный поклонник!» — с гордость отрапортовала бабуля.
— И каковы плоды вашей беседы?
— Я позволила ему звонить не чаще двух раз в месяц. Он был счастлив, забросал меня комплиментами. Ах, эти французы! С годами совсем не меняются!
Бабулю совсем не смущал тот факт, что любовь Себастьена вспыхнула хоть и сильно, но все же заочно. Обычно женщины сопровождают подобные ситуации болезненным волнением: «вдруг я ему не понравлюсь?», «вдруг мой голос окажется лучше всего остального?» и тому подобное.
Бабулю такие глупости, похоже, не волновали. Она пожизненно пребывала в уверенности, что мужчины созданы богом лишь для того, чтобы стоять перед ней на коленях.
Глава 47
Хочу вам открыть семейную тайну: бабуля обладает редким, удивительным даром. Она умеет определять внешность людей по их голосу. И нечасто допускает ошибки. Мне стало любопытно, ошибется ли она в этот раз. Пришлось позволить себе лишний вопрос:
— Каким ты его увидела?
Бабуля мгновенно поняла, что речь идет о поклоннике, и даже не стала раздумывать. Она лишь делала паузы, как бы припоминая отдельные черты человека, увиденного мельком:
— Он среднего роста… Слегка полноват… Пропорционально сложен… Крупный нос… Высокий лоб… Выпуклые надбровные дуги… Квадратный подбородок… Ах, да, усы, обязательно усы… И густая шевелюра… Седая… Одет элегантно, но с легкой небрежностью… Глаза умные, слегка прищуренные, смотрят на жизнь с показным цинизмом, скрывая романтическую мечтательность… Ну, вот и все, — рассмеялась бабуля. — Не правда ли, не много для первого раза.
Я была сражена.
Ну, просто убита бабулиной проницательностью.
Вот кто пригодился бы нашей разведке!
— Муза, как думаешь, я угадала? Признавайся, противная девочка!
— Бабуль, ты меня удивила. Вот эта фраза: «не перестаю удивляться», она в точности про меня. Ты нарисовала не только верный портрет Себастьена Барбикена, но и метко осветила часть его вредных привычек. И еще разгадала, что я знаю, о ком идет речь. Блеск! Когда ты меня научишь таким же премудростям?
Бабуля рассмеялась.
Как красиво она это делает!
Она рассмеялась, но на вопрос отвечать не пожелала.
— Муза, что с тобой происходит? — вдруг спросила она.
Пришлось посметь ей солгать — простите за странную фигуру речи, но иначе не получается рядом с моей бабулей. Так что пришлось посметь.
— Ничего, все в порядке, — храбро посмела я.
— В порядке? — с сомнением переспросила бабуля. — А откуда ты мне звонишь?
— Из квартиры.
— Из какой квартиры?
— Бабуль, ну что за вопрос. Из своей квартиры, из какой же еще?
— Муза, сколько раз тебе повторять: ты уже взрослая, а ничего не умеешь. В конце концов, когда ты научишься лгать? Пора бы уже научиться.
Я честно призналась:
— Бабуль, да умею я врать. Вот слушай: звоню из своей квартиры.
— Тогда скажи, Муза, что за идиотка беседовала со мной до этого?
— Это моя подруга.
— Правильно, я могла бы и сама догадаться. Но почему она назвалась твоим именем? Впрочем, можешь, не отвечать, — устало разрешила бабуля.
Ноя все же ответила — врать так врать:
— Была занята, не могла подойти к телефону, попросила идиот… Попросила подругу поговорить за меня. Я же не знала, что ты позвонишь.
Я посмела врать своей любимой бабуле и страшно злилась на себя за то, что делаю это совсем неумело. Естественно, бабуля не верила ни одному моему слову.
— Значит так, Муза, чувствую — у тебя там творится нечто невообразимое. Придется приехать к тебе, — объявила свой приговор бабуля.
«Ой, что тут будет!» — мысленно ужаснулась я и бросилась ее отговаривать.
— Нет, не надо! — закричала я. — У меня все в порядке, и не стоит тебе волноваться.
— Еще добавь: «в твоем возрасте»! — рассердилась бабуля.
Мне стало стыдно.
— Кстати, выглядишь ты сегодня отлично, — неловко попыталась я исправить оплошность.
— Неужели так хорошо, что даже слышно по телефону? — саркастично спросила бабуля.
Ей всегда нравилось ставить меня в неловкое положение. Я сдалась.
— Один — ноль в твою пользу! — воскликнула я.
— Не преуменьшай, — рассмеялась бабуля. — На самом деле я веду со значительным преимуществом: миллион сто тысяч триста девяносто девять. И все в мою пользу. Так что у тебя там случилось?
— Я же сказала, ничего.
— Тогда почему ты звонишь неизвестно откуда, когда в твоей квартире находится непонятно кто?
— Ошибаешься, я тоже нахожусь в своей квартире, — решила я не сдаваться ради блага страны и народа.
Но кто я против своей бабули?
— Положи трубку, — приказала она. — Наберу заново твой номер, и посмотрим, кто мне ответит.
Я поняла, что разоблачена абсолютно и дальнейшее сопротивление бесполезно, но и всю правду говорить тоже нельзя.
— Бабуль, я действительно звоню не из дома, — без вдохновения пискнула я. — Там происходят вещи, совершенно безопасные для меня и моей квартиры, но требующие присутствия работников службы безопасности.
Сказала и даже сама констатировала: «Есть над чем призадуматься».
Но бабуля размышлять не стала.
— Муза, я сейчас же иду к Леону, и если он установит, что мой телефон прослушивается, проси не проси, я приеду к тебе, — заявила она и повесила трубку.
Тут же раздался новый телефонный звонок. На этот раз звонил Коля.
— О чем вы так долго болтали? — сердито спросил он.
Пришлось оскорбиться:
— Слово «болтали» категорически неуместно, когда речь идет о моей бабуле.
Он извинился, я его быстро простила, но сообщила не без злорадства:
— Готовьтесь встречать бабулю, а о чем мы разговаривали, наверняка ты знаешь и сам.
Однако Коля меня удивил.
— Представь, понятия не имею, — обиженно сказал он.
— Хочешь сказать, что телефон бабули еще не прослушивается?
— Ни в коем случае. Ни мой телефон, ни ее, поэтому я не знаю содержания вашей беседы.
— Тогда вам не о чем переживать. Путешествие бабули зависит от этого немаловажного факта. У бабули есть приятель, который в курсе, каким способом определить, прослушивается ли ее линия.
Коля проявил к моему сообщению слишком живой интерес.
— Ты знаешь, где этот приятель живет? — спросил он несколько громче, чем следовало.
— Нет, бабуля держит его адрес в тайне. Как и внешность, и прочее. Знаю имя, но вряд ли оно вам поможет. Бабуля зовет его Лео или Леон, но по паспорту он может быть кем угодно: и Гришей, и Мишей. Если она узнает от Лео, что ее телефон прослушивается, обрати внимание, Коля, бабуля сядет за руль и через двадцать минут будет уже у меня. Имей в виду, у вас мало времени. Бабуля приедет со всеми вытекающими последствиями.
Что может моя бабуля, спросите вы?
И много и мало.
Смотря откуда на бабулю смотреть. Если взглянуть на нее из-за границы, она кое-что может. Если из нашей страны: она дряхлая старуха восьмидесяти шести лет.
Когда-то работники КГБ от нее настрадались, теперь страдают другие структуры, пришедшие им на смену. Бабуля по-прежнему четко следит за тем, чтобы соблюдались права человека. Если не во всем государстве, то хотя бы на территории ее роскошной квартиры. Поэтому она не ленится строчить жалобы во все инстанции, если обнаруживает нарушение этих прав. Ее, возможно, не знает еще кое-кто из соседей, но во всех европейских организациях, во всех комитетах по правам человека и даже в ООН бабулю мою великолепно знают, так упорна она.
Видимо, Коля был хорошо осведомлен о привычках и возможностях моей бабули, потому что он панически закричал:
— Муза! Немедленно успокой эту почтенную даму! Мы не вторгаемся в личную жизнь склочных граждан! Ваш разговор никто не слушал и слушать не будет! Кроме вас самих, разумеется.
— Тогда вам не о чем волноваться, — успокоила я Николая. — Бабуля останется дома.
— Ты позвонишь ей?
— Когда?
— Да сейчас, черт возьми! Надо же знать, чем все это кончится, елки-палки, японский городовой, раздери ее в гриву и в хвост!
Как все же он нервничает, этот несчастный Коля.
Да-а, бабуля умеет заставить себя уважать!
Пришлось согласиться:
— Хорошо, я позвоню.
С полчаса набирала номер бабули, но трубку она не брала.
Коля усиленно мешал мне дозваниваться. Через каждые пять минут он желал знать, с каким успехом идут дела. В конце концов я на него накричала, и он, как настоящий мужчина, немедленно успокоился.
А я принялась крутить диск его телефона, набирая номер бабули. Наконец мне повезло.
— Муза, дорогая, все в порядке, похоже, — удовлетворенно сообщила бабуля.
И лишь в этот момент (к своему стыду!) вспомнила я про трубку.
— Бабуль, я же забыла сказать!.. — радостно завопила я, но была немедленно прервана. В трубке строго прозвучало:
— Муза, девочка, ты ведешь себя очень вульгарно, постарайся это понять.
Пришлось перейти на радостный шепот.
— Бабулечка, — прохрипела я. — «Данхилл»!
— Что — «Данхилл»?
— Я привезла тебе «Данхилл»! Настоящую английскую трубку «Данхилл»!
— Не говори глупостей, — рассердилась бабуля. — «Данхилл» тебе не по карману. Выбрось дешевую китайскую подделку, которую подсунули тебе, простодушной, бесчестные люди.
— Нет, бабулечка, настоящий английский «Данхилл» с двумя белыми пятнышками! А к нему топталки, ершики и даже консервированное молоко специального состава для вымачивания трубок!
— Каким ты его увидела?
Бабуля мгновенно поняла, что речь идет о поклоннике, и даже не стала раздумывать. Она лишь делала паузы, как бы припоминая отдельные черты человека, увиденного мельком:
— Он среднего роста… Слегка полноват… Пропорционально сложен… Крупный нос… Высокий лоб… Выпуклые надбровные дуги… Квадратный подбородок… Ах, да, усы, обязательно усы… И густая шевелюра… Седая… Одет элегантно, но с легкой небрежностью… Глаза умные, слегка прищуренные, смотрят на жизнь с показным цинизмом, скрывая романтическую мечтательность… Ну, вот и все, — рассмеялась бабуля. — Не правда ли, не много для первого раза.
Я была сражена.
Ну, просто убита бабулиной проницательностью.
Вот кто пригодился бы нашей разведке!
— Муза, как думаешь, я угадала? Признавайся, противная девочка!
— Бабуль, ты меня удивила. Вот эта фраза: «не перестаю удивляться», она в точности про меня. Ты нарисовала не только верный портрет Себастьена Барбикена, но и метко осветила часть его вредных привычек. И еще разгадала, что я знаю, о ком идет речь. Блеск! Когда ты меня научишь таким же премудростям?
Бабуля рассмеялась.
Как красиво она это делает!
Она рассмеялась, но на вопрос отвечать не пожелала.
— Муза, что с тобой происходит? — вдруг спросила она.
Пришлось посметь ей солгать — простите за странную фигуру речи, но иначе не получается рядом с моей бабулей. Так что пришлось посметь.
— Ничего, все в порядке, — храбро посмела я.
— В порядке? — с сомнением переспросила бабуля. — А откуда ты мне звонишь?
— Из квартиры.
— Из какой квартиры?
— Бабуль, ну что за вопрос. Из своей квартиры, из какой же еще?
— Муза, сколько раз тебе повторять: ты уже взрослая, а ничего не умеешь. В конце концов, когда ты научишься лгать? Пора бы уже научиться.
Я честно призналась:
— Бабуль, да умею я врать. Вот слушай: звоню из своей квартиры.
— Тогда скажи, Муза, что за идиотка беседовала со мной до этого?
— Это моя подруга.
— Правильно, я могла бы и сама догадаться. Но почему она назвалась твоим именем? Впрочем, можешь, не отвечать, — устало разрешила бабуля.
Ноя все же ответила — врать так врать:
— Была занята, не могла подойти к телефону, попросила идиот… Попросила подругу поговорить за меня. Я же не знала, что ты позвонишь.
Я посмела врать своей любимой бабуле и страшно злилась на себя за то, что делаю это совсем неумело. Естественно, бабуля не верила ни одному моему слову.
— Значит так, Муза, чувствую — у тебя там творится нечто невообразимое. Придется приехать к тебе, — объявила свой приговор бабуля.
«Ой, что тут будет!» — мысленно ужаснулась я и бросилась ее отговаривать.
— Нет, не надо! — закричала я. — У меня все в порядке, и не стоит тебе волноваться.
— Еще добавь: «в твоем возрасте»! — рассердилась бабуля.
Мне стало стыдно.
— Кстати, выглядишь ты сегодня отлично, — неловко попыталась я исправить оплошность.
— Неужели так хорошо, что даже слышно по телефону? — саркастично спросила бабуля.
Ей всегда нравилось ставить меня в неловкое положение. Я сдалась.
— Один — ноль в твою пользу! — воскликнула я.
— Не преуменьшай, — рассмеялась бабуля. — На самом деле я веду со значительным преимуществом: миллион сто тысяч триста девяносто девять. И все в мою пользу. Так что у тебя там случилось?
— Я же сказала, ничего.
— Тогда почему ты звонишь неизвестно откуда, когда в твоей квартире находится непонятно кто?
— Ошибаешься, я тоже нахожусь в своей квартире, — решила я не сдаваться ради блага страны и народа.
Но кто я против своей бабули?
— Положи трубку, — приказала она. — Наберу заново твой номер, и посмотрим, кто мне ответит.
Я поняла, что разоблачена абсолютно и дальнейшее сопротивление бесполезно, но и всю правду говорить тоже нельзя.
— Бабуль, я действительно звоню не из дома, — без вдохновения пискнула я. — Там происходят вещи, совершенно безопасные для меня и моей квартиры, но требующие присутствия работников службы безопасности.
Сказала и даже сама констатировала: «Есть над чем призадуматься».
Но бабуля размышлять не стала.
— Муза, я сейчас же иду к Леону, и если он установит, что мой телефон прослушивается, проси не проси, я приеду к тебе, — заявила она и повесила трубку.
Тут же раздался новый телефонный звонок. На этот раз звонил Коля.
— О чем вы так долго болтали? — сердито спросил он.
Пришлось оскорбиться:
— Слово «болтали» категорически неуместно, когда речь идет о моей бабуле.
Он извинился, я его быстро простила, но сообщила не без злорадства:
— Готовьтесь встречать бабулю, а о чем мы разговаривали, наверняка ты знаешь и сам.
Однако Коля меня удивил.
— Представь, понятия не имею, — обиженно сказал он.
— Хочешь сказать, что телефон бабули еще не прослушивается?
— Ни в коем случае. Ни мой телефон, ни ее, поэтому я не знаю содержания вашей беседы.
— Тогда вам не о чем переживать. Путешествие бабули зависит от этого немаловажного факта. У бабули есть приятель, который в курсе, каким способом определить, прослушивается ли ее линия.
Коля проявил к моему сообщению слишком живой интерес.
— Ты знаешь, где этот приятель живет? — спросил он несколько громче, чем следовало.
— Нет, бабуля держит его адрес в тайне. Как и внешность, и прочее. Знаю имя, но вряд ли оно вам поможет. Бабуля зовет его Лео или Леон, но по паспорту он может быть кем угодно: и Гришей, и Мишей. Если она узнает от Лео, что ее телефон прослушивается, обрати внимание, Коля, бабуля сядет за руль и через двадцать минут будет уже у меня. Имей в виду, у вас мало времени. Бабуля приедет со всеми вытекающими последствиями.
Что может моя бабуля, спросите вы?
И много и мало.
Смотря откуда на бабулю смотреть. Если взглянуть на нее из-за границы, она кое-что может. Если из нашей страны: она дряхлая старуха восьмидесяти шести лет.
Когда-то работники КГБ от нее настрадались, теперь страдают другие структуры, пришедшие им на смену. Бабуля по-прежнему четко следит за тем, чтобы соблюдались права человека. Если не во всем государстве, то хотя бы на территории ее роскошной квартиры. Поэтому она не ленится строчить жалобы во все инстанции, если обнаруживает нарушение этих прав. Ее, возможно, не знает еще кое-кто из соседей, но во всех европейских организациях, во всех комитетах по правам человека и даже в ООН бабулю мою великолепно знают, так упорна она.
Видимо, Коля был хорошо осведомлен о привычках и возможностях моей бабули, потому что он панически закричал:
— Муза! Немедленно успокой эту почтенную даму! Мы не вторгаемся в личную жизнь склочных граждан! Ваш разговор никто не слушал и слушать не будет! Кроме вас самих, разумеется.
— Тогда вам не о чем волноваться, — успокоила я Николая. — Бабуля останется дома.
— Ты позвонишь ей?
— Когда?
— Да сейчас, черт возьми! Надо же знать, чем все это кончится, елки-палки, японский городовой, раздери ее в гриву и в хвост!
Как все же он нервничает, этот несчастный Коля.
Да-а, бабуля умеет заставить себя уважать!
Пришлось согласиться:
— Хорошо, я позвоню.
С полчаса набирала номер бабули, но трубку она не брала.
Коля усиленно мешал мне дозваниваться. Через каждые пять минут он желал знать, с каким успехом идут дела. В конце концов я на него накричала, и он, как настоящий мужчина, немедленно успокоился.
А я принялась крутить диск его телефона, набирая номер бабули. Наконец мне повезло.
— Муза, дорогая, все в порядке, похоже, — удовлетворенно сообщила бабуля.
И лишь в этот момент (к своему стыду!) вспомнила я про трубку.
— Бабуль, я же забыла сказать!.. — радостно завопила я, но была немедленно прервана. В трубке строго прозвучало:
— Муза, девочка, ты ведешь себя очень вульгарно, постарайся это понять.
Пришлось перейти на радостный шепот.
— Бабулечка, — прохрипела я. — «Данхилл»!
— Что — «Данхилл»?
— Я привезла тебе «Данхилл»! Настоящую английскую трубку «Данхилл»!
— Не говори глупостей, — рассердилась бабуля. — «Данхилл» тебе не по карману. Выбрось дешевую китайскую подделку, которую подсунули тебе, простодушной, бесчестные люди.
— Нет, бабулечка, настоящий английский «Данхилл» с двумя белыми пятнышками! А к нему топталки, ершики и даже консервированное молоко специального состава для вымачивания трубок!