– Никак к работе решили подключить? – без особой надежды и энтузиазма спросил Стае, отключая монитор.
   – Именно. Стае поджал губы.
   – Профиль?
   – Прежний, да и задание прежнее.
   – Исчезнувший фестиваль?
   – Да. Но не только он.
   Полковник подошел к сейфу, громоздящемуся в углу комнаты, принес кипу папок.
   – Что тебе следует знать о фестивале, – пробормотал он, роясь в бумагах. – Пока что достаточно и того, что без малого четыре сотни человек так и не прорезались на свет божий.
   – Ни один? Времени немало прошло.
   – Погоди, не перебивай начальство. Теперь касательно аналогичных дел…
   Дядя Саша стал раскладывать листы по поверхности стола. Недовольно нахмурившись, он смел коврик и «мышку», следом на пол улетела пачка сигарет и зажигалка. Подскочил Герман:
   – Товарищ полковник, ведь все данные есть в компьютере. Разрешите, я…
   – Так вернее, – покачал головой консервативно настроенный начальник конторы. – Нет у нас монитора на всю стену. Картина целого будет ускользать, а глаза – уставать. Бумага – это наше все. В бумажках – сила!
   Стае и его Тень переглянулись и спрятали улыбки.
   – Взгляни, капитан.
   Некоторое время Пшибышевский проглядывал краткие служебные записки, протоколы и опросные листы. Герман мрачно перебирал пачку картонок с иероглифами и рунами. Полковник меланхолично потягивал минералку.
   – Здесь без малого…
   – Четыреста пятьдесят шесть фамилий. Подробные биографии – в соседнем сейфе. Целого отдела не хватит толком перелопатить. Но и так все ясно – люди друг с другом не связанные, из разных городов и регионов, разнополые, разновозрастные. Исчезли в одно и то же время.
   – Как я уловил, – почесал в затылке Стае, – есть небольшая разница.
   – Ив чем же она состоит?
   – Фестивальная публика исчезла в одночасье, с одного определенного пятачка в пять сотен квадратных метров. А эти пропадали из совершенно разных мест в течение…
   – Трех примерно суток.
   Герман с интересом слушал, отложив свои цветастые карточки.
   – Кто решил, что есть некая связь в этих исчезновениях? Я имею в виду вторую группу лиц, о которой впервые слышу.
   Полковник потыкал пальцем в самую тощую из папок, старорежимную, еще с гербом КГБ и подслеповатыми треугольными печатями на углах.
   – Вот здесь список пропавших без вести в течение тех же трех суток пятилетней давности. Из него методом тщательного отбора группа наших специалистов отобрала представленных тебе лиц, очертив таким образом круг разыскиваемых.
   – Каким был критерий отбора?
   – Ну, ты и зануда, – проворчал полковник. —
   Герман тебе объяснит. Но позже. Какие еще назрели вопросы?
   – Я буду работать по обеим группам?
   – Точно так, капитан. По «фестивалю» и по «по-теряшкам». Такие уж за ними закрепились названия… В твое распоряжение поступают немалые силы – пять младших офицеров, любые доступные конторе консультанты, включая людей со стороны, а также пять Теней. Деньги, автомобили, документы. Режим работы – полная закрытость.
   – Насколько полная?
   – Абсолютно, – полковник достал из самой верхней папки лист с внушительным гербом страны и еще более внушительными подписями. – Глянь на это. На лапу не дам, но все смежные конторы будут в случае чего отваливать в сторону и отдавать честь. Это я беру на себя.
   Стае присвистнул.
   – Как бы мне не раздуться от осознания своей значимости и не лопнуть.
   – Вот дерьмо-то разлетится во все стороны… – Дядя Саша, похоже, изменил своему обыкновению – не собирался шутить и ерничать с подчиненным. – Соберись и задавай вопросы.
   – Критерий отбора круга лиц, условно именуемых «потеряшками», – упрямо выпятил челюсть Пшибы-шевкий.
   – Я же сказал – позже! Герман, давай по фестивалю и «гостю».
   Тень колыхнулась и шмыгнула к бумажкам.
   – Пять месяцев назад в поле зрения оперативников наших смежников попал некий Игорь. Бывший погранец, работник частного охранного бюро, работавший по какому-то запутанному делу о наследстве аж на острове Бали.
   – Эк его, – восхитился Стае.
   – Не перебивай. Этот орел сильно там набедокурил – вмешался в операцию Интерпола, покрошил кучу народу, вообще изрядно чудил. Словом, наш консул с трудом выдернул его с острова и прямиком отфутболил в контрразведку. Но там быстро пришли к выводу, что имеют дело с человеком, мягко говоря, обладающим всеми признаками отклоняющегося поведения.
   – То есть – психом?
   – Примерно так вкратце можно пересказать мудреный диагноз, поставленный в институте имени Сербского… Гражданина Игоря оставили в покое, на всякий случай лишив лицензии на ношение оружия, вкупе с охотничьим билетом. Хорошо еще, смежники наши покопались в материалах, предоставленных славным психиатрическим заведением. И согласно одной засекреченной инструкции отфутболили материал нам. Так появилось дело «гостя».
   Терман щелчком пододвинул к Стасу оное дело.
   – Прочтешь на досуге, вникнешь.
   – А в двух словах?
   – Находясь в роли подопытного кролика, этот Игорь зарекомендовал себя изрядным чудаком. Например – ходил в церковь…
   – Эка невидаль!
   Герман поморщился и продолжил:
   – В комнате своей молился, причем такими молитвами, о которых даже в самой Патриархии не слышали.
   – Попал в секту? Заделался сатанистом?
   – Ни то, ни другое. Это самые настоящие православные молитвы, только вышедшие из употребления… довольно давно. Как утверждают найденные не без труда эксперты – до Никоновских реформ семнадцатого века. Часть молитв из его репертуара еще бытует у старообрядцев, а часть существует лишь в очень редких, почти бесценных книгах. Есть еще часть, которая вообще не ясна, но не содержит никакой ереси и стилистически близка двум первым группам.
   – Еще этот стервец повадился читать книжки на старославянском и церковнославянском, – не удержался полковник, – чего за ним в прежней жизни, то есть до поездки на Бали, не водилось.
   – Он, вообще, был атеист и раздолбай, особенного образования не имел, тем более – не обучался архаическим молитвенным практикам и древнерусской грамоте.
   – Может, на Бали…
   – Не может. Там даже русских эмигрантов всего четверо – все очутились на острове после перестройки или в ходе оной.
   – И что в нем особенного? Мало ли что бывает – уверовал внезапно человек, ангел ему небесный явился…
   Стае был несколько сбит с толку и не улавливал причины действенного интереса конторы к этой личности. А интерес, судя по документам, имелся, причем изрядный. Это сколько надо труда – найти всех этих консультантов? А из Патриархии какую-либо информацию выкачать? Это тоже не фунт изюма.
   – Игорь этот, по всем признакам, которые ты еще не в состоянии уловить, – наш клиент. Более того – наш профильный клиент. А самое главное, – Герман для вящего эффекта снял очки и, протерев их специальной салфеткой, медленно одел на переносицу, – психиатры усмотрели в нем все признаки полного расщепления личности.
   – Ну, шизоид и шизоид, – Стае нервно закурил. – Дядя Саша, вы не того человека с Лубянки взяли, ей богу. Я медицинский не заканчивал. Я чистый и не обезображенный интеллектом гуманитарий.
   – С психиатрами согласились весьма авторитетные товарищи из православной верхушки. – Герман скомкал салфетку и щелчком отправил ее в погасший монитор. – Выражаясь словами верующих – в нем сидит бес. Или ангел.
   – Ага, – тупо сказал Пшибышевский, делая могучую затяжку. – Доводилось слышать, что психиатры и средневековые инквизиторы зачастую говорили об одних и тех же феноменах, только разными словами.
   – Ты не умничай, – полковник постучал ногтем по страшной гербовой бумаге, – не в бирюльки играем. Это вполне серьезный вопрос. Продолжай, Герман.
   – В нашей конторе, а конкретно б отделе Теней, есть соответствующие технологии. Каковые и были применены в отношение Игоря. Наш диагноз совпал с клиническим и православным. В бывшем советском погранце живет цельная и весьма яркая личность. Ее мы и называем «гостем».
   – Этот… гость… Он и помнит древние молитвы, читает древнерусские бестселлеры и так далее?
   –Да– А эти ваши «теневые» технологии…
   – Помнишь наш разговор о микропластике?
   – В общих чертах. Да и брошюрки твои я изучал в последнее время весьма прилежно. Благо, делать больше нечего.
   – Можно заболеть шизой. Вполне можно подцепить беса. Не смейся. Одержимость – вполне наблюдаемый, хоть и редкий феномен. Бывают и иные казусы – скажем, ложная память. Какие-то участки нашего слабо изученного мозга активизируются и выдают информацию, которую индусы зовут «кармической». Но все это представляет для нас сугубо академическую ценность. Да и симулировать все это можно, обладая определенными талантами. Но никак нельзя подделать то, что мы, Тени, умеем считывать с человека.
   – Резюме?
   – Считай это диагнозом или приговором, – одними губами улыбнулся Герман. – В теле российского гражданина живет «гость». Не психическая проекция, не бесплотный дух или бред воспаленного разума. Живой человек из далекого прошлого, обладавший или обладающий сейчас телом. А мозг Игоря он использует как своего рода библиотеку, хранилище информации. Если угодно – жесткий компьютерный диск.
   – Что помогает ему «косить» под нормального человека начала двадцать первого века.
   Стае закурил еще одну сигарету, не потушив первую.
   – Здорово, – сказал он наконец после долгой паузы. – Судя по страшным бумагам на столе и вашим физиономиям, речь не идет о шутке или очередном тесте по ломке стереотипов.
   – Игры кончились, – подтвердил полковник. Стае в молчании прикончил сигарету, пошуршал бумагами, взял остро заточенный карандаш и стал выводит на столе какие-то каракули.
   – Хорошо, – выдал он наконец, – а какое «гость» имеет отношение к «фестивалю» и «поте-ряшкам»?
   – Самое прямое, – заметил Герман как бы нехотя. – Этот тип, который внутри Игоря, абсолютно не поддается гипнозу и различной химии.
   «Значит – пытались применять, – пронеслось в голове Стаса. – Высоки же ставки в этой игре… »
   – Однако он любит и умеет рисовать. Отметим для галочки – этим талантом пограничник также не владел.
   Герман подошел к своему столу, номерным магнитным ключом отомкнул хитрый замок и вытащил тубус. Из картонной трубы появились два десятка портретов. Потом на свет божий капитан извлек кипу фотографий.
   – Это – забава «гостя». А это – фотографии из дела о «фестивале». Сравни.
   Стасу понадобилась пара секунд, чтобы убедиться в полном тождестве физиономий.
   – Порассуждаем вслух, – сказал он. – Игорь мог их знать.
   – Проверено, – откликнулся полковник. – Исключено.
   – «Гость», откуда бы он к нам ни свалился, мог…
   – Не мог, – отрезал Герман, пряча рисунки. – Он появился позже, значительно позже исчезновения фестивальщиков.
   – Тогда, – мрачно выплюнул Стае, – я констатирую, что «гость» прибыл к нам именно оттуда, куда делись и эти вот…
   Он указал на папку с «фестивальным делом».
   – Блестящий вывод, верный и банальный, – полковник улыбнулся. – Заинтригован?
   – Еще бы. Фантастика какая-то.
   – Скажи честно, – похлопал его по плечу дядя Саша, – что ты думал, когда в течение четырех месяцев учился работать со снами, махать мечом и скакать на лошади?
   – Первая версия – меня готовят к внедрению на «Мосфильм». Или как там нынешние кинокомпании называются. Вторая – что в недрах недобитого перестройкой КГБ изобрели машину времени и готовят исторический реванш против демократов на «деньги партии».
   – Тебе бы статейки писать в «Совершенно секретно», – одобрительно кивнул полковник. – Правда страннее и страшнее.
   – То есть?
   – Машина времени или нечто подобное существует. Но – не у нас.
   – Факты-то где? Вещественные, настоящие, которые в прокуратуру можно нести?
   – И чему тебя на Лубянке учили? – пожурил его начальник конторы. – Первичные признаки важнее при расследовании, или еще что-то?
   – Первичные признаки, – словно отвечая на экзамене, отчеканил Стае, – легко подделываются, имитируются, фабрикуются и подтасовываются.
   – А что для настоящего чекиста является желанным?
   – Знать не о факте как таковом, а обладать совокупностью второстепенных признаков.
   – Пятерка, – хлопнул по столу ладонью дядя Саша. – Не посрамил семью. Эта самая совокупность второстепенных признаков говорит о том, что отсюда сила Икс изъяла несколько сотен наших граждан. А взамен подсунула «гостя».
   – Будь я детективщиком, то решил бы, что наш недруг сидит в Древней Руси, – хохотнул Стае. – Отсюда и молитвы, и все остальное.
   – Во-первых, почему сразу «недруг»? Во-вторых – именно на Руси?
   – Не уловил, товарищ полковник.
   – А что, поиграем в детективщиков. Где-то до Никоновских церковных реформ изобрели машину времени, или научились как-то управлять природными силами, не известными ныне науке. По-твоему, в то время не было разведки? У тех же соседей России? Любой агент Ватикана века пятнадцатого, уверяю тебя, читал по-церковнославянски лучше наших филологов, а молился истовее иных, свежевоцерковившихся нуворишей.
   Стае покачал головой.
   – Свихнуться можно. Хотя в этом направлении для меня брезжит слабая надежда оказаться полезным. Контрразведывательная работа против соседской агентуры – мой профиль. Правда – древних соседей…
   – Ты дипломированный историк, весьма прилежно и увлеченно учился. Это тоже скорее плюс, чем минус.
   – А поговорить с этим самым «гостем» можно? Он на свободе «под колпаком». Или в каком-нибудь спецприемнике?
   – Ты проторчал в этом помещение четыре месяца, – усмехнулся дядя Саша, – в пяти шагах от «гостя». Он в соседней комнате, за зеленой дверью.
   – А это… законно?
   Полковник еще раз постучал ногтем по бумажке с головокружительными допусками, печатями и подписями.
   – Все ясно. Разрешение на допросы у меня есть?
   – С этой минуты да, но дослушай Германа. Очкарик нахохлился, словно наседка.
   – Мы очень плохо представляем себе возможности… «вероятного противника». Особенно – в области манипулирования чужим разумом.
   – А что, были прецеденты?
   Герман подтолкнул Стасу очередную кипу компьютерных распечаток:
   – Когда этого орла переводили из института Сербского в один православный храм, «гость» изгнал беса.
   – Что? – округлил глаза Стае.
   – Что слышал. Пользуясь другой терминологией – излечил шизофрению.
   – Возложением рук, надо полагать?
   – Руки у него к тому времени уже были в наручниках. Бесконтактно. И одномоментно. Вот справка от психиатра о полном излечении и возврате трудоспособности гражданки Евлампиевой, а вот записка от настоятеля храма.
   – Представляю, какой шум в кругах верующих может случиться. Прямо живой мессия.
   – Настоятель – офицер запаса комитета госбезопасности. Так что шума нет, и не будет. А гражданка Евлампиева – под подпиской о неразглашении.
   – Как это было? Герман потер виски.
   – Я даже присутствовал. К тому времени дело «гостя» уже вела наша контора. Дамочка в храме вела себя весьма не эстетично. Как только к ней подносили иконку или свечку начинала сквернословить, плеваться. Даже блевала. При этом рычала и излагала какую-то несуразицу аж на три мужских голоса. Вот, тут кассета – послушай. Только не на ночь.
   Стае механически присовокупил к своей уже солидной куче бумаг диктофонную запись.
   – Словом – обычный случай одержимости или запущенной шизофрении… «Гость», ожидавший разговора с батюшкой, как только ее увидел, сделался сам не свой. Раскидал охрану…
   – Прямо-таки раскидал?
   – Это он тоже умеет, причем в довольно странной манере. Но это отдельный разговор. Визуально все выглядело как в черно-белом сталинском фильме про Илью Муромца. Повел плечиком, державшие его ребята и покатились по углам кубарем. А он подскочил к гражданке Евлампиевой и уставился ей в глаза. Та и осела наземь. Поблевала малость, но сквернословить и мужскими голосами болтать прекратила. А к вечеру и совсем отошла.
   – А «гость».
   – Спокойно ждал, пока его снова не возьмут под белы рученьки.
   – Он вообще – на контакт идет?
   – Идет, но от имени Игоря. Разыгрывает ничего не понимающего погранца.
   – Так может – в момент контакта с нами это Игорь и есть? А «гость» затаился где-то в уголке, наблюдает?
   – Нет, – покачал головой Герман. – Уж это мы можем знать наверняка. Есть масса мелких огрехов в его имитации. И не только на уровне микропластики. Игорь в данном случае – лишь носитель, своего рода зомби с хитрой начинкой. Голем эдакий.
   – Парня жаль. Говорю честно, хотя погранцов и недолюбливаю. Правда, это к делу не относится.
   – Это уж точно, – полковник с сожалением отставил пустую пластиковую бутылку и тоскливо посмотрел на часы. – Одним словом, плохо мы знаем, что он еще может выкинуть. Посему – слушай приказ. Заходить к нему ты должен лишь вместе со своей Тенью. Есть мнение, что вдвоем вас даже сатане с толку не сбить. Очень авторитетное мнение. Для такой работы мы тебя и готовили… Дальше. Записывать буквально все. На магнитные и оптические носители, ручкой в блокноте и так далее. В остальном – по обычной программе, как с особо опасным.
   – А он не буйный?
   – Что ты, – отмахнулся полковник. – Очень милый и интеллигентный парень, умеющий усмирять беса и подпевать церковному хору.
   – Задача моя просто наладить первичный контакт? Или прямо быка за рога – где триста пятьдесят граждан федерации, откуда он сам и так далее?
   – Пока – наладить общение.
   Стае грустно посмотрел на кипу материала, свалившегося на него, что называется, как снег на голову.
   – И все же – при чем тут вторая группа пропавших? Кто они, что общего между исчезновениями, кто отбирал. Опять Тени? Какой-нибудь общий психотип?
   – Как бы это смешно ни звучало, – сказал Герман, – мы первоначально связь проворонили. А заметили ее милиционеры, работающие в разных концах страны по своей обычной рутинной программе поиска пропавших без вести. У всех из второй группы за полгода до исчезновения появились странные интересы.
   – Какого свойства?
   – Оружие и снаряжение. Ничего особенного – никакого гексагена или бактериологии. Просто – двустволки, пистолетики, даже охотничьи арбалеты. Ну, и там палатки, байдарки, спальники – в общем, стандартный набор браконьера. Правда, патронов некоторые гребли – как на войну. Всплыло десятка два числящихся в розыске автоматов и один ручной пулемет. Всплыло и вместе с «потеряшками» уплыло в никуда. У ментов весь ворох материала изъяла контрразведка твоя любимая, помусолила на предмет попытки создания незаконного вооруженного формирования, но быстро остыла. Никакой связи между людьми, «висяки» сотнями – словом, попал материалец к дяде Саше на стол.
   – А уж мой вострый ум тут же сопоставил это дело с «фестивалем».
   – Прямой связи нет, но… Да, отмахнуться тут нельзя.
   – Кстати, – буднично сообщил Герман, не столько для Стаса, сколько для начальника, – я тут малость инструкции нарушил.
   – Опять, – побагровел полковник. – Сильно нарушил?
   – Лет эдак на пяток с конфискацией. Или – на одну автомобильную катастрофу, – мило улыбнулся очкарик.
   – Говори толком, капитан.
   – Подсунул «гостю» одну фотку из «потеряшек».
   – Ах ты…
   Полковник некоторое время пытался побороть обуревающие его чувства.
   – Ладно, потом с тобой разберусь.
   – Он рисовать начал, – докончил Герман.
   – Вот и связь нарисовалась, в самом прямом смысле слова.
   – Пулей туда, – прорычал полковник. – Рисунок ко мне на стол. Оба пошли, шалопаи.
   Герман и поспешающий за ним Стае выскочили в коридор. Очкарик открыл зеленую дверь, за которой обнаружился первый из увиденных Пшибышевским в конторе мужчин в полувоенной форме и с автоматом. Охранник склонился к селектору, ответил «есть» и отпер собственным ключом еще одну могучую дверь.
   На камеру место заключения «гостя» совсем не походило. Скорее уж, на гостиничный номер средней респектабельности. Две комнатки и санузел. Камеры под потолком, телевизор, какая-то вполне приличная мебель.
   Сам погранец спал.
   Стае на миг замер, глядя на самого обычного парня в санаторской пижаме. Герман взял со стола лист с рисунком, обшарил глазами комнату, взял со стола канцелярскую скрепку, покачав головой и шепнул:
   – Пошли, пущай дрыхнет. Они вышли.
   Герман без долгих объяснений сунул охраннику под нос скрепку и дал звонкий щелбан.
   – С тебя пузырь, растяпа. Узнает дядя Саша – назад в РУОП улетишь быстрее ласточки.
   Полковник ждал их, нервно вышагивая по комнате.
   – Сличай, Герман, – приказал он и стал барабанить по спинке стула. Таким возбужденным его Стае никогда не видел.
   Прошло минут десять под шорох бумаг, после чего послышался ровный голос Германа:
   – Он. Елисеев Николай, слесарь второго разряда из города Владимира, тысяча девятьсот шестьдесят пятого года рождения, одна погашенная судимость за избиение собственной жены.
   – «Потеряшкин» портрет, – задумчиво протянул полковник, рассматривая мастерски выполненный рисунок, и косясь на фотографию в деле. – Значит, не подвела меня интуиция.
   Стае молча набрал воды и включил электрочайник, снова закурил. Герман, видя, что полковник ушел в себя и не вернулся, подошел к напарнику:
   – У тебя есть еще вопросы по второй группе пропавших?
   Стае кивнул.
   – Что еще нашли менты? Чую – не зря они носом землю рыли.
   Герман уважительно выпятил губу.
   – Не любим мы признавать за ними настоящую хватку, а зря. Наследие тоталитарного прошлого, понимаешь, времени господства всесильного комитета.
   – Короче давай, философ.
   – Откуда-то у всех «потеряшек» взялись средства на покупку этого самого снаряжения. Не сильно много они потратили, но все же больше среднестатистических зарплат.
   – Образцы денег изъяты из обращения?
   – Обижаешь. Изъяты еще до нас, но там ничего интересного. Деньги как деньги, не фальшивые. Интересны не они сами по себе, а то, на что их на черном рынке выменивали.
   – Ну же, не томи.
   – Брюлики, – просто сказал Герман.
   – Бриллианты? У всех сотен пропавших? Обалдеть! И много?
   – Я бы так сказал – по горсточке у каждого было.
   – Но это же самое что ни на есть фээсбэшное дело! Да еще какое! И Лубянка отмахнулась?
   – Они нашли только один брюлик из непотраченных, порыскали на черном рынке – и все. То ли масштабности картины не уловили, то ли, что вернее, – уловили, и нам спихнули это дохлое и чреватое скандалами дело.
   – По каким-нибудь делам камушки проходят?
   – Нет, – развел руками Герман, – Не ворованные, не изъятые посредством грабежей или вымогательств. Просто – брюлики. Ниоткуда, как из космоса свалились.
   –Интерпол подключали?
   – Не подключали, дабы не вызывать ненужного ажиотажа, но смежники по своим каналам убедились – нигде на Западе или на Востоке такая крупная партия камней не исчезала.
   – Так откуда они? Это же не картошка, каждый брюлик индивидуален, со своей историей…
   – Каждый нормальный брюлик, – заметил вышедший из ступора полковник, доказывая, что краем уха прекрасно слышит своих подчиненных. – А эти – как недавно ограненные. Алмазов в таком количестве тоже не пропадало, кстати.
   Стае взял чистый лист бумаги, карандаш, и стал чертить и рассуждать вслух:
   – Мы имеем явную связь между «потеряшка-ми» – камни. Невесть откуда, невесть какие бриллианты оказываются в руках самых обычных людей.
   Он написал цифру «1».
   – Они продают их и покупают снаряжение…
   – Причем продают за бесценок первым попавшимся хитрованам. Не исчезни «потеряшки» так скоро, милиция бы всех их переловила.
   – И ни один не попал в поле зрения МВД?
   – Шестеро попались и сидели в камерах предварительного заключения. Не кололись ни в какую. Оттуда и исчезли.
   – Ага, – вздохнул Стае. – Час от часу не легче. Он написал цифру «2».
   – Итак, турснаряжение и легкое стрелковое оружие.
   – Были несколько гранат из выкопанных «черными археологами» и несколько «эфок» с армейских складов, проданных нерадивыми прапорщиками, – уточнил полковник. – На покупке гранат особисты в Приволжском округе взяли гражданку Лисянскую, школьную учительницу русского языка.
   – И она из камеры исчезла, так? Стае отчего-то уже знал ответ.
   – Остаток денег куда девали пропавшие? Ведь даже выручив на черном рынке сотую часть истинной цены бриллиантов, можно скопить неслабый капитал.
   – А вот это серьезный и грамотный вопрос, – полковник порылся в своей феноменальной памяти. – Если вкратце – деньги их совершенно не интересовали. Только снаряжение и оружие.
   – То есть они их с собой не прихватили, – догадался Стае.
   – Куда там, – усмехнулся Герман. – На месте исчезновения одного цыгана, произошедшего, кстати, в чистом поле, так и остались долларовые пачки. Будто выкинул он их, как обертку от конфеты.
   – Кто-то оставил не потраченную «выручку» друзьям и знакомым, членам семей, потратил на благотворительность. А кое-кто просто в печи сжег – один такой точно был. Видимо там – деньги не нужны.
   – Ни себе, ни людям, – кивнул Пшибышевский. – Занятные истории, ей-богу.
   Он быстро покрывал лист каракулями.