Покровского я случайно встретила на улице, и он сказал, что его уже тошнит от Леонарда и его уродов, а потому он хочет свалить куда-нибудь в безопасное место. Я сказала, что Лионея – вполне безопасное место, и там его Леонард не достанет, но сначала он должен отдать нам Альфреда. Покровский согласился, и мы пошли на кладбище, где нас ждала засада и где нас чуть всех не поубивали, если бы…»
   Тут стоило написать: «Если бы я, Настя Колесникова, не была такой дурой».
   Но это опять-таки была лексика, достойная полночных посиделок с Монаховой, поэтому на дисплее возникло: «Однако события приняли непредвиденный оборот».
   Настя поставила точку и улыбнулась, приятно удивленная изящным словосплетением, соскользнувшим с кончиков ее пальцев на черные клавиши ноутбука в половине третьего ночи.
   Писать про суетливое кладбищенское смертоубийство было гораздо приятнее, чем непосредственно в нем участвовать.

6

   Королевская свадьба в Лионее – такая же головная боль, как и любая другая свадьба, только умноженная на миллиард и показанная в прямом эфире спутниковым каналом.
   Хотя, если подумать, найдется и пара отличий. От обычных новобрачных никто не ждет невозможного; если те проживут вместе хотя бы то время, пока монтируется фильм о свадебной церемонии, уже хорошо. Все, что сверх – приятный сюрприз. В Лионее ожидания немного иные. Сохранить мир и стабильность на планете Земля – не больше и не меньше. Поэтому, если новобрачные не оправдывают ожиданий, одним укоризненным «Эх!» со стороны разочарованных родителей не отделаешься.
   – Ты ничего не хочешь мне сказать?
   Таким короля Утера Настя еще не видела. То есть, конечно же, видела: вчера Утер был именно в этом парадном темно-бордовом одеянии с широкими рукавами, но вчера Утер, скажем так, не находился в центре Настиного внимания. Вчера, скажем прямо, она выходила замуж, долго, пышно и утомительно. И вчера король Утер смотрел на нее куда более благожелательно.
   – Ты ничего не хочешь мне сказать?
   – Доброе утро, ваше величество.
   – Уже день, к твоему сведению. Поздно встаешь, Анастасия.
   – У меня есть уважительная причина. Вчера я вышла замуж за вашего сына, соответственно, прошедшая ночь была брачной ночью. Чувствую себя слегка утомленной, но довольной. Сегодня самый счастливый день в моей жизни, – отрапортовала Настя и едва сдержалась, чтобы не щелкнуть каблуками.
   Утер посмотрел куда-то поверх ее головы, видимо, отыскивая на огромной карте мира точку, куда бы он сейчас с удовольствием послал Настю.
   – И где же тогда твой утомленный, но довольный муж?
   – Вот как раз об этом я хотела поговорить, ваше величество. Мистер Смайли говорит, что Дениса не могут найти. Это так?
   – Тебе лучше знать.
   – Мне? Откуда?
   – Ты его жена.
   – Ах, да… Жена, но не охранница. Вчера я публично поклялась любить и чтить мужа, но про охранные услуги в клятве речи не было.
   – И еще там была строчка насчет верности Лионейскому престолу.
   – Разумеется. Я дала вашему величеству повод усомниться в моей верности?
   – Ты что-то сделала с моим сыном, наследником Лионейского престола.
   – Ваш сын – взрослый мужчина, он физически сильнее меня, так что сделать с ним что-то… Вряд ли это в моих силах.
   – Ты поняла, что я имею в виду.
   – Не поняла ни слова.
   – Анастасия, разве семья Андерсонов чем-то обидела тебя?
   – Интересный вопрос, но чтобы не запутывать наш разговор, я скажу – нет.
   – Тогда почему ты делаешь это?
   – Делаю – что?
   – Врешь мне.
   – Я? Ваше величество, я очень тщательно выбираю слова, и должна вас заверить, что ни слова лжи…
   – С чего это ты тщательно выбираешь слова?
   – Английский – не мой родной язык, так что…
   Король Утер очень искренне выругался и повернулся к Насте спиной.
   – Не извиняйтесь, ваше величество, – сказала Настя. – Я понимаю ваши чувства…
   Утер обернулся, и в руке у него был бокал с жидкостью, подозрительно похожей на виски.
   – …и вижу, что и вы понимаете мои чувства, – закончила она, принимая бокал. – Вчера был тяжелый день, но сегодня ничуть не легче…
   – Сегодня, Анастасия, – сказал Утер, – я бы не использовал слова «легче» или «тяжелее». Сегодня мне кажется, что у меня земля уходит из-под ног.
   – Может быть, легкое землетрясение? – предположила Настя. – Может быть, Лионея находится в сейсмоопасной зоне? Однажды я была на Черном море…
   Утер как-то странно посмотрел на нее и забрал опустевший бокал.
   – Давай поговорим о чем-нибудь другом, – сказал он. – Это отвлечет меня… И тебя тоже.
   – Давайте, – согласилась Настя. – О чем будем говорить?
   – Почему все-таки твои родители не приехали на свадьбу?
   Настя вздрогнула, представив, во что бы превратились последние несколько дней, появись в Лионее еще и ее родители.
   – Нет, – сказала она. – Плохая тема. Вот однажды я была на Черном море…
   – Ты знаешь, – перебил ее Утер. – Мы могли бы устроить телемост.
   – Что еще за телемост?
   – С твоими родителями. Я все-таки должен с ними познакомиться. Эти люди с телевидения, им должна понравиться такая идея…
   – Такая идея не нравится мне, и…
   Дверь в кабинет была достаточно тяжелой, но Амбер Андерсон двинула ее с такой силой, что петли испуганно взвизгнули. Судя по озабоченному выражению лица, она тоже хотела спросить у Насти что-нибудь оригинальное, типа: «Где мой брат?!» Или: «За что ты так ненавидишь нашу семью?!» Или…
   – Где тебя черти носят?!
   – Меня? – удивленно спросил король Утер.
   – Ее! – Амбер ткнула пальцем в Настю. – У тебя в расписании черным по белому написано: два часа дня, съемка в зимнем саду, интервью «Первое утро новой жизни»…
   – У меня есть расписание? – Настя изобразила радостное удивление. – Съемка? Первое утро чего?
   – Ты должна выразить неземную радость, которая переполняет тебя наутро после брачной ночи, по возможности не вдаваясь в порнографические детали, хотя это они потом смогут вырезать, прямого эфира сегодня не будет…
   – Э-э… – задумчиво протянула Настя. – Насчет неземной радости…
   – Амбер, – внезапно вмешался король Утер. – А я тут как раз подумал насчет телемоста с Настиными родителями…
   – У меня сейчас нет на это времени, – перебила отца Амбер. – Только два вопроса. Первый: вы тут что, пьете? И второй вопрос: где мой немыслимо счастливый брат? У него съемка в половине третьего, а потом у них двойное интервью в три…
   – А, так ты не в курсе, – протянула Настя.
   – В курсе чего?
   – Дениса не могут найти.
   – Что? Как? – Амбер на миг потеряла дар речи и просто смотрела на короля Утера, ожидая, что тот словом или делом внесет ясность в происходящее. – Куда он делся? Куда ты его дела?! Что еще за фокусы?
   – Ты ведь сказала, что будет только два вопроса, – улыбнулась Настя, но никому кроме нее эта реплика не показалась забавной, поэтому она стала тихо смеяться сама с собой.

7

   «Однако события приняли непредвиденный оборот. Дело в том, что Дениса Андерсона искал не только его отец, король Утер, там были еще и другие. Например, дети ночи, проще говоря – вампиры. Они его искали, чтобы поквитаться за смерть графа Валенте, которого Денис по глупости убил, когда по глупости связался с „антикварами“, которые на самом деле работали на Леонарда…»
   Не слишком часто повторяется слово «глупость»? Нет, даже, наверное, слишком редко. Настя выделила курсивом все относящиеся к Денису глупости.Вот так-то, Дениска. За глупости приходится платить, в том числе и курсивом.
   «Вампиры…»
   Тут, наверное, стоило сделать отступление и объяснить, что дети ночи, они же вампиры, бывают разные. Как и люди. Умные и глупые, богатые и бедные, старые и молодые, мыслящие рационально и позволяющие чувству мести захлестнуть тебя с головой. Пожилые вампиры, старейшины кланов, понимали, что произошел нелепый несчастный случай, из-за которого ни в коем случае не стоит открывать вендетту Андерсонам. Но были и другие, более горячие, если это слово вообще применительно к вампирам. Они хотели отмщения, и в поисках этого отмщения их взоры были устремлены в том числе на Анастасию Колесникову, которую Андерсоны официально признали невестой Дениса. Поэтому, когда Настя и Иннокентий сбежали из Лионеи, за ними неотступно и незаметно следовали дети ночи, не сбиваясь со следа и не зная усталости, ибо месть гнала их в этой погоне лучше всякого кнута.
   Они ждали, что Настя приведет их к Денису, и когда на Пражском кладбище какие-то странные людишки с пистолетами едва не превратили Настю в решето, вампирам это очень не понравилось, потому что не входило в их планы. На пару секунд они вышли из тени и перерезали глотки Леонардовым стрелкам, которые охраняли Альфреда.
   Так что все кончилось хорошо, что применительно к Настиной жизни последних месяцев и означало: «События приняли непредвиденный оборот».
   «Потом Иннокентий уехал куда-то по своим делам, и с тех пор я его не видела. После истории на кладбище Покровский еще больше захотел спрятаться от Леонарда и сказал, что знает, где горгоны прячут Дениса. Я сказала, что если это так, то Андерсоны будут ему очень благодарны. Покровский обрадовался и на радостях напился. Мы полетели в Москву, но сначала я не хотела тащиться с Покровским к черту на рога освобождать Дениса, потому что, во-первых, это было опасно, а во-вторых, не мое это дело, ведь Денис едва не скормил меня Горгонам, а потом у меня была куча всяких неприятностей, и все из-за него. Так что пусть сами Андерсоны его и вытаскивают, а я пойду домой.
   Но потом…»
   Но потом она поняла, что нет никакого такого дома, куда она может войти, закрыть за собой дверь и оставить снаружи все это безумие, которому она смотрела в глаза все последние месяцы. Рано или поздно эту дверь вышибут, и на пороге появится какое-нибудь чудище типа Леонарда, или бессмертной рыжеволосой Лизы, или Давида Гарджели, или вампиров, или болотных тварей…
   Это было похоже на стремительно движущуюся в никуда дорожку эскалатора, стоять на которой, борясь с тошнотой и головокружением, у тебя уже нет сил, но за пределами этой дорожки – бездна.
   «Потом я засомневалась, потому что червяк-беспамятник сильно погрыз мои воспоминания, и я не была уверена ни в чем, и в том, что касалось Дениса – тоже. Единственным способом узнать, как же все случилось на самом деле, что из моих воспоминаний – правда, а что – нет, было найти Дениса и спросить его об этом. А если даже он и притащил меня в „Три сестры“ как приманку, то я не буду платить ему тем же.
   Тем более что над ухом у меня все время зудел Люциус, твердя, чтобы я перестала суетиться и шла себе домой, забыв про Дениса и все остальное. А поскольку Люциус ИМХО [1]всегда врет, то правило в отношении него такое – послушай, что советует Люциус, и сделай наоборот. Вот так я с Покровским отправилась искать Дениса».
   Тут Настя снова сделала перерыв на кофе, потом перечитала написанное и с чувством значительного интеллектуального превосходства посмотрела на ноутбук: «А ты небось думал, что я и половину этого не напишу!»
   Но теперь надо было двигаться дальше, и Настя поняла, что о некоторых подробностях поисков Дениса ей писать не хочется. Она пожала плечами и не стала про них писать, используя ту свободу обращения со временем, пространством и людьми, которую обычно присваиваешь, ставя на титульном листе «Подлинная история». Она всего лишь хотела выглядеть в глазах будущих читателей немного лучше. Чуть-чуть. Это было как подкрасить ресницы и наложить тени перед фотографированием на паспорт.
   Поэтому она не стала писать про Покровского с ножом в руке на кухне какой-то квартиры в каком-то многоэтажном доме какого-то города, про одного убитого лешего, про другого убитого лешего… Покровский очень убедительно говорил Насте, что у него все под контролем; кто же мог подумать, что он ошибается?
   «Примерно на полпути Покровский потерялся, пропал посреди ночи, и я осталась одна. Но мне повезло, я встретила местного жителя, которого звали…»
   Блин, вот позорище-то. Она так и не узнала, как звали Зеленого. А Зеленый своей жизнью и своей смертью заслужил, чтобы его настоящее имя было впечатано в «Подлинную историю Анастасии Колесниковой». Она хотела узнать, но закрутилась, отложила на потом, забыла…
   Минуточку. В конце концов, имя Анастасии Колесниковой кое-что да значит в этой стране.
   – Королевскую канцелярию, пожалуйста, – сказала она, и в трубке заиграло что-то похожее на перезвон серебряных колокольчиков. Настя откашлялась: большинство лионейских клерков русского не знали, да и английский, как правило, не был их родным языком, так что изъясняться следовало максимально четко. Особенно когда звонишь в королевскую канцелярию в три часа ночи.
   – Дежурный стол королевской канцелярии, – сказал молодой мужской голос. – Ахмед Ви Касабиан слушает вас.
   Значит, Ахмед Ви. Будем считать это случайным совпадением.
   – Привет, – сказала Настя. – Это Анастасия Колесникова. У меня есть вопрос.
   – Слушаю вас, госпожа Анастасия, – вежливо ответил Ахмед.
   – В прошлом году, летом, был сделан запрос от службы Смайли в посольство лесных хозяев насчет полного имени того лешего, который погиб при освобождении Дениса Андерсона. Его хотели посмертно наградить или что-то в этом роде… – Настя поняла, что говорит слишком быстро, глотая буквы. – Мне нужно узнать это имя. Вы можете это сделать, Ахмед?
   – Это моя работа, – ответил Ахмед с неестественным для трех часов ночи энтузиазмом, хотя если вспомнить, что в его имени содержится инициал Ви, то все становится на свои места. Потому что Ви значит «вампир».
   – На это уйдет минут пять, – сказал Ахмед. – Если только служба Смайли не засекретила эту информацию.
   – С чего бы это ее засекречивать? – удивилась Настя. – Про эту историю всем все известно, так что…
   – Готово, – перебил ее Ахмед. – Действительно, результаты запроса не засекречены. Минутку… Ну вот, я могу продиктовать вам имя сейчас, а копию документа вышлю на электронный адрес.
   – Отлично.
   – Диктую… – И он тщательно выговорил Насте на ухо: – Мьортвы Лэши. Еще раз – Мьортвы Лэши. Вы записали?
   – Я записала, но…
   – Что-то не так?
   – Это не имя, это по-русски – мертвый леший.
   – Но так написано в документе, я отправлю вам копию, вы увидите…
   – Я верю, что так написано в документе. Я знаю, почему там так написано.
   Лешие, или, по-другому, лесные хозяева, скрывают свои имена от незнакомцев, веря, что через имя можно навести порчу. Вот почему Настин знакомый леший так и не назвался ей, заставив придумать ему прозвище. Его сородичи даже после смерти Зеленого не раскрыли подлинное имя, отправив в Лионею эту обманку. Зеленый не верил Насте, это было объяснимо, но теперь получалось, что вся раса лесных хозяев не верит Утеру Андерсону. Неладно что-то в лионейском королевстве.
   – Предрассудки.
   – Что? – не сразу поняла Настя. Оказалось, что Ахмед Ви Касабиан все еще на связи.
   – Это их древние суеверия. Не хочу показаться невежливым, но эта раса пытается жить, как будто на дворе Темные века…
   – Спасибо, Ахмед, – сказала Настя и повесила трубку. Если бы она влезла в дискуссию с ночным дежурным по королевской канцелярии, то рано или поздно пришла бы к убийственному заключению: вампиры и лешие могут сколько угодно меряться культурными уровнями, но для большинства людей и те, и другие – просто уроды, которым не место на земле. Ахмеду Ви такой вывод мог не понравиться, но других выводов у Насти не было. Она и сама была из этого большинства людей, она знала, о чем говорит.
   «Я встретила местного жителя, которого звали Зеленый. Он был из народа лесных хозяев, он был храбрым и добрым, и я всегда буду о нем помнить».

8

   Из окна было видно, как Амбер Андерсон, стоя на ступенях королевского дворца, доводит до сведения Рэндольфа Фокса, что интервью в половине третьего не состоится, равно как и интервью в три часа. Настя не могла слышать, в каких именно выражениях Амбер объясняет телепродюсеру, что молодые супруги чересчур счастливы и заняты друг другом, чтобы тратить время на дурацкие съемки, но со стороны это напоминало общение предводителей двух враждебных армий, встретившихся на ничейной полосе. В сотне метров позади Рэндольфа стояли трейлеры с аппаратурой, за спиной Амбер высился королевский дворец, так что оба чувствовали за собой силу, и разговор быстро принял, мягко говоря, оживленный характер. В какой-то момент Рэндольф решительным жестом выхватил из внутреннего кармана какую-то бумагу, наверное, контракт или что-то в этом роде. Во всяком случае, размахивал он этой бумагой очень решительно, словно это было магическое оружие. Но Амбер прекрасно понимала, что никакое это не магическое оружие, поэтому, утомившись от переговоров, она просто показала Рэндольфу средний палец и вернулась во дворец, проложив по тонкому снегу еще одну цепочку следов. Рэндольф еще некоторое время бушевал соло, но затем к его трейлерной армии подъехал черный микроавтобус, оттуда появились сотрудники королевской службы безопасности, и Насте стало понятно, что сейчас Рэндольфу Фоксу лично и каналу «Корона» в целом будет указано на их место в этом мире.
   Смотреть больше было не на что. Настя отошла от окна.
   – Вчера все прошло просто великолепно, – сказала она.
   Король Утер никак не отреагировал на этот подхалимаж. Он сидел за столом, раскрыв толстую книгу и изучая одну и ту же страницу с таким тщанием, словно где-то между строчек был зашифрован ответ на одну из загадок мироздания.
   – Свадьба была потрясающая, – продолжила Настя. – Я о такой не могла и мечтать. Монахова меня теперь сгрызет от зависти…
   Утер молчал, и Настя решила не развивать тему Монаховой и ее реакции на вчерашнюю свадьбу.
   – Я рада, что все так случилось, – сказала Настя. – Не только вчера, но и вообще… Все, что случилось, все, из-за чего я сюда попала… Наверное, это было к лучшему. Странно говорить такое…
   – Я знал, что ты такое скажешь, – негромко сказал Утер, по-прежнему глядя в книгу. – Рано или поздно, но ты должна была сказать такое.
   – Это написано в вашей книге? Там какое-нибудь пророчество на мой счет?
   – Пророчества тут ни при чем. В конце концов, их сочиняют такие же люди, обычные люди, ну разве что воображения у них побольше, чем у остальных.
   – Или обычные горгоны. С больным воображением.
   – Пророчество, Анастасия, это всего лишь мечта о лучшем будущем, для людей, горгон или любой другой расы. Мечта, которая совершенно необязательно сбудется. Поэтому я не ищу в пророчествах ответов на вопросы. В твоем случае мне достаточно было посмотреть на тебя и послушать, как ты рассказываешь свою историю….
   – Ну, допустим, посмотреть есть на что, – попыталась развеселить короля Настя. – А если послушать… Не очень понимаю.
   – Ты помнишь, как впервые попала сюда, во дворец?
   Разумеется, она помнила. Почти год назад, в апреле, в первый свой приезд в Лионею, она забрела в королевский дворец из любопытства, как досужая туристка, не дожидаясь приема, который Андерсоны собирались дать в ее честь. В одном из полутемных залов дворца Настя наткнулась на задумчивого пожилого мужчину, который при ближайшем рассмотрении оказался королем Утером Андерсоном.
   Потом они разговаривали. Точнее, говорила в основном Настя, а Утер…
   – Я тогда подумала, что усыпила вас своим рассказом.
   Утер помотал головой.
   – С возрастом я сплю все меньше и меньше, – вздохнул он. – Времени мне остается не так много, вот и боюсь пропустить что-то важное… Так вот, тогда ты говорила, я слушал и удивлялся, как спокойно ты все это рассказываешь. Мир оказался совсем не таким, как тебя учили в предыдущие двадцать лет…
   – Девятнадцать, – машинально поправила Настя.
   – …иначе говоря, твой старый мир умер. Некоторые люди сходят с ума от таких вещей, некоторые кончают с собой. Ты просто приняла случившееся к сведению и стала жить дальше. Ты оказалось сильной.
   – Или глупой, – подхватила Настя. – Может быть, я просто не до конца поняла, что же происходит? Мама говорила, что я толстокожая…
   – Ты бы все-таки подумала насчет телемоста, – спохватился Утер. – Самый счастливый день в твоей жизни, а родители…
   – Я написала им письмо, – поспешно сказала Настя. – И я здесь не одна, я привезла друзей, так что все в порядке, мне очень хорошо. А если бы дворец не осаждали со всех сторон телевизионщики, это был бы просто рай на земле.
   – И если бы ты еще вспомнила, куда делся твой муж, – напомнил ей Утер. – Тогда бы и у меня отлегло от сердца.
   – Это какое-то недоразумение, – сказала Настя. – Я уверена, скоро все разъяснится, и Денис обнаружится. А вот телевизионщики..
   – Через три дня они должны покинуть Лионею.
   – Три дня! Получается, что я еще три дня не смогу выйти из дворца, где повсюду снуют эти… Может быть, парик? Грим? Подземный ход? Что вы посоветуете?
   – У тебя есть какие-то срочные дела за пределами дворца, Анастасия?
   – Нет, никаких срочных дел, но… Мне нужно взять кое-какие вещи из «Оверлука». Я ведь не знала, что окажусь как в осаде…
   – Не вижу никакой проблемы. Позвони Смайли или Амбер, они распорядятся, чтобы эти вещи доставили сюда…
   – И в самом деле… – Настя взяла было телефонную трубку, но задумалась и положила ее обратно. – Потом. Потом позвоню.
   Утер задумчиво посмотрел на нее, кивнул и вернулся к чтению. Книга определенно содержала какие-то тайны мироздания.

9

   «Зеленый провел меня к жилищу горгон, и я увидела два дома, обнесенные забором. Утром я взяла пистолет и пошла туда. Смайли и другие говорили мне, что горгоны всегда держатся по трое, так что я, конечно, боялась, но не очень, потому что три – не очень большое число, ну а патронов у меня в пистолете было больше, чем три».
   От последней фразы несло самоуверенным бахвальством, а это было совсем не то чувство, с которым Настя шла к дому горгон. Тогда ею владело что-то вроде обреченности; обреченности на зябкое утро, на пистолет, оттягивающий карман куртки, на холодную росу…
   Обреченности на это и на все, что было потом.
   «Я боялась, но было бы глупо проделать такой путь, а в последний момент развернуться и убежать. К тому же я надеялась, что Смайли не потерял мой след…»
   Замечательная логика – если тебе нужен Смайли, ты надеешься на его незримое присутствие; если тебе он не нужен, ты уверена, что уже давно оторвалась от назойливого гнома из королевской службы безопасности. Между тем, Смайли существовал всего лишь в одном экземпляре, и Настя тоже, а следовательно, верен был только один вариант, а какой именно – можно было узнать только опытным путем.
   «Я увидела горгон и стала стрелять в них, но их оказалось не трое, а больше. Они стукнули меня по голове и затащили в дом, где я пришла в себя и увидела горгону по имени Катерина. Она не убила меня сразу, потому что у горгон было древнее пророчество, и я подходила под параметры этого пророчества. Чтобы пророчество исполнилось, старейшая горгона должна была передать мне свою мудрость, что на практике означало, что змеи старейшей горгоны должны были высосать из меня кровь или, наоборот, – впрыснуть в меня какую-то жидкость из тела старейшей. Честно говоря, принципиальной разницы я тут не вижу, и так мерзость, и этак. А уж как я посмотрела на саму старейшую, так пожалела, что меня не убили сразу.
   Но тут буквально с неба – через крышу – свалился Зеленый и начал драку с Горгонами. Старейшая его убила, но за это время я нашла на полу тот самый меч, которым когда-то убила свою первую горгону. «Демонова пиявка» валялась у горгон как ненужный трофей, а тут прямо прыгнула мне в руку. Стоило слегка окропить меч кровью горгон, как он опять взялся за свое, то есть принялся крошить направо и налево, а я под шумок убралась оттуда. Когда «демонова пиявка» прикончила старейшую горгону, ее дом загорелся, и этот дым заметили с вертолета».
   Рискованный опыт удался, и маленькая армия Смайли появилась как раз вовремя. Они и вправду не потеряли ее следа. Они – это все они, и Смайли, и вампиры.
   «Так я нашла Дениса Андерсона. То есть я нашла это место, а потом…»
   Потом она сидела посреди разгорающегося пожара, наблюдая, как лионейский спецназ методично уничтожает горгон, и плохо помня, с чего все это началось и чем все это должно кончиться. И Дениса Андерсона на самом деле нашла не она, он нашелся сам, выкатился в яростном клубке сцепившихся тел. Она даже не сразу узнала его, а когда узнала, то не вскрикнула, не вздрогнула, не заплакала. Она просто подумала: «Ну вот и Денис». И еще она подумала: «Он изменился». Она тоже изменилась и знала это. просто не могла сформулировать суть случившихся изменений, да и надо ли было?
   Так она нашла Дениса Андерсона и теперь пыталась понять, что же ей с ним делать. Принять, простить, забыть?
   Настя размышляла над этим вопросом слишком долго, и вампир по имени Марат все решил за нее. Он исполнил свой давно лелеемый удар мести, отправив Дениса Андерсона в реанимацию, а самого себя – в лионейскую тюрьму.
   Настины чувства были освежены самым радикальным образом – кровопусканием, и теперь она уже никак не могла выбросить Дениса из своей жизни. Так получилось, что между ними сплелась труднообъяснимая и трудноразрываемая связь, на треть состоящая из недостоверных воспоминаний, на треть – из надежд, что воспоминания все же правдивы, и на последнюю треть – из пропитавшей все это боли, ее и его, общей и раздельной. В больнице, когда Денис стал поправляться, они практически не разговаривали, потому что не было смысла повторять то единственное, что они могли сказать друг другу: