Он кивнул.
– Итак. Как ее зовут?
– Инглиш, – ответил он.
– Это она приказала тебе заплатить твоему двоюродному брату и его дружку Свишеру, чтобы устроить нам аварию?
– Вам? – удивился он.
– Ну да, мне и Рейчел Уоллес. Кто приказал тебе попугать нас?
Он посмотрел в сторону улицы, однако она была пуста. Шел мелкий, но густой снег, стемнело. Он посмотрел на дом. Там тоже было темно.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Я провел хороший хук слева прямо ему в горло. Он согнулся и схватился за шею.
– Кто приказал тебе устроить аварию Рейчел Уоллес? Кто приказал тебе нанять двоюродного братца и его дружка? Кто дал тебе денег?
Говорить ему было тяжело.
– Инглиш, – прохрипел он.
– Старая дама или сын?
– Сын.
– Зачем?
Он покачал головой, я шевельнул левым кулаком. Он отодвинулся.
– Клянусь мамой, – проговорил он. – Я не задаю вопросов. Они мне хорошо платят и неплохо со мной обходятся. – Он остановился, сплюнул кровь и продолжил: – Я не задаю вопросов, делаю то, что мне скажут. Это важные люди.
– Хорошо, – сказал я. – Помни, что я знаю, где ты живешь. Я могу вернуться, чтобы поболтать с тобой. А если мне придется искать тебя, я могу разозлиться.
Он ничего не сказал. Я повернулся и пошел, к машине. Было уже темно, да и снег валил, поэтому я разглядел свою машину, только когда очутился на середине улицы. Я открыл дверцу, зажегся свет. На переднем сиденье расположился Фрэнк Белсон. Я влез и закрыл дверцу.
– Ради Бога, заводи мотор и включай обогреватель, – взмолился он. – Я себе яйца сейчас отморожу.
25
26
27
– Итак. Как ее зовут?
– Инглиш, – ответил он.
– Это она приказала тебе заплатить твоему двоюродному брату и его дружку Свишеру, чтобы устроить нам аварию?
– Вам? – удивился он.
– Ну да, мне и Рейчел Уоллес. Кто приказал тебе попугать нас?
Он посмотрел в сторону улицы, однако она была пуста. Шел мелкий, но густой снег, стемнело. Он посмотрел на дом. Там тоже было темно.
– Не понимаю, о чем ты говоришь.
Я провел хороший хук слева прямо ему в горло. Он согнулся и схватился за шею.
– Кто приказал тебе устроить аварию Рейчел Уоллес? Кто приказал тебе нанять двоюродного братца и его дружка? Кто дал тебе денег?
Говорить ему было тяжело.
– Инглиш, – прохрипел он.
– Старая дама или сын?
– Сын.
– Зачем?
Он покачал головой, я шевельнул левым кулаком. Он отодвинулся.
– Клянусь мамой, – проговорил он. – Я не задаю вопросов. Они мне хорошо платят и неплохо со мной обходятся. – Он остановился, сплюнул кровь и продолжил: – Я не задаю вопросов, делаю то, что мне скажут. Это важные люди.
– Хорошо, – сказал я. – Помни, что я знаю, где ты живешь. Я могу вернуться, чтобы поболтать с тобой. А если мне придется искать тебя, я могу разозлиться.
Он ничего не сказал. Я повернулся и пошел, к машине. Было уже темно, да и снег валил, поэтому я разглядел свою машину, только когда очутился на середине улицы. Я открыл дверцу, зажегся свет. На переднем сиденье расположился Фрэнк Белсон. Я влез и закрыл дверцу.
– Ради Бога, заводи мотор и включай обогреватель, – взмолился он. – Я себе яйца сейчас отморожу.
25
– Хочешь пива? – предложил я. – На заднем сиденье еще остались четыре бутылки.
– Я не пью, когда нахожусь при исполнении, – объявил Белсон, доставая из коробки две бутылки. – Бог мой, что это за пиво? У него даже крышка незавинчивающаяся.
– Там, в бардачке, открывашка, – сообщил я.
Белсон открыл обе бутылки, одну протянул мне, а из второй сделал хороший глоток.
– Что ты узнал от Минго?
– Я думал, меня изгнали из вашего общества.
– Ты же знаешь Марти, – сказал Белсон. – Он может легко вспылить, но так же легко и отходит. Так что ты узнал от Минго?
– А вы его допрашивали?
– Мы подумали, ты поговоришь с ним посуровее, чем это позволено нам, и оказались правы. Но я думал, ты с ним дольше будешь возиться.
– Я обвел его вокруг пальца, – объяснил я. – Это лишило его преимуществ.
– И все-таки, – проговорил Белсон, – раньше он выглядел получше.
– Я тоже, – ответил я.
– Знаю. Что ты добыл?
– Попытка нападения на Линнвэе была инсценирована по указке Инглиша.
– А Минго устроил это через своего братца?
– Ну да.
– Это тебе братец сказал?
– Да. Они с Коди все обделали. Минго заплатил им две сотни. Деньги он получил от Инглиша.
Сегодня утром мы мило побеседовали с кузеном Майклом.
– Знаю, – флегматично произнес Белсон.
– Черт подери, да что все это значит?! – взорвался я. – Я тебе что, стажер, чтобы за мной наблюдать?
– Я же говорил тебе, мы следим за Коди и Малреди. Как только появился ты, группа наблюдения связалась с нами. Я велел не мешать. Думал, тебе удастся узнать побольше, чем нам, поскольку ты не будешь стесняться в методах. Они потеряли тебя, выехав из "Сире", но я предположил, что, в конце концов, ты доберешься сюда, и приехал около половины второго. С тех пор ждал на соседней улице. А ты узнал еще что-нибудь?
– Нет. Но Инглиш интересует меня все больше и больше. А этих, метателей тортов из Кембриджа, вы проверили?
Белсон допил пиво и открыл еще бутылку.
– Угу, – ответил он. – Ничего. Просто парочка ультраправых кретинов. Никогда не сидели и никак не связаны ни с Инглишем, ни с Минго Малреди, ни с "Комитетом бдительности", ни с кем-то еще. Оба из МТИ[27]. Так, чокнутые.
– Ага. А что с Джулией Уэллс? Вы с ней уже побеседовали?
Белсон поставил пиво между коленей, достал из кармана недокуренную сигару, зажег ее и принялся раскуривать. Потом он глотнул пива, снова затянулся и произнес в пространство:
– Ее не найти. Вроде бы, она не переезжала, ничего такого, но, когда бы мы ни показались, ее нет дома. Мы ее вроде как ищем.
– Прекрасно. И как ты думаешь, когда вы сможете вроде как найти ее?
– Если бы мы кое о чем узнали раньше, приятель, нам было бы легче выследить ее.
– А о Минго вы что-нибудь узнали? Вы как будто раньше встречались с ним?
– Ах да, старик Минго. Досье на него солидного размера. Когда-то он работал на Джо Броуза, потом был вышибалой, борцом-профессионалом, занимался вымогательством. Сидел за угрозу действием, за вооруженное ограбление. Был задержан по подозрению в убийстве, но отпущен, так как мы не смогли найти свидетеля, который дал бы показания. Инглиш нашел неплохого паренька, чтобы возить свою старушку.
– Слушай, – спросил я, – а вы не собираетесь взять Инглиша под надзор?
– Под надзор? – переспросил Белсон. – Господи, ты что, опять смотрел "Женщину-полицейского"? Надзор. О Господи!
– Следить вы за ним будете? – повторил я.
– Угу. Постараемся не спускать с него глаз, но у нас не так уж много людей, ты же знаешь.
– А у него есть деньги и, может быть, знакомства среди отцов города и даже сенаторов.
– Может быть. Бывает и так. Ты знаешь Марти, ты знаешь меня, но ведь ты знаешь, как все работает. Сверху надавят, и придется подчиниться или искать другую работу.
– Уже давили? Белсон покачал головой.
– Не-а, еще нет, – ответил он и допил пиво.
– А как бельмонтская полиция?
– Сказали, что помогут немного.
– У квартиры Джулии Уэллс кого-нибудь оставили?
– Да. И в дом моделей звоним регулярно, но ее там нет.
– Тебя подвезти к твоей машине? – спросил я.
Он кивнул. Я объехал квартал и высадил его на домом Минго.
– Если на что-нибудь наткнешься, может быть, ты будешь столь любезен и позвонишь нам, – сказал Белсон, вылезая из машины.
– Угу, – сказал я. – Может быть, и буду.
– Спасибо за пиво.
Он закрыл дверцу, и я поехал. Домой я добрался через полтора часа буксования в снегу. У себя дома я увидел Сьюзен.
– Сегодня во второй половине дня я была в Бостонском университете на семинаре по развитию подростков, – объяснила она, – и, когда вышла, погода стояла слишком неподходящая, чтобы ехать домой. Поэтому я оставила машину на стоянке, а сама пошла сюда.
– Ты упустила прекрасную возможность, – посетовал я.
– Какую?
– Сбросить с себя всю одежду, приготовить мне мартини и встретить меня в дверях.
– Я было подумала об этом, – улыбнулась она, – но ты ведь не любишь мартини.
– Ну... – протянул я.
– Но я развела огонь, – поспешно добавила Сьюзен. – И мы можем выпить перед камином.
– Или еще чем-нибудь заняться, – сказал я и поднял ее в воздух.
Она помотала головой.
– Сегодня целый день все только о тебе и говорили.
– Это на семинаре по развитию подростков?
Она кивнула и улыбнулась мне своей обычной улыбкой падшего ангела.
– Ты очень хороший пример.
Я поставил ее обратно, и мы пошли в кухню.
– Ну-ка посмотрим, что у меня есть съедобного. Может, молотый рог носорога с добавкой шпанской мушки?
– Радость моя, приготовь что-нибудь на скорую руку, а я пока приму ванну и заодно выстираю колготки у тебя в раковине.
– Мужчин постоянно эксплуатируют, – сказал я и заглянул в холодильник. Там в глубине стояло пиво "Молсон". Если нас занесет снегом, то, по крайней мере, главным продуктом я обеспечен. В ящике для зелени лежали несколько листочков базилика и пучок петрушки, которые я купил в Квинси-маркет. Зелень немного подвяла, но была еще съедобна. Я открыл пиво. В ванной текла вода, и я громко сказал, подняв бутылку:
– За то, что ты есть, крошка!
– Приготовь мне коктейль, – прокричала в ответ Сьюзен. – Я вылезу через десять минут.
В холодильнике лежал пакетик с мелко нарубленной капустой брокколи. Я достал его, потом взял большую голубую кастрюлю, вскипятил три с лишним литра воды, взял еще одну кастрюлю поменьше и вскипятил еще чашку воды. Когда она собралась закипать, я бросил в кухонный комбайн две головки чеснока, пригоршню базилика, немножко петрушки, чуть кошерного сала, немного масла, потом пригоршню очищенных фисташек и хорошенько все это перемолол. Сьюзен подарила мне комбайн на день рождения, и я пользовался им когда только мог. По-моему, это была глупая игрушка, но Сьюзен очень хотелось мне ее подарить, и я ей ничего не сказал. Когда вода закипела, я погасил огонь под обеими кастрюлями. Было слышно, как Сьюзен плещется в ванне. Дверь была приоткрыта, я подошел и просунул в щель голову. Она лежала на спине, заколов волосы на затылке, и ее тело блестело в воде.
– Неплохо для твоих лет, – сказал я.
– Я так и знала, что ты будешь подглядывать, – ответила она. – Вуайеризм – типичное явление для подросткового возраста.
– Собственно, ты неплохо выглядишь для любого возраста, – продолжил я, не обращая внимания на ее слова.
– Иди и приготовь коктейль. Я вылезаю.
– Джин или водка?
– Джин.
– Животное, – произнес я, вернулся в кухню и смешал пять частей джина с одной частью лимонного сока, добавил льда, размешал все это в кувшине и вылил в стакан с двумя кубиками льда. Как раз когда я закончил, в кухню вошла Сьюзен в шелковом халате, который она подарила мне на предыдущее Рождество и который я никогда не носил, зато его надевала она, когда оставалась у меня ночевать. Он был каштанового цвета с черным рисунком и черным же поясом. Когда я как-то примерил его, то превратился в настоящего Брюса Ли. С ней почему-то такого не происходило.
Она села и выпила свой коктейль. Ее волосы были собраны на затылке, на сияющем лице никаких следов макияжа, и на вид ей было лет пятнадцать, если не считать нескольких морщин вокруг рта и глаз, которые выдавали настоящий возраст.
Я открыл еще бутылку пива и подогрел воду в обеих кастрюлях. В большую я бросил фунт спагетти, в маленькую – мороженую брокколи, а потом завел таймер на девять минут.
– Мы поужинаем у камина? – спросил я.
– Конечно.
– Хорошо. Тогда ставь стакан и берись за стол в гостиной.
Мы пододвинули стол к огню, принесли два стула и достали посуду, пока спагетти и брокколи варились. Зазвенел таймер, я слил воду из-под брокколи и попробовал спагетти. Им нужно было немного довариться. Пока они кипели, я еще раз включил комбайн, чтобы перемешать приправы. Потом попробовал макароны. Они были готовы. Тогда я слил воду, положил их обратно в кастрюлю и смешал с приправами и брокколи. Отнес кастрюлю в комнату и поставил на стол, потом положил рядом остатки сирийского хлеба, купленного на обед, и поставил бутылку вина. Затем подвинул Сьюзен стул, она села. Я подбросил дров в огонь, налил ей немного вина. Она задумчиво попробовала и кивнула в знак одобрения. Я наполнил стаканы.
– Может быть, дама проявит милосердие и разрешит мне составить ей компанию? – галантно спросил я.
– Может быть, – ответила она. Я глотнул вина.
– И может быть, чуть позже, – протянула она, – мы трахнемся.
Я прыснул, не успев проглотить вино, поперхнулся, закашлялся и забрызгал всю рубашку.
– А может быть, и нет, – добавила Сьюзен.
– Меня нельзя смешить, когда я пью, – сказал я, отдышавшись. – Кроме того, я могу взять тебя силой.
– Ой-ой-ой, – ответила она.
Я положил немного макарон с брокколи сначала ей, а потом себе. За окном все так же падал снег. Комнату освещал в основном камин. Дрова были яблоневые и хорошо пахли. Отсвет угольков за ярко горящим пламенем делал комнату чуть розоватой. Мы молчали. Поленья слегка потрескивали, догорая. Мне было совсем не так плохо, как утром. Еда была замечательная, вино – холодное, от вида Сьюзен у меня перехватывало дыхание. Теперь бы еще найти Рейчел Уоллес, и я уверую в Бога.
– Я не пью, когда нахожусь при исполнении, – объявил Белсон, доставая из коробки две бутылки. – Бог мой, что это за пиво? У него даже крышка незавинчивающаяся.
– Там, в бардачке, открывашка, – сообщил я.
Белсон открыл обе бутылки, одну протянул мне, а из второй сделал хороший глоток.
– Что ты узнал от Минго?
– Я думал, меня изгнали из вашего общества.
– Ты же знаешь Марти, – сказал Белсон. – Он может легко вспылить, но так же легко и отходит. Так что ты узнал от Минго?
– А вы его допрашивали?
– Мы подумали, ты поговоришь с ним посуровее, чем это позволено нам, и оказались правы. Но я думал, ты с ним дольше будешь возиться.
– Я обвел его вокруг пальца, – объяснил я. – Это лишило его преимуществ.
– И все-таки, – проговорил Белсон, – раньше он выглядел получше.
– Я тоже, – ответил я.
– Знаю. Что ты добыл?
– Попытка нападения на Линнвэе была инсценирована по указке Инглиша.
– А Минго устроил это через своего братца?
– Ну да.
– Это тебе братец сказал?
– Да. Они с Коди все обделали. Минго заплатил им две сотни. Деньги он получил от Инглиша.
Сегодня утром мы мило побеседовали с кузеном Майклом.
– Знаю, – флегматично произнес Белсон.
– Черт подери, да что все это значит?! – взорвался я. – Я тебе что, стажер, чтобы за мной наблюдать?
– Я же говорил тебе, мы следим за Коди и Малреди. Как только появился ты, группа наблюдения связалась с нами. Я велел не мешать. Думал, тебе удастся узнать побольше, чем нам, поскольку ты не будешь стесняться в методах. Они потеряли тебя, выехав из "Сире", но я предположил, что, в конце концов, ты доберешься сюда, и приехал около половины второго. С тех пор ждал на соседней улице. А ты узнал еще что-нибудь?
– Нет. Но Инглиш интересует меня все больше и больше. А этих, метателей тортов из Кембриджа, вы проверили?
Белсон допил пиво и открыл еще бутылку.
– Угу, – ответил он. – Ничего. Просто парочка ультраправых кретинов. Никогда не сидели и никак не связаны ни с Инглишем, ни с Минго Малреди, ни с "Комитетом бдительности", ни с кем-то еще. Оба из МТИ[27]. Так, чокнутые.
– Ага. А что с Джулией Уэллс? Вы с ней уже побеседовали?
Белсон поставил пиво между коленей, достал из кармана недокуренную сигару, зажег ее и принялся раскуривать. Потом он глотнул пива, снова затянулся и произнес в пространство:
– Ее не найти. Вроде бы, она не переезжала, ничего такого, но, когда бы мы ни показались, ее нет дома. Мы ее вроде как ищем.
– Прекрасно. И как ты думаешь, когда вы сможете вроде как найти ее?
– Если бы мы кое о чем узнали раньше, приятель, нам было бы легче выследить ее.
– А о Минго вы что-нибудь узнали? Вы как будто раньше встречались с ним?
– Ах да, старик Минго. Досье на него солидного размера. Когда-то он работал на Джо Броуза, потом был вышибалой, борцом-профессионалом, занимался вымогательством. Сидел за угрозу действием, за вооруженное ограбление. Был задержан по подозрению в убийстве, но отпущен, так как мы не смогли найти свидетеля, который дал бы показания. Инглиш нашел неплохого паренька, чтобы возить свою старушку.
– Слушай, – спросил я, – а вы не собираетесь взять Инглиша под надзор?
– Под надзор? – переспросил Белсон. – Господи, ты что, опять смотрел "Женщину-полицейского"? Надзор. О Господи!
– Следить вы за ним будете? – повторил я.
– Угу. Постараемся не спускать с него глаз, но у нас не так уж много людей, ты же знаешь.
– А у него есть деньги и, может быть, знакомства среди отцов города и даже сенаторов.
– Может быть. Бывает и так. Ты знаешь Марти, ты знаешь меня, но ведь ты знаешь, как все работает. Сверху надавят, и придется подчиниться или искать другую работу.
– Уже давили? Белсон покачал головой.
– Не-а, еще нет, – ответил он и допил пиво.
– А как бельмонтская полиция?
– Сказали, что помогут немного.
– У квартиры Джулии Уэллс кого-нибудь оставили?
– Да. И в дом моделей звоним регулярно, но ее там нет.
– Тебя подвезти к твоей машине? – спросил я.
Он кивнул. Я объехал квартал и высадил его на домом Минго.
– Если на что-нибудь наткнешься, может быть, ты будешь столь любезен и позвонишь нам, – сказал Белсон, вылезая из машины.
– Угу, – сказал я. – Может быть, и буду.
– Спасибо за пиво.
Он закрыл дверцу, и я поехал. Домой я добрался через полтора часа буксования в снегу. У себя дома я увидел Сьюзен.
– Сегодня во второй половине дня я была в Бостонском университете на семинаре по развитию подростков, – объяснила она, – и, когда вышла, погода стояла слишком неподходящая, чтобы ехать домой. Поэтому я оставила машину на стоянке, а сама пошла сюда.
– Ты упустила прекрасную возможность, – посетовал я.
– Какую?
– Сбросить с себя всю одежду, приготовить мне мартини и встретить меня в дверях.
– Я было подумала об этом, – улыбнулась она, – но ты ведь не любишь мартини.
– Ну... – протянул я.
– Но я развела огонь, – поспешно добавила Сьюзен. – И мы можем выпить перед камином.
– Или еще чем-нибудь заняться, – сказал я и поднял ее в воздух.
Она помотала головой.
– Сегодня целый день все только о тебе и говорили.
– Это на семинаре по развитию подростков?
Она кивнула и улыбнулась мне своей обычной улыбкой падшего ангела.
– Ты очень хороший пример.
Я поставил ее обратно, и мы пошли в кухню.
– Ну-ка посмотрим, что у меня есть съедобного. Может, молотый рог носорога с добавкой шпанской мушки?
– Радость моя, приготовь что-нибудь на скорую руку, а я пока приму ванну и заодно выстираю колготки у тебя в раковине.
– Мужчин постоянно эксплуатируют, – сказал я и заглянул в холодильник. Там в глубине стояло пиво "Молсон". Если нас занесет снегом, то, по крайней мере, главным продуктом я обеспечен. В ящике для зелени лежали несколько листочков базилика и пучок петрушки, которые я купил в Квинси-маркет. Зелень немного подвяла, но была еще съедобна. Я открыл пиво. В ванной текла вода, и я громко сказал, подняв бутылку:
– За то, что ты есть, крошка!
– Приготовь мне коктейль, – прокричала в ответ Сьюзен. – Я вылезу через десять минут.
В холодильнике лежал пакетик с мелко нарубленной капустой брокколи. Я достал его, потом взял большую голубую кастрюлю, вскипятил три с лишним литра воды, взял еще одну кастрюлю поменьше и вскипятил еще чашку воды. Когда она собралась закипать, я бросил в кухонный комбайн две головки чеснока, пригоршню базилика, немножко петрушки, чуть кошерного сала, немного масла, потом пригоршню очищенных фисташек и хорошенько все это перемолол. Сьюзен подарила мне комбайн на день рождения, и я пользовался им когда только мог. По-моему, это была глупая игрушка, но Сьюзен очень хотелось мне ее подарить, и я ей ничего не сказал. Когда вода закипела, я погасил огонь под обеими кастрюлями. Было слышно, как Сьюзен плещется в ванне. Дверь была приоткрыта, я подошел и просунул в щель голову. Она лежала на спине, заколов волосы на затылке, и ее тело блестело в воде.
– Неплохо для твоих лет, – сказал я.
– Я так и знала, что ты будешь подглядывать, – ответила она. – Вуайеризм – типичное явление для подросткового возраста.
– Собственно, ты неплохо выглядишь для любого возраста, – продолжил я, не обращая внимания на ее слова.
– Иди и приготовь коктейль. Я вылезаю.
– Джин или водка?
– Джин.
– Животное, – произнес я, вернулся в кухню и смешал пять частей джина с одной частью лимонного сока, добавил льда, размешал все это в кувшине и вылил в стакан с двумя кубиками льда. Как раз когда я закончил, в кухню вошла Сьюзен в шелковом халате, который она подарила мне на предыдущее Рождество и который я никогда не носил, зато его надевала она, когда оставалась у меня ночевать. Он был каштанового цвета с черным рисунком и черным же поясом. Когда я как-то примерил его, то превратился в настоящего Брюса Ли. С ней почему-то такого не происходило.
Она села и выпила свой коктейль. Ее волосы были собраны на затылке, на сияющем лице никаких следов макияжа, и на вид ей было лет пятнадцать, если не считать нескольких морщин вокруг рта и глаз, которые выдавали настоящий возраст.
Я открыл еще бутылку пива и подогрел воду в обеих кастрюлях. В большую я бросил фунт спагетти, в маленькую – мороженую брокколи, а потом завел таймер на девять минут.
– Мы поужинаем у камина? – спросил я.
– Конечно.
– Хорошо. Тогда ставь стакан и берись за стол в гостиной.
Мы пододвинули стол к огню, принесли два стула и достали посуду, пока спагетти и брокколи варились. Зазвенел таймер, я слил воду из-под брокколи и попробовал спагетти. Им нужно было немного довариться. Пока они кипели, я еще раз включил комбайн, чтобы перемешать приправы. Потом попробовал макароны. Они были готовы. Тогда я слил воду, положил их обратно в кастрюлю и смешал с приправами и брокколи. Отнес кастрюлю в комнату и поставил на стол, потом положил рядом остатки сирийского хлеба, купленного на обед, и поставил бутылку вина. Затем подвинул Сьюзен стул, она села. Я подбросил дров в огонь, налил ей немного вина. Она задумчиво попробовала и кивнула в знак одобрения. Я наполнил стаканы.
– Может быть, дама проявит милосердие и разрешит мне составить ей компанию? – галантно спросил я.
– Может быть, – ответила она. Я глотнул вина.
– И может быть, чуть позже, – протянула она, – мы трахнемся.
Я прыснул, не успев проглотить вино, поперхнулся, закашлялся и забрызгал всю рубашку.
– А может быть, и нет, – добавила Сьюзен.
– Меня нельзя смешить, когда я пью, – сказал я, отдышавшись. – Кроме того, я могу взять тебя силой.
– Ой-ой-ой, – ответила она.
Я положил немного макарон с брокколи сначала ей, а потом себе. За окном все так же падал снег. Комнату освещал в основном камин. Дрова были яблоневые и хорошо пахли. Отсвет угольков за ярко горящим пламенем делал комнату чуть розоватой. Мы молчали. Поленья слегка потрескивали, догорая. Мне было совсем не так плохо, как утром. Еда была замечательная, вино – холодное, от вида Сьюзен у меня перехватывало дыхание. Теперь бы еще найти Рейчел Уоллес, и я уверую в Бога.
26
Солнце в это декабрьское утро мрачно вставало над пропастью снега, засыпавшей Бостон. Я посмотрел на будильник – было шесть утра. За окном стояла тишина, снег приглушал обычный утренний шум. Я лежал на правом боку, обняв плечи Сьюзен левой. Ее волосы, рассыпавшись ночью, сейчас полностью закрывали подушку. Лицо ее было повернуто ко мне, глаза закрыты. Она спала, слегка приоткрыв рот, и легкий запах вина доносился до меня вместе с ее дыханием. Я приподнялся на локте и посмотрел в окно. Снег продолжал падать, непрерывно и под углом, – значит, на улице гуляет ветер. Не открывая глаз, Сьюзен снова прижала меня к себе и натянула на нас одеяло. Потом улеглась поудобнее и затихла.
– Тебя устроит ранний завтрак, – поинтересовался я, – или у тебя другие планы?
Она прижалась лицом к моему плечу.
– У меня нос замерз, – пожаловалась она.
– Я твой мужчина, – объявил я, провел рукой по ее телу и похлопал по заду. Она обняла меня и прижалась крепче.
– Я всегда думала, – сказала она, не отрывая лица от моего плеча, – что у мужчин в твоем возрасте возникают проблемы с сексом.
– Конечно, возникают! – воскликнул я. – Двадцать лет назад я был раза в два активнее.
– Тебя, наверное, держали в клетке, – предположила она, бегая пальцами по моему позвоночнику.
– Угу, – ответил я, – но я сумел пролезть между прутьев.
– Ну еще бы, – отозвалась она и, не открывая глаз, подняла голову и поцеловала меня.
Когда я встал и принял душ, было уже восемь.
Сьюзен тоже приняла душ, пока я готовил завтрак и разводил огонь. Потом мы сидели перед огнем, ели ржаной хлеб с пахтой и земляничным вареньем и пили кофе.
В четверть десятого, когда хлеб закончился, банка из-под варенья опустела, "Глоб" была прочитана и закончилось "Тудэй-шоу", я прослушал свой автоответчик. Кто-то оставил мне номер с просьбой позвонить.
Я набрал этот номер, и трубку тут же сняла какая-то женщина.
– Говорит Спенсер, – сказал я. – Меня просили позвонить по этому номеру.
– Спенсер, это Джулия Уэллс, – ответила женщина.
– Где вы?
– Неважно. Мне нужно встретиться с вами.
– Почти как в старом фильме Марка Стивенса.
– Простите? – переспросила она.
– Мне тоже хочется повидать вас, – ответил я. – Где мы встретимся?
– Но все занесло снегом...
Такого оборота в фильмах Марка Стивенса не предусматривалось.
– Называйте место, – сказал я. – Я туда доберусь.
– Кафе у Паркер-Хауса.
– Когда?
– В половине одиннадцатого.
– До встречи.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я здесь, Спенсер.
– Тогда надо сказать: "Удостоверьтесь, что за вами нет "хвоста"". А я отвечу: "Не беспокойтесь, я буду осторожен".
– Я серьезно.
– Хорошо, детка. Я буду там.
Мы одновременно повесили трубки. Сьюзен как раз красилась в ванной. Я просунул голову в дверь и сказал:
– Мне нужно выйти. Кое-какая работа.
Она орудовала каким-то похожим на карандаш предметом в уголке рта.
– Угу, – ответила она, продолжая заниматься макияжем.
Если уж Сьюзен чем-то занята, то занята этим полностью. Я надел белые вельветовые штаны в широкий рубчик, синюю шерстяную рубашку "Пендлтон" и зимние ботинки "Херман". Потом прицепил к поясу кобуру с револьвером, надел куртку, поднял меховой воротник, натянул кепку, надел перчатки и мужественно вышел на улицу, в непогоду.
Если не считать снега, который все еще обильно падал, город как будто застыл. Никакого движения. Улицы покрыты снегом глубиной фута в два, а кое-где намело сугробы, которые вполне могли покрыть стоящую машину. Арлингтон-стрит была частично расчищена, идти было полегче. Я свернул направо на Бикон и влез на холм, отдавая себя во власть снега и ветра. Пришлось нахлобучить кепку поглубже. Выглядел я не очень щеголевато, но приходится уступать стихии. Огромный желтый бульдозер медленно полз по Бикон-стрит, разгребая снег ножом размером с Род-Айленд[28]. Не было ни людей, ни собак – ничего и никого, кроме меня, снега и бульдозера. Когда бульдозер прополз мимо, мне пришлось перепрыгнуть через снежный вал, чтобы не угодить под нож, но зато, когда машина проехала, идти стало намного легче. Я шел по самой середине Бикон-стрит, слева от меня возвышались старые элегантные кирпичные дома, а справа лежал пустой Коммон. Дома я видел хорошо, а вот Коммон уже в десяти футах за оградой исчезал в сплошной метели.
С вершины холма я разглядел Стейт-Хаус, но без золотого купола. Все было во мгле. Спускаться по склону было чуть легче. К тому времени, когда я добрался до Паркер-Хауса, туда, где Бикон заканчивается у Тремонт, я замерз. Тишина, царившая в центре города, удивила меня.
В холле Паркер-Хауса толпился народ, а в кафе со стороны Тремонт-стрит почти не было свободных мест. Я заметил Джулию Уэллс за столиком на двоих у окна. Она смотрела на снег.
На ней была надета лыжная парка серебряного цвета, которую она расстегнула, но не сняла. Капюшон она отбросила на спину, и его меховая отделка спуталась с волосами. Под паркой на ней был белый свитер с широким воротом, а если учесть золотые серьги и длинные ресницы, то выглядела она на одну целую восемь десятых миллиона. Сьюзен стоила бы два.
Я лихо заломил кепку, подошел и сел напротив нее. Паркер-Хаус располагался в Старом Бостоне и считался серьезным заведением. Ему довелось пережить тяжелые времена, и сейчас он начал постепенно вставать на ноги, но кафе с видом на Тремонт-стрит было симпатичным. Я расстегнул куртку.
– Доброе утро.
Она улыбнулась, но без особой радости, и ответила:
– Я рада вас видеть. Мне больше не к кому было обратиться.
– Надеюсь, что вам не пришлось далеко идти, – сказал я. – Даже такой олимпиец, как я, испытал несколько неприятных мгновений.
– Меня кто-то преследует, – произнесла она.
– Я его понимаю, – ответил я.
– Но это действительно так. Я увидела его около своей квартиры. Он шел за мной на работу и обратно.
– А вы знаете, что вас искала полиция?
– Из-за Рейчел?
Я кивнул. Подошла официантка, и я заказал кофе с тостом из пшеничного хлеба. Перед Джулией Уэллс уже стояла тарелка с омлетом, который она слегка поковыряла. Официантка отошла.
– Я знаю о полиции, – сказала она. – Я позвонила в дом моделей, и там сказали, что полиция побывала у них. Но они не стали бы следить за мной.
Я пожал плечами:
– Почему бы вам не рассказать полиции о парне, который вас преследует? Если он их сотрудник, они скажут, если нет – разберутся с ним.
Она покачала головой.
– Не хотите обращаться в полицию? Она снова покачала головой.
– Почему?
Она ткнула в омлет вилкой, потом передвинула кусок на другой край тарелки.
– Вы не просто прячетесь от парня, который вас преследует? – уточнил я.
– Верно.
– С полицией вы тоже не хотите иметь дела.
Она вдруг заплакала. Ее плечи затряслись, нижняя губа задрожала, глаза наполнились слезами. Но плакала она тихо, чтобы остальные посетители не заметили.
– Я не знаю, как быть, – прошептала она. – Не хочу ввязываться во все это. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Вы случаем не знаете, где сейчас может быть Рейчел? – спросил я.
Она высморкалась в розовый бумажный платочек и слабо вздохнула.
– Что мне делать? – проговорила она. – Мне не к кому обратиться.
– Вы знаете, где Рейчел?
– Нет, конечно нет. Откуда? Мы были подругами, любовницами, если хотите, но настоящей любви не было. И если люди...
– Вы не хотите, чтобы люди узнали, что вы лесбиянка?
Ее передернуло:
– Боже, ненавижу это слово. Оно какое-то медицинское, как будто речь идет о каком-то необычном растении.
– Но вы все-таки не хотите, чтобы об этом узнали?
– Ну, я не стыжусь этого. Вы просто изложили все чересчур резко. Я сделала свой выбор в жизни, он не совпал с вашим или чьим-то еще, но мне нечего стыдиться. Это так же естественно, как и все прочее.
– Тогда почему бы вам не поговорить с полицией? Вы не хотите помочь найти Рейчел Уоллес?
Она сжала руки и поднесла их к губам. Глаза ее снова наполнились слезами:
– О Боже, бедная Рейчел. Как вы думаете, она жива?
Официантка принесла мне кофе и тост. Когда она отошла, я сказал:
– Откуда мне знать? Приходится предполагать, что да, поскольку обратное предположение оставит меня ни с чем.
– И вы ее ищете?
– Я ее ищу.
– Если бы я знала что-нибудь, что могло бы помочь, я бы сказала. Но разве это поможет Рейчел, если мое имя будут трепать газетчики? А люди в доме моделей...
– Я не знаю, поможет ли это, – перебил я. – Я не знаю, что вам известно. Я не знаю, почему кто-то преследует или преследовал вас. Насколько я понимаю, вы сумели от него оторваться...
Она кивнула:
– Я избавилась от него в метро.
– Так кто это может быть? Из-за чего он преследует вас? Все слишком серьезно, чтобы быть простым совпадением: Рейчел похищена, а вас кто-то преследует.
– Я не знаю, я ничего не знаю. Что, если меня тоже хотят похитить? Я не знаю, что делать. – Она уставилась в окно на пустую заснеженную улицу.
– А почему бы вам не пожить с матерью и братом? – спросил я.
Она взглянула на меня. Я жевал тост.
– Что вы знаете о матери и о брате?
– Я знаю, как их зовут, чем они занимаются, как относятся к Рейчел Уоллес, и могу догадаться, как они отнесутся к вам, если узнают, что вы и Рейчел – любовницы.
– Вы... вы... вы не имеете права...
– Я ничего не сказал им про вас. Я сказал про вас полиции, но только когда был вынужден это сделать, совсем недавно.
– Почему вы были вынуждены?
– Потому что я ищу Рейчел и сделаю все, чтобы найти ее. Когда до меня дошло, что вы сестра Лоуренса Инглиша, я подумал, что это может быть зацепкой и поможет полиции найти ее. Они ведь тоже ищут.
– Вы считаете, мой брат...
– Я думаю, что он в этом замешан. Его шофер нанял двух ребят, чтобы те устроили нам с Рейчел аварию однажды вечером. Ваш братец организовал пикет, когда она выступала в Бельмонте, и обозвал ее нечестивой и развратной или как-то так. Кроме того, он возглавляет организацию людей, вполне способных на такое.
– Я не знала, что я "розовая", – вдруг сказала она. – Я думала, я просто не очень страстная. Вышла замуж. Чувствовала себя виноватой из-за своей холодности, даже лечиться пыталась, но ничего не получилось. Мы развелись. Он говорил, что я похожа на восковое яблоко: выгляжу великолепно, а внутри – пусто. Я обратилась в группу поддержки для разведенных, познакомилась с женщиной и стала ухаживать за ней. Потом мы вступили в связь, и я поняла, что я не пустышка, что я могу любить, могу чувствовать. Это было, наверное, переломным моментом в моей жизни. Мы занимались любовью, и я... – она отвернулась к окну, и я проглотил кусочек тоста, – я испытала оргазм. Это было похоже на... на... Я не знаю, на что это было похоже...
– Как будто было опровергнуто обвинительное заключение. Она кивнула:
– Да, да. Я вовсе не была дурной и холодной. Я пыталась любить не то.
– А мать с братом?
– Вы их видели?
– Братца – да, а мамочку еще нет.
– Им никогда не понять. Они никогда не примут это. Это самое худшее, что они могут представить себе. Я хотела бы, для их же пользы, а может быть и для своей, хотела бы, чтобы все было по-другому, но так не получится, и лучше я буду тем, что я есть, чем буду пытаться стать чем-то другим. Но они ничего не должны узнать. Поэтому я не могу обратиться в полицию, не могу допустить, чтобы им все стало известно. Все остальное, весь мир – неважно, только не они. Я не могу себе представить, как они поступили бы, если бы узнали обо мне правду.
– Может быть, похитили бы Рейчел Уоллес, – задумчиво ответил я.
– Тебя устроит ранний завтрак, – поинтересовался я, – или у тебя другие планы?
Она прижалась лицом к моему плечу.
– У меня нос замерз, – пожаловалась она.
– Я твой мужчина, – объявил я, провел рукой по ее телу и похлопал по заду. Она обняла меня и прижалась крепче.
– Я всегда думала, – сказала она, не отрывая лица от моего плеча, – что у мужчин в твоем возрасте возникают проблемы с сексом.
– Конечно, возникают! – воскликнул я. – Двадцать лет назад я был раза в два активнее.
– Тебя, наверное, держали в клетке, – предположила она, бегая пальцами по моему позвоночнику.
– Угу, – ответил я, – но я сумел пролезть между прутьев.
– Ну еще бы, – отозвалась она и, не открывая глаз, подняла голову и поцеловала меня.
Когда я встал и принял душ, было уже восемь.
Сьюзен тоже приняла душ, пока я готовил завтрак и разводил огонь. Потом мы сидели перед огнем, ели ржаной хлеб с пахтой и земляничным вареньем и пили кофе.
В четверть десятого, когда хлеб закончился, банка из-под варенья опустела, "Глоб" была прочитана и закончилось "Тудэй-шоу", я прослушал свой автоответчик. Кто-то оставил мне номер с просьбой позвонить.
Я набрал этот номер, и трубку тут же сняла какая-то женщина.
– Говорит Спенсер, – сказал я. – Меня просили позвонить по этому номеру.
– Спенсер, это Джулия Уэллс, – ответила женщина.
– Где вы?
– Неважно. Мне нужно встретиться с вами.
– Почти как в старом фильме Марка Стивенса.
– Простите? – переспросила она.
– Мне тоже хочется повидать вас, – ответил я. – Где мы встретимся?
– Но все занесло снегом...
Такого оборота в фильмах Марка Стивенса не предусматривалось.
– Называйте место, – сказал я. – Я туда доберусь.
– Кафе у Паркер-Хауса.
– Когда?
– В половине одиннадцатого.
– До встречи.
– Я не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я здесь, Спенсер.
– Тогда надо сказать: "Удостоверьтесь, что за вами нет "хвоста"". А я отвечу: "Не беспокойтесь, я буду осторожен".
– Я серьезно.
– Хорошо, детка. Я буду там.
Мы одновременно повесили трубки. Сьюзен как раз красилась в ванной. Я просунул голову в дверь и сказал:
– Мне нужно выйти. Кое-какая работа.
Она орудовала каким-то похожим на карандаш предметом в уголке рта.
– Угу, – ответила она, продолжая заниматься макияжем.
Если уж Сьюзен чем-то занята, то занята этим полностью. Я надел белые вельветовые штаны в широкий рубчик, синюю шерстяную рубашку "Пендлтон" и зимние ботинки "Херман". Потом прицепил к поясу кобуру с револьвером, надел куртку, поднял меховой воротник, натянул кепку, надел перчатки и мужественно вышел на улицу, в непогоду.
Если не считать снега, который все еще обильно падал, город как будто застыл. Никакого движения. Улицы покрыты снегом глубиной фута в два, а кое-где намело сугробы, которые вполне могли покрыть стоящую машину. Арлингтон-стрит была частично расчищена, идти было полегче. Я свернул направо на Бикон и влез на холм, отдавая себя во власть снега и ветра. Пришлось нахлобучить кепку поглубже. Выглядел я не очень щеголевато, но приходится уступать стихии. Огромный желтый бульдозер медленно полз по Бикон-стрит, разгребая снег ножом размером с Род-Айленд[28]. Не было ни людей, ни собак – ничего и никого, кроме меня, снега и бульдозера. Когда бульдозер прополз мимо, мне пришлось перепрыгнуть через снежный вал, чтобы не угодить под нож, но зато, когда машина проехала, идти стало намного легче. Я шел по самой середине Бикон-стрит, слева от меня возвышались старые элегантные кирпичные дома, а справа лежал пустой Коммон. Дома я видел хорошо, а вот Коммон уже в десяти футах за оградой исчезал в сплошной метели.
С вершины холма я разглядел Стейт-Хаус, но без золотого купола. Все было во мгле. Спускаться по склону было чуть легче. К тому времени, когда я добрался до Паркер-Хауса, туда, где Бикон заканчивается у Тремонт, я замерз. Тишина, царившая в центре города, удивила меня.
В холле Паркер-Хауса толпился народ, а в кафе со стороны Тремонт-стрит почти не было свободных мест. Я заметил Джулию Уэллс за столиком на двоих у окна. Она смотрела на снег.
На ней была надета лыжная парка серебряного цвета, которую она расстегнула, но не сняла. Капюшон она отбросила на спину, и его меховая отделка спуталась с волосами. Под паркой на ней был белый свитер с широким воротом, а если учесть золотые серьги и длинные ресницы, то выглядела она на одну целую восемь десятых миллиона. Сьюзен стоила бы два.
Я лихо заломил кепку, подошел и сел напротив нее. Паркер-Хаус располагался в Старом Бостоне и считался серьезным заведением. Ему довелось пережить тяжелые времена, и сейчас он начал постепенно вставать на ноги, но кафе с видом на Тремонт-стрит было симпатичным. Я расстегнул куртку.
– Доброе утро.
Она улыбнулась, но без особой радости, и ответила:
– Я рада вас видеть. Мне больше не к кому было обратиться.
– Надеюсь, что вам не пришлось далеко идти, – сказал я. – Даже такой олимпиец, как я, испытал несколько неприятных мгновений.
– Меня кто-то преследует, – произнесла она.
– Я его понимаю, – ответил я.
– Но это действительно так. Я увидела его около своей квартиры. Он шел за мной на работу и обратно.
– А вы знаете, что вас искала полиция?
– Из-за Рейчел?
Я кивнул. Подошла официантка, и я заказал кофе с тостом из пшеничного хлеба. Перед Джулией Уэллс уже стояла тарелка с омлетом, который она слегка поковыряла. Официантка отошла.
– Я знаю о полиции, – сказала она. – Я позвонила в дом моделей, и там сказали, что полиция побывала у них. Но они не стали бы следить за мной.
Я пожал плечами:
– Почему бы вам не рассказать полиции о парне, который вас преследует? Если он их сотрудник, они скажут, если нет – разберутся с ним.
Она покачала головой.
– Не хотите обращаться в полицию? Она снова покачала головой.
– Почему?
Она ткнула в омлет вилкой, потом передвинула кусок на другой край тарелки.
– Вы не просто прячетесь от парня, который вас преследует? – уточнил я.
– Верно.
– С полицией вы тоже не хотите иметь дела.
Она вдруг заплакала. Ее плечи затряслись, нижняя губа задрожала, глаза наполнились слезами. Но плакала она тихо, чтобы остальные посетители не заметили.
– Я не знаю, как быть, – прошептала она. – Не хочу ввязываться во все это. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Вы случаем не знаете, где сейчас может быть Рейчел? – спросил я.
Она высморкалась в розовый бумажный платочек и слабо вздохнула.
– Что мне делать? – проговорила она. – Мне не к кому обратиться.
– Вы знаете, где Рейчел?
– Нет, конечно нет. Откуда? Мы были подругами, любовницами, если хотите, но настоящей любви не было. И если люди...
– Вы не хотите, чтобы люди узнали, что вы лесбиянка?
Ее передернуло:
– Боже, ненавижу это слово. Оно какое-то медицинское, как будто речь идет о каком-то необычном растении.
– Но вы все-таки не хотите, чтобы об этом узнали?
– Ну, я не стыжусь этого. Вы просто изложили все чересчур резко. Я сделала свой выбор в жизни, он не совпал с вашим или чьим-то еще, но мне нечего стыдиться. Это так же естественно, как и все прочее.
– Тогда почему бы вам не поговорить с полицией? Вы не хотите помочь найти Рейчел Уоллес?
Она сжала руки и поднесла их к губам. Глаза ее снова наполнились слезами:
– О Боже, бедная Рейчел. Как вы думаете, она жива?
Официантка принесла мне кофе и тост. Когда она отошла, я сказал:
– Откуда мне знать? Приходится предполагать, что да, поскольку обратное предположение оставит меня ни с чем.
– И вы ее ищете?
– Я ее ищу.
– Если бы я знала что-нибудь, что могло бы помочь, я бы сказала. Но разве это поможет Рейчел, если мое имя будут трепать газетчики? А люди в доме моделей...
– Я не знаю, поможет ли это, – перебил я. – Я не знаю, что вам известно. Я не знаю, почему кто-то преследует или преследовал вас. Насколько я понимаю, вы сумели от него оторваться...
Она кивнула:
– Я избавилась от него в метро.
– Так кто это может быть? Из-за чего он преследует вас? Все слишком серьезно, чтобы быть простым совпадением: Рейчел похищена, а вас кто-то преследует.
– Я не знаю, я ничего не знаю. Что, если меня тоже хотят похитить? Я не знаю, что делать. – Она уставилась в окно на пустую заснеженную улицу.
– А почему бы вам не пожить с матерью и братом? – спросил я.
Она взглянула на меня. Я жевал тост.
– Что вы знаете о матери и о брате?
– Я знаю, как их зовут, чем они занимаются, как относятся к Рейчел Уоллес, и могу догадаться, как они отнесутся к вам, если узнают, что вы и Рейчел – любовницы.
– Вы... вы... вы не имеете права...
– Я ничего не сказал им про вас. Я сказал про вас полиции, но только когда был вынужден это сделать, совсем недавно.
– Почему вы были вынуждены?
– Потому что я ищу Рейчел и сделаю все, чтобы найти ее. Когда до меня дошло, что вы сестра Лоуренса Инглиша, я подумал, что это может быть зацепкой и поможет полиции найти ее. Они ведь тоже ищут.
– Вы считаете, мой брат...
– Я думаю, что он в этом замешан. Его шофер нанял двух ребят, чтобы те устроили нам с Рейчел аварию однажды вечером. Ваш братец организовал пикет, когда она выступала в Бельмонте, и обозвал ее нечестивой и развратной или как-то так. Кроме того, он возглавляет организацию людей, вполне способных на такое.
– Я не знала, что я "розовая", – вдруг сказала она. – Я думала, я просто не очень страстная. Вышла замуж. Чувствовала себя виноватой из-за своей холодности, даже лечиться пыталась, но ничего не получилось. Мы развелись. Он говорил, что я похожа на восковое яблоко: выгляжу великолепно, а внутри – пусто. Я обратилась в группу поддержки для разведенных, познакомилась с женщиной и стала ухаживать за ней. Потом мы вступили в связь, и я поняла, что я не пустышка, что я могу любить, могу чувствовать. Это было, наверное, переломным моментом в моей жизни. Мы занимались любовью, и я... – она отвернулась к окну, и я проглотил кусочек тоста, – я испытала оргазм. Это было похоже на... на... Я не знаю, на что это было похоже...
– Как будто было опровергнуто обвинительное заключение. Она кивнула:
– Да, да. Я вовсе не была дурной и холодной. Я пыталась любить не то.
– А мать с братом?
– Вы их видели?
– Братца – да, а мамочку еще нет.
– Им никогда не понять. Они никогда не примут это. Это самое худшее, что они могут представить себе. Я хотела бы, для их же пользы, а может быть и для своей, хотела бы, чтобы все было по-другому, но так не получится, и лучше я буду тем, что я есть, чем буду пытаться стать чем-то другим. Но они ничего не должны узнать. Поэтому я не могу обратиться в полицию, не могу допустить, чтобы им все стало известно. Все остальное, весь мир – неважно, только не они. Я не могу себе представить, как они поступили бы, если бы узнали обо мне правду.
– Может быть, похитили бы Рейчел Уоллес, – задумчиво ответил я.
27
– Будете еще что-нибудь заказывать? – спросила официантка.
Я покачал головой, Джулия тоже. Официантка положила рядом со мной счет, я положил сверху десять долларов.
– Вряд ли, – сказала Джулия. – Они не смогли бы. Даже не знали бы, как за это взяться.
– Но они могли прибегнуть к услугам советчика. Их шофер Минго Малреди уже занимался подобными делишками, и, хотите верьте, хотите – нет, он знает, как за это взяться.
– Но они-то – нет.
– Может быть. А может быть, парень, который вас преследовал, был нанят вашим братцем. Вы ведь не появлялись дома.
– Спенсер, мне тридцать лет.
– Вы поддерживаете отношения с семьей?
– Нет. Они были против моего замужества, а потом были против моего развода. Они ненавидели меня за то, что я училась в Гаучер-колледже. А сейчас они меня ненавидят за то, что я работаю манекенщицей. Я не могу жить с ними.
– Они беспокоятся о вас?
Она пожала плечами. Теперь, задумавшись, она перестала плакать и выглядела получше.
– Я думаю, беспокоились, – сказала она наконец. – Лоуренс любит играть роль отца семейства и главы дома, а мама потворствует ему. Я думаю, они решили, что я распущенная, нестойкая и стараюсь ничем себя не связывать.
– А почему они наняли шофером этого негодяя, Малреди?
Джулия пожала плечами:
– Лоуренс весь поглощен своим "Комитетом бдительности", и иногда ему требуются услуги телохранителя. Наверное, этим Малреди и должен был заниматься.
– Правда, он потерял форму, – заметил я.
Официантка забрала мою десятку и принесла на блюдечке сдачу.
– Если это они похитили Рейчел, где ее могут держать?
– Я не знаю.
– Не верю. Если бы вы были на месте вашего братца и похитили бы Рейчел Уоллес, где бы вы стали ее держать?
Я покачал головой, Джулия тоже. Официантка положила рядом со мной счет, я положил сверху десять долларов.
– Вряд ли, – сказала Джулия. – Они не смогли бы. Даже не знали бы, как за это взяться.
– Но они могли прибегнуть к услугам советчика. Их шофер Минго Малреди уже занимался подобными делишками, и, хотите верьте, хотите – нет, он знает, как за это взяться.
– Но они-то – нет.
– Может быть. А может быть, парень, который вас преследовал, был нанят вашим братцем. Вы ведь не появлялись дома.
– Спенсер, мне тридцать лет.
– Вы поддерживаете отношения с семьей?
– Нет. Они были против моего замужества, а потом были против моего развода. Они ненавидели меня за то, что я училась в Гаучер-колледже. А сейчас они меня ненавидят за то, что я работаю манекенщицей. Я не могу жить с ними.
– Они беспокоятся о вас?
Она пожала плечами. Теперь, задумавшись, она перестала плакать и выглядела получше.
– Я думаю, беспокоились, – сказала она наконец. – Лоуренс любит играть роль отца семейства и главы дома, а мама потворствует ему. Я думаю, они решили, что я распущенная, нестойкая и стараюсь ничем себя не связывать.
– А почему они наняли шофером этого негодяя, Малреди?
Джулия пожала плечами:
– Лоуренс весь поглощен своим "Комитетом бдительности", и иногда ему требуются услуги телохранителя. Наверное, этим Малреди и должен был заниматься.
– Правда, он потерял форму, – заметил я.
Официантка забрала мою десятку и принесла на блюдечке сдачу.
– Если это они похитили Рейчел, где ее могут держать?
– Я не знаю.
– Не верю. Если бы вы были на месте вашего братца и похитили бы Рейчел Уоллес, где бы вы стали ее держать?