АВРААМ И АВИМЕЛЕХ
   Вскоре запах дыма дошел и до Мамврийской рощи. Очевидно, усиливавшийся ветер гнал серные испарения, а вместе с ними и вулканическую пыль далеко к югу. Воздух был тяжел и смраден, солнце порою
   едва пробивалось сквозь тусклую пелену и странно меняло свой цвет, становясь то блекло-серым, то оранжевым и багровым. Зловещие желто-зеленые тучи, свивавшиеся жгутами, придавали всему ландшафту пугающий вид. Попряталось все живое. Так продолжалось несколько дней. Авраам решил покинуть обжитое место, и вскоре длинный караван двинулся к югу. Прошло много времени, прежде чем запах серы и гари исчез, а зловещее зарево скрылось за выпуклостью земли. Дышать наконец-то стало легко и свободно.
   Мысленно Авраам распрощался с Лотом. Он знал, что больше никогда его не увидит. То была самая большая потеря за его долгую жизнь. В свое время он тяжело пережил смерть отца, но Фарра был очень стар, и кончина его была естественной. Лот был любимцем. И Авраам и Сарра относились к нему, как к сыну. Если бы было довольно пастбищ, они бы никогда не разделились. Видно, такова божья воля.
   Авраам направился на самый юг Ханаана. Там были прекрасные места, особенно между Кадешом и Суром: просторные пастбища, луга, покрытые травой, и три источника чистой холодной воды, ломящей зубы даже в самый знойный день. Места были богатые и гостеприимные. Уже через несколько дней Авраам был приглашен царем герарским Авимелехом, владевшим обширными землями к западу и югу. Ему принадлежало несколько городов, и двор его славился роскошью.
   Авимелех был давно наслышан о мудром Аврааме, о его полководческих талантах и примерной добродетельности. Но о Сарре, жене Авраама, он не знал ничего, кроме того, что она славилась красотою. Однако Сарре в это время было уже, как мы знаем, около девяноста лет. Каково же было удивление Авимелеха, когда он увидел женщину, исполненную редкого обаяния.
   Надо сказать, что Библия особо подчеркивает обманчиво молодой вид Сарры, что, возможно, было вызвано начавшейся беременностью, чудесно преобразившей старую женщину.
   Авраам, еще по пути к Авимелеху, почувствовал тревогу, какую он испытал когда-то при въезде в Египет. Неужто царь герарский, как некогда фараон, заинтересуется его Саррой и захочет убрать со своей дороги нежелательного ему соперника-мужа?
   Следует заметить, что это едва ли не бродячий сюжет в Библии, – так или иначе, в разных обличьях он варьируется на ее страницах, возникая, в непохожих друг на друга историях.
   Авраам, как уже было в Египте, выдает Сарру за свою сестру.
   И история повторяется: Авимелех, как когда-то египетский фараон, приближает к себе Сарру.
   Вмешивается Бог.
   На этот раз кары, обрушившиеся на герарского царя, захотевшего, хотя и по неведению, сотворить прелюбодеяние, вступив в связь с замужней женщиной, не были так страшны, как в Египте, но все же весьма ощутимы и очевидны. Авимелех, у которого открылись глаза на истинное положение дела, тотчас выпустил Сарру из своего гарема, не успев прикоснуться к ней. В глубине души (и совершенно справедливо) он считал во всем виновным Авраама.
   «И призвал Авимелех Авраама и сказал ему: что ты с нами сделал? чем согрешил я против тебя, что ты навел было на меня и на царство мое великий грех? ты сделал со мною дела, каких не делают.
   И сказал Авимелех Аврааму: что ты имел в виду, когда делал это дело?
   Авраам сказал: я подумал, что нет на месте сем страха. Божия, и убьют меня за жену мою…» (Быт. 20: 9, 10, 11).
   Это место в истории об Аврааме и Авимелехе интересно не только по своему психологическому правдоподобию и по выразительности, с какою обрисованы нравы тех времен, но и по своему общечеловеческому гуманистическому смыслу. Ведь Авраам и Авимелех чтил разных богов, но Авимелех не только простил Авраама но буквально задарил его многочисленными подарками, желая как-то загладить моральный урон, поневоле нанесенный его семейству в истории с Саррой. И для Авраама, и для Авимелеха существуют некие высшие моральные нормы, которые переступают границы наций и религий.
   Оказывается, кроме того, что Сарра и в самом деле является его сестрой у них один отец и разные матери. Такие браки в древности были возможны и не наказывались ни богом, ни людьми.
   Замечательно звучат слова Авраама в его заключительном объяснении с Авимелехом. Он говорит:
   «Когда Бог повел меня странствовать из дома отца моего, то я сказал ей (Сарре. – А. П): сделай со мною сию милость, в какое ни придем мы место, везде говори обо мне: „это брат мой“»
(Быт. 20: 13).
   Люди – братья. И как бы ни пестра была Библия в своих рассказах о жестоких войнах и распрях, о кровопролитиях и казнях, эта мысль, высказанная Авраамом:
   «Всюду говори обо мне: это брат мой», осталась в истории как высокий и священный для человечества завет добра и любви. Увы, люди на протяжении последующей тысячелетней истории только и делали, что нарушали его, натравливая племена и народы друг на друга, вступая в религиозные войны и противопоставляя одни народы другим. В самой Библии тоже громко звучит мысль о богоизбранности народа, которому предстояло произойти от Авраама. Но, как ни парадоксально, именно Авраам первым произнес замечательные слова о братстве людей: «Всюду говори: я брат твой».
   И как характерно, что народы, происшедшие от семени Авраама, – иудейский и мусульманский – в истоке своем, в начале начал, имеют, по Библии, одного праотца: Авраама.

ИСТОРИЯ ИСААКА

   Уже говорилось, что Агарь, наложница Авраама, вернувшись из пустыни, куда она убежала от притеснения Сарры, вскоре родила сына Измаила. От нее, египтянки, и от Измаила, сына Авраама, предстояло в будущем произойти многим народам мусульманской веры.
   Как и было предсказано, престарелая Сарра разрешилась от бремени, родив сына, названного Исааком, что значит «радость», или «смех». Относительно имени высказывались догадки, что оно было выбрано в память о радости, испытанной Саррой, наконец-то ставшей матерью. Но не менее правомочно и другое мнение, сторонники которого считают, что имя Исаака, означающее – одновременно и «радость» и «смех», было выбрано в напоминание о смехе Сарры, когда она услышала от «старшего» странника, что должна родить.
   Когда родился Исаак, маленькому Измаилу было уже тринадцать лет. Естественно, они росли вместе и доставляли старому Аврааму большую радость. Он надеялся, что они будут дружны и станут верными помощниками в его старости.
   Но, по-видимому, живой и дерзкий, насмешливый и драчливый Измаил полностью унаследовал черты Агари, имевшей, как мы помним, характер не только живой, но и достаточно вздорный. Недаром она никак не могла поладить с Саррой. И хотя после возвращения из пустыни долго плакала, раскаивалась, просила прощения и вела себя примерно, все же, когда Измаилу не было еще и года, она вновь принялась за прежнее. Ребенок связывал обеих женщин и своей детской беспомощностью, забавными выходками и улыбкой быстро пресекал любые размолвки. Авраам страстно любил своего первенца.
   Увы, Измаил часто обижал своего маленького брата, он смеялся над ним и, будучи старше и сильнее, часто притеснял его. Агарь, со своей стороны, защищала сына и вступала в постоянные пререкания с Саррой. И вот повторилось то, что уже было. Как ни скорбел Авраам, но он внял словам Сарры и решил отпустить Агарь и Измаила на все четыре стороны.
   «Авраам встал рано утром, и взял хлеба и мех воды, и дал Агари, положив ей на плечи, и отрока, и отпустил ее…» (Быт. 21: 14).
   Скорее всего, как и в прошлый раз, Агарь двинулась в сторону Египта – давняя мечта о возвращении на родину, по-видимому, никогда не оставляла ее. Но пустыня была огромна и безводна. Медленно бредя вперед уже много дней, они съели и выпили все свои припасы и, судя по всему, очень далеко отошли от Авраамова дома, чтобы можно было вернуться обратно и вновь попросить прощения у строгой Сарры и доброго Авраама. Наконец они потеряли счет дням и полностью обессилели. Особенно мучился юный Измаил, и казалось, часы его уже были сочтены. Агарь не в силах была видеть его предсмертных мучений.
   «И пошла, села вдали, в расстоянии на один выстрел из лука. Ибо она сказала: не хочу видеть смерти отрока.
   И она села против (него. – А. П.), и подняла вопль; и плакала…» (Быт. 21: 16).
   Стоны Измаила и вопль Агари были услышаны. Подняв глаза, она неожиданно увидела неподалеку от себя колодец с водою, быстро наполнила мех, и Измаил, испив, как сказано в Библии, живой воды, сразу пришел в себя.
   Когда Измаил вырос, он остался жить в пустыне и занимался звериной ловлей. Он был превосходный стрелок из лука, и никто не мог превзойти его в этом искусстве.
   Известно, что Агарь, бывшая со своим сыном неотлучно, нашла ему жену из Египта и тем самым хотя бы отчасти удовлетворила свою тоску по родине, так как в маленьких своих внуках с радостью видела черты родного ей народа.
   Между тем, повествует далее Библия, Бог захотел испытать твердость духа и веры Авраама. Причиной тому были, скорее всего, жалобы Авраама и постоянная тоска его по любимому первенцу Измаилу. Были ночи, когда Авраам не смыкал глаз, думая о том, что могло произойти в пустыне, всегда безжалостной к путникам, бредущим по ней в одиночку. Можно пройти огромное расстояние и не встретить ни одного колодца, так как песчаные бури и смерчи засыпают их, и лишь очень опытные путешественники, владельцы караванов, способны отыскать засыпанный источник и вновь возвратить ему жизнь. В пустыне рыскают дикие звери, и горе тому, кто безоружным попадется на их пути. Правда, Измаил отличный стрелок и у него есть большой запас стрел, но ведь силы от голода и жажды могут иссякнуть, и тогда рука не сможет натянуть тетиву. Из ночи в ночь ему представлялись картины, одна ужаснее другой: вот лев, раздирающий Измаила, вот гиена, уничтожающая его останки.
Изгнание Авраамом Агари с сыном Измаилом.
   Он горько упрекал Сарру за то, что она не смогла примирить маленьких братьев, что не могла ужиться с Агарью… Более того, он готов уже был роптать и на Бога.

ЖЕРТВОПРИНОШЕНИЕ АВРААМА

   В одну из таких тяжких ночных минут и было ему видение. Он как бы вновь, сквозь сон и полудрему, сквозь свою боль и страдание, увидел того «старшего», что подходил к нему с двумя другими странниками на содомской дороге, а, увидев, услышал и голос, повелевший взять Исаака и на одной из гор принести его в жертву.
   Ранним утром Авраам оседлал осла, положил на него сухие дрова (для сожжения тела) и, взяв двух слуг и Исаака, двинулся в путь. Надо было идти к горе, возвышавшейся «в земле Мориа», то есть почти три дня. Столь неблизкий путь был предуготовлен Аврааму не только потому, что не было гор ближе, а, конечно, из того, чтобы дополнительно испытать его веру. Но ни разу за все три дня пути и за три ночи, когда они ночевали, раскинув шатер возле знакомого источника, Авраам не поколебался в своем послушании. Каждый шаг был тяжел, так как приближал к ужасной цели, но Авраам был тверд и лишь временами ласково касался сына – единственного своего cынa, рожденного от Сарры. Так вел он свою радость и Саррин смех в жертву Богу.
   Достигнув подошвы горы, Авраам приказал слугам остаться и, положив на спину Исааку вязанку дров, двинулся по еле заметной тропе к вершине.
   «И начал Исаак говорить Аврааму, отцу своему, и сказал: отец мой! Он отвечал: вот я, сын мой. Он сказал: вот огонь и дрова, где же агнец для всесожжения?
   Авраам сказал: Бог усмотрит Себе агнца для всесожжения, сын мой. И шли далее оба вместе.
   И пришли на место, о котором сказал ему Бог; и устроил там Авраам жертвенник, разложил дрова и, связав сына своего Исаака, положил его на жертвенник поверх дров.
   И простер Авраам руку свою и взял нож, чтобы заколоть сына своего.
   Но Ангел Господень воззвал к нему с неба и сказал:
   Авраам! Авраам! Он сказал: вот я.
   Ангел сказал: не поднимай руки твоей на отрока и не делай над ним ничего; ибо теперь я знаю, что боишься ты Бога и не пожалел сына твоего, единственного твоего, для Меня.
   И возвел Авраам очи свои и увидел: и вот, позади овен, запутавшийся в чаще рогами своими. Авраам пошел, взял овна и принес его во всесожжение вместо Исаака, сына своего» (Быт. 22: 7-13).
   Такова была величественная и трагическая предыстория жизни Исаака, которому предстояло стать одним из великих патриархов древности, давших жизнь многим замечательным людям, в том числе и Иосифу Прекрасному.
   После случившегося мирная жизнь в доме Авраама продолжалась еще долго. Возмужав, Исаак стал верным помощником отцу во всех его делах. Правда, Авраам так и не смог забыть Измаила; не было дня, чтобы он не посмотрел в сторону дороги, ведшей, как он знал, к Египту, с тайной надеждой увидеть возвращающихся в родной дом первенца и Агарь. Немало путников прошло мимо дома Авраама, и немало караванов, позвякивая колокольцами, прошествовало по дороге, но никогда никто не принес ему вестей от Измаила. Лишь однажды услышал он рассказ о каком-то необыкновенно метком стрелке, жившем в шатре с египтянкой-женою и с матерью в пустыне Фарах. Сердце Авраама бешено забилось, но он сдержал себя, полагая, что на все есть воля божья.
Авраам и его сын Исаак
   Настал печальный день, когда Сарра, достигнув ста двадцати семи лет, тихо скончалась, благословив слабеющей рукою Авраама и Исаака.
   Авраам похоронил ее на специально купленном участке в пещере близ Хеврона. Впоследствии там же упокоится и его прах.
   Это место, доныне почитающееся священным и у христиан, и у иудеев, и у мусульман, находится сейчас возле маленькой крепости, возвышающейся над Хевроном. Его охотно посещают паломники и туристы – люди разных вер и разных национальностей. Они идут поклониться своим общим прародителям.
   Когда Исааку исполнилось сорок лет, Авраам решил подыскать ему жену. Он призвал уже знакомого нам домоправителя Елиезера (того самого, что так подробно рассказывал о Ноевом ковчеге со слов своих предков) и приказал ему найти девицу обязательно в Месопотамии, в городе, где когда-то жил Нахор, его потерянный брат. По-видимому, Авраам надеялся, что ему удастся соблюсти обычаи своего племени, если Елиезер найдет родственников Нахора. Ведь, как мы знаем, и сам Авраам был женат на сестре, и многие другие в те времена предпочитали жениться на родственниках, чтобы тем самым сохранить кровную прочность племенного или родового союза.
   Наказ Авраама, данный Елиезеру, был строгим и определенным. Женщина, которую изберет слуга, во– первых, не должна принадлежать к хананеянскому народу, во-вторых, она должна прибыть в дом Авраама и Исаака добровольно и, в-третьих, что самое трудное, она должна хотя бы отдаленно быть родственной семье брата Нахора. Если первые два условия казались относительно легкими, то третье, если учесть, что о Нахоре долгое время не было никаких известий, представлялось Елиезеру трудным и даже вряд ли вообще выполнимым. Но Авраам особенно настаивал на нем, так как не хотел растворить свое племя среди чуждых ему хананеян. Ведь и Сарру он похоронил вдали от хананеянских владений, пойдя на очень большие расходы ради того, чтобы купить пещеру Махпелу, близ Мамвры, которая, как мы уже знаем, и стала семейной усыпальницей патриарха. Он сказал Елиезеру:
   «…клянись мне Господом, Богом неба и Богом земли, что ты не возьмешь сыну моему, Исааку, жены из дочерей Хананеев, среди которых я живу;
   Но пойдешь в землю мою, на родину мою, и к племени моему, и возьмешь оттуда жену сыну моему Исааку»
(Быт. 24: 3, 4).
   Чтобы укрепить веру Елиезера, он сказал ему, что Бог будет покровительствовать ему и что впереди каравана будет незримо шествовать ангел.
Ревека у колодца
   Елиезер отправился не налегке. Он вез многочисленные дары и будущей невесте, если таковая найдется, и ее семье.
   Забренчали медные колокольцы, и караван двинулся в путь. Авраам и Исаак долго еще смотрели ему вслед, пока он наконец не скрылся среди дальних барханов. Путь был не близким, но все десять верблюдов были крепки и надежны. По расчетам Авраама, провианта и воды вполне могло хватить на несколько дней.
   И вот, наконец, караван вошел в землю Месопотамскую, а еще через какое-то время показался и город, где, по предположениям, жил когда-то брат Авраама Нахор и где теперь следовало найти невесту для Исаака.
   Елиезер остановил верблюдов неподалеку от городских стен – там, где находился колодец. День уже склонялся к вечеру. Тревога и надежда переполняли сердце верного Елиезера. Он стал горячо молиться и сказал:
   «Господи, Боже господина моего Авраама! Пошли ее! сегодня на встречу мне…
   Вот, я стою у источника воды, и дочери жителей города выходят черпать воду;
   И девица, которой я скажу: наклони кувшин твой, я напьюсь, и которая скажет мне: пей, я и верблюдам твоим дам пить, пока не напьются, – вот та, которую Ты назначил рабу Твоему Исааку…
   Еще не перестал он говорить, и вот, вышла Ревекка…
   Девица была прекрасна видом, дева, которой не познал муж. Она сошла к источнику, наполнила кувшин свой и пошла наверх.
   И побежал раб на встречу ей и сказал: дай мне испить немного воды из кувшина твоего.
   Она сказала: пей господин мой. И тотчас спустила кувшин свой на руку свою и напоила его.
   И, когда напоила, сказала: я стану черпать и для верблюдов твоих, пока не напьются все. И тотчас вылила воду из кувшина своего в.поило, и побежала опять к колодезю почерпнуть воды, и начерпала для всех верблюдов его» (Быт. 24: 12-20).
   Надо ли говорить, как обрадован был Елиезер; в Библии сказано, что он был изумлен и даже потерял дар речи. Встреча, исполнившаяся словно по предначертанному свыше, обещала и удачное завершение.
   Попросившись переночевать, Елиезер вошел в дом Ревекки. Его приняли как почетного гостя, устроили верблюдов и сопровождающих. Больше всех хлопотала Ревекка. Насытившись, Елиезер стал вести неторопливую беседу, и ему пришлось вновь изумиться и обрадоваться: оказывается, девица была внучкой Нахора, брата Авраама. И Нахор, и его сын Вафуил, отец Ревекки, уже умерли. Отца Ревекки заменял ее старший брат – Лаван. Он был намного старше своей прекрасной сестры и вполне подходил к этой роли.
   Словом, Елиезер, посланец Авраама, столько лет горевавшего о Нахоре, оказался в семье ближайших Авраамовых родственников. Он невольно представлял себе, как обрадуется старый Авраам, услышав такое известие, даже если Ревекка откажется покинуть землю и дом своего отца и брата.
   То, кстати, было последнее затруднение, беспокоившее Елиезера: согласится или нет Ревекка стать женой незнакомого ей Исаака?
   Чтобы убедить Лавана, Ревекку и всех родственников, он полностью раскрыл им весь свои план, а также рассказал о всех чудесных подтверждениях, которые получил, встретив Ревекку у колодца: как она дала ему пить и как напоила его верблюдов, хотя совершенно не знала о том, что именно об этом просил Елиезер у Бога. Чудом было, по его словам, и то, что, прибыв в их город и не ведая, есть ли кто в нем из родственников Нахора, он, однако, очутился в доме Авраамова брата и его внучатой племянницы.
   Все были потрясены рассказом Елиезера и в эту ночь даже не сомкнули глаз, заставляя его еще и еще раз пересказывать случившееся.
   Надо ли пояснять, что и Ревекка, слушавшая рассказ с горящими глазами, тотчас ответила согласием быть женою Исаака.
   У нас нет сведений, как жилось Ревекке после смерти отца в доме Лавана, но если учесть его жестокость по отношению к Иакову, будущему сыну Ревекки и Исаака, когда (в будущем, конечно) тот попал в услужение к Лавану, чтобы получить право жениться на Рахили, то можно догадаться и о другой причине быстрого ответа Ревекки. Наверно, ей не так уж сладко жилось у Лавана, если она не осталась даже и на те десять дней, что Лаван и мать давали ей, дабы она еще раз все обдумала и взвесила. Мы не можем строить по этому поводу особенных догадок, но все же не можем не обратить внимания на деталь, почти подчеркнутую в Библии. Это то место, где рассказывается, как Лаван выбежал к Елиезеру, еще стоявшему у своих верблюдов, когда увидел золотую серьгу, подаренную Ревекке, и как был тщеславно поражен богатством даров, преподнесенных и ему, и Ревекке, и всем родственникам, жившим в то время в доме Нахора.
   Возможно, что эти два обстоятельства, свидетельствующие о характере Лавана и об атмосфере в доме, сыграли какую-то роль в быстром решении Ревекки, не очень-то, по-видимому, державшейся за эту семью. Кроме того, ей, как и всякому молодому существу, хотелось новых впечатлений.
   Однако чyдeсныe предзнаменования и не менее чудесные совпадения сыграли в этом деле, по-видимому, все же более важную, а может быть и единственную, роль, чем разного рода бытовые причины, о которых мы, по сути, ничего не знаем и можем лишь догадываться и строить на этот счет предположения.
   «И отпустили Ревекку, сестру свою, и кормилицу ее, и раба Авраамова, и людей его…
   И встала Ревекка и служанки ее, и сели на верблюдов, и поехали…» (Быт. 24: 59, 61).
   Далее рассказывается, что после нескольких дней пути они наконец прибыли к дому, но еще по дороге, не доезжая, Ревекка увидела в поле человека и сразу догадалась, что это Исаак. На всякий случай она спросила у сопровождавшего ее Елиезера, кто он, и слуга ответил, как она, впрочем, и ожидала, что это Исаак.
   «И ввел ее Исаак в шатер Сарры, матери своей, и взял Ревекку, и она сделалась ему женою, и он возлюбил ее; и утешился Исаак в печали по Сарре, матери своей» (Быт. 24: 67).
   Так счастливо (что, кстати сказать, редко бывает в Библии) закончилась вся история.

ИСААК И ЕГО ДЕТИ

   Старый Авраам был очень доволен счастливой женитьбой сына. Была у него и другая радость: он узнал, что первенец его, Измаил, не только жив, но что многочисленные потомки его широко расположились между Евфратом и Черным морем. Правда, придерживались они другой веры, но все равно то была ветвь Авраамова.
   После смерти Сарры Авраам долго горевал, но, чувствуя в себе еще немало сил, вновь женился. От второй его жены, Хеттуры, было шесть сыновей. Они быстро подросли, появились внуки, и Авраама, а также Исаака стал тревожить вопрос о наследстве. По законам и обычаям того времени наследником мог быть только первородный сын. Об Измаиле, разумеется, речи не шло, он давно жил самостоятельно и даже не желал показываться в дом отца, затаив обиду за изгнание в пустыню. Чувство обиды, переросшее во вражду, перешло затем и к его народу, презиравшему потомков Авраама.
   Следовательно, первородство переходило к Исааку.
   Как ни грустно было Аврааму, но он отделил шестерых своих сыновей,, а с ними вместе и внуков, посоветовав им направиться к востоку от Ханаана, где, как он знал, было еще очень много свободных и богатых кормом пастбищ. И они ушли на восток, наделенные богатыми дарами и, по-видимому, понимая справедливость принятого решения, поскольку оно полностью соответствовало всем обычаям предков.
   И все же – увы! – и этому народу, происшедшему от Авраама, постепенно стало свойственно чувство вражды к потомкам первородного Авраамова сына Исаака. Надо думать, что как ни священны были обычаи и непреложные законы, регулировавшие права наследства, все жеживое чувство не могло с ними полностью смириться и обида, глубоко затаенная в тех людях, что ушли на необжитые земли, оказалась подобна раскаленному углю, лишь едва прикрытому пеплом внешних приличий.
   Между тем наступил день, когда Авраам, достигший к тому времени ста семидесяти пяти лет, умер.
   На его похороны прибыло все его бесчисленное потомство, в том числе и Измаил, нарушивший ради этого печального и торжественного события обет, данный самому себе, – не возвращаться к отцовскому порогу.
   Авраам был погребе н рядом с Саррой – в пещере Махпела.
   Исаак и Ревекка страстно любили друг друга. На их семейной жизни, исполненной добра и взаимоуважения, словно лежала некая благодать.
   Но повторилась давняя история, а именно та самая, что долго была причиной горя Сарры и Авраама. У них не было детей. Богатое жилище, которое и так опустело после отъезда шестерых Авраамовых сыновей и многочисленных внуков, совсем осиротело, когда умер сам Авраам.
   Исааку было уже шестьдесят лет, и он все чаще думал о наследнике, порою почти отчаиваясь в своей надежде. Ревекка же, несмотря на то, что годы шли, была тем не менее твердо уверена, что станет матерью. Счастливое начало ее замужества, благословленное явными знамениями свыше, убеждало ее в необходимости ждать и надеяться. Она не допускала и мысли, чтобы выбрать для Исаака наложницу, как это сделала когда-то Сарра, продлившая род рождением Измаила. Ей мешало и чувство женской ревности, так как она любила Исаака с той безраздельной страстью, которая не предполагает возможности пребывания в семье другой женщины.
   И вот настал день, когда, убедившись по всем признакам, она сообщила Исааку, что у них будет ребенок. Радость обоих супругов не поддается описанию.
   Ревекка родила двоих мальчиков.
   Первым появился Исав, а следом за ним, держась, как рассказывали, за его пятку, – Иаков.
   Мальчики, однако, разительно не походил и друг на друга. Их различие особенно стало бросаться в глаза, когда они подросли. Исав был коренастый, краснолицый, косматый, тело его было покрыто шерстью. Он любил охоту и надолго уходил из дома, выслеживая зверей. А Иаков отличался не только красотою, но и женственностью, он был мягок, кроток, незлобив, любил уединение. Естественно, что дружбы между братьями не было, и Ревекка при случае любила вспоминать, что еще в своем чреве, когда она носила их, постоянно чувствовала толчки, словно кто-то внутри дерется. Она вопрошала тогда Бога, что бы это могло значить, и Бог во сне объяснил ей, что от братьев в будущем произойдут разные народы и что им суждено вечно враждовать между собою. Как мы увидим, так и случилось. Все же Иаков по-своему любил своего грубоватого и диковатого брата, ему нравилась дичь, какую он приносил, и его скупые рассказы об охоте.