Страница:
– Аленыч! – она бросилась мне на шею. – Как хорошо, что ты вернулась! Мы за тебя все тут боролись. Затуловская, конечно, сопротивлялась, но я и Аня, мы ее сломили.
Я отодвинула ее от себя.
– Смотрю на тебя и понимаю, как я соскучилась! – Островская лезла обниматься. – Ты прости, если я виновата. Но честно, Аленыч, я не хотела, чтобы так вышло.
Молодец, надо отдать Островской должное. Она играла неплохо, почти не пережимая. С пафосом, но талантливо.
– Я тоже рада, Лиич! – я погладила ее по плечу. – И даже не извиняйся. Мы уже как родные с тобой. Веришь, я, пока сидела дома, ни о ком плохо не думала. Только переживала, что вы все сейчас делаете журнал, а я сижу одна. Скучала очень. По работе и по редакции, даже по комнате этой без окон скучала.
Интересно, как это смотрелось со стороны – как монолог из производственной пьесы про принципиального директора, которого сняли с работы по наущению недоумков-карьеристов (в смысле, рейдеров-захватчиков), а потом восстановили решением областного обкома (то есть регионального отделения партии «Единая Россия»)? И вот он возвращается, с партбилетом в руке и пламенем в глазах, и все думы его – о родине, об общем деле.
Смыслом этих ритуальных танцев было то, что Лия демонстрировала свою готовность лечь под меня, а я заверяла ее, что нисколько не сомневаюсь в ее преданности. Общему делу, ха!
– Алена Валерьевна, вы когда сможете к Анне Андреевне подойти? – Люба, секретарь Волковой, поймала меня в дверях, когда мы с Лией уже входили в редакционную комнату. – Вам кофе или чай сделать?
– Чай, зеленый, с лимоном и без сахара.
– Я так рада, что вы вернулись. И Волкова рада, – интимно шепнула мне Люба, устанавливая новый уровень доверия. Отношение начальницы узнай по намерениям секретарши ее.
В кабинет к Волковой мы явились все вместе – я, Люба, мой чай и кофе для Ани.
– Доброе утро, Алена! – Аня подала к столу самую теплую из своих улыбок, которую, судя по количеству окурков в пепельнице, неоднократно разогревала на открытом огне газовой зажигалки.
На часах 11.05. Затуловская сказала бы «Добрый день», подчеркивая злостное игнорирование мною корпоративной дисциплины. Но Марины не было. И, видимо, не случайно.
– Доброе утро, Аня!
– Люба, ни с кем нас пока не соединяйте.
Сайкина тихо закрыла за собой дверь. Мы помолчали.
– Как настроение? Работать готовы? – начала Аня, закуривая.
– В принципе, да, – ответила я, пристраивая задницу к креслу напротив нее.
– Вы тоже можете курить. Мы с вами единственные, по-моему, кто здесь курит. Вы не собираетесь бросать?
– Пока нет. Еще Вера курит, – я пощупала карманы. Черт, а сигареты я оставила в сумке.
– Возьмите мои, – она протянула пачку «Парламента». – А я не знала, что Вера курит. Она – хорошая девочка. И работает, кажется, неплохо. А ваше мнение?
Чудеса. Кого здесь раньше интересовало мое мнение?
– Голикова быстро соображает. И активная. Уже дала мне работы для Лондонского конкурса, – я чиркнула Аниной зажигалкой.
– Хорошо, что вы об этом заговорили. Я знаю, у вас с Мариной были… разногласия по поводу конкурса. Так мы все решили. Аркадий Владимирович дает нам самолет. Я полечу вместе с вами.
– Здорово. – Эта была хорошая новость для журнала. Неужели что-то изменилось и мне теперь не придется изворачиваться перед рекламодателями и читателями?
– Я тоже рада. Поедем с вами, пообщаемся в неформальной обстановке. Мы, к сожалению, очень мало говорили в последнее время. Поэтому и возникло недопонимание. Когда есть доверие, гораздо проще вопросы решать.
– Согласна. Доверие – это способ вопросы решать.
Если бы еще и Канторович это понимал.
Мы затянулись одновременно и выпустили дым в лицо друг другу, как две вражеские армии напускают дымовую завесу на поле битвы, чтобы противник не заметил перегруппировки сил.
– Журналу очень повезло с вами, Алена. Мы с Мариной говорили, и она тоже со мной согласилась – у Gloss никогда не было такого главного редактора. Журнал стал интересный, и вы очень выросли за это время.
– Спасибо.
– Это не комплимент. Я вам уже говорила, – Аня вертела новую сигарету в руках. – Я Ирину очень уважаю, она многое сделала, но вы – это шаг вперед для компании.
Аня надломила сигарету и теперь крошила табак в пепельницу.
– У Полозовой в какой-то момент пропал азарт, ей стало неинтересно… Жаль. Из нее мог получиться прекрасный издатель. Я хотела ей передать свои функции. Ира – талантливый человек, а оказалась на обочине. А все характер… От характера многое зависит в карьере, ваше мнение?
Так, хозяйская армия наконец выдвинулась на передовую.
– Ну да, – ответила я, – причем от характера твоего начальника.
Аня резанула меня взглядом. Я не отвела глаз.
– Вот именно! У вас как раз такой характер. Лидерский. Вы бываете резкой, как и я. Поэтому на вас жалуются. И я считаю – это плюс. Значит, у вас есть талант руководить. Девочки у нас очень зависимые, слабые. Ими надо очень жестко управлять. Я так делаю, Марина, теперь вы… Я, Алена, тут подумала…
Пауза.
– Хочу, чтобы вы стали издателем. Хочу передать вам полномочия свои. Не сейчас, со временем. Главный редактор – это мелко для вас. Ну что там за ерунда, статьи какие-то, заголовки… Работа для литературного редактора средней руки. Таких много, любая сможет. А вы стратег, идеи у вас есть, и ответственность вы умеете брать… Вы бы хотели?
У меня была секунда на правильный ответ. Сказать – «да»?
Это могло быть подставой, если Волкова проверяла мою лояльность, выясняя, не слишком ли я амбициозна? Не тот ли я солдат, который мечтает всадить нож в спину генералу во время наступления? Сказать «нет»? Ее предложение могло быть проверкой на группу крови – хочу ли я стать своей, занять место рядом с ней и Мариной, среди людей, которых объединяет жажда власти и страсть к деньгам.
– Это могло бы быть интересно. Но… – ура, меня осенило! – …но мне надо сначала научиться быть издателем, – я подчеркнула слово «научиться».
Волкова внимательно наблюдала за мной.
– Вы молодец, Алена! Все правильно понимаете. Вы научитесь, это непросто, но у вас получится. Я не ошиблась, когда брала вас на работу.
– Спасибо, что вы во мне так уверены.
– Значит, мы договорились. Идите работайте. Если что – обращайтесь.
Я встала.
– Да, и с этого месяца зарплата у вас другая. – Она чирканула что-то на листочке. Аня всегда рисовала на бумаге суммы зарплат и гонораров. Я замечала эту манеру и у других людей, имеющих отношение к бизнесу. Не знаю, что это означает – благоговейное отношение к деньгам, о которых нельзя говорить вслух, чтобы не спугнуть, не сглазить, а только прописью, трепетно, от руки, или крестьянскую хитрость, опаску – не произнесено, значит, не обещано. Всегда можно пойти на попятный – а кто вам обещал такую зарплату?
Волкова продемонстрировала мне бумажку на манер транспаранта: +1000.
– Устраивает?
Я кивнула. И тут же пожалела.
Надо было накинуть еще. Слишком быстро я согласилась. А это все комплексы. Неуверенность в себе, которую я выжигала теперь каленым железом. Полозов рассказывал как-то историю про Минаева, владельца газеты «Бизнес-Daily». Пашу звал на Первый канал Березовский в те времена, когда газета еще не стала такой солидной и буржуазной, а на телевидение была широко открыта дверь и из этой двери отчетливо доносился запах жареных гигантских бабосов.
Минаев тогда Березовскому сказал:
– Я – дорого-о-й!
И Береза сразу назвал астрономическую сумму. Минаев сходил на телик ненадолго, быстро вернулся, чтобы не потерять собственный бизнес, и объяснял впоследствии младшим товарищам:
– Вы все лохи! Потому что называете цену. А я сказал – дорого-о-й. И сразу разговор другой!
Это был пример виртуозной торговли. Поэтому Минаев сейчас владелец огромной издательской империи, а я, как и Полозов, лохушка. Любой человек, обнаруживший намерение купить, подкупает меня уже этим намерением. Аня моментально затащила меня в свою потребительскую корзину, приманила дурочку на это «хотите быть издателем, я в вас верю».
Я вышла из кабинета с ощущением победы, но неполной и неокончательной. Не над Волковой, а над собой. И намерением в следующий раз сказать тому, кто помашет перед носом чеком: «Я – дорога-а-я!»
Первым открылось письмо, пришедшее с адреса MichailPolozov@bdaily.ru.
На ответ Полозову в стихотворной форме у меня не было времени. Из почтового ящика лезли письма девочек, желающих познакомиться. Со мной, с редакцией и Лондоном, городом эмигрантской славы, последним прибежищем негодяев.
– Лия!
– Да, Алена! – Островская теперь всегда была рядом.
– Скажи компьютерщикам, чтобы тексты на конкурс тебе в почту отправляли. Я это читать больше не буду. И в следующий номер ни одной статьи про секс не приму!
– Ну наконец-то! – оживилась Артюхова. – А то я уже замучилась рекламу расставлять. Вчера пришли рекламщики и говорят: «Не ставьте нам х…и в рекламу». А куда их ставить – х…и эти? В моду не поставишь, в красоту тоже.
В майском номере шел текст под названием «Дневник его пениса» в рамках большого секс-приложения. Пока я болталась дома, Волкова с Затуловской успели поруководить. Аня, пребывавшая в панике по поводу отсутствия главного редактора и, как следствие, креативных идей, решила воспользоваться опытом журналов Elle и Cosmopolitan, развлекающих читательниц познавательными сведениями про секс. Марина, озабоченная повышением тиражей и объема продаж, сдалась. И теперь мы делали пятьдесят страниц, посвященных высокодоходной теме …бли. Отменять было поздно – до сдачи номера оставалось полторы недели.
Тема секса моментально девальвировалась. Как в любой редакции девальвируется тема смерти, путча, цунами, чего угодно, стоит только приступить к ее промышленному производству.
Авторша из Cosmo, найденная Островской, заканчивала текст про личный опыт работы в секс-шопе и звонила мне:
– Алена, это просто чудесно! Я узнала, где чинить вибраторы. А то у меня уже два сломанных, – прогрессивная авторша не делала скидок на то, что мы с ней никогда даже не виделись.
– Может, ты просто не умеешь ими пользоваться? – предположила я в тон ей.
Мы заржали.
Островская выясняла у Артюховой, проверяя готовность номера:
– Наташ, оргазм у вас сегодня будет?
– Да, к вечеру добьем, – отвечала арт-директор.
– Спасибо тебе за это от всех фригидных женщин, – секс и у Лии активизировал чувство юмора.
Кузнецова второй день не могла отредактировать «Дневник пениса», выданный ей в нагрузку к книгам и кинопремьерам. И хотела от меня совета:
– Ален, а может быть, так: «Есть вещи, которые женщинам не понять. Мы попросили знакомого мужчину рассказать нам о его…» Ну как мне писать – рассказать о его пенисе?
– А ты пиши: мы попросили пенис знакомого мужчины. Или просто – один наш знакомый пенис, – предложила я.
– Я вообще тогда делать не буду, – обиделась Оля.
– Будешь! – сказала я. – А то Лия даст тебе сейчас текст про изнасилование. На конкурс пришел – не хочешь почитать?
Потом я, Лия и Наташа расставляли рекламные полосы так, чтобы члены и бренды не встречались друг с другом.
– Девочки, что лучше – ставить сашетку с гелем в пенисы или в здоровье? – спрашивала Островская.
– Ставь в здоровье, – говорила я.
– А я не могу позже сто семидесятой полосы их ставить. Марина убьет, – говорила Лия.
– Может, здоровье поднять, а пенис опустить? – предлагала Артюхова.
– Давайте его загоним в конец, – соглашалась я.
Лютый феминистский диалог.
– В конце светская хроника, – возражала Лия. – Я же не поставлю эту херню рядом с отчетом о Glossy People. Никуда чертов пенис не лезет!
– Девочки, не мучайте меня. Пусть реклама договаривается с этим гелем как хочет, – пыталась Артюхова отделаться от проблемы х…ев.
– Наташ, ты чего? Там семьдесят тысяч евро по году проплачено. Если надо, мы лучше из моды что-нибудь выкинем, – предлагала я.
– Из моды нельзя. Там твой отчет о Милане, – протестовала Лия.
Мы бились до последнего, пытаясь убрать восставшие на нас и торчавшие из всех щелей х…и, которые попортили гламурную красоту. Простая, как мычание, физиология плохо сочеталась с хрупким миром мечты. Я всегда это подозревала.
– Алена, вылетаем в восемь вечера. Из «третьего» Внукова. Знаете, где это? Да вы же помните, вы там были… – сообщила Аня накануне.
Как не помнить. Сюда, в аэропорт «Внуково-3», который гламурные обозреватели светских хроник называют словом «трешка», приволокла я три месяца назад мою раненую птичку.
Теперь я вела на посадку группу девушек, которых мы отбирали тщательнее, чем для полета в космос. Только крупные города, только приятная внешность. Островская запросила их фотографии по мейлу, сославшись на то, что это нужно для публикации. Я была против: главное – талант.
Но Лия меня убедила:
– Если ты Волковой приведешь уродок, испортишь себе всю поездку. И виноватой будешь ты. Тебе это надо?
В аэропорту девочки жались ко мне, как цыплятки к наседке. Я была для них человеком из другого мира, сияющим ангелом гламура, который открывает врата, клеит визы в паспорта и мостит лестницу в небо. Там, высоко, высоко, где кто-то пролил птичье молоко, их ждут гонорары, олигархи и корона британской империи. Не удивлюсь, если они ожидают от этой поездки встречи с королевой. Ну в крайнем случае, с Абрамовичем.
Я чувствовала свою ответственность гуру и вела их за собой, удерживая на лице улыбку Будды.
Аня шла впереди, стараясь делать вид, что она не с нами.
В самолете Волкова, усевшись, указала на кресло напротив.
– Алена, здесь ваше место.
– Алена Валерьевна, добрый вечер. Рады вас снова видеть, – та самая Светлана, с которой мы так памятно летели из Ниццы, склонилась надо мной. – Что вам предложить? Воду с лимоном, как обычно?
Неужели она помнит?
– Идите, Света, гостями нашими займитесь, – Аня обернулась назад, где копошились и галдели девчонки, не зная, как им себя вести. Волкову раздражало присутствие такого количества незнакомых и не равных ей по статусу людей, которых она вынуждена терпеть в близком контакте.
– Алена, сразу говорю, в Лондоне вы будете без меня с ними разбираться. Я зря, конечно, пошла у вас на поводу, надо было отменить эту поездку… Что они там никак не сядут? Светлана, принесите мне кофе!
Волкова никак не могла выбрать между желанием продемонстрировать, кто здесь хозяин, и необходимостью оказывать гостеприимство.
– Вы не волнуйтесь. Я с ними справлюсь.
– Надеюсь! Не люблю этой демократичности… Должна все-таки быть дистанция между… нами и ими. Я буду на Форуме, а вам придется водить их по городу. Вы подготовились? Экскурсовода не будет, вы помните?
Я уже три дня читала путеводители. Зря, наверное, я боролась за этот конкурс. Теперь вся ответственность ложилась на меня – любое доброе дело должно быть наказано. Я оглянулась на девушек. Они наверняка думали, что глянец – этакая большая индустриальная машина, в которую им посчастливилось присесть. Никто же не знал, что, если бы мой бедный глянцевый ангел не напрягся, растрачивая на этом деле весь свой административный ресурс, то никого Лондона бы у них не было.
Девицы наконец притихли и сидели, боясь пошевелиться. Кроме одной, Ксении, которая разглядывала салон и уже прицелилась телефоном, чтобы сфотографировать:
– Алена Валерьевна, а что это за самолет?
– Никаких снимков! Уберите! – я сделала предостерегающий жест. – Вы в гостях. Мы все здесь в гостях. Поэтому давайте будем очень ненавязчивы.
Ксения смутилась, спрятала телефон в сумочку. Луи Виттон, отметила я, откровенная подделка.
Когда я вернулась на место, Волкова перегнулась ко мне через проход.
– У вас получается даже лучше, чем у меня. Я была права!
Мне было неловко сидеть так близко от Волковой. Никогда я не любила интимную близость с начальством. Даже если закрываешь глаза, приходится контролировать выражение лица. Волкова сидела в кресле, напряженно глядя перед собой. Теребила кольцо с большим прозрачным голубым камнем. Курила. Иногда я ловила на себе ее взгляд. Почему она нервничает?
Насколько я знала, Аркадий поправлялся. Волкова скоро выпишут из швейцарской клиники, в которую месяц назад его перевели из Франции. Аня летела в Лондон в том числе для того, чтобы убедить партнеров и друзей мужа, что у него все в порядке. Потому что, если жена не у больничной койки, значит, пациент скорее жив, чем мертв.
Об этом рассказала Островская. Интернет и Лия – у меня остались два источника информации об «Интер-Инвесте». Канторович не звонил. И больше никогда не позвонит.
Накануне я набирала в Яндексе: Канторович. Компьютер выдал весь бэкграунд до копеечки:
Аня задремала. Слава богу, теперь и я могла немного расслабиться. Открыла журнал, апрельский номер, который сдавали без меня. И тут же наткнулась на две ошибки. В заголовке стояло: Harrord’s. Культовое место для настоящих it-girl.
С ума сойти! Для Лии, так любившей английские выражения, это было непростительно.
Вообще, манера всюду пихать английские слова, нагромождая их друг на друга на одном квадратном сантиметре текста, всегда казалась мне дурным тоном. Когда я только пришла в журнал, Островская дрессировала меня под глянцевый формат, заставляя заменять русские слова иностранными эквивалентами. И я, как всякий гламурный журналист, переключала регистры с латиницы на кириллицу по тысяче раз на дню.
Теперь я заставляла Лию делать наоборот, избегая, где возможно, ненужного языкового кокетства.
Английских слов в глянце и так полно. Полистаешь журналы – на одни только названия рубрик ушло полсловаря: look, backstage, fashion, beauty, must have, it-girl. Очевидный too much. Да, я тоже говорю теперь на Glossy-English.
Но мы все продолжаем терзать словарь, потому что:
1. модный английский элементарно экономит место;
2. освобождает редактора от необходимости перебирать скудный запас русских слов, описывающих глянцевый процесс;
3. в чужих словах много нужного нам пафоса и энергии (сравнить хотя бы вяловатый «образ», не в последнюю очередь завяленный учебниками по русской литературе для седьмого класса, и мощный английский look);
4. латинские шрифты смотрятся на бумаге лучше кириллических. И это самая смешная и самая гламурная причина!
В этом и заключается суть глянца – слова, за которыми должен, по идее, стоять смысл, мы превращаем в картинки, в криптограммы из букв и символов.
Теперь и я в совершенстве овладела искусством художественного рисования букв на глянцевой бумаге. Когда мы придумываем заголовок, всегда прошу Артюхову написать его дизайнерским шрифтом на странице. И даже если заголовок прекрасно подходит по смыслу, я его убиваю, если в нем есть некрасивые буквы – например «Щ» или «Ы». Тяжеловато смотрятся на глянцевых страницах слова с буквой «Ц». Да, я теперь стала почти как Винни-Пух – его расстраивали длинные слова, а меня смущают некрасивые.
Это как цензура. Цензура гламура. Любая индивидуальная мысль видоизменяется, проходя через нее, становится стандартной. Если купить три любых журнала за последний месяц, в которых разные люди описывают одни и те же события, можно обнаружить дословные совпадения. Хотя авторы – разные люди. Не исключено также, что найдутся одинаковые заголовки к совершенно разным статьям. Ручаюсь, что одновременно с Лииным заголовком «Гости из будущего» (к тексту про футуристические вещи) выйдет еще парочка таких же в других журналах.
Мысль глянцевых редакторов движется по кругу. В заголовках и текстах должны обыгрываться модные смыслы – последний фильм, название телепередачи или сериала, актуальные понятия и явления. Задача – погрузить читателя в атмосферу сладкой жизни, поэтому неплохо идут слова: Канны, Голливуд, французский, шик, глянец, модный, роскошь. И никаких грубостей и скабрезностей. Циничные игры со словом секс – прерогатива мужских журналов. В настоящем дамском глянце шуток на эту тему избегают.
Поэтому и мучилась бедняга Кузнецова, пытаясь найти синоним к слову пенис. А нет его. Отлакировать животный оргазм до состояния гламурной роскоши на уровне текста невозможно. Секс можно впихнуть в глянец только в виде картинки – поставить кадр из фильма или фотографию: она в бриллиантах, его почти не видно, только кусочек упругого зада. И чтобы торчала резинка от трусов Calvin Clain.
Нашла свое интервью с Хайди Моравец, «создателем make-up шедевров, мировых бестселлеров с логотипом Chanel, гуру мировой beauty-индустрии». Узнаю руку Островской.
– Алена!
Я отложила журнал и повернулась к Ане.
– Я все о вас думаю.
Боже ты мой! За что такая честь?
– У меня к вам предложение… Хочу, чтобы вы стали совладельцем издания. Хочу, чтобы у вас были акции!
Опа! Я была ошарашена. Ирка когда-то поднимала этот вопрос, но была жестко опущена на место. Грань, разделявшая хозяев и наемную рабсилу, охранялась бдительно.
– Это разве возможно? У вас же с Мариной бизнес! – Я не понимала, как Ане самой пришло в голову покушаться на святое.
– Это не важно сейчас. Я планирую заниматься другими проектами. А этот ваш будет. Вам ведь интересно? Я не хотела бы отдавать журнал в руки людям, которым все равно.
– Э… это как-то неожиданно. – Я не была уверена, что готова стать владельцем чего бы то ни было. – И ведь это деньги. Я же не могу акции выкупить.
Аня закурила.
– Про деньги – это сейчас не тема. Есть разные формы.
– Как не тема? Если бы я и хотела стать акционером, то не смогла бы. Это же несколько миллионов?
– Так вы что, не хотите?
Я тоже схватилась за сигарету.
– Я… я не знаю даже. Если становиться акционером, это серьезно. То есть я должна буду только этим заниматься, понимаете?
– А вы не хотите брать такие обязательства, да? Вы не готовы к тому, что это станет вашим делом навсегда, так?
Про «всегда» я никогда не думала. И уж точно не хотела, чтобы журнал Gloss стал моим последним местом работы. Интересно, чего я вообще тогда хочу? Если я не готова быть главным редактором лет десять, что я вообще делаю в этом журнале? Неожиданный Анин вопрос поставил передо мной проблему, которой я до сих пор не замечала.
– Значит, вы еще не стали глянцевой. Девушки мечтают сюда попасть, вон, посмотрите на них! А вы отказываетесь… Это же ваш шанс! Вы же не хотите все время быть зависимой? От меня или Марины, от любых людей, которые будут вас нанимать. Я думала, для вас это унизительно. Вы же гордая, Алена!
– Независимость – это не обязательно быть владельцем бизнеса. Вы же тоже зависите от других.
– Отчасти да. Но это совершенно другой уровень! И деньги другие. Вы об этом подумайте! А вообще вы меня удивили… Я была уверена, что вы хотите к нам. Хотите стать одной из нас.
– Стать одной из вас?!
Черт! Это прозвучало грубо. Волкова нахмурилась.
– Да! Такой, как я или Марина. Этого не надо стесняться, это нормальное честолюбие. Люди делятся на две категории – те, кто, и те, кого. Имеют, эксплуатируют, нанимают, называйте это как хотите. Вы из моей категории – те, кто. Я это поняла сразу. Вы тоже не любите людей.
Я отодвинула ее от себя.
– Смотрю на тебя и понимаю, как я соскучилась! – Островская лезла обниматься. – Ты прости, если я виновата. Но честно, Аленыч, я не хотела, чтобы так вышло.
Молодец, надо отдать Островской должное. Она играла неплохо, почти не пережимая. С пафосом, но талантливо.
– Я тоже рада, Лиич! – я погладила ее по плечу. – И даже не извиняйся. Мы уже как родные с тобой. Веришь, я, пока сидела дома, ни о ком плохо не думала. Только переживала, что вы все сейчас делаете журнал, а я сижу одна. Скучала очень. По работе и по редакции, даже по комнате этой без окон скучала.
Интересно, как это смотрелось со стороны – как монолог из производственной пьесы про принципиального директора, которого сняли с работы по наущению недоумков-карьеристов (в смысле, рейдеров-захватчиков), а потом восстановили решением областного обкома (то есть регионального отделения партии «Единая Россия»)? И вот он возвращается, с партбилетом в руке и пламенем в глазах, и все думы его – о родине, об общем деле.
Смыслом этих ритуальных танцев было то, что Лия демонстрировала свою готовность лечь под меня, а я заверяла ее, что нисколько не сомневаюсь в ее преданности. Общему делу, ха!
– Алена Валерьевна, вы когда сможете к Анне Андреевне подойти? – Люба, секретарь Волковой, поймала меня в дверях, когда мы с Лией уже входили в редакционную комнату. – Вам кофе или чай сделать?
– Чай, зеленый, с лимоном и без сахара.
– Я так рада, что вы вернулись. И Волкова рада, – интимно шепнула мне Люба, устанавливая новый уровень доверия. Отношение начальницы узнай по намерениям секретарши ее.
В кабинет к Волковой мы явились все вместе – я, Люба, мой чай и кофе для Ани.
– Доброе утро, Алена! – Аня подала к столу самую теплую из своих улыбок, которую, судя по количеству окурков в пепельнице, неоднократно разогревала на открытом огне газовой зажигалки.
На часах 11.05. Затуловская сказала бы «Добрый день», подчеркивая злостное игнорирование мною корпоративной дисциплины. Но Марины не было. И, видимо, не случайно.
– Доброе утро, Аня!
– Люба, ни с кем нас пока не соединяйте.
Сайкина тихо закрыла за собой дверь. Мы помолчали.
– Как настроение? Работать готовы? – начала Аня, закуривая.
– В принципе, да, – ответила я, пристраивая задницу к креслу напротив нее.
– Вы тоже можете курить. Мы с вами единственные, по-моему, кто здесь курит. Вы не собираетесь бросать?
– Пока нет. Еще Вера курит, – я пощупала карманы. Черт, а сигареты я оставила в сумке.
– Возьмите мои, – она протянула пачку «Парламента». – А я не знала, что Вера курит. Она – хорошая девочка. И работает, кажется, неплохо. А ваше мнение?
Чудеса. Кого здесь раньше интересовало мое мнение?
– Голикова быстро соображает. И активная. Уже дала мне работы для Лондонского конкурса, – я чиркнула Аниной зажигалкой.
– Хорошо, что вы об этом заговорили. Я знаю, у вас с Мариной были… разногласия по поводу конкурса. Так мы все решили. Аркадий Владимирович дает нам самолет. Я полечу вместе с вами.
– Здорово. – Эта была хорошая новость для журнала. Неужели что-то изменилось и мне теперь не придется изворачиваться перед рекламодателями и читателями?
– Я тоже рада. Поедем с вами, пообщаемся в неформальной обстановке. Мы, к сожалению, очень мало говорили в последнее время. Поэтому и возникло недопонимание. Когда есть доверие, гораздо проще вопросы решать.
– Согласна. Доверие – это способ вопросы решать.
Если бы еще и Канторович это понимал.
Мы затянулись одновременно и выпустили дым в лицо друг другу, как две вражеские армии напускают дымовую завесу на поле битвы, чтобы противник не заметил перегруппировки сил.
– Журналу очень повезло с вами, Алена. Мы с Мариной говорили, и она тоже со мной согласилась – у Gloss никогда не было такого главного редактора. Журнал стал интересный, и вы очень выросли за это время.
– Спасибо.
– Это не комплимент. Я вам уже говорила, – Аня вертела новую сигарету в руках. – Я Ирину очень уважаю, она многое сделала, но вы – это шаг вперед для компании.
Аня надломила сигарету и теперь крошила табак в пепельницу.
– У Полозовой в какой-то момент пропал азарт, ей стало неинтересно… Жаль. Из нее мог получиться прекрасный издатель. Я хотела ей передать свои функции. Ира – талантливый человек, а оказалась на обочине. А все характер… От характера многое зависит в карьере, ваше мнение?
Так, хозяйская армия наконец выдвинулась на передовую.
– Ну да, – ответила я, – причем от характера твоего начальника.
Аня резанула меня взглядом. Я не отвела глаз.
– Вот именно! У вас как раз такой характер. Лидерский. Вы бываете резкой, как и я. Поэтому на вас жалуются. И я считаю – это плюс. Значит, у вас есть талант руководить. Девочки у нас очень зависимые, слабые. Ими надо очень жестко управлять. Я так делаю, Марина, теперь вы… Я, Алена, тут подумала…
Пауза.
– Хочу, чтобы вы стали издателем. Хочу передать вам полномочия свои. Не сейчас, со временем. Главный редактор – это мелко для вас. Ну что там за ерунда, статьи какие-то, заголовки… Работа для литературного редактора средней руки. Таких много, любая сможет. А вы стратег, идеи у вас есть, и ответственность вы умеете брать… Вы бы хотели?
У меня была секунда на правильный ответ. Сказать – «да»?
Это могло быть подставой, если Волкова проверяла мою лояльность, выясняя, не слишком ли я амбициозна? Не тот ли я солдат, который мечтает всадить нож в спину генералу во время наступления? Сказать «нет»? Ее предложение могло быть проверкой на группу крови – хочу ли я стать своей, занять место рядом с ней и Мариной, среди людей, которых объединяет жажда власти и страсть к деньгам.
– Это могло бы быть интересно. Но… – ура, меня осенило! – …но мне надо сначала научиться быть издателем, – я подчеркнула слово «научиться».
Волкова внимательно наблюдала за мной.
– Вы молодец, Алена! Все правильно понимаете. Вы научитесь, это непросто, но у вас получится. Я не ошиблась, когда брала вас на работу.
– Спасибо, что вы во мне так уверены.
– Значит, мы договорились. Идите работайте. Если что – обращайтесь.
Я встала.
– Да, и с этого месяца зарплата у вас другая. – Она чирканула что-то на листочке. Аня всегда рисовала на бумаге суммы зарплат и гонораров. Я замечала эту манеру и у других людей, имеющих отношение к бизнесу. Не знаю, что это означает – благоговейное отношение к деньгам, о которых нельзя говорить вслух, чтобы не спугнуть, не сглазить, а только прописью, трепетно, от руки, или крестьянскую хитрость, опаску – не произнесено, значит, не обещано. Всегда можно пойти на попятный – а кто вам обещал такую зарплату?
Волкова продемонстрировала мне бумажку на манер транспаранта: +1000.
– Устраивает?
Я кивнула. И тут же пожалела.
Надо было накинуть еще. Слишком быстро я согласилась. А это все комплексы. Неуверенность в себе, которую я выжигала теперь каленым железом. Полозов рассказывал как-то историю про Минаева, владельца газеты «Бизнес-Daily». Пашу звал на Первый канал Березовский в те времена, когда газета еще не стала такой солидной и буржуазной, а на телевидение была широко открыта дверь и из этой двери отчетливо доносился запах жареных гигантских бабосов.
Минаев тогда Березовскому сказал:
– Я – дорого-о-й!
И Береза сразу назвал астрономическую сумму. Минаев сходил на телик ненадолго, быстро вернулся, чтобы не потерять собственный бизнес, и объяснял впоследствии младшим товарищам:
– Вы все лохи! Потому что называете цену. А я сказал – дорого-о-й. И сразу разговор другой!
Это был пример виртуозной торговли. Поэтому Минаев сейчас владелец огромной издательской империи, а я, как и Полозов, лохушка. Любой человек, обнаруживший намерение купить, подкупает меня уже этим намерением. Аня моментально затащила меня в свою потребительскую корзину, приманила дурочку на это «хотите быть издателем, я в вас верю».
Я вышла из кабинета с ощущением победы, но неполной и неокончательной. Не над Волковой, а над собой. И намерением в следующий раз сказать тому, кто помашет перед носом чеком: «Я – дорога-а-я!»
Первым открылось письмо, пришедшее с адреса MichailPolozov@bdaily.ru.
ЗЫ А я между прочим тебе уже ставку выбил! :(
Мысли свои собери все в узду
И понапрасну не охай, не ахай.
Выполнил план – и пошли все в п…ду.
Не выполнил? Сам иди на х…й!
С уважением, Михаил Полозов
Начальник отдела компаний и рынков
Газеты «Бизнес-Daily»
На ответ Полозову в стихотворной форме у меня не было времени. Из почтового ящика лезли письма девочек, желающих познакомиться. Со мной, с редакцией и Лондоном, городом эмигрантской славы, последним прибежищем негодяев.
– Лия!
– Да, Алена! – Островская теперь всегда была рядом.
– Скажи компьютерщикам, чтобы тексты на конкурс тебе в почту отправляли. Я это читать больше не буду. И в следующий номер ни одной статьи про секс не приму!
– Ну наконец-то! – оживилась Артюхова. – А то я уже замучилась рекламу расставлять. Вчера пришли рекламщики и говорят: «Не ставьте нам х…и в рекламу». А куда их ставить – х…и эти? В моду не поставишь, в красоту тоже.
В майском номере шел текст под названием «Дневник его пениса» в рамках большого секс-приложения. Пока я болталась дома, Волкова с Затуловской успели поруководить. Аня, пребывавшая в панике по поводу отсутствия главного редактора и, как следствие, креативных идей, решила воспользоваться опытом журналов Elle и Cosmopolitan, развлекающих читательниц познавательными сведениями про секс. Марина, озабоченная повышением тиражей и объема продаж, сдалась. И теперь мы делали пятьдесят страниц, посвященных высокодоходной теме …бли. Отменять было поздно – до сдачи номера оставалось полторы недели.
Тема секса моментально девальвировалась. Как в любой редакции девальвируется тема смерти, путча, цунами, чего угодно, стоит только приступить к ее промышленному производству.
Авторша из Cosmo, найденная Островской, заканчивала текст про личный опыт работы в секс-шопе и звонила мне:
– Алена, это просто чудесно! Я узнала, где чинить вибраторы. А то у меня уже два сломанных, – прогрессивная авторша не делала скидок на то, что мы с ней никогда даже не виделись.
– Может, ты просто не умеешь ими пользоваться? – предположила я в тон ей.
Мы заржали.
Островская выясняла у Артюховой, проверяя готовность номера:
– Наташ, оргазм у вас сегодня будет?
– Да, к вечеру добьем, – отвечала арт-директор.
– Спасибо тебе за это от всех фригидных женщин, – секс и у Лии активизировал чувство юмора.
Кузнецова второй день не могла отредактировать «Дневник пениса», выданный ей в нагрузку к книгам и кинопремьерам. И хотела от меня совета:
– Ален, а может быть, так: «Есть вещи, которые женщинам не понять. Мы попросили знакомого мужчину рассказать нам о его…» Ну как мне писать – рассказать о его пенисе?
– А ты пиши: мы попросили пенис знакомого мужчины. Или просто – один наш знакомый пенис, – предложила я.
– Я вообще тогда делать не буду, – обиделась Оля.
– Будешь! – сказала я. – А то Лия даст тебе сейчас текст про изнасилование. На конкурс пришел – не хочешь почитать?
Потом я, Лия и Наташа расставляли рекламные полосы так, чтобы члены и бренды не встречались друг с другом.
– Девочки, что лучше – ставить сашетку с гелем в пенисы или в здоровье? – спрашивала Островская.
– Ставь в здоровье, – говорила я.
– А я не могу позже сто семидесятой полосы их ставить. Марина убьет, – говорила Лия.
– Может, здоровье поднять, а пенис опустить? – предлагала Артюхова.
– Давайте его загоним в конец, – соглашалась я.
Лютый феминистский диалог.
– В конце светская хроника, – возражала Лия. – Я же не поставлю эту херню рядом с отчетом о Glossy People. Никуда чертов пенис не лезет!
– Девочки, не мучайте меня. Пусть реклама договаривается с этим гелем как хочет, – пыталась Артюхова отделаться от проблемы х…ев.
– Наташ, ты чего? Там семьдесят тысяч евро по году проплачено. Если надо, мы лучше из моды что-нибудь выкинем, – предлагала я.
– Из моды нельзя. Там твой отчет о Милане, – протестовала Лия.
Мы бились до последнего, пытаясь убрать восставшие на нас и торчавшие из всех щелей х…и, которые попортили гламурную красоту. Простая, как мычание, физиология плохо сочеталась с хрупким миром мечты. Я всегда это подозревала.
– Алена, вылетаем в восемь вечера. Из «третьего» Внукова. Знаете, где это? Да вы же помните, вы там были… – сообщила Аня накануне.
Как не помнить. Сюда, в аэропорт «Внуково-3», который гламурные обозреватели светских хроник называют словом «трешка», приволокла я три месяца назад мою раненую птичку.
Теперь я вела на посадку группу девушек, которых мы отбирали тщательнее, чем для полета в космос. Только крупные города, только приятная внешность. Островская запросила их фотографии по мейлу, сославшись на то, что это нужно для публикации. Я была против: главное – талант.
Но Лия меня убедила:
– Если ты Волковой приведешь уродок, испортишь себе всю поездку. И виноватой будешь ты. Тебе это надо?
В аэропорту девочки жались ко мне, как цыплятки к наседке. Я была для них человеком из другого мира, сияющим ангелом гламура, который открывает врата, клеит визы в паспорта и мостит лестницу в небо. Там, высоко, высоко, где кто-то пролил птичье молоко, их ждут гонорары, олигархи и корона британской империи. Не удивлюсь, если они ожидают от этой поездки встречи с королевой. Ну в крайнем случае, с Абрамовичем.
Я чувствовала свою ответственность гуру и вела их за собой, удерживая на лице улыбку Будды.
Аня шла впереди, стараясь делать вид, что она не с нами.
В самолете Волкова, усевшись, указала на кресло напротив.
– Алена, здесь ваше место.
– Алена Валерьевна, добрый вечер. Рады вас снова видеть, – та самая Светлана, с которой мы так памятно летели из Ниццы, склонилась надо мной. – Что вам предложить? Воду с лимоном, как обычно?
Неужели она помнит?
– Идите, Света, гостями нашими займитесь, – Аня обернулась назад, где копошились и галдели девчонки, не зная, как им себя вести. Волкову раздражало присутствие такого количества незнакомых и не равных ей по статусу людей, которых она вынуждена терпеть в близком контакте.
– Алена, сразу говорю, в Лондоне вы будете без меня с ними разбираться. Я зря, конечно, пошла у вас на поводу, надо было отменить эту поездку… Что они там никак не сядут? Светлана, принесите мне кофе!
Волкова никак не могла выбрать между желанием продемонстрировать, кто здесь хозяин, и необходимостью оказывать гостеприимство.
– Вы не волнуйтесь. Я с ними справлюсь.
– Надеюсь! Не люблю этой демократичности… Должна все-таки быть дистанция между… нами и ими. Я буду на Форуме, а вам придется водить их по городу. Вы подготовились? Экскурсовода не будет, вы помните?
Я уже три дня читала путеводители. Зря, наверное, я боролась за этот конкурс. Теперь вся ответственность ложилась на меня – любое доброе дело должно быть наказано. Я оглянулась на девушек. Они наверняка думали, что глянец – этакая большая индустриальная машина, в которую им посчастливилось присесть. Никто же не знал, что, если бы мой бедный глянцевый ангел не напрягся, растрачивая на этом деле весь свой административный ресурс, то никого Лондона бы у них не было.
Девицы наконец притихли и сидели, боясь пошевелиться. Кроме одной, Ксении, которая разглядывала салон и уже прицелилась телефоном, чтобы сфотографировать:
– Алена Валерьевна, а что это за самолет?
– Никаких снимков! Уберите! – я сделала предостерегающий жест. – Вы в гостях. Мы все здесь в гостях. Поэтому давайте будем очень ненавязчивы.
Ксения смутилась, спрятала телефон в сумочку. Луи Виттон, отметила я, откровенная подделка.
Когда я вернулась на место, Волкова перегнулась ко мне через проход.
– У вас получается даже лучше, чем у меня. Я была права!
Мне было неловко сидеть так близко от Волковой. Никогда я не любила интимную близость с начальством. Даже если закрываешь глаза, приходится контролировать выражение лица. Волкова сидела в кресле, напряженно глядя перед собой. Теребила кольцо с большим прозрачным голубым камнем. Курила. Иногда я ловила на себе ее взгляд. Почему она нервничает?
Насколько я знала, Аркадий поправлялся. Волкова скоро выпишут из швейцарской клиники, в которую месяц назад его перевели из Франции. Аня летела в Лондон в том числе для того, чтобы убедить партнеров и друзей мужа, что у него все в порядке. Потому что, если жена не у больничной койки, значит, пациент скорее жив, чем мертв.
Об этом рассказала Островская. Интернет и Лия – у меня остались два источника информации об «Интер-Инвесте». Канторович не звонил. И больше никогда не позвонит.
Накануне я набирала в Яндексе: Канторович. Компьютер выдал весь бэкграунд до копеечки:
«Интер-Инвест» повысил цену предложения за южноафриканскую GoldenPlaces до $3,9 млрд. Конкурент российского холдинга канадская компания CGF может отказаться от борьбы за актив.Значит, все у него хорошо. И мои пять копеек есть в этих миллиардах. Пока Александр Борисович боролся за светлое будущее своего капитала в Йоханнесбурге, я обеспечивала уход за его невестой. И он мог не отвлекаться от великой битвы за бабло. Ну что ж, пусть хоть кому-то будет хорошо.
Если сделка состоится, то «ЗолотоПлюс», входящая в структуру «Интер-Инвеста», обеспечит себя запасами драгметаллов на двадцать лет. Дела компании в последнее время идут в гору: цены на золото и никель на мировых рынках растут не по дням, а по часам. Второй раунд переговоров о покупке добывающей компании GoldenPlaces, который провел в Йоханнесбурге Александр Канторович, завершился успешно.
«Уже получено подтверждение от BNP Paribas и Société Générale об организации финансирования для поглощения Golden Places», – говорится в официальном сообщении холдинга. Эксперты прогнозируют, что предстоящее IPO «ЗолотоПлюс» на лондонской бирже пройдет успешно. Первоначальные оценки в $10 000 за депозитарную расписку могут быть скорректированы в сторону увеличения на 20% уже на этапе размещения заявок».
Аня задремала. Слава богу, теперь и я могла немного расслабиться. Открыла журнал, апрельский номер, который сдавали без меня. И тут же наткнулась на две ошибки. В заголовке стояло: Harrord’s. Культовое место для настоящих it-girl.
С ума сойти! Для Лии, так любившей английские выражения, это было непростительно.
Вообще, манера всюду пихать английские слова, нагромождая их друг на друга на одном квадратном сантиметре текста, всегда казалась мне дурным тоном. Когда я только пришла в журнал, Островская дрессировала меня под глянцевый формат, заставляя заменять русские слова иностранными эквивалентами. И я, как всякий гламурный журналист, переключала регистры с латиницы на кириллицу по тысяче раз на дню.
Теперь я заставляла Лию делать наоборот, избегая, где возможно, ненужного языкового кокетства.
Английских слов в глянце и так полно. Полистаешь журналы – на одни только названия рубрик ушло полсловаря: look, backstage, fashion, beauty, must have, it-girl. Очевидный too much. Да, я тоже говорю теперь на Glossy-English.
Но мы все продолжаем терзать словарь, потому что:
1. модный английский элементарно экономит место;
2. освобождает редактора от необходимости перебирать скудный запас русских слов, описывающих глянцевый процесс;
3. в чужих словах много нужного нам пафоса и энергии (сравнить хотя бы вяловатый «образ», не в последнюю очередь завяленный учебниками по русской литературе для седьмого класса, и мощный английский look);
4. латинские шрифты смотрятся на бумаге лучше кириллических. И это самая смешная и самая гламурная причина!
В этом и заключается суть глянца – слова, за которыми должен, по идее, стоять смысл, мы превращаем в картинки, в криптограммы из букв и символов.
Теперь и я в совершенстве овладела искусством художественного рисования букв на глянцевой бумаге. Когда мы придумываем заголовок, всегда прошу Артюхову написать его дизайнерским шрифтом на странице. И даже если заголовок прекрасно подходит по смыслу, я его убиваю, если в нем есть некрасивые буквы – например «Щ» или «Ы». Тяжеловато смотрятся на глянцевых страницах слова с буквой «Ц». Да, я теперь стала почти как Винни-Пух – его расстраивали длинные слова, а меня смущают некрасивые.
Это как цензура. Цензура гламура. Любая индивидуальная мысль видоизменяется, проходя через нее, становится стандартной. Если купить три любых журнала за последний месяц, в которых разные люди описывают одни и те же события, можно обнаружить дословные совпадения. Хотя авторы – разные люди. Не исключено также, что найдутся одинаковые заголовки к совершенно разным статьям. Ручаюсь, что одновременно с Лииным заголовком «Гости из будущего» (к тексту про футуристические вещи) выйдет еще парочка таких же в других журналах.
Мысль глянцевых редакторов движется по кругу. В заголовках и текстах должны обыгрываться модные смыслы – последний фильм, название телепередачи или сериала, актуальные понятия и явления. Задача – погрузить читателя в атмосферу сладкой жизни, поэтому неплохо идут слова: Канны, Голливуд, французский, шик, глянец, модный, роскошь. И никаких грубостей и скабрезностей. Циничные игры со словом секс – прерогатива мужских журналов. В настоящем дамском глянце шуток на эту тему избегают.
Поэтому и мучилась бедняга Кузнецова, пытаясь найти синоним к слову пенис. А нет его. Отлакировать животный оргазм до состояния гламурной роскоши на уровне текста невозможно. Секс можно впихнуть в глянец только в виде картинки – поставить кадр из фильма или фотографию: она в бриллиантах, его почти не видно, только кусочек упругого зада. И чтобы торчала резинка от трусов Calvin Clain.
Нашла свое интервью с Хайди Моравец, «создателем make-up шедевров, мировых бестселлеров с логотипом Chanel, гуру мировой beauty-индустрии». Узнаю руку Островской.
А.Б.: В России ваш лимитированный продукт помада Red Square (Красная площадь) линии Rouge Allure имеет огромный успех. Знаю, что эту линию вы выпускаете и еще для ряда столиц мира.Так, а это не дурной знак? Во время интервью я пропустила это мимо ушей, а на бумаге рифма между автобусами и Красной площадью смотрелась мрачновато. Надеюсь, пока мы будем в Лондоне, ничего плохого с Кремлем, тоже красного цвета, не случится?
Х.М.: Первым продуктом линии стал Red Bus цвета тех самых знаменитых лондонских красных автобусов, которых больше не существует. Мы создали ее для Лондона как воспоминание. А в России теперь продается помада Red Square.
– Алена!
Я отложила журнал и повернулась к Ане.
– Я все о вас думаю.
Боже ты мой! За что такая честь?
– У меня к вам предложение… Хочу, чтобы вы стали совладельцем издания. Хочу, чтобы у вас были акции!
Опа! Я была ошарашена. Ирка когда-то поднимала этот вопрос, но была жестко опущена на место. Грань, разделявшая хозяев и наемную рабсилу, охранялась бдительно.
– Это разве возможно? У вас же с Мариной бизнес! – Я не понимала, как Ане самой пришло в голову покушаться на святое.
– Это не важно сейчас. Я планирую заниматься другими проектами. А этот ваш будет. Вам ведь интересно? Я не хотела бы отдавать журнал в руки людям, которым все равно.
– Э… это как-то неожиданно. – Я не была уверена, что готова стать владельцем чего бы то ни было. – И ведь это деньги. Я же не могу акции выкупить.
Аня закурила.
– Про деньги – это сейчас не тема. Есть разные формы.
– Как не тема? Если бы я и хотела стать акционером, то не смогла бы. Это же несколько миллионов?
– Так вы что, не хотите?
Я тоже схватилась за сигарету.
– Я… я не знаю даже. Если становиться акционером, это серьезно. То есть я должна буду только этим заниматься, понимаете?
– А вы не хотите брать такие обязательства, да? Вы не готовы к тому, что это станет вашим делом навсегда, так?
Про «всегда» я никогда не думала. И уж точно не хотела, чтобы журнал Gloss стал моим последним местом работы. Интересно, чего я вообще тогда хочу? Если я не готова быть главным редактором лет десять, что я вообще делаю в этом журнале? Неожиданный Анин вопрос поставил передо мной проблему, которой я до сих пор не замечала.
– Значит, вы еще не стали глянцевой. Девушки мечтают сюда попасть, вон, посмотрите на них! А вы отказываетесь… Это же ваш шанс! Вы же не хотите все время быть зависимой? От меня или Марины, от любых людей, которые будут вас нанимать. Я думала, для вас это унизительно. Вы же гордая, Алена!
– Независимость – это не обязательно быть владельцем бизнеса. Вы же тоже зависите от других.
– Отчасти да. Но это совершенно другой уровень! И деньги другие. Вы об этом подумайте! А вообще вы меня удивили… Я была уверена, что вы хотите к нам. Хотите стать одной из нас.
– Стать одной из вас?!
Черт! Это прозвучало грубо. Волкова нахмурилась.
– Да! Такой, как я или Марина. Этого не надо стесняться, это нормальное честолюбие. Люди делятся на две категории – те, кто, и те, кого. Имеют, эксплуатируют, нанимают, называйте это как хотите. Вы из моей категории – те, кто. Я это поняла сразу. Вы тоже не любите людей.