Страница:
Я рванула в прихожую.
— Куда вы?! — с ужасом прошипел незнакомец, но было поздно.
Я юркнула во встроенный шкаф — недавнее пристанище трупа. И очень вовремя: входная дверь распахнулась, и раздались крадущиеся шаги. Шаги направлялись в гостиную. Я услышала два хлопка, следом новый хлопок, тихий стон, и шаги вернулись в прихожую, потоптались и начали приближаться ко мне.
Не могу передать своих ощущений. Человек, с которого медленно сдирают кожу, испытывает, пожалуй, больший комфорт, чем я, когда шаги поравнялись со мной. Лишь полное отсутствие голоса уберегло меня от дикого вопля, который рвался-таки из груди. Но я помнила, как недавно поступили с моим бедным трупом. Дырка в голове — это совсем не то, чего жаждешь в двадцать пять лет. Голос, слава богу, не возвращался.
Зато шаги удалились в сторону кухни. Заскрипела дверь ванной (муж-лентяй ушел, петли не смазав). Следом издала жалобный стон дверь туалета. Шаги потоптались на кухне и вернулись обратно. Я затаила дыхание, рискуя умереть от удушья, но шаги опять удалились, на этот раз к спальне.
Едва я вздохнула с облегчением, как меня осенило: моя лисья шуба! Лисья шуба висит в том шкафу беззащитная, а я в этом коченею от страха!
Утратив последний разум, чуть не сквозанула из шкафа. Слава богу, шаги вновь устремились ко мне. На этот раз я испугалась так сильно, что окаменела и потеряла возможность двигать руками. В противном случае, приоткрыла бы дверцу, чтобы в щелочку глянуть, не прихватил ли незваный гость мою лисью шубу.
Впрочем, тут же сгоряча и подумала: «Черт с ней, с шубой. Пропади она пропадом!»
Видно, совсем плохая была.
Шаги же прошлись по зеленой комнате, затем по залу и снова удалились к гостиной. Мне казалось, это не кончится никогда. Услышав из прихожей скрип дверцы шкафчика для верхней одежды, я поняла, что осмотр комнат закончен. Начато обследование подсобных помещений.
Простите за откровенность, едва в штаны не наделала. Стенной шкаф, в котором я затаилась, был вторым, а за ним — чулан. До чулана дело не дойдет, это ясно как дважды два.
Мне стало дурно. Захотелось вывалиться с чистосердечными признаниями и немедленно сдаться на милость врага. Лишь дефицит информации сдерживал этот порыв. Совершенно неясно было, как у врага с милосердием. Если оно отсутствует, лучше по доброй воле в шкафу умереть от страха.
К тому же я не была уверена, что врагу интересны те признания, которые я могла ему сообщить. Пришлось сидеть до конца. Сердце бухало, словно колокол. Меня удивляло, почему его стук не слышит автор шагов.
Звук закрывающейся дверцы соседнего шкафчика предельно накалил обстановку. Следующие — мы: стенной шкаф, я и мое бедное сердце. Шаги уверенно к нам и направились. Я приготовилась встретить смерть достойнейшим воплем, но меня спас телефонный звонок.
Шаги поспешили к тумбочке, где стоял телефон, я услышала: «Да… Нет… Ясно». После чего шаги удалились, и дверь в квартиру захлопнулась.
Глава 15
Глава 16
Глава 17
— Куда вы?! — с ужасом прошипел незнакомец, но было поздно.
Я юркнула во встроенный шкаф — недавнее пристанище трупа. И очень вовремя: входная дверь распахнулась, и раздались крадущиеся шаги. Шаги направлялись в гостиную. Я услышала два хлопка, следом новый хлопок, тихий стон, и шаги вернулись в прихожую, потоптались и начали приближаться ко мне.
Не могу передать своих ощущений. Человек, с которого медленно сдирают кожу, испытывает, пожалуй, больший комфорт, чем я, когда шаги поравнялись со мной. Лишь полное отсутствие голоса уберегло меня от дикого вопля, который рвался-таки из груди. Но я помнила, как недавно поступили с моим бедным трупом. Дырка в голове — это совсем не то, чего жаждешь в двадцать пять лет. Голос, слава богу, не возвращался.
Зато шаги удалились в сторону кухни. Заскрипела дверь ванной (муж-лентяй ушел, петли не смазав). Следом издала жалобный стон дверь туалета. Шаги потоптались на кухне и вернулись обратно. Я затаила дыхание, рискуя умереть от удушья, но шаги опять удалились, на этот раз к спальне.
Едва я вздохнула с облегчением, как меня осенило: моя лисья шуба! Лисья шуба висит в том шкафу беззащитная, а я в этом коченею от страха!
Утратив последний разум, чуть не сквозанула из шкафа. Слава богу, шаги вновь устремились ко мне. На этот раз я испугалась так сильно, что окаменела и потеряла возможность двигать руками. В противном случае, приоткрыла бы дверцу, чтобы в щелочку глянуть, не прихватил ли незваный гость мою лисью шубу.
Впрочем, тут же сгоряча и подумала: «Черт с ней, с шубой. Пропади она пропадом!»
Видно, совсем плохая была.
Шаги же прошлись по зеленой комнате, затем по залу и снова удалились к гостиной. Мне казалось, это не кончится никогда. Услышав из прихожей скрип дверцы шкафчика для верхней одежды, я поняла, что осмотр комнат закончен. Начато обследование подсобных помещений.
Простите за откровенность, едва в штаны не наделала. Стенной шкаф, в котором я затаилась, был вторым, а за ним — чулан. До чулана дело не дойдет, это ясно как дважды два.
Мне стало дурно. Захотелось вывалиться с чистосердечными признаниями и немедленно сдаться на милость врага. Лишь дефицит информации сдерживал этот порыв. Совершенно неясно было, как у врага с милосердием. Если оно отсутствует, лучше по доброй воле в шкафу умереть от страха.
К тому же я не была уверена, что врагу интересны те признания, которые я могла ему сообщить. Пришлось сидеть до конца. Сердце бухало, словно колокол. Меня удивляло, почему его стук не слышит автор шагов.
Звук закрывающейся дверцы соседнего шкафчика предельно накалил обстановку. Следующие — мы: стенной шкаф, я и мое бедное сердце. Шаги уверенно к нам и направились. Я приготовилась встретить смерть достойнейшим воплем, но меня спас телефонный звонок.
Шаги поспешили к тумбочке, где стоял телефон, я услышала: «Да… Нет… Ясно». После чего шаги удалились, и дверь в квартиру захлопнулась.
Глава 15
«Уф-ф! — облегченно вздохнула я. — Хорошо бы сделать глоток ликера, если его не выпил автор шагов. Что-то подозрительно долго он топтался на кухне».
Я послушно сидела в шкафу и ждала приглашения выйти.
Приглашения не последовало, а к самодеятельности я готова еще не была. И как назло, приспичило мне чихнуть, словно в том анекдоте. Я долго крепилась, но все же не выдержала и гренадерски чихнула.
Никто, похоже, не удивился.
«Да чем он там занимается, мужчина в костюме?» — подумала я и покинула шкаф.
— А-у-у! Есть кто живой? — спросила я, но ответа не получила.
Ворвалась в гостиную и оцепенела!
Мой гость в галстуке и пиджаке лежал на полу с аккуратной дыркой во лбу, из которой тоненькой струйкой стекала кровь.
«Час от часу не легче. А этого-то за что? Ведь такой был милый мужчина, симпатичный и обходительный».
Я склонилась над ним и уже профессионально установила, что передо мной еще один труп.
«Ну что тут будешь делать? Только избавилась от одного — и нате вам, здрасте, второй. Почему сразу всем захотелось умирать в моей квартире?»
Некоторые умудрились умереть даже дважды! А может, и трижды, если Коля прав и девицу предварительно отравили, прежде чем садануть ей по голове.
Честное слово, хотелось плакать. Только прибрала в квартире, и вот уже новое тело лежит, покрупней, чем девица.
— Сколько же весит эта гора? — воскликнула я.
И в порыве наивности попробовала труп приподнять. Что-то хрустнуло в позвоночнике, напрочь лишив меня энтузиазма.
Я поняла, что если Коля откажется вынести труп, тогда шубкой, сапожками, юбочкой и ковром не обойтись. За такой труп Гануся, пожалуй, потребует сразу мою квартиру.
«И зачем я сюда пришла? Сидела бы у Гануси и горя не знала».
Впрочем, горя не знать был шанс и в моей квартире: не спрячься я вовремя в шкаф, и сама стала бы трупом.
«Нет, — рассудила я, — двадцать пять лет, совсем не тот возраст, когда есть смысл умирать. Пора звонить Коле!»
Я набрала его номер, но трубку схватила Выдра. Я набрала второй раз. И снова Выдра. Я чувствовала, что Коля дома.
«Если в третий раз брошу трубку, неужели не догадается?» — подумала я.
И позвонила, и бросила, и снова позвонила. Хитрость моя принесла плоды. Коля действительно догадался и сам взял трубку. С легкой грустью я сообщила:
— У меня труп.
— Неужели снова вернулся? — паникуя, воскликнул Коля.
Я поспешила его «успокоить»:
— Нет, у меня новый труп, он мужской.
— Надеюсь, не похож на меня? — осторожно осведомился Коля.
— Ему до тебя далеко, — решила я сделать ему комплимент. — Правда, он выглядит интеллигентно.
Коля ревниво осведомился:
— Это важно для трупа?
— Нет, — заверила я и с напором добавила:
— Не сочти меня капризулей, но все это начинает слегка раздражать.
— Понимаю, но как труп попал к Ганусе?
— Ты не понял. Труп у меня.
Коля зашелся от ужаса:
— У тебя?!
— Да, он лежит у меня в квартире, — спокойно сказала я, подавая ему пример мужества.
Коля плюнул на мой пример и взорвался.
— Почему ты ушла от Гануси? — взревел он голосом, рядом с которым львиный рык любому покажется соловьиными трелями. — Мы договаривались, что без моего разрешения ты и шагу не сделаешь!
Я ему рассказала, как было дело. Коля шумно вздохнул.
— Ясно, — сказал он с обреченностью человека, вынужденного опекать молодую кретинку. — Прикупили, девочка, значит, тебя. Впредь будь осмотрительней.
Пришлось пообещать:
— Буду, если буду вообще.
— Но как к тебе попал труп мужчины? Я нехотя сообщила:
— Сама впустила его.
— Впустила труп? — ужаснулся Коля.
— Мужчину, поначалу он был живой, но недолго. Я даже не успела с ним познакомиться.
По второму тяжелому вздоху Коли я поняла, что он чрезвычайно мной недоволен.
— Далеко тащить его не придется, труп лежит совсем рядом, почти что в прихожей, — себе в оправдание поведала я.
Неожиданно Коля спросил:
— Интересно, как ты все это объяснишь нашей милиции?
Его вопрос привел меня в недоумение.
— Ты обещал помочь, — напомнила я и разрыдалась.
Коля обнаружил поразительную бессердечность, сказав:
— Обещал я тогда, когда старого трупа уже не было, а новым ты еще не обзавелась. Угроза жизни это одно, а наличие трупов — другое.
Я и сама видела разницу, но мне очень хотелось жить. И не на нарах, хотелось — на воле. Я перестала рыдать и принялась предлагать варианты.
— А вдруг этот труп тоже понадобится какому-нибудь простаку? Пригодился же парню в кожанке тот, первый, — попыталась вселить я в Колю надежду.
— Вряд ли, второй труп мужской, женщине всегда легче устроиться, — наполняясь пессимизмом, заметил он.
И неожиданно открыл мне «потрясную» истину: я-то всегда считала, что мужчины значительно лучше женщин устраиваются. Но для диспута время неподходящее — пришлось промолчать.
Зато Коля сказал:
— В любом случае тебе нельзя оставаться в квартире.
— Правильно, скорей приезжай и немедленно меня забери! — воспряла я духом, в мыслях не выходя за рамки приличий.
Он правильно понял, потому что спросил:
— Куда я должен тебя забрать?
— Куда-нибудь, — пискнула я.
— Куда-нибудь — это не выход. Тут надо крепко подумать. Сделаем так. Дверь надежно закрыта?
Я притихла и скептически посмотрела на дверь. Мне и раньше казалось, что она надежно закрыта, но почему тогда здесь лежит новый труп?
— Ничего, я забаррикадируюсь, — демонстрируя оптимизм, заверила я.
Колю такой ответ, похоже, удовлетворил.
— Вот и хорошо, — сказал он. — Забаррикадируйся и сиди. Одной тебе из дома нельзя выходить, а я сейчас сильно занят.
Я истошно завыла, он меня успокоил:
— Не плачь, поручу тебя своему другу. Жди звонка. Если сам не смогу, он позвонит. Только на этот раз убедись, что друг точно мой.
Иссушив слезы, я быстро вошла во вкус и предложила:
— Давай пароль придумаем для конспирации.
— Если твой телефон на прослушке, пароль не спасет. Ты должна сама сообразить, как протестировать друга. Ну, придумай, как удостовериться, — сказал он тоном, за которым легко читалось: не полная же ты дура.
Он прав, я не полная дура — я дура худая, потому что с уверенностью пообещала не сплоховать, но сплоховала сразу же, как представилась мне такая возможность.
Я послушно сидела в шкафу и ждала приглашения выйти.
Приглашения не последовало, а к самодеятельности я готова еще не была. И как назло, приспичило мне чихнуть, словно в том анекдоте. Я долго крепилась, но все же не выдержала и гренадерски чихнула.
Никто, похоже, не удивился.
«Да чем он там занимается, мужчина в костюме?» — подумала я и покинула шкаф.
— А-у-у! Есть кто живой? — спросила я, но ответа не получила.
Ворвалась в гостиную и оцепенела!
Мой гость в галстуке и пиджаке лежал на полу с аккуратной дыркой во лбу, из которой тоненькой струйкой стекала кровь.
«Час от часу не легче. А этого-то за что? Ведь такой был милый мужчина, симпатичный и обходительный».
Я склонилась над ним и уже профессионально установила, что передо мной еще один труп.
«Ну что тут будешь делать? Только избавилась от одного — и нате вам, здрасте, второй. Почему сразу всем захотелось умирать в моей квартире?»
Некоторые умудрились умереть даже дважды! А может, и трижды, если Коля прав и девицу предварительно отравили, прежде чем садануть ей по голове.
Честное слово, хотелось плакать. Только прибрала в квартире, и вот уже новое тело лежит, покрупней, чем девица.
— Сколько же весит эта гора? — воскликнула я.
И в порыве наивности попробовала труп приподнять. Что-то хрустнуло в позвоночнике, напрочь лишив меня энтузиазма.
Я поняла, что если Коля откажется вынести труп, тогда шубкой, сапожками, юбочкой и ковром не обойтись. За такой труп Гануся, пожалуй, потребует сразу мою квартиру.
«И зачем я сюда пришла? Сидела бы у Гануси и горя не знала».
Впрочем, горя не знать был шанс и в моей квартире: не спрячься я вовремя в шкаф, и сама стала бы трупом.
«Нет, — рассудила я, — двадцать пять лет, совсем не тот возраст, когда есть смысл умирать. Пора звонить Коле!»
Я набрала его номер, но трубку схватила Выдра. Я набрала второй раз. И снова Выдра. Я чувствовала, что Коля дома.
«Если в третий раз брошу трубку, неужели не догадается?» — подумала я.
И позвонила, и бросила, и снова позвонила. Хитрость моя принесла плоды. Коля действительно догадался и сам взял трубку. С легкой грустью я сообщила:
— У меня труп.
— Неужели снова вернулся? — паникуя, воскликнул Коля.
Я поспешила его «успокоить»:
— Нет, у меня новый труп, он мужской.
— Надеюсь, не похож на меня? — осторожно осведомился Коля.
— Ему до тебя далеко, — решила я сделать ему комплимент. — Правда, он выглядит интеллигентно.
Коля ревниво осведомился:
— Это важно для трупа?
— Нет, — заверила я и с напором добавила:
— Не сочти меня капризулей, но все это начинает слегка раздражать.
— Понимаю, но как труп попал к Ганусе?
— Ты не понял. Труп у меня.
Коля зашелся от ужаса:
— У тебя?!
— Да, он лежит у меня в квартире, — спокойно сказала я, подавая ему пример мужества.
Коля плюнул на мой пример и взорвался.
— Почему ты ушла от Гануси? — взревел он голосом, рядом с которым львиный рык любому покажется соловьиными трелями. — Мы договаривались, что без моего разрешения ты и шагу не сделаешь!
Я ему рассказала, как было дело. Коля шумно вздохнул.
— Ясно, — сказал он с обреченностью человека, вынужденного опекать молодую кретинку. — Прикупили, девочка, значит, тебя. Впредь будь осмотрительней.
Пришлось пообещать:
— Буду, если буду вообще.
— Но как к тебе попал труп мужчины? Я нехотя сообщила:
— Сама впустила его.
— Впустила труп? — ужаснулся Коля.
— Мужчину, поначалу он был живой, но недолго. Я даже не успела с ним познакомиться.
По второму тяжелому вздоху Коли я поняла, что он чрезвычайно мной недоволен.
— Далеко тащить его не придется, труп лежит совсем рядом, почти что в прихожей, — себе в оправдание поведала я.
Неожиданно Коля спросил:
— Интересно, как ты все это объяснишь нашей милиции?
Его вопрос привел меня в недоумение.
— Ты обещал помочь, — напомнила я и разрыдалась.
Коля обнаружил поразительную бессердечность, сказав:
— Обещал я тогда, когда старого трупа уже не было, а новым ты еще не обзавелась. Угроза жизни это одно, а наличие трупов — другое.
Я и сама видела разницу, но мне очень хотелось жить. И не на нарах, хотелось — на воле. Я перестала рыдать и принялась предлагать варианты.
— А вдруг этот труп тоже понадобится какому-нибудь простаку? Пригодился же парню в кожанке тот, первый, — попыталась вселить я в Колю надежду.
— Вряд ли, второй труп мужской, женщине всегда легче устроиться, — наполняясь пессимизмом, заметил он.
И неожиданно открыл мне «потрясную» истину: я-то всегда считала, что мужчины значительно лучше женщин устраиваются. Но для диспута время неподходящее — пришлось промолчать.
Зато Коля сказал:
— В любом случае тебе нельзя оставаться в квартире.
— Правильно, скорей приезжай и немедленно меня забери! — воспряла я духом, в мыслях не выходя за рамки приличий.
Он правильно понял, потому что спросил:
— Куда я должен тебя забрать?
— Куда-нибудь, — пискнула я.
— Куда-нибудь — это не выход. Тут надо крепко подумать. Сделаем так. Дверь надежно закрыта?
Я притихла и скептически посмотрела на дверь. Мне и раньше казалось, что она надежно закрыта, но почему тогда здесь лежит новый труп?
— Ничего, я забаррикадируюсь, — демонстрируя оптимизм, заверила я.
Колю такой ответ, похоже, удовлетворил.
— Вот и хорошо, — сказал он. — Забаррикадируйся и сиди. Одной тебе из дома нельзя выходить, а я сейчас сильно занят.
Я истошно завыла, он меня успокоил:
— Не плачь, поручу тебя своему другу. Жди звонка. Если сам не смогу, он позвонит. Только на этот раз убедись, что друг точно мой.
Иссушив слезы, я быстро вошла во вкус и предложила:
— Давай пароль придумаем для конспирации.
— Если твой телефон на прослушке, пароль не спасет. Ты должна сама сообразить, как протестировать друга. Ну, придумай, как удостовериться, — сказал он тоном, за которым легко читалось: не полная же ты дура.
Он прав, я не полная дура — я дура худая, потому что с уверенностью пообещала не сплоховать, но сплоховала сразу же, как представилась мне такая возможность.
Глава 16
Не прошло и часа, как раздался телефонный звонок. К, этому времени я успела неплохо забаррикадироваться и даже отбуксировала труп с глаз подальше. Точнее, подальше не получилось, слишком тяжелый, но между диваном и столиком затолкать его удалось.
«Не лежать же ему посередине, когда придет друг Коли», — заботливо рассудила я.
Я как раз накрывала труп покрывалом, когда раздался звонок.
— Все в порядке, — оптимистично сообщил незнакомый голос.
— Что в порядке? — спросила я, помня о бдительности.
— Мы разобрались с теми, кто тебе докучал. Ситуация теперь под контролем.
Я притихла. Если это ловушка, что я должна сказать? Спросить: вы от Коли? Ответ может быть положительным в любом случае.
— А когда вы за мной приедете? — осмотрительно осведомилась я.
Голос решительно отверг мой вариант:
— Нет, все будет не так. Времени в обрез, поэтому хватай чемодан и езжай в аэропорт. Билеты и документы у меня на руках. У тебя все нормально?
— В общем, да, — сказала я, решив не учитывать трупа. — Но ехать боюсь.
— Не бойся, мы позаботились о твоей безопасности. Дуй в аэропорт. В запасе осталось всего два часа.
Голос был свойский. От него веяло уверенностью, добром и заботой. «Похоже, это действительно Колин друг, — подумала я, — но обжегшийся на молоке дует на воду». Я решила подстраховаться и согласилась:
— Хорошо, но сначала звоню Коле.
Голос одобрил идею:
— Звони, только вряд ли его застанешь. Он занимается твоей безопасностью.
Я опять позвонила Коле. И снова попала на Выдру! Когда же Коля с ней разведется?!
Не успела опустить трубку, как телефон вновь зазвонил.
— Ну что? — сердито спросил голос.
— Ничего, — ответила я.
— Тогда дуй ко мне.
Я решила стоять на своем и тоном, не терпящим возражений, постановила:
— Только в том случае, если за мной придет машина.
Голос шумно вздохнул и процедил:
— Жди. Пришлю белый «Москвич». Дверь откроешь на пять коротких, два средних и один длинный. Поняла?
— О чем идет речь?
— О звонках в дверь, идиотка, — зло гаркнул голос.
Повесив трубку, я с ужасом осознала, что не запомнила, сколько будет коротких. Помнила только длинные и средние, но как различать их, понятия не имела. С языком морзянки я не знакома.
К счастью, все обошлось: в аэропорт я добралась без приключений. Там встретил меня плотный мужчина лет тридцати. Он обласкал меня взглядом и явно оценил по достоинству. Было видно, что я ему нравлюсь.
Впрочем, снова вру: мне хотелось в нем это увидеть, но я не увидела.
— Опаздываем, — бросил мужчина, выхватывая из моих рук сумку.
— Мы куда-то летим? — изумилась я.
— Надеюсь, что ты полетишь, а я здесь останусь, — похоже, он пошутил.
Из меня (простите за грубость) поперли вопросы — иначе это не назовешь. Но ответить мужчина ни на один не успел: к нам подлетел белобрысый парнишка и протянул мне пакет. Я уставилась на мужчину, он пояснил:
— Там билеты и документы.
Я распечатала пакет и хоть узнала куда лечу: в Париж. Я ничего не имела против поездки во Францию, где пережила мгновения счастья.
«Кто же он, Коля?» — изумленно подумала я.
А ко мне уже подлетел длинный, тонкий и очень несимпатичный старик лет сорока пяти. Возможно, ему было и пятьдесят.
Впрочем, в Париж я готова лететь хоть с мумией.
Со старым и тонким мы благополучно прошли таможенный досмотр багажа, во время которого я не скупилась на ослепительные улыбки. Я строго следовала психологическим рекомендациям Нинуси, и, думаю, таможенники остались довольны.
А вот Тонкого не удалось расшевелить. Он был суров и строго спросил:
— От трупа избавилась?
— Более-менее, — уклончиво ответила я, не желая вдаваться в подробности — Избавилась или нет? — зло повторил он вопрос.
— Избавилась, — уверенно воскликнула я, решив, что не погрешу против истины, если дам этот ответ: раз трупа нет со мной, значит, я от него избавилась.
Как и он от меня.
Суровая внешность Тонкого на вопросы не вдохновляла. Я приумолкла, а когда самолет взлетел, Тонкий и вовсе поднялся и куда-то ушел. Его место занял седовласый мужчина симпатичной и доброй наружности. Я бы не отказалась от него как от дедушки — помимо родительской ласки мне остро не хватает внимания дедушки. Единственная бабуля, к сожалению, давно уж вдова.
Место в самолете мне досталось у борта. Я затосковала. Седовласый погрузился в изучение рекламных проспектов. На коленях его лежал черный портфель. Цепочка, прикрепленная к ручке портфеля, серебряной змейкой сползала на брюки, исчезая под пиджаком.
«Удивительный у него багаж», — рассеянно подумала я и заснула.
Бессонная ночь, наконец, меня уморила. кроешь на пять коротких, два средних и один длинный. Поняла?
— О чем идет речь?
— О звонках в дверь, идиотка, — зло гаркнул голос.
Повесив трубку, я с ужасом осознала, что не запомнила, сколько будет коротких. Помнила только длинные и средние, но как различать их, понятия не имела. С языком морзянки я не знакома.
К счастью, все обошлось: в аэропорт я добралась без приключений. Там встретил меня плотный мужчина лет тридцати. Он обласкал меня взглядом и явно оценил по достоинству. Было видно, что я ему нравлюсь.
Впрочем, снова вру: мне хотелось в нем это увидеть, но я не увидела.
— Опаздываем, — бросил мужчина, выхватывая из моих рук сумку.
— Мы куда-то летим? — изумилась я.
— Надеюсь, что ты полетишь, а я здесь останусь, — похоже, он пошутил.
Из меня (простите за грубость) поперли вопросы — иначе это не назовешь. Но ответить мужчина ни на один не успел: к нам подлетел белобрысый парнишка и протянул мне пакет. Я уставилась на мужчину, он пояснил:
— Там билеты и документы.
Я распечатала пакет и хоть узнала куда лечу: в Париж. Я ничего не имела против поездки во Францию, где пережила мгновения счастья.
«Кто же он, Коля?» — изумленно подумала я.
А ко мне уже подлетел длинный, тонкий и очень несимпатичный старик лет сорока пяти. Возможно, ему было и пятьдесят.
Впрочем, в Париж я готова лететь хоть с мумией.
Со старым и тонким мы благополучно прошли таможенный досмотр багажа, во время которого я не скупилась на ослепительные улыбки. Я строго следовала психологическим рекомендациям Нинуси, и, думаю, таможенники остались довольны.
А вот Тонкого не удалось расшевелить. Он был суров и строго спросил:
— От трупа избавилась?
— Более-менее, — уклончиво ответила я, не желая вдаваться в подробности — Избавилась или нет? — зло повторил он вопрос.
— Избавилась, — уверенно воскликнула я, решив, что не погрешу против истины, если дам этот ответ: раз трупа нет со мной, значит, я от него избавилась.
Как и он от меня.
Суровая внешность Тонкого на вопросы не вдохновляла. Я приумолкла, а когда самолет взлетел, Тонкий и вовсе поднялся и куда-то ушел. Его место занял седовласый мужчина симпатичной и доброй наружности. Я бы не отказалась от него как от дедушки — помимо родительской ласки мне остро не хватает внимания дедушки. Единственная бабуля, к сожалению, давно уж вдова.
Место в самолете мне досталось у борта. Я затосковала. Седовласый погрузился в изучение рекламных проспектов. На коленях его лежал черный портфель. Цепочка, прикрепленная к ручке портфеля, серебряной змейкой сползала на брюки, исчезая под пиджаком.
«Удивительный у него багаж», — рассеянно подумала я и заснула.
Бессонная ночь, наконец, меня уморила.
«Не лежать же ему посередине, когда придет друг Коли», — заботливо рассудила я.
Я как раз накрывала труп покрывалом, когда раздался звонок.
— Все в порядке, — оптимистично сообщил незнакомый голос.
— Что в порядке? — спросила я, помня о бдительности.
— Мы разобрались с теми, кто тебе докучал. Ситуация теперь под контролем.
Я притихла. Если это ловушка, что я должна сказать? Спросить: вы от Коли? Ответ может быть положительным в любом случае.
— А когда вы за мной приедете? — осмотрительно осведомилась я.
Голос решительно отверг мой вариант:
— Нет, все будет не так. Времени в обрез, поэтому хватай чемодан и езжай в аэропорт. Билеты и документы у меня на руках. У тебя все нормально?
— В общем, да, — сказала я, решив не учитывать трупа. — Но ехать боюсь.
— Не бойся, мы позаботились о твоей безопасности. Дуй в аэропорт. В запасе осталось всего два часа.
Голос был свойский. От него веяло уверенностью, добром и заботой. «Похоже, это действительно Колин друг, — подумала я, — но обжегшийся на молоке дует на воду». Я решила подстраховаться и согласилась:
— Хорошо, но сначала звоню Коле.
Голос одобрил идею:
— Звони, только вряд ли его застанешь. Он занимается твоей безопасностью.
Я опять позвонила Коле. И снова попала на Выдру! Когда же Коля с ней разведется?!
Не успела опустить трубку, как телефон вновь зазвонил.
— Ну что? — сердито спросил голос.
— Ничего, — ответила я.
— Тогда дуй ко мне.
Я решила стоять на своем и тоном, не терпящим возражений, постановила:
— Только в том случае, если за мной придет машина.
Голос шумно вздохнул и процедил:
— Жди. Пришлю белый «Москвич». Дверь откроешь на пять коротких, два средних и один длинный. Поняла?
— О чем идет речь?
— О звонках в дверь, идиотка, — зло гаркнул голос.
Повесив трубку, я с ужасом осознала, что не запомнила, сколько будет коротких. Помнила только длинные и средние, но как различать их, понятия не имела. С языком морзянки я не знакома.
К счастью, все обошлось: в аэропорт я добралась без приключений. Там встретил меня плотный мужчина лет тридцати. Он обласкал меня взглядом и явно оценил по достоинству. Было видно, что я ему нравлюсь.
Впрочем, снова вру: мне хотелось в нем это увидеть, но я не увидела.
— Опаздываем, — бросил мужчина, выхватывая из моих рук сумку.
— Мы куда-то летим? — изумилась я.
— Надеюсь, что ты полетишь, а я здесь останусь, — похоже, он пошутил.
Из меня (простите за грубость) поперли вопросы — иначе это не назовешь. Но ответить мужчина ни на один не успел: к нам подлетел белобрысый парнишка и протянул мне пакет. Я уставилась на мужчину, он пояснил:
— Там билеты и документы.
Я распечатала пакет и хоть узнала куда лечу: в Париж. Я ничего не имела против поездки во Францию, где пережила мгновения счастья.
«Кто же он, Коля?» — изумленно подумала я.
А ко мне уже подлетел длинный, тонкий и очень несимпатичный старик лет сорока пяти. Возможно, ему было и пятьдесят.
Впрочем, в Париж я готова лететь хоть с мумией.
Со старым и тонким мы благополучно прошли таможенный досмотр багажа, во время которого я не скупилась на ослепительные улыбки. Я строго следовала психологическим рекомендациям Нинуси, и, думаю, таможенники остались довольны.
А вот Тонкого не удалось расшевелить. Он был суров и строго спросил:
— От трупа избавилась?
— Более-менее, — уклончиво ответила я, не желая вдаваться в подробности — Избавилась или нет? — зло повторил он вопрос.
— Избавилась, — уверенно воскликнула я, решив, что не погрешу против истины, если дам этот ответ: раз трупа нет со мной, значит, я от него избавилась.
Как и он от меня.
Суровая внешность Тонкого на вопросы не вдохновляла. Я приумолкла, а когда самолет взлетел, Тонкий и вовсе поднялся и куда-то ушел. Его место занял седовласый мужчина симпатичной и доброй наружности. Я бы не отказалась от него как от дедушки — помимо родительской ласки мне остро не хватает внимания дедушки. Единственная бабуля, к сожалению, давно уж вдова.
Место в самолете мне досталось у борта. Я затосковала. Седовласый погрузился в изучение рекламных проспектов. На коленях его лежал черный портфель. Цепочка, прикрепленная к ручке портфеля, серебряной змейкой сползала на брюки, исчезая под пиджаком.
«Удивительный у него багаж», — рассеянно подумала я и заснула.
Бессонная ночь, наконец, меня уморила. кроешь на пять коротких, два средних и один длинный. Поняла?
— О чем идет речь?
— О звонках в дверь, идиотка, — зло гаркнул голос.
Повесив трубку, я с ужасом осознала, что не запомнила, сколько будет коротких. Помнила только длинные и средние, но как различать их, понятия не имела. С языком морзянки я не знакома.
К счастью, все обошлось: в аэропорт я добралась без приключений. Там встретил меня плотный мужчина лет тридцати. Он обласкал меня взглядом и явно оценил по достоинству. Было видно, что я ему нравлюсь.
Впрочем, снова вру: мне хотелось в нем это увидеть, но я не увидела.
— Опаздываем, — бросил мужчина, выхватывая из моих рук сумку.
— Мы куда-то летим? — изумилась я.
— Надеюсь, что ты полетишь, а я здесь останусь, — похоже, он пошутил.
Из меня (простите за грубость) поперли вопросы — иначе это не назовешь. Но ответить мужчина ни на один не успел: к нам подлетел белобрысый парнишка и протянул мне пакет. Я уставилась на мужчину, он пояснил:
— Там билеты и документы.
Я распечатала пакет и хоть узнала куда лечу: в Париж. Я ничего не имела против поездки во Францию, где пережила мгновения счастья.
«Кто же он, Коля?» — изумленно подумала я.
А ко мне уже подлетел длинный, тонкий и очень несимпатичный старик лет сорока пяти. Возможно, ему было и пятьдесят.
Впрочем, в Париж я готова лететь хоть с мумией.
Со старым и тонким мы благополучно прошли таможенный досмотр багажа, во время которого я не скупилась на ослепительные улыбки. Я строго следовала психологическим рекомендациям Нинуси, и, думаю, таможенники остались довольны.
А вот Тонкого не удалось расшевелить. Он был суров и строго спросил:
— От трупа избавилась?
— Более-менее, — уклончиво ответила я, не желая вдаваться в подробности — Избавилась или нет? — зло повторил он вопрос.
— Избавилась, — уверенно воскликнула я, решив, что не погрешу против истины, если дам этот ответ: раз трупа нет со мной, значит, я от него избавилась.
Как и он от меня.
Суровая внешность Тонкого на вопросы не вдохновляла. Я приумолкла, а когда самолет взлетел, Тонкий и вовсе поднялся и куда-то ушел. Его место занял седовласый мужчина симпатичной и доброй наружности. Я бы не отказалась от него как от дедушки — помимо родительской ласки мне остро не хватает внимания дедушки. Единственная бабуля, к сожалению, давно уж вдова.
Место в самолете мне досталось у борта. Я затосковала. Седовласый погрузился в изучение рекламных проспектов. На коленях его лежал черный портфель. Цепочка, прикрепленная к ручке портфеля, серебряной змейкой сползала на брюки, исчезая под пиджаком.
«Удивительный у него багаж», — рассеянно подумала я и заснула.
Бессонная ночь, наконец, меня уморила.
Глава 17
Проснулась я от острого ощущения страха. Оглянулась — вокруг мир и покой, сонное царство: головы пассажиров знай одна за другой откидываются на спинки кресел. А мне катастрофически расхотелось спать. Пришлось глазеть по сторонам. Страшная скука. Я сожалела, что не прихватила веселенького журнальчика, а запаслась толстой и нудной книгой, пригодной лишь для гнета при закваске капусты.
Вдруг стюардесса, чья спина была странно напряжена, пролетела мимо меня к кабине пилота.
Я растревожилась: не падаем ли?
Самолетам не доверяю. Будь моя воля, летала бы с тремя парашютами за спиной.
В салон тем временем вышел строгий пилот. Он остановился в проходе, рядом со мной, и тихо повел беседу. Его собеседник был скрыт от моих любопытных глаз высокой спинкой кресла, но я отчетливо слышала, что речь идет об угоне. Требования выдвигались фантастические — оставалось дивиться запросам наглеющих террористов.
«Вот непруха! — содрогаясь, подумала я, — если меня раздражали каких-то два трупа, то здесь их может оказаться значительно больше: целый салон. И почему террористам приспичило угонять самолет со мной на борту? Могли бы повременить, я летаю не так уж часто».
А голова террориста (уж не знаю, хорошо ли это, плохо ли) поднялась выше спинки и развернулась ко мне лицом. Я содрогнулась вторично: «Батюшки светы! Рыжая образина!»
Дальнейшее вспоминается калейдоскопом. Мой седовласый сосед мгновенно извлек из-под мышки оружие и направил его на урода. Час от часу не легче! В общем-то я не возражала, но мог последовать и ответный выстрел, а кто поручится за меткость стрелка? Вдруг он промахнется и попадет в меня?
Не осуждайте, но я сочла за благо подружиться с уродом, в которого целился мой седовласый сосед. Как законопослушная гражданка я осудила соседа (наглец, пронес на борт пистолет!) и приняла меры. Тяжелая книга, которую я оскорбила, как раз очень мне пригодилась. Книга сама вдруг обрушилась на кисть руки седовласого; ни с того ни с сего грохнул выстрел. В салоне поднялись визг, вопли и вой, а командир экипажа пригласил террориста продолжить мирные переговоры.
«Дождусь их конца в туалете», — решила я, но стюардесса внезапно преградила дорогу.
— Сидеть! — категорично заявила она.
Пришлось покориться ее агитации.
Вскоре в салоне вновь появился урод-террорист. Взвинченные пассажиры восприняли его трепетно и уважительно. Некоторые даже подняли руки, заверяя в полной своей безобидности. Все поняли, что мы приземляемся, и, судя по времени, где-то уже во Франции. Почувствовав, что рядом земля, всем мучительно захотелось жить.
Террорист шел по рядам и удовлетворенно кивал головой, давая пассажирам понять, что входит в их положение и постарается не слишком их беспокоить.
Когда между террористом и пассажирами установилось дружеское понимание, откуда ни возьмись выскочила стюардесса. Охваченная желанием проверить, все ли пристегнули ремни, стюардесса, завидев урода, мгновенно изменила маршрут и намерения. Она поспешила вернуться обратно, но террорист бедняжку настиг. Пассажиры дружно и облегченно вздохнули, понимая, что лучшей заложницы, чем стюардесса, уроду и не найти.
Когда же террорист прихватил и меня (вот она, черная неблагодарность!), тут уж все окончательно успокоились и занялись своими делами. Некоторые особо храбрые пассажиры даже развернули газеты, демонстрируя полное безразличие к происходящему.
А я уже сожалела, что приглянулась уроду, и ужасно обиделась на свою толстую книгу: зачем она помешала седому в террориста стрелять?
Заметив мое расстройство, урод обратился ко мне и захваченной стюардессе.
— Девушки! — миролюбиво воскликнул он, беспечно помахивая перед нашими носами своим пистолетом. — Сейчас мы пройдем к командиру и выскажем ему свои пожелания. Я — свои, вы — свои.
Пришлось поинтересоваться:
— О каких пожеланиях идет речь?
— Пожелания у вас быстро появятся, как только узнаете про мои, — пригрозил террорист.
Пришлось успокоиться. Дальнейшее разочаровало меня окончательно. Урод выдвинул примитивное и совершенно нестильное требование: обеспечить ему безопасный уход, после чего он клятвенно обещал отпустить заложниц. Я пыталась уговорить его, чтобы он ограничился одной стюардессой или взял вместо меня кого-нибудь посимпатичней. Вон та, рыженькая, к примеру, совсем недурна, на мой вкус.
— Дурной вкус, — оборвал меня террорист и прикрикнул:
— Гордись, дура, что выбрал тебя.
Я решила: бесполезно хвататься за молот войны. И загордилась.
Пока шли переговоры с землей, пассажиры оправились окончательно: их разбирали нормальные человеческие чувства. Теперь они, сотрясаемые ураганом любопытства, гневно требовали от командира подробнейших разъяснений: что, в конце концов, происходит?
Некоторые так увлеклись, что покинули кресла, игнорируя призывы самого террориста оставаться всем на местах. Урод был вынужден пойти на крайние меры: он выстрелил в воздух. Все мгновенно одумались, но требований не сняли. Командиру экипажа пришлось-таки пойти в народ с разъяснениями. После его краткой речи все обрушились на террориста таким шквалом любви, что в двух словах не расскажешь. Даже я сожалела, что он урод, так захотелось мне поощрить его своим телом.
Оказывается, бедняга отважился на опасный поступок из святых дружеских побуждений. Друг его детства умирал от бандитской пули в лучшей французской клинике, дорогой зверски, до жути. Он умирал, а его не лечили, безжалостно требуя платы. Террорист оказался бедным, еще беднее, чем раненый друг. По этой причине террорист собирался держать заложников (меня и стюардессу, если вы еще не забыли) до конца операции, пока бесплатно не спасут его друга.
Я уже и не против была, но до операции друг не дожил: не дотянул до конца переговоров.
После трагического сообщения с французской земли требования террориста резко переменились. Террорист загоревал и пожелал избежать наказания, но сделать это он непременно хотел почему-то в Париже. Причем в моем обществе. Я, конечно, была польщена, но боялась, что нарушатся мои планы. При таком раскладе слишком велик риск потерять Тонкого. Что без Тонкого делать в Париже, я совершенно не знала. Без Тонкого ладно, а что делать в Париже без денег? Вопрос, согласитесь, покруче того, который житья не давал принцу Гамлету.
И это еще не все. Настоящие беды лишь начинались. Казалось бы, чего проще богатой стране решить малюсенькую проблему благородного террориста? Но правительству Франции для такой сущей мелочи понадобилось столько времени, что у мужчин на борту самолета выросли бороды и усы. Не хотят эти буржуи учиться у нашего государства. У нашего государства такой зуб на террористов, что оно уничтожает их прямо с заложниками. И плоды налицо. Легкость, с которой Россия справляется с террористами, заставляет террористов все чаще обращать свои взоры на Европу. Видимо, их привлекает культура.
И правильно привлекает. Франция не задумываясь обязалась встретить террориста едва ли не с почестями. Но, на беду террориста, выяснилось, что пресса пронюхала о его благородном гуманном поступке. Толпы репортеров окружили наш самолет. Особо ретивые совершали попытки взять интервью прямо на борту. И террорист не возражал, но какой демократии такое понравится? Террорист ополоумел от горя, что он там наплетет про правительство? Ясное дело: чем больше симпатий террорист вызывал у народа и прессы, тем сильнее хотелось властям его пристрелить.
Короче, решились-таки террориста убить: демократически, тайком от народа, в ходе ожесточеннейшей перестрелки. Наверняка были готовы пожертвовать заложницами, то есть мной и стюардессой.
Дотошные журналисты об этом прознали, и поднялась кутерьма. «Благородный поступок террориста не останется безнаказанным, — завопили газеты все разом. — Террориста пристрелят сразу после заложников, потому что в предыдущих заложниках дыр было больше, чем в террористах».
С изумлением я узнала, что и у них то же самое, значит, в нашей стране настоящая демократия: власти долго медлят, а потом переходят к решительным действиям, и все шито-крыто.
Короче, не была бы жива я, не окажись на борту самолета американца. Как только выяснилось, что захвачен американский подданный, сверху спустили распоряжение: «Отправить преступника с богом, и лучше всего за пределы Франции! Дело замять, дабы не делать из террориста героя».
Пока на земле шли прения, на борту самолета установилось единство взглядов. Террорист смешался с народом и всех поучал. Пассажиры сочувственно кивали и делились случаями из своей личной жизни. Многие сожалели, что не находят храбрости захватить самолет, требуя капитального ремонта квартиры, выселения тещи или смертной казни жены.
Вдруг стюардесса, чья спина была странно напряжена, пролетела мимо меня к кабине пилота.
Я растревожилась: не падаем ли?
Самолетам не доверяю. Будь моя воля, летала бы с тремя парашютами за спиной.
В салон тем временем вышел строгий пилот. Он остановился в проходе, рядом со мной, и тихо повел беседу. Его собеседник был скрыт от моих любопытных глаз высокой спинкой кресла, но я отчетливо слышала, что речь идет об угоне. Требования выдвигались фантастические — оставалось дивиться запросам наглеющих террористов.
«Вот непруха! — содрогаясь, подумала я, — если меня раздражали каких-то два трупа, то здесь их может оказаться значительно больше: целый салон. И почему террористам приспичило угонять самолет со мной на борту? Могли бы повременить, я летаю не так уж часто».
А голова террориста (уж не знаю, хорошо ли это, плохо ли) поднялась выше спинки и развернулась ко мне лицом. Я содрогнулась вторично: «Батюшки светы! Рыжая образина!»
Дальнейшее вспоминается калейдоскопом. Мой седовласый сосед мгновенно извлек из-под мышки оружие и направил его на урода. Час от часу не легче! В общем-то я не возражала, но мог последовать и ответный выстрел, а кто поручится за меткость стрелка? Вдруг он промахнется и попадет в меня?
Не осуждайте, но я сочла за благо подружиться с уродом, в которого целился мой седовласый сосед. Как законопослушная гражданка я осудила соседа (наглец, пронес на борт пистолет!) и приняла меры. Тяжелая книга, которую я оскорбила, как раз очень мне пригодилась. Книга сама вдруг обрушилась на кисть руки седовласого; ни с того ни с сего грохнул выстрел. В салоне поднялись визг, вопли и вой, а командир экипажа пригласил террориста продолжить мирные переговоры.
«Дождусь их конца в туалете», — решила я, но стюардесса внезапно преградила дорогу.
— Сидеть! — категорично заявила она.
Пришлось покориться ее агитации.
Вскоре в салоне вновь появился урод-террорист. Взвинченные пассажиры восприняли его трепетно и уважительно. Некоторые даже подняли руки, заверяя в полной своей безобидности. Все поняли, что мы приземляемся, и, судя по времени, где-то уже во Франции. Почувствовав, что рядом земля, всем мучительно захотелось жить.
Террорист шел по рядам и удовлетворенно кивал головой, давая пассажирам понять, что входит в их положение и постарается не слишком их беспокоить.
Когда между террористом и пассажирами установилось дружеское понимание, откуда ни возьмись выскочила стюардесса. Охваченная желанием проверить, все ли пристегнули ремни, стюардесса, завидев урода, мгновенно изменила маршрут и намерения. Она поспешила вернуться обратно, но террорист бедняжку настиг. Пассажиры дружно и облегченно вздохнули, понимая, что лучшей заложницы, чем стюардесса, уроду и не найти.
Когда же террорист прихватил и меня (вот она, черная неблагодарность!), тут уж все окончательно успокоились и занялись своими делами. Некоторые особо храбрые пассажиры даже развернули газеты, демонстрируя полное безразличие к происходящему.
А я уже сожалела, что приглянулась уроду, и ужасно обиделась на свою толстую книгу: зачем она помешала седому в террориста стрелять?
Заметив мое расстройство, урод обратился ко мне и захваченной стюардессе.
— Девушки! — миролюбиво воскликнул он, беспечно помахивая перед нашими носами своим пистолетом. — Сейчас мы пройдем к командиру и выскажем ему свои пожелания. Я — свои, вы — свои.
Пришлось поинтересоваться:
— О каких пожеланиях идет речь?
— Пожелания у вас быстро появятся, как только узнаете про мои, — пригрозил террорист.
Пришлось успокоиться. Дальнейшее разочаровало меня окончательно. Урод выдвинул примитивное и совершенно нестильное требование: обеспечить ему безопасный уход, после чего он клятвенно обещал отпустить заложниц. Я пыталась уговорить его, чтобы он ограничился одной стюардессой или взял вместо меня кого-нибудь посимпатичней. Вон та, рыженькая, к примеру, совсем недурна, на мой вкус.
— Дурной вкус, — оборвал меня террорист и прикрикнул:
— Гордись, дура, что выбрал тебя.
Я решила: бесполезно хвататься за молот войны. И загордилась.
Пока шли переговоры с землей, пассажиры оправились окончательно: их разбирали нормальные человеческие чувства. Теперь они, сотрясаемые ураганом любопытства, гневно требовали от командира подробнейших разъяснений: что, в конце концов, происходит?
Некоторые так увлеклись, что покинули кресла, игнорируя призывы самого террориста оставаться всем на местах. Урод был вынужден пойти на крайние меры: он выстрелил в воздух. Все мгновенно одумались, но требований не сняли. Командиру экипажа пришлось-таки пойти в народ с разъяснениями. После его краткой речи все обрушились на террориста таким шквалом любви, что в двух словах не расскажешь. Даже я сожалела, что он урод, так захотелось мне поощрить его своим телом.
Оказывается, бедняга отважился на опасный поступок из святых дружеских побуждений. Друг его детства умирал от бандитской пули в лучшей французской клинике, дорогой зверски, до жути. Он умирал, а его не лечили, безжалостно требуя платы. Террорист оказался бедным, еще беднее, чем раненый друг. По этой причине террорист собирался держать заложников (меня и стюардессу, если вы еще не забыли) до конца операции, пока бесплатно не спасут его друга.
Я уже и не против была, но до операции друг не дожил: не дотянул до конца переговоров.
После трагического сообщения с французской земли требования террориста резко переменились. Террорист загоревал и пожелал избежать наказания, но сделать это он непременно хотел почему-то в Париже. Причем в моем обществе. Я, конечно, была польщена, но боялась, что нарушатся мои планы. При таком раскладе слишком велик риск потерять Тонкого. Что без Тонкого делать в Париже, я совершенно не знала. Без Тонкого ладно, а что делать в Париже без денег? Вопрос, согласитесь, покруче того, который житья не давал принцу Гамлету.
И это еще не все. Настоящие беды лишь начинались. Казалось бы, чего проще богатой стране решить малюсенькую проблему благородного террориста? Но правительству Франции для такой сущей мелочи понадобилось столько времени, что у мужчин на борту самолета выросли бороды и усы. Не хотят эти буржуи учиться у нашего государства. У нашего государства такой зуб на террористов, что оно уничтожает их прямо с заложниками. И плоды налицо. Легкость, с которой Россия справляется с террористами, заставляет террористов все чаще обращать свои взоры на Европу. Видимо, их привлекает культура.
И правильно привлекает. Франция не задумываясь обязалась встретить террориста едва ли не с почестями. Но, на беду террориста, выяснилось, что пресса пронюхала о его благородном гуманном поступке. Толпы репортеров окружили наш самолет. Особо ретивые совершали попытки взять интервью прямо на борту. И террорист не возражал, но какой демократии такое понравится? Террорист ополоумел от горя, что он там наплетет про правительство? Ясное дело: чем больше симпатий террорист вызывал у народа и прессы, тем сильнее хотелось властям его пристрелить.
Короче, решились-таки террориста убить: демократически, тайком от народа, в ходе ожесточеннейшей перестрелки. Наверняка были готовы пожертвовать заложницами, то есть мной и стюардессой.
Дотошные журналисты об этом прознали, и поднялась кутерьма. «Благородный поступок террориста не останется безнаказанным, — завопили газеты все разом. — Террориста пристрелят сразу после заложников, потому что в предыдущих заложниках дыр было больше, чем в террористах».
С изумлением я узнала, что и у них то же самое, значит, в нашей стране настоящая демократия: власти долго медлят, а потом переходят к решительным действиям, и все шито-крыто.
Короче, не была бы жива я, не окажись на борту самолета американца. Как только выяснилось, что захвачен американский подданный, сверху спустили распоряжение: «Отправить преступника с богом, и лучше всего за пределы Франции! Дело замять, дабы не делать из террориста героя».
Пока на земле шли прения, на борту самолета установилось единство взглядов. Террорист смешался с народом и всех поучал. Пассажиры сочувственно кивали и делились случаями из своей личной жизни. Многие сожалели, что не находят храбрости захватить самолет, требуя капитального ремонта квартиры, выселения тещи или смертной казни жены.