Нейгауз Вольфганг. Его называли Иваном Ивановичем

   А однажды Шменкелю даже пришлось выслушать критику в свой адрес от одного молодого партизана.
   - Ты вот спрашивал товарища Морозова, - начал парень, - не молод ли я для участия в операции. Командир отбирал нас не по возрасту, а по боевым заслугам. А ты смотришь на меня как на мальчишку только потому, что у меня усы еще не выросли. У меня хоть и нет бороды, но знай, что я целых два дня командовал отрядом.
   Все рассмеялись, а один партизан спросил парня:
   - Сколько же бойцов было в твоей армии?
   - Двадцать пять комсомольцев, - не обращая внимания на шутливый тон товарища, совершенно серьезно ответил он. - До войны я был групоргом на курсах на нашем заводе и уже начал проходить допризывную подготовку. Когда же фашисты взяли наш город, мы по решению подпольного райкома вместе со старшими товарищами ушли в лес. В бой нас не брали, но зато к нам прикрепили одного ветерана, который еще в гражданскую войну воевал. Он-то нас и обучил очень многим полезным вещам: например, как незаметно передвигаться по местности, как вести наблюдение. В отряде нас использовали как посыльных и дозорных. В то время в партизанский отряд приходило много бойцов Красной Армии, которые попали в окружение и не смогли пробиться к своим. Вот мы тогда и старались, чтобы эти солдаты поскорее попали в отряд...
   - Ты отошел от темы, Петя, и забыл, что хотел нам рассказать, перебил его Митя,
   - Почему отошел? Нисколько не отошел. До декабря все шло хорошо. Однажды фашисты окружили наш лагерь, чтобы всех уничтожить. А в лесу не так-то просто передавать сигналы от одного поста к другому. Вот тогда-то многие из нас и показали, на что способны: мы прошмыгивали там, где, казалось, никто другой не смог бы пройти. Но мы оказались отрезанными от командира и от других партизан. Наконец мне удалось собрать ребят. Я повел их окольным путем поближе к городу. Никто даже не пикнул, не пожаловался, хотя холода стояли сильные и голодные мы были, как волки. Через двое суток мне удалось установить связь с подпольным райкомом и доложить, что я привел в его распоряжение отряд в двадцать пять человек. После этого нас всех передали в партизанский отряд Морозова, которого вовсе не интересовало, есть у меня борода или нет.
   - Ну ладно, хватит тебе, надоел небось Ивану Ивановичу, а ему о более важных вещах думать надо, - перебил парня Митя Миронов, подбрасывая в костер охапку сухих веток.
   Сучья быстро загорелись, освещая лица партизан багровым пламенем.
   - Никто тебя сопляком не называет, - продолжал Митя. - Но должен тебе заметить, что в отряде Котовского я тоже не последний человек. Во время боев в котле меня осколком ранило в ногу, вырвало здоровый кусок мяса. Рана загрязнилась и начала гноиться, подскочила температура. Мои товарищи, а нас уцелело трое, видя такое дело, оставили меня в доме у одного старого крестьянина. Старики ухаживали за мной, как за сыном. Они рассказали мне, что в селе Черносеково много раненых и к ним иногда приходят люди из лесу. Когда выпал первый снег, я уже мог ходить. Однажды вечером хозяйка привела ко мне какого-то незнакомца и, показав на меня, сказала ему: "Вот он, мой Митя".
   Первое, что я увидел у незнакомца, - автомат. Не успел я опомниться, как он набросился на меня со словами: "Ты тут лежишь себе на печи и сало ешь, вместо того чтобы бить фашистов. Вот возьми. Прочти..." И он протянул мне листовку, на которой было написано, что наши войска начали контрнаступление под Москвой.
   "Вы офицер?" - спросил я.
   "Старший лейтенант Николай Афанасьевич Морозов".
   Представляете себе? Я подпрыгнул от радости, вытянулся по стойке "смирно" и сразу же сказал ему о своем желании перейти линию фронта. Вдвоем, особенно с таким товарищем, как он, это будет не так трудно, думал я. Но он отверг мой план. "Я и сам не раз думал об этом и даже пытался, но чуть было не попал в плен. Да теперь и не стоит к этому стремиться, поскольку поступило распоряжение организовывать на местах партизанские отряды, которые должны немедленно вступать в борьбу с врагом, "Ты - солдат, принимал военную присягу и потому немедленно переходишь в мое подчинение", - ответил он мне.
   "Слушаюсь!"
   Так я попал в отряд Морозова, став первым партизаном в отряде. Я исполнял обязанности заместителя командира, связного и ординарца в одно и то же время. Вот только винтовки у меня не было. Через несколько дней к нам присоединилось еще пятеро раненых солдат, которых, как и меня, приютили крестьяне. Они даже дали нам на первое время свои охотничьи ружья. В селе Черносеково, неподалеку от Оленина, местный староста Яков Кузнецов, который был нашим человеком и лишь для отвода глаз работал у немцев, подарил нам ручную гранату.
   - Оленино? - удивился Шменкель. - Ведь там был организован отряд "Смерть фашизму"!
   - Да, это было раньше, когда нашего отряда еще не существовало. Нам и товарищу Цветкову, председателю райисполкома, который сколачивал свой отряд недалеко от нас, было сказано, чтобы мы с самого начала принимали в отряд и невоеннообязанных и обучали их владеть оружием.
   - На чем обучали? На охотничьих ружьях?
   - Почему? Мы сами должны были достать себе оружие у противника. Мы нападали на отдельные гитлеровские посты. А со временем мы освободили от фашистов несколько деревень. Правда, это было нелегкое дело.
   Митя поправил костер, и к небу взлетел сноп блестящих искр, но вскоре он погас. Партизаны сидели тихо, каждый думал о своем.
   - Ты вот обиделся, Петя, что Иван Иванович усомнился в твоих способностях, - заговорил один из партизан. - Я же в каждом нашем товарище сомневался, если он, что называется, на ура шел в отряд. Однажды нас построили для принятия партизанской присяги. Товарищ Морозов спросил: "Есть среди вас кто-нибудь, кто еще сомневается в своем решении?" И что я тебе скажу, мой сосед вышел из строя. Двое других, они, можно сказать, и пороха-то не нюхали, - за ним. Я бы убил их своими руками, но стоило ли марать руки... Стать партизаном по принуждению нельзя.
   - Товарищи, время спать. - Шменкель поднялся. - Нужно, чтобы утром у каждого была ясная голова.
   Фриц поправил портупею. Форма врача-лейтенанта сидела на нем безукоризненно. Придирчивым взглядом он осмотрел и разведчиков. Все они были в форме солдат вермахта, в касках, оружие тоже трофейное. У каждого в кармане лежала немецкая солдатская книжка. Внешне вся группа вполне могла сойти за немецкую.
   Митя Миронов провел группу к своей трехтонке через болото, ловко обходя топкие места и ямы. За ним шел Шменкель, потом Рыбаков и остальные.
   Шли с час. Постепенно лес стал гуще. Вскоре показался часовой, который охранял грузовик. Митя вывел машину на лесную дорогу. Разведчики чинно расселись по местам. Последним в кузов влез Коровин, на котором была форма немецкого фельдфебеля.
   Шменкель ехал в кабине рядом с. водителем. Взревел мотор - и машина тронулась. Часовой помахал им рукой, желая успеха.
   Скоро лес стал редеть. Местами вверху проглядывало небо, покрытое легкими облачками. Было тепло, и Митя хотел расстегнуть на кителе несколько пуговиц, но Шменкель не разрешил ему этого делать. Митя молча повиновался.
   Фриц сейчас действовал на свой страх и риск. Он хорошо понимал, что от него во многом зависит жизнь десяти лучших разведчиков отряда.
   Вскоре разведчики миновали лес и выехали на полевую дорогу, на которой скорости не разовьешь. Однако Шменкель твердо решил не выезжать на шоссе и по возможности огибать населенные пункты. Но через одну деревню они все же должны были проехать: там находился один-единственный мост через речку. Морозов сказал Шменкелю, что в селе с самой весны находился небольшой фашистский гарнизон, но, по последним данным, и он куда-то переместился.
   Солнце стояло высоко, когда они приблизились к селу. Несмотря на хорошую погоду, на полях не было видно ни души. Вдруг Митя сбавил газ и воскликнул:
   - Видишь? Вон там! За изгородью - орудия. Видимо, ночью в селе появились оккупанты!
   Теперь Шменкель заметил и часового на околице. Но поворачивать назад было уже поздно.
   - Езжай прямо, Митя, ничего не поделаешь. Только смотри - рта не раскрывай.
   Митя прибавил газу, и машина на большой скорости понеслась прямо на часового.
   "Если он остановит машину и спросит путевой лист - мы пропали", мелькнуло в голове Фрица. Но часовой только махнул жезлом, показывая, что они могут проезжать.
   Морозов усмехнулся. Шменкель поглядывал по сторонам на гитлеровских солдат. Те, стоя у домов, разговаривали между собой и покуривали сигареты. Кое-где во дворах Фриц заметил орудия, а на одном большом дворе стояли два трехтонных тягача.
   На единственном в селе кирпичном доме висел полковой штандарт. Возле него стояли два офицера. Один из них, капитан по званию, поднял руку, приказывая машине остановиться.
   - Стой! - крикнул Шменкель водителю. - Не нужно вызывать подозрений.
   Капитан махнул рукой еще раз, более требовательно. Отстегнув кобуру, Фриц открыл дверцу машины. Он мгновенно оценил ситуацию. Поблизости от капитана стояли майор и часовой у входа в дом. Неподалеку на завалинке сидели два солдата без маек и загорали на солнце.
   Шменкель спрыгнул на землю, молодцевато подошел к офицерам и, приложив руку к козырьку, доложил:
   - Врач-ассистент Панзген с фельдфебелем и семью рядовыми следует в Ярцево.
   - Зачем вы едете в Ярцево? - Майор был толстый, низкого роста.
   - За медикаментами, господин майор. В лазарете...
   - А почему вы не поехали по шоссе?
   - Радиатор, господин майор... Водитель недосмотрел, вот мы и вынуждены были свернуть...
   - Понятно, - кивнул капитан. На вид ему было лет тридцать пять. Возьмите меня с собой, лейтенант! - Так точно, господин капитан. Возвращаясь к машине, Шменкель мысленно чертыхался: этого им только не хватало. А вдруг в дороге капитан начнет болтать?
   - Застегните кобуру, доктор. Медики тоже должны соблюдать инструкции, - сделал замечание Шменкелю капитан.
   Фриц застегнул кобуру и, открыв дверцу машины, пропустил капитана в кабину. Сам он сел с краю.
   "Пусть он будет у нас в середине. В случае чего, мы не дадим ему дурить!"
   - Поехали, солдат! - рявкнул капитан, взглянув на Митю.
   - Ла, ^оЫ! - буркнул тот, застыв за баранкой, как изваяние.
   Шменкель произнес "аЫ", и машина тронулась.
   Когда они миновали пост, Шменкель с облегчением вздохнул. Дорога стала шире. По обе ее стороны рос лиственный лес.
   "Пассажир" ехал молча, глядя прямо перед собой. В уголках его рта застыла пренебрежительная улыбка. Шменкелю хорошо было знакомо отношение офицеров к нижним чинам. Фриц терпеть этого не мог.
   "В лесу гитлеровца можно связать, сунуть в рот кляп и, бросив в кузов, довезти до лагеря. Вот все удивятся, когда вместе с передатчиком мы привезем еще и офицера".
   Однако, как ни соблазнительна была эта мысль, Шменкель тотчас же отогнал ее. Нельзя рисковать успехом всей операции. Недаром командир предупреждал его быть серьезнее и не допускать никаких легкомысленных поступков.
   "Смотри, Иван, не соблазняйся на легкую добычу. Самое трудное для вас - обратный путь. Когда фашисты заметят, что у них из-под носа утащили радиопередатчик, они немедленно бросятся в погоню, и вам нужно во что бы то ни стало уйти от них", - вспомнил Шменкель наставления командира.
   Преодолев подъем, машина выехала на шоссе, ведущее в Ярцево.
   - Где изволит сойти господин капитан? - спросил Шменкель гитлеровца.
   - Перед зданием комендатуры в Ярцево. Дорога в лазарет проходит именно там.
   Митя, кажется, понял, что сказал капитан, и, наклонившись к баранке, незаметно подмигнул Шменкелю. Капитан сидел как истукан. Открыв окно, Шменкель потихоньку насвистывал какую-то немецкую песенку.
   У перекрестка дорога пошла под уклон. Фриц увидел впереди длинную колонну военных грузовиков, которая, подобно змее, растянулась в направлении Вязьмы. Шменкель про себя пересчитал машины и как бы между прочим заметил вслух:
   - Пожалуй, пахнет наступлением.
   - А вы, я вижу, не лишены наблюдательности. - Капитан не без ехидства улыбнулся. - Офицер запаса?
   - Так точно, господин капитан.
   - Из Шлезвига?
   - Нет, из Померании.
   - Знакомые места.
   И капитан вновь замолчал.
   Шменкель был доволен: по документам - он из Померании, неважно, что выговор у него несколько иной.
   Прошло немало времени, пока Мите удалось вклиниться в длинную колонну грузовиков и мотоциклов. Некоторое время они ехали в этом огромном потоке. На развилке дорог колонна вдруг свернула к железнодорожной станции Ярцево. Миронов снова незаметно подмигнул Шменкелю.
   Фриц волновался, догадываются ли товарищи, сидящие в кузове, что он задумал.
   Коровин с удивлением посмотрел на указатель - Виктор не знал, что из-за неожиданного попутчика им приходится делать крюк.
   Убедившись, что товарищи ведут себя спокойно, Шменкель перестал волноваться. Фриц с благодарностью подумал сейчас о Морозове, который на всякий случай объяснил им, как лучше проехать по городу, хотя по первоначальному плану вовсе и не предусматривалось заезжать в него. Вот и мост через реку. Прибавив газу, Митя на большой скорости повел машину по городу. Капитан несколько раз покрутился направо и налево, но вскоре машина, резко затормозив, остановилась перед зданием комендатуры.
   - Господин капитан, вы приехали.
   - Благодарю вас, доктор.
   Выйдя из машины, гитлеровец слегка коснулся двумя пальцами козырька фуражки, и исчез в дверях комендатуры.
   Митя проводил его свирепым взглядом. Шменкель вскочил в кабину и спросил Митю:
   - Что ты несся по городу как угорелый?
   - Хотел поскорее отделаться от этого типа. Меня от него прямо наизнанку выворачивало. Было б неплохо, если б мы прикончили его там, в лесу.
   - Этого не следовало делать. А вот как ты из колонны выехал - такое не каждый сумеет! Это - прямо мастерство.
   - Мое мастерство еще впереди.
   Проскочив через несколько улиц, Митя выехал на шоссе, догнал колонну машин и, воспользовавшись "дырой", проскочил мимо. Из одной машины солдаты что-то закричали Мите, но он лишь засмеялся и махнул им рукой. При въезде на станцию Митя погудел, а когда шофер впереди идущей машины не обратил на это никакого внимания, Митя так прижал его, что тот невольно пропустил назойливый грузовик.
   - С ними только так и нужно, иначе они не понимают! - проворчал Митя.
   - А почему из города ты не поехал прямо на станцию? Ведь там есть дорога?
   - Есть-то есть, но та дорога идет вдоль железнодорожного полотна и усиленно охраняется.
   Шменкель понимающе кивнул и закурил. Больше он ничего не говорил Мите, даже когда тот свернул с шоссе и поехал по дороге, изрытой воронками.
   Из-за объезда они потеряли много времени. Только после полудня партизаны подъехали к серому зданию товарной станции.
   Митя погудел три раза. Из будки, выкрашенной в черный, белый и красный цвета, вышел часовой. Солнце слепило ему глаза, и, чтобы разглядеть машину, он приложил к глазам ладонь. Потом часовой поднял шлагбаум и пропустил машину на территорию станции. Митя пересек станционный двор и остановился, но мотора не выключил.
   Шменкель не спеша вылез из кабины и хлопнул дверцей. Партизаны выпрыгнули из кузова и с любопытством осмотрелись.
   Рыбаков с двумя партизанами пошли вслед за Шменкелем. Не успели они подойти к зданию склада, как из дверей выскочил унтер-офицер, испуганно застегивая на ходу френч. Унтер хотел было доложить Шменкелю, но Фриц остановил его:
   - Что, уснули, что ли? Ну, я вам покажу. Где радист?
   - У меня, господин врач. Если я могу...
   - А где остальные?
   - Двое свободны от дежурства, остальные охраняют русских.
   Немец указал вдоль путей, где метрах в двухстах русские рабочие грузили что-то в вагон.
   Шменкель пошел за унтер-офицером через складское помещение. В самом конце склада он рывком распахнул дверь и остановился на пороге большой побеленной комнаты, разделенной перегородкой и оборудованной под жилое помещение. Трое солдат вытянулись по стойке "смирно". На столе валялись карты. Одна кровать была смята, видимо, на ней только что лежал унтер-офицер.
   - Кто из вас радист?
   - Обер-ефрейтор Швальбе, - доложил худощавый мужчина со светлой бородкой.
   - Хорошо. А ты, - Шменкель ткнул пальцем в солдата с круглым лицом, собери всех людей, да побыстрее.
   - Слушаюсь!
   - Извините, господин врач, - с порога заметил унтер-офицер, - но русские...
   - Никуда ваши русские не денутся.
   "Пока все идет хорошо", - подумал Шменкель и вдруг увидел, что солдат с круглым лицом все еще стоит, вопросительно поглядывая на унтера.
   Тогда Шменкель крикнул:
   - А ты что, не понял моего приказа? Или ты уже его исполнил?
   Солдат мигом исчез.
   - Когда сменяете посты?
   - Через три часа.
   - Где у вас радиопередатчик?
   - Здесь.
   - Хорошо.
   И в этот же миг за спиной Шменкеля щелкнули затворы автоматов.
   - Руки вверх! - крикнул один из партизан. Солдаты медленно подняли руки, с недоумением глядя на вооруженных солдат.
   - С места не сходить! Повернуться лицом к стене! - приказал Шменкель.
   Гитлеровцы выполнили приказ, и на этот раз уже быстрее.
   - Караульте их, - сказал Шменкель партизанам по-русски. - А мы, Виктор, займемся остальными.
   Выйдя из комнаты, они направились к платформе. Шменкель приказал арестовать и других гитлеровцев, которые бежали по вызову.
   Коровин пропустил немцев мимо себя, а когда они оказались в складе, быстро вытащил пистолет и приказал:
   - Руки вверх!
   Ошеломленные гитлеровцы не оказали ни малейшего сопротивления.
   Шменкель тем временем вместе с двумя партизанами снял радиопередатчик, рывком оборвав какие-то провода на стене.
   "Что делать с немцами? Они, конечно, запомнят мою внешность, и за нами будет организована погоня".
   - Унтер-офицер, кругом!
   Унтер повернулся. Лицо у него стало белым как полотно. Он тяжело дышал. Колени у него тряслись. Вид у него был очень жалкий.
   - Что за грузы у вас на складе?
   - Запчасти к машинам, меховые изделия, консервы, медикаменты...
   - Покажи, где лежат медикаменты?
   Лекарств на складе оказалось мало. Шменкель знал, что у доктора Кудиновой уже давно не было перевязочного материала и обезболивающих средств. Не опуская рук и лавируя между какими-то бочками, унтер-офицер подошел к горке ящиков.
   - Вот медикаменты. Можно мне опустить руки?
   - Нет.
   Шменкель подозвал Коровина и послал его за партизанами, которые остались у машины.
   - Нас расстреляют? - дрожащим голосом спросил унтер-офицер.
   Шменкель взглянул на унтера, но с ответом не спешил. Унтер истолковал это молчание по-своему.
   - А мне теперь все равно, расстреляют меня или нет. Теперь нет смысла...
   - Какого смысла?
   - Стреляйте скорей, мне давно уже все надоело.
   Послышались шаги: это Коровин вернулся с двумя партизанами. Унтер-офицер безучастно смотрел, как партизаны подняли первый ящик.
   - Что тебе давно надоело? - спросил Шменкель унтера.
   - Что об этом говорить. Я рабочий, посмотрите на мои руки...
   - В этой стране тоже есть рабочие. Почему ты воюешь против них?
   - Потому что мой сын под Москвой потерял обе ноги.
   Унтер-офицер переборол уже свой страх, который парализовал его вначале.
   - Я недавно в пивной сболтнул лишнего, меня и сунули в эту дыру. Хорошо еще так отделался...
   И уже совсем тихо добавил:
   - У меня был единственный сын и тот теперь... калека.
   Шменкель недоверчиво посмотрел на немца, но тот, видимо, говорил правду.
   - Почему ж тогда ты не борешься против этой войны? - обратился к унтеру Коровин, который слышал их разговор. - Вот ты говоришь, что любишь сына, а что ты ради него сделал?
   - А что я мог сделать? В одиночку?
   - Я тоже один и воюю! - заметил Шменкель.
   Унтер удивился:
   - Вы немец?
   - Да.
   За стенами склада послышалась русская речь.
   - Вы ведь партизаны?.. А вы - Шменкель? - вдруг спросил унтер.
   Теперь настала очередь удивляться Фрицу: откуда этот человек знает его, они ведь никогда не встречались.
   - Скажи, а что тебе, собственно, известно о Шменкеле?
   - Военная жандармерия еще зимой распространила листовки. Их вывешивали на каждом углу. Мне тоже одну дали, только я ее никуда не наклеил. Если хочешь, посмотри. Она до сих пор лежит у меня в ящике.
   Эсэсовец Кванд говорил тогда, что были объявлены розыски Шменкеля. Значит, он что-то еще утаил? А этот унтер-офицер, кажется, все честно говорит.
   - Да, я - Шменкель. Можешь опустить руки. А почему ты не вывесил листовку на видном месте?
   - Потому что я не свинья.
   - Однако ты ведь не перешел к партизанам, чтобы бороться против фашистов?
   - Нет. - Унтер-офицер закусил губу.
   - Боялся?
   - Не знаю, как и объяснить...
   В голосе унтера было столько беспомощности, что Шменкель решил больше ни о чем его не расспрашивать. Этот человек, видимо, слишком слабохарактерный, чтобы решиться на активные действия.
   - Вы, наверное, не знаете, что в Германии вошел в силу закон, по которому власти могут арестовать всю семью, если кто-нибудь из близких родственников выступил против. И если б я решился, то мою семью...
   Шменкель почувствовал почти физическую боль в груди. Эрна, дети! Что с ними сделали? На какое-то мгновение все пошло кругом перед глазами Шменкеля. Фриц крепко сжал зубы и взял себя в руки.
   - Ну и что же они делают в этом случае с родственниками? - спросил он.
   - Взрослых сажают в концлагерь, а детей отдают в приюты.
   Фриц вспомнил, что в штрафном лагере в Торгау он однажды слышал от одного заключенного, что фашисты помещают детей коммунистов в специальные дома. Там детям дают совершенно другие фамилии и воспитывают их в духе верноподданничества нацистам. Разумеется, и Геббельс и Гесс испробуют на этих детях все свои "новые" методы воспитания. Эрна может сколько угодно клясться в том, что ничего не знала о решении мужа перейти на сторону русских, в гестапо ей все равно не поверят.
   - Нужно спешить, Ванюша, - сказал Коровин, положив руку на плечо Шменкеля, и, обратившись к унтер-офицеру, спросил: - А где у вас тут подвал?
   - Вон там, в углу...
   Унтер-офицер показал на еле заметную дверь и вновь вернулся к стене, у которой стояли гитлеровские солдаты.
   - Что они хотят? - шепотом спросил унтера один из солдат.
   - Молчать! - прикрикнул на немцев Шменкель и, выдвинув ящик, высыпал его содержимое на стол.
   Среди различных бумаг на него вдруг глянуло собственное лицо. Читать листовку было некогда и, сложив несколько раз, он сунул ее за голенище сапога.
   - Ну как с радиопередатчиком?
   - Готово. А что делать с фрицами?
   Подошел Коровин:
   - Подвал большой и без окон. Так что, если мы засадим в него гитлеровцев, а дверь заставим ящиками, их не сразу найдут.
   Перенеся радиопередатчик, завернутый в брезент, в машину, партизаны вернулись в склад, чтобы связать пленных.
   Шменкель в окно наблюдал за платформой, но там было тихо. Русские рабочие, согнанные на погрузку, сидели у вагонов. И лишь только один мужчина нервно расхаживал взад и вперед по платформе, - видимо, надсмотрщик. Уж этот обязательно обратит внимание на грузовик, когда он будет отъезжать, да и отсутствие часовых его, видимо, уже сейчас сильно беспокоит. Он, того и гляди, побежит выяснять обстановку к часовому, стоящему у шлагбаума, и тогда погоня начнется раньше, чем партизаны окажутся вне опасности.
   Митя, который все это время не вылезал из кабины, высунул голову и проговорил:
   - Готов спорить, что этот тип - предатель!
   Рыбаков тем временем загонял связанных гитлеровцев в подвал, покрикивая: "Давай! Давай"
   Когда с немецкими солдатами было покончено, Шменкель, сложив ладони рупором, крикнул мужчине, который нервно расхаживал по платформе:
   - Эй ты! Быстро в караульное!
   Мужчина бегом пустился по платформе. На вид ему было лет пятьдесят, рыжеволосый, с. выпученными от базедовой болезни глазами.
   - Понимаешь по-немецки? - спросил его Шменкель.
   - Немного, ваше благородие.
   - Ты над ними старший? - спросил мужчину Коровин.
   - Да. Мы ждем указаний. Рабочие ленивы. - Надсмотрщик криво усмехнулся. - Их плетками нужно подгонять, грязные свиньи!
   - Молодец, пойдем со мной. Водки хочешь?
   - Хм, если господин угостит стопочкой...
   Мужчина засеменил быстрее.
   - Оставайся здесь, - шепнул Коровин Шменкелю. - Я сам его толкну в подвал.
   Через несколько минут партизаны сели в машину. Шменкель вскочил в кабину. Часовой поднял шлагбаум и отдал честь.
   - Направо или налево? - спросил Митя у Шменкеля, когда они выехали с территории товарной станции.
   - Налево.
   Шоссе было свободно. Миронов гнал машину, до отказа выжимая педаль. Миновав мост, свернули в сторону и поехали в северо-западном направлении прямо по полю. Вскоре дорогу им преградил ручей. Брод через него пришлось искать довольно долго. Когда переехали на другой берег ручья, Митя повел машину к темневшему на горизонте лесу. Вот и дорога. По ней через некоторое время они выехали в лощину, поросшую густым кустарником.
   Здесь и остановились. Партизаны замаскировали машину. Шменкель выставил охрану к машине, а сам осмотрелся. Уже темнело. Ночь вступала в свои права. На небе показался диск луны.