один из них - за животными на суше, распадающийся на много видов и названий,
наименовать охотой за обитающими на суше, а все виды охоты за плавающими
животными - охотою за обитателями текучей среды?
Т е э т е т. Конечно.
Ч у ж е з е м е ц. Но ведь мы видим, что один разряд плавающих имеет крылья, а
другой живет в воде?
Т е э т е т. Как же не видеть?
Ч у ж е з е м е ц. Вся охота за родом крылатых у нас называется птицеловством.
Т е э т е т. Конечно, называется так.
Ч у ж е з е м е ц. А охота за живущими в воде почти вся называется рыболовством.

Те э т е т. Да.
Ч у ж е з е м е ц. Что же? Эту охоту в свою очередь не разделить ли мне на две
главные части?
Т е э т е т. На какие?
Ч у ж е з е м е ц. Одна производит ловлю прямо с места сетями, а другая -
посредством удара.
Т е э т е т. Как называешь ты их и в чем различаешь одну от другой?
Ч у ж е з е м е ц. Одну - так как все то, что имеет целью задержать что-либо,
заграждает этому выход, как бы его окружая,уместно назвать заграждением...
Т е э т е т. Конечно.
Ч у ж е з е м е ц. А садки, сети, невода, тенета и тому подобное можно ли
назвать иначе как заграждениями?
Т е э т е т. Никак.
Ч у ж е з е м е ц. Стало быть, эту часть ловли назовем заградительной или еще
как-нибудь в этом роде.
Т е э т е т. Да.
Ч у ж е з е м е ц. А вид ловли, отличный от первого, который производится с
помощью ударов крюками и трезубцами, надо назвать одним общим именем - ударной
охоты. Или кто-нибудь, Теэтет, назовет это лучше?
Т е э т е т. Не станем заботиться об имени. Ведь и это вполне удовлетворяет.
Ч у ж е з е м е ц. Но та часть ударной охоты, которая происходит ночью при свете
огня, у самих охотников получила, думаю я, название огневой.
Т е э т е т.Совершенно верно.
Ч у ж е з е м е ц. Вся же дневная часть, с крюками и трезубцами, называется
крючковой.
Т е э т е т. Да, это называется так.
Ч у ж е з е м е ц. Одна часть этой крючковой охоты, когда удар направлен сверху
вниз, потому что при ней главным образом идут в ход трезубцы, носит, думаю я,
название охоты с трезубцами.
Т е э т е т. Так, по крайней мере, называют ее некоторые.
Ч у ж е з е м е ц. Но остается еще один, так сказать, единственный вид.
Т е э т е т. Какой?
Ч у ж е з е м е ц. Такой, когда ударяют крюком в направлении, противоположном
первому, причем не в любое место, куда попало, как это бывает при охоте с
трезубцами, но каждый раз в голову и рот рыбы, которую ловят; затем она
извлекается снизу вверх с помощью удилищ из прутьев и тростника. Каким именем,
Теэтет, скажем мы, надо это назвать?
Т е э т е т.Я полагаю, что теперь найдено именно то, что мы недавно поставили
своей задачей исследовать.
Ч у ж е з о м е ц. Теперь, значит, мы с тобой не только согласились о названии
рыболовного искусства, но и получили достаточное объяснение самой сути дела.
Оказалось, что половину всех вообще искусств составляет искусство приобретающее;
половину приобретающего искусство покорять; половину искусства покорять - охота;
половину охоты - охота за животными; половину охоты за животными - охота за
живущими в текучей среде; нижний отдел охоты в текучей среде - все вообще
рыболовство; половину рыболовства составляет ударная охота; половину ударной
охоты - крючковая; половина же этой последней - лов, при котором добыча
извлекается после удара снизу вверх, есть искомое нами ужение, получившее
название в соответствии с самим делом.
Т е э т е т. Во всяком случае, это достаточно выяснено.
Ч у ж е з е м е ц. Ну так не попытаться ли нам по этому образцу найти и что
такое софист?
Т е э т е т. Конечно.
Ч у ж е з е м е ц. Но ведь первым вопросом было: должно ли считать
удильщика-рыболова человеком обыкновенным, или же он знаток своего дела?
Т е э т е т. Да, таков был первый вопрос.
Ч у ж е з е м е ц. А теперь, Теэтет, сочтем ли мы нашего софиста человеком
обыкновенным или же во всех отношениях истинным знатоком?
Т е э т е т. Обыкновенным - ни в коем случае. Я ведь понимаю, что ты считаешь:
тот, кто носит это имя, должен, во всяком случае, таким и быть.
Ч у ж е з е м е ц. Выходит, нам следует признать его знатоком своего дела.
Т е э т е т. Но каким бы это?
Ч у ж е з е м е ц. Или, ради богов, мы не знаем, что один из этих мужей сродни
другому?
Т е э т е т.Кто кому?
Ч у ж е з е м е ц. Рыболов-удильщик - софисту.
Т е э т е т. Каким образом?
Ч у ж е з е м е ц. Оба они представляются мне в некотором роде охотниками.
Т е э т е т. Но какой охотой занимается другой? Про одного ведь мы говорили.
Ч у ж е з е м е ц. Мы только что разделили всю охоту надвое, отделив ее водную
часть от сухопутной.
Т е э т е т. Да.
Ч у ж е з е м е ц. И мы рассмотрели всю ту ее часть, которая касается плавающих,
сухопутную же оставили без подразделения, сказав, что она многовидна.
Т е э т е т. Совершенно верно.
Ч у ж е з е м е ц. Таким образом, до сих пор софист и удильщик-рыболов вместе
занимаются приобретающим искусством.
Т е э т е т. Это, по крайней мере, правдоподобно.
Ч у ж е з е м е ц. Но они расходятся, начиная с охоты за живыми существами: один
идет к морю, рекам и озерам, чтобы охотиться за обитающими в них животными.
Т е э т е т. Как же иначе?
Ч у ж е з е м е ц. А другой - к земле и неким другим потокам, к изобильным лугам
богатства и юности, покорять обитающие там существа.
Т е э т е т. Что ты имеешь в виду?
Ч у ж е з е м е ц. В сухопутной охоте бывают две главные части.
Т е э т е т. Какие?
Ч у ж е з е м е ц. Одна - охота за ручными, другая - за дикими животными.
Т е э т е т. Разве существует охота за ручными животными?
Ч у ж е з е м е ц. Если только человек ручное животное. Считай, впрочем, как
тебе угодно: либо что вообще не существует ручных животных, либо что есть
какое-то другое ручное животное, а человек - животное дикое; или, может быть, ты
скажешь, что человек - ручное животное, но не признаешь никакой охоты за людьми?
Что из всего этого тебе понравится, это ты нам и определи.
Т е э т е т. Но я думаю, чужеземец, что мы ручные животные, и утверждаю, что
существует охота за людьми.
Ч у ж е з е м е ц.Так разделим же и охоту за ручными животными надвое.
Т е э т е т.На каком основании?
Ч у ж е з е м е ц.Да определив разбой, увод в рабство, тиранию и военное
искусство - все в целом как одно, а именно как охоту насильственную.
Т е э т е т.Прекрасно.
Ч у ж е з е м е ц.С другой стороны, судейское искусство, искусство говорить
всенародно и искусство обхождения, также все в целом, определим как некое
искусство убеждать.
Т е э т е т.Верно.
Ч у ж е з е м е ц.Назовем же два рода искусства убеждать.
Т е э т е т.Какие?
Ч у ж е з е м е ц.Один - искусство убеждать в частной беседе, а другой -
всенародно.
Т е э т е т.Конечно, бывает тот и другой вид.
Ч у ж е з е м о ц.Но в свою очередь частная охота не бывает ли, с одной стороны,
требующей вознаграждения, а с другой - приносящей дары?
Т е э т е т.Не понимаю.
Ч у ж е з е м е ц.Видно, ты еще не обратил внимания на охоту влюбленных.
Т е э т е т.В каком отношении?
Ч у ж е з е м е ц.В том, что за кем влюбленные охотятся, тем они делают подарки.

Т е э т е т.Ты говоришь сущую правду.
Ч у ж е з е м е ц. Ну, так пусть этот вид будет называться любовным искусством.
Т е э т е т. Уж конечно.
Ч у ж е з е м е ц. А тот вид получения вознаграждения, при котором вступают в
общение с кем-либо для того, чтобы ему угодить, и при этом всегда приманкою
делают удовольствие, а в награду добиваются единственно лишь пропитания для себя
в виде лести, все мы, думаю я, могли бы назвать своего рода искусством
услаждающим.
Т е э т е т. Да и как не назвать?
Ч у ж е з е м е ц. А когда объявляют, что вступают в общение с другим ради
добродетели, но в награду требуют деньги, не справедливо ли назвать этот род
получения наград другим именем?
Т е э т е т. Конечно!
Ч у ж е з е м е ц. Каким же? Попытайся сказать.
Т е э т е т. Да это ясно: мне кажется, что мы дошли до софиста. Назвав этот род
так, я дал ему, думаю, надлежащее имя.
Ч у ж е з е м е ц. Согласно, Теэтет, с теперешним нашим объяснением, выходит,
что охота, принадлежащая к искусствам приобретения, подчинения, охоты, охоты на
животных, сухопутной охоты, охоты за людьми, за отдельными лицами, к искусству
продавать за деньги, к мнимому воспитанию - иными словами, охота за богатыми и
славными юношами должна быть названа софистикою.
Т е э т е т. Совершенно верно.
Ч у ж е з е м е ц. Посмотрим еще и вот с какой стороны: ведь то, что мы теперь
исследуем, принадлежит не к маловажному искусству, но к искусству весьма
разностороннему, так что оно и в прежних наших утверждениях казалось не тем
родом, за который мы его теперь признаем, но иным.
Т е э т е т.Каким образом?
Ч у ж е з е м е ц.Приобретающее искусство у нас было двоякого вида: одна часть
заключала в себе охоту, другая - обмен.
Т е э т е т.Да, было так.
Ч у ж е з е м е ц.Назовем же далее два вида обмена: один - дарственный, другой -
торговый.
Т е э т е т.Назовем это так.
Ч у ж е з е м е ц.Но мы и торговлю разделим надвое.
Т е э т е т. Каким образом?
Ч у ж е з е м е ц.Различая, с одной стороны, торговлю тех, кто продает
собственные изделия, а с другой - меновую торговлю, в которой обмениваются чужие
изделия.
Т е э т е т.Ну конечно.
Ч у ж е з е м е ц.Что же? Меновая торговля внутри города, которая составляет
почти половину всей меновой торговли, не называется ли мелочной?
Т е э т е т.Да.
Ч у ж е з е м е ц.А обмен между городами посредством купли и продажи не есть ли
торговля крупная?
Т е э т е т.Почему же нет?
Ч у ж е з е м е ц.Но разве мы не обратили внимания, что одна часть крупной
торговли продает и обменивает на деньги то, чем питается и в чем имеет нужду
тело, а другая - то, чем питается и в чем имеет нужду душа?
Т е э т е т.Что ты имеешь в виду?
Ч у ж е з е м е ц.Того вида торговли, который касается души, мы, быть может, не
знаем, но о другом-то имеем понятие.
Т е э т е т. Да.
Ч у ж е з е м е ц.Мы скажем затем, что все музыкальное искусство, которое все
время перевозится из города в город, покупается там и тут, а также живопись,
фокусничество и многие другие нужные для души вещи, ввозимые и продаваемые
частью для забавы, а частью для серьезных занятий, в отношении того, кто их
ввозит и ими торгует, могут не меньше, чем торговля пищей и питьем, вполне
оправдать имя купца.
Т е э т е т.Ты говоришь совершенно верно.
Ч у ж е з е м е ц.Так не назовешь ли ты тем же именем и того, кто скупает знания
и, переезжая из города в город, обменивает их, на деньги?
Т е э т е т.Несомненно, так.
Ч у ж е з е м е ц.А в этой торговле духовными товарами не должно ли по всей
справедливости назвать одну часть ее искусством показа, а другую, правда не
менее забавную, чем первая, но представляющую собой не что иное, как торговлю
знаниями, не следует ли назвать каким-нибудь именем, сродным самому делу?
Т е э т е т.Несомненно, следует.
Ч у ж е з е м е ц.Так ту часть этой торговли знаниями, которая имеет дело с
познанием всех прочих искусств, должно назвать одним именем, а ту, которая имеет
дело с добродетелью, другим.
Т е э т е т.Как же иначе?
Ч у ж е з е м е ц.Название "торговля искусствами"., конечно, подошло бы к той,
которая имеет дело со всем остальным, а для другой, имеющей дело с добродетелью,
ты сам потрудись сказать имя.
Т е э т е т.Да какое же другое имя можно назвать, не делая ошибки, помимо. того,
что исследуемое нами теперь - это софистический род?
Ч у ж е з е м е ц.Никакого другого назвать нельзя. Давай же возьмем в
совокупности все это и скажем, что, во-вторых, софистика оказалась искусством
приобретать, менять, продавать, торговать вообще, торговать духовными товарами,
а именно рассуждениями и знаниями, касающимися добродетели.
Т е э т е т.Именно так.
Ч у ж е з е м е ц.В-третьих, я думаю, что, если ктонибудь поселится в городе и
станет отчасти покупать, а отчасти сам изготовлять и продавать знания об этих
самых вещах и поставит себе целью добывать себе этим средства к жизни, ты не
назовешь его каким-либо иным именем, помимо того, о котором только что было
сказано.
Т е э т е т.Почему бы и не назвать так?
Ч у ж е з е м е ц.Стало быть, и тот род приобретающего искусства, который
занимается меной и продажей чужих или собственных изделий, в обоих случаях, Коль
скоро оно занимается продажей познаний о таких вещах, ты, очевидно, всегда
будешь называть софистическим.
Т е э т е т.Несомненно. Ведь надо быть последовательным в рассуждении.
Ч у ж е з е м е ц.Посмотрим еще, не походит ли исследуемый нами теперь род на
что-либо подобное.
Т е э т е т.На что именно?
Ч у ж е з е м е ц.Частью приобретающего искусства у нас была борьба.
Т е э т е т.Конечно, была.
Ч у ж е з е м е ц.Так не будет лишним разделить ее на две части.
Т е э т е т.Скажи, на какие?
Ч у ж е з е м е ц.Допустим, что одна из них - состязание, а другая - сражение.
Т е э т е т.Так.
Ч у ж е з е м е ц.Допустим также, что той части сражения, где выступает тело
против тела, довольно уместно и подобает дать какое-нибудь название... ну,
например, применение силы.
Т е эт е т.Да.
Ч у ж е з е м е ц.А той, где слова выступают против слов, какое другое, Теэтет,
можно дать имя, как не спор?
Т е э т е т.Никакого.
Ч у ж е з е м е ц.Но ту часть [борьбы], которая имеет дело со спорами, надо
считать двоякой.
Т е э т е т.Как?
Ч у ж е з е м е ц.Поскольку она происходит всенародно и длинные речи выступают
против длинных речей, и притом по вопросам о справедливости и несправедливости,
это - судебное прение.
Т е э т е т.Да.
Ч у ж е з е м е ц. Напротив, ту, которая относится к частным беседам и
распадается на вопросы и ответы,; имеем ли мы обыкновение называть иначе, чем
искусством прекословия?
Т е э т е т.Нет, вовсе не имеем.
Ч у ж е з е м е ц. А вся та часть искусства прекословия, которая заключается в
препирательстве по поводу обыденных дел и проявляется в этом просто и
безыскусственно, хотя и должна считаться отдельным видом - таким признало ее
наше рассуждение, однако не получила наименования от тех, кто жил прежде, да и
от нас теперь недостойна его получить.
Т е э т е т.Это правда. Ведь она распадается на слишком малые и разнообразные
части.
Ч у ж е з е м е ц.Но ту, в которой есть искусство и состоит она в
препирательстве о справедливом и несправедливом и обо всем остальном, не
привыкли ли мы называть искусством словопрения?
Т е э т е т.Как же нет?
Ч у ж е з е м е ц.Но одна часть искусства словопрения истребляет деньги, а
другая - наживает их.
Т е э т е т. Совершенно верно.
Ч у ж е з е м е ц.Так попытаемся же сказать имя, каким должно называть каждую.
Т е э т е т.Да, это нужно.
Ч у ж е з е м е ц.Я полагаю, что та часть этого искусства, которая ради
удовольствия подобного времяпрепровождения заставляет пренебрегать домашними
делами и способ выражения которой вызывает у большинства слушателей
неудовольствие, называется - то мое мнение - не иначе как болтовней.
Т е э т е т.Конечно, она называется как-нибудь так.
Ч у ж е з е м е ц.А противоположную этой часть, наживающую деньги от частных
споров, попытайся теперь назвать ты.
Т е э т е т.Да что ж другое и на этот раз можно сказать, не делая ошибки, кроме
того, что опять, в четвертый раз, появляется тот же самый удивительный,
преследуемый нами софист?
Ч у ж е з е м е ц.Так, стало быть, как показало исследование, и на этот раз
софист, видно, есть не что иное, как род [людей], наживающих деньги при помощи
искусств словопрения, прекословия, спора, сражения, борьбы и приобретения.
Т е э т е т.Совершенно верно.
Ч у ж е з е м е ц.Видишь, как справедливо говорят, что зверь этот пестр и что,
по пословице, его нельзя поймать одной рукой.
Т е э т е т.Значит, надо обеими.
Ч у ж е з е м е ц.Конечно, надо, и по возможности следует делать так, чтобы
преследование его велось неотступно. Например, вот так. Скажи мне: называем ли
мы как-то некоторые занятия рабов?
Т е эт е т.И даже многие. Но о каких именно из этих названий ты спрашиваешь?
Ч у ж е з е м е ц.Например, о таких: мы говорим "процеживать", "просеивать",
"провеивать", "отделять".
Т е э т е т.Как же иначе?
Ч у ж е з е м е ц.И сверх того еще "чесать", "прясть". "ткать"; существует и
множество других подобные названий, относящихся, как мы знаем, к искусствам Не
правда ли?
Т е эт е т.Что же ты спрашиваешь и желаешь разъяснить по поводу этих примеров?
Ч у ж е з е м е ц.Все искусства вообще, о которые, было сказано, думаю я,
называются разделяющими.
Т е э т е т. Да.
Ч у ж е з е м е ц.По моему мнению, так как все это сводится к одному искусству,
то надо бы удостоить его и одним именем.
Т е э т е т.Каким же?
Ч у ж е з е м е ц. Это - искусство различать.
Т е э т е т.Пусть будет так.
Ч у ж е з е м е ц.Посмотри-ка: не могли ли бы мы каким-нибудь образом в свою
очередь усмотреть два его вида?
Т е э т е т.Слишком же скорого ты требуешь от меня соображения.
Ч у ж е з е м е ц.Но ведь в упомянутых искусствах различения одно может отличать
худшее от лучшего, другое - подобное от подобного же.
Т е э т е т.Теперь, когда это сказано, мне так кажется.
Ч у ж е з е м е ц.Для одного из этих различений я не знаю ходячего имени, а для
другого, которое лучшее оставляет, а худшее устраняет, знаю.
Т е э т е т.Скажи, какое?
Ч у ж е з е м е ц.Всякое подобное различение, думаю я, у всех носит название
некоего очищения.
Т е э т е т.Да, это так называется.
Ч у ж е з е м е ц.Но не заметит ли каждый, что очистительный вид искусства в
свою очередь двоякий?
Т е эт е т.Да, на досуге, быть может, и заметит. Я же пока не вижу.
Ч у ж е з е м е ц.И однако, многие виды очищений, касающиеся тел, следует
обозначить одним именем.
Т е э т е т.Какие и каким?
Ч у ж е з е м е ц.Прежде всего, очищения у живых существ всего того, что
находится у них внутри тел и что правильно выделяется, очищаясь благодаря
гимнастике и врачеванию; затем, очищения всего внешнего, о чем и говорить
неловко, совершающиеся при помощи банного искусства;наконец, очищения
неодушевленных тел, о которых до мелочей заботится валяльное и все вообще
искусство украшения, получившее множество имен, кажущихся смешными.
Т е э т е т. И даже очень.
Ч у ж е з е м е ц. Без сомнения, так, Теэтет. Однако методу нашего исследования
искусство омывать губкой подлежит не меньше, но и не больше, чем искусство
приготовлять лекарства, хотя бы одно из них приносило нам очищением малую
пользу, а другое - великую. Ведь этот метод, пытаясь с целью приобретения знания
уразуметь сродное и несродное во всех искусствах, ценит ради этого все их
одинаково, и, поскольку они подобны между собой, не считает одни смешнее других;
он вовсе не находит, что тот, кто объясняет охоту на примере предводительства
войсками, почтеннее того, кто поясняет ее на примере ловли вшей, хотя в
большинстве случаев считает первого напыщеннее. Да вот и теперь ты спросил,
каким именем нам назвать все те способности, удел которых очищать как
неодушевленное, так и одушевленное тело, и для этого метода совершенно
безразлично, какое выражение покажется самым благопристойным, лишь бы оно,
оставив в стороне очищения души, объединило собою то, что очищает все остальное.
Ведь теперь он пытается отделить очищение мысли от остальных очищений, если
только мы понимаем, чего он желает.
Т е э т е т.Я понял и соглашаюсь, что существует два вида очищения, из которых
один касается души и отличен от того, который касается тела.
Ч у ж е з е м е ц.Превосходно. Выслушай от меня и следующее: сделай попытку
опять разделить то, о чем мы говорим, надвое.
Т е э т е т.Я попытаюсь делить с тобою вместе, куда бы ты меня ни направил.
Ч у ж е з е м е ц. Не считаем ли мы, что порочность души - это нечто отличное от
ее добродетели?
Т е э т е т.Как же нет?
Ч у ж е з е м е ц.Но ведь очищение состояло в том, чтобы выбрасывать все
негодное и оставлять иное.
Т е э т е т.Да, конечно.
Ч у ж е з е м е ц.Так стало быть, если мы найдем какой-либо способ устранения
зла из души, то назвав его очищением, мы выразимся удачно.
Т е э т е т.И даже очень.
Ч у ж е з е м е ц.Должно, однако, назвать два вида зла, относящегося к душе.
Т е э т е т.Какие?
Ч у ж е з е м е ц.Один - проявляющийся как болезнь в теле, другой - как
безобразие.
Т е э т е т.Не понял.
Ч у ж е з е м е ц.Быть может, ты не считаешь болезнь и разлад одним и тем же?
Т е э т е т.И на это не знаю, что мне отвечать.
Ч у ж е з е м е ц.Разве разлад это не раздор, возникающий вследствие какой-либо
порчи - среди того, что сродно по своей природе?
Т е э т е т.Да.
Ч у ж е з е м е ц.А безобразие - разве это не род несоразмерности, неприглядный
во всех отношениях?
Т е э т е т.Да, именно это.
Ч у ж е з е м е ц.Что же? Не замечаем ли мы, что в душе людей негодных мнения
находятся в раздоре с желаниями, воля - с удовольствиями, рассудок - со
страданиями и все это - между собой?
Т е э т е т.Весьма даже.
Ч у ж е з е м е ц.Но ведь все это по необходимости родственно друг другу.
Т е э т е т.Как же нет?
Ч у ж е з е м е ц.Стало быть, называя разлад и болезнь души пороком, мы
выразимся правильно.
Т е э т е т.Конечно, вполне правильно.
Ч у ж е з е м е ц.Что же? Обо всех тех вещах, которые, находясь в движении и
имея перед собою какую-то цель, к достижению которой и стремятся, при каждом
порыве минуют ее и ошибаются, скажем ли мы, что это случается с ними вследствие
соразмерности вещи и цели или, наоборот, вследствие несоразмерности?
Т е э т е т.Ясно, что вследствие несоразмерности.
Ч у ж е з е м е ц. Но ведь мы знаем, что всякая душа заблуждается во всем не по
доброй воле.
Т е э т е т.Бесспорно.
Ч у ж е з е м е ц.Заблуждение же есть не что иное, как отклонение мысли, когда
душа стремится к истине, но проносится мимо понимания.
Т е э т е т.Несомненно.
Ч у ж е з е м е ц.Стало быть, заблуждающуюся душу должно считать безобразною и
несоразмерною.
Т е э т е т.По-видимому.
Ч у ж е з е м е ц.Итак, в ней есть, видно, эти два рода зла. Один, который
многие называют пороком, это, как весьма очевидно, ее болезнь.
Т е э т е т.Да.
Ч у ж е з е м е ц.А другой называют заблуждением, но соглашаться с тем, что это
- зло, свойственное только душе, не желают.
Т е э т е т.Конечно, должно согласиться с тем, в чем я, когда ты это недавно
сказал, усомнился, а именно что есть два рода зла в душе и что трусость,
своеволие и несправедливость, все вместе, надо считать гнездящейся в нас
болезнью, а состояния частого и разнообразного заблуждения - безобразием.
Ч у ж е з е м е ц.Не существует ли против этих двух состояний, по крайней мере
для тела, неких двух искусств?
Т е э т е т.Каких это?
Ч у ж е з е м е ц.Против безобразия - гимнастика, против болезни - врачевание?
Т е э т е т.Это ясно.
Ч у ж е з е м е ц.Так не существует ли и против высокомерия, несправедливости и
трусости из всех искусств по природе своей самое подходящее - карательное -
правосудие?
Т е э т е т.Вероятно, по крайней мере если говорить согласно с людским мнением.
Ч у ж е з е м е ц.Что же? А против всякого вообще заблуждения можно ли
правильнее назвать другое какое-либо искусство, кроме искусства обучать?
Т е э т е т.Нет, нельзя.
Ч у ж е з е м е ц.Ну хорошо. Должно ли, однако, утверждать, что в искусстве
обучать существует один род, или надо говорить, что их больше и что в этом
случае самые важные в нем - два каких-то рода? Рассмотри.
Т е э т е т.Рассматриваю.
Ч у ж е з е м е ц.И мне кажется, что мы скорее всего могли бы найти их вот как.
Т е э т е т.Как?
Ч у ж е з е м е ц.А рассмотрев, не допускает ли заблуждение внутри себя некоего
разделения? Ведь будучи двояким, оно, очевидно, принуждает и искусство обучения
иметь две части, по одной для каждого из своих родов.
Т е э т е т.Что же? Ясно ли тебе то, чти мы теперь исследуем?
Ч у ж е з ем е ц.Мне, во всяком случае, кажется, что я вижу обособленным некий
великий и тягостный вид заблуждения, равный по значению всем остальным частям
заблуждения.
Т е э т е т.Какой именно?
Ч у ж е з е м е ц.Тот, когда, не зная чего-нибудь, люди считают себя знающими
это. Отсюда, по-видимому, у всех возникает все то, что составляет наши ошибки в
мышлении.
Т е э т е т. Правда.
Ч у ж е з е м е ц.Так именно этому одному виду заблуждения и присваивается, по
моему мнению, имя невежества.
Т е э т е т.Уж конечно.
Ч у ж е з е м е ц.Какое же, стало быть, надо дать имя той части искусства
обучения, которая от него избавляет?
Т е э т е т.Я так думаю, чужеземец, что все другое называется ремесленным
обучением, а эта часть, по крайней мере здесь, у нас, именуется воспитанием.
Ч у ж е з е м е ц.Да и у всех почти эллинов, Теэтет, она именуется так. Но нам
надо еще рассмотреть, не есть ли она уже неделимое целое, или же она допускает
какое-либо достойное названия подразделение.
Т е э т е т.Конечно, это надо рассмотреть.
Ч у ж е з е м е ц.Так мне представляется, что и эта часть некоторым образом
расчленяется.
Т е э т е т.В каком отношении?
Ч у ж е з е м е ц.В искусстве обучения с помощью речей один путь кажется более
шероховатым, другой - более гладким.
Т е э т е т. Что же сказать нам о каждом из них?
Ч у ж е з е м е ц.Один путь стародавний, путь наших отцов, которым они главным
образом пользовались, да многие пользуются еще и теперь в применении к сыновьям,
когда те в чем-нибудь провинятся, причем их то бранят, то более кротко
увещевают. Всю эту часть правильнее всего можно назвать вразумлением.
Т е э т е т.Это так.
Ч у ж е з е м е ц.Что же касается другого, то здесь некоторые, видно, по
размышлении, пришли к выводу, что всякое неведение бывает невольным и если кто
считает себя мудрым, он никогда не пожелает обучаться чему-либо из того, в чем
считает себя сильным, способ же воспитывать путем вразумления при затрате
большого труда приводит к малым достижениям.
Т е э т е т.Они правильно полагают.
Ч у ж е з е м е ц.Поэтому-то за устранение подобного [само]мнения они берутся
другим способом.
Т е э т е т.Каким же именно?
Ч у ж е з е ме ц.Они расспрашивают кого-либо о том, относительно чего тот мнит,
будто говорит дельно, хотя в действительности говорит пустое. Затем, так как он
и ему подобные бросаются из стороны в сторону, они легко выясняют их мнения и,
сводя их в своих рассуждениях воедино, сопоставляют между собой, сопоставляя же,
показывают, что эти мнения противоречат друг другу касательно одних и тех же
вещей, в одном и том же отношении, одним и тем же образом. Те же, видя это, сами