Нейгауз Вольфганг. Его называли Иваном Ивановичем

   Несколько секунд в комнате было тихо. Только с улицы доносились чьи-то голоса.
   - Товарищ капитан!
   Шменкель подался вперед и, опустив глаза, проговорил:
   - Боюсь, что не справлюсь с таким заданием.
   - Почему не справитесь? У вас будет достаточно времени для подготовки. Или вы просто боитесь?
   - Нет. Опасности я не боюсь.
   Голос Шменкеля стал твердым. Он посмотрел Дудареву прямо в глаза.
   - Мне кажется, вы переоценили мои способности. Если я пойду туда...
   Он подыскивал подходящие слова, но не мог найти. Все, что было раньше, показалось маленьким и незначительным, то, что предстояло сделать, было огромным и трудным. Почему капитан и другие начальники вдруг решили, что он способен на такое? Мысль о том, что он вновь окажется у фашистов, была неприятной.
   - Надо ли так долго раздумывать? - спросил Дударев.
   Он смотрел на Фрица так, словно хотел прочесть его мысли.
   - Вы принимали присягу и клялись, что будете сражаться за освобождение своей родины и, не щадя жизни, помогать Красной Армии. Я не стану зачитывать текст присяги, до сего дня вы делали все, что она требовала. Но сейчас я должен услышать: готовы ли вы выполнить очень важное задание командования? Да, вы сделали много, но достаточно ли этого для немецкого народа? Вы должны бороться за то, чтобы скорее закончилась война и тысячи ваших соотечественников остались живы.
   Оба молчали. Дударев встал и заходил по комнате, заложив по привычке руки за спину. Он вспомнил, как познакомился со Шменкелем, как узнал и оценил этого храброго разведчика, готового выполнить любое задание.
   - Подумайте хорошенько, не спешите, вас никто не подгоняет, проговорил после паузы капитан. - А когда все обдумаете, скажете, что вас беспокоит. Конечно, предложение несколько неожиданное. Но я верю, что если не сегодня, то завтра вы придете к правильному решению.
   - Я уже решил. Я согласен.
   - Но... - Дударев остановился у стола.
   - Фома Павлович!
   Неожиданно для себя Фриц назвал капитана по имени и отчеству.
   - Я пойду туда, но сердце мое останется здесь...
   Капитан тепло улыбнулся:
   - Нет! Только тогда вы сможете выполнить задание, когда ваше сердце будет с вами. К нам в партизанский отряд вы пришли и с сердцем и с разумом. Единственное, чего мы требуем от вас, - это научиться управлять своими чувствами.
   Капитан вернулся к столу, сел и уже официальным тоном продолжал:
   - Перейдем к делу. Приказ получите от меня. В Москве вам выдадут гражданский костюм, белье. Деньги у вас есть, необходимые документы будут.
   Капитан рассказал Шменкелю, к кому он должен обратиться в Москве, сказал, что несколько дней Фриц проведет в Боровске.
   - Старший лейтенант Горских говорил мне, что организует встречу партизан из Чапаевской бригады. Пойдите на эту встречу, там ваши друзья. Желаю весело провести время. Есть вопросы ко мне?
   - Если разрешите, один. Я знаю, что в Москве живут немецкие коммунисты. Можно мне встретиться с ними?
   - Можно, но нежелательно. Лишние знакомства только осложнят выполнение вашей задачи. Запомните одно: о вашем задании известно только вам и мне, да еще товарищам, которые будут вас готовить. Для всех остальных это тайна. Говорите, что вас посылают на какие-то курсы, и только. Ясно?
   - Так точно, товарищ капитан.
   Шменкель встал. Прощаясь, капитан протянул ему руку, крепко пожал.
   - Мы еще увидимся...
   * * *
   И снова наступила зима, третья по счету, после того как фашисты напали на советскую землю. Даже в самолете к запаху бензина и металла примешивался запах снега. Тяжелый самолет сделал пробег по взлетной полосе полевого аэродрома и оторвался от земли. Шменкель на Миг увидел в иллюминаторе огоньки взлетно-посадочной полосы, потом их поглотила темнота.
   Рядом с Фрицем сидела радистка, напротив - два врача и пропагандист. Необходимое снаряжение, медикаменты и аппаратура находились в фюзеляже самолета. Весь багаж Шменкеля уместился в маленьком свертке. В непромокаемом пакете были форма гитлеровского офицера и документы, которые наполовину нужно было заполнить на месте в зависимости от обстановки.
   - Надеюсь, они выбросят нас в нужном месте. Только бы не на воду, проговорила радистка, которая на аэродроме назвалась Любой. - Если что упадет в болото - считай пропало. Так нас учили. А попробуй в такой тьме разберись, где болото, а где нет.
   Самолет набрал нужную высоту и лег на курс. Моторы монотонно гудели.
   - Земля наверняка как следует не промерзла. Через два дня Новый год, а настоящего мороза, этак градусов на двадцать, еще ни разу не было. Интересно, почему так поздно приходят морозы? - ни к кому не обращаясь, говорила девушка, высунув свой курносый нос из воротника.
   - Меня больше интересует, зачем тебя такую посылают к партизанам, проговорил один из врачей, - если ты не научилась держать язык за зубами.
   - За меня можете не беспокоиться, товарищ военврач, - отрезала радистка и крепко сжала свои еще по-детски пухлые губы.
   Несколько минут она молчала, но потом не выдержала и обратилась к Шменкелю:
   - А разве я не права?
   - Не бойтесь, все будет в порядке, - успокоил ее Фриц.
   Ему вовсе не хотелось разговаривать. В мыслях он прощался с теми местами, над которыми сейчас летели. Где-то под ними, северо-восточнее Вадино, раскинулись леса. И хотя Шменкель чувствовал, что вряд ли судьба еще раз забросит его в эти края, он знал, что места эти с их сожженными деревеньками навсегда останутся в его памяти. 19 сентября по радио передали, что Ярцево и Духовщина освобождены частями Красной Армии. Шменкеля очень обрадовало это сообщение. Он вообще с большим вниманием следил за освобождением Смоленской области, может быть, с большим даже, чем за ходом битвы под Курском. Он, конечно, прекрасно понимал, что Курская битва имеет огромное значение для кода войны, однако все, связанное со Смоленском, будило в нем глубоко личное и потому особенно волновало.
   Еще в Москве Шменкель однажды встретился с Филипповым, Петр Сергеевич выглядел отдохнувшим. Оказалось, что он в отпуске, до отъезда на фронт осталось два дня. На нем была офицерская форма с новенькими погонами. Бывший начальник штаба внимательно оглядел Шменкеля, одетого в гражданский костюм, а после этого сказал, что немецкие антифашисты, находящиеся в Красногорске, создали национальный комитет "Свободная Германия", который посылает своих уполномоченных на различные участки фронта, и он, Филиппов, уверен, что Иван Иванович - сотрудник этого комитета. Фриц покачал головой, умолчав, разумеется, о своем задании. В школу он тогда вернулся в приподнятом настроении, хотелось написать заявление с просьбой поскорее послать его на задание, но он сдержал себя.
   Наконец в декабре пришел долгожданный приказ. Услышав слова "Белоруссия" и "группа армий "Центр", Шменкель удивился, как это он раньше не догадался, что его место именно там. Германское верховное командование и генерал-фельдмаршал Буш, под командованием которого находилась группа армий, все еще рассматривали эту оперативную группировку, создавшую белорусский выступ, как главную силу, которую при благоприятной ситуации можно использовать для прыжка на советскую столицу. При этом фашистское командование планировало задействовать всю группировку. И это в то время, когда партизаны в Белоруссии контролировали более шестидесяти процентов территории республики и отдельные части вермахта, сами того не ведая, находились под контролем партизан.
   Убежденный в важности порученного ему задания, Шменкель в течение нескольких недель тщательно готовился к нему, разыгрывая самые различные варианты.
   Сейчас, сидя в самолете, он снова вспомнил события последних недель, чтобы окончательно отключиться от них и начать новый этап в своей жизни.
   Из кабины пилота вышел капитан, который отвечал за их выброску.
   - Проверить парашюты! - приказал он. - Только что перелетели через Днепр.
   Все прекрасно поняли, что он хотел сказать: по Днепру проходила линия фронта, растянувшись на тысячу двести километров.
   Капитан еще раз повторил порядок десантирования. Первым прыгал политработник, за ним - Шменкель, потом - радистка, последними - врачи.
   Минут пятнадцать самолет, снижаясь, летел на северо-запад. По сигналу Фриц встал за политработником. Посмотрел на часы. Пилот уже минут пять летел по курсу, видимо желая лишний раз убедиться, что находится над нужным квадратом.
   Снова появился капитан и открыл дверь. Тугая волна холодного воздуха ворвалась в самолет. Моторы работали на малых оборотах. Вдруг Шменкель услышал команду: "Пошел!" Политработник, зацепив карабин своего парашюта за крюк, исчез в отверстии люка. Фриц бросил последний взгляд на капитана и, согнувшись, с силой оттолкнулся. На курсах ему не раз приходилось прыгать.
   Купол парашюта раскрылся над ним. Кругом царствовала тишина ночи, самолета уже не было слышно. Внизу под собой Фриц видел огонь в форме креста, который приближался с каждой секундой... Мягкий пушистый снег смягчил удар при приземлении.
   Все приземлились благополучно. На подводе их привезли в село, занятое партизанами. Ночь новички провели в крестьянской избе.
   Строгая воинская дисциплина царила в лагере, где их ждали. Часовой проводил Шменкеля в маленькую избушку, где у окна стоял невысокого роста старший лейтенант, сложив руки на груди. Шменкель доложил о своем прибытии.
   - Значит, это вы Иван Иванович?
   - Так точно, - ответил Фриц, а сам подумал, что ему совсем недолго осталось носить это имя.
   - Садитесь, - предложил офицер.
   Он сразу же перешел к делу.
   - Много говорить не будем. Могу только сказать, что первая часть подготовки прошла хорошо. Мы уже знаем, под какой фамилией вы будете действовать. На днях, я думаю, станет известно, где вам целесообразнее всего появиться у немцев. Сначала вы встретитесь со связным подпольного райкома, через него и будете поддерживать связь с нами,
   - Это для меня новость, - удивился Шменкель.
   Старший лейтенант оперся подбородком на руку, на лбу его собрались морщины. Чувствовалось, что он чем-то обеспокоен.
   - С подобным заданием вы сталкиваетесь впервые?
   - Да. Но я немец, следовательно, подготовлен и практически, и теоретически.
   - И все же первый раз - это первый раз. Я, например, тоже впервые занимаюсь таким делом. Маленькие упущения - самые досадные и опасные, не так ли? А они всегда возможны.
   - Вы правы, - ответил Шменкель.
   - Если у меня будет время, хотя бы несколько дней, я выучу по карте основные места дислокации партизанских отрядов.
   - Такие сведения будут лишь обременять вас.
   - Напротив. Непредвиденная ситуация может заставить меня искать контакт с партизанами немедленно. А представьте себе, что я натолкнусь на группу немецких солдат, которые захотят добровольно выйти из войны. Их будет лучше всего передать какому-нибудь партизанскому отряду.
   - Гм!
   Старший лейтенант внимательно посмотрел на Шменкеля.
   - Вы ставите перед собой слишком много задач.
   - Это входит в мои обязанности.
   - Разумеется. Все необходимое вы получите. Пока находитесь в этом лагере, вы подчинены мне лично. Чтобы не было ненужного любопытства.
   Изучение партизанских карт для Фрица было делом нетрудным. Старший лейтенант, постоянно присутствовавший при этом, многое подсказал. Оказалось, что до войны он был партийным работником, потом сотрудником госбезопасности, а в партизанский отряд попал год назад.
   - Охотнее всего я пошел бы вместе с вами, - признался Фрицу старший лейтенант.
   Прошла первая неделя января, и однажды офицер пригласил Шменкеля к себе поужинать.
   - Все в порядке! - оживленно воскликнул он. И деловито добавил:
   - Недавно вернулись наши разведчики. Сейчас вы услышите их.
   У калитки послышались чьи-то быстрые шаги.
   - Идет командир отделения разведчиков. Он будет сопровождать вас на место назначения. Это самый лучший наш разведчик, человек, на которого во всем можно положиться.
   Шменкель отошел в сторону, чтобы уступить место разведчику, и вдруг замер от неожиданности: через порог шагнул Петр Рыбаков...
   Под вечер подул холодный ветер. После двух дней пути усталость давала себя знать. В темноте они пересекли шоссе. Дальше, километров через десять, Рыбаков нашел небольшую лощинку, в которую ветер надул сухих прошлогодних листьев. Расположились на привал до утра. Взяв с собой одного разведчика, Рыбаков осмотрел окрестности и выставил дозорных.
   Замерзшие голые деревья стонали под ударами ветра, по небу плыли тяжелые облака.
   - Погодка не ахти какая, - пробормотал Рыбаков, укладываясь на землю рядом со Шменкелем. - Своих шагов и то не слышно. Но воздух чистый. Положив голову на руки, он закрыл глаза.
   Шменкель смотрел на его лицо. Его радовало, что они снова встретились. В комнате старшего лейтенанта Петр ничем не выдал, что знает Фрица, только в глазах его вспыхнули радостные искорки. Рыбаков боялся, что, если он выдаст себя, его не пошлют проводить Фрица.
   На первом же привале они забросали друг друга вопросами: "А знаешь...", "А помнишь...". Но времени для разговоров было мало. Когда шли, Рыбаков находился или в голове цепочки, состоявшей из шести человек, или в хвосте, а во время коротких привалов отдыхал. Ему был дан строгий приказ вести группу так, чтобы она не встретилась случайно с каким-нибудь партизанским отрядом или разведчиками из других частей. Петр вел свою группу вдоль железнодорожной линии совсем рядом с фашистскими передовыми отрядами. Враги даже не могли предположить, что здесь, так близко к ним, могут быть чужие.
   Разведчики осторожно шли от одного ориентира к другому, и все время Шменкель был под их надежной защитой...
   - Поспи, Ваня, - сказал Рыбаков другу, прикрыв его полой своего маскхалата.
   - Не спится.
   - Ничего удивительного, такой ветер. Жаль, курить нельзя. Хочешь согреться? В моей фляжке осталось кое-что с Нового года.
   - В лесах под Вадино ты не был таким экономным, - улыбнулся Шменкель и отстранил фляжку, которую ему протягивал Петр. - Я слышал, тебя приняли в партию, хотя Горских об этом ничего не рассказывал. Правда это?
   - Да, приняли. В августе подал заявление, а потом мы побывали в таких переделках, что фашистам жарко стало. Почти каждую ночь где-нибудь подрывали железнодорожное полотно. Вот когда я им отомстил и за наше окружение, и за гибель товарищей. А теперь гитлеровцы сами попали в тиски под Смоленском. Мы вывели из строя около сорока процентов их коммуникаций. Если бы это от меня зависело, я сделал бы так, чтобы к ним больше ни одного патрона не подвезли.
   - Так ты из-за злости на фашистов вступил в партию?
   - Чепуха! - Рыбаков сдвинул шапку на затылок и бросил недовольный взгляд на луну, которая вышла из-за туч и теперь заливала местность своим призрачным светом. - У нас было столько работы, что мы буквально с ног валились от усталости. Однажды я на станции чуть было не попал в лапы фашистского дозора. И причем белым днем. Спас меня штабель досок, за которым я спрятался. Сижу там и думаю, найдут меня или нет. А еще подумал о том, что легкомысленный я все-таки человек. С партизаном в любую минуту может что-нибудь неожиданное произойти, с разведчиком - вдвойне. Может, завтра я буду болтаться где-нибудь на фашистской виселице. И что я отвечу, если перед смертью меня вдруг спросят: коммунист я или нет. Как подумал, что должен этим фашистским бандитам сказать "нет", так сердце у меня кровью облилось.
   Большое облако набежало на луну, и лес растворился в полумраке. Рыбаков прислушался, а потом продолжал:
   - Вот там, сидя за штабелем досок, я и решил вступить в партию, чтобы мне не стыдно было умирать. Если придется, конечно. Как ты думаешь, Иван, правильно я поступил? Почему ты молчишь?
   - Ты поступил совершенно верно. Я тоже...
   Шменкель вдруг замолчал, понимая, что не имеет права сказать Петру о том, что, если бы не Дударев, он разыскал бы в Москве немецких коммунистов и тогда...
   Петр истолковал его молчание по-своему.
   - Глупо, что я раньше не стал коммунистом, - продолжал Рыбаков. - Мы завтра расстаемся с тобой, но у меня такое, чувство, что мы оба будем действовать рядом.
   Фриц согласно кивнул, хотя Петр в темноте все равно не мог его видеть.
   - Знаешь, о чем я сейчас думаю? Жить и работать и знать, ради чего ты живешь и работаешь, - это уже праздник.
   И Фриц напомнил Рыбакову, как летом сорок второго года они в партизанском отряде слушали по радио выступление товарищей Вильгельма Пика, Вальтера Ульбрихта и других руководителей Коммунистической партии Германии, которые вместе с немецкими антифашистами организовали национальный комитет "Свободная Германия".
   - Видишь ли, - удовлетворенно начал Рыбаков, - будущее, о котором мы столько мечтали, так сказать, началось. На севере и на юге фашистов гонят, это у нас здесь пока тихо. Однако, мне кажется, немцы уже о чем-то догадываются: они стали подозрительно подвижны. Уж не хотят ли окопаться в Белоруссии?..
   В этот момент откуда-то издалека донесся грохот взрыва. Рыбаков мигом вскочил на ноги, сорвал с головы меховую шапку и, приложив руку к правому уху, стал жадно вслушиваться. Раздалось еще три взрыва, но уже дальше.
   - Это мне не нравится, - проговорил Петр. - Совсем не нравится. Кто-то из наших устроил подрыв. Я наши мины из сотни других узнаю. Готов поклясться, что это подрывали железнодорожный мост, по которому мы вчера проехали. Не могли выбрать другой ночи. - И он натянул шапку на голову. Вперед! Быстрее вперед, хватит спать!
   Мимо прошли дозорные. Рыбаков о чем-то тихо переговорил со своим заместителем, затем группа сменила направление движения. Петр хотел как можно дальше уйти от железнодорожного полотна, сделать крюк, а потом снова выйти на намеченный маршрут. Он торопил. Бойцы шли быстро, но, даже несмотря на это, мерзли.
   С рассветом ветер утих. Солнце, едва успев показаться из-за кровавого горизонта, скрылось в сером тумане. Стало чуть теплее. Рыбаков развернул карту, нашел на ней небольшую полянку, где они могли передохнуть и пересидеть день. Восточнее лежал лес, а за ним - открытое поле. Рыбаков выслал в том направлении дозорных. Другой парный дозор должен был проконтролировать маршрут, с которого они сошли. Только после возвращения дозорных и их доклада Рыбаков разрешил развести небольшой костер, чтобы разогреть на нем консервы и вскипятить чай.
   Шменкель чувствовал, что все это делается, собственно говоря, ради него. Он наотрез отказался есть мясо первым и притронулся к еде только тогда, когда наелись другие разведчики.
   - Разбуди меня через часок, - попросил Петр своего заместителя после чая и улегся спать.
   Согревшись, Фриц тоже захотел спать. Он задремал, а когда проснулся, то увидел у костра сменившихся дозорных, которые доедали свои порции.
   Вскоре к костру подошел Рыбаков и сказал:
   - Заканчивайте скорее, товарищи! Кажется, нам пора отсюда убираться.
   Неожиданно откуда-то издалека послышался отчетливый шум моторов. Потом стало тихо, но тишина эта была подозрительной. Бойцы молча переглянулись и взялись за оружие. Через несколько минут появился дозорный и доложил:
   - Фашисты с овчарками. Проехали на трех грузовиках. Похоже, собираются прочесывать лес.
   - Только этого нам не хватало, черт бы их побрал! - выругался Рыбаков.
   И, секунду подумав, приказал:
   - По тому же пути - бегом назад!
   И вдруг Шменкель крикнул:
   - А огонь! Костер!
   И сбросил с плеч свой рюкзак.
   - Тушить уже поздно. А что у тебя в рюкзаке?
   - Форма гитлеровского лейтенанта.
   - Проклятие!
   Петр посмотрел в сторону, откуда мог показаться противник, потом сапогом сгреб горячие уголья в кучку.
   - Бросай скорее свои тряпки!
   Шменкель бросил свой сверток в огонь и побежал за разведчиками. Оглянувшись, он увидел, как языки пламени лизали сверток с формой. С противоположного берега ручья доносились чужие голоса.
   Пробежав некоторое расстояние, разведчики остановились.
   - Чего остановились? Вперед! - крикнул Рыбаков.
   Но его заместитель покачал головой:
   - Там конники, эсэсовцы.
   - Может, ты еще скажешь, что и танки там есть? - удивился Петр.
   - Конники, вон оттуда, - повторил боец.
   Разведчики понимали, что свободной остается лишь небольшая брешь и она будет сокращаться по мере подхода преследователей. Партизаны ждали, что скажет Рыбаков.
   Петр посмотрел сначала на Шменкеля, потом на разведчиков.
   - Задания нам сегодня не выполнить. Сейчас самое важное - сохранить жизнь нашему товарищу. Приказываю: двоим остаться здесь и огнем отвлекать на себя внимание. Учтите, что эсэсовцы нас пока не видят. Огонь по ним открывать только в крайнем случае.
   От группы отделились два партизана и тотчас залегли за кустами. Остальные молча двинулись за Рыбаковым. Петр шел тем же путем, которым они добирались сюда. Несколько минут было совсем тихо. Не верилось, что в лесу где-то рядом противник. Шменкель шел посреди цепочки, стараясь не думать о тех двоих, что остались в засаде, чтобы прикрывать отходящих огнем.
   Пройдя метров триста, разведчики остановились. Здесь Рыбаков оставил еще двоих. Шменкель и Рыбаков остались одни.
   Они выбежали на просеку, в конце которой были навалены деревья. Добежав до них, Фриц и Петр спрятались среди стволов, немного отдышались. Бешено колотилось сердце. Со стороны доносились ружейные выстрелы.
   - Ловушка захлопнулась, - прошептал Фриц.
   - Мне приказано... оставаться с тобой, - так же тихо ответил Рыбаков. - Если собаки сыты, они не пойдут по нашему следу.
   На опушке леса послышались голоса. В отверстие между стволами Шменкель увидел огромную овчарку, которую вел на поводу офицер в зеленой шинели с серебряными погонами. Через секунду офицера окружили другие эсэсовцы. Они, видно, о чем-то совещались. Пес, натягивая поводок, рвался вперед.
   Шменкель расстегнул куртку и вытащил из грудного кармана пистолет. Но Рыбаков жестом остановил его. Фриц с удивлением посмотрел на него. Лицо Петра было совершенно спокойно и чуть тронуто улыбкой.
   Совсем рядом залаяла овчарка.
   - Здесь их нет, - проговорил офицер. - Ищите в кустарнике! Туда, наверное, спрятались! - И он стал взбираться по наваленным деревьям наверх.
   Рыбаков мигом распрямился и, схватив офицера за ногу, с силой рванул его вниз.
   - Ваня, беги! Беги-и! - крикнул Петр.
   Отчаянный крик друга подстегнул Шменкеля, и он, сломя голову, бросился бежать и уже на бегу услышал рычание овчарки, набросившейся на Петра, и выстрелы.
   Фриц мчался по лесу, пули свистели рядом, но, к счастью, ни одна не задела его. Бросившись на землю, он пополз от дерева к дереву. Постепенно выстрелы остались где-то позади. Фрицу казалось, что он передвигается слишком медленно. Он встал и снова побежал. Ветви кустарника больно хлестали его по лицу, снег слепил глаза, но Фриц, ничего не чувствуя, все бежал и бежал, пока вдруг не застыл на месте от яркого света, ударившего в глаза: перед ним была опушка, в которую упиралась деревенская улица...
   Сильный удар прикладом по голове сбил его с ног. Какие-то люди в форме, лошади, улица с избами и лес - все закружилось перед глазами, и он провалился в бездонную пустоту.
   Когда сознание вернулось к нему, он почувствовал, что голова гудит, руки и ноги не повинуются, в горле пересохло. Стиснув зубы, чтобы не застонать, Фриц постарался понять, где он и что с ним. Он был крепко связан и не мог пошевелиться.
   До сознания долетали отдельные слова и обрывки фраз: "Он не из этих... Какой дурак... подорвали мост... побежит вдоль железнодорожной линии. А каких девять человек положили... Чего тут сидеть? Бумаги мы все равно не найдем. Один упрямится, слова из него не выбьешь, а другой вряд ли в себя придет... Слушай, дай закурить".
   "Значит, я не один попал к ним в лапы!" Эта мысль привела Шменкеля в чувство. Преодолевая страшную боль в голове, он с трудом приоткрыл веки, увидел дверь, карабин, прислоненный к стене, и сапоги на уровне его глаз. Он решил не шевелиться, чтобы не выдать себя. Пусть думают, что он все еще без сознания. Может, тогда его оставят в покое.
   Хлопнула входная дверь. Мимо прошли двое.
   - Очухался? - спросил один из вошедших визгливым голосом.
   - Никак нет. Вид у него, как у мертвеца.
   - Вон как! Постарались собачки! А ну пошевели второго, может, захочет поговорить?
   На ломаном русском языке второй спросил:
   - Ну, теперь ты будешь говорить? Кто твой товарищ? Отвечай! Почему на нем новенькая форма, где он взял немецкий пистолет?
   - Я не знаю. Ничего не знаю. Я же вам объяснял, что наша группа совсем новая, - прохрипел пленник.
   По голосу Шменкель узнал заместителя Рыбакова.
   - Врешь! Тогда зачем ты прикрывал его отход?
   Раненого били ногами, но он не вымолвил больше ни единого слова.
   - Напрасный труд. Расстрелять его, и дело с концом. Пришлите двух солдат.
   - Слушаюсь, гауптшарфюрер!
   - И принесите ведро воды.
   Хлопнула дверь. Через несколько минут она снова отворилась. Волна холодного морозного воздуха ворвалась в комнату. Вошло несколько человек. Шменкель понял, что сейчас на него будут лить холодную воду, стараясь привести в чувство. Он решил притворяться и дальше.