Страница:
И глупейший ответ получила.
— Милиция — тоже народ, — философски заметила Фрося и пояснила: — Милиция тоже все знает.
Тут возникала загадка: милиция — не свекровь. Моя же свекровь о Валете знает. И даже о серьге в форме пениса. Откуда?
— Надо свекрови звонить, — сказала я Фросе и, шарахнув по двери ногой, истошнейше завопила: — Караул! Умираю!
И сразу выяснилось, что верзилы такие же люди, и у них есть любопытство: они мигом открыли дверь и нетерпеливо воззрились, желая узнать как я умирать собираюсь. Я умирать передумала и спросила:
— Есть среди вас Валет?
Интеллигентный ответил:
— Есть. Он у нас самый главный после батяни.
— С серьгой в ухе?
— Ага.
— А серьга в форме пениса?
— Точно, он прикольщик, наш шеф Валет.
“Все сошлось, — мрачнея, подумала я. — И кличка противная, обещает много плохого”.
Пришлось осведомиться:
— А кличку он как получил? Неужели всех подряд валит?
Интеллигентный осклабился:
— Нет, Валет очень трусливый, всегда первым он сваливает, вот и прозвали Валетом его.
“Трусливый? Ну хоть где-то мне повезло”, — подумала я и спросила:
— Он со мной как-нибудь связан, этот Валет?
Оборот речи совсем не из простых, согласитесь — верзилы мои призадумались.
— Он ее похищал? — подсказала им Фрося.
— Да-да, похищал, — закивал черепком Интеллигентный. — Он на нее мешок надевал.
— Все ясно, — констатировала я и кивнула верзилам: — Теперь вы свободны.
Интеллигентный заржал:
— А вы нет, — и вышел из комнаты.
Верзилы потянулись за ним. Дверь закрылась на ключ.
— А вот теперь позвоню свекрови! — воскликнула я и позвонила.
К ней вопрос был один: как узнала ты, старая шельма, про верзилу Валета.
Вопрос, разумеется, я задала в той форме, которая располагает к ответу: мамуся-дорогуся и прочее-прочее. Понимаю, что фальшь и цинизм, но пришлось: деваться-то некуда.
В ответ получила глас Вельзевула:
— Раз Роберт так сильно занят наукой, я сама решила за тобой последить.
— Вы и здесь ни на что не способны, — отрезала я. — Как вы следили, если с Валетом скрестили меня? Ведь с ним я с единственным не общалась!
— Мне плевать с кем ты общалась! — заявила свекровь. — Оправдываться будешь перед Робертом, глупым сыном моим! Я же могу сказать только одно: мой детектив про Валета все знает и мне уже доложил. И еще детектив мой подслушал как ты набивалась в друзья к бандитам и мечтала сняться в порнухе.
Я восхитилась свекровью: “Ну, стерва, дает!” — и кротко спросила:
— Какой детектив?
— Тот, которого я наняла, чтобы вывести кое-кого на чистую воду. Пусть не думает Роби, этот мой сын, что жена у него святая. Уж теперь я все знаю! Узнает и он! Все! Все узнают!
Во дела! Все скоро узнают, а как же я? Я-то когда узнаю?
— Мамуля, — вкрадчиво ей говорю, — ну раз уж скоро об этом узнают какие-то все, так может и мне вы доверите страшную тайну. Что мой Роберт узнает?
Вельзевул мой взорвался:
— Не твой, а мой! Роберт мой! Только мой!
Чтобы не хватил старушку удар, пришлось пойти на компромисс.
— Хорошо, — отвечаю, — будем считать, что я Роби взяла в аренду у вас, а теперь скажите, пожалуйста, что он узнает, ваш Роберт?
— А то, что ты с детства мечтала сняться в порнухе! — выпалила свекровь и заверила: — Мой детектив все подслушал!
Мне стало обидно — пришлось сказать:
— Глупость вам страшно идет, с ней и живите. Если ваш детектив так усердно подслушивал, тогда он не мог прослушать того, как я насмерть сражалась. Визг на всю округу стоял, так раздеваться я не хотела.
— Раздеться ты предложила сама, — прогремел Вельзевул, — но бандиты глядеть не хотели на то, что ты называешь своей фигурой, и запретили тебе.
— Если речь зашла о фигуре, то я вам скажу: кто бы мне говорил! Сверху загар, а под ним полтора метра чистого сала! А объемы: 160-160-160 — талию делайте где хотите!
— Посмотрим, что будет с тобой лет через двадцать! — пообещала свекровь.
— Хотите сказать, лет через сорок? Ведь на столько вы старше меня?
Вельзевул мне мгновенно ответил, но услышать я не смогла: в нашу беседу встряла бедная Фрося.
— Ничего не пойму, — сказала она. — О чем вы говорите?
— Сразу поймешь, когда женщиной станешь, — ответила я и обратилась к свекрови, переходя прямо к делу:
— Как удалось вам узнать, куда я отправилась?
— Роберт, этот мой сын, рассказал! — злорадно заявила она.
Я взбесилась:
— Ах, Роберт! Этот мой муж! Он у меня получит!
— Ты регулярно ему не даешь!
— Он, наглец, и не просит! И теперь он еще посмел разболтать куда я поехала?! Будет ему развод!
— А тебе еще хуже будет! — интригуя меня, пригрозила свекровь и бросила трубку.
В отчаянии я завопила:
— Вот они, родственники! Как помогают в беде! Меня похищают, а детектив все это снимает на камеру! А у свекрови моей одно на уме! По себе стерва судит и ничего, кроме измены, не приходит ей в голову!
Фрося кое-что понимала, но вопросы от этого только лишь множились.
— Соня, что происходит? Ты мне скажешь? — спросила она.
— Конечно скажу! Эта мать Роберта наняла детектива, и теперь она в курсе, что здесь происходит.
— Это же счастье! — воскликнула Фрося, от радости захлопав в ладоши.
Конечно приятно, что еще есть на свете наивность, но пришлось внести ясность.
— Детка, — скорбно поведала я, — не хочу тебя разочаровывать, но не все в этой жизни так просто, как кажется на первый взгляд. Свекровь, эта мать Роберта, уверена, что мы здесь с тобой собрались на групповичок. Понимаешь? На пошлую групповуху!
— Она что же, не знает, что верзилы бандиты? — спросила Фрося растерянно.
— Знает конечно и от этого ей во сто раз обидней. Меня, ее невестку, жену этого Роберта, сына, черт побери, будут иметь не какие-то там “ботаники”, зачуханные наукой, а сами бандиты, парни с железными яйцами! Вот как думает мой Вельзевул! И страшно завидует!
Фрося, бедная, поразилась:
— Да как же возможно так думать, когда нам на головы надевали мешки?
— Детка, — грустно ответила я, — разум ее так устроен, что только о сексе может думать она. Эта старушка мозгами застряла в подростковом периоде. Так бывает. Вокруг оглянись и увидишь немало шустрых старушек-тинэйджериц.
— Даже не верится.
— Ефросинья, поверь, даже если меня будут казнить и потащат на плаху, то и там эта стерва пришьет мне измену с моим палачом! Она не поймет, что меня жизни лишают, потому что во всем видит только лишь ЭТО!
— А она вообще человек?
— Абсолютнейший, — заверила я, — доброта ей тоже присуща.
Тут Фросю мою нелепо вдруг осенило.
— Тогда нас может спасти мать твоего Роберта! — закричала она. — Ей надо толково все рассказать, объяснить, что мы похищены, и она нас спасет! Сейчас же звони свекрови!
Я мгновенно прикинула, чем нам это грозит и ужаснулась. А Фрося, неправильно оценив мой скорбно задумчивый вид, спросила:
— Думаешь, она Якудзу не сможет найти?
Я так не думала — я знала свекровь: она, если захочет, отыщет иголку в любом стоге сена. Да что там иголку: если захочет и жар-птицу добудет, и конька Горбунка, и щуку, и змея Горыныча — ей просто в голову не приходило всех их искать.
— Да нет, — промямлила я, — Якудзу она найдет.
Наивная Фрося моя удивилась:
— Откуда тогда у тебя сомнения взялись?
— Да вот, размышляю сколько свекровь даст на лапу Якудзе, чтобы он нас лет сто здесь держал.
И тут меня осенило:
— Мы же знаем кто нас похитил! И знаем, что за нами следил детектив! Надо звонить в милицию! Они свяжутся с детективом и прижмут Якудзу в два счета! Вот теперь мы спасены!
Глава 10
Глава 11
Глава 12
— Милиция — тоже народ, — философски заметила Фрося и пояснила: — Милиция тоже все знает.
Тут возникала загадка: милиция — не свекровь. Моя же свекровь о Валете знает. И даже о серьге в форме пениса. Откуда?
— Надо свекрови звонить, — сказала я Фросе и, шарахнув по двери ногой, истошнейше завопила: — Караул! Умираю!
И сразу выяснилось, что верзилы такие же люди, и у них есть любопытство: они мигом открыли дверь и нетерпеливо воззрились, желая узнать как я умирать собираюсь. Я умирать передумала и спросила:
— Есть среди вас Валет?
Интеллигентный ответил:
— Есть. Он у нас самый главный после батяни.
— С серьгой в ухе?
— Ага.
— А серьга в форме пениса?
— Точно, он прикольщик, наш шеф Валет.
“Все сошлось, — мрачнея, подумала я. — И кличка противная, обещает много плохого”.
Пришлось осведомиться:
— А кличку он как получил? Неужели всех подряд валит?
Интеллигентный осклабился:
— Нет, Валет очень трусливый, всегда первым он сваливает, вот и прозвали Валетом его.
“Трусливый? Ну хоть где-то мне повезло”, — подумала я и спросила:
— Он со мной как-нибудь связан, этот Валет?
Оборот речи совсем не из простых, согласитесь — верзилы мои призадумались.
— Он ее похищал? — подсказала им Фрося.
— Да-да, похищал, — закивал черепком Интеллигентный. — Он на нее мешок надевал.
— Все ясно, — констатировала я и кивнула верзилам: — Теперь вы свободны.
Интеллигентный заржал:
— А вы нет, — и вышел из комнаты.
Верзилы потянулись за ним. Дверь закрылась на ключ.
— А вот теперь позвоню свекрови! — воскликнула я и позвонила.
К ней вопрос был один: как узнала ты, старая шельма, про верзилу Валета.
Вопрос, разумеется, я задала в той форме, которая располагает к ответу: мамуся-дорогуся и прочее-прочее. Понимаю, что фальшь и цинизм, но пришлось: деваться-то некуда.
В ответ получила глас Вельзевула:
— Раз Роберт так сильно занят наукой, я сама решила за тобой последить.
— Вы и здесь ни на что не способны, — отрезала я. — Как вы следили, если с Валетом скрестили меня? Ведь с ним я с единственным не общалась!
— Мне плевать с кем ты общалась! — заявила свекровь. — Оправдываться будешь перед Робертом, глупым сыном моим! Я же могу сказать только одно: мой детектив про Валета все знает и мне уже доложил. И еще детектив мой подслушал как ты набивалась в друзья к бандитам и мечтала сняться в порнухе.
Я восхитилась свекровью: “Ну, стерва, дает!” — и кротко спросила:
— Какой детектив?
— Тот, которого я наняла, чтобы вывести кое-кого на чистую воду. Пусть не думает Роби, этот мой сын, что жена у него святая. Уж теперь я все знаю! Узнает и он! Все! Все узнают!
Во дела! Все скоро узнают, а как же я? Я-то когда узнаю?
— Мамуля, — вкрадчиво ей говорю, — ну раз уж скоро об этом узнают какие-то все, так может и мне вы доверите страшную тайну. Что мой Роберт узнает?
Вельзевул мой взорвался:
— Не твой, а мой! Роберт мой! Только мой!
Чтобы не хватил старушку удар, пришлось пойти на компромисс.
— Хорошо, — отвечаю, — будем считать, что я Роби взяла в аренду у вас, а теперь скажите, пожалуйста, что он узнает, ваш Роберт?
— А то, что ты с детства мечтала сняться в порнухе! — выпалила свекровь и заверила: — Мой детектив все подслушал!
Мне стало обидно — пришлось сказать:
— Глупость вам страшно идет, с ней и живите. Если ваш детектив так усердно подслушивал, тогда он не мог прослушать того, как я насмерть сражалась. Визг на всю округу стоял, так раздеваться я не хотела.
— Раздеться ты предложила сама, — прогремел Вельзевул, — но бандиты глядеть не хотели на то, что ты называешь своей фигурой, и запретили тебе.
— Если речь зашла о фигуре, то я вам скажу: кто бы мне говорил! Сверху загар, а под ним полтора метра чистого сала! А объемы: 160-160-160 — талию делайте где хотите!
— Посмотрим, что будет с тобой лет через двадцать! — пообещала свекровь.
— Хотите сказать, лет через сорок? Ведь на столько вы старше меня?
Вельзевул мне мгновенно ответил, но услышать я не смогла: в нашу беседу встряла бедная Фрося.
— Ничего не пойму, — сказала она. — О чем вы говорите?
— Сразу поймешь, когда женщиной станешь, — ответила я и обратилась к свекрови, переходя прямо к делу:
— Как удалось вам узнать, куда я отправилась?
— Роберт, этот мой сын, рассказал! — злорадно заявила она.
Я взбесилась:
— Ах, Роберт! Этот мой муж! Он у меня получит!
— Ты регулярно ему не даешь!
— Он, наглец, и не просит! И теперь он еще посмел разболтать куда я поехала?! Будет ему развод!
— А тебе еще хуже будет! — интригуя меня, пригрозила свекровь и бросила трубку.
В отчаянии я завопила:
— Вот они, родственники! Как помогают в беде! Меня похищают, а детектив все это снимает на камеру! А у свекрови моей одно на уме! По себе стерва судит и ничего, кроме измены, не приходит ей в голову!
Фрося кое-что понимала, но вопросы от этого только лишь множились.
— Соня, что происходит? Ты мне скажешь? — спросила она.
— Конечно скажу! Эта мать Роберта наняла детектива, и теперь она в курсе, что здесь происходит.
— Это же счастье! — воскликнула Фрося, от радости захлопав в ладоши.
Конечно приятно, что еще есть на свете наивность, но пришлось внести ясность.
— Детка, — скорбно поведала я, — не хочу тебя разочаровывать, но не все в этой жизни так просто, как кажется на первый взгляд. Свекровь, эта мать Роберта, уверена, что мы здесь с тобой собрались на групповичок. Понимаешь? На пошлую групповуху!
— Она что же, не знает, что верзилы бандиты? — спросила Фрося растерянно.
— Знает конечно и от этого ей во сто раз обидней. Меня, ее невестку, жену этого Роберта, сына, черт побери, будут иметь не какие-то там “ботаники”, зачуханные наукой, а сами бандиты, парни с железными яйцами! Вот как думает мой Вельзевул! И страшно завидует!
Фрося, бедная, поразилась:
— Да как же возможно так думать, когда нам на головы надевали мешки?
— Детка, — грустно ответила я, — разум ее так устроен, что только о сексе может думать она. Эта старушка мозгами застряла в подростковом периоде. Так бывает. Вокруг оглянись и увидишь немало шустрых старушек-тинэйджериц.
— Даже не верится.
— Ефросинья, поверь, даже если меня будут казнить и потащат на плаху, то и там эта стерва пришьет мне измену с моим палачом! Она не поймет, что меня жизни лишают, потому что во всем видит только лишь ЭТО!
— А она вообще человек?
— Абсолютнейший, — заверила я, — доброта ей тоже присуща.
Тут Фросю мою нелепо вдруг осенило.
— Тогда нас может спасти мать твоего Роберта! — закричала она. — Ей надо толково все рассказать, объяснить, что мы похищены, и она нас спасет! Сейчас же звони свекрови!
Я мгновенно прикинула, чем нам это грозит и ужаснулась. А Фрося, неправильно оценив мой скорбно задумчивый вид, спросила:
— Думаешь, она Якудзу не сможет найти?
Я так не думала — я знала свекровь: она, если захочет, отыщет иголку в любом стоге сена. Да что там иголку: если захочет и жар-птицу добудет, и конька Горбунка, и щуку, и змея Горыныча — ей просто в голову не приходило всех их искать.
— Да нет, — промямлила я, — Якудзу она найдет.
Наивная Фрося моя удивилась:
— Откуда тогда у тебя сомнения взялись?
— Да вот, размышляю сколько свекровь даст на лапу Якудзе, чтобы он нас лет сто здесь держал.
И тут меня осенило:
— Мы же знаем кто нас похитил! И знаем, что за нами следил детектив! Надо звонить в милицию! Они свяжутся с детективом и прижмут Якудзу в два счета! Вот теперь мы спасены!
Глава 10
ОБИДА
— Потому, что вы… девушка моей мечты.
Сказал и мгновенно понял: “Все! Все испортил!”
И действительно, она сердито нахмурилась:
— Я девушка вашей мечты?
Он поспешно добавил:
— Понимаю, это звучит банально, но что поделать, если так случилось? Я знаю про вас все…
Она испугалась:
— Все?
Он замялся:
— Ну-у, не все, но многое. Очень многое.
В ее глазах появилась ирония:
— Что же, к примеру?
— Вы мяч смешно в детстве ловили.
— Ловила мяч. Как же?
— Коленями.
Она растерялась:
— Действительно… Откуда вы знаете?
— Я же говорил, что вы девушка моей мечты. Обычно мужчины многое знают про своих любимых девушек.
Она зарделась, но смотрела уже с интересом:
— И что еще вы знаете про меня?
— Вы очень звонко и заразительно хохочете.
Услышав это, она рассмеялась, действительно звонко и заразительно.
— Вот, именно так, — подтвердил он удовлетворенно и просиял: — Теперь видите, что и здесь угадал.
Она погрозила ему испачканным в земле пальчиком и воскликнула:
— Эка невидаль. Девушки моего возраста смеются всегда звонко и заразительно. Скажите другое: то, что есть лишь у меня.
— Вы по лужам любили бегать, под дождем, — сказал он, и она восхитилась:
— Я и сейчас очень люблю! Вы точно! Точно знаете все про меня! Говорите еще! — закричала она, уже не замечая того, что сообщает он очевидное: почти все девчонки любят бегать по лужам.
Он повеселел и воскликнул уже дурашливо:
— Вы все время грызли хвостики у своих косичек.
Господи, да какая девчонка не любит грызть своих хвостиков? Но в ее глазах появилось опять восхищение.
— Вы волшебник? — завороженно прошептала она. — Волшебник!
Он с доброй улыбкой покачал головой:
— Нет.
— Тогда разведчик!
— Нет, я просто очень влюбленный мальчишка, который немножечко постарел. И еще я хотел бы познакомиться с вами.
Она удивилась:
— Познакомиться с той, которую знаешь так хорошо?
Он кивнул:
— Да, именно с такими девушками и надо знакомиться. Жаль, раньше не понимал. Но теперь, когда прожита жизнь и давит жестокий опыт, могу вас заверить: на два шага не подходите к тому, кто вам непонятен. Это опасно.
Она погрустнела, задумчиво и внимательно взглянув на него: на его костюм, на его дорогой портфель, на английские туфли…
— Командировочный? — словно охнув, спросила она.
Он стыдливо кивнул — будто признался в тяжком грехе:
— Да. Только-только приехал в ваш город, впереди целый день свободный, от чего я совсем отвык. Не хочется время бездарно терять…
Она рассердилась:
— И таким неприличным образом вы предлагаете мне вас развлечь? Скрасить вам одиночество? Спасибо за откровенность, но я занята!
ССОРА И ПРИМИРЕНИЕ
Она была очень обижена. Принарядилась с утра, причесалась, как дура подкрасилась, чего-то с трепетом намечтала, стреляла глазами то в окна, то в дверь, нетерпеливо ждала и… дождалась. Пришел этот пошлый командировочный и практически ей нахамил.
И где? Здесь, в святая святых!
И цветочки все это слышали!!!
Позор!!!!!!
Никогда еще не было такого ужаса и кошмара в ее магазинчике. Она расстроилась до гнева, до слез — надула губы, глаза потемнели. Что подумают крошки сенполии? Что подумают они о ней?
Мужчина прочитал это горе в ее глазах и понял, как он груб, как неловок.
“Вот тебе результат неправильной жизни. Все в спешке делать привык, всегда и со всеми запросто, — с досадой подумал он. — А кому нужна эта простота? Такая простота даже хуже того воровства, к которому я, кстати, тоже привык.
Черт! Некстати! Совсем некстати! — мысленно взорвался вдруг он. — Некстати я испоганился, изолгался, исподлился! Душу в свалку вонючего мусора превратил! И ради чего? Ради денег, власти и славы? Будто без них быть счастливым нельзя. И даже наоборот: только без них и можно быть бесконечно счастливым.
Как она счастлива, эта девушка — чистая, нежная, милая, не тронутый грязной жизнью цветок — а я сдуру о своих холостяцких проблемах додумался ей рассказать. Кретин! Идиот! Да к такой девушке подойти можно с одним лишь намерением: если имеешь свободное сердце и хочешь просить руки”.
Он был очень огорчен, растерянно топтался у прилавка, из одной руки в другую перекладывал свой английский портфель, вздыхал, и она это заметила и пожалела его. Взгляд ее потеплел.
“Ну зачем набросилась на человека, глупая? Видно же, он хороший. Другой бы плюнул и ушел, мол сорвалось и ладно. Этот же остался, переживает, что некрасиво у него получилось, что обидел меня. Да он и не нарочно обидел. Случайно. Мужчины бывают грубыми потому, что боятся показаться смешными. Да и современные девушки часто к грубости располагают”.
Он почувствовал в ней перемену и проникновенно заговорил:
— Если все, что я тут наболтал, кажется вам обидным, то извините. Я неуклюж и даже безвкусен, но не всегда я был таким бестолковым. Слишком много живу. Жизнь делает нас черствыми, но, клянусь, я с юных лет мечтал о такой славной девушке. Клянусь, из года в год вы мне снились, ваши чудесные серые глаза, ваши пепельные волосы. И пусть я буду банальным, но вы действительно девушка моей мечты.
Сказав это, он испуганно взглянул на нее и попятился:
— Не верите?
Она улыбнулась:
— Конечно верю. Вы тоже мужчина моей мечты.
На его лице мелькнуло сомнение. Она поспешила продолжить:
— Честное слово, когда вижу высокого, плотного, даже массивного мужчину, двигающегося легко и грациозно…
Девушка внезапно покраснела, он ей поверил и сразу начал ревновать.
— И часто вы видите таких мужчин? — спросил он, слегка хмурясь.
Она опять улыбнулась:
— Где же таких часто увидишь?
И без всякого перехода спросила:
— Вы вправду сегодня прилетели в наш город?
— Да. И не знаю куда себя деть.
Сказал и испугался: а вдруг снова обидится?
И, что еще хуже, добавил:
— Простите.
И обреченно подумал: “Теперь уж точно обидится”.
Но она не обиделась — ласково на него посмотрела и ответила:
— Я с удовольствием проведу с вами день и потом, когда мы расстанемся, буду долго его вспоминать. Только не надо приглашать меня в ресторан, — сказала она, глядя на его костюм и портфель. — Лучше я приглашу вас к себе в гости. Идет?
— Идет, — обрадовался он. — Я только что с самолета, не мешало бы душ принять.
И опять испугался: “Ну что я ляпнул? Вот же старый дурак, все ляпаю, ляпаю. Сорок пять лет прожил, а ума так и не нажил. Хоть вообще рот не открывай. Вон она какая стоит волшебная, неземная среди своих красивых фиалок, а я одни пошлости ей говорю. Сейчас возьмет и рассердится и подальше меня пошлет”.
Но она не рассердилась, как ни в чем ни бывало вышла из-за прилавка и стала совсем земной.
— Я живу рядом, на автобусе две остановки, — сказала она и уверенно взяла его под руку.
Сказал и мгновенно понял: “Все! Все испортил!”
И действительно, она сердито нахмурилась:
— Я девушка вашей мечты?
Он поспешно добавил:
— Понимаю, это звучит банально, но что поделать, если так случилось? Я знаю про вас все…
Она испугалась:
— Все?
Он замялся:
— Ну-у, не все, но многое. Очень многое.
В ее глазах появилась ирония:
— Что же, к примеру?
— Вы мяч смешно в детстве ловили.
— Ловила мяч. Как же?
— Коленями.
Она растерялась:
— Действительно… Откуда вы знаете?
— Я же говорил, что вы девушка моей мечты. Обычно мужчины многое знают про своих любимых девушек.
Она зарделась, но смотрела уже с интересом:
— И что еще вы знаете про меня?
— Вы очень звонко и заразительно хохочете.
Услышав это, она рассмеялась, действительно звонко и заразительно.
— Вот, именно так, — подтвердил он удовлетворенно и просиял: — Теперь видите, что и здесь угадал.
Она погрозила ему испачканным в земле пальчиком и воскликнула:
— Эка невидаль. Девушки моего возраста смеются всегда звонко и заразительно. Скажите другое: то, что есть лишь у меня.
— Вы по лужам любили бегать, под дождем, — сказал он, и она восхитилась:
— Я и сейчас очень люблю! Вы точно! Точно знаете все про меня! Говорите еще! — закричала она, уже не замечая того, что сообщает он очевидное: почти все девчонки любят бегать по лужам.
Он повеселел и воскликнул уже дурашливо:
— Вы все время грызли хвостики у своих косичек.
Господи, да какая девчонка не любит грызть своих хвостиков? Но в ее глазах появилось опять восхищение.
— Вы волшебник? — завороженно прошептала она. — Волшебник!
Он с доброй улыбкой покачал головой:
— Нет.
— Тогда разведчик!
— Нет, я просто очень влюбленный мальчишка, который немножечко постарел. И еще я хотел бы познакомиться с вами.
Она удивилась:
— Познакомиться с той, которую знаешь так хорошо?
Он кивнул:
— Да, именно с такими девушками и надо знакомиться. Жаль, раньше не понимал. Но теперь, когда прожита жизнь и давит жестокий опыт, могу вас заверить: на два шага не подходите к тому, кто вам непонятен. Это опасно.
Она погрустнела, задумчиво и внимательно взглянув на него: на его костюм, на его дорогой портфель, на английские туфли…
— Командировочный? — словно охнув, спросила она.
Он стыдливо кивнул — будто признался в тяжком грехе:
— Да. Только-только приехал в ваш город, впереди целый день свободный, от чего я совсем отвык. Не хочется время бездарно терять…
Она рассердилась:
— И таким неприличным образом вы предлагаете мне вас развлечь? Скрасить вам одиночество? Спасибо за откровенность, но я занята!
ССОРА И ПРИМИРЕНИЕ
Она была очень обижена. Принарядилась с утра, причесалась, как дура подкрасилась, чего-то с трепетом намечтала, стреляла глазами то в окна, то в дверь, нетерпеливо ждала и… дождалась. Пришел этот пошлый командировочный и практически ей нахамил.
И где? Здесь, в святая святых!
И цветочки все это слышали!!!
Позор!!!!!!
Никогда еще не было такого ужаса и кошмара в ее магазинчике. Она расстроилась до гнева, до слез — надула губы, глаза потемнели. Что подумают крошки сенполии? Что подумают они о ней?
Мужчина прочитал это горе в ее глазах и понял, как он груб, как неловок.
“Вот тебе результат неправильной жизни. Все в спешке делать привык, всегда и со всеми запросто, — с досадой подумал он. — А кому нужна эта простота? Такая простота даже хуже того воровства, к которому я, кстати, тоже привык.
Черт! Некстати! Совсем некстати! — мысленно взорвался вдруг он. — Некстати я испоганился, изолгался, исподлился! Душу в свалку вонючего мусора превратил! И ради чего? Ради денег, власти и славы? Будто без них быть счастливым нельзя. И даже наоборот: только без них и можно быть бесконечно счастливым.
Как она счастлива, эта девушка — чистая, нежная, милая, не тронутый грязной жизнью цветок — а я сдуру о своих холостяцких проблемах додумался ей рассказать. Кретин! Идиот! Да к такой девушке подойти можно с одним лишь намерением: если имеешь свободное сердце и хочешь просить руки”.
Он был очень огорчен, растерянно топтался у прилавка, из одной руки в другую перекладывал свой английский портфель, вздыхал, и она это заметила и пожалела его. Взгляд ее потеплел.
“Ну зачем набросилась на человека, глупая? Видно же, он хороший. Другой бы плюнул и ушел, мол сорвалось и ладно. Этот же остался, переживает, что некрасиво у него получилось, что обидел меня. Да он и не нарочно обидел. Случайно. Мужчины бывают грубыми потому, что боятся показаться смешными. Да и современные девушки часто к грубости располагают”.
Он почувствовал в ней перемену и проникновенно заговорил:
— Если все, что я тут наболтал, кажется вам обидным, то извините. Я неуклюж и даже безвкусен, но не всегда я был таким бестолковым. Слишком много живу. Жизнь делает нас черствыми, но, клянусь, я с юных лет мечтал о такой славной девушке. Клянусь, из года в год вы мне снились, ваши чудесные серые глаза, ваши пепельные волосы. И пусть я буду банальным, но вы действительно девушка моей мечты.
Сказав это, он испуганно взглянул на нее и попятился:
— Не верите?
Она улыбнулась:
— Конечно верю. Вы тоже мужчина моей мечты.
На его лице мелькнуло сомнение. Она поспешила продолжить:
— Честное слово, когда вижу высокого, плотного, даже массивного мужчину, двигающегося легко и грациозно…
Девушка внезапно покраснела, он ей поверил и сразу начал ревновать.
— И часто вы видите таких мужчин? — спросил он, слегка хмурясь.
Она опять улыбнулась:
— Где же таких часто увидишь?
И без всякого перехода спросила:
— Вы вправду сегодня прилетели в наш город?
— Да. И не знаю куда себя деть.
Сказал и испугался: а вдруг снова обидится?
И, что еще хуже, добавил:
— Простите.
И обреченно подумал: “Теперь уж точно обидится”.
Но она не обиделась — ласково на него посмотрела и ответила:
— Я с удовольствием проведу с вами день и потом, когда мы расстанемся, буду долго его вспоминать. Только не надо приглашать меня в ресторан, — сказала она, глядя на его костюм и портфель. — Лучше я приглашу вас к себе в гости. Идет?
— Идет, — обрадовался он. — Я только что с самолета, не мешало бы душ принять.
И опять испугался: “Ну что я ляпнул? Вот же старый дурак, все ляпаю, ляпаю. Сорок пять лет прожил, а ума так и не нажил. Хоть вообще рот не открывай. Вон она какая стоит волшебная, неземная среди своих красивых фиалок, а я одни пошлости ей говорю. Сейчас возьмет и рассердится и подальше меня пошлет”.
Но она не рассердилась, как ни в чем ни бывало вышла из-за прилавка и стала совсем земной.
— Я живу рядом, на автобусе две остановки, — сказала она и уверенно взяла его под руку.
Глава 11
— Надо звонить в милицию! — воскликнула я. — Вот теперь мы спасены!
Фрося и слова сказать не успела, как я снова набрала 02. Меня сразу узнали — иначе и быть не могло: в душу всем западаю. И очень легко. Представляться частенько мне не приходится, не представлялась я и теперь — меня мгновенно спросили:
— Как ваши дела? Уже закусили?
Второй вопрос я оставила без комментария, а на первый ответила:
— Дела наши плохи, но кое-что я для вас разузнала.
Из трубки нахально раздалось:
— Спасибо, мы вас не просили.
— А зря.
— Ну ладно, так и быть, говорите, — сжалились надо мной.
— Нас похитил Якудза, — ответила я, чем вызвала вопль сомнения.
Теперь в милиции просто не знали как со мной поступить — думаю, у них возникал порыв поспешить на помощь Якудзе.
Лишь сейчас я поняла какую допустила оплошность. Обстоятельства сложились так плохо, что поминать свекровь, с ее детективом, становилось очень опасно. По всему выходило: свекровь и детектив свидетели, а что бывает свидетелям я знала по сериалам. Им бывает “секир башка”!
Да, свекровь моя баба стервозная, но Роберт мне все-таки муж, а она его мать!
Мать его!
Поэтому я сочла нелишним успокоить “ментов”:
— Свидетелей похищения нет и быть не могло. Якудза похитил нас очень тайно. И тайну эту я только вам доверить могу, поэтому поспешите, пока мы еще кое-как живы.
Хотела ограничиться этим, но не удержалась от любопытства, спросив:
— Как вы собираетесь нас спасать?
После длительной паузы мне сообщили:
— Надо крепко подумать.
Я мигом взбесилась.
— Подумать?! Не за свое дело беретесь! — рявкнула я. — Лучше шерстите все “малины” и все дома, где обитает Якудза! В одном из них мы и сидим! Уверена, теперь у вас дел немало!
— Разберемся, — ответили мне. — Лучше скажите, чем занимаетесь.
— Глупый вопрос! Чем я могу заниматься в чужой полутемной комнате? Я здесь сижу!
— Что у вас за профессия?
Я ничего не слышала, я продолжала:
— Ха, сижу, прохлаждаюсь без дела, и это в то время, когда меня ждут у трапа фанаты!
— Фанаты? Какие фанаты? — насторожилась милиция. — Вы террористка?
— Что вы себе позволяете! — рявкнула я, собираясь гневно отвергнуть поклеп, но, как это часто бывает с талантами, над глупостью призадумалась, и нешуточно зашевелила мозгами — слава богу, есть чем шевелить.
“А разве не терроризм современная проза? — задалась я вопросом. — А фантастика? А детективы? О журналах-газетах не говорю: там зачастую пишут такое, что даже у ангела вырастет хвост и полезут рога. А включив телевизор, этот ангел скопытится, так ужасны сценарии фильмов: режут, взрывают, насилуют, бьют. Милиция, кстати, бездействует. Особенно в детективах. Там преступник что хочет творит, создавая иллюзию неуловимости. Грабь, убивай — кроме какой-нибудь сумасшедшей бабенки все равно никто не поймает. Любой же дурак знает, что в жизни бабенок таких у нас нет. Ну разве что я. Но я-то одна, а преступников много. А у нас подрастают молодые мозги — плеяды мозгов на таких детективах! Что ждет наше общество?”
Вот такая короткая мысль, и ту перебили.
— В чем дело? — рассердилась “милиция”. — Почему вы молчите?
— Думаю, — ответила я, сомневаясь, что там понимают, что это такое.
Так и вышло, меня мгновенно спросили:
— Думаете?
Я пояснила:
— Раскидываю умом!
— Над чем?
— Над пагубным влиянием прессы на беззащитные молодые мозги.
— Вы сумасшедшая?
— Да, я современный писатель! Разве психически нормальный человек согласится наживать геморрой, портить зрение и гробить свой позвоночник за те гонорары, которые предлагают наши издательства? Разумеется, я сумасшедшая, потому что я соглашаюсь. Впрочем, и я не осталась в долгу: как платят, так и пишу.
“Трубка” прозрела:
— Так вы писатель?
— Само собой, и уж поверьте, это похуже, чем терроризм.
И еще будут мне говорить, что у нас тупая милиция! Вздор! Узнав, что я писатель, “мент” подобрел.
— Хороший писатель? — раздался вопрос.
Поскольку искренность не изменила мне, пришлось повиниться:
— Очень плохой.
— Не признают? — опечалилась “трубка”.
— Напротив, даже собаки читают меня.
Предельное изумление:
— Тогда почему вы плохой писатель?
— Статистика утверждает, что перевес на стороне дураков. Тут уж судите сами.
“Трубка” скорбно посетовала:
— И почему-то все дураки собрались в моем отделении.
— Среди нас, писателей, дураков не меньше, — призналась я, стопроцентно не имея ввиду себя.
— Да знаю, — ответила “трубка”, проникаясь ко мне симпатией.
Я тоже смекнула, что у нас зародилась беседа интеллигентов — тонкие души друг друга нашли и эстетически смотрят на жизнь единым мысленным взором.
“Теперь мне “трубка” пропасть не даст, — подумала я, — теперь мы друзья до гроба”.
Так и вышло. “Трубка” сказала:
— Вот что, девушка…
Я уточнила, слегка приврав:
— Мне сорок лет.
— А выглядите моложе.
— Это вы меня еще не видели! — восхищенно воскликнула я и подумала: “В знойной моей красе!”
— Надеюсь, увижу, — оптимистично заверила “трубка” и пессимистично продолжила: — Дело дрянь, если вас похитил Якудза. Против него здесь никто не пойдет, разве что не поступит приказ свыше.
Я поразилась:
— Неужели в вашей губернии налажена связь с самим Богом?
— Юмор люблю, — хохотнула “трубка”, — но мне не до смеха. Умеете вы задавать задачи, только решай. Ну, да попробую ненавязчиво разузнать к чему клонит Якудза.
— Да-да, разузнайте, — посоветовала я, — особенно упирайте на то, зачем Якудзе порнуха.
— Ну это я вам сразу скажу, — ответила “трубка”. — Порнуха — бизнес его. Как и все остальное.
— Да, но меня он зачем снимал?
— Видимо, у вас присутствую данные. Кстати, как ваше имя?
Доверие было мое уже таково, что я чуть не представилась, но вовремя сообразила, что это опасно как для меня, так и для “трубки”.
— Обстоятельства за то, — ответила я, — что нам лучше друг друга не знать. Мало ли как там будет в дальнейшем?
— Правильно. Если вас вдруг начнут пытать, а вы имя мое назовете, жена моя станет вдовой.
— А дети сиротами, — добавила я, радуясь, что нет у меня ни жены, ни детей.
И тут меня осенило: “Как — нет? А Санька — приемный сын! Чем он мне не дитенок?
А Роберт?
Муж не хуже жены! И что там “трубка” еще говорила? Пытать?
Меня будут пытать?!”
Мне стало дурно.
— Считаете, нас могут пытать? — пролепетала я, слабея от страха.
— Обязательно будут, — заверила “трубка”. — Якудза мастер в таких делах.
— Но я к его мастерству не готова!
— Так приготовьтесь. Времени мало осталось.
Я глупо брякнулась в обморок, внезапно обрывая важный деловой разговор.
Очнулась я на полу — Фрося тормошила меня со словами:
— Соня, что “мент” сказал?
С присущей мне сообразительностью я поняла, что в отключке прохлаждалась недолго.
— За дело приниматься пора! — воскликнула я, охваченная мыслью продолжить деловой разговор: должна же я точно знать что нам с Фросей вот-вот предстоит.
Игнорируя изумление подруги, я быстро набрала 02 и спросила:
— Как нас будут пытать?
Мне ответили:
— Разницы нет.
— Ха! Это смотря кому! Мне разница есть! Может, я лучше сама повешусь! Оно как-то надежней, чем доверяться Якудзе.
Кто-то меня заверил:
— Якудза не подведет.
— Думаете?
— Точно знаю!
И с ужасом я осознала, что голос совсем не тот: злой и холодный, без прежней дружеской нежности.
Мне стало дурно: “Неужели собеседника подменили?”
Дальнейшее показало, что я права. Секунду спустя был задан жестокий вопрос:
— Дамочка, вы что, шалите?
— Какой там шалю, — промямлила я, понимая, что надо сворачивать разговор.
Я поступила разумней — я разговор оборвала и воззрилась на потолок с такой усердной задумчивостью, что Фрося настороженно спросила:
— Сонечка, что с тобой?
— Случилось ужасное, — воскликнула я, — “трубка” куда-то пропала, а ведь она очарована мной была, она мне почти уже помогала.
Ефросинья, сосредоточенно вглядываясь в мое лицо, растерянно возразила:
— Сонечка, ты трубку не потеряла, ты ее держишь в руке.
— Если бы! Но это не так, “трубка” пропала, — заверила я и с потрясающей стены легкостью вскарабкалась на подоконник.
Меня привлек шнур, висящий у штор. Хороший шнур, ладный и длинный. Я вцепилась в него, испытывая на прочность, Фрося же возопила:
— Сонечка! Что ты делаешь?
— Разве не видишь, — ответила я, — собираюсь повеситься, а ты мне мешаешь.
— Это я еще не мешаю! — завопила подруга и, схватив меня за ноги, начала активно мешать.
Фрося и слова сказать не успела, как я снова набрала 02. Меня сразу узнали — иначе и быть не могло: в душу всем западаю. И очень легко. Представляться частенько мне не приходится, не представлялась я и теперь — меня мгновенно спросили:
— Как ваши дела? Уже закусили?
Второй вопрос я оставила без комментария, а на первый ответила:
— Дела наши плохи, но кое-что я для вас разузнала.
Из трубки нахально раздалось:
— Спасибо, мы вас не просили.
— А зря.
— Ну ладно, так и быть, говорите, — сжалились надо мной.
— Нас похитил Якудза, — ответила я, чем вызвала вопль сомнения.
Теперь в милиции просто не знали как со мной поступить — думаю, у них возникал порыв поспешить на помощь Якудзе.
Лишь сейчас я поняла какую допустила оплошность. Обстоятельства сложились так плохо, что поминать свекровь, с ее детективом, становилось очень опасно. По всему выходило: свекровь и детектив свидетели, а что бывает свидетелям я знала по сериалам. Им бывает “секир башка”!
Да, свекровь моя баба стервозная, но Роберт мне все-таки муж, а она его мать!
Мать его!
Поэтому я сочла нелишним успокоить “ментов”:
— Свидетелей похищения нет и быть не могло. Якудза похитил нас очень тайно. И тайну эту я только вам доверить могу, поэтому поспешите, пока мы еще кое-как живы.
Хотела ограничиться этим, но не удержалась от любопытства, спросив:
— Как вы собираетесь нас спасать?
После длительной паузы мне сообщили:
— Надо крепко подумать.
Я мигом взбесилась.
— Подумать?! Не за свое дело беретесь! — рявкнула я. — Лучше шерстите все “малины” и все дома, где обитает Якудза! В одном из них мы и сидим! Уверена, теперь у вас дел немало!
— Разберемся, — ответили мне. — Лучше скажите, чем занимаетесь.
— Глупый вопрос! Чем я могу заниматься в чужой полутемной комнате? Я здесь сижу!
— Что у вас за профессия?
Я ничего не слышала, я продолжала:
— Ха, сижу, прохлаждаюсь без дела, и это в то время, когда меня ждут у трапа фанаты!
— Фанаты? Какие фанаты? — насторожилась милиция. — Вы террористка?
— Что вы себе позволяете! — рявкнула я, собираясь гневно отвергнуть поклеп, но, как это часто бывает с талантами, над глупостью призадумалась, и нешуточно зашевелила мозгами — слава богу, есть чем шевелить.
“А разве не терроризм современная проза? — задалась я вопросом. — А фантастика? А детективы? О журналах-газетах не говорю: там зачастую пишут такое, что даже у ангела вырастет хвост и полезут рога. А включив телевизор, этот ангел скопытится, так ужасны сценарии фильмов: режут, взрывают, насилуют, бьют. Милиция, кстати, бездействует. Особенно в детективах. Там преступник что хочет творит, создавая иллюзию неуловимости. Грабь, убивай — кроме какой-нибудь сумасшедшей бабенки все равно никто не поймает. Любой же дурак знает, что в жизни бабенок таких у нас нет. Ну разве что я. Но я-то одна, а преступников много. А у нас подрастают молодые мозги — плеяды мозгов на таких детективах! Что ждет наше общество?”
Вот такая короткая мысль, и ту перебили.
— В чем дело? — рассердилась “милиция”. — Почему вы молчите?
— Думаю, — ответила я, сомневаясь, что там понимают, что это такое.
Так и вышло, меня мгновенно спросили:
— Думаете?
Я пояснила:
— Раскидываю умом!
— Над чем?
— Над пагубным влиянием прессы на беззащитные молодые мозги.
— Вы сумасшедшая?
— Да, я современный писатель! Разве психически нормальный человек согласится наживать геморрой, портить зрение и гробить свой позвоночник за те гонорары, которые предлагают наши издательства? Разумеется, я сумасшедшая, потому что я соглашаюсь. Впрочем, и я не осталась в долгу: как платят, так и пишу.
“Трубка” прозрела:
— Так вы писатель?
— Само собой, и уж поверьте, это похуже, чем терроризм.
И еще будут мне говорить, что у нас тупая милиция! Вздор! Узнав, что я писатель, “мент” подобрел.
— Хороший писатель? — раздался вопрос.
Поскольку искренность не изменила мне, пришлось повиниться:
— Очень плохой.
— Не признают? — опечалилась “трубка”.
— Напротив, даже собаки читают меня.
Предельное изумление:
— Тогда почему вы плохой писатель?
— Статистика утверждает, что перевес на стороне дураков. Тут уж судите сами.
“Трубка” скорбно посетовала:
— И почему-то все дураки собрались в моем отделении.
— Среди нас, писателей, дураков не меньше, — призналась я, стопроцентно не имея ввиду себя.
— Да знаю, — ответила “трубка”, проникаясь ко мне симпатией.
Я тоже смекнула, что у нас зародилась беседа интеллигентов — тонкие души друг друга нашли и эстетически смотрят на жизнь единым мысленным взором.
“Теперь мне “трубка” пропасть не даст, — подумала я, — теперь мы друзья до гроба”.
Так и вышло. “Трубка” сказала:
— Вот что, девушка…
Я уточнила, слегка приврав:
— Мне сорок лет.
— А выглядите моложе.
— Это вы меня еще не видели! — восхищенно воскликнула я и подумала: “В знойной моей красе!”
— Надеюсь, увижу, — оптимистично заверила “трубка” и пессимистично продолжила: — Дело дрянь, если вас похитил Якудза. Против него здесь никто не пойдет, разве что не поступит приказ свыше.
Я поразилась:
— Неужели в вашей губернии налажена связь с самим Богом?
— Юмор люблю, — хохотнула “трубка”, — но мне не до смеха. Умеете вы задавать задачи, только решай. Ну, да попробую ненавязчиво разузнать к чему клонит Якудза.
— Да-да, разузнайте, — посоветовала я, — особенно упирайте на то, зачем Якудзе порнуха.
— Ну это я вам сразу скажу, — ответила “трубка”. — Порнуха — бизнес его. Как и все остальное.
— Да, но меня он зачем снимал?
— Видимо, у вас присутствую данные. Кстати, как ваше имя?
Доверие было мое уже таково, что я чуть не представилась, но вовремя сообразила, что это опасно как для меня, так и для “трубки”.
— Обстоятельства за то, — ответила я, — что нам лучше друг друга не знать. Мало ли как там будет в дальнейшем?
— Правильно. Если вас вдруг начнут пытать, а вы имя мое назовете, жена моя станет вдовой.
— А дети сиротами, — добавила я, радуясь, что нет у меня ни жены, ни детей.
И тут меня осенило: “Как — нет? А Санька — приемный сын! Чем он мне не дитенок?
А Роберт?
Муж не хуже жены! И что там “трубка” еще говорила? Пытать?
Меня будут пытать?!”
Мне стало дурно.
— Считаете, нас могут пытать? — пролепетала я, слабея от страха.
— Обязательно будут, — заверила “трубка”. — Якудза мастер в таких делах.
— Но я к его мастерству не готова!
— Так приготовьтесь. Времени мало осталось.
Я глупо брякнулась в обморок, внезапно обрывая важный деловой разговор.
Очнулась я на полу — Фрося тормошила меня со словами:
— Соня, что “мент” сказал?
С присущей мне сообразительностью я поняла, что в отключке прохлаждалась недолго.
— За дело приниматься пора! — воскликнула я, охваченная мыслью продолжить деловой разговор: должна же я точно знать что нам с Фросей вот-вот предстоит.
Игнорируя изумление подруги, я быстро набрала 02 и спросила:
— Как нас будут пытать?
Мне ответили:
— Разницы нет.
— Ха! Это смотря кому! Мне разница есть! Может, я лучше сама повешусь! Оно как-то надежней, чем доверяться Якудзе.
Кто-то меня заверил:
— Якудза не подведет.
— Думаете?
— Точно знаю!
И с ужасом я осознала, что голос совсем не тот: злой и холодный, без прежней дружеской нежности.
Мне стало дурно: “Неужели собеседника подменили?”
Дальнейшее показало, что я права. Секунду спустя был задан жестокий вопрос:
— Дамочка, вы что, шалите?
— Какой там шалю, — промямлила я, понимая, что надо сворачивать разговор.
Я поступила разумней — я разговор оборвала и воззрилась на потолок с такой усердной задумчивостью, что Фрося настороженно спросила:
— Сонечка, что с тобой?
— Случилось ужасное, — воскликнула я, — “трубка” куда-то пропала, а ведь она очарована мной была, она мне почти уже помогала.
Ефросинья, сосредоточенно вглядываясь в мое лицо, растерянно возразила:
— Сонечка, ты трубку не потеряла, ты ее держишь в руке.
— Если бы! Но это не так, “трубка” пропала, — заверила я и с потрясающей стены легкостью вскарабкалась на подоконник.
Меня привлек шнур, висящий у штор. Хороший шнур, ладный и длинный. Я вцепилась в него, испытывая на прочность, Фрося же возопила:
— Сонечка! Что ты делаешь?
— Разве не видишь, — ответила я, — собираюсь повеситься, а ты мне мешаешь.
— Это я еще не мешаю! — завопила подруга и, схватив меня за ноги, начала активно мешать.
Глава 12
Если бык и в самом деле упрямый, то, уверяю вас, я гораздо упрямей — когда во что-то упрусь, сдвинуть меня невозможно. Я решила повеситься чего бы мне это ни стоило! И баста! Пусть Якудза придет и увидит: моя взяла! Изверг на пытки настроился, а кого он будет пытать? Мой труп? Сколько угодно! Пожалуйста!
Главное, только успеть!
Этой мыслью я и была охвачена: “Успеть повеситься раньше, чем Якудза к пыткам приступит!”
Фрося же, словно взбесилась: назойливо ко мне приставала, липла к ногам и мешала. Я пару раз лягнула ее, но бесполезно — вижу, не помогает.
— Зачем ты залезла на подоконник? — вопит.
Пришлось отвечать — не отстанет же. Я ей говорю:
— Ефросинья, времени мало, просто в обрез. Чем хватать меня за ноги, лучше себе веревку ищи. Или жди когда освободится моя, но она не освободится, если будешь виснуть на мне.
Тут до подруги дошло чем я собралась заняться, и начался сущий кошмар. Я раньше не знала, что у Фроськи силищи столько скопилось — пора отдавать девку замуж. Ох, как терзала она меня, как терзала и свалила-таки с подоконника. Прижала к стене и даже не задохнулась, а на мне ни одной живой косточки нет.
“Еще немного и точно задавит, — порадовалась я, — так даже лучше: принять смерть от любимой подруги”.
Но Фрося разочаровала меня — не стала давить, а строго спросила:
— С чего ты, дура, вешаться собралась?
Я гневно ей отвечаю:
— Говорю же тебе, “трубка” пропала и надежда последняя с ней!
Фрося вдруг психанула и, отпустив моей знаменитой башке подзатыльник, рявкнула:
— Дурища, трубку ты держишь в руке!
Я глянула — точно, держу в руке.
Вот она цивилизация — скоро в гроб будем ложиться с мобильными: даже драка не выбила из меня эту чертову трубку!
А Фрося смотрит на меня уже подозрительно: ну примерно так, как смотрит врач-психиатр на своего пациента. Я, желая рассеять дым подозрений и чтобы ясность внести, ей говорю:
Главное, только успеть!
Этой мыслью я и была охвачена: “Успеть повеситься раньше, чем Якудза к пыткам приступит!”
Фрося же, словно взбесилась: назойливо ко мне приставала, липла к ногам и мешала. Я пару раз лягнула ее, но бесполезно — вижу, не помогает.
— Зачем ты залезла на подоконник? — вопит.
Пришлось отвечать — не отстанет же. Я ей говорю:
— Ефросинья, времени мало, просто в обрез. Чем хватать меня за ноги, лучше себе веревку ищи. Или жди когда освободится моя, но она не освободится, если будешь виснуть на мне.
Тут до подруги дошло чем я собралась заняться, и начался сущий кошмар. Я раньше не знала, что у Фроськи силищи столько скопилось — пора отдавать девку замуж. Ох, как терзала она меня, как терзала и свалила-таки с подоконника. Прижала к стене и даже не задохнулась, а на мне ни одной живой косточки нет.
“Еще немного и точно задавит, — порадовалась я, — так даже лучше: принять смерть от любимой подруги”.
Но Фрося разочаровала меня — не стала давить, а строго спросила:
— С чего ты, дура, вешаться собралась?
Я гневно ей отвечаю:
— Говорю же тебе, “трубка” пропала и надежда последняя с ней!
Фрося вдруг психанула и, отпустив моей знаменитой башке подзатыльник, рявкнула:
— Дурища, трубку ты держишь в руке!
Я глянула — точно, держу в руке.
Вот она цивилизация — скоро в гроб будем ложиться с мобильными: даже драка не выбила из меня эту чертову трубку!
А Фрося смотрит на меня уже подозрительно: ну примерно так, как смотрит врач-психиатр на своего пациента. Я, желая рассеять дым подозрений и чтобы ясность внести, ей говорю: