Я ткнула пальцем кнопку и привычно махнула мобильником крест-накрест, но вампир не развалился на части. Он схватил меня за горло и рванул к себе. Я выронила мобильник и зажмурила глаза…
 
   Клыки вампира разодрали ей кожу от уха до плеча, но на большее рубедрианина почему-то не хватило. Он пошатнулся, выпустил Настю и схватился за голову, будто переживал приступ мигрени. Судя по дырке посредине лба, его проблема была гораздо серьезнее. Настя увидела, как кожа рубедрианина приобретает бледно-голубой оттенок – если верить справочной литературе, именно так кожный покров вампира реагирует на смертельную дозу серебра.
   Настя задрала голову и увидела на балконе стрелка. Тот держал в руках винтовку размером едва ли не больше его самого. Настя махнула Смайли рукой. Тот не ответил и принялся разглядывать окружающий мир через оптический прицел.

18

    Выражение «смертельная усталость» слишком заезжено, чтобы люди воспринимали его всерьез. Честное слово, им стоило побывать в королевском дворце тем вечером и понять, что смертельная усталость – это когда тебе кажется нормальным улечься среди трупов и закрыть глаза, надеясь, что хотя бы это окажется выходом, потому что все остальные способы… Я как-то упомянула про двери: когда закрывается одна, открывается другая, и так далее. Наверное, это и в самом деле так, но просто рано или поздно ты понимаешь, что у тебя просто нет сил бежать к следующей двери. Тем более что ни одна из полусотни предыдущих не оказалась настоящей дверью, ведущей наружу.
    – Даже и не думай, – сказал мне Смайли.
    – Не думай о чем? – не поняла я.
    – Даже не думай, что мы проиграли. Потому что это не так.
    – То есть, – задумалась я, – мы выиграли? Я как-то по-другому представляла себе победу. А это, – я еще раз посмотрела на большой дворцовый зал, в центре которого медленно и верно рождался провал, похожий на могилу, – это больше похоже на поражение.
    – Поражение – это тоже победа, только в другом измерении, – Смайли поправил снайперскую винтовку, которая лежала у него на плече словно копье.
    – Найди себе другую девушку и пудри ей мозги, – сказала я. – Прямо перед тобой толпа зомби пробивает для Леонарда путь к захоронению демонов, а ты ничего не можешь с этим поделать. Это победа?
    – Сегодня я действительно ничего не могу поделать, – признался Смайли. – Был тяжелый день, и я устал. Но будет завтра, завтра мы что-нибудь придумаем. Я не собираюсь сидеть дома и ждать, пока меня сотрут с лица земли, причем мне неважно, кто этим займется – Леонард, безумные вампиры-рубедриане или еще более безумные англичане.
    – Безумные гномы, – сказала я. – Ты просто не видишь себя со стороны, а то бы согласился со мной.
    – Плохо выгляжу?
    – Ты похож на партизана, а не на гнома из приличной семьи.
    – На стража подземелий, – уточнил Смайли. – Гак мы себя называем. А стражи подземелий все в душе немного партизаны. Это наш метод ведения войны – прятаться в шахтах и пещерах, перемещаться по тайным ходам и внезапно нападать на врага.
    – Я с тобой ни в какие подземелья не полезу.
    – Я и не прошу, – пожал плечами Смайли. – А ты вроде бы выросла? Или мне кажется?
    – Прекрати эти гномьи комплименты…
    Он прекратил и даже более того – совсем замолчал, но не из-за моих слов, а потому что мы вышли на арену для поединков. Там лежало тело лионейского короля Утера Андерсона.
    И еще несколько тел, которых прежде не было. Утер посмотрел на меня. Я посмотрела на него.
    – Тяжелый день, – сказал Смайли. – Тяжелее, чем я думал.
    Он медленно направился к телу короля, а я… Я подошла к единственному живому человеку, дожидавшемуся нас на арене.
    – Почему ты здесь? – спросила я.
    – Потому что я не знаю, куда мне идти, – сказала Марина. Стекла ее очков треснули, на лбу засохла кровь, зато мой ноутбук лежал у нее на коленях.
    – Марат должен был вывести вас из дворца.
    – Марат?
    – Вампир, только не такой, как эти… Посимпатичнее. С темными волосами. В кожаной куртке. Переводчик.
    – Этот? – показала Марина.
    Марат лежал на спине, глядя мертвыми глазами в потолок.
    – Как это вышло? – спросила я и тут же получила ответ: кожа Марата имела характерный бледно-голубой оттенок.
    – Это один из охранников, – сказала Марина, поеживаясь от холода. – Когда рубедриане бросились за тобой, начался хаос, и охранники попытались бежать. Одного рубедриане убили, второй сумел схватить свой пистолет и стал стрелять в вампиров… А этот Марат, он бежал с той стороны, прямо на нас…
    – Я попросила, чтобы он вывел вас из дворца.
    – Охранник, наверное, подумал, что он хочет напасть, и застрелил его. А сам потом убежал.
    – А ты осталась.
    – Я осталась с ней. С принцессой, – Марина дотронулась до холодной ладони Амбер Андерсон.
    И все-таки это был конец света, потому что свет, то есть мир, состоит не только из рек и лесов, он состоит из людей, любимых и не очень, понятных и загадочных. Когда эти люди вдруг исчезают, быстро, против своей воли – это и есть конец света.
    Созданная мной неразбериха должна была помочь Амбер и Марине бежать при помощи Марата; но откуда же мне было знать, что у Амбер есть свои планы?
    М-да. Дурацкий вопрос. Еще бы у нее не было плана. Еще бы у нее не было такого плана. Только что на глазах Амбер перерезали горло ее отцу, и все дальнейшее было для лионейской принцессы простым и неизбежным.
    Большинство рубедриан пустились в погоню, остальные сцепились с двумя охранниками из «Райдер Инкорпорейтед», так что никто не мог помешать Амбер Андерсон подобрать чей-то нож, выйти на арену и подойти к Маси Накамуре, который все еще задумчиво облизывал свои ладони. Амбер видела, что Накамура в доспехах, поэтому она ударила его в шею. Вампир упал, и тогда Амбер хладнокровно уселась на него сверху, расстегнула доспехи и ударила ножом в сердце.
    То есть она думала, что попала в сердце, но кривым рубедрианским ножом зто сделать довольно трудно, так что Амбер лишь ранила Накамуру.
    Раны были достаточно глубоки и серьезны, чтобы Накамура смог подняться на ноги лишь пару минут спустя, когда Амбер уже вернулась к Марине, чтобы вытереть руки и обсудить, что же делать дальше. Она стояла спиной и не видела Накамуру, Марина видела и закричала от ужаса, ибо теперь Накамура действительно выглядел как живой мертвец.
    – Я крикнула, что надо бежать… Мы бы запросто убежали, потому что он двигался не очень быстро. Но Амбер не стала меня слушать, она снова взяла нож… А этом вампир, он остановился, он не пошел ей навстречу, и Амбер закричала «Трус!» и еще что-то… Она сама пошла к нему, а он поковылял вон туда… И достал пистолет. Я сразу легла на пол, а принцесса не успела. Или не захотела.
    Я дотронулась до холодной руки Амбер и попробовала разжать пальцы, чтобы вытащить нож. У меня не получилось.
    – И кто же убил Накамуру? – спросила я.
    – Не знаю. Он стрелял, пока у него были патроны, а потом упал. И больше я его не видела.
    Я выпрямилась и внимательно огляделась по сторонам.
    – Очень интересно.
    Накамура лежал за барьером и старался не дышать. Он был очень бледен, но по-прежнему жив. Это было несправедливо.
    – Подожди минутку, – сказала я. – Никуда не уходи.
    Он открыл глаза, узнал меня и оскалился.
    – Победитель, – проскрипел он. – Я победитель вас.
    – Это ненадолго, – ответила я. – И это поправимо.
    Я вернулась к телу Амбер, встала на колени и снова взялась за ее холодные пальцы.
    – Одолжи на минутку, – прошептала я. – Для очень важного дела.
    Наверное, просто в этот раз я потянула сильнее, но мертвые пальцы разжались, и нож лег в мою ладонь.

19

    Сил у меня не прибавилось, и ноги все так же подкашивались, и глаза слипались, и хотелось лечь на холодный пол арены рядом с мертвецами и уснуть. Но Марина смотрела на меня через треснувшие стекла очков, и в этих глазах было ожидание чего-то большего. То ли потому, что я чувствовала ответственность за эту девушку, то ли потому, что она была моим секретарем и должна была рано или поздно записать сегодняшние события в назидание потомкам, но только я не стала падать на пол и засыпать. Я вздохнула и сказала ей:
    – Пошли.
    Смайли молча посмотрел на нас и вернулся к прежнему занятию – он сидел рядом с телом короля и твердил в рацию:
    – Это Роберт Д. Смайли, начальник королевской службы безопасности. Вызываю все станции, вызываю все станции…
    Может быть, ему кто-то и ответил – не знаю. Мы с Мариной выбрались наверх, а голос Смайли остался внизу.
    Наверху нас ждал рассвет. То есть сначала мы заметили зарево в районе аэропорта, а потом и настоящий рассвет. Навстречу нам шли зомби, они проходили во дворец уже не только через северные двери, они были везде, и эта обреченно бредущая масса почему-то показалась мне похожей на сонных рабочих, идущих на утреннюю смену. Получалось, что мы с Мариной свою смену отработали и теперь шли домой, протискиваясь мимо бывших людей. Марина при этом приговаривала:
    – Извините… Разрешите…
    Это было даже забавно, но у меня не осталось сил на забавы. Но то у меня, а вот у других…
    – Вежливая девочка, – сказал кто-то с сарказмом. Марина вздрогнула и завертела головой по сторонам – с ее зрением в утреннем сумраке было сложно разглядеть двух призраков. А я даже улыбнулась, насколько смогла – в конце концов, это были знакомые призраки, а после сегодняшних потерь в моем мире оставалось так мало знакомых людей и не людей.
    – Какими судьбами? – спросила я.
    – Работа, – сквозь зубы ответил Сахнович.
    – Работа, – подтвердил Покровский. – Ожидаем босса. Он хочет лично наложить лапу на клады демонов.
    – Думаете, там клады?
    – Ясное дело, – сказал Сахнович. – Сокровища демонов. Золото и всякое такое. Чего еще ради, по-твоему, он сюда полез?
    – А-а…
    Я не стала объяснять призракам, что их взгляды на жизнь безнадежно устарели. Было холодно, Марина опасливо поглядывала на призраков и тянула меня за руку, так что надо было идти, но я не могла не спросить:
    – Ну и как вы… поживаете?
    Сахнович сделал свирепую физиономию и негромко выматерился.
    – Физическая смерть не освобождает от исполнения контракта, – процитировал Покровский и вздохнул. – Честно говоря, тоска зеленая. А хуже всего, что конца-краю этому не видно.
    – Это ненадолго, – утешила я его.
    – Как так?
    – Либо твой хозяин надорвется со своим проектом и сдохнет, а тогда всем контрактам будет грош цена, либо он добьется своего, а добивается он, чтоб ты знал, полного одиночества, и уж от каких-то дурацких призраков он наверняка избавится в первую очередь!
    – Да? Ну, спасибо. Хорошие новости, – заулыбался Сахнович, и я сочувственно кивнула призраку, который при жизни был довольно противным человеком, но все же не заслуживал бесконечного ада.
    Темная башня «Оверлука» не выглядела особо гостеприимной, зато она была недалеко от дворца, и наши усталые ноги передвигались именно в этом направлении. Может быть, это была еще одна галлюцинация, но в редеющем потоке неповоротливых зомби мне увиделись несколько длинноногих фигурок: три или четыре Оленьки спешили во дворец, у каждой на спине висел приличных размеров рюкзак. Они весело болтали на ходу, словно торопились на вечеринку. Я несколько раз моргнула, и Оленьки исчезли.
    Мы были уже у самого входа в отель, когда мои измученные дворцовым грохотом уши уловили какой-то необычный звук. Я уже была готова объявить и его слуховой галлюцинацией, но по выражению лица Марины поняла – она тоже это слышит.
    «Это» походило на шум работающей электробритвы. Очень большой электробритвы. Потом стало понятно, что звук идет сверху, то есть с неба.
    – Вертолеты! – обрадовано сказала Марина, радуясь появлению чего-то заурядного, привычного, знакомого по прежней, нормальной, до-лионейской жизни.
    – Это, наверное, с военной базы, – сказала я. – Лайман все-таки сдержал слово… То есть это горгоны сдержали слово, а потом уже Лайман. Хотя какой теперь от этих вертолетов толк?
    – Они нас заберут отсюда! – поспешно озвучила свою мечту Марина и замахала вертолетам рукой. Я зевнула. Вертолеты были в небе, а двери отеля – вот они, в паре шагов. Вывод напрашивался сам собой.
    – Они нас не видят, – сказала я. – И вообще, бог его знает, зачем их прислали. Пойдем завалимся спать, а уже завтра, то есть сегодня…
    Марина как зачарованная следила за полетом стрекочущих черных машин, которые совершали замысловатые маневры вокруг королевского дворца. Я вспомнила, как давным-давно мечтала, чтобы темная точка в небе над Лионеей оказалась драконом, чтобы мне явилась волшебная сторона этого города. Но я не увидела дракона тогда, и сейчас над дворцом вились очень даже прозаичные боевые машины, чей вид и звук превращал Лионею из полусказки в совершенно обычный прифронтовой город…
    – Они сейчас заберут нас отсюда, – повторила Марина. Я поняла, что мои слова она пропустила мимо ушей, а значит, словами тут не обойдешься. Я взяла ее под руку и повела к отелю…
    – Нет, – пробормотала она.
    – Да, – возразила я и хотела еще раз повторить свои аргументы, но оказалось, что Марина разговаривает вовсе не со мной.
    – Нет… Они не за нами, они… – Марина ткнула пальцем в воздух. Я обернулась к замку и увидела, что поведение вертолетов изменилось – они резко снижались, а потом быстро набирали высоту, перемещались к другому крылу замка и повторяли маневр.
    – Они что-то бросают? – спросила сама себя Марина. – Бомбы?
    – Если бы это были бомбы, мы бы услышали взрывы, а это…
    Это были громкие хлопки, не слишком похожие на взрывы бомб, но, с другой стороны, я раньше не слышала, как взрываются бомбы, к тому же вертолеты могли применять какие-нибудь современные тихие бомбы, в которых я тоже ни черта не соображаю. Вывод опять-таки напрашивался сам собой: надо держаться подальше и от вертолетов, и от этих непонятных хлопков.
    Я с удвоенной силой потащила Марину к отелю, и тут она сказала:
    – Это ракеты?
    Я обернулась.
    – Это ракеты? – недоверчиво спросила Марина, непонятно от кого ожидая подтверждения или опровержения. – Почему они…
    Как бы ни назывались те штуки, которые с шумом отделились от вертолетов, я поняла, что надо уже не идти к отелю, а бежать. И еще я успела подумать: «Интересно, что сказала Маргарита Горгона Лайману, если посланные им вертолеты пускают ракеты по королевскому дворцу?!»
    А потом мы побежали и наконец оказались в холле «Оверлука», и надо было решать, куда идти дальше, и я до конца своих дней буду уважать себя за то, что решила нести свое усталое тело в подвал. Мы миновали стойку администратора, когда пол под ногами вздрогнул; не сговариваясь, я и Марина обернулись и тут же зажмурились, потому что небо за стеклом стало белым, и силуэт королевского дворца на этом фоне оказался до невозможности четок, как будто его вырезали из черной бумаги и приклеили на белый ватман. Потом земля снова вздрогнула, стекла в холле вылетели, я закричала, воздушная волна ударила меня и понесла… Я упала на пол, прокатилась еще с пару метров, вцепилась пальцами в землю, чтобы удержаться на этой чокнутой планете, которая продолжала трястись, желая сбросить меня как непосильную ношу…
    Марина протянула мне руку, я вскочила, и мы буквально скатились по ступеням в подвал. Каким бы захватывающим не было разворачивающееся наверху зрелище, я – по рецепту Иннокентия – предпочла отползти в сторону, в данном случае в подвал отеля «Оверлук», переждать там и вернуться, когда все уже закончится.
    – Все будет хорошо? – спросил меня голос Марины из темноты подвала.
    Я притворилась, что не расслышала ее вопроса.

ЧАСТЬ ПОСЛЕДНЯЯ
ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО,
ИЛИ КОЕ-КАКИЕ
ПОСЛЕДСТВИЯ

    Постепенно я стала привыкать к виду королевского дворца. То есть к тому, как теперь выглядит место, где раньше был королевский дворец Андерсонов. А выглядит оно так, как если бы у дворца были корни, а потом чья-то огромная рука схватилась за эти корни и с нечеловеческой силой дернула их вниз. Какие-то останки строений торчат из земли, может быть, это верхушки башен или что-то в этом роде, но честно говоря, у меня нет желания спускаться в воронку и изучать развалины. Это все равно, что тыкать пальцем в недавно умершего человека, к тому же человека знакомого.
    – Все будет хорошо, – говорит Марина, пытаясь убедить в первую очередь саму себя. Она сидит на краю гигантской воронки, обхватив руками колени, смотрит на могилу Лионейского королевства (а заодно и на могилу короля Утера, Амбер, Смайли, Давида Гарджели, нескольких тысяч зомби, десятков вампиров и еще, и еще многих…) и повторяет эту фразу.
    Разумеется, все будет хорошо, потому что только очень болезненное воображение может представить, что дальше будет хуже. Я – могу. Поэтому я не спешу выбираться за пределы Лионеи. Как бы ни цинично это звучало, я наслаждаюсь покоем. Впервые за последние несколько месяцев я никуда не спешу и ничего не жду. Все уже случилось. Есть время отдохнуть, подумать… Хотя нет – думать совершенно не хочется.
    Думать – это привилегия Марины. Это она все ломает голову над тем, что же уничтожило Лионею. У нее есть разные версии, моя же основная версия – да какая теперь разница?!
    Когда мы выбрались из-под развалин «Оверлука» (верхние пятнадцать этажей срезало словно бритвой) и глотнули свежего воздуха, Марина наконец выпустила из рук ноутбук и «Черную книгу Иерихона». Она положила эти бесценные предметы на камень, глубоко вздохнула и посмотрела на меня:
    – Принцесса, я должна вам кое-что сказать.
    Я в это время была еще не в лучшей своей форме, проще говоря, была разбита вдребезги, но эти слова… Я смеялась, пока у меня не заболел не только живот, но и шея. Что, наверное, не очень нормально.
    – Принцесса? Кто? Где? – проговорила я сквозь смех, но поскольку лицо Марины оставалось крайне серьезным (a также крайне грязным, как, впрочем, и мое собственное), я решила ее выслушать.
    – Я должна была сказать вам раньше, но из-за этих событий… – она виновато опустила глаза. – Я просто забыла.
    – У тебя был вагон уважительных причин забыть даже собственное имя, – сказала я. – Помнишь? Зомби, рубедриане, вертолеты? Большой бабах?
    – Я помню, но все-таки это была очень важная вещь, – настаивала Марина. – Помните, вы велели мне сравнить «Черную книгу Иерихона», которую вам прислали в подарок, с ранее известными версиями? Чтобы я нашла «Тайную книгу»?
    – Нет, не помню, чтобы я давала тебе такие глупые поручения, – сказала я. – Но у меня был тот же самый вагон причин, чтобы это забыть. По-моему, это ты сама решила заняться демонской книжкой. Убить время, так сказать. Ну и что там у тебя получилось?
    – Я нашла «Тайную книгу».
    – Поздравляю.
    – Там написано, что когда демоны узнали, что против них ополчились все остальные расы и что ангел Люциус тоже будет против них, они решили подготовиться к битве.
    – Не уверена, что хочу сейчас слушать про битвы, даже древние…
    – Подготовиться, чтобы выиграть битву, даже если они проиграют ее.
    – Это как-то туманно. Может быть, ты неправильно перевела?
    – Они создали Ужас, который будет жить под землей и который переживет расу демонов, даже если она будет уничтожена. Он будет веками жить под землей и ждать, а потом выйдет и отомстит победителям демонов.
    – Ну это уже куда ни шло. То есть появился смысл.
    – Принцесса, все вот это… – Марина показала на руины Лионеи, – и есть древний Ужас демонов. Он ждал, дождался, вышел и сделал свое дело.
    – Разве? А разве это случилось не потому, что с вертолетов запустили эти ракеты?
    – Не бывает таких ракет.
    – Да откуда ты знаешь про ракеты… Подожди. То есть, когда зомби прорыли проход к кладбищу демонов, оттуда вылез этот Ужас и…
    – Вот именно.
    – Но Покровский сказал, что Леонард хочет лично наложить лапу на сокровища демонов, то есть этот демонический Ужас в первую очередь должен был сожрать самого Леонарда!
    – А потом уже все остальное, – напомнила Марина.
    – Да, но… Все равно – ура! Если Ужас разделался с Леонардом, это же здорово! Ха-ха…
    Моя шея снова стала подавать нехорошие симптомы, так что я замолчала. А когда я замолчала, то стала думать. И мысли пришли не самые веселые:
    – Так, ну и когда твой Ужас разделался с Леонардом… Куда он пошел дальше?
    – Не знаю. В книге про это ничего не написано.
    – Ну да. Конечно, – сказала я и поежилась. Я не знала, как выглядит Ужас демонов и выглядит ли он как-то вообще, но осознание факта, что из-под земли вылезло нечто жуткое и теперь разгуливает где-то рядом… Это не добавляет оптимизма. Совсем не добавляет.
    Пару дней спустя я нашла у себя мятую бумажку – прощальное письмо Альфреда. Последняя фраза теперь звучала по-другому. Со значением. Альфред просил сохранить «…память о расе, которая была слишком горда, чтобы ужиться с другими. И слишком мстительна, чтобы просто умереть». Что правда, то правда. Даже гибель расы демонов стала не просто гибелью, а миной замедленного действия.
    Потом я даже специально ходила на край воронки, ожидая увидеть следы монстра, выбравшегося из-под земли после пятисот лет ожидания – отпечатки босых пяток в полсотню метров в длину или что-то в этом роде. Никаких следов я не увидела, и это меня слегка успокоило. Но – как уже было сказано – я не спешу выбираться за пределы Лионеи. Хотелось бы получить гарантии, что и там не обнаружены следы этого чудовища. Однако телевидение мертво, радио молчит. Стало быть, гарантий никаких. И мы ждем, потому что торопиться нам совершенно некуда.
    Помимо того, что мы ждем, мы ищем продукты и питьевую воду и уже скопили достаточный запас того и другого. Я и не думала, что я такая хозяйственная.
    Еще у нас полно времени на разговоры, но Марина слишком много говорит о случившемся – как, что, почему. Как будто она собирается писать отчет о гибели Лионеи. Между прочим, у меня есть своя собственная версия, но я держу ее при себе, слишком уж она… Наивная?
    Лично я хотела бы верить, что Иннокентий и Елизавета воссоединились, стали ангелом по имени Валентин, и этот Валентин посмотрел сверху на наши дела и сказал: «Боже ты мой, ну и бардак же тут у вас!»
    Может быть, сказал он это другими словами, но смысл был примерно такой же. А потом он достал молнию или еще какую-нибудь ангельскую штуку и как шарахнул по Леонарду… Немного перестарался при этом, но достиг цели.
    Эта версия мне нравится, потому что подразумевает – теперь все будет хорошо. Валентин отправится домой, зайдет к начальству, отчитается о командировке. Ну и потом они примут какие-то меры, чтобы не было больше всяких безобразий. Вот так. В глубине души я надеюсь именно на такой поворот событий. И буду молча ждать какого-нибудь знамения, подтверждающего мою версию.
    Я подожду еще дня два-три. А потом… Потом мне придется наплевать на молчание в эфире и столбы дыма на горизонте и двигаться в большой мир, который, я надеюсь, все еще существует за пределами Лионеи. Зачем? За тем, что мне нужно связаться с Австралией. Которая, я надеюсь, тоже еще существует.
    В Австралии живет мой муж, Денис Андерсон, и я должна ему кое-что сказать. Нет, не то, о чем вы подумали, никаких там сюси-пуси. Мне придется сказать ему, что недавно я совершила одну ошибку, которая может дорого обойтись Денису и его сыну. Мне нужна была услуга от горгон, так что в обмен на телефонный звонок Лайману я рассказала Маргарите Горгоне, что Денис и его сын находятся в Австралии. Горгоны думают, что маленький Томас Андерсон – их мессия, поэтому рано или поздно они постараются подобраться поближе к твоему сыну, Денис. Может быть, они это делают уже сейчас. Вот такие дела. Почему я им не соврала? Потому что у меня не получилось соврать. Маргарита сказала, что распознает ложь по голосу, и если я совру, то никакого звонка Лайману не будет. А мне очень не хотелось погибать в компании зомби со строительным инвентарем в руках. Конечно, сейчас я понимаю, что совершила глупость, но тогда я не делила поступки на умные и глупые, я старалась выжить. И вот я выжила, но… Есть кое-какие последствия.
    Как сказал мне однажды Смайли: ничего никогда не кончается, если тебе и удается свернуть шею какой-нибудь проблеме, будь уверена – на пороге переминается новая. И так без конца. Вот почему я хочу насытиться покоем про запас, до тошноты.
    Хотя, если ангел Валентин занял свое место у небесного престола, то особо волноваться не стоит – он шарахнет по горгонам молнией, и все будет в порядке.
    Если же нет – попробуем выкрутиться сами. Как мы делали это раньше, исправляя свои и чужие ошибки. Не скажу, что получалось блестяще, но ведь получалось.
    Когда-то давно я начала эту историю словами:
    – Жили-были…
    Заканчивать же полагается чем-то вроде:
    – …и жили долго и счастливо.
    Мне такой финал представляется безосновательно оптимистичным. Пусть будет так: мы жили.
    Мы просто жили.