Морозов Дмитрий. Пленники вечности

   Всего через несколько минут баркас, на большом расстоянии не вызывающий подозрения у сонных часовых, двинулся в сторону рыбачьей деревушки.
   В это самое время Соболевский и четверо его лучших людей залегли на каменной тропинке, идущей со стороны каменной твердыни к лачугам.
   Ангмарец и его спутники вытащили баркас на песок, принялись копаться в сетях, задыхаясь от густого рыбного духа, смешанного с запахом человеческой крови. Вскоре из башни появился офицер и оба примелькавшихся воина с гизармами на плече. В этот раз за ними шла и прислуживавшая Магнусу девица с корзинами.
   Дождавшись, когда офицер поравняется с ним, Соболевский кинулся вперед беззвучно, словно росомаха. Кинжал ударил офицера точно под кирасу, пробив печень. Датчанин умер быстро, так и не осознав, кто и зачем на него напал.
   Бросок сулиц не принес успеха, лишь ранив одного из оставшихся в живых врагов. Девица взвизгнула и бросилась наутек, но абордажник настиг ее и сшиб с ног, прижав к земле и выкручивая руки.
   Соболевский едва успел обернуться, как на него сверху обрушилась гизарма. Он только и успел сместиться вперед, уходя от тяжелого лезвия. Древко ударило в голову, защищенную лишь подшлемником, укрепленным нашитыми стальными чешуйками. Поляк ухитрился сделать еще шаг и попытался достать неприятеля кинжалом, но тот легко уклонился. После этого Ежка потерял сознание.
   Шедший замыкающим дан умудрился снести голову одному из нападавших и тут же оказался изрублен мечами.
   Оставался оглушивший Соболевского воин…
   Этот оказался настоящим мастером боя. Гизарма так и мелькала в воздухе, отгоняя врагов на почтительное расстояние. На дальней дистанции ничего поделать с даном было нельзя. Тот прекрасно понимал, что мечи и кинжалы короче его грозного оружия.
   Подбежавший со стороны деревни ангмарец попытался поднырнуть под зубастое лезвие модифицированной алебарды, но тут же схлопотал по загривку обратной стороной древка и ткнулся лицом в землю. Дан тут же попробовал могучим пинком свернуть ему челюсть, но промахнулся буквально на волосок.
   Абордажники отвлекли дана, и назгул сумел отползти в сторону на четвереньках.
   Участь дана казалась предрешенной, но он впал в самое настоящее берсеркерское состояние. Хохоча во все горло, он сам бросался на врагов, дико вращая глазами и размахивая гизармой.
   В итоге Черный Хоббит умудрился перерубить древко противника пополам, лишив того преимущества дистанции. Хотя кровь хлестала у врага из множества ран, он еще несколько мгновений продолжал отмахиваться обломками, пока конец его существованию не положил удар ангмарца.
   – Крепкий парень! – прохрипел назгул. – Таким курганы насыпать надо…
   – Таких собакам надо скармливать! – Хоббит с каким-то детским обиженным выражением рассматривал правый рукав суконной рубахи, быстро набухающий от крови. – Достал все же, стервец.
   – Поставь свечку, что всю руку по плечо не оттяпал. Да заткните вы кто-нибудь эту девицу!
   Абордажник выхватил из-за голенища нож и поднес к глазам женщины. Та осеклась на самой верхней ноте своего крика и замолчала.
   – Не подняли ли мы тревогу? – спросил ангмарец.
   В это время девица вдруг сказала:
   – Вы за Магнусом? Московиты? Назгул захлопал глазами. Потом догадался:
   – Это ты огонь на башне зажгла?
   – Я.
   – А чего визг подняла?
   – А кто не закричит, когда вокруг убивают, машут алебардами и мечами! ..
   Женщина оттолкнула в сторону своего пленителя, поднялась и принялась приводить в порядок платье.
   – Как думаешь, в башне услышали шум схватки и крики? – спросил ангмарец, с тревогой глядя на то, как люди Соболевского спешно пытаются привести в чувство своего командира.
   – Вряд ли. – Женщина с гадливым выражением отошла в сторону от мертвецов. —Далеко слишком.
   – Но риск есть. – Ангмарец потеребил пальцем нижнюю губу. – Надо что-то придумать.
   Спустя примерно пятнадцать минут лучник, выглянувший из бойницы, увидел мужчину в одежде датского ратника, с дикими воплями гоняющегося за женщиной.
   По беспорядку в одежде, растрепанным волосам и иным признакам караульный безошибочно определил, что у товарища по– оружию гормоны наконец-то взяли верх над воинской дисциплиной.
   Лучник оглянулся, поискал глазами начальника охраны Магнуса, но тот как раз отправился почивать. Глаза солдата масляно заблестели. Он отставил в сторону оружие и покинул свой боевой пост. Из самой нижней бойницы он разглядел, что жертву настигли в районе россыпи белых камней, возле начала тропинки, ведущей в деревню.
   – Пойду, гляну, что там за шум, – сказал лучник, всовывая голову в караульное помещение, расположенное на первом этаже. – Разомнусь немного.
   Трое играющих в кости воинов даже не подняли голову, только одноглазый мечник, вечно занятый вдумчивой правкой своего клинка бросил вслед:
   – Проснется Сигвальд – я тебя покрывать не стану.
   Лучник приоткрыл дверь и засеменил к белым камням.
   – И кто это тут милуется? А как же старый Гюн-тер, стосковавшийся по женской ласке…
   Незадачливый дан опешил, нос к носу столкнувшись с ангмарцем и целой толпой людей с оружием. Он даже не пытался бежать.
   Дана оглушили, связали и бросили прямо на тропинке. При этом между собой легионеры переговаривались отрывистыми фразами на немецком, как заранее условились с Басмановым.
   Когда очи нерадивого часового сомкнулись, ангмарец недовольно закрутил башкой:
   — Где этот мохнатоногий? Хоббит, чтоб тебя вол-колаки взяли, иди сюда!
   Появился виновник шума. Судя по его виду, притворная погоня не на шутку его распалила, и он не прочь был продолжить спектакль до логического конца. Шпионка, кажется, тоже.
   Хмыкнув, ангмарец указал на лежащие в куче вещи данов:
   – Надевай шлем и кирасу, сойдешь за офицера. Тот тоже был верстой коломенской.
   Вскоре трое человек, одетых в данские обноски, подошли к воротам.
   Игра в кости имеет свойства полностью поглощать внимание. С ней, как говорят знатоки, может сравниться только заточка доброго меча…
   Никто из находившихся в караульном помещении не поднялся, чтобы закрыть за лучником ворота. Из бойниц если кто и видел приближение Хоббита и его спутников, то особо вглядываться не стал.
   Хоббит ввалился в караулку спиной вперед, бормоча какую-то ахинею из немногих известных ему данских и немецких слов.
   – Что за дьявол? Напился, Эйрик? – только и успел спросить тот, у кого в руке находился стаканчик с игральными костями.
   В следующий миг в воздухе прошелестел кинжал и ударил его в сердце.
   Хоббит резко повернулся и пинком ноги опрокинул стол на занятого правкой клинка воина.
   – Хальт! – заорал он, выхватывая свой укороченный по руке фальшион. – Доннерветтер, но па-саран!
   Смелость города берет, а наглость – второе счастье. Расправиться с караулом удалось очень быстро и бескровно. В дальнейшей схватке Хоббит участия не принимал, ибо нанесенная гизармой травма начала обильно кровоточить, и он только и мог, что бороться с подступающим обмороком.
   Ангмарец, легионеры и абордажная команда бегом ринулись ко входу. Наверху успел отреагировать только какой-то шибко бдительный дан. Стрела с сочным хрустом впилась в самодельный неуклюжий щит, который несли гоблины.
   Внутри башни началась схватка с выскакивающими из ниш и комнатушек данами. По счастью, им также был не чужд германский педантизм и любовь к порядку. Кольчуги и кирасы, равно как шлемы и алебарды оказались аккуратно сложены в караулке. Посему сражение шло на равных – в основном, кинжалами против кинжалов.
   Ангмарца шатало после удара, полученного древком гизармы. Он умудрился дважды пропустить несильные выпады; от тяжелый увечий его спас только кожаный панцирь, надетый под толстой рыбачьей штормовкой. Шаг за шагом назгул продвигался к подвальному помещению, где, по словам шпионки, держали Магнуса.
   Прямо перед командиром Аегиона возник начальник охраны с кошкодером в одной руке и мизерикор-дией в другой.
   – Стоять! Именем короля!
   Назгул обозвал его по-немецки ослом, потом собакой, потом кенгуру.
   – Ко мне! – крикнул дан, собираясь поймать ро-левика на старый, как мир, прием и вселить в его душу панику. – Руби негодяев!
   – Шнапс и бекон! – провозгласил назгул и ринулся вперед, намотав на левую руку штормовку.
   Кинжал милосердия он парировал, удар кошкодера принял на обмотку и латную рукавицу, после чего ударил головой точно в переносицу неприятеля.
   У дана оказалась решительно каменная голова. Ан-гмарец едва не нокаутировал сам себя. Но результат оказался налицо – забыв про воинский долг, дан выпустил оружие и осел на пол.
   Рукояткой его собственного кинжала ангмарец оглушил главаря гарнизона башни и двинулся вниз по винтовой лестнице. Найдя дверь, закрытую снаружи засовом, он отворил ее.
   … Принц датский, брат короля и прочая и прочая представлял собой весьма жалкое зрелище. Вооружившись скамьей, он забился в угол и всем своим видом пытался показать, что дорого продаст свою жизнь воображаемым заговорщикам.
   Но назгул наметанным глазом определил – принц близок к самой настоящей бабской истерике. Игнорируя скамью, ангмарец подошел к нему, взял за руку и, многозначительно покачав перед носом кинжалом, повел к выходу.
   В центральной части башни схватка также подходила к концу. Успевшие приготовиться к отпору даны отступили в верхнее помещение и накрепко забаррикадировали дверь.
   – Придется их огнем выкуривать, – шепнул гоблин своему собрату по «породе».
   Тот покрутил пальцем у виска:
   – Вот это эльфы и называют «тупая солдатня Саурона». Дыма-то сколько будет! Как потом прикажешь отбиваться от конницы?
   – Так что же, оставим их?
   – Завалим вход и оставим. Пока еще выберутся… Что орки во все века действительно умели хорошо, так это ломать. Используя алебарды из караулки, они споро обрушили одну из стен, подперев дверь камнями кладки. В ход пошли также скамьи, бочонки, сундуки и прочая рухлядь.
   – А теперь уходим, – объявил довольный делом своих рук гоблин. – Пора рвать когти.
   Напоследок он прокричал какой-то дурацкий стих про смерть Розы Люксембург, выученный в школе на уроках немецкого.
   Ангмарец и раненый Хоббит, бледный от потери крови, ждали их внизу. Тут же была и шпионка Басманова, и перепуганный принц.
   – Прикройте его щитами, – велел ангмарец. – И ходу отсюда!
   Они плотной группой рванулись прочь от башни. Две стрелы ударили в доски, наконечник одной из них оцарапал гоблинское плечо, а третья попала точно между лопаток шпионки.
   Назгул остановился было, но по пустым глазам женщины, так и оставшейся для них безымянной, понял, что уже ничем ей не поможет.
   – Поднажми, братва!
   Скоро они оказались далеко за пределами выстрелов и остановились.
   Магнус, начав понимать, что оказался отнюдь не в руках своих кровожадных родственников, принялся задавать вопросы.
   – Толмача не взяли… А может, это и к лучшему. Ну что я ему скажу? Пусть Басманов высокую политику разводит.
   Ангмарец подошел к месту, где они оставили пришедшего в себя Соболевского. Тот сидел и тряс головой, словно похмельный медведь.
   – Идти сможешь, пан? До баркаса?
   – Смогу! – Гордый шляхтич резко пбднялся и тут же схватился за плечо ангмарца, чтобы не упасть. – Вина бы хлебнуть…
   – После такого нокаута горячительные напитки употреблять не следует, – наставительно сказал Хоббит. – Я точно знаю, у меня с десяток сотрясов в активе имеется…
   – Оно и видно, – проворчал назгул. – Идем к лодкам. Гоблиньё, кто-нибудь из вас должен добраться до Шона и Аники. Пусть бросают эту чертову дорогу и отступают. Передай – принц уже у нас.
   Тут он уставился на башню и прохрипел:
   – Ну и будь после этого гуманистом!
   Не сумев нанести урон отступающим, даны развели на самой верхотуре дымный огонь.
   – Надо было всех подчистую перебить, – заметил Хоббит.
   – Они крепко засели, мы бы до вечера возились. Пусть себе сигналят, – беспечно отмахнулся оставшийся на месте гоблин. – Шон и Аника скоро подтянутся, уйдем в море, и пусть подоспевшая конница гарцует по пляжу…
   – Наверняка, у них поблизости есть корабли или лодки. На воде нас тоже догнать можно.
   А на дороге между тем также происходило форменное сражение.
   Патруль заприметил дым. Один из данов тут же повернул коня, другие ринулись вперед. На полном галопе они завернули за каменную россыпь и увидели свежесрубленные деревья, лежащие поперек тропы крест-накрест.
   – Стоять! Спешиться! – успел скомандовать командир разъезда, когда стрела, пущенная Аникой, навылет пробила ему горло. Еще два седла мгновенно опустели, прежде чем даны успели спрятаться от бьющих почти в упор лучников за конскими крупами.
   Шон потянул из ножен кинжал, намереваясь отдать своим ирландцам сигнал к атаке.
   – Зачем? – спросил у него Аника, указывая рукой на дымные клубы, поднимающиеся с верхушки башни. – Даже если мы их всех положим, конница данов будет здесь очень скоро.
   – И что делать? Мы же не остановим несколько сотен панцирников?
   – Отводи своих, оставь только лучников.
   Шон попытался возразить, но Аника уже отвернулся, выцеливая врага.
   Ирландцы двинулись за гряду, поминутно оглядываясь. С Аникой остались двое стрелков. Даны, словно почувствовав слабину, попытались перейти к активным действиям. Прикрываясь щитами, подобрались к завалу, начали растаскивать бревна.
   Аника методично опустошал колчан, посылая стрелу за стрелой в малейшие щели между стальными тар-чами, которые служили слабой защитой от его убийственной стрельбы.
   Остальные лучники тоже не отставали. Пока один охотился на людей, второй принялся за коней. Взмыло на дыбы и рухнуло на дорогу великолепное боевое животное, которым гордился бы любой кавалерист. Следом забилась и рванулась прочь раненая кобылица, стоптав одного из данов и нарушив строй.
   Аника выпустил последнюю стрелу, уложив рослого детину, который уже умудрился прикрутить веревку к дереву, мешающему проходу, и даже приторочил ее к седлу.
   – Теперь и вы уходите, – велел атаман. – Бегите к лодкам и отчаливайте. Кавалерия уже идет по дороге.
   – А ты как же, Аника?
   Ирландцы переглядывались, не решаясь бросить казака в одиночестве против пяти или шести врагов.
   – Убивали меня не раз, да как-то до сих пор не прибили, – усмехнулся тот. – Бегом к лодкам, я сказал!
   Люди Шона, выпустив по лошадям последние стрелы и побросав колчаны, ринулись между камнями к берегу. Аника вытащил из ножен короткую черкесскую саблю, любовно провел ладонью по зеркальному лезвию.
   – Ну, булат, выручай, – молвил он, словно обращался к живому существу.
   В следующий миг воин прыгнул вперед с диким криком «гойда»…
   Несколькими минутами позже к завалу домчалась первая кавалерийская сотня. Пока кнехты растаскивали бревна, командир оглядывал место побоища.
   – Будто дракон пировал, – заметил он изумленно.
   Наконец древесные стволы убрали прочь, и даны ринулись к башне. Быстро осмотрев ее, глава данско-го отряда оставил людей вызволять бойцов, забаррикадировавшихся на верхнем этаже, и галопом двинулся к бухте.
   Здесь он нашел только следы лодок, которые волоком тащили по песку, а чуть дальше, у деревни – рыбачий баркас с пробитым дном.
   Ни одного мертвого нападавшего не удалось обнаружить ни в пещере, где таинственные похитители принца Магнуса устроили себе логово, ни в заброшенной деревне. Только неподалеку от башни нашли убитую стрелой женщину, служанку опального королевского родственника.
   Разъяренные даны быстро послали нарочного в ближайшую гавань, и в море вышли боевые корабли, по широкой дуге охватывая место предполагаемого нахождения призраков, которые говорили по-немецки со странным акцентом.
   Когда оснащенный новенькими бомбардами и мортирами когг «Пять Святителей» взял курс в открытое море, никто не заметил человека в изорванном и окровавленном платье, который умудрился прицепиться к веревкам, свисающим с устремленного к горизонту бушприта.
   Аника прикрутил себя кушаком к носу данского судна, перетянул, как смог, многочисленные раны и забылся в тяжелой дреме, полагаясь на Бога и казачью удачу…

Глава 25
Погоня

   Мелкая волна и встречный ветер изрядно мешали плоскодонкам, в то время как данские когги, идя галсом, постепенно набирали скорость. Когда на западном горизонте мелькнул один парус, ангмарец только скрипнул зубами, а, заприметив к северу еще один, безнадежно бросил весло.
   – Не уйти нам.
   – И что прикажешь делать? Сдаваться? Подозреваю, не станут даны брать нас в плен. Разве только этот принц им очень надобен.
   Магнус сидел на корме головной лодки и со странным выражением лица разглядывал своих освободителей. Он уже смекнул, что перед ним московиты, но из спеси или в силу незнания зыка с общение ни с кем не вступал, храня гордое молчание.
   – Поднажми на весла, ангмарец, партизаны ведь не сдаются, так?
   Назгул выругался и вновь принялся яростно грести, то и дело сбиваясь с ритма, когда оглядывался.
   Погоня приближалась неотвратимо, ветер крепчал. Лодки начало подбрасывать на высокой волне, то и дело норовя перевернуть. В один момент, когда их утлый челн оказался вознесен довольно высоко, ангма-рец разглядел на востоке два знакомых паруса.
   – Роде, Роде идет! – закричал он как безумный. —А ты приуныл, – рассмеялся Шон, – Где наша не пропадала.
   И затянул песню:
   Покрепче викинг сжимай топор,
   Месть идет по пятам,
   Чужих драккаров сомкнулся строй,
   Как Локки, бесится ярл…
   Пение подхватили. Весла слитно вспенили воду, унося беглецов от погони.
   Однако ни музыка, ни стихший внезапно ветер не могли бы помочь, не случись каперской эскадре проходить мимо.
   Когда впередсмотрящий заметил данские корабли, даже не успев обнаружить едва возвышающиеся над водой плоскодонки, каперский адмирал смекнул, что настал его черед поучаствовать в похищении датского принца. И корабли устремились вперед…
   Как и предположил седой ветеран, лодки Легиона находились как раз между сближающимися коггами.
   – Хватит ли у них ума отгрести в сторону? – кусал он губы. – Во время боя я не смогу поднять их на борт. А вот картечью случайно посечь – это запросто.
   Но Соболевский доказал, что не зря плавал в последние годы бок о бок с Карстеном.
   – Меняем курс, – сказал он, кривясь от звуков собственного голоса и держась за висок, в котором багровым цветком распускалась боль. – Левее, левее надо идти.
   – Так они нас только быстрее нагонят! Ангмарец грешным делом решил, что поляку отбило мозги топорищем гизармы.
   – Данам до нас уже дела нет. Они видят наши корабли и идут на сближение. Надеются победить и потом взять нас посреди моря голыми руками.
   Назгул не стал спорить, справедливо полагая, что Соболевский больше него смыслит в морском деле.
   Басманов тем временем мерил торопливыми шагами палубу флагмана.
   – А никак нельзя уклониться от боя? Мне нужен Магнус, а не очередные пущенные на дно посудины.
   – Как тут уклонишься? Они или на нас бросятся, или начнут лодки таранить.
   – Ни к чему эта баталия, – волновался опричник. Он был в нескольких шагах от успеха и не мог совладать с эмоциями.
   – Ничего страшного, и не таких бивали, – заметил Роде.
   Но на этот раз все получилось не так легко, как обычно.
   На одном из данских судов стояли новенькие мортиры, пушки навесного огня, и к ним оказался приставлен толковый канонир. На дистанции, недоступной русским орудиям, датчане открыли огонь.
   Роде быстро понял, что проигрывает толком не начавшийся бой подчистую. Палуба оказалась проломленной в нескольких местах, снесло переднюю мачту, а враг не получил еще ни одного повреждения.
   – Придется идти в прямую атаку и полагаться на абордаж, – заметил Роде. – А сама абордажная команда как раз болтается на дурацких лодках! Неужели фортуна, девка гулящая, от меня отвернулась?
   Противный визг мортирных ядер, отвесно падающих с неба, заставлял Бамсанова бледнеть. Лишь чувство боярского достоинства не позволяло ему показывать окружающим, как он не хочет умирать именно сегодня.
   – Магнус, королевский брат, сколькими кораблями и жизнями мы еще заплатим за тебя? И окупится ли эта страшная плата? !
   … Соболевский, привстав на скамье, наблюдал за боем, поминутно рискуя свалиться в воду. Лицо его делалось все мрачнее и мрачнее.
   – У датчан какие-то новые пушки. Они расстреляли флагман до того, как тот сблизился настолько, чтобы ответить. Не знаю, как дотянет Роде до Нарвы. Да что там думать об обратной дороге, когда его вообще могут пустить на дно!
   – Что, так плохо? – спросил ангмарец удивленно.
   Он-то давно уверовал в полную непобедимость каперского адмирала.
   – Такие пушки надо будет заказать для наших кораблей, – заметил Соболевский, наблюдая, как мортиры крушат теперь второе русское судно. – Они созданы для бомбардировок крепостей и дальнего боя.
   – Что там делает Карстен? Неужто отступает?
   – Наоборот, рванул вперед, собирается идти на абордаж. Какими силами? Сам с маврами и Басмановым будет на борт карабкаться?
   Меж тем датчане, не знавшие о малой численности экипажа русского корабля и почувствовав свое преимущество в орудийной стрельбе, стали уклоняться от сближения.
   Второй русский когг, не получивший таких повреждений, как флагман, оживленно перестреливался с не снабженным мортирами данским судном. Тут дело шло совсем не в пользу потомков викингов.
   Аника, разбуженный пальбой, некоторое время наблюдал за происходящим, болтаясь под бушпритом. Ему приходилось ходить на татар по Дону на казачьих стругах, что самую малость меньше иных морских судов, потому он быстро разобрался в нюансах баталии.
   – Попал Роде в переплет, – сказал себе под нос атаман. – Ну что, Аника, будем своих выручать?
   Ответ лихому атаману был очевиден, и потому он стал медленно подтягиваться наверх. Пару раз он едва не свалился, когда ядра от вступивших в действие каперских бомбард ударяли в датские борта. Упади он в воду, и тяжелый корабль на всем ходу раздавил бы его насмерть…
   Посланный на нос датский матрос намеревался закрепить особый парус, что должен был поспособствовать маневру. Не успел он взяться за канат, как перед его глазами мелькнула смуглая рука, и моряк очутился в соленой воде, не помня полета и падения.
   Аника выскочил на палубу.
   Здесь царила обычная для боя суматоха, никто не вертел головой по сторонам, стараясь выполнять команды пузатого капитана, впившегося во флагман Роде колючими глазами.
   – Руль налево, я кому говорю! Если витальеры сумеют перебросить хоть одну абордажную кошку на наш борт, я начну привязывать парусных матросов к мортирам!
   Аника прошмыгнул мимо капитана, углядел пороховые бочонки и стал к ним подбираться.
   – Эй ты, усатый, подавай ядра. Ты что же, спрятаться от пиратской стрельбы хочешь? Плохое укрытие выбрал, это же огненное зелье… Стой, а ты кто та" "\ кои г
   Аника выхватил саблю и отделил от тела самую наблюдательную и умную голову на датском корабле.
   Рванувшегося к нему ратника он опрокинул ударом ноги, выхватил из рук аркебузу.
   – Капитан! – крикнул он. – Ложись в дрейф, а не то я разнесу твою посудину!
   Может быть, слов датчанин и не понял, но красноречивые жесты атамана говорили сами за себя. Понурив голову, моряк отдал нужное приказание.
   Роде, облаченный в кирасу и с абордажной саблей в руках замер, глядя на данское судно.
   – Он что же, решил принять ближний бой? Я бы на его месте улепетывал и бил из пушек… Нет, что-то тут не то. Наверное, готовит ловушку!
   – Точно, – заметил Басманов, также приготовившийся к бою. – Вон и знаки подает, дескать – сдается.
   – Продолжаем идти к нему… Всем приготовиться! Крючья забрасываем, какие бы знаки он ни выкидывал…
   Меж тем Аника упустил из виду одного из датчан, как раз тащившего стальное решетчатое ведро с каменными ядрами к мортире. Понимая, что казак его не видит, датчанин стал подбираться к атаману сзади, медленно высвобождая нож из-за кушака.
   Капитан судна, видя это перемещение за спиной невесть откуда взявшегося московита, принялся громко браниться и жестикулировать и сделал шаг вперед.
   – А ну, охолони, – мрачно велел Аника, на миг перецелив аркебузу с порохового запаса на капитана.
   Этого оказалось достаточно.
   Матрос прыгнул, метя отточенным ножом в казачью шею. В последний миг Аника успел почувствовать неладное и обернуться. Но поздно… Сталь чиркнула по сонной артерии, и хотя приклад аркебузы проломил голову матросу, тот сделал свое дело.
   Капитан и еще пятеро дюжих датчанин рванулись вперед.
   Атаман не успел ни выхватить саблю, ни произвести выстрел. Хрипя разорванным горлом, из которого фонтаном била кровь, он упал на палубу, сбитый с ног ударом кулака.
   Его принялись жестоко пинать, потом бросили умирать в луже крови.
   Флагман русских каперов стремительно приближался. Датский капитан принялся истошно командовать, стараясь спасти положение…
   В это время холодеющие пальцы Аники нащупали откатившийся от аркебузы запальный фитиль.