Не в силах уловить в воздухе дух знаменитого кинематографического праздника, я поймала, на раз, ощущение романтики и тоски. Но тоже ничего, сойдет.
   Я сунулась в глубь города – надо найти чего-нибудь поесть. В нашей-то деревне пусто. Начинался дождь… Ура, я обнаружила супермаркет на первом этаже магазина Monoprix. Наметила торговую улицу. Надо будет ее прошерстить. И все-таки тоскливо, что я одна. Интересно, где все?
   В отель я вернулась с двумя мешками французской гастрономии. Надела белый махровый халат, села на балкон. Фрукты, бутылка вина и сыр. Счастье. Мой номер был на нулевом этаже, и мимо шли люди в куртках и сапогах, заглядывая мне в рот. Да, а у нас лето! Солнце, спохватившись, что русские могут подумать, что в Каннах бывает холодно, решило наградить меня за верность идее тепла. На несколько минут стало даже жарко. А потом все, прощальные несколько лучиков в сеточке деревьев и быстрое падение в вечер. Пора собираться.
   Так, где здесь фен? В прошлый раз я таскала его с собой, и зря – в том парижском отеле их было даже два. Фена не было. На этой чертовой вилле Ливии не было фена!
   Через сорок минут мне надо стоять при полном гламуре в центре города Канны. Так, спокойно. Я осмотрела номер в поисках источника тепловой энергии. Плита. Ура! Электрическая. П…здец! В углу возле кровати батарея с регулятором уровня тепла. Идея! Единственный вариант из нулевого количества возможных.
   Я подползла к батарее, втиснулась на корточках в пространство между кроватью и стеной, изогнула шею в диком цыплячьем выверте (курице сворачивают голову насильно, а я кладу ее добровольно) и припала к батарее. Увеличила мощность до максимума. Пошел жар. Волосы высохли за 15 минут. Затылок оставался мокрым. Жаль, что я не йог, а то бы высушила и затылок.
   Великая изобретательность русского человека, которую не выветрить никаким глянцем. Если бы я родилась принцессой Монако, в жизни не догадалась бы так сделать. А я догадалась, потому что сушила башку над газовой плитой в детстве, когда ни у мамы, ни у меня не было фена. А если бы я родилась Ведерниковой, то сейчас бы сидела в отеле Carlton. Иди к черту, – послала я свой комплекс подальше. Не позволю ему испортить триумф русского Левши.
   Вниз я спустилась в своем киношном платье. Сойдет за коктейльное. Другого все равно не было.
   У ресепшн стояла Маруся, та самая, с которой мы ездили в Париж. Мы расцеловались.
   – Представь, час назад приехали, и тащиться на презентацию… Я бы не поперлась, но сидеть здесь, в этом лесу? Жуткий отель, просто кошмарный. Представь, я не поехала с друзьями в Андорру, думала, Франция, Канны, а у них тут такая фигня… Сэкономили, понимаешь. Просто стыдно!
   – Да, отель не очень. Даже фена в номере нет.
   – А ты на ресепшн попроси, у них есть. Правда, за деньги. Я поэтому свой всегда вожу.
   Все-таки зря я не родилась принцессой Монако, потому что тогда бы мне, дуре, пришло в голову позвонить портье.
   – Слушай, а у вас там перемены, говорят, Ира ушла?
   – Ушла. Уже давно.
   – И кто вместо нее?
   – Я.
   – Ты? Ты главный редактор?! – Ее удивление было почти неприличным. – Странно, а почему ты тогда здесь? Они випов поселили в центре, на Круазетте, «Карлтон» или «Мартинез». А те, кого не поселили, они вообще на своих виллах живут. Тут же у половины Москвы дома, ну или квартиры хотя бы.
   Понятно, что на холмах Франции давно слышен русский мат…
   – Представь, если бы нашу сучку сюда засунули… Истерика была бы климактерическая! И ты разберись с ними, если ты главный редактор. Списки расселения пиар-агентство Party делало, Настьки Ведерниковой. Я им скандал уже закатила, чтобы в следующий раз уважали!
   Боже мой, опять Ведерникова. Эта сука преследовала меня.
   – А что, у нее свое агентство? Она здесь? А я думала, она на телевидении работает…
   – Ага, на телике столько не нарубишь, – сказала Маруся, представитель молодого поколения прагматиков. – Нет, Настя у нас девушка-бизнес. Empire – клиенты ее. Она лицо бренда. А ты не знала разве?
   – Нет. К сожалению, нет.
   – Слушай, а Волкова ваша приехала?
   Я удивилась:
   – А с чего бы ей?
   – Ну как, а с мужем?
   – Не знаю даже. Не поехала, и все.
   И я бы не поехала, если бы знала. Ничего, я выдержу. Надеюсь, что выдержу. Удаленность отеля от центра в таком случае плюс.
   Ребята загружались в микроавтобус. Нас было много – корреспондент и фотограф из «Семи дней», парень из «ТВ-парка», девочка из Hello, еще несколько человек из интернет-изданий. Из глянца – только Маруся и я. Мне места в автобусе не хватило.
   Николай обещал, что выгрузит их и вернется за следующей партией через полчаса.
   Я закурила. Затуловская, провожая меня, говорила: «Бюджета на командировочные нет. Вы там сами разберетесь».
   – А как же такси? – спросила я.
   – Привезите чеки, мы рассмотрим, – был мне ответ.
   Я представила, как подъезжаю к бутику, выгружаюсь из микроавтобуса, цепляюсь подолом за высокую подножку – и все это на глазах у торжествующей Ведерниковой.
   Черт с ними, с тридцатью евро! Я вызвала такси.
   Бутик открывали в торговом центре Gray d’Albion, расположенном между Croisette и rue d’Antibes. Я отметила это место еще днем – странная смесь пафосных марок и трешевой молодежной одежды. Перед входом – красная дорожка, шампанское, официанты. И никакой толпы. Мой триумфальный выход из такси остался незамеченным.
   У витрины с логотипом Empire стояла небольшая кучка русских. Я вошла внутрь. Красные кресла с золотыми ножками, на обивке золотом вышиты царские короны. Куски аналогичной обивки, из которой торчали нитки, виднелись на стенах, в углах, на потолке. Имитация антикварного прошлого. Императорская роскошь с поправкой на западную моду. На стенах – Айвазовский и Шишкин. Копии или натуральные? Вряд ли натуральные.
   Знакомых лиц – минимум. И уж точно – никаких главных редакторов. Основную массу приглашенных составляли загорелые девушки (из числа обитательниц местных вилл?) и французы – дамы и господа от 50 и старше. Я увидела Милу Ямбург, владелицу бутика «Монте-Наполеоне», хотела броситься ей на шею, чтобы не стоять столбом среди незнакомых, но нас оттеснили друг от друга вновь прибывшие гости.
   Когда народу набилось до отказа и стало жарко и шумно, откуда-то сверху появилась она. Белое с золотом платье, красный пояс вокруг талии. Если бы я не знала, что это презентация, подумала бы, что оно свадебное. Настя Ведерникова, лицо марки Empire, спускалась по лестнице. С небес на землю. Дамы и господа, мадам и месье! На двух языках Настя понесла рекламно-гламурную пургу. Про возрождение культуры, про возвращение русских на Лазурный Берег, про роскошь как новую национальную идею.
   «И эти „бриллианты из России с любовью“ – послание красоты, моды и искусства, адресованное всем людям доброй воли… Русско-французские гуманитарные проекты при поддержке бренда Empire и компании „Интер-Ювелир“, дочерней структуры крупнейшей инвестиционной компании России „Интер-Инвест“, обсуждаются на межправительственном уровне в рамках культурного сотрудничества двух стран. Мы приехали сюда всерьез и надолго…»
   Что? Что она сказала? «Интер-Инвест»?! Так ведь «Интер-Ювелир», при чем здесь…
   «…Человек, которому принадлежит идея представить во Франции не только достижения российского бизнеса, но искусства, давно не гость на Лазурном Берегу. Прошу вас приветствовать Александра Канторовича!»
   Я замерла, затихла, как бабочка в гербарии.
   На лестнице рядом с Настей стоял он. Бабочка, смокинг. Потрясающе официальный, просто европейский премьер. Он говорил… Я не слышала, о чем… Включила на полную мощность систему самосохранения, чтобы не пропустить ситуацию дальше, вглубь, в район солнечного сплетения. Передо мной поплыли строчки из журнала: В январе на приеме в Каннах… о помолвке Александра и Насти…
   Так вот куда и зачем я приехала. Сто лет жила бы без этого берега мечты.
   Он смотрел на Настю, улыбался, шутил. Уйти, уйти сейчас же. Пока он меня не заметил. Но я не двигалась с места. Разносили еду, тарталетки с начинкой неясного генеза. Я ела, не ощущая вкуса. Шампанское, Канны. Все могло быть иначе…
   Представитель местного муниципалитета говорил о традициях индустрии роскоши. «…Качество, которое родилось во Франции, в России стало предметом поклонения, и этот культ объединил нас, сделал нас ближе…» Канторович с Настей стояли рядом, он что-то говорил ей тихо, интимно… Невыносимо на это смотреть…
   Меня кто-то тронул.
   – А мы с вами знакомы, Аленушка. Ирочка, ваша предшественница, нас представляла, – это была Мила Ямбург. – Очень рада, что вы здесь, с нами. Чудесную идею ребята наши придумали, вы согласны?
   Да уж.
   – Вы останетесь потом на недельку? Все остаются. Приезжайте ко мне в гости. У меня вилла здесь. В отеле не так уютно, согласны? А у нас дом большой, бассейн чудесный… И я готовлю здесь сама – в Москве у меня повар, а тут это такое удовольствие… Продукты, воздух… Приезжайте ко мне ужинать, согласны? И оставайтесь погостить. Я приглашаю. Ну что вам в Москве, все равно каникулы, никого в городе нет.
   Я ее почти не слышала, с трудом различая слова сквозь плотную завесу своих мыслей.
   – К сожалению, не смогу. У нас номер сдается.
   – Все журналисты, работающие в моде, так серьезно к работе относятся. Конечно, когда работа такая интересная, как у вас… Аленушка, мы с Ирочкой договаривались на рубрику «Гардероб» – она у меня в бутике была, вещи набрала на серьезную сумму. Ушла, а съемку мы так и не сделали. Давайте решим этот вопрос.
   Вот черт! Не знала, что Полозова оставила за собой такие хвосты. Героев для рубрики «Гардероб» выбирала Лия, и если я полезу, опять будет скандал.
   – Мила, мне уточнить надо, какие у нас планы. Я вам позвоню, когда вернусь.
   Я пыталась смотреть на лестницу, но Мила заслоняла от меня происходящее.
   – В мой бутик приходите обязательно, вы теперь в списке вип – персональная скидка 30 процентов. У нас все главные редакторы бывают, а как же! Если не будет размера, мы для вас в Милане специально закажем.
   – Спасибо. Как-нибудь обязательно зайду. Вот пока здесь планирую что-нибудь купить. Здесь, по-моему, отличные магазины.
   – Ну что вы, Аленушка, это типичное заблуждение. Очень небольшой ассортимент и очень средний. А у нас вещи уникальные представлены. В Москве сейчас лучший шопинг. А хотите, я вам клатч закажу? Сейчас клатч нужен. Вот такой же, как у меня, Malo, согласны?
   Мила помахала перед моим носом сумочкой с большим замком. Боже мой! Почему она не отстанет от меня?
   Маруся с компанией журналистов пробиралась к выходу.
   – Ты уходишь уже?
   – Мы идем ужинать. Митя знает здесь улицу с ресторанами.
   – Я с вами. Подождите меня, мы сейчас договорим…
   – Не могу, вон, наши уже уходят, я отстану. Хочешь – приходи! Здесь где-то на горке рестораны эти…
   Я бы убежала вместе с Марусей, но Мила вцепилась мертвой хваткой. Доставала визитку, диктовала свой мобильный. Я попалась в ловушку новых ненужных отношений. Канторовича на лестнице уже не было. Где он, где?
   – Вы в Милан на показы едете? Ирочка ездила, и вам, Аленушка, надо отношения с модным миром поддерживать, согласны?
   Французы примеряли золото-бриллианты. Многие двигались к выходу. Ни Насти, ни Канторовича нигде не было видно. Неужели он ушел? Мила обнималась с загорелой девицей лет тридцати пяти.
   – Оксаночка, как дела? Ты с семьей здесь? Как маленький?
   Я смотрела на витрину. Красиво. Под бронированным стеклом сверкало колье – бриллианты и рубины, кровь и алмаз. Интересно, куда и кто такое может носить?
   – Привет!
   Рука легла мне на плечо.
   Я резко обернулась. Он. Наглый, уверенный.
   – А я смотрю, стоит тихо, выбирает. Меня не видит. Игнорирует полностью. Конечно, когда девушки выбирают бриллианты, им никто не нужен, кроме кредитки. Я рад, что ты приехала…
   Он поцеловал мне руку.
   – И я рада. Тебя видеть…
   – Ну… Как тебе Канны… Интересно? Ты же впервые здесь?
   – Впервые.
   – А на фестивале разве не была? Не давали тебе золотую банановую ветку? Нет, тогда Тарантино дали. А вас с Михалковым забаллотировали.
   У Канторовича была отвратительная привычка – он прятал любые свои чувства за шуточками. Иногда смешными, чаще злыми и неуместными. А потом извинялся – я никого ведь не хотел обидеть. Это был тот самый случай.
   Я молчала.
   – Ладно, был не прав, шутил. Ты лучше скажи, все нормально? Мы специально сделали программу такую, чтобы было время посмотреть, походить. Надо бы тебя в Ниццу свозить, но в этот раз у меня, наверное, не получится.
   В этот раз? А что, будет другой?
   – Ты не поленись, съезди сама в Ниццу. Там Матисс отличный, музей Шагала… Ну, и просто поброди. Конечно, когда фестиваль, здесь все по-другому, город бурлит. Тепло… Яхты… На фестиваль обязательно тебе надо будет приехать. Я Канны вообще люблю. Зимой даже больше, чем летом. Здесь это чувствуется, сохранилось… Фицджеральд, «Ночь нежна». «Вечер в Византии» Ирвина Шоу читала? Почитай. Отель у вас отличный, я сам выбирал, чтобы поближе…
   Он запнулся.
   – Ближе к чему? – спросила я.
   – Ну… Я тоже тут недалеко… У тебя номер хороший, ты довольна?
   – Хороший. Фена, правда, нет.
   – Да не выдумывай, в ванне посмотри.
   О чем мы говорим? О какой-то ерунде. Зачем я сказала про фен?
   Люди расходились. А я стояла и ждала, что он сейчас меня куда-нибудь пригласит.
   – Мы хотели в «Карлтон», но там все занято было, столько номеров взять не получилось. Но «Хилтон» тоже неплохо.
   – «Хилтон», да? А Настя Ведерникова списки составляла?
   Сейчас я ему все скажу! Сейчас он получит!
   – Да, Настя. А что? Алена, я же тебе говорил уже…
   Белое платье и красный пояс явились предо мной. Вовремя, как всегда. Канторович сразу напрягся.
   – Ты… я… Послушай, давай сейчас не будем…
   Она подплыла, как подплывает яхта. Думаю именно так подплывает Extasea Абрамовича к здешним берегам. Королева морей, победительница.
   – Саша, нам пора!
   – Нет, надо побыть здесь, пока народ еще есть. Мы же с тобой хозяева мероприятия.
   «Мы с тобой» – обалдеть, он даже не стесняется моего присутствия!
   – Я вот с девушкой разговариваю. Вы знакомы?
   Настя взглянула на меня. Никакой реакции.
   – Нет, не думаю.
   – Алена Борисова, главный редактор журнала Gloss, королева гламурной журналистики. Ничего не путаю, Алена?
   – Преувеличиваешь, как обычно.
   Ведерникова насторожилась. Поняла, что мы на «ты».
   – Настя Ведерникова, лицо русского гламура. Точно я сказал? – Он улыбнулся, приглашая нас оценить его чувство юмора. – Вы, девушки, друг другу нужны.
   Ведерникова кивнула мне со своей королевской высоты.
   – Вы, кажется, были ассистентом Лии Островской.
   – Никогда не была ассистентом. Всегда была редактором.
   – Как же вы Иру отпустили? Она была одной из немногих, кто на своем месте. Очень обидно за нее. Саша, пойдем, люди ждут.
   Ведерникова опустила меня виртуозно. Профессиональная стерва.
   – Настя, Алену приглашай, она здесь впервые, а ты хозяйка, поэтому давай, объединяй компанию.
   – Саша, можно тебя на минутку?
   Она вцепилась в его рукав и оттащила в сторону, как телка на веревке. Я осталась возле бронированной витрины с якутскими бриллиантами. Стояла и ждала непонятно чего.
   Он вернулся через пару минут.
   – Извини, я должен сейчас уехать.
   – С лицом русского гламура?
   – Алена, у нас еще будет время поговорить.
   – Ты уже все сказал.
   Он вдруг помрачнел. Разозлился. Я, как всегда, отметила момент закипания в нем этой химической реакции раздра­жения.
   – Вот так, да? Послушай, почему ты из меня мальчика все время делаешь?! Я постоянно должен оправдываться, доказывать. Знаешь что?!
   – Что? Ну что?! – Я тоже имела право быть злой!
   – Все, пока, увидимся.
   Он резко развернулся и в два шага нагнал Ведерникову. Настя плыла к выходу. Яхта с алым парусом на жопе.
   В бутике остались только я, продавцы и пожилая французская пара, покупавшая браслет из белого золота. Еще десять минут надо подождать – не хочу видеть, как он сажает ее в машину.
   Когда я вышла на улицу, начинался дождь. Я двинулась к морю – кому я еще могла пожаловаться? На набережной ветер усилился. Настоящий ливень, под которым так горько и так безопасно плакать.
   Надо найти ресторанную улицу. Ого, уже начало одиннадцатого. Ребята уже часа полтора ужинают. Да и где их тут искать? Витрины, закрытые ставни, через которые пробивается свет… Там сидели люди, и им было тепло. А я стояла одна посреди мокрого от слез города.
   Утро было прекрасным. Прозрачным, свежим, гулким. Только на природе можно услышать, как поет утром мир.
   Но что-то мерзкое поднялось к горлу, как только я открыла глаза. Просыпаешься и еще не можешь вспомнить, что случилось вчера, а это гадкое чувство уже поднимается. Бывает и наоборот: когда богатая добыча вчерашнего дня лежит рядом с кроватью, ты открываешь глаза и знаешь, что это где-то здесь – новые туфли, платье или новый город, лежащий перед тобой. Так могло быть и сегодня, но это утро отравлено воспоминаниями…
   Надо быть на высоте. Лето – значит, лето. Я пошла к бассейну. Люблю плавать до завтрака. Осторожно попробовала ногой воду – хо-о-ло-о-дно! – и плюхнулась с разбега. Французы смотрели на меня, как на буйнопомешанную. Они сидели в куртках, завтракали, пока я мерила олимпийскую дистанцию. Я доплыла до бортика, свесила голову вниз – стена бассейна переходила в склон холма, на вершине которого стоял отель. Внизу было видно море и домики, спускавшиеся к воде, крыши, цветы, вазы на балконах, кто-то уже загорал в шезлонге на открытой террасе. Если замереть на краю бассейна, совместить на одной оси линию воды с линией горизонта, можно представить, что я лежу в море… Как будто сейчас лето, полдень… Из воды я вылетела мигом, как только почувствовала, что уже не ощущаю задницу. Зато теперь у меня появились силы отогнать образ Ведерниковой.
   – Ну ты даешь, спортсменка, вода же ледяная, – сказала мне Маруся вместо «здрасте». – Ты куда вчера пропала?
   – Да так…
   – А мы в казино завалились. Здорово, я сто евро выиграла! Сегодня опять пойдем.
   – А на сегодня у тебя какие планы? Может, по магазинам походим, город посмотрим? – предложила я.
   – Нет, мы сейчас с Николаем едем в Монте-Карло.
   Я загорелась.
   – Я тоже поеду. Во сколько вы выезжаете?
   – Через полчаса. Но, Алена, там мест уже нет. Вчера же все договаривались. Скинулись уже, проплатили ему. Так что не получится, извини.
   Черт! Черт! Почему я всегда вылетаю с общей орбиты? По опыту путешествий я знала, что если компания сколотилась с самого начала, то опоздавший проведет оставшиеся дни в компании с собственным «я».
   – Может, ты на поезде доедешь? Там встретимся, – Маруся начала жалеть меня. А вот этого нельзя допустить!
   – Да даже не думай! У меня здесь друзья живут. К Миле Ямбург заеду пообедать, а сейчас по магазинам прошвырнусь.
   – К Миле?! – Маруся сделала кульбит на 180 градусов. Теперь она завидовала. – Круто! У нее, говорят, суперская вилла. Бассейн, вертолетная площадка, все дела! Я бы тоже к ней поехала. Может, мне с тобой…
   – Не получится, там все заранее расписано. Повар у нее из Парижа. Он по количеству людей готовит. Неудобно будет прийти, если заранее не приглашали.
   Мое вранье произвело впечатление. Позиции были отбиты.
   Я закурила, глядя вслед Марусе, которая бежала к ресепшн. Сейчас они поедут в Монте-Карло. А я буду, как неприкаянная, шляться по городу, рискуя нарваться на счастливую чету молодоженов.
   День я провела неплохо. Мне понравились Канны. Ходила по городу, обедала на Круазетт. Невкусно, зато с видом. Устроила забег по улице Антиб. Сейл! Сейл! Магазины на набережной я отмела сразу, несмотря на скидки. Dior, Fendi, Yves Saint-Laurent с ценами, угрожающими бюджету маленького африканского государства, – это не сейчас, в другой жизни. Зато на Антиб все было демократично, и вещи попадались отличные. Я купила: двойку из кашемира, жакет с шелковым бантом, пиджак в горошек, берет, шарф. И платье, главное – платье для сегодняшнего вечера! Белый кружевной верх, завышенная талия и черная юбка до колена. Элегантное, как рояль, сказал бы мой папа.
   Когда пакеты начали вываливаться из рук, мне полегчало окончательно. Да пусть они делают, что хотят! Женятся в Каннах, разводятся в Лондоне. После забега по магазинам – не московским, где цены определяют имущественный ценз посе­тителей, а здешним, вполне человеколюбивым, несмотря на дорогой курортный антураж, – понимаешь, что мир принадлежит и тебе тоже. Миф о деньгах, на которых стоит Лазурный Берег, это миф для русских, помешанных на статусе.
   Я уселась в кафе, разложила на полу ворох своих пакетов. Над барной стойкой работал телевизор. Ухо зацепилось за знакомые слова:
   Рюсси, Куршевель, Рюсси, Саркози, Прохорофф. Я посмотрела внимательнее. На экране мелькали какие-то отели, машины, горные лыжники… Что-то про наших. Что там случилось, интересно? Кто-то упал с горы?
   – Vous êtes Russe? – спросил меня официант.
   – Oui, moi Russe! – ха, я заговорила по-французски! А думала, что твоя муа не понимай.
   Интересно, как он догадался, что я русская? По мешкам, наверное. Только русские скупают в таком количестве. Французы думают, что мы не знаем, куда девать деньги. Не объяснить им, что на самом деле мы так пытаемся сэкономить. А мне даже приятно ощущать себя этакой мешочницей – пусть думают, что деньги есть. Может, и правда будут.
   – Monsieur Prohorov est en état d’arrestation!
   Арестован? Прохоров арестован? Или я чего-то не поняла? Это что, номер два после Ходорковского? А Потанин, интересно, тоже? У нас всегда так – уедешь на пару дней, и что-нибудь случается. Без твоего надзора страна выходит из-под контроля.
   Недоглядели мы за Прохоровым. А все от бездуховности, между прочим. Вот они, ночные прогулки по девочкам, самолеты с бл…дями! Я вдруг представила, а если его вот так же возьмут, и все? И ничего не поможет. Не дай бог! Пусть лучше будет Настя. Декабристка херова! А вот интересно, могла бы я, если бы вышла за него замуж, а его посадили… О чем я думаю, господи! Я пыталась прогнать идиотскую мысль. Она немного повертелась в голове и улетучилась… Все-таки Канны не гармонировали с суровой правдой российской жизни.
   Возле отеля из микроавтобуса выгружались наши. Маруся ринулась ко мне.
   – Алена, мы суперски съездили! В Ницце были. Там магазины такие правильные… А ты, смотрю, тоже поработала. В Диоре была, есть сейчас сейл на сумки?
   – Нет, туда не дошла. Сил уже не было, – я вошла в роль успешной барышни без финансовых комплексов.
   – Слышала новость? Прохорова в Куршевеле повязали. – Марусю лихорадило от возбуждения. – Вытащили из постели с девками.
   – А кто повязал-то, наши?
   – Да прям! Нет, французы, конечно, у них же тут законы. Наши там в шоке. Уезжают все. Возмущены страшно. Представь, какое национальное унижение?! Кому Миша мешал? Делал человек людям суперский праздник… Умер Куршевель. Без наших бабок он ничто. Теперь все к Канторовичу будут ездить. Все-таки он победил. Хорошо, что мы с тобой здесь!
   Я сделала стойку на ключевое слово.
   – В смысле победил? Кого Канторович победил?
   – Да Прохоров с Канторовичем давно друг с другом бодаются за русское Рождество. Чья тусовка круче. К Прохорову всегда ездили сливки, а к Канторовичу – так, пожиже народ, те, кого к Мише не пригласили. Теперь тренд поменяется. Точно тебе говорю. Но я-то молодец, как знала, что в этом году правильно в Канны ехать!
   Вчера Маруся скулила, что надо было ехать в Андорру.
   Платье еще не успело помяться. Отлично! Сегодня я буду самая красивая. И пусть она умоется. А ему вообще ни слова не скажу! Надеюсь, что он там все-таки будет! Интересно, о чем он собирался со мной поговорить?
   В автобусе народ обсуждал историю с Прохоровым. Злорадствовал и смаковал подробности. Я молчала. Во-первых, никого из ребят я не знала, а знакомиться на второй день совместного путешествия поздно и как-то глупо. Во-вторых, мне было его жалко. Несмотря на самолеты с моделями… Несмотря на Настю. Как это, наверное, страшно – сидеть в тюрьме, хоть и французской. Там, наверное, холодно, в этой тюрьме. Почему, интересно, тюрьма ассоциируется с холодом, с шершавыми стенами, по которым стекает ледяная вода… Слишком быстрый взлет из подвального этажа, где воняет совковым дерьмом, к пентхаусу на крыше мира с панорамным обзором, чреват кессонной болезнью. А кто бы не сошел с ума? И как страшно, когда лифт срывается вниз – раз, и ты снова в ледяном подвале… Бедный Канторович… Тьфу, черт! Прохоров, бедный Прохоров. Надеюсь, его выпустят.
   Мы подъехали к огромному замку. В темноте он выглядел довольно зловеще. Вот в такой крепости держали заключенных, Железную Маску, например. Впечатление усиливали факелы, освещавшие шершавые, мощные стены. На аркой главного входа светилась корона и логотип Empire.
   Девушки в платьях с кринолинами, в буклях и с веточками белых цветов в руках, выстроились вдоль ковровой дорожки. Опустили веточки вниз и склонились в поклоне, когда мы ступили на ковер. Тут тоже самолеты с бл…дями?