Страница:
По счастью, Роде отвернулся от вражеского корабля, намереваясь упросить Басманова не участвовать в предстоящей схватке, когда громыхнул взрыв. Тучи щепок и головешек обрушились людям на головы, когг тряхнуло, вспыхнул порох, подожженный искрами.
– Что за черт?! – Басманов метнулся к борту. Датское судно на глазах превратилось в груду пылающих обломков.
– Поворачивай назад! – тут же нашелся Роде, переступив через корчащегося на палубе матроса, которому щепой выбило глаз. – Вместе с супостатом сгорим!
Шлагман в последние мгновения отвернул в сторону и, пройдя сквозь дымное облако, очутился сбоку от второго датского судна, ведущего огневую дуэль с потрепанным русским кораблем. Роде быстро развернул когг и дал залп правым бортом.
Датчанин, видя гибель своего соседа, попытался скрыться бегством. Однако и он имел уже изрядные повреждения. Роде методично расстрелял его и пустил ко дну.
Потом он принялся выискивать среди волн лодки со своей абордажной командой и Магнусом. Когда датского принца поднйли на борт, Басманов рукавом оттер пот со лба.
– Что не делается, все слава Богу, – сказал он и сердечно обнял опешившего брата датского короля. – Приветствую тебя, будущий владыка здешних вод и земель.
Роде, убедившись, что Соболевский жив, велел принести себе грога.
– Потери большие? – спросил он у назгула.
– Большие, по нашим меркам. И главное – Аника.
– Сгинул, значит, Аника-воин… – услышал его слова опричный воевода. – А мне казалось… Впрочем, неважно.
И он опять вернулся к беседе с Магнусом. Роде указал рукой, в которой была зажата чаша с пуншем, на догорающую посудину:
– Не пойму, отчего взорвался этот красавец? Бывает, конечно, что картечь попадает в пороховые запасы… Но в тот момент мы не стреляли, ожидая абордажа.
– Очень хорошо, что вы не дождались рукопашной, – заметил Соболевский. – Куда же вы без меня? !
– Это верно, – хмыкнул датчанин. – Больше ни за что не отпущу тебя на берег.
– Идем домой? – спросил Шон.
– Домой, – подтвердил каперский адмирал, задумчиво вперив взор в тонущие суда. – Хватит с нас чудес.
Глава 26
ГЛОССАРИЙ
– Что за черт?! – Басманов метнулся к борту. Датское судно на глазах превратилось в груду пылающих обломков.
– Поворачивай назад! – тут же нашелся Роде, переступив через корчащегося на палубе матроса, которому щепой выбило глаз. – Вместе с супостатом сгорим!
Шлагман в последние мгновения отвернул в сторону и, пройдя сквозь дымное облако, очутился сбоку от второго датского судна, ведущего огневую дуэль с потрепанным русским кораблем. Роде быстро развернул когг и дал залп правым бортом.
Датчанин, видя гибель своего соседа, попытался скрыться бегством. Однако и он имел уже изрядные повреждения. Роде методично расстрелял его и пустил ко дну.
Потом он принялся выискивать среди волн лодки со своей абордажной командой и Магнусом. Когда датского принца поднйли на борт, Басманов рукавом оттер пот со лба.
– Что не делается, все слава Богу, – сказал он и сердечно обнял опешившего брата датского короля. – Приветствую тебя, будущий владыка здешних вод и земель.
Роде, убедившись, что Соболевский жив, велел принести себе грога.
– Потери большие? – спросил он у назгула.
– Большие, по нашим меркам. И главное – Аника.
– Сгинул, значит, Аника-воин… – услышал его слова опричный воевода. – А мне казалось… Впрочем, неважно.
И он опять вернулся к беседе с Магнусом. Роде указал рукой, в которой была зажата чаша с пуншем, на догорающую посудину:
– Не пойму, отчего взорвался этот красавец? Бывает, конечно, что картечь попадает в пороховые запасы… Но в тот момент мы не стреляли, ожидая абордажа.
– Очень хорошо, что вы не дождались рукопашной, – заметил Соболевский. – Куда же вы без меня? !
– Это верно, – хмыкнул датчанин. – Больше ни за что не отпущу тебя на берег.
– Идем домой? – спросил Шон.
– Домой, – подтвердил каперский адмирал, задумчиво вперив взор в тонущие суда. – Хватит с нас чудес.
Глава 26
Цирк на конной тяге
Так уж повелось еще чуть ли не с античных времен, что комедианты и актеры часто берут себе звучные, зачастую ничего не обозначающие псевдонимы. В этой связи кого могло удивить прозвание хозяйки балаганчика, звучавшее как Галадриэль?
Указанный балаганчик, состоящий из двух возов, влекомых понурыми лошадками, как раз пересекал местность, издревле служившую поводом для распрей между известным польским маршалом и ливонской комтурией.
Дрель сидела внутри крытого возка и внимательно следила за манипуляциями Николаса с куклой. Руки у этого парня были действительно золотыми. Фигура оживала прямо на глазах. Во власти Николаса над неживым истуканом эльфийке чувствовалось что-то пугающее, почти инфернальное.
Парень появился в ее «хозяйстве» сразу же после того, как сицилийский театр отправился в сопровождении стрельцов в Москву. Николас попросту сбежал от алчного и вечно пьяного хозяина, оказавшегося еще и содомитом. Последнее обстоятельство отчего-то заставляло Дрель особенно жалеть и привечать смешливого курносого паренька.
Николас давно собирался дать деру, но не знал, как добраться до своей островной родины без денег и маломальских познаний в географии. Из дома его увезли в столь нежном возрасте, что он толком ничего и не помнил о Сицилии, только запах маслин и вкус апельсинов. И еще обычай выкидывать в дни карнавала мебель прямо в окна…
Эльфийка с удивлением опознала в тирзенской ярмарочной толпе знакомого паренька, за искусством которого в обращении с куклами она часами наблюдала по воле Басманова, и позвала парня.
В первый раз тот сбежал…
Второе свидание состоялось в лавке сукновальщика, куда Дрель зашла по каким-то хозяйственным надобностям. Огромный, похожий на гориллу хозяин и два его сына как раз лупцевали Николаса почем зря. Беглый кукольник забрался в распахнутое окно и собирался что-то стянуть, когда его почуяла мерзкая хозяйская собаченция и подняла лай.
Дрель за весьма скромную плату выкупила парня из рук пылающих жаждой мести тирзенцев и привела к своей недавно собранной походной кибитке.
– Вот, Кормак, полюбуйся, – сказала она. – Этот тип наверняка отбился от своих, или, может, сбежал. Возьмем к себе?
– А на фиг он нужен? – спросил Кормак, неприязненно рассматривая незадачливого воришку. – Его еще кормить придется.
– Забыл, как он с куклами обращается?
– Разве только это…
– А ты думал, он мне для любовных утех? Словом, остался Николас при новоявленном балаганчике.
Очень быстро он освоился, стал ухаживать за лошадьми и вообще выполнять всяческую работу. Вот только дрова рубить не любил. Его тонкие и чуткие пальцы существовали в своей отдельной вселенной, в мире, где не существовало грубых топоров и иных подобных штуковин.
Поскольку Кормаку и Дрели приходилось спешно обучаться общению с европейцами, дело с появлением Николаса пошло быстрее. Тот разучивал певучие русские обороты, взамен поправлял произношение московитских варваров.
В состав бродячего балагана вошли еще два конюха – не поймешь, ляхи, русские или немцы, из той особой породы, что именовалась сервами.
– Как мы втроем спектакли будем разыгрывать? – сокрушался Кормак. – Видала, сколько у итальяшки персонажей кукольных?
– Но чем ты раньше думал, если только сейчас эта мысль в башку запала? – поинтересовалась ехидная эльфийка и добавила: – Ерунда, подойдем к репертуару творчески, сократим две трети персонажей и четыре пятых реплик.
– А прокатит? Все же существуют каноны, правила, взыскательная публика…
– Так кто нас просит сразу идти к взыскательной публике? Для сельской местности сойдет и так, а потом вырастим себе артистов.
– Воровать детей на большой дороге начнем? Откуда возьмем мы людей?
– После первого ознакомительного турне, – солидно сказала Дрель, – вернемся в Россию. А наша страна, как ты знаешь, никогда не оскудевала талантами.
Около месяца они стояли в Тирзене, изучая европейскую разговорную речь, изобретая постановки, переводя стихи Ариосто.
Давно ушла уже из лагеря армия Серебряного. Флот Карстена Роде вел бои у датского берега, а в жизни маленькой труппы ничего не менялось.
Время от времени приходил кривоглазый мастер и приносил очередную куклу. В мастерской стал пропадать и Николас, который, как выяснилось, никогда не видел, как изготовляют его собственный «рабочий инструмент».
Комплект фигур сицилийцы возили с собой, редко обновляя, отдавали в починку мастерам из своей гильдии и никогда не выбрасывали. Случалось, что набор «Роландов» и «Карлов Великих» переходил из поколения в поколение до полного износа.
– Нам такой хоккей не нужен, – заявила Дрель. – Кукол требуется много и разных.
– Давай телепузиков закажем, – рассмеялся Кормак. – Тогда нам и гильдия никакая не понадобится. Свою артель организуем, в историю искусств войдем.
– В какую-такую историю ты можешь войти с этими монстрами? На костер инквизиции ты взойдешь с рогатыми бесенятами, если вздумаешь разыграть такое где-нибудь в Италии или в той же насквозь католической Польше.
Вскоре они решили, что пора опробовать себя. На тирзенской площади, так сказать, не отходя от кассы, разыграли представление. Пока еще не Ариосто, а опять что-то из серии «новых приключений Буратино и его друзей».
Как ни странно, публике понравилось. Денег насобирали уйму. Правда, нашелся тощий и подслеповатый субъект с руками, запачканными чернилами от бесконечной писанины, каковой олицетворял собой ту самую «взыскательную публику», – устроил форменный скандал, кричал о падении нравов и требовал канонического театра. По счастью, рядом оказались стрельцы, которые и прогнали «искусствоведа» копейными древками и пинками.
– Раз уж и первый блин не комом… – протянула Дрель, с легким благоговением глядя на книгу Ариосто, – стоит попробовать уже и по-взрослому.
Через неделю состоялась премьера «Неистового Орландо» а ля рюс. К удивлению Кормака и Галадриэли, публика приняла дебют вполне благосклонно, вот только недавние спасители-стрельцы с площади рассосались сразу же, как заслышали латинские реплики…
На радостях Кормак отправил Николаса за медовухой.
– И все же чего-то нам не хватает, – протянула Дрель. – Какой-то изюминки…
– Тут все дело как раз в отсутствии изюминок. Чем ближе к канону, тем и лучше. А модернизм ограничим буратиной.
– Поняла, – хлопнула себя по лбу Дрель. – Музыки нет!
– Кстати, да! – Кормак прихлебывал мутноватый желтый напиток из глиняной корчаги, закатывая глаза от блаженства. – У сицилийцев с этим был полный порядок.
– Музыкантов придется заводить уже в Европе. Не знаю я тут ни одного толкового.
– А что, много искала?
Но Дрель оказалась права. Кроме фланговых барабанщиков в стрелецких сотнях да немецкого забулдыги с ярмарочной площади, что играл на жалком подобие губной гармошки, иных талантов в Тирзене не наблюдалось.
– Ничего, Польша – страна культурна, там и найдем себе аранжировку. Ну что, Кормак, пора и в путь?
– Пора, иначе Басманов решит, что мы денежки его прокутили…
Прекрасным днем они тронулись в путь, простившись с городом Тирзеном.
Так начались их странствия по Польше.
Пришедший от князя Басманова человек велел им к середине зимы явиться в Краков, по определенному адресу, и получить инструкции. Разумеется, он выразился несколько иным языком, но смысл сказанного, до боли знакомый из бульварных книжек про разведчиков, был очевиден. Во всем остальном балаганчику предоставлялась полная свобода действий. Никто даже не требовал от них наблюдения за перемещением польских хоругвей вдоль границы. На то имелись особые казачьи секреты и разъезды.
… Потянулись спектакли, порой и по нескольку раз в каждом мелком поместье, замке и даже деревне, где всегда находилось с десяток мающихся бездельем лоботрясов, готовых «приобщиться к культуре».
Дважды их пытались грабить на большой дороге. Один раз спас подоспевший уланский разъезд, патрулировавший мосты и переправы, второй раз пришлось расстаться с большей частью заработанного. С той поры Дрель не отставала, пока Кормак не выдолбил в тележной оси особое место для золота и серебра.
– Может, нам еще и контрабандой заняться? – спросил он, любуясь своей работой.
– А что продавать-то? Подержанных холодильников и наркотиков еще не придумали.
– Отсталое время, что и говорить…
И вот нежданно-негаданно в местечке со смешным названием Лисий Лужок их нагнал посланник опричного ведомства. Все было честь по чести: показал личный перстень Басманова, нужные слова назвал…
– Так встреча в Кракове отменяется? – спросила Дрель у невзрачного мужчины в простых и неприметных одеждах.
– Каком еще Кракове? Не знаю я ничего ни о каком Кракове… И вообще, девица, читала в Писании: язык твой…
– Враг мой, – докончила за него Дрель неприязненным тоном. – Выкладывай, служилый, что тебе надо, и вали отсюда. Не мешай репетиции.
Посланец крякнул от досады, но ничего не сказал. Вышел из комнатки постоялого двора, где нашел троих комедиантов, сходил на конюшню. Долго возился с навьюченными на лошадь тюками со всяким хламом, потом принес бережно завернутый в промасленную кожу сверток.
– Что это? – спросил Кормак, не притрагиваясь к подарку.
– Работа того же мастера, что и ваши куклы, – пояснил гость. – Руки у вас, как говорят, золотые, быстро освоитесь. А с чего начать, я покажу.
Мужчина взял фигурку «орландо», под негодующим взглядом Дрели принялся вертеть ее и тормошить, потом резким движением дернул правую руку «артиста».
Послышался механический щелчок, и предплечье неистового паладина отделилось от остального тела.
– Ты что же творишь, кромешник, – навис над ним Кормак с занесенным кулаком. – Эта фигурка стоит больше, чем корабельная бомбарда!
– А вот эта, – указал посланец Басманова на сверток, игнорируя готовый обрушиться на него кулак, – дороже, чем целая лойма с товаром.
Он разрезал невесть откуда возникшим ножом пеньковую веревочку, размотал кожу… Кормак заинтересованно склонился над чудом средневековой механики.
Это было точно такое же предплечье, которого лишился «орландо», только в разобранном виде. И еще кое-что. Вместо пустотелой трубки, скатанной из железного листа, глазам комедиантов предстал стальной механизм маленького стреломета.
– Этот арбалет очень силен, – заметил княжеский посланец, ловко собирая творение тирзенского Левши. – Прошу убедиться…
С едва слышным щелчком хитрая машинка выплюнула стрелу не более пальца длиной. Болт с внушающим уважение стуком прибил к дощатой стене шапку Николаса.
– Замечательная штука, – сказал Кормак. – И что, мы ее должны приделать к Роланду?
Мужчина кивнул.
– Стреляет арбалет не дальше, чем на пять шагов, но прицельно и убойно. На случай особой важности я должен передать вам еще вот это…
Он с опаской вытащил из особого деревянного футляра каменный флакончик, из тех, в которых знатные немки хранили драгоценные благовония из восточных стран.
– Яд, – догадалась Дрель. – Стрелы смазывать.
– Именно так, потрава. Свалит даже Индрика-зверя, если он решит удумать на государя. Но с ним следует аккуратно обращаться. Зловонные пары сей микстуры могут сгубить здоровье.
– Кормак, убери от меня подальше эту дрянь! Лучше всего – сунь в тележную ось…
Эльфийка подняла покалеченную куклу на руки и принялась укачивать ее, словно младенца, приговаривая:
– Бедненький, попал под каток истории, ры-царёнок мой ненаглядный.
Мужчина дважды показал Кормаку, как разбирается и собирается арбалет, как его заряжать и каким образом крепить к кукле.
– Представлениям вашим он вредить не будет, мастер божился, что на веревочках и палочках новая рука не скажется.
– И на том спасибо, – буркнула Дрель. – Это нам, полагаю, не для самообороны?
Посланец князя явно не понял ее слов и вновь вернулся к беседе с Кормаком:
– Держать смазанную ядом стрелу постоянно внутри руки не следует. Вы можете ослепнуть или вовсе умереть. Но накануне того, как направите ее на супостата, следует погрузить ее в пузырек. В теле этой стрелки есть особая пещерка, тоньше волоса…
– Все ясно, – оборвал его Кормак. – И зачем нам эта дрянь?
Мужчина набрал в легкие воздуха и тут же выпустил его сквозь сжатые зубы, словно его кто-то ткнул кулаком в живот.
В комнату вошел Николас, улыбнулся гостю, увидел приколотую шляпу к стене и рассмеялся весело и беззаботно. Как только он протянул руку к стрелке, Кормак и Дрель одновременно вскрикнули:
– Не смей!
Посланец торопливо сказал:
– Она не отравлена.
Кормак лично открепил шапку, спрятал в ладони стрелу и протянул шапку сицилийцу со словами:
– Сходи, проведай лошадей.
– Мы же не сегодня трогаем, – смешно коверкая слова, возразил Николас.
– Все равно – проверь. Тут народ жуликоватый, вечно норовят вместо овса сена насыпать в ясли.
Картинно пожав плечами и снова негромко рассмеявшись, Николас удалился.
Гость подождал, когда стихнет топот башмаков сицилийца, и продолжил:
– Может быть, вас пригласят на праздник, который дает известный в здешних краях пан Сапега. Если такое случится, вам надо постараться сжить этого душегубца со света.
– А что будет с нами? – поднял брови Кормак, сделавшись похожим на Пьеро, который узнал, что Мальвина вышла на панель, собираясь выкупить его у Карабаса. – Нас же казнят!
– В шахиды я не нанималась, – добавила Дрель.
– Ищи дураков в соседнем ауле.
– Князь просит попытаться, а вашей смерти он не ищет. Ну что может случиться с бедными артистами, если кто-то неизвестный каким-то образом всадит Сапеге в ногу иглу? Сей супостат обожает приглашать музыкантов на привал после охоты.
– Начинаю понимать, – кивнул головой Кормак.
– Кругом лес, полянка, куча борзых собак и соколов.
Ловчие, какие-нибудь девицы, полупьяные рыцари и обилие подвыпивших кнехтов, псарей, оруженосцев… На сцене идет спектакль, который никто не слушает… И вдруг – бац! Сапега начинает орать и прыгать на одной ноге.
– Вернее всего, – одобрительно закивал головой посланник князя, – кинутся прочесывать лес. А еще вернее – казнить кнехтов. Кому придет в голову, что такую маленькую иглу можно метнуть? Воткнуть-то куда легче. Наверняка подумают не на вас.
Кормак сел на лавку и скрестил руки на груди.
– Мне эта затея не нравится.
– Никому не нравится, – развел руками опричник. – Однако долг требует. Князь что ни день грех смертоубийства замаливает. Помолится и за вас…
– Вот спасибо, обнадежил!
Дрель с опаской потрогала ногтем смертоносную машинку, словно кошка полузадушенную мышь.
– Почему просто не послать хорошего стрелка и не застрелить Сапегу из арбалета с английским воротом? Очень мощная штука, продырявит насквозь вашего ворота, да еще и прошьет пару кнехтов.
– Таковой стрелок точно окажется осужден на лютую смерть. Да и не подпустит никто к Сапеге арбалетчика, охраняют его сущие волки матерые. А ваших кукол никто обыскивать не станет.
Кормак спросил вдруг:
– А если просто «забыть» в спальне Сапеги этот пузырек?
Гонец озадаченно замолчал.
– Пожалуй, – неуверенно сказал он. – Полетит черная душа супостата прямиком в ад…
– Такой способ сгодится?
– Сгодится службе государевой любая тропинка, которая Сапегу в ад приведет. Князь только задачу вашу облегчить хотел, да и на будущее дать вам тайное оружие.
– Остается только выяснить, как пузырек попадет в спальню Сапеги, – пробормотал Кормак и вдруг поднял глаза на Дрель.
Та незамедлительно влепила ирландцу звонкую пощечину.
– Я только прикидывал…
– Я тебе прикину, шонов выкормыш! – зло сверкнула глазами хозяйка балаганчика. – Уволю, пойдешь по Руси… то есть – по Польше, с сумой.
Тут лицо Дрели сделалось сосредоточенным.
– А есть у Сапеги любимая собака?
– Как не быть, да не одна, – пожал плечами опричник.
– Нет, самая-самая любимая. Которая у него в опочивальне спит.
– Огромный такой пес, кличка Витальер. В одиночку, говорят, раненого кабана берет.
Дрель с хрустом вывернула сплетенные пальцы.
– А на зверьё яд действует? Опричник начал что-то соображать.
– Не знаю, девица, но можно попробовать. Кликнули Николаса. Тот приманил на хлебную горбушку шелудивую собачонку. Дрель привязала флакон к песьей шее ремешком, потом отошла подальше и велела Кормаку:
– Открой, только нос зажми.
– Ну, не в помещении же…
Ирландец вынес собачонку на улицу, поднял ее повыше и провозгласил:
– Сим присовокупляется данная псина к длинному списку жертв науки. Да стоять ей рядом с Белкой, Стрелкой и прочими космонавтами на пьедестале… пьедестале чего, Дрель?
– На пьедестале кибернетики, – докончила эльфийка.
– Аминь, – произнес серьезно посланец, и у Кормака зародилось подозрение, что у опричника все в порядке с чувством юмора.
Собаку отпустили, и она тут же принялась заниматься обычными своими делами, то есть вычесывать блох, валяться на спине, подставив брюхо солнечным лучам и гоняться за утками, причем делала все это фактически одновременно.
– Как долго человек сопротивляется яду?
– Совсем недолго. Пора бы уж собачке помереть…
Мужчина выглядел удрученным.
– Даже если мы поймем, что на зверя яд не действует, – где я возьму второй пузырек?
– Ну, не знаю… – Кормак почесал в затылке. – Сгоняй в Россию, возьми там же, где и первый.
– Это долго, служивый.
– Ничего, мы потерпим.
– И все же из арбалета вернее.
– Из тяжелого арбалета с английским колесным воротом, – хохотнула Дрель. – Кормак, лови пса и затыкай флакон. Он не весь еще расплескал. Да и выветриться яд не мог.
Пса ловили долго и увлеченно. Забава собаке понравилась, и она вытворяла сущие чудеса, ныряя между телегой и стенкой, подлезая под коров и пытаясь проскочить в приоткрывающиеся двери изб.
Поймав паршивку, Кормак задержал дыхание, заглянул в пузырек и заткнул его особой каменной пробкой.
– Кажется, здесь еще на пару Сапег и одного Вишневецкого хватит.
Княжий посланец вскоре стал собираться.
– В другой раз к вам приедет иной человек, но покажет тот же перстень. Так что – прощайте, добрые люди.
В его устах выражение «добрые люди» приобрело особый, неповторимый оттенок…
Уже садясь на коня, он наклонился к Дрели:
– А ты девица, все же прикупи еще какого-нибудь яда, которым стрелы мазать сподручно. В Европах полно чернокнижников и алхимиков. Не все из них воры и обманщики, вовсе даже не все…
– Это ты к чему?
– Это я к Кракову, – сказал мужчина, поправляя шапку. – Есть такой красивый город у ляхов. Вино там отличное, и люди приятные. Очень, говорят, уважают театры и прочие срамные и пустые зрелища…
Когда опричник уехал, Кормак воскликнул:
– Ну, и как тебе? Ах, Басманов, меценат, блин, покровитель искусств!
– Ничего не поделаешь, этого следовало ожидать. Живем не в просвещенном веке, а в эпоху повальной грубости нравов. Кстати о грубости – зачем ты сел на Мальвину?
Ирландец поспешно вскочил.
– А как ты собираешься пришпандорить пузырек к собаке Сапеги?
– Если он действительно пригласит нас на охоту? Да запросто. Меня звери любят. Нужно только потренироваться это… пришпандоривать.
– А если найдут на шее у псины флакончик, не укажет ли все на тебя? Может, и впрямь арбалет вернее?
– Вернее было не ехать в Питере на фестиваль в честь Невской битвы, а смотреть «телепузиков», – проворчала Дрель. – Теперь же придется выбирать менее рискованный путь из двух отвратительных и смертельно опасных. Ладно, поглядим. Как карта ляжет…
В ответ на это, Кормак только хмыкнул и ничего не сказал. Собственно, и говорить было не о чем…
Указанный балаганчик, состоящий из двух возов, влекомых понурыми лошадками, как раз пересекал местность, издревле служившую поводом для распрей между известным польским маршалом и ливонской комтурией.
Дрель сидела внутри крытого возка и внимательно следила за манипуляциями Николаса с куклой. Руки у этого парня были действительно золотыми. Фигура оживала прямо на глазах. Во власти Николаса над неживым истуканом эльфийке чувствовалось что-то пугающее, почти инфернальное.
Парень появился в ее «хозяйстве» сразу же после того, как сицилийский театр отправился в сопровождении стрельцов в Москву. Николас попросту сбежал от алчного и вечно пьяного хозяина, оказавшегося еще и содомитом. Последнее обстоятельство отчего-то заставляло Дрель особенно жалеть и привечать смешливого курносого паренька.
Николас давно собирался дать деру, но не знал, как добраться до своей островной родины без денег и маломальских познаний в географии. Из дома его увезли в столь нежном возрасте, что он толком ничего и не помнил о Сицилии, только запах маслин и вкус апельсинов. И еще обычай выкидывать в дни карнавала мебель прямо в окна…
Эльфийка с удивлением опознала в тирзенской ярмарочной толпе знакомого паренька, за искусством которого в обращении с куклами она часами наблюдала по воле Басманова, и позвала парня.
В первый раз тот сбежал…
Второе свидание состоялось в лавке сукновальщика, куда Дрель зашла по каким-то хозяйственным надобностям. Огромный, похожий на гориллу хозяин и два его сына как раз лупцевали Николаса почем зря. Беглый кукольник забрался в распахнутое окно и собирался что-то стянуть, когда его почуяла мерзкая хозяйская собаченция и подняла лай.
Дрель за весьма скромную плату выкупила парня из рук пылающих жаждой мести тирзенцев и привела к своей недавно собранной походной кибитке.
– Вот, Кормак, полюбуйся, – сказала она. – Этот тип наверняка отбился от своих, или, может, сбежал. Возьмем к себе?
– А на фиг он нужен? – спросил Кормак, неприязненно рассматривая незадачливого воришку. – Его еще кормить придется.
– Забыл, как он с куклами обращается?
– Разве только это…
– А ты думал, он мне для любовных утех? Словом, остался Николас при новоявленном балаганчике.
Очень быстро он освоился, стал ухаживать за лошадьми и вообще выполнять всяческую работу. Вот только дрова рубить не любил. Его тонкие и чуткие пальцы существовали в своей отдельной вселенной, в мире, где не существовало грубых топоров и иных подобных штуковин.
Поскольку Кормаку и Дрели приходилось спешно обучаться общению с европейцами, дело с появлением Николаса пошло быстрее. Тот разучивал певучие русские обороты, взамен поправлял произношение московитских варваров.
В состав бродячего балагана вошли еще два конюха – не поймешь, ляхи, русские или немцы, из той особой породы, что именовалась сервами.
– Как мы втроем спектакли будем разыгрывать? – сокрушался Кормак. – Видала, сколько у итальяшки персонажей кукольных?
– Но чем ты раньше думал, если только сейчас эта мысль в башку запала? – поинтересовалась ехидная эльфийка и добавила: – Ерунда, подойдем к репертуару творчески, сократим две трети персонажей и четыре пятых реплик.
– А прокатит? Все же существуют каноны, правила, взыскательная публика…
– Так кто нас просит сразу идти к взыскательной публике? Для сельской местности сойдет и так, а потом вырастим себе артистов.
– Воровать детей на большой дороге начнем? Откуда возьмем мы людей?
– После первого ознакомительного турне, – солидно сказала Дрель, – вернемся в Россию. А наша страна, как ты знаешь, никогда не оскудевала талантами.
Около месяца они стояли в Тирзене, изучая европейскую разговорную речь, изобретая постановки, переводя стихи Ариосто.
Давно ушла уже из лагеря армия Серебряного. Флот Карстена Роде вел бои у датского берега, а в жизни маленькой труппы ничего не менялось.
Время от времени приходил кривоглазый мастер и приносил очередную куклу. В мастерской стал пропадать и Николас, который, как выяснилось, никогда не видел, как изготовляют его собственный «рабочий инструмент».
Комплект фигур сицилийцы возили с собой, редко обновляя, отдавали в починку мастерам из своей гильдии и никогда не выбрасывали. Случалось, что набор «Роландов» и «Карлов Великих» переходил из поколения в поколение до полного износа.
– Нам такой хоккей не нужен, – заявила Дрель. – Кукол требуется много и разных.
– Давай телепузиков закажем, – рассмеялся Кормак. – Тогда нам и гильдия никакая не понадобится. Свою артель организуем, в историю искусств войдем.
– В какую-такую историю ты можешь войти с этими монстрами? На костер инквизиции ты взойдешь с рогатыми бесенятами, если вздумаешь разыграть такое где-нибудь в Италии или в той же насквозь католической Польше.
Вскоре они решили, что пора опробовать себя. На тирзенской площади, так сказать, не отходя от кассы, разыграли представление. Пока еще не Ариосто, а опять что-то из серии «новых приключений Буратино и его друзей».
Как ни странно, публике понравилось. Денег насобирали уйму. Правда, нашелся тощий и подслеповатый субъект с руками, запачканными чернилами от бесконечной писанины, каковой олицетворял собой ту самую «взыскательную публику», – устроил форменный скандал, кричал о падении нравов и требовал канонического театра. По счастью, рядом оказались стрельцы, которые и прогнали «искусствоведа» копейными древками и пинками.
– Раз уж и первый блин не комом… – протянула Дрель, с легким благоговением глядя на книгу Ариосто, – стоит попробовать уже и по-взрослому.
Через неделю состоялась премьера «Неистового Орландо» а ля рюс. К удивлению Кормака и Галадриэли, публика приняла дебют вполне благосклонно, вот только недавние спасители-стрельцы с площади рассосались сразу же, как заслышали латинские реплики…
На радостях Кормак отправил Николаса за медовухой.
– И все же чего-то нам не хватает, – протянула Дрель. – Какой-то изюминки…
– Тут все дело как раз в отсутствии изюминок. Чем ближе к канону, тем и лучше. А модернизм ограничим буратиной.
– Поняла, – хлопнула себя по лбу Дрель. – Музыки нет!
– Кстати, да! – Кормак прихлебывал мутноватый желтый напиток из глиняной корчаги, закатывая глаза от блаженства. – У сицилийцев с этим был полный порядок.
– Музыкантов придется заводить уже в Европе. Не знаю я тут ни одного толкового.
– А что, много искала?
Но Дрель оказалась права. Кроме фланговых барабанщиков в стрелецких сотнях да немецкого забулдыги с ярмарочной площади, что играл на жалком подобие губной гармошки, иных талантов в Тирзене не наблюдалось.
– Ничего, Польша – страна культурна, там и найдем себе аранжировку. Ну что, Кормак, пора и в путь?
– Пора, иначе Басманов решит, что мы денежки его прокутили…
Прекрасным днем они тронулись в путь, простившись с городом Тирзеном.
Так начались их странствия по Польше.
Пришедший от князя Басманова человек велел им к середине зимы явиться в Краков, по определенному адресу, и получить инструкции. Разумеется, он выразился несколько иным языком, но смысл сказанного, до боли знакомый из бульварных книжек про разведчиков, был очевиден. Во всем остальном балаганчику предоставлялась полная свобода действий. Никто даже не требовал от них наблюдения за перемещением польских хоругвей вдоль границы. На то имелись особые казачьи секреты и разъезды.
… Потянулись спектакли, порой и по нескольку раз в каждом мелком поместье, замке и даже деревне, где всегда находилось с десяток мающихся бездельем лоботрясов, готовых «приобщиться к культуре».
Дважды их пытались грабить на большой дороге. Один раз спас подоспевший уланский разъезд, патрулировавший мосты и переправы, второй раз пришлось расстаться с большей частью заработанного. С той поры Дрель не отставала, пока Кормак не выдолбил в тележной оси особое место для золота и серебра.
– Может, нам еще и контрабандой заняться? – спросил он, любуясь своей работой.
– А что продавать-то? Подержанных холодильников и наркотиков еще не придумали.
– Отсталое время, что и говорить…
И вот нежданно-негаданно в местечке со смешным названием Лисий Лужок их нагнал посланник опричного ведомства. Все было честь по чести: показал личный перстень Басманова, нужные слова назвал…
– Так встреча в Кракове отменяется? – спросила Дрель у невзрачного мужчины в простых и неприметных одеждах.
– Каком еще Кракове? Не знаю я ничего ни о каком Кракове… И вообще, девица, читала в Писании: язык твой…
– Враг мой, – докончила за него Дрель неприязненным тоном. – Выкладывай, служилый, что тебе надо, и вали отсюда. Не мешай репетиции.
Посланец крякнул от досады, но ничего не сказал. Вышел из комнатки постоялого двора, где нашел троих комедиантов, сходил на конюшню. Долго возился с навьюченными на лошадь тюками со всяким хламом, потом принес бережно завернутый в промасленную кожу сверток.
– Что это? – спросил Кормак, не притрагиваясь к подарку.
– Работа того же мастера, что и ваши куклы, – пояснил гость. – Руки у вас, как говорят, золотые, быстро освоитесь. А с чего начать, я покажу.
Мужчина взял фигурку «орландо», под негодующим взглядом Дрели принялся вертеть ее и тормошить, потом резким движением дернул правую руку «артиста».
Послышался механический щелчок, и предплечье неистового паладина отделилось от остального тела.
– Ты что же творишь, кромешник, – навис над ним Кормак с занесенным кулаком. – Эта фигурка стоит больше, чем корабельная бомбарда!
– А вот эта, – указал посланец Басманова на сверток, игнорируя готовый обрушиться на него кулак, – дороже, чем целая лойма с товаром.
Он разрезал невесть откуда возникшим ножом пеньковую веревочку, размотал кожу… Кормак заинтересованно склонился над чудом средневековой механики.
Это было точно такое же предплечье, которого лишился «орландо», только в разобранном виде. И еще кое-что. Вместо пустотелой трубки, скатанной из железного листа, глазам комедиантов предстал стальной механизм маленького стреломета.
– Этот арбалет очень силен, – заметил княжеский посланец, ловко собирая творение тирзенского Левши. – Прошу убедиться…
С едва слышным щелчком хитрая машинка выплюнула стрелу не более пальца длиной. Болт с внушающим уважение стуком прибил к дощатой стене шапку Николаса.
– Замечательная штука, – сказал Кормак. – И что, мы ее должны приделать к Роланду?
Мужчина кивнул.
– Стреляет арбалет не дальше, чем на пять шагов, но прицельно и убойно. На случай особой важности я должен передать вам еще вот это…
Он с опаской вытащил из особого деревянного футляра каменный флакончик, из тех, в которых знатные немки хранили драгоценные благовония из восточных стран.
– Яд, – догадалась Дрель. – Стрелы смазывать.
– Именно так, потрава. Свалит даже Индрика-зверя, если он решит удумать на государя. Но с ним следует аккуратно обращаться. Зловонные пары сей микстуры могут сгубить здоровье.
– Кормак, убери от меня подальше эту дрянь! Лучше всего – сунь в тележную ось…
Эльфийка подняла покалеченную куклу на руки и принялась укачивать ее, словно младенца, приговаривая:
– Бедненький, попал под каток истории, ры-царёнок мой ненаглядный.
Мужчина дважды показал Кормаку, как разбирается и собирается арбалет, как его заряжать и каким образом крепить к кукле.
– Представлениям вашим он вредить не будет, мастер божился, что на веревочках и палочках новая рука не скажется.
– И на том спасибо, – буркнула Дрель. – Это нам, полагаю, не для самообороны?
Посланец князя явно не понял ее слов и вновь вернулся к беседе с Кормаком:
– Держать смазанную ядом стрелу постоянно внутри руки не следует. Вы можете ослепнуть или вовсе умереть. Но накануне того, как направите ее на супостата, следует погрузить ее в пузырек. В теле этой стрелки есть особая пещерка, тоньше волоса…
– Все ясно, – оборвал его Кормак. – И зачем нам эта дрянь?
Мужчина набрал в легкие воздуха и тут же выпустил его сквозь сжатые зубы, словно его кто-то ткнул кулаком в живот.
В комнату вошел Николас, улыбнулся гостю, увидел приколотую шляпу к стене и рассмеялся весело и беззаботно. Как только он протянул руку к стрелке, Кормак и Дрель одновременно вскрикнули:
– Не смей!
Посланец торопливо сказал:
– Она не отравлена.
Кормак лично открепил шапку, спрятал в ладони стрелу и протянул шапку сицилийцу со словами:
– Сходи, проведай лошадей.
– Мы же не сегодня трогаем, – смешно коверкая слова, возразил Николас.
– Все равно – проверь. Тут народ жуликоватый, вечно норовят вместо овса сена насыпать в ясли.
Картинно пожав плечами и снова негромко рассмеявшись, Николас удалился.
Гость подождал, когда стихнет топот башмаков сицилийца, и продолжил:
– Может быть, вас пригласят на праздник, который дает известный в здешних краях пан Сапега. Если такое случится, вам надо постараться сжить этого душегубца со света.
– А что будет с нами? – поднял брови Кормак, сделавшись похожим на Пьеро, который узнал, что Мальвина вышла на панель, собираясь выкупить его у Карабаса. – Нас же казнят!
– В шахиды я не нанималась, – добавила Дрель.
– Ищи дураков в соседнем ауле.
– Князь просит попытаться, а вашей смерти он не ищет. Ну что может случиться с бедными артистами, если кто-то неизвестный каким-то образом всадит Сапеге в ногу иглу? Сей супостат обожает приглашать музыкантов на привал после охоты.
– Начинаю понимать, – кивнул головой Кормак.
– Кругом лес, полянка, куча борзых собак и соколов.
Ловчие, какие-нибудь девицы, полупьяные рыцари и обилие подвыпивших кнехтов, псарей, оруженосцев… На сцене идет спектакль, который никто не слушает… И вдруг – бац! Сапега начинает орать и прыгать на одной ноге.
– Вернее всего, – одобрительно закивал головой посланник князя, – кинутся прочесывать лес. А еще вернее – казнить кнехтов. Кому придет в голову, что такую маленькую иглу можно метнуть? Воткнуть-то куда легче. Наверняка подумают не на вас.
Кормак сел на лавку и скрестил руки на груди.
– Мне эта затея не нравится.
– Никому не нравится, – развел руками опричник. – Однако долг требует. Князь что ни день грех смертоубийства замаливает. Помолится и за вас…
– Вот спасибо, обнадежил!
Дрель с опаской потрогала ногтем смертоносную машинку, словно кошка полузадушенную мышь.
– Почему просто не послать хорошего стрелка и не застрелить Сапегу из арбалета с английским воротом? Очень мощная штука, продырявит насквозь вашего ворота, да еще и прошьет пару кнехтов.
– Таковой стрелок точно окажется осужден на лютую смерть. Да и не подпустит никто к Сапеге арбалетчика, охраняют его сущие волки матерые. А ваших кукол никто обыскивать не станет.
Кормак спросил вдруг:
– А если просто «забыть» в спальне Сапеги этот пузырек?
Гонец озадаченно замолчал.
– Пожалуй, – неуверенно сказал он. – Полетит черная душа супостата прямиком в ад…
– Такой способ сгодится?
– Сгодится службе государевой любая тропинка, которая Сапегу в ад приведет. Князь только задачу вашу облегчить хотел, да и на будущее дать вам тайное оружие.
– Остается только выяснить, как пузырек попадет в спальню Сапеги, – пробормотал Кормак и вдруг поднял глаза на Дрель.
Та незамедлительно влепила ирландцу звонкую пощечину.
– Я только прикидывал…
– Я тебе прикину, шонов выкормыш! – зло сверкнула глазами хозяйка балаганчика. – Уволю, пойдешь по Руси… то есть – по Польше, с сумой.
Тут лицо Дрели сделалось сосредоточенным.
– А есть у Сапеги любимая собака?
– Как не быть, да не одна, – пожал плечами опричник.
– Нет, самая-самая любимая. Которая у него в опочивальне спит.
– Огромный такой пес, кличка Витальер. В одиночку, говорят, раненого кабана берет.
Дрель с хрустом вывернула сплетенные пальцы.
– А на зверьё яд действует? Опричник начал что-то соображать.
– Не знаю, девица, но можно попробовать. Кликнули Николаса. Тот приманил на хлебную горбушку шелудивую собачонку. Дрель привязала флакон к песьей шее ремешком, потом отошла подальше и велела Кормаку:
– Открой, только нос зажми.
– Ну, не в помещении же…
Ирландец вынес собачонку на улицу, поднял ее повыше и провозгласил:
– Сим присовокупляется данная псина к длинному списку жертв науки. Да стоять ей рядом с Белкой, Стрелкой и прочими космонавтами на пьедестале… пьедестале чего, Дрель?
– На пьедестале кибернетики, – докончила эльфийка.
– Аминь, – произнес серьезно посланец, и у Кормака зародилось подозрение, что у опричника все в порядке с чувством юмора.
Собаку отпустили, и она тут же принялась заниматься обычными своими делами, то есть вычесывать блох, валяться на спине, подставив брюхо солнечным лучам и гоняться за утками, причем делала все это фактически одновременно.
– Как долго человек сопротивляется яду?
– Совсем недолго. Пора бы уж собачке помереть…
Мужчина выглядел удрученным.
– Даже если мы поймем, что на зверя яд не действует, – где я возьму второй пузырек?
– Ну, не знаю… – Кормак почесал в затылке. – Сгоняй в Россию, возьми там же, где и первый.
– Это долго, служивый.
– Ничего, мы потерпим.
– И все же из арбалета вернее.
– Из тяжелого арбалета с английским колесным воротом, – хохотнула Дрель. – Кормак, лови пса и затыкай флакон. Он не весь еще расплескал. Да и выветриться яд не мог.
Пса ловили долго и увлеченно. Забава собаке понравилась, и она вытворяла сущие чудеса, ныряя между телегой и стенкой, подлезая под коров и пытаясь проскочить в приоткрывающиеся двери изб.
Поймав паршивку, Кормак задержал дыхание, заглянул в пузырек и заткнул его особой каменной пробкой.
– Кажется, здесь еще на пару Сапег и одного Вишневецкого хватит.
Княжий посланец вскоре стал собираться.
– В другой раз к вам приедет иной человек, но покажет тот же перстень. Так что – прощайте, добрые люди.
В его устах выражение «добрые люди» приобрело особый, неповторимый оттенок…
Уже садясь на коня, он наклонился к Дрели:
– А ты девица, все же прикупи еще какого-нибудь яда, которым стрелы мазать сподручно. В Европах полно чернокнижников и алхимиков. Не все из них воры и обманщики, вовсе даже не все…
– Это ты к чему?
– Это я к Кракову, – сказал мужчина, поправляя шапку. – Есть такой красивый город у ляхов. Вино там отличное, и люди приятные. Очень, говорят, уважают театры и прочие срамные и пустые зрелища…
Когда опричник уехал, Кормак воскликнул:
– Ну, и как тебе? Ах, Басманов, меценат, блин, покровитель искусств!
– Ничего не поделаешь, этого следовало ожидать. Живем не в просвещенном веке, а в эпоху повальной грубости нравов. Кстати о грубости – зачем ты сел на Мальвину?
Ирландец поспешно вскочил.
– А как ты собираешься пришпандорить пузырек к собаке Сапеги?
– Если он действительно пригласит нас на охоту? Да запросто. Меня звери любят. Нужно только потренироваться это… пришпандоривать.
– А если найдут на шее у псины флакончик, не укажет ли все на тебя? Может, и впрямь арбалет вернее?
– Вернее было не ехать в Питере на фестиваль в честь Невской битвы, а смотреть «телепузиков», – проворчала Дрель. – Теперь же придется выбирать менее рискованный путь из двух отвратительных и смертельно опасных. Ладно, поглядим. Как карта ляжет…
В ответ на это, Кормак только хмыкнул и ничего не сказал. Собственно, и говорить было не о чем…
ГЛОССАРИЙ
Асторокань – современная Астрахань. Наряду с Тьмутароканью, была областью наибольшего продвижения русских на юг.
«Время рогатки отмыкать…» – улицы крупных городов в военное, а на Москве – ив мирное время по ночам перекрывались рогатками и стрелецкими «блокпостами». Соответственно, утро именовалось военными людьми «временем отмыкания рогаток».
Гизарма – разновидность алебарды. Вместо топора с крюком для стаскивания всадника с коня, была снабжена особым стальным зубом, выступающим на широком копейном лезвии.
Губной староста – должностное лицо, заведовавшее «губой», т. е. исполнявшее судебно-полицейские функции на местах.
Засечники – название этой особой породы русских ратников идет от засек, засечных черт, отделявших Россию от Дикого Поля на юге. Оборонительные валы, поваленные бревна, завалы и укрепленные посты чередовались в них с секретами и разветвленной системой подвижных патрулей. Созданные вначале для обороны, засечные черты с успехом использовались русскими для наступления на Степь и дикие племена. Сейчас об этом мало кто помнит, однако именно засеки позволили Москве значительно расширить свои владения. Первые оборонительные линии тянулись едва ли не в десятках верст от столицы, а последние достраивал уже Суворов по Тереку, вдоль Кавказского Хребта. Такой способ продвижения на юг создал в течение столетий особую касту воинов, мало пригодных для регулярных полевых сражений, но являвшихся доками в полупартизанской войне. Чем-то подобным были и казаки, но они никогда не отличались безусловной верностью Короне. Вспомним: во времена Смуты, уже после смерти Иоанна Грозного, тысячи казаков не единожды входили в Москву вместе со всевозможными лжедмитриями и польскими оккупантами. А вот засечники всегда оставались верны царю и отечеству. Из этой среды впоследствии вышла знаменитая русская легкая пехота – егеря и пластуны.
Игра в кости – любимейшее времяпровождение солдат многих веков, известна, по крайней мере, с римских времен. На глиняных кубиках рисовались римские цифры, и игроки выбрасывали их поочередно, набирая очки и спуская золото, нажитое нелегким ратным трудом. Костяные игральные кубики известны и у скандинавов, так что есть по меньшей мере два пути, по которым игра в кости могла попасть на Русь: греко-античный, и викинг-ский. Из иных азартных игр известен так же древнеримский вариант русской игры «орел или решка», именовавшийся в империи «голова или корабль». Через Византию игра попала на Русь и в слегка модифицированном виде дожила до наших дней.
«Казаков, что хуже орд Рогов и Магогов, хуже мавров и сарацинов…» – русские (и не русские) казаки, действительно, наводили ужас на европейцев своей диковатой, бесшабашной храбростью и неприемлемой для рыцарства тактикой. Долгое время маститые католические богословы на полном серьезе спорили, не являются ли казачьи войска «ордами Гогов и Магогов» – демонов, которые должны вторгнуться в мир накануне Апокалипсиса. Легенда о демонах восходит корнями к монголам Чингисхана – уже в них крестоносцы увидели Рогов и Магогов. Впрочем, ее можно проследить и еще дальше, к временам Византии, когда считалось, будто Александр Македонский во время знаменитого своего восточного похода «на край света» усмирил и «посадил на цепь» некие злокозненные и могущественные демонические племена. Христиане, ожидавшие скорого конца света и Божьего Суда, верили, что накануне этих событий «падут оковы, наложенные Александром Македонским на племена Гога и Магога», и они придут с Востока, чтобы сокрушить христианский мир и приготовить путь Сатане.
«Время рогатки отмыкать…» – улицы крупных городов в военное, а на Москве – ив мирное время по ночам перекрывались рогатками и стрелецкими «блокпостами». Соответственно, утро именовалось военными людьми «временем отмыкания рогаток».
Гизарма – разновидность алебарды. Вместо топора с крюком для стаскивания всадника с коня, была снабжена особым стальным зубом, выступающим на широком копейном лезвии.
Губной староста – должностное лицо, заведовавшее «губой», т. е. исполнявшее судебно-полицейские функции на местах.
Засечники – название этой особой породы русских ратников идет от засек, засечных черт, отделявших Россию от Дикого Поля на юге. Оборонительные валы, поваленные бревна, завалы и укрепленные посты чередовались в них с секретами и разветвленной системой подвижных патрулей. Созданные вначале для обороны, засечные черты с успехом использовались русскими для наступления на Степь и дикие племена. Сейчас об этом мало кто помнит, однако именно засеки позволили Москве значительно расширить свои владения. Первые оборонительные линии тянулись едва ли не в десятках верст от столицы, а последние достраивал уже Суворов по Тереку, вдоль Кавказского Хребта. Такой способ продвижения на юг создал в течение столетий особую касту воинов, мало пригодных для регулярных полевых сражений, но являвшихся доками в полупартизанской войне. Чем-то подобным были и казаки, но они никогда не отличались безусловной верностью Короне. Вспомним: во времена Смуты, уже после смерти Иоанна Грозного, тысячи казаков не единожды входили в Москву вместе со всевозможными лжедмитриями и польскими оккупантами. А вот засечники всегда оставались верны царю и отечеству. Из этой среды впоследствии вышла знаменитая русская легкая пехота – егеря и пластуны.
Игра в кости – любимейшее времяпровождение солдат многих веков, известна, по крайней мере, с римских времен. На глиняных кубиках рисовались римские цифры, и игроки выбрасывали их поочередно, набирая очки и спуская золото, нажитое нелегким ратным трудом. Костяные игральные кубики известны и у скандинавов, так что есть по меньшей мере два пути, по которым игра в кости могла попасть на Русь: греко-античный, и викинг-ский. Из иных азартных игр известен так же древнеримский вариант русской игры «орел или решка», именовавшийся в империи «голова или корабль». Через Византию игра попала на Русь и в слегка модифицированном виде дожила до наших дней.
«Казаков, что хуже орд Рогов и Магогов, хуже мавров и сарацинов…» – русские (и не русские) казаки, действительно, наводили ужас на европейцев своей диковатой, бесшабашной храбростью и неприемлемой для рыцарства тактикой. Долгое время маститые католические богословы на полном серьезе спорили, не являются ли казачьи войска «ордами Гогов и Магогов» – демонов, которые должны вторгнуться в мир накануне Апокалипсиса. Легенда о демонах восходит корнями к монголам Чингисхана – уже в них крестоносцы увидели Рогов и Магогов. Впрочем, ее можно проследить и еще дальше, к временам Византии, когда считалось, будто Александр Македонский во время знаменитого своего восточного похода «на край света» усмирил и «посадил на цепь» некие злокозненные и могущественные демонические племена. Христиане, ожидавшие скорого конца света и Божьего Суда, верили, что накануне этих событий «падут оковы, наложенные Александром Македонским на племена Гога и Магога», и они придут с Востока, чтобы сокрушить христианский мир и приготовить путь Сатане.