Его возвращение явно стало для прятавшегося в трюме неожиданностью – он отпрянул, уже не пытаясь двигаться тихо, пара испуганных глаз блеснула в скудном лунном свете. Натан провел рукой по стене. При нем было оружие, но он знал, что его не придется применять. Такие вещи он тоже научился чувствовать.

– Не бойся, – вполголоса проговорил Натан, почти физически ощутив, как резко сгустилось напряжение после этих слов. – Я тебя не трону. И не выдам.

Движения больше не было, и глаза уже не блестели во тьме – человек забился в дальний угол, в котором сидел, когда его уединение нарушили. Натан поколебался, потом сказал:

– Плыть еще два дня. Сейчас все спят. Ты можешь выйти... если тихонько. Ты же наверняка хочешь есть... и здесь ведь крысы.

– Нет тут никаких крыс.

Детский голос. Не понять, мальчик или девочка – странный тембр, странная интонация. И ни капли страха. Причем явно не храбрится, а действительно его не чувствует.

– Нет? – переспросил Натан.

– Были. Я их... – Ребенок умолк, потом сказал – все тем же странным, бесстрастным, бесполым голосом: – Мне нельзя выходить. Они меня увидят и... опять продадут.

Натан ступил в темноту. Он ждал, что ребенок шевельнется, но по-прежнему не услышал никакого движения. А когда его ладонь обхватили крепкие холодные пальцы, вздрогнул от неожиданности.

– Побудь здесь со мной. Чувствуешь?

Натан не знал, что именно он должен чувствовать... помимо опасности – да, именно опасности; от этого ребенка исходило что-то темное, вязкое, почти осязаемой тугой волной, захлестывая и сбивая с ног. Натану захотелось высвободить руку, но он не стал этого делать.

– Как ты сюда... как ты здесь... – Он не знал, какого рода слово должен тут применить, и терялся, отчего-то боясь ошибиться.

– Они меня привезли на этом корабле в Калардин, – прошептал ребенок; теперь, когда он снизил голос, угадать по нему пол стало вообще невозможно. – И продали... хотели продать одному... а я вырвалась от них, убежала... и спряталась на их корабле. Мне надо туда. Обратно.

Натан протянул руку в темноте, наткнулся на детскую голову, покрытую свалявшейся шапкой волос. Девочка, с непонятной тревогой подумал Натан, хотя можно было перестать сомневаться уже после ее слов. Как странно – он почти хотел, чтобы это оказался мальчик... как если бы его жена разрешалась от бремени, а он гадал бы до последнего: мальчик? девочка? – и хотел бы, конечно, мальчика...

Но у него нет, и не было, и не будет жены, а этот ребенок – не его ребенок... и в этой мысли было странное облегчение.

Натан нахмурился. Слишком много странных ощущений... а он ведь даже не видел эту девочку в лицо.

– Зачем тебе в Тальвард? Ты же калардинка, – сказал он, хотя не был в этом уверен. Говорила она на калардинском чисто и без акцента, но...

– Там моя мама, – сказала девочка, и на мгновение Натана охватила уверенность, что она лжет. Только на мгновение... но ощущение было таким сильным, что он едва сдержал порыв оттолкнуть девчонку от себя. Небеса ведают почему – но он уже жалел, что поддался порыву и спрыгнул обратно в трюм, хотя собирался выбраться наружу... к свету, хотя смешно, должно быть, говорить так о ночной палубе, но по сравнению с тем, что здесь, это был свет... и дело вовсе не в качестве освещения.

– Как же твоя мама допустила, чтобы ты... – резко начал Натан, но девочка перебила его – так, словно ждала этого вопроса:

– Она не знала. Меня у нее украли. Мы вместе шли в Тарнас... В Тарнас? – вырвалось у Натана.

И он тут же пожалел об этом – потому что пальцы девочки стиснулись на его руке с такой силой, будто решили больше никогда не отпускать.

– Там некроманты. Они умеют оживлять мертвых. Мой... мой папа у них. То есть мама так думает. Что он там. Что они его забрали, чтобы оживить. Они так делают иногда, если мертвец того стоит. И мама идет за ним. Она хочет... что-то у него спросить.

Натана била дрожь. Девочка не могла не чувствовать ее – она держала его руку так крепко, что они стали будто одним целым.

– Я поеду в Тарнас за мамой, – сказала девочка, и Натан готов был поклясться, что ее глаза сузились, когда она задала вопрос, на который он уже знал ответ: – А ты пойдешь со мной?

– Пойду, – сказал Натан.

Не потому, что нам по дороге... и не потому, что у нас с твоей мамой одна цель... потому... потому что...

– Почему? – спросила девочка.

Это был странный вопрос, если она действительно этого хотела, – такой же странный, как она сама.

– Потому что мне тоже надо в Тарнас.

– Ты тоже ищешь того, кого воскресили некроманты? Да... да, наверное... проклятие, он уже не знал. Он просто ехал домой и услышал в придорожном трактире пьяный треп солдата, только что вернувшегося из тальвардской кампании. Солдат говорил про женщину, рыжеволосую женщину с черной повязкой на левом глазу, бледную, похожую на зомби, и, наверное, бывшую зомби – всем известно, тальвардские маги умеют воскрешать воинов... хороших воинов, лучших воинов... вражеских воинов. Он забыл бы об этом, но дома, уже вернувшись, не удержался от расспросов и за кружкой вина выведал у местного палача, что сталось с телом Аманиты. Тот сперва упирался, но потом оттаял – с палачами редко выпивают, все считают это дурным знаком. Это и было дурным знаком, потому что, услышав, что палач продал тело известной разбойницы проезжему колдуну, а ее могилу закопал пустой, Натан уже знал, что сделает дальше. Это было так глупо... и он все время думал про лорда Глоринделя, про его слова о том, что это надо оставить позади, уехать из этих мест... Он уехал из этих мест – выпросил отпуск у лорда Картера и уехал, зная, что не вернется, потому что направлялся во враждебную страну совсем один. Но он был готов на любую участь ради одного только шанса увидеть ее снова. Всего только один раз увидеть и... спросить...

Он словно очнулся и услышал свое дыхание – шумное, прерывистое. Переведя его, Натан накрыл ладонью пальцы девочки, сжимавшие его руку.

– Меня зовут Натан. А тебя?

– Ровена, – сказала девочка и, помолчав, добавила: – Натан, принеси мне какой-нибудь еды. Тут уже совсем не осталось крыс.


– У тебя ожоги, – сказал Глориндель. Без заботы и без сочувствия – с удивлением. Будто только теперь заметил.

Эллен сказала:

– Да.

Это был глупый, но самый удобный ответ. Эльф взял ее за руку у локтя, приподнял, осмотрел, удивленно хмыкнул.

– Они что, не болят?

– Конечно, – сказала Эллен так, словно он не понимал очевидных вещей. Глориндель вскинул голову, метнул в нее сердитый взгляд. Эллен потупилась, взяла флягу с вином, осторожно полила вздувавшуюся волдырями рану. Она смотрела на темную струю, а не на лицо Глоринделя, но кожей чувствовала его горящий взгляд.

– Проклятие, что это такое? – наконец вырвалось у него. Эллен подняла глаза.

– У меня к вам просьба, милорд. Вы не могли бы посмотреть, есть ли ожоги у меня на спине? Их тоже надо промыть.

– Проклятие, ты что, сама не знаешь?!

– Не знаю. Я же их не вижу, – рассудительно сказала Эллен и, встав, потянула шнурок на лифе.

Тальвардский эрьелен Глэйв был прав: жизнь при дворе сделала ее не в меру развратной, и раздеваться она умела быстро. Во всяком случае, остановить ее эльф не успел. Эллен стянула через голову пропаленную сорочку, отбросила, повернулась к Глоринделю спиной, не слишком торопливо, давая ему возможность вдоволь напялиться на ее грудь – пожалуй, лучшую часть ее тела.

– Есть?

– Что?.. А... тут немного, возле шеи, – ошарашенно ответил Глориндель.

– Ах, ну да. Я же упиралась спиной в горящий стол... – спокойно сказала Эллен и протянула ему флягу. – Полейте, милорд, мне не с руки.

Он был слишком потрясен, чтобы спорить – хотя (вскоре Эллен поняла это) в другое время велел бы ей убираться в преисподнюю. Он был аристократом, этот эльф. Он недолюбливал людей и больше всего на свете ненавидел оказывать кому-то услуги. Даже мысль о том, что он может потребовать ответной, его не грела.

– Вот проклятие... – бормотал он, и Эллен тихо улыбалась, чувствуя, как щекочет спину льющееся по ней вино. – Ты ведьма, что ли?

– Нет. Но если бы я и была ведьмой – вам бы порадоваться этому. Я ведь вытащила вас из огня.

Ей показалось, она услышала, как эльф клацнул зубами.

– Не вытащила, а выпустила, – процедил он и со стуком поставил флягу на стул. – Довольно с тебя, одевайся.

«Вы смущены моей наготой, милорд? » – подумала Эллен, улыбаясь, но предпочла оставить эту мысль при себе. Вместо этого она сказала:

– Как же вы в таком случае позволили себя запереть?

И это, возможно, был ненамного более удачный вопрос. Эльф нахмурился, скрестил руки на груди, будто собирался защищаться.

– Это не твое дело, женщина.

– Простите мою неучтивость, милорд.

Насмешка в ее голосе была слишком явной, и эльф выругался, да, выругался, а не ударил – он в самом деле был в растерянности. Эллен чувствовала это и, еще не зная толком, чего ждать от этого человека, стремилась использовать всю фору, которую ей дало его смятение. Одни небеса ведают откуда, но она уже тогда знала, что они долго пробудут вместе.

– Я спал, – раздраженно бросил эльф. – Ясно тебе? Перебрал накануне и уснул. Не слышал, как загорелся дом. А в этой проклятой гостинице в спальное крыло только один проход ведет. Выбежали все, кроме этого щенка, ну и я тоже не успел. Все, или еще вопросы?

– Почему вы не убили человека, из-за которого чуть не погибли сами? – невозмутимо зашнуровывая лиф, спросила Эллен. – Разве не это делают эльфы, когда их оскорбляет смерд из нашего племени?

Глориндель посмотрел ей прямо в глаза. А потом вдруг улыбнулся. Коротко, колко – и с едва уловимым удовлетворением.

– Кажется, нам пора поговорить, – сказал он и сел за стол. Сейчас?..

– Почему нет? Хотя если ты спешишь – держать не стану, проваливай.

– Я просто... – Она умолкла, покачала головой. Не в ее положении диктовать условия, спору нет. Она была рада уже тому, что Глориндель согласился предоставить ей место для отдыха. Впрочем, она не просила его об этом. Просто назвала его по имени – там, у догорающего дома, из которого они только что вышли вместе. И не успела даже заметить, изменилось ли его лицо, он просто взял ее за руку и молча потащил в другой конец города, туда, куда затихающее пламя не успело добраться. Без сомнения, он не считал это услугой... просто, видимо, ему было что-то нужно от Эллен.

И теперь, похоже, пришла пора узнать, что именно.

– Ладно, хватит юлить, женщина. Рассказывай, кто ты такая. И откуда меня знаешь.

– Я Эллен Тансен. Горничная вашей невесты, миледи Рослин.

Он, кажется, не был удивлен – во всяком случае, сумел это скрыть.

– Та-ак, – протянул эльф. – И что же ты, служанка калардинской княжны, делаешь в тальвардском порту?

– Сопровождаю мою леди, милорд. Глориндель немедленно вскинулся.

– Она здесь?!

– Нет... уже нет.

– А где? Проклятие, как вообще вас сюда занесло?! Вы были одни? Она жива? Отвечай, бес тебя задери!

– На какой из ваших вопросов, милорд? – беспечно спросила Эллен, и тогда он ударил ее.

А у господина Глоринделя крутой нрав, подумала Эллен, поднимая голову и сглатывая кровь. Как-то вам это понравится, моя маленькая госпожа?

– Если вы будете бить меня, я ничего вам не скажу.

Он, кажется, обомлел от такой дерзости. Эллен утерла губы, оставив на изодранном рукаве кровавый след, и заговорила:

– Как я понимаю, вы здесь, чтобы разыскать ее, милорд. Я одна знаю, где леди Рослин. И могу отвезти вас к ней. Но только вы не должны вести себя со мной как с уличной девкой. Я дворянка. И я прошла через ад, чтобы привести вашу невесту сюда.

– Привести сюда?! Зачем?

– Она велела мне. Я присягала на верность ее отцу. Глориндель снова выругался – на этот раз сквозь зубы и... как будто удивленно. Словно внезапно вспомнил что-то, к чему решил не возвращаться.

– Ну а ей тут что понадобилось?

– Она направлялась к тальвардским некромантам. Хотела учиться у них. Что-то мелькнуло в его глазах – то ли изумление, то ли тревога, и Эллен подумала: а он ведь не знал.

– Вы не знали? – эхом откликнулась она на свои мысли. – Не знали, что женитесь на маленькой ведьме?

– Это не имеет значения, – отчеканил эльф. – Где она? Вы поедете туда со мной, – улыбнулась Эллен. – Я вам покажу.

– Ты мне не нужна.

– Охотно верю, но вы нужны мне. Я больше не хочу, чтобы меня насиловали через каждые пять миль.

Он бросил на нее внимательный, словно оценивающий взгляд – хотя оценивал явно не ее женскую привлекательность. Скорее пытался понять, говорит ли она правду... и как можно говорить такую правду столь спокойно.

– Больше не хочешь? – вдруг повторил Глориндель и желчно усмехнулся. Перед глазами Эллен мелькнула передернутая дымкой картинка: эта улыбка среди беззвучно шелестящей травы и жесткие глаза, неодобрительно глядящие на нехорошо усмехающиеся губы...

Эллен моргнула.

– Больше не хочу.

– А раньше хотела?

– Можно и так сказать.

Эльф хмыкнул. Эллен видела, что продолжает его удивлять, и знала, что это хорошо. Она не могла заставить его взять ее с собой даже шантажом, но он охотно поедет с ней, если сочтет, что она может его развлечь. Пусть и не так, как обычно женщины развлекают мужчин... хотя Эллен согласилась бы и так: он был неимоверно красив.

– Хорошо. Так куда мы поедем?

– Поплывем. Это... морем. В город, где живет один некромант. Миледи Рослин отправилась к нему.

– Уже без тебя?

– Она сказала, что я ей больше не нужна, – просто сказала Эллен. – Я не смела навязываться.

– Ты отпустила одиннадцатилетнюю девчонку хрен знает куда одну, – кивнул Глориндель. – Да я спорить готов, что она уже мертва.

– Вы, я вижу, не слишком этим обеспокоены...

– Не знаю, – рассеянно обронил он. – Если в мое отсутствие тальварды возьмут Калардин, это уже будет не важно.

– В ваше отсутствие?

– А ты не знаешь? Ваш князь убит. Я потому и вынужден был самолично направиться на поиски вашей маленькой идиотки. У меня нет времени ждать, пока ее отыщут эти раззявы, которых отрядил за ней князь, да пока назад привезут. Законы эти ваши, мать их... Если она не станет моей женой до новой луны, трон Калардина будет считаться свободным и перейдет к младшей ветви королевского рода. У вас ведь нет женского наследования... проклятие...

– Это плохо? – с иронией спросила Эллен: почему-то ей казалось, что он должен быть женоненавистником.

– Весьма, – мрачно ответил эльф и взглянул на нее. – Ты, однако, не слишком опечалена смертью своего сюзерена.

– Меня теперь мало что способно опечалить, – сказала Эллен. – А что же война? Кто поведет армию без князя?

– Какую армию? – поморщился эльф. – У вас остались одни недобитки. Мне пришлось приказать своим сотням выступить против Тальварда. Это риск, разумеется, – если девчонка уже мертва, но выбора не было... Впрочем, с чего я это тебе рассказываю...

– Мне интересно, – пламенно заверила Эллен и расхохоталась, когда его лицо вытянулось в ответ на новую наглость. – Простите, милорд! Я просто все еще не отошла от того, что случилось... и поверить не могу, что встретила вас. Если бы чуть раньше... Только почему же вы путешествуете совсем один? Разве и это велят наши глупые законы?

– У меня были сопровождающие, – хмуро сказал Глориндель. – Но мы напоролись на тальвардов... кажется, я один ушел живым.

– То есть сбежали живым? – уточнила Эллен.

Он снова ударил ее. Какой гневливый у нее теперь князь... Эллен встала. Она, наверное, была смешна – измотанная двухнедельным бродяжничеством по портовому городу, в драной одежде, растрепанная, грязная, покрытая волдырями и свежей кровью – и с таким возмутительно гордым взглядом, с такой дерзостью в движениях и словах... Обезоруживающей дерзостью, поняла она, когда заговорила – и эльф не велел ей умолкнуть на первом же слове.

– Милорд, я повторяю последний раз: не смейте меня бить. Иначе я уйду, и можете искать вашу невесту сами. Сомневаюсь, что вы поспеете до новой луны.

Он молчал. Знал, что у него нет выбора, кроме как верить ей – и выполнять ее условия. И Эллен видела, до чего же это его злит. Он хмурил красивые брови, кусал изящные губы и судорожно стискивал скрещенные руки на груди... Прекрасный эльфийский принц. А она, низкородная человеческая оборванка, стояла над ним, как палач, и знала, что он в ее власти.

Последняя мысль отозвалась в ней чем-то странным – как будто легкое ощущение бывшего прежде.

– Чего ты хочешь? – резко спросил эльф и встал – видимо, его слишком раздражало столь явное ее превосходство.

– Я должна привести себя в порядок и отдохнуть. Завтра мы двинемся по следу моей госпожи. И если вы не будете делать глупостей, то успеете найти ее.

– Послушай, женщина... – В его голосе зазвенела угроза.

– Что? – мягко улыбнулась Эллен.

Он хотел сказать что-то – и не стал. Только снова выругался:

– Чума на твою голову...

И снова ее кольнуло что-то, смехотворно напоминающее обиду. И в то же время она подумала с отчетливым оттенком торжества: «Вот так с ним и надо. Только так. Взять за горло и... »

И вы отвезете меня в Тарнас, господин Глориндель. Я две недели сдыхала в этой помойной яме, пытаясь пробраться на корабль, а теперь вы с комфортом доставите меня туда. И хоть мы не найдем там миледи Рослин – кого это волнует? Уж точно не меня. И что будет с вашим троном, с Калардином – мне наплевать. У меня есть цель, и важно только это.

Слышишь, Рассел – теперь у меня есть цель.

– Постой, но откуда ты знаешь меня в лицо?

Эллен обернулась. Еще раз окинула его взглядом, любуясь безупречным эльфийским телом. Намного лучшим, чем оно казалось сквозь мутную дымку дурмана...

– Я видела вас во сне, милорд, – шепнула она и снова рассмеялась, увидев возмущение в его глазах.

Ей нравился этот эльф. Он ей очень нравился. Ему было так легко лгать.


– Проклятие, ты уверена, что именно эта гостиница? – вырвалось у Натана. Часть сознания тут же укорила его, что он выругался при ребенке, а другой частью он понимал, что ребенок отнюдь не столь невинен. Натан понял это еще на корабле, в трюме, не видя ее, по одному только прикосновению, – и сейчас, при свете дня, глядя ей в лицо, все больше в этом убеждался.

Она ему кого-то мучительно напоминала.

– Уверена, – сказала Ровена и крепче стиснула его руку. Натану не нравилось, когда она так делала; ему нечасто приходилось возиться с детьми, но в этой судорожной, почти яростной хватке не было ничего детского, ни тени беспомощности и немой мольбы о защите. Скорее походило на то, что она держала его, боясь, как бы он не сбежал. В других обстоятельствах это показалось бы ему смешным. Или, может быть, жутким.

Но сейчас он лишь пожал плечами и шагнул в дверной проем.

Гостиница была паршивая. Натан понял это еще снаружи; заплеванный пол с гнилой соломой и стойкий запах кислых винных паров, смешанный с вонью блевотины, укрепил его в этом мнении. В таких забегаловках обычно ночуют заезжие контрабандисты, а не дворянки с дочерьми, пусть даже беглые. В том, что девчонка голубых кровей, Натан не сомневался – благо повидал таких на своем веку немало. И в том, что она бежит, – тоже. Только вот от кого...

Или за кем, вдруг подумал он. Мысль отчего-то не казалась совсем уж невероятной.

– Так, значит, здесь ты останавливалась со своей мамой? – спросил Натан, стараясь, чтобы в голосе не отразились обуревающие его по этому поводу сомнения. Девочка кивнула – быстро, твердо и уверенно. Кажется, и правда не врала. Удивительное дело – Натан знал ее неполные три дня, но, похоже, уже мог без особого труда распознать ее ложь. И это отнюдь не из-за детской непосредственности... если бы.

Просто все же напоминала она кого-то, невыносимо напоминала – и, кажется, того человека он знал хорошо...

– Ну ладно, – проговорил Натан. – В какой комнате? Заберешь свою вещь, и убираемся отсюда.

Он сам не знал, почему потащился через полгорода в бедный квартал, выполняя прихоть девчонки, утверждавшей, что в этом гадючнике она забыла нечто очень важное. Натан даже оставил при себе мысли о том, сколько успел выпить нашедший пропажу на те деньги, что выручил за нее в ближайшей подворотне. Он не знал, что именно потеряла странная девочка, но в городах вроде Врельере тянут все, что плохо лежит. В давние времени Натан немало поошивался в подобных местах.

К его разочарованию, оказалось, что хозяин отлучился, а заменявший его рябой подросток пускать незваных гостей наверх наотрез отказался. Говорила с ним Ровена – спокойно, уверенно, и он, кажется, даже воспринимал ее всерьез; впрочем, это как раз Натана уже не удивляло. Сам он тальвардский более или менее понимал, но изъяснялся с трудом, поэтому без пререканий предоставил Ровене возможность вести переговоры. Тем более что это ведь было нужно ей, а не ему.

Проклятие, а что все-таки нужно ему? Здесь, в этом вонючем сарае, с этой странной девочкой? И совершенно, абсолютно не важно, кого она ему напоминает...

Небеса, третий раз за пять минут. Внезапно он разозлился.

Ну да. Она была похожа на Глоринделя. Хрен знает с чего он это решил, но так и было. Он почувствовал это еще в трюме, там, в темноте. И именно поэтому согласился взять ее с собой.

Вернее, решил пойти с ней. Вела-то пока что она.

– Натан?

Он едва не подскочил от неожиданности – проклятие, даже интонации те же! Что за чушь... Что общего может быть у сволочного эльфийского аристократа и маленькой безумной оборванки?

– Что? – резко спросил он. Ровена смотрела на него снизу вверх – мягким взглядом, черным и вязким, как трясина.

– Я сказала, что нам надо подождать. Тут, в зале. Ты что, не слышал? Возьми мне сидра.

– Ты еще мала для сидра, – быстро сказал Натан, радуясь возможности отвлечься от этих диких мыслей.

Ровена посмотрела на него очень странно. Потом молча пошла в дальний угол зала. На ней был короткий плащ с капюшоном, который Натан отдал ей, когда они сошли на берег: надо было хоть как-то прикрыть лохмотья, в которые превратилось ее платье, а то Натан опасался, что его, идущего рядом с ней, примут за насильника. Натану этот плащ доходил до бедер, а девочке – до пят, волочась по полу. Она шла неторопливо, гордо выпрямившись, и со спины ее фигура в складках плаща и этот капюшон вызывали мучительное чувство бывшего прежде... Да это был попросту вдвое уменьшенный в размерах Глориндель, истинно так.

Натан уже собирался впасть в отчаяние по поводу своей паранойи, когда вдруг заметил, что в углу, в который решительно направлялась Ровена, валяется вусмерть пьяный мужик. В два шага преодолев разделявшее их расстояние, Натан схватил девочку за плечо, рванул назад. Он почувствовал под пальцами ее худенькое, костлявое плечико, захрустевшее в его стальной хватке, и наваждение мгновенно схлынуло. На его место пришло чувство вины. Ну да, эльфийского недоноска можно было еще и не так тряхнуть. Он же все-таки здоровый мужик, пусть и аристократишка.

«А ты кто, ведьма? » – вдруг подумал Натан, когда Ровена обернулась, посмотрела на него и сказала:

– Пусти.

И – вот странно, Натан готов был поклясться, что она ему это уже говорила.

Он молча поволок ее в сторону, в противоположный угол зала. По счастью, время было раннее, и посетителей оказалось немного.

– Что ты себе позволяешь? – прошипела Ровена. Натан указал на распростертое в углу дурно пахнущее тело.

– Не лучшая компания для молодой леди, тебе не кажется?

– Я хочу сидеть там.

– Мечтаешь, как бы кто облевал твои изящные ножки?

– Мне нравится там!

Что за детское упрямство... Странно, у нее оно казалось куда менее естественным, чем у Глоринделя.

А с господином эльфом ведь пришлось повозиться...

– Нравится? – вдруг резко сказал Натан. – Хорошо. Ты сама так решила.

Он пошел в дальний угол, отодвинул скамью, сел на дальнем от пьяницы краю, вытянул ноги, сцепил пальцы на затылке. Несколько мгновений Ровена стояла будто в нерешительности, потом подошла. Хотела что-то сказать – может быть, попросить его пододвинуться, – потом молча села, оказавшись в шаге от сопевшего на полу пьянчуги. Натан махнул мальчишке за стойкой.

– Вина, парень! И сидра!

Странно, почему она захотела сесть здесь? Или сначала тоже не заметила неприятного соседа? А когда заметила – не изменила решения, потому что всегда делает то, что намеревалась с самого начала?..

Получив заказ, Натан душевно приложился к бутылке, пренебрегая стаканом. Ровена покосилась на свой сидр, потом сказала:

– Налей мне.

«Дворяночка не из низших родов», – подумал Натан, а вслух проговорил:

– Чтоб мне провалиться в тот день, когда я буду спаивать невинное дитя. – И, когда она полыхнула в его сторону возмущенным взглядом, добавил: – Ты же вроде не безрукая.

Он сам удивился тому, до чего же его порадовал этот взгляд – совсем обычный, исполненный детской преувеличенной обиды, – и тому, какую ностальгию он почувствовал. Оказывается, он успел соскучиться по таким взглядам.

«Маленькая злая эльфийка», – улыбаясь, подумал Натан, глядя, как она наливает густой, кисловато пахнущий сидр в чашку. Немножко неуклюже, все еще подрагивая от возмущения. Явно не привыкла сама себя обслуживать. Натан уже думал, что она вполне справится, когда Ровена вдруг тонко вскрикнула и выпустила бутылку. Сидр выплеснулся на стол и Ровене на колени; Натан хотел было выругаться – ну и впрямь безрукая! – когда вдруг услышал хриплый стон из-под стола, увидел медленно высовывающуюся над столешницей лохматую макушку, и все понял.

– Он за ногу меня схватил! – в панике пробормотала Ровена и дернулась, собираясь вскочить. Натан проворно схватил ее за плечо, надавил, с размаху усадив на место.