Страница:
– Дэви, сколько денег у вас в кармане вот сейчас, сию минуту?
Дэви покраснел.
– А что?
– Да так просто. Ну, скажите, сколько?
– Доллар и семьдесят два цента. – Дэви поглядел на монетки. – Семьдесят три.
Стюарт захохотал.
– Я чуть было не попался: вы так небрежно говорили о двадцати пяти тысячах. Знаете, мальчик, вы действовали точно прожженный деляга. Вы позвякивали этими тысячами, как приманкой, а на деле предлагаете Карлу урезать его долю с пятидесяти процентов до десяти. Даже меньше того, раз вы устанавливаете предел в двадцать пять тысяч.
– Это лучше, чем другое решение вопроса.
– Давайте, я слушаю вас.
– Другое решение заключается в том, что Карл не получает ничего. Ни гроша. Сейчас объясню, почему. В нашем договоре говорится о некоем изобретении, основанном на принципах, о которых мы докладывали комиссии в июне месяце. Ладно. Мы с Кеном можем переключиться на работу над другим изобретением, основанным на других принципах. Это вполне возможно, сами понимаете. Не в одном только месте можно перебросить мостик через реку, и не один только тип моста существует на свете. Мы найдем новую систему и всё-таки будем гарантированы от всякой конкуренции, даже если кто-то изобретет нашу нынешнюю систему, потому что она уже зарегистрирована и, следовательно, наш приоритет обеспечен. Вот вам простой факт, мистер Стюарт. Это изобретение значит для нас гораздо больше, чем деньги. Не знаю, как объяснить, но только дороже всего для нас сама работа, и она всегда будет нам дороже, до тех пор, пока мы не добьемся успеха. Но это не только чисто научная проблема. Тут замешан и денежный вопрос, поэтому нам приходится говорить о деньгах. А теперь вы можете выбрать любое из двух решений. Третьего не существует. Постарайтесь растолковать это Карлу.
Дэви вышел на Кэпитол-сквер. И здесь чувствовалась весна: апрель был на исходе. Дэви медленно брел по пустынному тротуару, гадая про себя, куда пошел Кен. Он мог зайти в книжную лавку, чтобы излить остатки своего гнева и вызвать сочувствие в Вики, но это вряд ли. И уж наверняка он не пошел к Марго. Со времени последней ссоры Кен всячески избегал сестру, как будто сознавая, что после той безобразной сцены нечего и надеяться на прощение. В последние недели Кен держался неприступно. Он замкнулся в себе вместе со своей тайной печалью, и ему казалось, будто он и этот черный призрак сидят в заточении, тоскливо созерцая друг друга и недоумевая, кто из них узник и кто – тюремщик.
Вопреки установленному закону, в переговорах со Стюартом главная роль выпала на долю Дэви. Сейчас он решил и дальше действовать по возможности самостоятельно. Он свернул с площади и быстро пошел по Стейт-стрит к банку. Здесь тоже в мягком воздухе веяло весной.
Письменный стол Брока помещался посреди обширного пустого зала. Границы кабинета отмечал широкий четырехугольник зеленого ковра. Когда Дэви вошел, у стола, склонясь к Броку, стояла секретарша с какими-то бумагами, но Брок, заметив Дэви, сделал ему знак подойти. Указав на стул возле стола, Брок снова принялся быстро проглядывать лежавшие перед ним бумаги, одну за другой передавая их секретарше и бросая краткое «да» или «нет» или называя какую-нибудь цифру. Наскоро переговорив с секретаршей, банкир повернулся к Дэви, и в его глазах блеснули смешливые искорки.
– Ну, сынок, – протянул он, имитируя популярного комика, – что слышно насчет вдовы?
Дэви слабо улыбнулся.
– Она ещё не вдова, мистер Брок, но уже бегает по городу, запасаясь траурной одеждой.
Брок громко расхохотался. На нем был темно-серый костюм с белым кантом на жилете и черные лакированные штиблеты на шнурках, с серым замшевым верхом. Брок откинулся назад, скрестив ноги, и на его щиколотках Дэви увидел складки длинных, заправленных в шелковые носки теплых кальсон.
– Направьте эту даму ко мне, – с лукавой галантностью сказал Брок, – здесь она может приобрести всё самое лучшее. Между прочим, её здесь ждет брачный контракт на пятьдесят тысяч долларов.
– Что?.
– О, сумма, как раз подходящая. Я просматривал ваши счета вместе с Чарли Стюартом; при темпах, какими вы тратите деньги, вам понадобится никак не меньше, а работа займет ещё годика два. Вам не обойтись без поверенного для получения патента и без двух помощников, словом, это будет настоящее первоклассное предприятие, основанное на деловых принципах. Поймите, мальчик, вы вступаете в борьбу с великанами, которые засели там, на востоке страны. Библейский Давид ещё мог идти на Голиафа с пращой, но сейчас у нас тысяча девятьсот двадцать шестой год от рождества Христова, и перед нынешними великанами Голиаф – просто креветка.
– Вы говорите, вы обсуждали это с мистером Стюартом? – помедлив, спросил Дэви.
– Он будет представителем компании, поскольку многие проблемы ему уже знакомы. Чарли – мой старый Друг, понимаете. Откровенно говоря, – понизив голос, добавил Брок, – он уже читал мне завещание покойного супруга. Чарли представлял интересы Бэннермена, но в конце концов не обязан же адвокат добывать деньги клиенту, если тот обанкротился.
– В таком случае, почему вы не перекупите пай прямо у Бэннермена? – поинтересовался Дэви.
– Брок пожал плечами.
– Мне это не нужно. Насколько я понимаю, вам придется взять на себя небольшой труд отделаться от Бэннермена, и, кроме того, – подмигнул он, возвращаясь к полюбившейся ему шутке, – я же вам сказал – я никогда не встреваю между супругами. Это гиблое дело.
Через десять дней после того, как Бэннермен принял ультиматум Дэви, документы о расторжении договора были готовы. И в сияющее майское утро, наполнившее контору Стюарта запахом цветов, Кен и Дэви подписали бумагу, дарующую им полную свободу. На губах Кена играла легкая довольная улыбка, и даже тайные опасения Дэви испарились окончательно. Братья шагали к банку по солнечным улицам, чувствуя, что в этом городишке, как и в жизни, для них открываются новые перспективы. Даже воздух, казалось, был напоен искрящейся жизнерадостностью. Вот эти дорогие магазины на центральной улице внезапно перестали быть недосягаемыми, так же как и расположенный по соседству магазин, торгующий гастрономией. В единственной маленькой витрине магазина под вывеской «Братья Доу – портные», между двумя пальмами в кадках, со спокойным достоинством красовался голубовато-серый в елочку костюм. Скромная, написанная от руки этикетка гласила: «75 долларов». До нынешнего дня Доу был так же далек от жизни братьев Мэллори, как какой-нибудь Английский банк, но сейчас Кен оглядел костюм с невозмутимым хладнокровием.
– Если б у них нашелся такой коричневый, я бы, пожалуй, купил, – заметил он.
Чудесное ощущение радостного подъема усилилось ещё больше, когда Брок поспешно поднялся им навстречу.
– Я уж думал, вы не придете. Пошли, мы завтракаем в клубе.
Гражданский клуб, находившийся в двух шагах от Стейт-стрит, являлся своего рода местной достопримечательностью: это был старинный особняк с деревянными восьмиугольными башнями и бойницами, весь в лепных украшениях и кружевах из кованого железа. На лужайке перед домом стояли железные олени, всегда казавшиеся Дэви верхом аристократизма. При входе цветной слуга в белой куртке принял у них шляпы. В столовой сидели хорошо одетые мужчины, которые разговаривали гораздо бесцеремоннее и хохотали гораздо громче, чем преподаватели на Университетском холме. При этом они держались так уверенно, что каждый пришелец поневоле проникался почтительностью и проходил мимо них чуть не на цыпочках.
Постоянный столик Брока стоял в нише, возле окна-фонаря, выходившего на широкую лужайку; банкир сел лицом к залу.
– Берите меню и заказывайте, – сказал он, протирая очки салфеткой. Без блестящей прозрачной брони, защищавшей его глаза, Брок казался добрее, проще и как бы уязвимее. Он обвел взглядом зал. – Люблю этот дом, – задумчиво проговорил он. – Я, видите ли, помню его ещё с той поры, когда здесь жили Шефферы. Было время, я мечтал жить в этом доме. Но потом, когда я прочно стал на ноги, мы уже обосновались на холме, и миссис Брок не пожелала переезжать в этот район, даже ради шефферского дома. Кто-то вознамерился устроить здесь пансион, но я заставил муниципальный совет расширить зону отчуждения. А после того как меня выбрали председателем клуба, мы купили этот дом, и теперь я могу бывать здесь, когда захочу, так что в конце концов он стал моим.
Несмотря на чуть смущенную улыбку, было видно, что это обстоятельство доставляет Броку истинное удовольствие. Ибо хотя давняя его мечта осуществилась весьма приблизил тельно, зато ему удалось сделать это за чужой счет, поэтому большего требовать не приходилось.
– Попробуйте-ка этот бульон, – сказал он. – Дела у нас тут идут неплохо, но этот дом никогда уже не увидит такого зрелища, как свадьба Салли Шеффер. Какие тут были дамы! Знаете, может, у меня старомодные вкусы, но в девяностых годах дамы обладали чем-то таким, чего и в помине нет у нынешних женщин. Конечно, я горой стою за прогресс и тому подобное, но, на мой взгляд, теперешние полуголые, намазанные девчонки, дымящие сигаретами и дрыгающие ногами в чарльстоне, прежним барышням и в подметки не годятся. Мужчины и те раньше были крупнее, солиднее. Ей-богу, вы просто кожей чувствовали, что Макс Шеффер имеет миллион долларов и общается со всей европейской аристократией и высшим светом Нью-Йорка!
– В тот вечер здесь был бал, – задумчиво продолжал Брок. – Французское шампанское, великолепные сигары, омары, специально привезенные с Востока, и тут же – я, желторотый птенец, только что окончивший школу. Этого вечера я никогда не забуду. Макс Шеффер стоял рядом с дочерью на этом самом месте, где я сижу. И вот я тут завтракаю, а он лежит на кладбище в Сан-Франциско, в городе, где в девяносто седьмом году он потерял всё свое состояние.
Брок замолчал и покрутил головой, как бы отгоняя мрачное видение.
– Человек, наживший такое богатство и не сумевший его сохранить, на мой взгляд, попросту его не заслуживал. А всё-таки в тот вечер старик выглядел грандиозно. Понимаете, это был первый по-настоящему богатый человек в моей жизни. – Брок сейчас походил на коллекционера, который с ласковой грустью вспоминает о маленькой, далеко не безупречной гемме, впервые пробудившей в нем страсть к подобным вещам. – Ну ладно. – Брок поднял бокал с водой. – Выпьем за завтрашних миллионеров, за то, чтобы вы получили свой миллион и сумели удержать его подольше!
Когда завтрак подходил к концу, Брок заговорил о делах.
– Наш договор будет готов на той неделе. Капитал найдется: я уже заручился согласием нескольких человек, кроме одного, который послезавтра приедет из Миннеаполиса. Это Арчи Тэрстон из «Уэстерн миллз». Слыхали о таком? Нет? Ну, конечно. Арчи Тэрстон – это не то, что старый Макс Шеффер. Должно быть, стиль миллионеров тоже изменился. У Арчи есть одна особенность – он целиком полагается на первое впечатление. Когда я приведу его к вам, постарайтесь как-нибудь устроить, чтоб вы работали таким же манером, как в тот день, когда я был у вас впервые. Очень внушительное зрелище для неспециалиста!
– Но то, что вы видели, – уже пройденный этап, – сказал Дэви. – Дело в том, что мы собираемся разобрать весь прибор – в нем надо кое-что изменить.
Кен бросил на Дэви быстрый взгляд.
– Это не к спеху, мистер Брок. Мы устроим для него любопытное зрелище.
– Но, позвольте, я не хочу, чтобы вы обманывали Арчи, – торопливо сказал Брок.
Кен повернулся к нему.
– Мы верим в свою работу, мистер Брок, поэтому, что бы мы ни делали, никакого обмана быть не может.
– Вот это я и имел в виду, – благодарно улыбнулся Брок, и Дэви понял, что с этой минуты Кен стал его любимцем.
По дороге домой Дэви заметил:
– Если б с такой просьбой к нам обратился Карл Бэннермен, мы сказали бы, что он заставляет нас заманивать простака.
– Да брось ты, – резко оборвал его Кен. Впрочем, и у него в душе остался неприятный осадок. – Мы должны добыть денег. Остальное неважно.
Человек из Миннеаполиса прибыл в кремовом лимузине марки «пирс-эрроу», исполосованном горизонтальными брызгами грязи, как бывает при большой скорости. За рулем сидел шофер. Мистер Тэрстон, крупный, цветущий мужчина, угрюмо возвышался над головой Брока и дергался от нетерпения. У него были большие руки с наманикюренными ногтями и почти сердитое выражение лица.
Он то и дело бормотал: «Э-э, спасибо… чрезвычайно интересно, знаете»
– и упорно пятился к двери, но Брок крепко держал его за рукав, расспрашивая Кена с необычайным энтузиазмом. Наконец терпение Тэрстона лопнуло, и он настойчиво дернул Брока за локоть.
– Фред, выйдем, пожалуйста, на минутку. Мне нужно кое-что вам сказать.
И через боковую дверь донесся его жалобный голос:
– Фред, я же вам говорил: меня такие вещи ни капли не интересуют…
– Нет, вы послушайте меня, Арчи, – возразил Брок и, решительно взяв своего спутника под руку, отвел в сторону, откуда их уже не было слышно. Дэви и Кен стояли неподвижно и молчали. Вскоре снова послышался голос Брока – приятели, по-видимому, обошли вокруг сарая и опять прошли мимо двери. – И эта штука, что у них в мастерской, по сравнению с радио – то же самое, что автомобиль по сравнению с велосипедом. Арчи, дорогой, – проникновенно говорил он, приостанавливаясь у двери, – вряд ли вы найдете более консервативного человека, чем я, но я беру на себя смелость предсказать, что через десять лет средний американец будет иметь в кармане миллион долларов. И черт меня возьми, если вы не верите в будущее своей страны!
– Я такой же хороший республиканец, как и вы, Фред Брок, и вы это знаете, но всё остальное – чушь, и мне больно видеть, что вы клюнули на эту удочку.
Прошло десять минут, а спор всё ещё продолжался. Брок просунул голову в дверь и сообщил, что они вчетвером сейчас поедут завтракать в клуб.
Но и за столиком Тэрстон не перестал артачиться.
– Знаете, Фред, вы меня извините, но я хочу поговорить с молодыми людьми абсолютно откровенно, – скороговоркой произнес он. – Я вижу, вы славные ребята и знаете толк в своем деле. Желаю вам всяческих успехов. Но эта затея не для меня. Всё, что связано с зерном, – пожалуйста, это меня интересует. Но надо быть полным простофилей, чтоб соваться в незнакомое дело. И не тычьте мне в нос своим Билли Дюрантом! – рявкнул он вдруг на Брока. – Дюрант и прочие, кто выпускает моторы, раньше занимались всякой техникой, а до изобретения автомобиля – телегами и каретами. Кроме того, мальчики, я ведь тут только проездом в Милуоки – по делам, – добавил он, многозначительно глянув на Брока. – Вас бесполезно приглашать с собой, так ведь, Фред?
Во взгляде Брока, который он бросил на своего приятеля, Дэви уловил сострадание.
– Да, Арчи, – тихо сказал Брок. – Поезжайте уж один.
На крупном розовом лице Тэрстона появилось робкое выражение.
– На этот раз без нотаций, Фред?
– Да, Арчи. Всё равно толку не будет, правда?
– Никакого.
Брок глубоко втянул в себя воздух и опустил глаза.
– Но если вам нужна компания, почему бы не взять с собой этих мальчиков? Насколько мне известно, ни у того, ни у другого нет особых привязанностей, и они ещё достаточно молоды для таких прогулок.
– Погодите минутку, мистер Брок, – вмешался Кен, начиная кое-что понимать. – Мы не желаем быть незваными гостями. Мистер Тэрстон…
– Мистер Тэрстон едет вовсе не в гости, – с горечью сказал Тэрстон. – Мистер Тэрстон едет в Милуоки не потому, что ему этого хочется, и не потому, что его пригласили в гости, а потому, что ему дьявольски необходимо устроить себе встряску, дома же это делать неудобно. А, пропадай всё пропадом, едем!
Кен и Дэви молча обменялись взглядами через стол. Лицо Кена было суровым и упрямым. Он решил согласиться.
– Делай как хочешь, – сказал Дэви. – Я лучше останусь дома.
– Мы поедем оба, – объявил Кен.
По дороге к машине Брок отвел Дэви в сторону. Дэви подумал, что Брок хочет избавить его от поездки, и преисполнился к нему благодарности за чуткость.
– Хочу вам сказать, что вы мне оказываете огромную услугу. Теперь он будет обязан войти в наше дело. Только последите, чтоб он остался цел и невредим. – Брок потрепал Дэви по плечу. – Вы бросаетесь в омут в отличной компании, молодой человек.
Громоздкая машина с ревом пронеслась через город и помчалась по шоссе. Внешний мир с убаюкивающим гулом пролетал мимо, обдавая запахом весенней зелени и полевых цветов. Некоторое время Тэрстон молчал, не зная, о чём говорить, и только потягивал виски, держа в одной руке бутылку, а в другой – серебряный стаканчик.
– Может, это весна так действует, – задумчиво произнес он наконец. – Я тоже бывало съезжал на заду по двери погреба, как тот мальчишка, что мы только что видели! А теперь мне уже пятьдесят два. Мне! Черт, быть этого не может! Иногда у меня возникает такое чувство, что стоит мне на минутку зазеваться – и тотчас какой-то шутник вырывает из календаря сразу пять лет. Ещё десять-двенадцать лет – и конец, но куда же девались эти годы? Куда, спрашивается? Всего десять лет назад я был в полной форме. Я верил во всё. Если случалось что-нибудь хорошее, я приписывал это тому, что я такой умный и ловкий. Теперь-то мне известно, какая всё это ерунда! Вот я вам сказал, что хочу держаться той области, которую знаю! Это тоже ерунда! Ничего я ни о чём не знаю, и – что меня смертельно пугает – никто ни о чём не знает. Никто! – Он в отчаянии стиснул руки. – Мне нужно хорошенько встряхнуться – вот и всё. Тогда, может, я опять приду в себя. Слушайте, перед девушками, пожалуйста, не называйте меня мистером Тэрстоном. Зовите просто Арчи.
Тэрстон снял в отеле «Фаррингтон» номер из нескольких комнат с мебелью, обитой гобеленами. В окна глядела сиявшая над городом и озером золотистая синева. В лазурной дали крохотные пароходики пронзали синий бархат озера черными иглами дыма.
Спустя час Тэрстон шумно и торопливо приветствовал трех вошедших девушек. Все они показались Дэви настолько прекрасными, что лицо его окаменело. Миниатюрная брюнетка тотчас же обвила руками шею Тэрстона. Она была тоненькая и изящная – Дэви казалось, что она может уместиться в его ладонях. Блондинка взглянула на Кена и неожиданно расхохоталась.
– Господи помилуй, Фэнни! – Кен задержал её руки в своих. – А я думал, ты подвизаешься в «Фоли» или порхаешь где-то на востоке!
– Прежде всего, меня зовут Флер, а «Фоли» – это уже в прошлом. – Она сняла низко надвинутую на лоб шляпку из блесток и провела пальцами по мальчишеской, гладкой, будто покрытой золотым лаком, челке. – Уже полгода я пытаюсь выбраться домой, навестить стариков, но тут веселятся не хуже, чем в Нью-Йорке. В этих краях, куда ни приедешь, – всюду сплошной кутеж.
Приглядевшись, Дэви смутно припомнил: эта девушка, Фэнни Инкермен, когда-то служила в магазине стандартных цен; но тут внимание его отвлекла высокая брюнетка, попросившая у него прикурить. У брюнетки был застенчивый взгляд.
– Может, вы всё-таки поздороваетесь? – обратилась она к Дэви. – Меня зовут Розалинда.
Тэрстон суетился, громко выкрикивал распоряжения и понукал гостей. Обе руки его были заняты бутылками, но он успел потискать всех девушек по очереди – все они принадлежали ему. Лицо у него было красное, отчаянное и смеющееся, но глаза смотрели так, будто он вот-вот расплачется.
– Давайте, давайте! – кричал Тэрстон. – Пошевеливайтесь, друзья! Устроим такое, чтоб небу стало жарко!
Через два дня кремовый лимузин мчался сквозь серую пелену косого дождя обратно на север, и длинные брызги летели за ним из-под шин, как крылья. Лицо Тэрстона стало пепельно-серым и дряблым. Он съежился на переднем сиденье, рядом с шофером, словно стремясь спрятаться от всех и никого не видеть. Кен придвинулся к окну и смотрел на дорогу, крепко ухватившись за украшенную кисточкой петлю, «О господи», – время от времени бормотал он. Дэви сидел с закрытыми глазами. Его мутило, ему было стыдно за себя, стыдно вспомнить, что он видел и что вытворял сам, и всё-таки о девушках он думал с нежностью. Он был даже чуточку влюблен в Розалинду, и ему хотелось повторить всё сначала – сегодня же, сейчас.
Всю дорогу до Уикершема никто не произнес ни слова, и, только выходя из машины у дверей гаража, братья промямлили: «Спасибо, мистер Тэрстон». Впрочем, на следующий день позвонил Брок и сказал:
– Ну, ребятки, вы молодцы. Я получил чек от Арчи. Хочу поблагодарить вас обоих.
Дэви не мог сдержать любопытства.
– Сколько же он дал?
– Восемь тысяч.
Криво усмехнувшись, Дэви повесил трубку на рычажок.
– Можем гордиться, Кен, – с горечью сказал он. – Мы с тобой ценимся дороже, чем самые хорошенькие потаскушки в Милуоки.
Пятнадцатого июня 1926 года начала свое существование Уикершемская исследовательская корпорация с основным капиталом в двадцать пять тысяч долларов. Председателем корпорации был Кеннет Мэллори. Дэвид Мэллори был вице-председателем, а Фредерик Кинсмен Брок – секретарем-казначеем. Братья Мэллори владели пятьюдесятью одним процентом паев, и каждому было положено двести пятьдесят долларов ежемесячного жалованья.
Пятнадцатое июня пришлось на вторник, теплый солнечный день, а шестнадцатого июня «Братья Доу – портные» записали в своей книге заказов: «Мистер Кеннет Мэллори – 1 выходной костюм, двубортный, в елочку, N 22058
– 75 долларов. К 20 июня. Коричневый».
К началу июля кутеж с Тэрстоном превратился в смутное воспоминание, погребенное под тяжким грузом срочной работы. Деньги дали возможность приобрести оборудование, которое открывало новые пути для исследований. Впрочем, иногда в памяти Дэви всплывали воспоминания об этой экскурсии в неправдоподобный мир, где Тэрстон швырял деньгами с такой небрежностью, будто это были не двадцатидолларовые бумажки, а вырезанные из газет купоны. Дэви думал и о Розалинде, но уже равнодушно, словно припоминая обрывки фраз, прочитанных в развеваемых ветром рекламных афишах.
Тем не менее однажды ночью он проснулся с таким ощущением, будто он опять в отеле «Фаррингтон», а рядом с ним – Розалинда. Почуяв еле уловимый сладкий запах её духов, Дэви протянул к ней руку, но стукнулся костяшками пальцев о стену возле раскладушки. И в ту же секунду его потрясли за плечо. Дэви быстро приподнялся. В темноте над ним склонился Кен.
– Что случилось? – невнятно пробормотал Дэви спросонья. – Который час?
– Ничего не случилось, – ответил Кен. – Сейчас два часа.
Он присел на кровать, и его фигура в облегающем новом костюме изящным силуэтом вырисовывалась на фоне озаренного луной окна; запах духов, от которого сон показался Дэви явью, исходил от костюма Кена.
– Дэви, слушай. Вики не заходила и не звонила вечером?
– Нет. А что?
– Ты точно знаешь, что она не звонила? Ты никуда не уходил?
– Я весь вечер чинил диффузионный насос. Ради бога, Кен, что стряслось? С кем ты был? От тебя разит духами.
– Я был с Фэнни-Флер. Она оказалась в городе и позвонила мне. Тебя не было, и я не успел тебе сказать.
– Где же ты взял денег?
– Говорю тебе, она сама приехала сюда, – раздраженно сказал Кен и встал. – Вики видела нас. Она, очевидно, задержалась на работе и переходила улицу прямо перед нашей машиной. Она взглянула на машину и явно узнала её. Потом заметила Фэн. Она посмотрела на меня в упор и пошла дальше как ни в чём не бывало.
– Ну?
– Ну, к счастью, верх был спущен, так что она не могла меня сразу узнать. Ведь за рулем мог сидеть и ты, Дэви. И, конечно, это был ты! Завтра ты ей так и скажешь.
– Ох, боже мой, – с отвращением поморщился Дэви. – И ты из-за этого будишь меня среди ночи? Что из того, если даже она тебя узнала? Ведь тебе решительно всё равно.
– Нет, не всё равно, – в отчаянии воскликнул Кен. – Клянусь, мне не всё равно. Правда, последние две недели я не слишком много думал о ней, но она посмотрела на меня так, что у меня душа перевернулась. Я весь вечер места себе не находил.
– Оно и видно – насквозь пропах духами.
– Господи, до чего ты глуп! – обиделся Кен. – Чем больше я злился на себя за Вики, тем скорее всё произошло с Фэн. И, пожалуйста, не говори, что это вздор.
– Нет, я скажу, что, по-моему, не вздор. Вики тебе уже совершенно безразлична, и ты должен сказать ей всю правду. – И вдруг в Дэви вспыхнула бешеная злоба. – Иди к черту и не мешай мне спать! – закричал он.
– Дэви, слушай… – Кен сел на раскладушку, сразу присмирев. Его красивый профиль четко обозначился на фоне окна; лунный свет лежал тусклыми бликами у него на щеке. – Я не могу порвать с Вики. Если мы расстанемся, со мной случится что-то ужасное – не знаю что, но я боюсь. Из всех девушек, которых я знал, только с ней одной я чувствовал себя легко и свободно. Вики сейчас ещё девочка, но ведь станет же она взрослой, и если я на ней не женюсь, это будет для меня всё равно, что самоубийство. Я это знаю.
– Ты на ней женишься? – грубо спросил Дэви, приподнявшись, чтоб заглянуть брату в лицо. – Что ты плетешь!
– Я серьезно говорю. Клянусь тебе.
– Так я и поверил.
– А я тебе докажу. И Марго тоже докажу.
– При чём тут Марго? – медленно произнес Дэви. – Знаешь, что ты за человек? – Дэви сбросил простыню и сел на край раскладушки. Он готов был высказать всю жестокую, интуитивно угаданную им правду о Кене, но вместо того вздохнул и заговорил мирно, почти ласково:
Дэви покраснел.
– А что?
– Да так просто. Ну, скажите, сколько?
– Доллар и семьдесят два цента. – Дэви поглядел на монетки. – Семьдесят три.
Стюарт захохотал.
– Я чуть было не попался: вы так небрежно говорили о двадцати пяти тысячах. Знаете, мальчик, вы действовали точно прожженный деляга. Вы позвякивали этими тысячами, как приманкой, а на деле предлагаете Карлу урезать его долю с пятидесяти процентов до десяти. Даже меньше того, раз вы устанавливаете предел в двадцать пять тысяч.
– Это лучше, чем другое решение вопроса.
– Давайте, я слушаю вас.
– Другое решение заключается в том, что Карл не получает ничего. Ни гроша. Сейчас объясню, почему. В нашем договоре говорится о некоем изобретении, основанном на принципах, о которых мы докладывали комиссии в июне месяце. Ладно. Мы с Кеном можем переключиться на работу над другим изобретением, основанным на других принципах. Это вполне возможно, сами понимаете. Не в одном только месте можно перебросить мостик через реку, и не один только тип моста существует на свете. Мы найдем новую систему и всё-таки будем гарантированы от всякой конкуренции, даже если кто-то изобретет нашу нынешнюю систему, потому что она уже зарегистрирована и, следовательно, наш приоритет обеспечен. Вот вам простой факт, мистер Стюарт. Это изобретение значит для нас гораздо больше, чем деньги. Не знаю, как объяснить, но только дороже всего для нас сама работа, и она всегда будет нам дороже, до тех пор, пока мы не добьемся успеха. Но это не только чисто научная проблема. Тут замешан и денежный вопрос, поэтому нам приходится говорить о деньгах. А теперь вы можете выбрать любое из двух решений. Третьего не существует. Постарайтесь растолковать это Карлу.
Дэви вышел на Кэпитол-сквер. И здесь чувствовалась весна: апрель был на исходе. Дэви медленно брел по пустынному тротуару, гадая про себя, куда пошел Кен. Он мог зайти в книжную лавку, чтобы излить остатки своего гнева и вызвать сочувствие в Вики, но это вряд ли. И уж наверняка он не пошел к Марго. Со времени последней ссоры Кен всячески избегал сестру, как будто сознавая, что после той безобразной сцены нечего и надеяться на прощение. В последние недели Кен держался неприступно. Он замкнулся в себе вместе со своей тайной печалью, и ему казалось, будто он и этот черный призрак сидят в заточении, тоскливо созерцая друг друга и недоумевая, кто из них узник и кто – тюремщик.
Вопреки установленному закону, в переговорах со Стюартом главная роль выпала на долю Дэви. Сейчас он решил и дальше действовать по возможности самостоятельно. Он свернул с площади и быстро пошел по Стейт-стрит к банку. Здесь тоже в мягком воздухе веяло весной.
Письменный стол Брока помещался посреди обширного пустого зала. Границы кабинета отмечал широкий четырехугольник зеленого ковра. Когда Дэви вошел, у стола, склонясь к Броку, стояла секретарша с какими-то бумагами, но Брок, заметив Дэви, сделал ему знак подойти. Указав на стул возле стола, Брок снова принялся быстро проглядывать лежавшие перед ним бумаги, одну за другой передавая их секретарше и бросая краткое «да» или «нет» или называя какую-нибудь цифру. Наскоро переговорив с секретаршей, банкир повернулся к Дэви, и в его глазах блеснули смешливые искорки.
– Ну, сынок, – протянул он, имитируя популярного комика, – что слышно насчет вдовы?
Дэви слабо улыбнулся.
– Она ещё не вдова, мистер Брок, но уже бегает по городу, запасаясь траурной одеждой.
Брок громко расхохотался. На нем был темно-серый костюм с белым кантом на жилете и черные лакированные штиблеты на шнурках, с серым замшевым верхом. Брок откинулся назад, скрестив ноги, и на его щиколотках Дэви увидел складки длинных, заправленных в шелковые носки теплых кальсон.
– Направьте эту даму ко мне, – с лукавой галантностью сказал Брок, – здесь она может приобрести всё самое лучшее. Между прочим, её здесь ждет брачный контракт на пятьдесят тысяч долларов.
– Что?.
– О, сумма, как раз подходящая. Я просматривал ваши счета вместе с Чарли Стюартом; при темпах, какими вы тратите деньги, вам понадобится никак не меньше, а работа займет ещё годика два. Вам не обойтись без поверенного для получения патента и без двух помощников, словом, это будет настоящее первоклассное предприятие, основанное на деловых принципах. Поймите, мальчик, вы вступаете в борьбу с великанами, которые засели там, на востоке страны. Библейский Давид ещё мог идти на Голиафа с пращой, но сейчас у нас тысяча девятьсот двадцать шестой год от рождества Христова, и перед нынешними великанами Голиаф – просто креветка.
– Вы говорите, вы обсуждали это с мистером Стюартом? – помедлив, спросил Дэви.
– Он будет представителем компании, поскольку многие проблемы ему уже знакомы. Чарли – мой старый Друг, понимаете. Откровенно говоря, – понизив голос, добавил Брок, – он уже читал мне завещание покойного супруга. Чарли представлял интересы Бэннермена, но в конце концов не обязан же адвокат добывать деньги клиенту, если тот обанкротился.
– В таком случае, почему вы не перекупите пай прямо у Бэннермена? – поинтересовался Дэви.
– Брок пожал плечами.
– Мне это не нужно. Насколько я понимаю, вам придется взять на себя небольшой труд отделаться от Бэннермена, и, кроме того, – подмигнул он, возвращаясь к полюбившейся ему шутке, – я же вам сказал – я никогда не встреваю между супругами. Это гиблое дело.
Через десять дней после того, как Бэннермен принял ультиматум Дэви, документы о расторжении договора были готовы. И в сияющее майское утро, наполнившее контору Стюарта запахом цветов, Кен и Дэви подписали бумагу, дарующую им полную свободу. На губах Кена играла легкая довольная улыбка, и даже тайные опасения Дэви испарились окончательно. Братья шагали к банку по солнечным улицам, чувствуя, что в этом городишке, как и в жизни, для них открываются новые перспективы. Даже воздух, казалось, был напоен искрящейся жизнерадостностью. Вот эти дорогие магазины на центральной улице внезапно перестали быть недосягаемыми, так же как и расположенный по соседству магазин, торгующий гастрономией. В единственной маленькой витрине магазина под вывеской «Братья Доу – портные», между двумя пальмами в кадках, со спокойным достоинством красовался голубовато-серый в елочку костюм. Скромная, написанная от руки этикетка гласила: «75 долларов». До нынешнего дня Доу был так же далек от жизни братьев Мэллори, как какой-нибудь Английский банк, но сейчас Кен оглядел костюм с невозмутимым хладнокровием.
– Если б у них нашелся такой коричневый, я бы, пожалуй, купил, – заметил он.
Чудесное ощущение радостного подъема усилилось ещё больше, когда Брок поспешно поднялся им навстречу.
– Я уж думал, вы не придете. Пошли, мы завтракаем в клубе.
Гражданский клуб, находившийся в двух шагах от Стейт-стрит, являлся своего рода местной достопримечательностью: это был старинный особняк с деревянными восьмиугольными башнями и бойницами, весь в лепных украшениях и кружевах из кованого железа. На лужайке перед домом стояли железные олени, всегда казавшиеся Дэви верхом аристократизма. При входе цветной слуга в белой куртке принял у них шляпы. В столовой сидели хорошо одетые мужчины, которые разговаривали гораздо бесцеремоннее и хохотали гораздо громче, чем преподаватели на Университетском холме. При этом они держались так уверенно, что каждый пришелец поневоле проникался почтительностью и проходил мимо них чуть не на цыпочках.
Постоянный столик Брока стоял в нише, возле окна-фонаря, выходившего на широкую лужайку; банкир сел лицом к залу.
– Берите меню и заказывайте, – сказал он, протирая очки салфеткой. Без блестящей прозрачной брони, защищавшей его глаза, Брок казался добрее, проще и как бы уязвимее. Он обвел взглядом зал. – Люблю этот дом, – задумчиво проговорил он. – Я, видите ли, помню его ещё с той поры, когда здесь жили Шефферы. Было время, я мечтал жить в этом доме. Но потом, когда я прочно стал на ноги, мы уже обосновались на холме, и миссис Брок не пожелала переезжать в этот район, даже ради шефферского дома. Кто-то вознамерился устроить здесь пансион, но я заставил муниципальный совет расширить зону отчуждения. А после того как меня выбрали председателем клуба, мы купили этот дом, и теперь я могу бывать здесь, когда захочу, так что в конце концов он стал моим.
Несмотря на чуть смущенную улыбку, было видно, что это обстоятельство доставляет Броку истинное удовольствие. Ибо хотя давняя его мечта осуществилась весьма приблизил тельно, зато ему удалось сделать это за чужой счет, поэтому большего требовать не приходилось.
– Попробуйте-ка этот бульон, – сказал он. – Дела у нас тут идут неплохо, но этот дом никогда уже не увидит такого зрелища, как свадьба Салли Шеффер. Какие тут были дамы! Знаете, может, у меня старомодные вкусы, но в девяностых годах дамы обладали чем-то таким, чего и в помине нет у нынешних женщин. Конечно, я горой стою за прогресс и тому подобное, но, на мой взгляд, теперешние полуголые, намазанные девчонки, дымящие сигаретами и дрыгающие ногами в чарльстоне, прежним барышням и в подметки не годятся. Мужчины и те раньше были крупнее, солиднее. Ей-богу, вы просто кожей чувствовали, что Макс Шеффер имеет миллион долларов и общается со всей европейской аристократией и высшим светом Нью-Йорка!
– В тот вечер здесь был бал, – задумчиво продолжал Брок. – Французское шампанское, великолепные сигары, омары, специально привезенные с Востока, и тут же – я, желторотый птенец, только что окончивший школу. Этого вечера я никогда не забуду. Макс Шеффер стоял рядом с дочерью на этом самом месте, где я сижу. И вот я тут завтракаю, а он лежит на кладбище в Сан-Франциско, в городе, где в девяносто седьмом году он потерял всё свое состояние.
Брок замолчал и покрутил головой, как бы отгоняя мрачное видение.
– Человек, наживший такое богатство и не сумевший его сохранить, на мой взгляд, попросту его не заслуживал. А всё-таки в тот вечер старик выглядел грандиозно. Понимаете, это был первый по-настоящему богатый человек в моей жизни. – Брок сейчас походил на коллекционера, который с ласковой грустью вспоминает о маленькой, далеко не безупречной гемме, впервые пробудившей в нем страсть к подобным вещам. – Ну ладно. – Брок поднял бокал с водой. – Выпьем за завтрашних миллионеров, за то, чтобы вы получили свой миллион и сумели удержать его подольше!
Когда завтрак подходил к концу, Брок заговорил о делах.
– Наш договор будет готов на той неделе. Капитал найдется: я уже заручился согласием нескольких человек, кроме одного, который послезавтра приедет из Миннеаполиса. Это Арчи Тэрстон из «Уэстерн миллз». Слыхали о таком? Нет? Ну, конечно. Арчи Тэрстон – это не то, что старый Макс Шеффер. Должно быть, стиль миллионеров тоже изменился. У Арчи есть одна особенность – он целиком полагается на первое впечатление. Когда я приведу его к вам, постарайтесь как-нибудь устроить, чтоб вы работали таким же манером, как в тот день, когда я был у вас впервые. Очень внушительное зрелище для неспециалиста!
– Но то, что вы видели, – уже пройденный этап, – сказал Дэви. – Дело в том, что мы собираемся разобрать весь прибор – в нем надо кое-что изменить.
Кен бросил на Дэви быстрый взгляд.
– Это не к спеху, мистер Брок. Мы устроим для него любопытное зрелище.
– Но, позвольте, я не хочу, чтобы вы обманывали Арчи, – торопливо сказал Брок.
Кен повернулся к нему.
– Мы верим в свою работу, мистер Брок, поэтому, что бы мы ни делали, никакого обмана быть не может.
– Вот это я и имел в виду, – благодарно улыбнулся Брок, и Дэви понял, что с этой минуты Кен стал его любимцем.
По дороге домой Дэви заметил:
– Если б с такой просьбой к нам обратился Карл Бэннермен, мы сказали бы, что он заставляет нас заманивать простака.
– Да брось ты, – резко оборвал его Кен. Впрочем, и у него в душе остался неприятный осадок. – Мы должны добыть денег. Остальное неважно.
Человек из Миннеаполиса прибыл в кремовом лимузине марки «пирс-эрроу», исполосованном горизонтальными брызгами грязи, как бывает при большой скорости. За рулем сидел шофер. Мистер Тэрстон, крупный, цветущий мужчина, угрюмо возвышался над головой Брока и дергался от нетерпения. У него были большие руки с наманикюренными ногтями и почти сердитое выражение лица.
Он то и дело бормотал: «Э-э, спасибо… чрезвычайно интересно, знаете»
– и упорно пятился к двери, но Брок крепко держал его за рукав, расспрашивая Кена с необычайным энтузиазмом. Наконец терпение Тэрстона лопнуло, и он настойчиво дернул Брока за локоть.
– Фред, выйдем, пожалуйста, на минутку. Мне нужно кое-что вам сказать.
И через боковую дверь донесся его жалобный голос:
– Фред, я же вам говорил: меня такие вещи ни капли не интересуют…
– Нет, вы послушайте меня, Арчи, – возразил Брок и, решительно взяв своего спутника под руку, отвел в сторону, откуда их уже не было слышно. Дэви и Кен стояли неподвижно и молчали. Вскоре снова послышался голос Брока – приятели, по-видимому, обошли вокруг сарая и опять прошли мимо двери. – И эта штука, что у них в мастерской, по сравнению с радио – то же самое, что автомобиль по сравнению с велосипедом. Арчи, дорогой, – проникновенно говорил он, приостанавливаясь у двери, – вряд ли вы найдете более консервативного человека, чем я, но я беру на себя смелость предсказать, что через десять лет средний американец будет иметь в кармане миллион долларов. И черт меня возьми, если вы не верите в будущее своей страны!
– Я такой же хороший республиканец, как и вы, Фред Брок, и вы это знаете, но всё остальное – чушь, и мне больно видеть, что вы клюнули на эту удочку.
Прошло десять минут, а спор всё ещё продолжался. Брок просунул голову в дверь и сообщил, что они вчетвером сейчас поедут завтракать в клуб.
Но и за столиком Тэрстон не перестал артачиться.
– Знаете, Фред, вы меня извините, но я хочу поговорить с молодыми людьми абсолютно откровенно, – скороговоркой произнес он. – Я вижу, вы славные ребята и знаете толк в своем деле. Желаю вам всяческих успехов. Но эта затея не для меня. Всё, что связано с зерном, – пожалуйста, это меня интересует. Но надо быть полным простофилей, чтоб соваться в незнакомое дело. И не тычьте мне в нос своим Билли Дюрантом! – рявкнул он вдруг на Брока. – Дюрант и прочие, кто выпускает моторы, раньше занимались всякой техникой, а до изобретения автомобиля – телегами и каретами. Кроме того, мальчики, я ведь тут только проездом в Милуоки – по делам, – добавил он, многозначительно глянув на Брока. – Вас бесполезно приглашать с собой, так ведь, Фред?
Во взгляде Брока, который он бросил на своего приятеля, Дэви уловил сострадание.
– Да, Арчи, – тихо сказал Брок. – Поезжайте уж один.
На крупном розовом лице Тэрстона появилось робкое выражение.
– На этот раз без нотаций, Фред?
– Да, Арчи. Всё равно толку не будет, правда?
– Никакого.
Брок глубоко втянул в себя воздух и опустил глаза.
– Но если вам нужна компания, почему бы не взять с собой этих мальчиков? Насколько мне известно, ни у того, ни у другого нет особых привязанностей, и они ещё достаточно молоды для таких прогулок.
– Погодите минутку, мистер Брок, – вмешался Кен, начиная кое-что понимать. – Мы не желаем быть незваными гостями. Мистер Тэрстон…
– Мистер Тэрстон едет вовсе не в гости, – с горечью сказал Тэрстон. – Мистер Тэрстон едет в Милуоки не потому, что ему этого хочется, и не потому, что его пригласили в гости, а потому, что ему дьявольски необходимо устроить себе встряску, дома же это делать неудобно. А, пропадай всё пропадом, едем!
Кен и Дэви молча обменялись взглядами через стол. Лицо Кена было суровым и упрямым. Он решил согласиться.
– Делай как хочешь, – сказал Дэви. – Я лучше останусь дома.
– Мы поедем оба, – объявил Кен.
По дороге к машине Брок отвел Дэви в сторону. Дэви подумал, что Брок хочет избавить его от поездки, и преисполнился к нему благодарности за чуткость.
– Хочу вам сказать, что вы мне оказываете огромную услугу. Теперь он будет обязан войти в наше дело. Только последите, чтоб он остался цел и невредим. – Брок потрепал Дэви по плечу. – Вы бросаетесь в омут в отличной компании, молодой человек.
Громоздкая машина с ревом пронеслась через город и помчалась по шоссе. Внешний мир с убаюкивающим гулом пролетал мимо, обдавая запахом весенней зелени и полевых цветов. Некоторое время Тэрстон молчал, не зная, о чём говорить, и только потягивал виски, держа в одной руке бутылку, а в другой – серебряный стаканчик.
– Может, это весна так действует, – задумчиво произнес он наконец. – Я тоже бывало съезжал на заду по двери погреба, как тот мальчишка, что мы только что видели! А теперь мне уже пятьдесят два. Мне! Черт, быть этого не может! Иногда у меня возникает такое чувство, что стоит мне на минутку зазеваться – и тотчас какой-то шутник вырывает из календаря сразу пять лет. Ещё десять-двенадцать лет – и конец, но куда же девались эти годы? Куда, спрашивается? Всего десять лет назад я был в полной форме. Я верил во всё. Если случалось что-нибудь хорошее, я приписывал это тому, что я такой умный и ловкий. Теперь-то мне известно, какая всё это ерунда! Вот я вам сказал, что хочу держаться той области, которую знаю! Это тоже ерунда! Ничего я ни о чём не знаю, и – что меня смертельно пугает – никто ни о чём не знает. Никто! – Он в отчаянии стиснул руки. – Мне нужно хорошенько встряхнуться – вот и всё. Тогда, может, я опять приду в себя. Слушайте, перед девушками, пожалуйста, не называйте меня мистером Тэрстоном. Зовите просто Арчи.
Тэрстон снял в отеле «Фаррингтон» номер из нескольких комнат с мебелью, обитой гобеленами. В окна глядела сиявшая над городом и озером золотистая синева. В лазурной дали крохотные пароходики пронзали синий бархат озера черными иглами дыма.
Спустя час Тэрстон шумно и торопливо приветствовал трех вошедших девушек. Все они показались Дэви настолько прекрасными, что лицо его окаменело. Миниатюрная брюнетка тотчас же обвила руками шею Тэрстона. Она была тоненькая и изящная – Дэви казалось, что она может уместиться в его ладонях. Блондинка взглянула на Кена и неожиданно расхохоталась.
– Господи помилуй, Фэнни! – Кен задержал её руки в своих. – А я думал, ты подвизаешься в «Фоли» или порхаешь где-то на востоке!
– Прежде всего, меня зовут Флер, а «Фоли» – это уже в прошлом. – Она сняла низко надвинутую на лоб шляпку из блесток и провела пальцами по мальчишеской, гладкой, будто покрытой золотым лаком, челке. – Уже полгода я пытаюсь выбраться домой, навестить стариков, но тут веселятся не хуже, чем в Нью-Йорке. В этих краях, куда ни приедешь, – всюду сплошной кутеж.
Приглядевшись, Дэви смутно припомнил: эта девушка, Фэнни Инкермен, когда-то служила в магазине стандартных цен; но тут внимание его отвлекла высокая брюнетка, попросившая у него прикурить. У брюнетки был застенчивый взгляд.
– Может, вы всё-таки поздороваетесь? – обратилась она к Дэви. – Меня зовут Розалинда.
Тэрстон суетился, громко выкрикивал распоряжения и понукал гостей. Обе руки его были заняты бутылками, но он успел потискать всех девушек по очереди – все они принадлежали ему. Лицо у него было красное, отчаянное и смеющееся, но глаза смотрели так, будто он вот-вот расплачется.
– Давайте, давайте! – кричал Тэрстон. – Пошевеливайтесь, друзья! Устроим такое, чтоб небу стало жарко!
Через два дня кремовый лимузин мчался сквозь серую пелену косого дождя обратно на север, и длинные брызги летели за ним из-под шин, как крылья. Лицо Тэрстона стало пепельно-серым и дряблым. Он съежился на переднем сиденье, рядом с шофером, словно стремясь спрятаться от всех и никого не видеть. Кен придвинулся к окну и смотрел на дорогу, крепко ухватившись за украшенную кисточкой петлю, «О господи», – время от времени бормотал он. Дэви сидел с закрытыми глазами. Его мутило, ему было стыдно за себя, стыдно вспомнить, что он видел и что вытворял сам, и всё-таки о девушках он думал с нежностью. Он был даже чуточку влюблен в Розалинду, и ему хотелось повторить всё сначала – сегодня же, сейчас.
Всю дорогу до Уикершема никто не произнес ни слова, и, только выходя из машины у дверей гаража, братья промямлили: «Спасибо, мистер Тэрстон». Впрочем, на следующий день позвонил Брок и сказал:
– Ну, ребятки, вы молодцы. Я получил чек от Арчи. Хочу поблагодарить вас обоих.
Дэви не мог сдержать любопытства.
– Сколько же он дал?
– Восемь тысяч.
Криво усмехнувшись, Дэви повесил трубку на рычажок.
– Можем гордиться, Кен, – с горечью сказал он. – Мы с тобой ценимся дороже, чем самые хорошенькие потаскушки в Милуоки.
Пятнадцатого июня 1926 года начала свое существование Уикершемская исследовательская корпорация с основным капиталом в двадцать пять тысяч долларов. Председателем корпорации был Кеннет Мэллори. Дэвид Мэллори был вице-председателем, а Фредерик Кинсмен Брок – секретарем-казначеем. Братья Мэллори владели пятьюдесятью одним процентом паев, и каждому было положено двести пятьдесят долларов ежемесячного жалованья.
Пятнадцатое июня пришлось на вторник, теплый солнечный день, а шестнадцатого июня «Братья Доу – портные» записали в своей книге заказов: «Мистер Кеннет Мэллори – 1 выходной костюм, двубортный, в елочку, N 22058
– 75 долларов. К 20 июня. Коричневый».
К началу июля кутеж с Тэрстоном превратился в смутное воспоминание, погребенное под тяжким грузом срочной работы. Деньги дали возможность приобрести оборудование, которое открывало новые пути для исследований. Впрочем, иногда в памяти Дэви всплывали воспоминания об этой экскурсии в неправдоподобный мир, где Тэрстон швырял деньгами с такой небрежностью, будто это были не двадцатидолларовые бумажки, а вырезанные из газет купоны. Дэви думал и о Розалинде, но уже равнодушно, словно припоминая обрывки фраз, прочитанных в развеваемых ветром рекламных афишах.
Тем не менее однажды ночью он проснулся с таким ощущением, будто он опять в отеле «Фаррингтон», а рядом с ним – Розалинда. Почуяв еле уловимый сладкий запах её духов, Дэви протянул к ней руку, но стукнулся костяшками пальцев о стену возле раскладушки. И в ту же секунду его потрясли за плечо. Дэви быстро приподнялся. В темноте над ним склонился Кен.
– Что случилось? – невнятно пробормотал Дэви спросонья. – Который час?
– Ничего не случилось, – ответил Кен. – Сейчас два часа.
Он присел на кровать, и его фигура в облегающем новом костюме изящным силуэтом вырисовывалась на фоне озаренного луной окна; запах духов, от которого сон показался Дэви явью, исходил от костюма Кена.
– Дэви, слушай. Вики не заходила и не звонила вечером?
– Нет. А что?
– Ты точно знаешь, что она не звонила? Ты никуда не уходил?
– Я весь вечер чинил диффузионный насос. Ради бога, Кен, что стряслось? С кем ты был? От тебя разит духами.
– Я был с Фэнни-Флер. Она оказалась в городе и позвонила мне. Тебя не было, и я не успел тебе сказать.
– Где же ты взял денег?
– Говорю тебе, она сама приехала сюда, – раздраженно сказал Кен и встал. – Вики видела нас. Она, очевидно, задержалась на работе и переходила улицу прямо перед нашей машиной. Она взглянула на машину и явно узнала её. Потом заметила Фэн. Она посмотрела на меня в упор и пошла дальше как ни в чём не бывало.
– Ну?
– Ну, к счастью, верх был спущен, так что она не могла меня сразу узнать. Ведь за рулем мог сидеть и ты, Дэви. И, конечно, это был ты! Завтра ты ей так и скажешь.
– Ох, боже мой, – с отвращением поморщился Дэви. – И ты из-за этого будишь меня среди ночи? Что из того, если даже она тебя узнала? Ведь тебе решительно всё равно.
– Нет, не всё равно, – в отчаянии воскликнул Кен. – Клянусь, мне не всё равно. Правда, последние две недели я не слишком много думал о ней, но она посмотрела на меня так, что у меня душа перевернулась. Я весь вечер места себе не находил.
– Оно и видно – насквозь пропах духами.
– Господи, до чего ты глуп! – обиделся Кен. – Чем больше я злился на себя за Вики, тем скорее всё произошло с Фэн. И, пожалуйста, не говори, что это вздор.
– Нет, я скажу, что, по-моему, не вздор. Вики тебе уже совершенно безразлична, и ты должен сказать ей всю правду. – И вдруг в Дэви вспыхнула бешеная злоба. – Иди к черту и не мешай мне спать! – закричал он.
– Дэви, слушай… – Кен сел на раскладушку, сразу присмирев. Его красивый профиль четко обозначился на фоне окна; лунный свет лежал тусклыми бликами у него на щеке. – Я не могу порвать с Вики. Если мы расстанемся, со мной случится что-то ужасное – не знаю что, но я боюсь. Из всех девушек, которых я знал, только с ней одной я чувствовал себя легко и свободно. Вики сейчас ещё девочка, но ведь станет же она взрослой, и если я на ней не женюсь, это будет для меня всё равно, что самоубийство. Я это знаю.
– Ты на ней женишься? – грубо спросил Дэви, приподнявшись, чтоб заглянуть брату в лицо. – Что ты плетешь!
– Я серьезно говорю. Клянусь тебе.
– Так я и поверил.
– А я тебе докажу. И Марго тоже докажу.
– При чём тут Марго? – медленно произнес Дэви. – Знаешь, что ты за человек? – Дэви сбросил простыню и сел на край раскладушки. Он готов был высказать всю жестокую, интуитивно угаданную им правду о Кене, но вместо того вздохнул и заговорил мирно, почти ласково: