благочестием. Верно, в его натуре сказалась религиозность матери и сестер.
Женщины любили его слепо, как любят в семье младших болезненных детей:
подобная любовь с годами становится невыносимой, мужчина на глазах
превращается в слюнтяя, если не в кого похуже. Иисуса от такой судьбы
уберегла натура, склонная к мистицизму, однако непрактичность в делах
житейских навсегда осталась его уделом. Рассказывали, ребенком он никогда не
принимал участия в мальчишеских шалостях и драках, а когда подрос,
сторонился ровесников обоего пола, хотя отличался привлекательной внешностью
и соседские девицы всячески исхитрялись привлечь его внимание.
Скорее всего, он не робел их, просто не желал входить в общение с
женщинами, коих в избытке хватало в собственном доме, а влекло его и слагало
характер иное - тяга к тайному знанию.
Старый хазан всемерно поощрял склонности мальчика и взял к себе в
помощники. Ученик переписывал тексты для школьных занятий и обучал самых
младших адептов. Конечно, хазан злоупотреблял рвением юноши, за работу не
платил, но труды не пропали втуне, Иисус углубил знание священных текстов и,
возможно, тогда и сделал списки со свитков для себя, если не всех, то
большей их части.
В кропотливых занятиях проводил Иисус дни, а постоянные набожные мысли
отнюдь не способствовали охоте к развлечениям. Оттого-то молодежь и
подшучивала над ним - грубоватым, буйным парням наука была ни к чему, а
поведение Иисуса казалось беспримерным чудачеством.
Насколько удалось уловить из иных признаний, девушки не разделяли
такого мнения, может, потому что Иисус держался от них подальше (поведение
для мужчины беспроигрышное), то ли оттого, что женщины инстинктивно
чувствуют людей божьих. Старухи говорили об Иисусе с глубоким почтением, а
когда удавалось вызвать их на воспоминания, не жалели похвал добродетелям и
благочестию его. Безупречный образ учителя в младые лета, сознаюсь, не
очень-то меня радовал, я упорно доискивался какого-нибудь забытого любовного
приключения, и случись хоть намек на это, всенепременно вышло бы все наружу,
ибо, как говаривал Сократ, женщине легче удержать на языке раскаленный
уголь, нежели тайну.
25. Через два года Иисус утратил своего учителя - старый хазан умер, а
новый не хотел держать умного помощника. Мать вознамерилась отправить его в
Тивериаду, в школу соферим, однако домашние обстоятельства
воспрепятствовали. Оба старших брата женились, обзавелись собственными
домами, третий копил деньги на женитьбу. Иуда не обинуясь объявил: не
желает, мол, впредь работать на дармоеда, пускай Иисус либо возьмется за
работу, либо убирается из дому. Тогда-то Иисус и выложил: дает обет
назорейства и удаляется в Иудейскую пустыню, дабы посвятить себя господу.
Что вскорости и осуществил.
26. Стародавний обет назорейства соблюдался в ритуальной
воздержанности. Употребленное мною латинское название - транскрипция
греческого, происходит же оно от древнееврейского слова назир, что означает
приблизительно то же самое, что consecratus {Посвященный богу (лат.).}. О
славном назорее божием Самсоне, иудейском Геркулесе, в Книге Судей написано
следующее: ангел господень возвестил ему, да не коснется бритва головы его и
да не вкусит он от виноградной лозы, не пьет вина и сикера, не ест
нечистого.
Обет давали на один, два, три и более лет, обряд сопровождался
дополнительными тайными клаузулами, в тайне сохранялась и причина посвящения
неофита. Приносили обет и разрешали от него в иерусалимском святилище, а
стоило сие немалых денег - сопровождалось принесением жертвы всесожжения.
Иосиф Флавий, вечно путающий самые простые вещи, упоминая о назореях - в
связи с возвращением Агриппы, после освобождения его из узилища Клавдием, -
сообщил: "По прибытии в Иерусалим принес (Агриппа) благодарственные жертвы,
не упустив ничего, предписанного Законом. Потому и повелел многим назореям
срезать волосы".
Ничего подобного Агриппа не мог повелеть, не восстановив против себя
весь народ, стрижение волос и возложение их на жертвенный огонь определялось
сроком обета. Решение же целиком зависело от назорея, а в сущности, от
самого бога, не от монарха, будь он самим римским кесарем; ни один назорей
не подчинился бы такому повелению, хоть четвертуй его: фанатики веры,
назореи предпочли бы смерть позору нарушения обета. Ну, а что до Флавия, не
стоит им заниматься, я и сам толком не понимаю, почему меня так раздражает
этот лжеугодник и предатель.
Избранные Иисусом путь совершенства и место пребывания отнюдь не были
капризом или случайностью. В те времена многочисленные предшественники
Иоанна, о коих уже сказывал, вели отшельническую жизнь в оазисах по берегам
Иордана и Мертвого моря, так что в пустынях проходу не было от анахоретов.
Отшельничать уходили из разных сект, в основном ессеи, о них Флавий сообщает
столь же многословно и путано, сколь и о прочем.
27. Так вот, ессеи не были единой сектой, фракции различались не только
философией, но и образом жизни. Назореи не женились, жили назорейским
укладом, в замкнутых общинах по окраинам цивилизованного мира.
Держались наставлений Иоанна, а с его кончиной объединились в
обособленную секту, впоследствии весьма недоброжелательную, даже враждебную
секте Иисусовой, возникшей после его смерти. Носрим, или назореи, название
свое вели не от обрядов, идентичных или по крайней мере близких ритуалам
назорейским, а от еврейского слова "назар", что значит "оберегать" (тайну).
После Иудейской войны, когда все понятия основательно смешались,
немногочисленных сторонников Иисуса тоже стали называть назореями - они
тщательно оберегали свою тайну, а возможно, и потому, что обе секты то и
дело объединялись. Именование привилось, пустило корни, так что в иных
греческих сочинениях частенько встречаю название по аналогии с ним селения,
где якобы родился Иисус, - Назарет. Наверняка измыслили сие люди, никогда в
Галилее не бывавшие. Я же ездил в упомянутое селение. И клятвенно заверяю
тебя, оно называлось совсем по-иному, а деревушка ничем не была
примечательна ни до, ни после Иудейской войны.
Центр ессеев (а главенство его признавали, мнится, все без исключения
секты) находился тогда в укрепленном строении, почти в десяти стадиях от
западного побережья Мертвого моря и в пятидесяти пяти стадиях на юг от
Иерихона. Старое строение, разрушенное землетрясением того года, когда
Октавиан разбил Антония при Акциуме, заново воздвигли.
Эремиты, отшельничавшие на берегу Мертвого моря, называли себя сынами
света или сынами правды, сынами милости, сынами благоволения божия, святыми,
сотоварищами, эвионим (бедными), избранными и так далее в том же духе. Вели
автаркическое хозяйство в ближайших оазисах, основали свою религиозную школу
и переписывали священные книги.
К этой теме я вернусь и займусь ею подробнее, пока же ограничусь
некоторыми замечаниями, дабы ты понял мотивы Иисусова решения. Так вот,
ессеи всех оттенков, особенно в самых ортодоксальных общинах, проповедовали
мессианские идеи, а пришествие мессии много зависело, их разумением, от
морального возрождения народа. В школе и текстах на все лады дискутировалась
эта проблема, и хотя их философию не признавали ни соферим, ни саддукеи, в
простонародье они пользовались большим уважением, тем паче сами ессеи - и
отшельники, и обитавшие в селениях - воплощали на деле свои моральные
установления.
28. Побывал ли Иисус у сынов света, не знаю, ни в самом начале, ни
позже не заметил, чтобы он пытался заимствовать их обычаи для своих присных.
Да и этика Иисусова совсем иного склада, на мой взгляд, даже
противопоставлена ессейским законам.
Разумеется, я имею в виду его оригинальные убеждения, а не то, что ему
ныне приписывают, и даже, смею упорствовать, он вполне сознательно уклонялся
от их философии, а посему допускаю, что Иисус некоторое время провел у
назореев.
Принеся в святилище обет, он, возможно, год, два или более провел на
Иордане у кого-нибудь из благочестивых анахоретов, иначе, один в пустыне, он
вряд ли выжил бы при своей неприспособленности. Позже, по истечении срока
обета, прельщенный общинной библиотекой и возможностью занятий, и еще
замешкался у сектантов. Однако весьма сомневаюсь, выдержал ли он весь
двухгодичный срок: тяжелый физический труд, обязательный у назореев, суровая
дисциплина иерархического послушания едва ли пришлись ему по нраву.
29. Подобные догадки - особо оговариваю, все сие одни только догадки -
навели меня на мысль, может, там-то Иисус и познакомился с Иоанном или
случайно услышал о новом пророке, который, по всей видимости, в начале своей
пророческой карьеры отличался либеральной снисходительностью, снискал,
особенно среди простого люда, немалую славу, иначе отколе бы взялись толпы
заступников его. Тяжко, однако, питаясь кореньями и акридами, изнемогая от
зноя и коченея холодными ночами, долго поддерживать спокойствие духа, буде к
тому же спокойствия нету в характере. Оттого, верно, Иоанн, ума язвительного
и негибкого, не терпел среди своих близких никакой оппозиции. У меня имелись
основания полагать, что тут-то и сидела заноза разногласий между ним и
Иисусом.
Вспоминая порой о сем коршуне пустыни, Иисус скупился на добрые слова,
чаще отмалчивался, а если что и говорил, то весьма саркастически.
Воспротивился он и крещению учеников своих, принятому и ессеями и Иоанном,
хотя приверженцы Иоанновы, приведенные к нам Андреем, усиленно домогались
оного.
30. В родное местечко вернулся Иисус после десятилетнего отсутствия.
Приняли его поначалу доброжелательно, как мужа в некоем смысле святого, пока
не начал он пророчествовать и проповедовать, будто по меньшей мере
взысканный самим Илией. За работу он снова не взялся, а время убивал, по
разумению людей деловых, на пустые тары-бары и снова оказался в разладе с
Иудой. К тому же хазан и старейшины синагоги завели интриги и попросту
ославили Иисуса маньяком. Об этом люди говорили со мной неохотно, намеками,
будто о чем постыдном, посему не стану приводить доводов ни за, ни против:
одно важно - Иисус быстро покинул родное селение и вконец разошелся с
земляками.
31. Ты верно, мой друг, заметил - до сих пор не коснулся я ни царской,
ни божественной генеалогии Иисуса, о чем трактуется подробно в сочинениях,
почитаемых Иисусовой сектой, дабы утвердить повсеместно его культ; однако в
ту пору, о коей речь, ни мне, ни кому другому и на ум не всходило, что через
два-три десятка лет доведется читать подобные бредни.
Ты любопытствуешь узнать сколь можно более - я привожу единственно мои
тогдашние мотивы розысков и их плоды. Я четко отделил весьма основательные
домыслы от собранных фактов; говоря языком юристов, их можно поставить под
сомнение как улики косвенные, но, с другой стороны, улики эти отнюдь не
высосаны из пальца.
В моей библиотеке собрано почти все, что до сей поры понаписали об
Иисусе. Это не литература в полном смысле слова, по моему заключению, списки
служат лишь на потребу разным общинам Иисусовой секты, а иные из них -
просто тайные писания, со тщанием укрываемые от непосвященных; однако все
идет к тому, что вскорости какой-нибудь историк нового культа вслед за
Плутархом из Херонеи, одарившим нас в "Сравнительных жизнеописаниях"
мифической историей достославных мужей, попытает свои силы в столь же
фантастичной биографии учителя. Я вознамерился разделаться со всем этим
вздором и анекдотами в свое время, да, может, и к лучшему именно сейчас
просветить тебя насчет темных писаний, собранных в библиотеке и у тебя и у
меня.
32. Начать, пожалуй, следует с того, что вся сия так называемая
литература буйно расцвела в спорах между правоверными иудеями и отщепенцами
на тему, был ли Иисус истинным мессией.
В те далекие времена мессия нес повинность всемерно споспешествовать
возрождению славы Израиля. И любого к сему причастного признали бы мессией,
хоть ошибись все древние пророки, вместе взятые. Ведь девяносто pro centum
пророчеств - энигматические головоломки, в них так ли, иначе ли нашли отзвук
устремления подневольного народа, и понять несусветную мешанину разных
чаяний разве только в ту пору и удалось бы, ныне же потому и спорят все
вкривь и вкось. К вопросу вернусь в надлежащее время.
Когда сектанты все смелее оглашали Иисуса тем самым предреченным
мессией (кстати, их доводы - плод весьма буйного воображения), все соферим,
прежде мимо ушей пускавшие мессианские идеи, а после трагедии Иудейской
войны и вовсе отложившие все надежды ad calendas graecas {До греческих
календ (лат.) - то есть на неопределенный срок.}, понуждаемые на этот раз
нелепостью писаний и распространением Иисусова культа, обрушили великий гнев
сразу на два фронта. Сперва тщательно собрали они все истинные и мнимые
пророчества касательно мессии; из оных два наиболее существенных - о
родословной из колена Давидова и возрождении Израиля (многое, и весьма
важное, за недостатком места оставляю в стороне). Далее, соферим взялись
осмеивать Иисуса, происходившего из амхаарцев, то есть из простонародья;
галилеяне а priori простолюдины, и потому Иисус не принимался серьезным
кандидатом в мессии, напротив, заслуживал всяческой хулы.
В подобных спорах не сыщешь сильнейшего оружия, нежели высмеять либо
очернить противника. Уже двадцать лет я наблюдаю этот поединок, и ведется он
с яростию, равной наивности, если не глупости, обеих сторон. Справедливо
судят: nomina stultorum scribuntur ubique locorum {Имена глупцов написаны
повсюду (лат.).}.
У соферим не нашлось почитателей Иисуса, его культ взрастал среди
бедняков и нищих, имевших весьма туманное представление об эсхатологии
ессеев. И только после Иудейской войны, когда перебили ессейских старейшин и
разрушили убежище сынов света на Мертвом море, рассеянные по всем землям
приверженцы обеих сект, уразумев идейную близость, обрели наконец общий
язык, а пастыри под давлением раввинских школ заинтересовались
пророчествами. Но ни они, ни противники их не ведали и самой малости о жизни
Иисуса - о его служении и бунтарстве. Величайшее злодеяние - Иудейская война
предала огню и мечу цветущий край, обратила в прах грады и веси, а людей
свободных - в рабов, все живое разметала по свету. Малочисленные очевидцы
жизни и учения Иисуса, уцелевшие в военных потрясениях, все, что ведали,
подчинили своеволию культа, ежели были сторонниками, противники же служили
его врагам худым словом, пагубными толками, злоречием, поношением.
33. Подробности поусердствую сообщить тебе в самом конце, коль успею,
пока же размыслим, когда могла явиться легенда о рождении и юности учителя.
Так вот, после смерти Иисуса, еще до войны, его учение робко принялось
в местечках и селеньицах на Генисаретском озере, в общинах, им основанных
наподобие ессейских. Пока Иисуса помнили, особой надобности в историографии
не замечалось - и так повсеместно веровали и посейчас верят в скорое его
пришествие.
Ученики и последователи весьма прилежали заветам учителя, а по существу
- собранию благородных речений стародавнего Закона. Из Иисусовых сентенций
охотнее вспоминали нравоучения и единственное гласимое им пророчество: о
грядущем дне господнем, о близости царствия божия...
Царствие божие естественно мыслилось этакой универсальной монархией под
эгидой Израиля (Imperium Judaicum), раскинувшейся по всему orbis terrarum
{Круг земли (лат.) - то есть весь земной мир.}, где кесарем явится сам Яхве.
Иисус в таковом миропорядке, вне всяких сомнений, себя не видел, положил
себе скромную роль мессии и ни о чем ином не помышлял.
Сорок лет спустя после военной катастрофы, когда свидетелей и
участников событий все менее и менее оставалось в живых, пробился первый
неуверенный миф о мессии. Изустно передаваемые вести утеряли понемногу
всякое правдоподобие, ибо наперед всего касались более важных дел -
неземных.
Тогда-то и явились первые записи Иисусова учения, о главной же тайне в
них покамест и намекать не отваживались.
В моих собраниях такие записи испещрены чудовищными ошибками, так что с
первого взгляда легко угадать их создателей или переписчиков. Ни в одном
свитке ничего не сыщешь о жизни Иисуса, отринуто все, кроме нравоучений,
добрую половину из них я вовсе не слыхивал, хотя возможно, Иисус и сказывал
нечто подобное.
Когда тайна разнеслась далеко окрест (невозможно удержать в узком кругу
столь захватывающую весть), тот же час ей воспротивились соферим - тогда-то
и сподобился Иисус биографии. Наивные историотворцы, имевшие в своем
распоряжении не слишком-то обильные сведения, прибегли к гениально простому
приему: ничтоже сумняшеся приладили факты к пророчествам либо стихам из
Писания.
Один из этих дилетантов подчистил для наипервейших нужд - и без всяких
скрупулов - предания о древних народных героях, а понеже недостало ему
знания ни истории, ни Писания, нагромоздил таких нелепостей, что даже его
последователи и доброжелатели Иисусовы не рискнули повторить сии
благоглупости, предпочитая свои собственные измышления, едва ли более
достоверные.
34. Оторопь берет, когда читаешь сообщение упомянутого мудреца.
Родословную Иосифа он возводит не только к царю Давиду, но и к патриарху
Аврааму. С истоками сей генеалогии еще так-сяк можно согласиться,
приблизительно до вавилонского пленения, а вот вторая - откровенно досужий
вымысел. Существуй хоть одно колено Давидово legitimi tori {От законного
брака (лат.). } во времена Хасмонеев, вырезали бы они всех представителей
оного не моргнув глазом, а уж Ироду Великому, идумеянину, даже и в голову не
пришло бы воздержаться от истребления сего колена.
Смею тебя заверить, подобной родословной не могла похвалиться ни одна
наивлиятельнейшая иудейская фамилия, не исключая и семейств
первосвященнических, им-то генеалогическое древо пришлось бы весьма кстати,
да и у них записи старше пятого-шестого поколений фабриковались без всяких
церемоний, ежели случалась в том потребность.
Будь Иосиф, прозванный Пантерой, потомком Давидовым, даже по боковой
ветви, и не по родословной, а лишь по семейному преданию, его сыновья уж
что-нибудь да знали бы об этом.
Тут наш автор явно перебрал и, как сейчас докажу, попался в свои же
силки. Ибо читаем у него далее:
Рождество Иисуса Христа
было так: по обручении Матери
Его Марии с Иосифом, прежде
нежели сочетались они, оказалось,
что Она имеет во чреве от
Духа Святого.
Последней фразой наш изобретательный чудодей перечеркивает собственные
предыдущие умозаключения, отрицая отцовство Иосифа, а тем самым и якобы
царско-Давидово происхождение Иисуса.
Можно согласиться - божественное происхождение поважнее земного, да
разве упустили бы пророки столь исключительную возможность?
В истории народа часто случались "сыны божий", мужи избранные,
взысканные духом божиим, только ни разу не опозорил себя бог грехом с земной
женой. Мысль эта чужда иудейскому пониманию бога, недопустима и богохульна.
Ни один пророк не решился бы утверждать что-либо подобное, и ни один мессия
не возгласил бы такого святотатства; столь сомнительная идея могла
возникнуть лишь в диаспоре, среди прозелитов, взращенных на греческих,
сирийских, египетских мифах, издавна презираемых философами, но и по сей
день бытующих среди простого люда. Пересаженная на почву секты, идея эта, к
вящей путанице, обратила бога в человека, а человека в бога.
Мой "историк" легкомысленно и неосторожно желает убить двух перепелов
одной стрелой: обожествить Иисуса по наилучшим эллинским рецептам и
одновременно воплотить пророчества. Посему далее сообщает:
Иосиф же, муж Ее, будучи
праведен и не желая огласить Ее,
хотел тайно отпустить Ее.
Размышляя о том, увидел Иосиф во сне ангела, что подтвердил признание
жены и при оказии сообщил:
Родит же Сына, и наречешь
ему имя: Иисус, ибо Он спасет
людей Своих от грехов их.
Далее биограф поясняет: случилось сие во исполнение пророчества Исайи:
Се Дева во чреве приимет
и родит Сына, и нарекут имя Ему:
Еммануил, что значит: с нами Бог.
После чего праведный Иосиф жену свою принял, однако не вожделел ее,
пока не родила сына, из чего следует - не слишком-то доверял Иосиф, mirabile
dictu {Как это ни удивительно (лат.).}, самому ангелу. Беспечный историк
умалчивает, почему же Иисусу не дали все-таки имени Еммануил; в простоте
своей не ведает он и того, что пророчество Исайи знатоки Писания относят к
зачатию Иезекии, сына Ахаза (читай в Книгах Царств), истину же взыскуя, и
сие отнюдь не наверняка. Иезекия хотя и восстановил в Израиле культ Яхве
после своего безбожного отца и тем хоть исполнил предначертание, однако и
ему не дано имени Еммануил, к тому же никогда не считали его мессией, да и
самое упомянутое пророчество никогда не числилось среди мессианских. Другие
же предсказания Исайи и впрямь занесены по этому ведомству.
А дальше весь анекдотец наш историк склепал из легенды о рождении
Самсона, упомянутого иудейского героя, о нем в Писании читаем:
И явился Ангел Господень
жене, и сказал ей: вот, ты неплодна
и не рождаешь; но зачнешь и родишь сына.
Подгоняя оригинальный текст Писания к распространенному на Востоке мифу
о божественном происхождении многих героев, автор из себя выходил, дабы
придать своей записи черты иудейские per analogiam {По аналогии (лат.).}.
Возможно, взял на себя нелегкий этот труд, памятуя о назорейских годах
Иисуса, ведь и Самсон был назореем, первым в истории Израиля.
Божественное зачатие не успокоило нашего невежду, он, видно, опасался,
а ну как от такого союза родится лишь полубог? Потому и отправил Иисуса к
Иоанну, дабы принял от него крещение, а предприятие понадобилось лишь для
подтверждения божественности Иисуса, ибо во время крещения небо разверзлось
и глас возвестил:
Сей есть Сын Мой Возлюбленный,
в Котором Мое благоволение.
После божественной адоптации сам диавол искушал Иисуса, диавол вопреки
двум божественным декларациям, подобно Иосифу, все никак не мог взять в
толк, кто перед ним, пока не выслушал весьма решительной отповеди: не
искушай господа бога твоего.
Прости, невмоготу мне и далее искать хоть крупицу логики в
благоглупостях, что понаписал сей поистине убогий духом человек о рождении
Иисуса. Вкратце сказываю: имен, видимо, собрание (допускаю сие)
псевдопророческих логий, писанных явно дилетантом, наш сочинитель
произвольно перекроил факты и приукрасил их самым фантастическим вымыслом.
Кабы свои писательские манипуляции провернул, не касаясь кое-каких событий
(что легко проверить), многое сошло бы еще с рук - хоть и выдумки, да
умелые; но когда, доказывая пророчество весьма сомнительного свойства, автор
сообщает об избиении в Вифлееме всех младенцев до двух лет - это уже верх
наивности, ибо ни один историк жестокого властелина и его многочисленных
злодеяний не преминул бы оповестить мир о неслыханном преступлении, а в
источниках избиение младенцев не упоминается ни словом. Не диво - историки
никакие пророчества в расчет не принимают.
35. Итак, оставим на время всех этих лжецов и взглянем на их
оппонентов.
Может случиться, противная сторона - книжники и понаторевшие в
казуистике - проявит больше здравого смысла, чем простаки, коих отчасти
оправдывает sancta simplicitas {Святая простота (лат.).}. Да где уж там!
Несут вздор, пожалуй, еще почище.
В моей обширной библиотеке, как упоминалось, довольно много
полемических сочиненьиц пера наших хахамин, то бишь мудрецов. В одной из
этих глупеньких историй рассказывается, как после дерзкого выступления
Иисуса спорили трое книжников: равви Наум, равви Мат-тат и равви Бар-Тимеос.
По равви Науму, дерзновенный - просто ублюдок, по разумению равви Маттата,
он - сын женщины, страдающей кровотечением, а Бар-Тимеос полагает, что Иисус
- и тот и другой вместе. Первые двое возразили: не может быть двух причин
одного явления. На что Бар-Тимеос объявил, что докажет свою правоту. и
отправился к матери Иисуса, торговавшей овощами на рынке.
Равви обратился к ней:
- Дочь моя, признаешься в одном деле, о коем спрошу, укажу тебе путь к
вечной жизни.
Женщина ответила:
- Поклянись!
И Бар-Тимеос поклялся, одновременно в сердце своем отменив клятву, и
спросил:
- От кого прижила ты сына, что так дерзко ведет себя?
Женщина:
- Когда вошла в супружеский альков, страдала кровотечением, и муж мой
удалился от меня. Сват взошел на мое ложе, от него мой сын.
Так и оказалось, что Иисус и ублюдок, и рожденный от страдающей
кровотечением.
В другом анекдоте похожий спор: равви Елиезер сомневается:
- Иисус сын Стады? Да он же сын Пантеры! На что равви Хста изрекает:
- Отцом считался Стада, прелюбодеем матери - Пантера.
Третий спорщик:
- Мужем его матери был Пафос, сын Иегуды, а Стада - мать.
А равви Елиезер на это:
- Родила его Мириам, цирюльница С-татхда, то есть неверная мужу.
Думаю, довольно насчет всяческих невежд. Сочтусь с ними окончательно,
представив тебе всю истину. Одно лишь смущает меня - не объявил бы ты мне,
Женщины любили его слепо, как любят в семье младших болезненных детей:
подобная любовь с годами становится невыносимой, мужчина на глазах
превращается в слюнтяя, если не в кого похуже. Иисуса от такой судьбы
уберегла натура, склонная к мистицизму, однако непрактичность в делах
житейских навсегда осталась его уделом. Рассказывали, ребенком он никогда не
принимал участия в мальчишеских шалостях и драках, а когда подрос,
сторонился ровесников обоего пола, хотя отличался привлекательной внешностью
и соседские девицы всячески исхитрялись привлечь его внимание.
Скорее всего, он не робел их, просто не желал входить в общение с
женщинами, коих в избытке хватало в собственном доме, а влекло его и слагало
характер иное - тяга к тайному знанию.
Старый хазан всемерно поощрял склонности мальчика и взял к себе в
помощники. Ученик переписывал тексты для школьных занятий и обучал самых
младших адептов. Конечно, хазан злоупотреблял рвением юноши, за работу не
платил, но труды не пропали втуне, Иисус углубил знание священных текстов и,
возможно, тогда и сделал списки со свитков для себя, если не всех, то
большей их части.
В кропотливых занятиях проводил Иисус дни, а постоянные набожные мысли
отнюдь не способствовали охоте к развлечениям. Оттого-то молодежь и
подшучивала над ним - грубоватым, буйным парням наука была ни к чему, а
поведение Иисуса казалось беспримерным чудачеством.
Насколько удалось уловить из иных признаний, девушки не разделяли
такого мнения, может, потому что Иисус держался от них подальше (поведение
для мужчины беспроигрышное), то ли оттого, что женщины инстинктивно
чувствуют людей божьих. Старухи говорили об Иисусе с глубоким почтением, а
когда удавалось вызвать их на воспоминания, не жалели похвал добродетелям и
благочестию его. Безупречный образ учителя в младые лета, сознаюсь, не
очень-то меня радовал, я упорно доискивался какого-нибудь забытого любовного
приключения, и случись хоть намек на это, всенепременно вышло бы все наружу,
ибо, как говаривал Сократ, женщине легче удержать на языке раскаленный
уголь, нежели тайну.
25. Через два года Иисус утратил своего учителя - старый хазан умер, а
новый не хотел держать умного помощника. Мать вознамерилась отправить его в
Тивериаду, в школу соферим, однако домашние обстоятельства
воспрепятствовали. Оба старших брата женились, обзавелись собственными
домами, третий копил деньги на женитьбу. Иуда не обинуясь объявил: не
желает, мол, впредь работать на дармоеда, пускай Иисус либо возьмется за
работу, либо убирается из дому. Тогда-то Иисус и выложил: дает обет
назорейства и удаляется в Иудейскую пустыню, дабы посвятить себя господу.
Что вскорости и осуществил.
26. Стародавний обет назорейства соблюдался в ритуальной
воздержанности. Употребленное мною латинское название - транскрипция
греческого, происходит же оно от древнееврейского слова назир, что означает
приблизительно то же самое, что consecratus {Посвященный богу (лат.).}. О
славном назорее божием Самсоне, иудейском Геркулесе, в Книге Судей написано
следующее: ангел господень возвестил ему, да не коснется бритва головы его и
да не вкусит он от виноградной лозы, не пьет вина и сикера, не ест
нечистого.
Обет давали на один, два, три и более лет, обряд сопровождался
дополнительными тайными клаузулами, в тайне сохранялась и причина посвящения
неофита. Приносили обет и разрешали от него в иерусалимском святилище, а
стоило сие немалых денег - сопровождалось принесением жертвы всесожжения.
Иосиф Флавий, вечно путающий самые простые вещи, упоминая о назореях - в
связи с возвращением Агриппы, после освобождения его из узилища Клавдием, -
сообщил: "По прибытии в Иерусалим принес (Агриппа) благодарственные жертвы,
не упустив ничего, предписанного Законом. Потому и повелел многим назореям
срезать волосы".
Ничего подобного Агриппа не мог повелеть, не восстановив против себя
весь народ, стрижение волос и возложение их на жертвенный огонь определялось
сроком обета. Решение же целиком зависело от назорея, а в сущности, от
самого бога, не от монарха, будь он самим римским кесарем; ни один назорей
не подчинился бы такому повелению, хоть четвертуй его: фанатики веры,
назореи предпочли бы смерть позору нарушения обета. Ну, а что до Флавия, не
стоит им заниматься, я и сам толком не понимаю, почему меня так раздражает
этот лжеугодник и предатель.
Избранные Иисусом путь совершенства и место пребывания отнюдь не были
капризом или случайностью. В те времена многочисленные предшественники
Иоанна, о коих уже сказывал, вели отшельническую жизнь в оазисах по берегам
Иордана и Мертвого моря, так что в пустынях проходу не было от анахоретов.
Отшельничать уходили из разных сект, в основном ессеи, о них Флавий сообщает
столь же многословно и путано, сколь и о прочем.
27. Так вот, ессеи не были единой сектой, фракции различались не только
философией, но и образом жизни. Назореи не женились, жили назорейским
укладом, в замкнутых общинах по окраинам цивилизованного мира.
Держались наставлений Иоанна, а с его кончиной объединились в
обособленную секту, впоследствии весьма недоброжелательную, даже враждебную
секте Иисусовой, возникшей после его смерти. Носрим, или назореи, название
свое вели не от обрядов, идентичных или по крайней мере близких ритуалам
назорейским, а от еврейского слова "назар", что значит "оберегать" (тайну).
После Иудейской войны, когда все понятия основательно смешались,
немногочисленных сторонников Иисуса тоже стали называть назореями - они
тщательно оберегали свою тайну, а возможно, и потому, что обе секты то и
дело объединялись. Именование привилось, пустило корни, так что в иных
греческих сочинениях частенько встречаю название по аналогии с ним селения,
где якобы родился Иисус, - Назарет. Наверняка измыслили сие люди, никогда в
Галилее не бывавшие. Я же ездил в упомянутое селение. И клятвенно заверяю
тебя, оно называлось совсем по-иному, а деревушка ничем не была
примечательна ни до, ни после Иудейской войны.
Центр ессеев (а главенство его признавали, мнится, все без исключения
секты) находился тогда в укрепленном строении, почти в десяти стадиях от
западного побережья Мертвого моря и в пятидесяти пяти стадиях на юг от
Иерихона. Старое строение, разрушенное землетрясением того года, когда
Октавиан разбил Антония при Акциуме, заново воздвигли.
Эремиты, отшельничавшие на берегу Мертвого моря, называли себя сынами
света или сынами правды, сынами милости, сынами благоволения божия, святыми,
сотоварищами, эвионим (бедными), избранными и так далее в том же духе. Вели
автаркическое хозяйство в ближайших оазисах, основали свою религиозную школу
и переписывали священные книги.
К этой теме я вернусь и займусь ею подробнее, пока же ограничусь
некоторыми замечаниями, дабы ты понял мотивы Иисусова решения. Так вот,
ессеи всех оттенков, особенно в самых ортодоксальных общинах, проповедовали
мессианские идеи, а пришествие мессии много зависело, их разумением, от
морального возрождения народа. В школе и текстах на все лады дискутировалась
эта проблема, и хотя их философию не признавали ни соферим, ни саддукеи, в
простонародье они пользовались большим уважением, тем паче сами ессеи - и
отшельники, и обитавшие в селениях - воплощали на деле свои моральные
установления.
28. Побывал ли Иисус у сынов света, не знаю, ни в самом начале, ни
позже не заметил, чтобы он пытался заимствовать их обычаи для своих присных.
Да и этика Иисусова совсем иного склада, на мой взгляд, даже
противопоставлена ессейским законам.
Разумеется, я имею в виду его оригинальные убеждения, а не то, что ему
ныне приписывают, и даже, смею упорствовать, он вполне сознательно уклонялся
от их философии, а посему допускаю, что Иисус некоторое время провел у
назореев.
Принеся в святилище обет, он, возможно, год, два или более провел на
Иордане у кого-нибудь из благочестивых анахоретов, иначе, один в пустыне, он
вряд ли выжил бы при своей неприспособленности. Позже, по истечении срока
обета, прельщенный общинной библиотекой и возможностью занятий, и еще
замешкался у сектантов. Однако весьма сомневаюсь, выдержал ли он весь
двухгодичный срок: тяжелый физический труд, обязательный у назореев, суровая
дисциплина иерархического послушания едва ли пришлись ему по нраву.
29. Подобные догадки - особо оговариваю, все сие одни только догадки -
навели меня на мысль, может, там-то Иисус и познакомился с Иоанном или
случайно услышал о новом пророке, который, по всей видимости, в начале своей
пророческой карьеры отличался либеральной снисходительностью, снискал,
особенно среди простого люда, немалую славу, иначе отколе бы взялись толпы
заступников его. Тяжко, однако, питаясь кореньями и акридами, изнемогая от
зноя и коченея холодными ночами, долго поддерживать спокойствие духа, буде к
тому же спокойствия нету в характере. Оттого, верно, Иоанн, ума язвительного
и негибкого, не терпел среди своих близких никакой оппозиции. У меня имелись
основания полагать, что тут-то и сидела заноза разногласий между ним и
Иисусом.
Вспоминая порой о сем коршуне пустыни, Иисус скупился на добрые слова,
чаще отмалчивался, а если что и говорил, то весьма саркастически.
Воспротивился он и крещению учеников своих, принятому и ессеями и Иоанном,
хотя приверженцы Иоанновы, приведенные к нам Андреем, усиленно домогались
оного.
30. В родное местечко вернулся Иисус после десятилетнего отсутствия.
Приняли его поначалу доброжелательно, как мужа в некоем смысле святого, пока
не начал он пророчествовать и проповедовать, будто по меньшей мере
взысканный самим Илией. За работу он снова не взялся, а время убивал, по
разумению людей деловых, на пустые тары-бары и снова оказался в разладе с
Иудой. К тому же хазан и старейшины синагоги завели интриги и попросту
ославили Иисуса маньяком. Об этом люди говорили со мной неохотно, намеками,
будто о чем постыдном, посему не стану приводить доводов ни за, ни против:
одно важно - Иисус быстро покинул родное селение и вконец разошелся с
земляками.
31. Ты верно, мой друг, заметил - до сих пор не коснулся я ни царской,
ни божественной генеалогии Иисуса, о чем трактуется подробно в сочинениях,
почитаемых Иисусовой сектой, дабы утвердить повсеместно его культ; однако в
ту пору, о коей речь, ни мне, ни кому другому и на ум не всходило, что через
два-три десятка лет доведется читать подобные бредни.
Ты любопытствуешь узнать сколь можно более - я привожу единственно мои
тогдашние мотивы розысков и их плоды. Я четко отделил весьма основательные
домыслы от собранных фактов; говоря языком юристов, их можно поставить под
сомнение как улики косвенные, но, с другой стороны, улики эти отнюдь не
высосаны из пальца.
В моей библиотеке собрано почти все, что до сей поры понаписали об
Иисусе. Это не литература в полном смысле слова, по моему заключению, списки
служат лишь на потребу разным общинам Иисусовой секты, а иные из них -
просто тайные писания, со тщанием укрываемые от непосвященных; однако все
идет к тому, что вскорости какой-нибудь историк нового культа вслед за
Плутархом из Херонеи, одарившим нас в "Сравнительных жизнеописаниях"
мифической историей достославных мужей, попытает свои силы в столь же
фантастичной биографии учителя. Я вознамерился разделаться со всем этим
вздором и анекдотами в свое время, да, может, и к лучшему именно сейчас
просветить тебя насчет темных писаний, собранных в библиотеке и у тебя и у
меня.
32. Начать, пожалуй, следует с того, что вся сия так называемая
литература буйно расцвела в спорах между правоверными иудеями и отщепенцами
на тему, был ли Иисус истинным мессией.
В те далекие времена мессия нес повинность всемерно споспешествовать
возрождению славы Израиля. И любого к сему причастного признали бы мессией,
хоть ошибись все древние пророки, вместе взятые. Ведь девяносто pro centum
пророчеств - энигматические головоломки, в них так ли, иначе ли нашли отзвук
устремления подневольного народа, и понять несусветную мешанину разных
чаяний разве только в ту пору и удалось бы, ныне же потому и спорят все
вкривь и вкось. К вопросу вернусь в надлежащее время.
Когда сектанты все смелее оглашали Иисуса тем самым предреченным
мессией (кстати, их доводы - плод весьма буйного воображения), все соферим,
прежде мимо ушей пускавшие мессианские идеи, а после трагедии Иудейской
войны и вовсе отложившие все надежды ad calendas graecas {До греческих
календ (лат.) - то есть на неопределенный срок.}, понуждаемые на этот раз
нелепостью писаний и распространением Иисусова культа, обрушили великий гнев
сразу на два фронта. Сперва тщательно собрали они все истинные и мнимые
пророчества касательно мессии; из оных два наиболее существенных - о
родословной из колена Давидова и возрождении Израиля (многое, и весьма
важное, за недостатком места оставляю в стороне). Далее, соферим взялись
осмеивать Иисуса, происходившего из амхаарцев, то есть из простонародья;
галилеяне а priori простолюдины, и потому Иисус не принимался серьезным
кандидатом в мессии, напротив, заслуживал всяческой хулы.
В подобных спорах не сыщешь сильнейшего оружия, нежели высмеять либо
очернить противника. Уже двадцать лет я наблюдаю этот поединок, и ведется он
с яростию, равной наивности, если не глупости, обеих сторон. Справедливо
судят: nomina stultorum scribuntur ubique locorum {Имена глупцов написаны
повсюду (лат.).}.
У соферим не нашлось почитателей Иисуса, его культ взрастал среди
бедняков и нищих, имевших весьма туманное представление об эсхатологии
ессеев. И только после Иудейской войны, когда перебили ессейских старейшин и
разрушили убежище сынов света на Мертвом море, рассеянные по всем землям
приверженцы обеих сект, уразумев идейную близость, обрели наконец общий
язык, а пастыри под давлением раввинских школ заинтересовались
пророчествами. Но ни они, ни противники их не ведали и самой малости о жизни
Иисуса - о его служении и бунтарстве. Величайшее злодеяние - Иудейская война
предала огню и мечу цветущий край, обратила в прах грады и веси, а людей
свободных - в рабов, все живое разметала по свету. Малочисленные очевидцы
жизни и учения Иисуса, уцелевшие в военных потрясениях, все, что ведали,
подчинили своеволию культа, ежели были сторонниками, противники же служили
его врагам худым словом, пагубными толками, злоречием, поношением.
33. Подробности поусердствую сообщить тебе в самом конце, коль успею,
пока же размыслим, когда могла явиться легенда о рождении и юности учителя.
Так вот, после смерти Иисуса, еще до войны, его учение робко принялось
в местечках и селеньицах на Генисаретском озере, в общинах, им основанных
наподобие ессейских. Пока Иисуса помнили, особой надобности в историографии
не замечалось - и так повсеместно веровали и посейчас верят в скорое его
пришествие.
Ученики и последователи весьма прилежали заветам учителя, а по существу
- собранию благородных речений стародавнего Закона. Из Иисусовых сентенций
охотнее вспоминали нравоучения и единственное гласимое им пророчество: о
грядущем дне господнем, о близости царствия божия...
Царствие божие естественно мыслилось этакой универсальной монархией под
эгидой Израиля (Imperium Judaicum), раскинувшейся по всему orbis terrarum
{Круг земли (лат.) - то есть весь земной мир.}, где кесарем явится сам Яхве.
Иисус в таковом миропорядке, вне всяких сомнений, себя не видел, положил
себе скромную роль мессии и ни о чем ином не помышлял.
Сорок лет спустя после военной катастрофы, когда свидетелей и
участников событий все менее и менее оставалось в живых, пробился первый
неуверенный миф о мессии. Изустно передаваемые вести утеряли понемногу
всякое правдоподобие, ибо наперед всего касались более важных дел -
неземных.
Тогда-то и явились первые записи Иисусова учения, о главной же тайне в
них покамест и намекать не отваживались.
В моих собраниях такие записи испещрены чудовищными ошибками, так что с
первого взгляда легко угадать их создателей или переписчиков. Ни в одном
свитке ничего не сыщешь о жизни Иисуса, отринуто все, кроме нравоучений,
добрую половину из них я вовсе не слыхивал, хотя возможно, Иисус и сказывал
нечто подобное.
Когда тайна разнеслась далеко окрест (невозможно удержать в узком кругу
столь захватывающую весть), тот же час ей воспротивились соферим - тогда-то
и сподобился Иисус биографии. Наивные историотворцы, имевшие в своем
распоряжении не слишком-то обильные сведения, прибегли к гениально простому
приему: ничтоже сумняшеся приладили факты к пророчествам либо стихам из
Писания.
Один из этих дилетантов подчистил для наипервейших нужд - и без всяких
скрупулов - предания о древних народных героях, а понеже недостало ему
знания ни истории, ни Писания, нагромоздил таких нелепостей, что даже его
последователи и доброжелатели Иисусовы не рискнули повторить сии
благоглупости, предпочитая свои собственные измышления, едва ли более
достоверные.
34. Оторопь берет, когда читаешь сообщение упомянутого мудреца.
Родословную Иосифа он возводит не только к царю Давиду, но и к патриарху
Аврааму. С истоками сей генеалогии еще так-сяк можно согласиться,
приблизительно до вавилонского пленения, а вот вторая - откровенно досужий
вымысел. Существуй хоть одно колено Давидово legitimi tori {От законного
брака (лат.). } во времена Хасмонеев, вырезали бы они всех представителей
оного не моргнув глазом, а уж Ироду Великому, идумеянину, даже и в голову не
пришло бы воздержаться от истребления сего колена.
Смею тебя заверить, подобной родословной не могла похвалиться ни одна
наивлиятельнейшая иудейская фамилия, не исключая и семейств
первосвященнических, им-то генеалогическое древо пришлось бы весьма кстати,
да и у них записи старше пятого-шестого поколений фабриковались без всяких
церемоний, ежели случалась в том потребность.
Будь Иосиф, прозванный Пантерой, потомком Давидовым, даже по боковой
ветви, и не по родословной, а лишь по семейному преданию, его сыновья уж
что-нибудь да знали бы об этом.
Тут наш автор явно перебрал и, как сейчас докажу, попался в свои же
силки. Ибо читаем у него далее:
Рождество Иисуса Христа
было так: по обручении Матери
Его Марии с Иосифом, прежде
нежели сочетались они, оказалось,
что Она имеет во чреве от
Духа Святого.
Последней фразой наш изобретательный чудодей перечеркивает собственные
предыдущие умозаключения, отрицая отцовство Иосифа, а тем самым и якобы
царско-Давидово происхождение Иисуса.
Можно согласиться - божественное происхождение поважнее земного, да
разве упустили бы пророки столь исключительную возможность?
В истории народа часто случались "сыны божий", мужи избранные,
взысканные духом божиим, только ни разу не опозорил себя бог грехом с земной
женой. Мысль эта чужда иудейскому пониманию бога, недопустима и богохульна.
Ни один пророк не решился бы утверждать что-либо подобное, и ни один мессия
не возгласил бы такого святотатства; столь сомнительная идея могла
возникнуть лишь в диаспоре, среди прозелитов, взращенных на греческих,
сирийских, египетских мифах, издавна презираемых философами, но и по сей
день бытующих среди простого люда. Пересаженная на почву секты, идея эта, к
вящей путанице, обратила бога в человека, а человека в бога.
Мой "историк" легкомысленно и неосторожно желает убить двух перепелов
одной стрелой: обожествить Иисуса по наилучшим эллинским рецептам и
одновременно воплотить пророчества. Посему далее сообщает:
Иосиф же, муж Ее, будучи
праведен и не желая огласить Ее,
хотел тайно отпустить Ее.
Размышляя о том, увидел Иосиф во сне ангела, что подтвердил признание
жены и при оказии сообщил:
Родит же Сына, и наречешь
ему имя: Иисус, ибо Он спасет
людей Своих от грехов их.
Далее биограф поясняет: случилось сие во исполнение пророчества Исайи:
Се Дева во чреве приимет
и родит Сына, и нарекут имя Ему:
Еммануил, что значит: с нами Бог.
После чего праведный Иосиф жену свою принял, однако не вожделел ее,
пока не родила сына, из чего следует - не слишком-то доверял Иосиф, mirabile
dictu {Как это ни удивительно (лат.).}, самому ангелу. Беспечный историк
умалчивает, почему же Иисусу не дали все-таки имени Еммануил; в простоте
своей не ведает он и того, что пророчество Исайи знатоки Писания относят к
зачатию Иезекии, сына Ахаза (читай в Книгах Царств), истину же взыскуя, и
сие отнюдь не наверняка. Иезекия хотя и восстановил в Израиле культ Яхве
после своего безбожного отца и тем хоть исполнил предначертание, однако и
ему не дано имени Еммануил, к тому же никогда не считали его мессией, да и
самое упомянутое пророчество никогда не числилось среди мессианских. Другие
же предсказания Исайи и впрямь занесены по этому ведомству.
А дальше весь анекдотец наш историк склепал из легенды о рождении
Самсона, упомянутого иудейского героя, о нем в Писании читаем:
И явился Ангел Господень
жене, и сказал ей: вот, ты неплодна
и не рождаешь; но зачнешь и родишь сына.
Подгоняя оригинальный текст Писания к распространенному на Востоке мифу
о божественном происхождении многих героев, автор из себя выходил, дабы
придать своей записи черты иудейские per analogiam {По аналогии (лат.).}.
Возможно, взял на себя нелегкий этот труд, памятуя о назорейских годах
Иисуса, ведь и Самсон был назореем, первым в истории Израиля.
Божественное зачатие не успокоило нашего невежду, он, видно, опасался,
а ну как от такого союза родится лишь полубог? Потому и отправил Иисуса к
Иоанну, дабы принял от него крещение, а предприятие понадобилось лишь для
подтверждения божественности Иисуса, ибо во время крещения небо разверзлось
и глас возвестил:
Сей есть Сын Мой Возлюбленный,
в Котором Мое благоволение.
После божественной адоптации сам диавол искушал Иисуса, диавол вопреки
двум божественным декларациям, подобно Иосифу, все никак не мог взять в
толк, кто перед ним, пока не выслушал весьма решительной отповеди: не
искушай господа бога твоего.
Прости, невмоготу мне и далее искать хоть крупицу логики в
благоглупостях, что понаписал сей поистине убогий духом человек о рождении
Иисуса. Вкратце сказываю: имен, видимо, собрание (допускаю сие)
псевдопророческих логий, писанных явно дилетантом, наш сочинитель
произвольно перекроил факты и приукрасил их самым фантастическим вымыслом.
Кабы свои писательские манипуляции провернул, не касаясь кое-каких событий
(что легко проверить), многое сошло бы еще с рук - хоть и выдумки, да
умелые; но когда, доказывая пророчество весьма сомнительного свойства, автор
сообщает об избиении в Вифлееме всех младенцев до двух лет - это уже верх
наивности, ибо ни один историк жестокого властелина и его многочисленных
злодеяний не преминул бы оповестить мир о неслыханном преступлении, а в
источниках избиение младенцев не упоминается ни словом. Не диво - историки
никакие пророчества в расчет не принимают.
35. Итак, оставим на время всех этих лжецов и взглянем на их
оппонентов.
Может случиться, противная сторона - книжники и понаторевшие в
казуистике - проявит больше здравого смысла, чем простаки, коих отчасти
оправдывает sancta simplicitas {Святая простота (лат.).}. Да где уж там!
Несут вздор, пожалуй, еще почище.
В моей обширной библиотеке, как упоминалось, довольно много
полемических сочиненьиц пера наших хахамин, то бишь мудрецов. В одной из
этих глупеньких историй рассказывается, как после дерзкого выступления
Иисуса спорили трое книжников: равви Наум, равви Мат-тат и равви Бар-Тимеос.
По равви Науму, дерзновенный - просто ублюдок, по разумению равви Маттата,
он - сын женщины, страдающей кровотечением, а Бар-Тимеос полагает, что Иисус
- и тот и другой вместе. Первые двое возразили: не может быть двух причин
одного явления. На что Бар-Тимеос объявил, что докажет свою правоту. и
отправился к матери Иисуса, торговавшей овощами на рынке.
Равви обратился к ней:
- Дочь моя, признаешься в одном деле, о коем спрошу, укажу тебе путь к
вечной жизни.
Женщина ответила:
- Поклянись!
И Бар-Тимеос поклялся, одновременно в сердце своем отменив клятву, и
спросил:
- От кого прижила ты сына, что так дерзко ведет себя?
Женщина:
- Когда вошла в супружеский альков, страдала кровотечением, и муж мой
удалился от меня. Сват взошел на мое ложе, от него мой сын.
Так и оказалось, что Иисус и ублюдок, и рожденный от страдающей
кровотечением.
В другом анекдоте похожий спор: равви Елиезер сомневается:
- Иисус сын Стады? Да он же сын Пантеры! На что равви Хста изрекает:
- Отцом считался Стада, прелюбодеем матери - Пантера.
Третий спорщик:
- Мужем его матери был Пафос, сын Иегуды, а Стада - мать.
А равви Елиезер на это:
- Родила его Мириам, цирюльница С-татхда, то есть неверная мужу.
Думаю, довольно насчет всяческих невежд. Сочтусь с ними окончательно,
представив тебе всю истину. Одно лишь смущает меня - не объявил бы ты мне,