Страница:
- << Первая
- « Предыдущая
- 107
- 108
- 109
- 110
- 111
- 112
- 113
- 114
- 115
- 116
- 117
- 118
- 119
- 120
- 121
- 122
- 123
- 124
- 125
- 126
- 127
- 128
- 129
- 130
- 131
- 132
- 133
- 134
- 135
- 136
- 137
- 138
- 139
- 140
- 141
- 142
- 143
- 144
- 145
- 146
- 147
- 148
- 149
- 150
- 151
- 152
- 153
- 154
- 155
- 156
- 157
- 158
- 159
- 160
- 161
- 162
- 163
- 164
- 165
- 166
- 167
- 168
- 169
- 170
- 171
- 172
- 173
- 174
- 175
- 176
- 177
- 178
- 179
- 180
- 181
- 182
- 183
- 184
- 185
- 186
- 187
- 188
- 189
- 190
- 191
- 192
- 193
- 194
- 195
- 196
- 197
- 198
- 199
- 200
- 201
- 202
- 203
- 204
- 205
- 206
- Следующая »
- Последняя >>
Однако, на следующий день, 27 октября, из Москвы пришло второе письмо, подписанное Хрущевым, которое решительно отличалось от первого, полученного 26 октября. В нем довольно резко говорилось, что Советский Союз уберет ракеты с Кубы, если США уберут ракеты из Турции Советский Союз даст обязательства не вмешиваться во внутренние дела Турции и не нападать на нее, а США примут аналогичное обязательство в отношении Кубы.219
Между тем положение осложнилось, так как над Кубой советской ракетой был сбит американский разведывательный самолет У-2, пилот погиб. Военные использовали это, чтобы потребовать немедленного нанесения ответного удара. Мир подошел к грани войны, как никогда прежде.
Президент решил игнорировать второе, более резкое письмо Хрущева и ответить на первое, от 26 октября.
В ответе Кеннеди от 27 октября, составленном в примирительном тоне, говорилось о желании США договориться о постоянном разрешении кубинской проблемы США готовы дать гарантию, что они не собираются нападать на Кубу. Со своей стороны, Советский Союз должен немедленно прекратить всякие попытки создания стартовых ракетных установок на Кубе, предназначенных для нападения. 220
Роберт Кеннеди дал затем необходимые разъяснения советскому послу Добрынину президент Кеннеди не желает военного конфликта и сделает все возможное, чтобы избежать военного столкновения с Кубой и с Советским Союзом. Но они вынуждают его к этому.
«Советский Союз, - продолжает Р. Кеннеди, - тайно установил ракеты на Кубе, заявляя в то же время частным образом и публично, что это никогда не будет сделано. Мы должны к завтрашнему дню иметь доказательства, что эти установки будут удалены Это не объявление ультиматума, а заявление о происходящем. Посол должен понять, что если они не ликвидируют эти установки, то мы сделаем это сами. Президент Кеннеди питает огромное уважение к стране посла и к мужеству его народа. Может быть, его страна почувствует необходимость предпринять акцию возмездия; но прежде, чем это произойдет, будут не только мертвые американцы, но также и мертвые русские».220а
На следующий день, 28 октября, пришло сообщение из Москвы,
[151/152 (643/644)]
что Хрущев согласился на демонтаж ракетных установок и вывоз их под наблюдением и инспекцией.221
…Таким образом, кризис вокруг Кубы разрешился мирно. Но могла произойти и катастрофа.
Об этом пишут, например, авторы советской «Истории внешней политики СССР»: «Кризис, равного которому по остроте не было во все послевоенные годы, который поставил человечество вплотную перед угрозой всемирной термоядерной катастрофы…»222
Ответственность за это они возлагают, разумеется, на правительство США.
Оно действительно несет ответственность, но за… предотвращение войны. Надо, однако, отдать справедливость Хрущеву - поставив мир на грань катастрофы, он оказался в конце концов достаточно рассудительным, чтобы схватить протянутую ему президентом Кеннеди руку помощи и тем самым помочь спасти мир, который чуть было не был сброшен в бездну из-за его и «коллективного руководства» авантюризма.
Вывоз советских ракет с Кубы вызвал на некоторое время охлаждение в советско-кубинских отношениях, так как Кастро надеялся на использование ракет в качестве «большой дубинки» против США и для поддержки революционного движения в Латинской Америке.
Спустя год после кубинского кризиса, 5 августа 1963 года, после долгих и нелегких переговоров в Москве был подписан «Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой» между правительствами СССР, США и Великобритании. 10 октября того же года Московский договор вступил в силу. Позднее договор был подписан более 100 государствами, но среди них не было Китая.223 Китай опубликовал в июле-сентябре 1963 года ряд заявлений, осуждающих договор, как сделку империалистов.224
8. У истоков духовного возрождения
Между тем положение осложнилось, так как над Кубой советской ракетой был сбит американский разведывательный самолет У-2, пилот погиб. Военные использовали это, чтобы потребовать немедленного нанесения ответного удара. Мир подошел к грани войны, как никогда прежде.
Президент решил игнорировать второе, более резкое письмо Хрущева и ответить на первое, от 26 октября.
В ответе Кеннеди от 27 октября, составленном в примирительном тоне, говорилось о желании США договориться о постоянном разрешении кубинской проблемы США готовы дать гарантию, что они не собираются нападать на Кубу. Со своей стороны, Советский Союз должен немедленно прекратить всякие попытки создания стартовых ракетных установок на Кубе, предназначенных для нападения. 220
Роберт Кеннеди дал затем необходимые разъяснения советскому послу Добрынину президент Кеннеди не желает военного конфликта и сделает все возможное, чтобы избежать военного столкновения с Кубой и с Советским Союзом. Но они вынуждают его к этому.
«Советский Союз, - продолжает Р. Кеннеди, - тайно установил ракеты на Кубе, заявляя в то же время частным образом и публично, что это никогда не будет сделано. Мы должны к завтрашнему дню иметь доказательства, что эти установки будут удалены Это не объявление ультиматума, а заявление о происходящем. Посол должен понять, что если они не ликвидируют эти установки, то мы сделаем это сами. Президент Кеннеди питает огромное уважение к стране посла и к мужеству его народа. Может быть, его страна почувствует необходимость предпринять акцию возмездия; но прежде, чем это произойдет, будут не только мертвые американцы, но также и мертвые русские».220а
На следующий день, 28 октября, пришло сообщение из Москвы,
[151/152 (643/644)]
что Хрущев согласился на демонтаж ракетных установок и вывоз их под наблюдением и инспекцией.221
…Таким образом, кризис вокруг Кубы разрешился мирно. Но могла произойти и катастрофа.
Об этом пишут, например, авторы советской «Истории внешней политики СССР»: «Кризис, равного которому по остроте не было во все послевоенные годы, который поставил человечество вплотную перед угрозой всемирной термоядерной катастрофы…»222
Ответственность за это они возлагают, разумеется, на правительство США.
Оно действительно несет ответственность, но за… предотвращение войны. Надо, однако, отдать справедливость Хрущеву - поставив мир на грань катастрофы, он оказался в конце концов достаточно рассудительным, чтобы схватить протянутую ему президентом Кеннеди руку помощи и тем самым помочь спасти мир, который чуть было не был сброшен в бездну из-за его и «коллективного руководства» авантюризма.
Вывоз советских ракет с Кубы вызвал на некоторое время охлаждение в советско-кубинских отношениях, так как Кастро надеялся на использование ракет в качестве «большой дубинки» против США и для поддержки революционного движения в Латинской Америке.
Спустя год после кубинского кризиса, 5 августа 1963 года, после долгих и нелегких переговоров в Москве был подписан «Договор о запрещении испытаний ядерного оружия в атмосфере, в космическом пространстве и под водой» между правительствами СССР, США и Великобритании. 10 октября того же года Московский договор вступил в силу. Позднее договор был подписан более 100 государствами, но среди них не было Китая.223 Китай опубликовал в июле-сентябре 1963 года ряд заявлений, осуждающих договор, как сделку империалистов.224
8. У истоков духовного возрождения
Мы уже писали о том, что война вынудила Сталина воззвать для спасения своего режима к русскому патриотизму. Призыв к патриотизму, к подвигу, к жертвенности был вместе с тем обращен к угасшему было чувству индивидуальной ответственности, ответственности не перед партией, не перед государством или «народом», а перед собственной совестью.
Это в свою очередь вело к пробуждению коллективной исторической памяти, исковерканной и подавленной режимом. Подобно
[152/153 (644/645)]
тому, как «Краткий курс истории ВКП (б)» должен был заменить подлинную историю страны и ее народов, советский патриотизм должен был стать версией исторической памяти.
Чувство гражданской ответственности за судьбу своей страны привело к победам под Сталинградом, Курском и Берлином и к частичному восстановлению коллективной памяти народа.
К концу войны военные трибуналы судили солдат не за самострелы, попытку дезертировать или покинуть поле боя, а за неосторожное, вслух высказанное сравнение жизни в СССР с жизнью в странах, в которых им довелось побывать, за робко высказанную надежду на улучшение жизни (приравнивалось к антисоветской пропаганде) и, наконец, за попытки ухода на Запад. Новая грандиозная чистка, планировавшаяся Сталиным накануне его смерти, была призвана «подчистить корешки», то есть убрать тех, случайно уцелевших из поколений 20-х и 30-х годов, кто еще сохранил обрывки исторической памяти и был потому потенциально опасным для режима. Начатая было чистка: «ленинградское дело», «мингрельское дело», дело «врачей-отравителей» - не разрослась в новое всесоюзное побоище только потому, что Сталин умер.
Смерть Сталина, устранение Берия и реорганизация органов государственной безопасности, первые освобождения политических заключенных и амнистии для некоторых категорий создали благоприятную атмосферу для восстановления более или менее правильного представления о событиях прошлого.
Стремление переосмыслить историю СССР привело буквально через год после смерти Сталина к появлению таких произведений, как статьи В. Померанцева «Об искренности в литературе»,225 «Оттепель» Ильи Эренбурга,226 «Не хлебом единым» Владимира Дудинцева,227 пьесы турецкого поэта-революционера Назыма Хикмета «А был ли Иван Иванович?»,228 статей о Февральской и Октябрьской революциях Э. Бурджалова и других авторов в журнале «Вопросы истории».229
Сталинисты, сидевшие во всех звеньях партийного и государственного аппарата, присмиревшие после XX съезда и воспрянувшие духом после подавления восстания в Венгрии, использовали каждый повод, чтобы воспрепятствовать развитию более человеческих, более либеральных идей в советском обществе.
В 1958 году мир стал свидетелем расправы, учиненной над поэтом Борисом Леонидовичем Пастернаком. На протяжении своей жизни
[153/154 (645/646)]
Борис Пастернак не единожды подвергался осуждению и травле по разным поводам. В 1955 году он написал роман «Доктор Живаго» книгу о судьбе русской интеллигенции и о революции в России. Роман был передан летом 1956 года нескольким редакциям московских журналов и издательств, а один экземпляр итальянскому издательству прокоммунистического толка Фельтринелли.
После венгерских событий политический климат в СССР значительно посуровел. Руководители Союза советских писателей вели дело к тому, чтобы роман Пастернака не печатать. Пастернака принудили послать телеграмму итальянскому издателю с просьбой вернуть роман для переработки. Все же в ноябре 1957 года «Доктор Живаго» вышел в Италии на двух языках: итальянском и русском. В течение ближайших двух лет роман был переведен на 24 языка.230 Опубликование «Доктора Живаго» за рубежом, хотя и не составляло никакого официального преступления, было расценено как вызов неписанным канонам советской жизни. Травля писателя возобновилась. В ней приняли участие все «корифеи» советской литературы - К. Федин, К. Симонов, С. С. Смирнов, А. Сурков, В. Катаев и многие другие.
23 октября 1958 года Пастернаку была присуждена Нобелевская премия по литературе.
После этого кампания против Пастернака приняла совершенно разнузданный характер. Против него объединились руководители Союза писателей, комсомола, партийные чиновники на разных уровнях. В Литературном институте им. Горького студенты начали готовить демонстрацию (конечно, по указанию властей) с требованиями выслать Пастернака за границу.231 Впрочем, демонстрацию из студентов удалось организовать с большим трудом. Из 300 студентов Литературного института в ней приняли участие под большим нажимом всего несколько десятков человек. Демонстранты направились к Дому литераторов с плакатами «Иуда - вон из СССР» и карикатурой: Борис Пастернак скрюченными пальцами тянется к мешку с долларами. Но студенты были лишь марионетками, которыми манипулировали «сверху».
В кампанию немедленно включилась вся советская пресса. Секретарь ЦК ВЛКСМ Семичастный (будущий председатель КГБ, который в 1964 году предаст Хрущева), выступая перед 14-тысячной аудиторией на стадионе в Лужниках, обрушился на поэта с площадной бранью и потребовал высылки Пастернака за границу. Среди присутствующих были Хрущев и другие партийные боссы.
27 октября писатели собрались для осуждения Пастернака. Председательствовал и задавал тон собранию С. С. Смирнов, известный
[154/155 (646/647)]
советскому читателю по книге «Брестская крепость». Писатели вели себя неслыханно гнусно.232 Они просили правительство о лишении Пастернака гражданства.233
Затравленный Пастернак, страшась высылки за границу, сначала отказался от Нобелевской премии, а затем обратился с письмом к Н. С. Хрущеву, прося не высылать его.234 Но и после его обращения к Хрущеву травля продолжалась. «Гнев народа», организованный партией, выглядел глупо и беспомощно: ведь никто «Доктора Живаго» даже не читал! Впрочем, последнее обстоятельство вообще не имело никакого значения. Кое-что, однако, изменилось со времени смерти Сталина. В то время, когда советская печать и собратья-писатели забрасывали поэта грязью, Пастернак получал немало писем сочувствия и поддержки: в СССР зарождалось общественное мнение.
Пастернака все же принудили к покаянному письму в «Правду». Письмо это содержало довольно любопытные строки: «…выходит, будто я поддерживаю в романе следующие ошибочные положения. Я как бы утверждаю, что всякая революция есть явление исторически незаконное, что одним из таких беззаконий является Октябрьская революция, что она принесла России несчастья и привела к гибели русскую преемственную интеллигенцию».235
Хотя Пастернак и назвал эти положения ошибочными, вероятно не один читатель «Правды», прочтя эти строки, задумался над ними…
Позднее Пастернак написал стихотворение о Нобелевской премии. В нем были такие строки:
Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то воля, люди, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.
….
Что ж посмел я намаракать,
Пакостник я и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.236
Пастернак недолго прожил на свете после перенесенного им потрясения. Если правда, что рак - болезнь печали, то поэт умер от нее. Это случилось 30 мая 1960 года. На похороны Пастернака в Переделкино под Москвой собрались сотни людей. Они пришли проститься с поэтом-страдальцем, замученным властью.237
История с Борисом Пастернаком показала, что советский режим, возвращенный к «ленинским нормам», так же свиреп и бездарен,
[155/156 (647/648)]
каким он был при Сталине. Но теперь его ярость стала более целеустремленной. Он бил с выбором.
Дело Пастернака было встречено либеральными кругами в СССР и на Западе с негодованием. Письма сочувствия Пастернаку свидетельствовали об этом.
Впервые за долгие годы диктатуры в Советском Союзе начало зарождаться общественное мнение. Немалую роль в этом сыграли возвратившиеся из лагерей политические заключенные. Некоторые приняли самое активное участие в борьбе за демократизацию общества.
Одним из них был Алексей Владимирович Снегов, в прошлом партийный работник, отсидевший в лагерях 17 лет. Чудом уцелевший Снегов был освобожден вскоре после смерти Сталина и благодаря поддержке А. И. Микояна назначен заместителем начальника политотдела ГУЛага. Не в малой степени благодаря его энергии произошло довольно быстрое освобождение политических заключенных, их реабилитации и возвращение в жизнь. Снегов принял также активное участие в дискуссиях по истории партии, происходивших в те годы. После отставки Хрущева Снегов продолжал борьбу за восстановление исторической правды. Его выступление в Институте марксизма-ленинизма в феврале 1967 года при обсуждении книги историка А. М. Некрича «1941, 22 июня» послужило основанием для официального обвинения в антипартийной деятельности, которое привело к исключению Снегова из КПСС.
Снегов был коммунистом-ленинцем. Он полагал, что возвращение к «ленинским нормам» возродит КПСС. Такое заблуждение было свойственно многим коммунистам старшего поколения. Некоторые из них искренно верили в такую возможность, другие уговаривали себя, что верят, иначе вся их жизнь, отданная коммунистической партии, оказывалась бессмысленной жертвой. Третьи считали, что все было правильно, включая аресты «врагов народа», целью которых будто бы было очищение страны от «пятой колонны». Была совершена лишь одна-единственная ошибка - их собственный арест! Их оценка событий застыла на дне их ареста. КПСС умело использовала часть реабилитированных, назначив их в разного рода совещательные органы при райкомах партии или поручив им вести душеспасительные беседы с подрастающим поколением.
[156/157 (648/649)]
У некоторых старых коммунистов, посвятивших всю свою жизнь строительству социализма, появился своего рода комплекс вины. Теперь они решили посвятить остаток своей жизни борьбе против беззаконий и опасности возвращения к сталинизму. Но на этом пути их ожидали только тернии. Показательным было, например, пело Федора Федоровича Шульца, члена КПСС с 1919 года, арестованного в 1937 году за критику культа личности и пробывшего в общей сложности в лагерях и в ссылке 19 лет. Полностью реабилитированный в 1956 году, он в декабре того же года был вновь арестован за… письмо в газету «Правда»! В этом письме Шульц фактами опровергал заявление Хрущева, будто в СССР нет больше политзаключенных. В частности, он указывал, что в тюрьме гор. Мариинска продолжает находиться в заключении 106-летняя эсерка Преображенская. Шульц был отправлен судом на принудительное лечение в спецпсихбольницу в Ленинграде, где пробыл до апреля 1958 года. Но только в июне 1964 года дело против Шульца было формально прекращено за отсутствием состава преступления. 238
Защитой несправедливо обиженных народов: чеченцев, ингушей, крымских татар - был славен писатель Алексей Евграфович Костерин (1896-1968), старый большевик с Северного Кавказа, также проведший 17 лет в сталинских застенках. Его открытая и бескомпромиссная позиция по отношению к преступлениям, совершенным советской властью, привела в конце концов к исключению из партии и из Союза советских писателей. Его похороны 14 ноября 1968 года вылились в манифестацию осуждения советского тоталитарного режима.
Были и другие честные и бесстрашные люди старшего поколения, причислявшие себя к марксистам-ленинцам (С. П. Писарев и другие).
В конце 50-х и в начале 60-х годов многое делал для распространения правды о преступлениях сталинского режима Петр Ионович Якир, сын расстрелянного в 1937 году командарма И. Якира. Якир-младший провел свое детство и юность в тюрьмах и лагерях ГУЛага и в ссылке. Историк по образованию, П. Якир выступал с лекциями перед многочисленными слушателями в учреждениях и на заводах До тех пор, пока на его выступления не был наложен властями запрет. Вокруг Якира сформировалась группа молодых интеллигентов, выступившая в защиту конституционных прав. Якир и его товарищи (И. Габай, Ю. Ким и другие) в течение многих лет поддерживали борьбу крымско-татарского народа за его полную реабилитацию и возвращение на историческую родину.
[157/158 (649/650)]
7 сентября 1961 года начальник кафедры Военной академии им М. В. Фрунзе генерал-майор П. Г. Григоренко выступил на партийной конференции Ленинского района гор. Москвы в связи с обсуждением проекта новой программы партии, которую предстояло утвердить XXII съезду КПСС. В своем выступлении П. Г. Григоренко предостерегал от опасности появления нового «культа личности» и предлагал в качестве гарантий против этого ряд мер, среди них ликвидацию высоких окладов должностным лицам партийного и государственного аппарата, а также их широкую сменяемость Конференция аплодировала Григоренко. На требование перепуганных партаппаратчиков лишить его делегатского мандата делегаты ответили отказом. Но во время перерыва им «промыли мозги» и они так же единодушно изменили свое мнение и осудили выступление Григоренко как «политически незрелое».239 Григоренко был снят со своего поста в Академии и отправлен служить на Дальний Восток.
Там, 7 ноября 1963 года, в годовщину Октябрьской революции, П. Г. Григоренко основал «Союз борьбы за возрождение ленинизма». Целью его было: «устранение всех извращений ленинского учения, восстановление ленинских норм партийной жизни и возвращение реальной власти Советам депутатов трудящихся».240 В написанных Григоренко листовках рассказывалось о подавлении народных движений в Темир-Тау, Новочеркасске и других местах в 1959-1963 годах.
Одна из листовок называлась «Почему нет хлеба». Арестованные члены организации после четырехмесячной обработки покаялись и были освобождены. Григоренко же был помещен в специальную психиатрическую больницу на основании заключения подобранной группы медицинских экспертов из Института им. Сербского в Москве.241 Но до того он был лишен генеральского звания и уволен из армии без пенсии. Так начался путь П. Г. Григоренко на Голгофу Бурно реагировала на разоблачение Сталина молодежь, чувствовавшая себя обманутой и обокраденной. Она ответила созданием кружков и конспиративных молодежных организаций. Там шли жаркие дискуссии о прошлом и составлялись наивные планы перемен.242 Из участников этих кружков вышли потом многие будущие диссиденты, участники демократического и правозащитного движения в СССР. Для молодежи то было время бесстрашных поисков истины, мужания и разочарования, неприятия действительности и примирения с ней. В те годы многие молодые люди уезжали на целину, на комсомольские стройки. Другие нанимались на работу в экспедиции: на Урал, в Сибирь, на Дальний Восток.
[158/159 (650/651)]
Свое волнение, неосознанное стремление вырваться из круга привычных прописных истин, обрести свободу самовыражения юноши часто выражали в стихах и песнях, в которых лирика и политика, протест и надежды сочетались самым причудливым образом.
Кружки среди молодежи существовали во все времена. Те же, что появились немедленно после смерти Сталина в 1953 году и позднее, ставили своей целью переосмысление истории недавнего прошлого. Одна из таких групп, именовавшая себя «Союзом патриотов России», возникла в Московском государственном университете в 1956 году. Ее возглавлял аспирант кафедры истории КПСС, выпускник исторического факультета МГУ Л. Н. Краснопевцев. Среди членов группы были аспиранты и молодые научные сотрудники МГУ и Академии наук СССР, всего 9 человек, включая самого организатора группы. Они хотели выработать новую идеологию, отличную от идеологии партии, а также добивались распространения своих взглядов в нелегальных молодежных кружках. Важным моментом как для этой группы, так и для других будущих диссидентов был международный молодежный фестиваль в Москве в 1957 году. Здесь завязывались связи, возникали дискуссии. Краснопевцев, например, возглавлял дискуссионный клуб в МГУ. Группа установила связь с польским журналом «Попросту», ответственным редактором которого был Лясота, депутат польского сейма. Группа выпустила и распространила несколько листовок. По неподтвержденным данным, члены организации писали или собирались написать новую историю КПСС, но рукопись никогда не была обнаружена. Вскоре участники группы были арестованы, судимы и осуждены на различные сроки лагерей. Трое: сам Краснопевцев, В. Меньшиков (сотрудник Института востоковедения АН СССР) и Л. Рендель - были осуждены на 10 лет.243
В 1956 году в Сибири была создана нелегальная студенческая группа «Свобода слова» и в том же году арестована. Одним из ее участников был Л. И. Бородин, будущий член ВСХСОН (см. сл. главу).
В ноябре 1958 года была арестована еще одна группа студентов МГУ по обвинению в создании антисоветской организации и попытке Устройства подпольной типографии. Одна из арестованных, Валентина Ефимовна Машкова, писала в правительственные органы, что ее и других судят за то, что партия, осудив культ личности Сталина и лишив молодежь ее былого идеала, вместе с тем взяла курс «на пресечение всякой самостоятельной переоценки ценностей и всякого духовного поиска».
В Ленинграде была создана группа социал-демократов (Трофимов,
[159/160 (651/652)]
Голиков и другие). Они также были арестованы и осуждены.244
Летом 1958 года в Москве на площади Маяковского был открыт памятник поэту. Вскоре около памятника начали регулярно собираться любители поэзии, читавшие стихи Маяковского, свои собственные произведения, стихи других поэтов. Руководство комсомолом, которому было поручено надзирать за сходками на площади Маяковского, поначалу радовалось возможности направлять стремления молодежи по привычному руслу коммунистической «романтики». В те годы руководство партии и комсомола прилагало огромные усилия, чтобы сделать комсомол более привлекательным. Чтение стихов на площади Маяковского, молодежные клубы, ансамбли самодеятельности и прочее должны были служить главной цели -сохранению влияния партии на подрастающее поколение, неспокойное и бунтующее. Очень скоро, однако, чтение стихов начало сопровождаться жаркими диспутами и дискуссиями. И стихи начали читать совсем иного содержания, чем то было предусмотрено планами комсомольского руководства. В конце 1958 года Комитет госбезопасности возглавил А. Шелепин, бывший руководитель комсомола. Многие комсомольские руководители были передвинуты в органы государственной безопасности. Шелепин, окончивший в свое время ИФЛИ (Институт философии, литературы и истории) - знаменитое учебное заведение, из стен которого вышли многие поэты, писатели, философы и историки, мог по достоинству оценить значение происходившего на площади Маяковского… Очень скоро против собиравшихся по субботам и воскресеньям на площади Маяковского начали устраиваться облавы, провокации, сопровождавшиеся обысками на дому, изъятием литературы, а в некоторых случаях исключениями из институтов. В поход включилась печать; объявив собирающихся на площади Маяковского «тунеядцами» и «бездельниками» и разжигавшая к ним ненависть совмещай. В мае 1961 года во время чтения стихов, посвященного 30-летию со дня самоубийства Владимира Маяковского, КГБ спровоцировало столкновения, сопровождавшиеся избиениями участников чтения.245 Позднее, накануне XXII съезда партии наиболее активные участники: Владимир Буковский, Эдуард Кузнецов, Илья Бакштейн и В. Осипов - были арестованы Все они были привлечены к суду за «антисоветскую агитацию и пропаганду» и осуждены.
В 1959-61 годах начали появляться рукописные журналы. В Москве, например, распространялся рукописный журнал «Синтаксис». В «Синтаксисе» были напечатаны произведения уже зрелых литераторов: Беллы Ахмадулиной, Н. Глазкова, В. Некрасова,
[160/161 (652/653)]
Окуджавы, Бориса Слуцкого. Организатором журнала был будущий диссидент, в то время студент журфака МГУ Александр Гинзбург. Всего вышло три номера журнала. В 1960 году Гинзбург был исключен из университета, а затем осужден на два года лагерей.
В 1961 году бывший студент Историко-архивного института Юрий Галансков издал машинописный журнал «Феникс-61».
Возникли кружки и организации в республиках.
В 1961 году по Украине прокатилась волна арестов в связи с раскрытием во Львове якобы подпольной организации «Украинский союз рабочих и крестьян». Члены группы: Л. Лукьяненко, И. А. Кандыба, С. М. Вирун и другие - отрицали, однако, что их организация секретная. В программном документе кружка политика советского правительства в отношении Украины подвергалась критике с точки зрения ортодоксального ленинизма. Участники организации предполагали отделение Украины от СССР в качестве независимого социалистического государства на основании конституционного права на самоопределение. Руководитель группы Лукьяненко, отвергая обвинения в создании секретной организации, утверждал, что его группа является законным представителем украинского общественного мнения. Все участники группы были судимы в мае 1961 года за антисоветскую деятельность. Лукьяненко и Кандыба были приговорены к расстрелу. Позднее расстрел был заменен 15 годами лишения свободы.247
Процесс Лукьяненко показал, что советские лидеры больше всего боятся движения народов за самоопределение и готовы к подавлению такого рода тенденций самым беспощадным образом.
Это в свою очередь вело к пробуждению коллективной исторической памяти, исковерканной и подавленной режимом. Подобно
[152/153 (644/645)]
тому, как «Краткий курс истории ВКП (б)» должен был заменить подлинную историю страны и ее народов, советский патриотизм должен был стать версией исторической памяти.
Чувство гражданской ответственности за судьбу своей страны привело к победам под Сталинградом, Курском и Берлином и к частичному восстановлению коллективной памяти народа.
К концу войны военные трибуналы судили солдат не за самострелы, попытку дезертировать или покинуть поле боя, а за неосторожное, вслух высказанное сравнение жизни в СССР с жизнью в странах, в которых им довелось побывать, за робко высказанную надежду на улучшение жизни (приравнивалось к антисоветской пропаганде) и, наконец, за попытки ухода на Запад. Новая грандиозная чистка, планировавшаяся Сталиным накануне его смерти, была призвана «подчистить корешки», то есть убрать тех, случайно уцелевших из поколений 20-х и 30-х годов, кто еще сохранил обрывки исторической памяти и был потому потенциально опасным для режима. Начатая было чистка: «ленинградское дело», «мингрельское дело», дело «врачей-отравителей» - не разрослась в новое всесоюзное побоище только потому, что Сталин умер.
Смерть Сталина, устранение Берия и реорганизация органов государственной безопасности, первые освобождения политических заключенных и амнистии для некоторых категорий создали благоприятную атмосферу для восстановления более или менее правильного представления о событиях прошлого.
Стремление переосмыслить историю СССР привело буквально через год после смерти Сталина к появлению таких произведений, как статьи В. Померанцева «Об искренности в литературе»,225 «Оттепель» Ильи Эренбурга,226 «Не хлебом единым» Владимира Дудинцева,227 пьесы турецкого поэта-революционера Назыма Хикмета «А был ли Иван Иванович?»,228 статей о Февральской и Октябрьской революциях Э. Бурджалова и других авторов в журнале «Вопросы истории».229
Сталинисты, сидевшие во всех звеньях партийного и государственного аппарата, присмиревшие после XX съезда и воспрянувшие духом после подавления восстания в Венгрии, использовали каждый повод, чтобы воспрепятствовать развитию более человеческих, более либеральных идей в советском обществе.
***
В 1958 году мир стал свидетелем расправы, учиненной над поэтом Борисом Леонидовичем Пастернаком. На протяжении своей жизни
[153/154 (645/646)]
Борис Пастернак не единожды подвергался осуждению и травле по разным поводам. В 1955 году он написал роман «Доктор Живаго» книгу о судьбе русской интеллигенции и о революции в России. Роман был передан летом 1956 года нескольким редакциям московских журналов и издательств, а один экземпляр итальянскому издательству прокоммунистического толка Фельтринелли.
После венгерских событий политический климат в СССР значительно посуровел. Руководители Союза советских писателей вели дело к тому, чтобы роман Пастернака не печатать. Пастернака принудили послать телеграмму итальянскому издателю с просьбой вернуть роман для переработки. Все же в ноябре 1957 года «Доктор Живаго» вышел в Италии на двух языках: итальянском и русском. В течение ближайших двух лет роман был переведен на 24 языка.230 Опубликование «Доктора Живаго» за рубежом, хотя и не составляло никакого официального преступления, было расценено как вызов неписанным канонам советской жизни. Травля писателя возобновилась. В ней приняли участие все «корифеи» советской литературы - К. Федин, К. Симонов, С. С. Смирнов, А. Сурков, В. Катаев и многие другие.
23 октября 1958 года Пастернаку была присуждена Нобелевская премия по литературе.
После этого кампания против Пастернака приняла совершенно разнузданный характер. Против него объединились руководители Союза писателей, комсомола, партийные чиновники на разных уровнях. В Литературном институте им. Горького студенты начали готовить демонстрацию (конечно, по указанию властей) с требованиями выслать Пастернака за границу.231 Впрочем, демонстрацию из студентов удалось организовать с большим трудом. Из 300 студентов Литературного института в ней приняли участие под большим нажимом всего несколько десятков человек. Демонстранты направились к Дому литераторов с плакатами «Иуда - вон из СССР» и карикатурой: Борис Пастернак скрюченными пальцами тянется к мешку с долларами. Но студенты были лишь марионетками, которыми манипулировали «сверху».
В кампанию немедленно включилась вся советская пресса. Секретарь ЦК ВЛКСМ Семичастный (будущий председатель КГБ, который в 1964 году предаст Хрущева), выступая перед 14-тысячной аудиторией на стадионе в Лужниках, обрушился на поэта с площадной бранью и потребовал высылки Пастернака за границу. Среди присутствующих были Хрущев и другие партийные боссы.
27 октября писатели собрались для осуждения Пастернака. Председательствовал и задавал тон собранию С. С. Смирнов, известный
[154/155 (646/647)]
советскому читателю по книге «Брестская крепость». Писатели вели себя неслыханно гнусно.232 Они просили правительство о лишении Пастернака гражданства.233
Затравленный Пастернак, страшась высылки за границу, сначала отказался от Нобелевской премии, а затем обратился с письмом к Н. С. Хрущеву, прося не высылать его.234 Но и после его обращения к Хрущеву травля продолжалась. «Гнев народа», организованный партией, выглядел глупо и беспомощно: ведь никто «Доктора Живаго» даже не читал! Впрочем, последнее обстоятельство вообще не имело никакого значения. Кое-что, однако, изменилось со времени смерти Сталина. В то время, когда советская печать и собратья-писатели забрасывали поэта грязью, Пастернак получал немало писем сочувствия и поддержки: в СССР зарождалось общественное мнение.
Пастернака все же принудили к покаянному письму в «Правду». Письмо это содержало довольно любопытные строки: «…выходит, будто я поддерживаю в романе следующие ошибочные положения. Я как бы утверждаю, что всякая революция есть явление исторически незаконное, что одним из таких беззаконий является Октябрьская революция, что она принесла России несчастья и привела к гибели русскую преемственную интеллигенцию».235
Хотя Пастернак и назвал эти положения ошибочными, вероятно не один читатель «Правды», прочтя эти строки, задумался над ними…
Позднее Пастернак написал стихотворение о Нобелевской премии. В нем были такие строки:
Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то воля, люди, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.
….
Что ж посмел я намаракать,
Пакостник я и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.236
Пастернак недолго прожил на свете после перенесенного им потрясения. Если правда, что рак - болезнь печали, то поэт умер от нее. Это случилось 30 мая 1960 года. На похороны Пастернака в Переделкино под Москвой собрались сотни людей. Они пришли проститься с поэтом-страдальцем, замученным властью.237
История с Борисом Пастернаком показала, что советский режим, возвращенный к «ленинским нормам», так же свиреп и бездарен,
[155/156 (647/648)]
каким он был при Сталине. Но теперь его ярость стала более целеустремленной. Он бил с выбором.
***
Дело Пастернака было встречено либеральными кругами в СССР и на Западе с негодованием. Письма сочувствия Пастернаку свидетельствовали об этом.
Впервые за долгие годы диктатуры в Советском Союзе начало зарождаться общественное мнение. Немалую роль в этом сыграли возвратившиеся из лагерей политические заключенные. Некоторые приняли самое активное участие в борьбе за демократизацию общества.
Одним из них был Алексей Владимирович Снегов, в прошлом партийный работник, отсидевший в лагерях 17 лет. Чудом уцелевший Снегов был освобожден вскоре после смерти Сталина и благодаря поддержке А. И. Микояна назначен заместителем начальника политотдела ГУЛага. Не в малой степени благодаря его энергии произошло довольно быстрое освобождение политических заключенных, их реабилитации и возвращение в жизнь. Снегов принял также активное участие в дискуссиях по истории партии, происходивших в те годы. После отставки Хрущева Снегов продолжал борьбу за восстановление исторической правды. Его выступление в Институте марксизма-ленинизма в феврале 1967 года при обсуждении книги историка А. М. Некрича «1941, 22 июня» послужило основанием для официального обвинения в антипартийной деятельности, которое привело к исключению Снегова из КПСС.
Снегов был коммунистом-ленинцем. Он полагал, что возвращение к «ленинским нормам» возродит КПСС. Такое заблуждение было свойственно многим коммунистам старшего поколения. Некоторые из них искренно верили в такую возможность, другие уговаривали себя, что верят, иначе вся их жизнь, отданная коммунистической партии, оказывалась бессмысленной жертвой. Третьи считали, что все было правильно, включая аресты «врагов народа», целью которых будто бы было очищение страны от «пятой колонны». Была совершена лишь одна-единственная ошибка - их собственный арест! Их оценка событий застыла на дне их ареста. КПСС умело использовала часть реабилитированных, назначив их в разного рода совещательные органы при райкомах партии или поручив им вести душеспасительные беседы с подрастающим поколением.
[156/157 (648/649)]
У некоторых старых коммунистов, посвятивших всю свою жизнь строительству социализма, появился своего рода комплекс вины. Теперь они решили посвятить остаток своей жизни борьбе против беззаконий и опасности возвращения к сталинизму. Но на этом пути их ожидали только тернии. Показательным было, например, пело Федора Федоровича Шульца, члена КПСС с 1919 года, арестованного в 1937 году за критику культа личности и пробывшего в общей сложности в лагерях и в ссылке 19 лет. Полностью реабилитированный в 1956 году, он в декабре того же года был вновь арестован за… письмо в газету «Правда»! В этом письме Шульц фактами опровергал заявление Хрущева, будто в СССР нет больше политзаключенных. В частности, он указывал, что в тюрьме гор. Мариинска продолжает находиться в заключении 106-летняя эсерка Преображенская. Шульц был отправлен судом на принудительное лечение в спецпсихбольницу в Ленинграде, где пробыл до апреля 1958 года. Но только в июне 1964 года дело против Шульца было формально прекращено за отсутствием состава преступления. 238
Защитой несправедливо обиженных народов: чеченцев, ингушей, крымских татар - был славен писатель Алексей Евграфович Костерин (1896-1968), старый большевик с Северного Кавказа, также проведший 17 лет в сталинских застенках. Его открытая и бескомпромиссная позиция по отношению к преступлениям, совершенным советской властью, привела в конце концов к исключению из партии и из Союза советских писателей. Его похороны 14 ноября 1968 года вылились в манифестацию осуждения советского тоталитарного режима.
Были и другие честные и бесстрашные люди старшего поколения, причислявшие себя к марксистам-ленинцам (С. П. Писарев и другие).
В конце 50-х и в начале 60-х годов многое делал для распространения правды о преступлениях сталинского режима Петр Ионович Якир, сын расстрелянного в 1937 году командарма И. Якира. Якир-младший провел свое детство и юность в тюрьмах и лагерях ГУЛага и в ссылке. Историк по образованию, П. Якир выступал с лекциями перед многочисленными слушателями в учреждениях и на заводах До тех пор, пока на его выступления не был наложен властями запрет. Вокруг Якира сформировалась группа молодых интеллигентов, выступившая в защиту конституционных прав. Якир и его товарищи (И. Габай, Ю. Ким и другие) в течение многих лет поддерживали борьбу крымско-татарского народа за его полную реабилитацию и возвращение на историческую родину.
[157/158 (649/650)]
7 сентября 1961 года начальник кафедры Военной академии им М. В. Фрунзе генерал-майор П. Г. Григоренко выступил на партийной конференции Ленинского района гор. Москвы в связи с обсуждением проекта новой программы партии, которую предстояло утвердить XXII съезду КПСС. В своем выступлении П. Г. Григоренко предостерегал от опасности появления нового «культа личности» и предлагал в качестве гарантий против этого ряд мер, среди них ликвидацию высоких окладов должностным лицам партийного и государственного аппарата, а также их широкую сменяемость Конференция аплодировала Григоренко. На требование перепуганных партаппаратчиков лишить его делегатского мандата делегаты ответили отказом. Но во время перерыва им «промыли мозги» и они так же единодушно изменили свое мнение и осудили выступление Григоренко как «политически незрелое».239 Григоренко был снят со своего поста в Академии и отправлен служить на Дальний Восток.
Там, 7 ноября 1963 года, в годовщину Октябрьской революции, П. Г. Григоренко основал «Союз борьбы за возрождение ленинизма». Целью его было: «устранение всех извращений ленинского учения, восстановление ленинских норм партийной жизни и возвращение реальной власти Советам депутатов трудящихся».240 В написанных Григоренко листовках рассказывалось о подавлении народных движений в Темир-Тау, Новочеркасске и других местах в 1959-1963 годах.
Одна из листовок называлась «Почему нет хлеба». Арестованные члены организации после четырехмесячной обработки покаялись и были освобождены. Григоренко же был помещен в специальную психиатрическую больницу на основании заключения подобранной группы медицинских экспертов из Института им. Сербского в Москве.241 Но до того он был лишен генеральского звания и уволен из армии без пенсии. Так начался путь П. Г. Григоренко на Голгофу Бурно реагировала на разоблачение Сталина молодежь, чувствовавшая себя обманутой и обокраденной. Она ответила созданием кружков и конспиративных молодежных организаций. Там шли жаркие дискуссии о прошлом и составлялись наивные планы перемен.242 Из участников этих кружков вышли потом многие будущие диссиденты, участники демократического и правозащитного движения в СССР. Для молодежи то было время бесстрашных поисков истины, мужания и разочарования, неприятия действительности и примирения с ней. В те годы многие молодые люди уезжали на целину, на комсомольские стройки. Другие нанимались на работу в экспедиции: на Урал, в Сибирь, на Дальний Восток.
[158/159 (650/651)]
Свое волнение, неосознанное стремление вырваться из круга привычных прописных истин, обрести свободу самовыражения юноши часто выражали в стихах и песнях, в которых лирика и политика, протест и надежды сочетались самым причудливым образом.
Кружки среди молодежи существовали во все времена. Те же, что появились немедленно после смерти Сталина в 1953 году и позднее, ставили своей целью переосмысление истории недавнего прошлого. Одна из таких групп, именовавшая себя «Союзом патриотов России», возникла в Московском государственном университете в 1956 году. Ее возглавлял аспирант кафедры истории КПСС, выпускник исторического факультета МГУ Л. Н. Краснопевцев. Среди членов группы были аспиранты и молодые научные сотрудники МГУ и Академии наук СССР, всего 9 человек, включая самого организатора группы. Они хотели выработать новую идеологию, отличную от идеологии партии, а также добивались распространения своих взглядов в нелегальных молодежных кружках. Важным моментом как для этой группы, так и для других будущих диссидентов был международный молодежный фестиваль в Москве в 1957 году. Здесь завязывались связи, возникали дискуссии. Краснопевцев, например, возглавлял дискуссионный клуб в МГУ. Группа установила связь с польским журналом «Попросту», ответственным редактором которого был Лясота, депутат польского сейма. Группа выпустила и распространила несколько листовок. По неподтвержденным данным, члены организации писали или собирались написать новую историю КПСС, но рукопись никогда не была обнаружена. Вскоре участники группы были арестованы, судимы и осуждены на различные сроки лагерей. Трое: сам Краснопевцев, В. Меньшиков (сотрудник Института востоковедения АН СССР) и Л. Рендель - были осуждены на 10 лет.243
В 1956 году в Сибири была создана нелегальная студенческая группа «Свобода слова» и в том же году арестована. Одним из ее участников был Л. И. Бородин, будущий член ВСХСОН (см. сл. главу).
В ноябре 1958 года была арестована еще одна группа студентов МГУ по обвинению в создании антисоветской организации и попытке Устройства подпольной типографии. Одна из арестованных, Валентина Ефимовна Машкова, писала в правительственные органы, что ее и других судят за то, что партия, осудив культ личности Сталина и лишив молодежь ее былого идеала, вместе с тем взяла курс «на пресечение всякой самостоятельной переоценки ценностей и всякого духовного поиска».
В Ленинграде была создана группа социал-демократов (Трофимов,
[159/160 (651/652)]
Голиков и другие). Они также были арестованы и осуждены.244
Летом 1958 года в Москве на площади Маяковского был открыт памятник поэту. Вскоре около памятника начали регулярно собираться любители поэзии, читавшие стихи Маяковского, свои собственные произведения, стихи других поэтов. Руководство комсомолом, которому было поручено надзирать за сходками на площади Маяковского, поначалу радовалось возможности направлять стремления молодежи по привычному руслу коммунистической «романтики». В те годы руководство партии и комсомола прилагало огромные усилия, чтобы сделать комсомол более привлекательным. Чтение стихов на площади Маяковского, молодежные клубы, ансамбли самодеятельности и прочее должны были служить главной цели -сохранению влияния партии на подрастающее поколение, неспокойное и бунтующее. Очень скоро, однако, чтение стихов начало сопровождаться жаркими диспутами и дискуссиями. И стихи начали читать совсем иного содержания, чем то было предусмотрено планами комсомольского руководства. В конце 1958 года Комитет госбезопасности возглавил А. Шелепин, бывший руководитель комсомола. Многие комсомольские руководители были передвинуты в органы государственной безопасности. Шелепин, окончивший в свое время ИФЛИ (Институт философии, литературы и истории) - знаменитое учебное заведение, из стен которого вышли многие поэты, писатели, философы и историки, мог по достоинству оценить значение происходившего на площади Маяковского… Очень скоро против собиравшихся по субботам и воскресеньям на площади Маяковского начали устраиваться облавы, провокации, сопровождавшиеся обысками на дому, изъятием литературы, а в некоторых случаях исключениями из институтов. В поход включилась печать; объявив собирающихся на площади Маяковского «тунеядцами» и «бездельниками» и разжигавшая к ним ненависть совмещай. В мае 1961 года во время чтения стихов, посвященного 30-летию со дня самоубийства Владимира Маяковского, КГБ спровоцировало столкновения, сопровождавшиеся избиениями участников чтения.245 Позднее, накануне XXII съезда партии наиболее активные участники: Владимир Буковский, Эдуард Кузнецов, Илья Бакштейн и В. Осипов - были арестованы Все они были привлечены к суду за «антисоветскую агитацию и пропаганду» и осуждены.
В 1959-61 годах начали появляться рукописные журналы. В Москве, например, распространялся рукописный журнал «Синтаксис». В «Синтаксисе» были напечатаны произведения уже зрелых литераторов: Беллы Ахмадулиной, Н. Глазкова, В. Некрасова,
[160/161 (652/653)]
Окуджавы, Бориса Слуцкого. Организатором журнала был будущий диссидент, в то время студент журфака МГУ Александр Гинзбург. Всего вышло три номера журнала. В 1960 году Гинзбург был исключен из университета, а затем осужден на два года лагерей.
В 1961 году бывший студент Историко-архивного института Юрий Галансков издал машинописный журнал «Феникс-61».
Возникли кружки и организации в республиках.
В 1961 году по Украине прокатилась волна арестов в связи с раскрытием во Львове якобы подпольной организации «Украинский союз рабочих и крестьян». Члены группы: Л. Лукьяненко, И. А. Кандыба, С. М. Вирун и другие - отрицали, однако, что их организация секретная. В программном документе кружка политика советского правительства в отношении Украины подвергалась критике с точки зрения ортодоксального ленинизма. Участники организации предполагали отделение Украины от СССР в качестве независимого социалистического государства на основании конституционного права на самоопределение. Руководитель группы Лукьяненко, отвергая обвинения в создании секретной организации, утверждал, что его группа является законным представителем украинского общественного мнения. Все участники группы были судимы в мае 1961 года за антисоветскую деятельность. Лукьяненко и Кандыба были приговорены к расстрелу. Позднее расстрел был заменен 15 годами лишения свободы.247
Процесс Лукьяненко показал, что советские лидеры больше всего боятся движения народов за самоопределение и готовы к подавлению такого рода тенденций самым беспощадным образом.