Уилсон Митчел. Брат мой, враг мой

   – Если вы захотите, – ответила Вики.
   – Захочу, – быстро сказал он. – Да, захочу.
   Позже, лежа в постели, он вдруг ощутил слабый запах её духов, словно она в темноте только что прошла мимо. Он открыл глаза, но наваждение мучило его до тех пор, пока он не обнаружил, что пахла духами его правая ладонь, лежавшая сегодня на руке Вики.
   На следующий день ему незачем было идти на завод Волрата, но, работая в лаборатории, он бегал на каждый телефонный звонок в надежде, что его вызовут на какое-нибудь совещание и у него будет предлог зайти к Вики.
   И ни на минуту он не мог отделаться от ощущения, что всё это уже однажды с ним было.
   В течение утра он то и дело порывался сказать Кену о приезде Вики, но каждый раз слова застывали у него на языке – он видел перед собой Вики и Кена, замерших в объятии, слышал их ласковый шепот…
   Всё-таки в середине дня он сказал Кену о приезде Вики, но тот взглянул на него так странно, что сердце Дэви сжалось от страха.
   – По-моему, я тебе говорил об этом, – произнес Кен.
   – Нет, ты не говорил, что она здесь. А откуда ты узнал?
   – Мне сказала третьего дня Марго. Ты уже видел Вики?
   – Да, вчера. Почему же ты молчал, Кен? Должно быть, я выглядел порядочным дураком, когда устроил ей нагоняй за то, что она по приезде не позвонила.
   Кен был искренно озадачен.
   – А почему, собственно, она должна была звонить? – осведомился он.
   Некоторое время спустя Дэви внезапно оторвался от работы и пошел звонить Вики, чтобы назначить встречу с ней на вечер. Пообедав вместе, они поехали к озеру, лежавшему среди холмов в четверти мили от танцевального павильона, который был похож на волшебный шатер, обведенный светящимися точками электрических лампочек. В теплой вечерней тишине приглушенные звуки музыки, которым темнота придавала чистую прозрачность, были полны особого, колдовского очарования.
   – Давайте поговорим, – порывисто сказал Дэви. – Мне хочется говорить о вас.
   – Дэви, – медленно произнесла Вики, – что вы делали весь этот год?
   – Работал, вот и всё. А что?
   – Вы сильно изменились.
   – Разве? Вот об этом я и хотел поговорить с вами. А вы изменились. Вики?
   – Вы же сказали, что да.
   – Знаю. Но я имел в виду внешнюю перемену. А сейчас…
   – Договаривайте, Дэви.
   – Я уже спрашивал вас о Кене, – не сразу произнес он.
   – Я вам сказала правду, Дэви.
   – Знаю, что вы верите в это, Вики, но в душе – в самой глубине души – вы тоже уверены, что это правда? Или только так говорите?
   – Нет, это правда, – твердо сказала она. – Так должно быть.
   – Если должно, значит это неправда – во всяком случае, сейчас.
   – Ах, не придирайтесь к словам, Дэви.
   – Но это так для меня важно. Вики!
   – Это верно, Дэви? – тихо спросила она.
   – Вы же сами знаете. И из-за Кена я не могу разговаривать с вами так, как я разговаривал бы с любой другой девушкой.
   – Но я же сказала вам, что всё прошло. Я понимаю, для вас я – бывшая подружка Кена. Но ведь я-то о себе так не думаю. Мне даже трудно припомнить, что я тогда чувствовала. Неужели я так и не смогу заставить вас поверить этому?
   – Хотел бы я, чтоб вы смогли!
   – А всё-таки, как бы вы разговаривали, будь на моем месте другая девушка?
   Дэви усмехнулся.
   – Не могу же я переключиться так сразу.
   – Попробуйте!
   – Нет, – сказал он, протягивая ей ладонь. – Возьмите мою руку, вот и всё. Подержите. Мне это страшно приятно, Вики. А вам?
   – Дэви, мы собирались поговорить!
   – Не убирайте руку. Ладно, давайте поговорим. Я расскажу вам, какой я вас вижу.
   – Другой девушке вы бы тоже стали об этом рассказывать?
   – Нет. Только вам. – Голос его упал почти до шепота. – Вики… взгляните на меня… – Он поцеловал её в губы. – Вики… – снова прошептал он, наслаждаясь звуком её имени.
   – Дэви, прошу вас…
   – Вы не хотите, чтоб я вас целовал?
   – Не знаю…
   Дэви посмотрел на неё пытливо и грустно.
   – Вот об этом-то я и говорю всё время. Я думал, вы поняли.
   – Может быть, – медленно ответила Вики, разглядывая свои руки. – Я не сержусь на то, что вы меня поцеловали, Дэви. Я просто не могу в себе разобраться. Давайте лучше потанцуем.
   – Вам вправду хочется танцевать со мной?
   Вики не подымала глаз.
   – Да, – помедлив, сказала она спокойно. – Мне очень хочется потанцевать с вами.
   Они пошли танцевать, и тело её было восхитительно податливым, а молчание – задумчивым. Немного погодя она прижалась лбом к его щеке, и они уже не танцевали, а медленно и ритмично двигались, слегка обнимая друг друга. Казалось, они несут нечто такое хрупкое и прекрасное, что все другие пары должны вежливо и почтительно уступать им дорогу.
   Через некоторое время Вики, не выпуская руки Дэви и не глядя на него, потянула его за собой к двери. – Пойдемте к машине, – сказала она. Но её интонации, наклон её головы как бы раскрывали настоящий смысл этих слов, ибо на самом деле Вики хотела сказать: «Я жду, чтоб вы меня поцеловали».

 
   Дэви пришел домой, мурлыкая про себя какой-то мотив.
   – Чем это ты так доволен? – окликнул его Кен из своей уже темной комнаты.
   – Ничем.
   – Ты, кажется, был с Вики?
   Дэви перестал напевать.
   – Да, – спокойно ответил он.
   Грубоватые нотки мгновенно исчезли из голоса Кена.
   – Она… она что-нибудь говорила?
   – О чём?
   – Ну, обо мне, например.
   – Я думал, у вас всё кончено.
   – Что ж, разве я не могу спросить о ней?
   Стоя в передней, Дэви обернулся лицом к темной двери Кена, но не вошел. Он стал рассматривать свои ногти.
   – Так вот, насчет этого испытания в четверг у Волрата…
   – Знаю, – сказал Кен. – Я приду.
   – Я хотел сказать, что можешь не приходить. Я возьму кого-нибудь другого.
   – Незачем. Я сказал, что сделаю это – значит, сделаю.
   – Ладно, – громко произнес Дэви, но напевать перестал.
   В голосе Кена Дэви почуял вновь вспыхнувший интерес к Вики, и у него было такое ощущение, словно кто-то ехидно шепнул ему на ухо простую разгадку головоломки; и снова у него мелькнула тоскливая мысль, что такие нотки в голосе Кена он уже слышал прежде.
   Дэви прошел в ванную, где задумчиво и с особенной тщательностью принялся мыть лицо и руки, пока не смыл всего, что могло напомнить о Вики. Теперь он ясно понял, что она, сознательно или нет, старается использовать его любовь в своих целях. Дэви был недалек от истины, но именно поэтому совершенно неправ. На этот раз свойственная ему прозорливость ввела его в заблуждение, ибо он решил, что Вики пытается таким путем вернуть Кена. И ни разу ему не пришло в голову, что она использует его любовь в совершенно других целях – для того, чтобы спастись от Кена.

 
   В четверг утром Дэви и Кен поехали на завод Волрата устанавливать оборудование. Утро было тихое, солнечное и знойное, насыщенное сочными зелено-золотыми июльскими красками; высоко над землей мягко сияла прозрачная лазурь. Когда братья подъехали к аэродрому, «Сокол», самолет, построенный специально для соревнований, только что приземлился после пробного полета; он казался совсем крохотным на просторном пустом поле аэродрома. Приподнятый кверху фюзеляж походил на злобно-тупое рыльце. Люди в рубашках с засученными рукавами лениво побежали навстречу самолету по полю, сквозь струящееся мерцающее марево. В воздухе пахло нагретой травой. Пилот отодвинул ярко блеснувший на солнце прозрачный фонарь кабины и неуклюже вылез из самолета. Это был Мал Торн. Дэви и Кен подоспели как раз в ту минуту, когда он докладывал о полете Волрату, стоявшему поблизости в белой шелковой рубашке и старых вытертых гольфах, которые он обычно носил на заводе.
   – «Сокол» ваш шустрый, ловкий и смышленый, только летайте на нем сами! – сказал Мэл.
   – Он тебе не нравится? – спросил Волрат.
   – Я же терпеть не могу всего, что летает, особенно того, что летает быстро. Кажется, я побил рекорд?
   – Да, на последнем этапе. Он всё время тебя слушался?
   – Нет. Начал было барахлить, но я понял, в чём дело. – Мэл взглянул на Кена и Дэви. – Вашу установку мы поместим позади сиденья. Там помечено мелом, сколько вы можете занять места – пока что я положил там мешки с песком, на каждом написано «3 фунта». Это предельный вес, на который вы можете рассчитывать. Если у вас эта штука с собой, давайте её сейчас взвесим.
   Установка радиопередатчика заняла полдня. Время от времени Дэви оглядывался на Вики, наблюдавшую за ним; из окна конторы, и махал ей рукой, но Кен, по-видимому, не замечал её присутствия, как не замечал и механиков, которые возились в самолете, исправляя что-то по указке Торна. Внутри фюзеляжа было жарко и тесно. В половине третьего установка была готова для испытания при включенном моторе. Дэви ушел в контору, где находилась наземная радиостанция, а Кен остался в самолете.
   Мотор заработал тотчас же, и даже издали, из окна конторы, Дэви было видно, как дрожит от вибрации металлический корпус маленького самолета – казалось, на нем искрятся крупные дождевые капли, гонимые сильным ветром. Сначала прием никак не налаживался, но через некоторое время удалось отфильтровать мешающий фон. К четырем часам оставалось только проверить передачу во время полета.
   – Скажи Торну, пусть возьмет с собой Кена, – вполголоса сказал Дэви Марго.
   Но Дуг Волрат пожелал лететь сам. Он был в веселом настроении, с лица его не сходила улыбка, и Дэви знал – это ещё больше будет злить Кена. Торн, пожав плечами, знаками показал Марго, что бессилен что-либо сделать. Дэви из окна видел, как Кен – крохотная фигурка в белой рубашке – неуклюже вскарабкался на заднее сиденье; неуверенность его движений как бы подчеркивалась ловкостью, с какой взобрался в самолет Волрат. Дэви искоса взглянул на Вики – ему было любопытно, о чём она думает, молчаливо наблюдая за Кеном из окна.
   Мотор внезапно издал густой рев, от которого воздух сразу показался плотным, как бетон. Самолет немного пробежал вперёд, затем развернулся по ветру. Кузов его на длинных, тонких, как лапки насекомого, шасси, был приподнят кверху, и весь он напоминал готовую ужалить пчелу. Голос Кена, глухой и дрожащий от треска электрических разрядов и вибрации металла, заскрипел от установленного в конторе громкоговорителя.
   – Начинаю передачу, малыш, – говорил он. – Мы бежим по аэродрому, и из меня вытряхивает все внутренности. – В голос его незаметно вкралась насмешка, придававшая словам издевательский оттенок. – Если это век воздухоплавания, то дайте мне лучше лошадь и тележку. Ты меня слышишь?
   – Я тебя слышу, – ответил Дэви и снова переключился на прием. – А Волрат тоже слышит? – обернулся он к Торну.
   Торн кивнул.
   Рокоча на малой скорости, то и дело выкашливая пламя, маленький самолет добежал до конца стартовой дорожки и повернул назад. Сделав поворот, он остановился и зарокотал ещё настойчивее и громче. Казалось, самолет трепещет от нетерпения, стремясь поскорее взлететь вверх. Иронический голос Кена непрерывной струйкой тек из репродуктора, расплываясь по конторе.
   – Напружиниваем мускулы для гигантского прыжка в Будущее, – говорил он.
   – Современная наука ещё не видела чуда, подобного этой летающей маслобойке. Слышен ли вам Голос Будущего?
   – Я тебя слышу, – невозмутимо отозвался Дэви.
   – Велите ему заткнуться, – прошептал Карл.
   – …тоже мог бы вас слышать, будь мои уши на месте, но они у меня прыгают вверх и вниз… Ага, вот мы и начали двигаться… всё быстрей и быстрей летит крылатая колесница, не минуя ни одного камешка по пути…
   Оконные стекла задребезжали, пол затрясся – самолет набирал скорость, вздымая за собой длинный плюмаж пыли. Заднее колесо приподнялось над землей – самолет, казалось, вот-вот уткнется носом в землю. Он пронесся мимо здания, чуть не касаясь передними колесами травы, а через секунду порыв вихря забарабанил по стеклам мелкими камешками и комьями земли. Самолет летел низко, ровно и быстро и вскоре скрылся из виду, однако голос Кена продолжал звучать в конторе, такой же насмешливый, но более твердый – казалось, Кен прищурил глаза и сжал зубы. На мгновение голос захлебнулся, словно от неожиданного толчка, потом тем же ровным издевательским тоном Кен стал описывать мертвую петлю, затем штопор, снова петлю и снова штопор.
   – И мы не спеша падаем в пространство… круче и круче… вниз, на столицу штата… Вот сукин сын… Погоди минутку, малыш. – Голос вдруг стал слабым и усталым. – У меня кружится голова. Ты меня слышишь?
   – Слышимость хорошая, – сказал Дэви. Переключив приемник, он порывисто обернулся к Торну. – Что этот болван вытворяет с моим братом? Ведь Кен ещё никогда не летал…
   Конец его гневной фразы был подхвачен, унесен и разорван в клочья волной оглушительных звуков – самолет пронесся над самым аэродромом, меньше чем в двадцати футах от земли. Присутствующие молча проводили его глазами.
   – Кен довел его до белого каления, вот и всё, – пояснил Торн. – Этот самолет хозяину милей любимой девушки. Боже упаси издеваться над ним – это всё равно, что издеваться над самим Волратом. А Кен сделал и то другое.
   – И Волрат, как мальчишка, решил с ним поквитаться.
   – Может и так, только он этого не сознает. Нашему хозяину просто кажется, будто он решил, что сейчас самый подходящий случай испытать машину.
   – Оба они – малые дети, – со злостью сказала Марго. – Не знаю, чьи пеленки мокрее. Заставьте его спуститься, Мэл, пока Кен его не доконал!
   – Заставить его невозможно, – сказал Торн. – Он хочет…
   Мэл не успел докончить – самолет опять промчался над полем, точно тяжелым цепом молотя их своим оглушающим ревом, потом вернулся, ещё раз обрушил на них гул и грохот, и так снова и снова, пока все, кто был в конторе, не сдались окончательно, уже не пытаясь переговариваться, и только голос Кена, комментировавшего происходящее, извилистой струйкой тек из репродуктора, да и тот каждую секунду тонул в свистящем гуле мелькавшего самолета.
   Приземлившись, Волрат вылез из самолета и зашагал прочь, даже не оглянувшись. Он вошел в контору, красный, злой и молчаливый. Не подымая глаз, он принялся перебирать бумаги на столе, руки его дрожали. Через несколько минут, пошатываясь, вошел Кен; наушники сползли ему на шею, а микрофон болтался на груди, как медальон.
   – Чем хороши полеты – в них можно встретить любопытнейших мерзавцев, – небрежным тоном заявил Кен. Затем он в упор посмотрел на Волрата, и в голосе его появилась язвительная вкрадчивость: – Я оглох, но вы меня, надеюсь, слышали?
   Дэви ничего не ответил, а Волрат бросил на Кена гневный взгляд.
   – Ладно, свой аппарат вы проверили. Что ж, отвечает он нашим требованиям?
   – Вы получили в точности то, что заказывали, мистер Волрат, – сказал Кен. – Счет вам пришлют завтра утром. Если мы вам опять понадобимся, позовите. Пойдем, Дэви; установка пусть останется там, где она есть. Она теперь принадлежит этому субъекту.
   Впервые за всё время он повернулся к Вики и послал ей сияющую улыбку, как герой, только что одержавший победу в борьбе с воздухом, – единственный, кто с честью вышел из этой борьбы.
   – Рад вас снова видеть. Вики. Вы хорошо выглядите. Пошли, Дэви.
   И Дэви пошел за ним, даже не обернувшись, не полюбопытствовав узнать, какой ущерб причинил ему Кен.

 
   Весь вечер Дэви находился в нервном напряжении, как будто судьбу его сейчас где-то решали слепые и глухие судьи. Он слонялся возле столика с телефоном на случай, если позвонит Вики, не сомневаясь, что по первому же её «хэлло» он узнает, хочет ли она попросить к телефону Кена. Он чувствовал её близость так, как если б она ходила по соседней комнате.
   Наконец в десять часов вечера терпение его иссякло. Если ей нужен Кен, пусть будет так. В последний момент он сказал Кену:
   – Я иду в мастерскую… – И, не вдаваясь в объяснения, ушел.
   Одиночество стлалось в воздухе, когда он зажег свет в пустой конторе. Пока он выполнял заказ авиационного завода, весь штат мастерской под руководством Кена продолжал работать над основным изобретением. Дэви глядел на стопки бумаг, на рулоны чертежей и недоконченные эскизы – следы дневной работы, но это была уже не его работа, и он почувствовал себя незваным пришельцем. Он пошел по лабораториям, глядя на приборы, сконструированные не им, на схемы, созданные без его участия.
   Присев к столу, он взял рабочую тетрадь и стал читать записи, день за днем отмечающие ход работы за последние недели. Здесь были идеи, к которым он не имел отношения, проблемы, о возникновении которых он даже не знал. Дэви качал головой, читая записи о методах, которые он не стал бы применять, но следующие же страницы доказывали, что Кен всё-таки находил искомый ответ. Эти страницы раскрывали прагматический подход Кена к творчеству – здесь он действовал самостоятельно, без всякого вмешательства Дэви. Во всем этом был один только Кен, и Дэви пришлось признать, что Кен – молодец, хотя в последнее время он не раз позволял себе усомниться в этом.
   Взгляд его упал на телефонный аппарат, стоявший возле его локтя. Пока он сидит тут, Вики, наверное, уже позвонила Кену, и они мирно поговорили, нежно улыбаясь в трубку. И если она звонила, то, конечно, Кен и не подумает сообщить об этом Дэви. Этот разговор, означающий, что они вновь открыли для себя друг друга, навсегда останется между ними.
   Дэви вдруг представилось, что он – центральная фигура в каком-то сложном танце; он выделывает па то с Кеном, то с Вики, но когда Кен и Вики берутся за руки, они отходят куда-то в тень и там исполняют фигуры, которых он не видит. А он стоит, застыв в выжидательной позе, пока кому-нибудь из них не придет в голову подбежать к нему и, взяв за руку, продолжать с ним танец.
   В первый раз за последние годы Кен вновь приобрел в грустных глазах Дэви то величие, каким он наделял его, когда они были детьми, – величие победителя, со светлой улыбкой стоящего на высоком пьедестале, всеми любимого, обворожительного, небрежно протянувшего ладонь, в которую победы сыплются одна за другой.
   На следующее утро к восьми часам стали сходиться техники, и, хотя Дэви видел их ежедневно, сейчас ему казалось, будто он вернулся в мастерскую после долгого отпуска. Утро ушло на проверку того, что он видел накануне вечером, а после полудня всё было готово к первому испытанию новых схем. В последний момент на стеклянной пластинке был намалеван черный крест; этот грубый рисунок установили перед камерой.
   Дэви и Кен вошли в темную будку, сооруженную для защиты передающей трубки от постороннего света. Хоть бы получить самое смутное изображение – на большее они и не надеялись. Дэви нагнулся и повернул переключатель – шестидюймовый экран трубки превратился в светлое лунное оконце.
   Опалово-молочный круг светился ровным светом, но по нему пробегали тени облаков, словно в ясную зимнюю ночь разгулялся штормовой ветер. Кен нажал зуммер – знак для подачи видеосигнала.
   И вдруг в лунном окошке замелькал снег с такой быстротой, что стало больно глазам. Мелкие хлопья перемежались огромными снежными кляксами, которые, врываясь в поле зрения, тотчас же расплывались; но сквозь метель где-то вдали маячило единственное неподвижное пятно в этом слепящем белом столпотворении – призрачные очертания вертикально поставленного черного креста.
   Итак, после стольких лет работы и мечтаний они добились наконец передачи изображения. Несколько секунд Дэви сидел неподвижно. Потом нагнул голову и потер усталые глаза.
   – Ну, – тихо сказал он, – вот ты и добился своего.
   – Черта с два я добился, – убитым голосом отозвался Кен. – Может, если б это случилось год назад, я бы обрадовался, но сейчас такое изображение нельзя показать Броку. Это не стоит двадцати тысяч долларов, из чьих бы карманов он их ни добывал.
   – Снег портит всё дело, – сказал Дэви. – Погляди, может, найдешь, откуда он берется. А всё-таки, что там ни говори, изображение ты получил.
   Кен принялся давать помощникам подробные распоряжения. Метель на экране трубки сузилась и превратилась в луну, а луна сузилась до светлой точки, которая, как светлячок, бесцельно блуждала по экрану, пока снаружи делались новые подключения, а потом снова стала яркой луной, а из луны опять посыпалась та же буйная метель. На этот раз на экране уже не было креста, так как помощники убрали видевший его электронный глаз. Но метель бушевала по-прежнему.
   – Вот тебе ответ, – сказал Кен. – Помехи возникают не в самой камере, а только в усилительной цепи – видно, она чересчур мощная. – Он выключил приемную трубку, и в будке наступила полная темнота. – И всё-таки, чтобы воспроизвести любой сигнал, необходимо ещё большее усиление.
   – Но ты принимаешь хаотическое движение электронов в первом каскаде. А что представляет собой снег, ты сам знаешь.
   – Так что же прикажешь делать? – сердито спросил Кен. – Сигнал передающей трубки так же слаб, как хаотическое движение электронов. И, насколько я понимаю, это нас заводит в тупик.
   – Должен же быть какой-то выход, – задумчиво сказал Дэви. – Тебе нужно найти способ отделить сигнал от фона.
   – Не вижу такого способа, – устало ответил Кен. – Это всё равно, что требовать четкого почерка от человека, у которого трясутся руки. От беспорядочных рывков его кисти буквы идут вкривь и вкось, и поди разбери, что он там написал.
   – Надо, по-моему, закрепить его кисть.
   – Но как? В каждой электронной трубке, которой мы пользуемся, возникает беспорядочное движение электронов, когда мы доходим до предела.
   – Давай попробуем обмозговать эту штуку, – сказал Дэви. – Предположим, два паралитика одновременно держат мел трясущимися руками. У каждого рука пляшет, но не в такт с другим. Это значит, что один до какой-то степени сдерживает другого.
   – Ну и что же?
   – Вместо двух человек, держащих один кусок мела трясущимися пальцами, возьмем две электронные лампы и заставим их принимать один и тот же сигнал и подавать его на один и тот же выход. Хаотическое движение возникает только в токе накала, поэтому сделаем нити накала независимыми друг от друга. Это всё равно, что одна электронная лампа с двумя нитями накала: каждая из них компенсирует колебания другой.
   – Давай попробуем, – сказал Кен, приподымаясь.
   – Нет, сначала надо сделать расчет, – возразил Дэви. Он оглянулся, ища блокнот. В душе его теплым огнем разгоралась уверенность. У него всё-таки есть здесь свое место, и он может внести свой вклад в дело. Как бы умен и талантлив ни был Кен, всё же без Дэви он никогда не сможет быть настоящим Кеном.
   Когда Дэви сел за теоретические выкладки, день уже близился к концу, поэтому Кен решил отпустить техников по домам, как только схемы будут приведены в первоначальный вид. В семь часов вечера Дэви всё ещё сосредоточенно писал что-то карандашом в блокноте, но Кен сидел как на иголках.
   – Ну, что там у тебя получается? – не выдержал он.
   – От двух параллельных ламп не будет много проку, – сказал Дэви, перелистав несколько исписанных страничек. – Пять параллельно включенных ламп сократят фон до одной четвертой.
   – Тогда ясно, в каком направлении двигаться дальше! – порывисто воскликнул Кен. – Попробуем десять параллельных ламп.
   – Да? С какими параметрами?
   – Откуда я знаю? Соберем схему, а там видно будет. Ну, в общем ладно, – добавил он, что-то сообразив. – Ты уж сам это рассчитай. А я пошел.
   – Куда?
   Кен нахмурился – так резко прозвучал этот неожиданный вопрос.
   – А что?
   – Ничего, это неважно, – сказал Дэви, пристально вглядываясь в свои записи. – Просто я хотел знать, где тебя можно найти.
   – Я тебе позвоню. – И добавил уже мягче: – Может, принести тебе чего-нибудь поесть?
   – Не надо, – сказал Дэви. – Я не голоден.
   Он слышал, как Кен отъехал от мастерской, и, напрягая слух, ловил замирающие звуки, стараясь угадать, завернет ли машина за угол, на Прескотт-стрит, где жил Уоллис. Немного подождав, он заставил себя вернуться к работе и снова погрузился в ясный мир цифр и функций, где никогда не бывает никакой неопределенности.
   В половине девятого зазвонил телефон. Сердце Дэви подпрыгнуло: в нем вдруг вспыхнула надежда; но это оказался Кен, а не Вики.
   – Я ещё не кончил, – кратко сказал Дэви. – Завтра кое-что попробуем.
   В десять часов вечера двадцать страничек, исписанных вычислениями, он свел к заключению, состоявшему из десяти строчек формул и чертежей. Тут он вдруг почувствовал, что у него засосало под ложечкой от голода. Немного погодя он услышал, как открылась наружная дверь, и, подняв глаза, увидел на пороге конторы Вики, молча ожидавшую, пока он её заметит.
   – Я увидела свет, – сказала она, – и зашла взглянуть, что вы тут делаете.
   – Кен только недавно ушел, – сообщил Дэви, но если Вики и была разочарована, то не показала виду. – Я сейчас закончу, но я умираю с голоду.
   – Пойдемте к нам, я вам приготовлю поесть.
   – Я собирался пойти в какое-нибудь ночное кафе на шоссе.
   – Можно мне с вами?
   – Конечно, – спокойно ответил Дэви и нагнулся к столу, делая вид, что пишет. Хорошо, он возьмет её с собой, но постарается доставить домой как можно скорее.
   Они поужинали в ресторане, а потом Дэви вдруг понял, что ведет машину по шоссе, удаляясь от города.
   – Надо немножко прокатиться; – объяснил он скорее себе, чем ей. Прогулка совершалась в полном молчании и окончилась возле скал над озером. Дэви выключил фары, и с минуту они сидели неподвижно в густом мраке. Потом Дэви обернулся к Вики, как бы собираясь о чём-то спросить; она тоже повернулась, и губы их встретились. Но Вики, не высвобождаясь из его объятий, медленно качала головой, словно не могло быть для неё покоя, пока она не дождется того особого поцелуя, который будет значить так много для неё. Дэви поцеловал её крепче, вкладывая в поцелуй всю душу, и почувствовал, как она замерла в его объятиях. Потом она прижалась щекой к его щеке, нежно и страстно шепча ему на ухо: «О Дэви… Дэви!»