Страница:
действовавших четырьмя гидравлическими Д.". И этот прибор,
по-вашему, обладает способностью стремительно падать? Значит,
Брокгауз с Эфроном обманывали человечество в течение пятидесяти
лет? Почему вы халтурите, вместо того чтобы учиться? Ответьте!
-- Мне нужны деньги.
-- Но у вас же их никогда нет. Вы ведь вечно рыщете за
полтинником.
-- Я купил мебель и вышел из бюджета.
-- И много вы купили мебели? Вам зa вашу халтуру платят
столько, сколько она стоит,грош!
-- Хороший грош! Я такой стул купил на аукционе...
-- В форме змеи?
-- Нет. Из дворца. Но меня постигло несчастье. Вчера я
вернулся ночью домой...
-- От Хины Члек? -- закричали присутствующие в один голос.
-- Хина!.. С Хиной я сколько времени уже не живу.
Возвращался я с диспута Маяковского. Прихожу. Окно открыто. Я
сразу почувствовал, что что-то случилось.
-- Ай-яй-яй! -- сказал Персицкий, закрывая лицо руками.--
Я чувствую, товарищи, что у Ляпсуса украли его лучший шедевр
"Гаврила дворником служил, Гаврила в дворники нанялся".
-- Дайте мне договорить. Удивительное хулиганство! Ко мне
в комнату залезли какие-то негодяи и распороли всю обшивку
стула. Может быть, кто-нибудь займет пятерку на ремонт?
-- Для ремонта сочините нового Гаврилу. Я вам даже начало
могу сказать. Подождите, подождите... Сейчас... Вот: "Гаврила
стул купил на рынке, был у Гаврилы стул плохой". Скорее
запишите. Это можно с прибылью продать в "Голос комода"... Эх,
Трубецкой, Трубецкой!.. Да, кстати. Ляпсус, почему вы
Трубецкой? Почему вам не взять псевдоним еще получше? Например,
Долгорукий! Никифор Долгорукий! Или Никифор Валуа? Или еще
лучше: гражданин Никифор Сумароков-Эльстон? Если у вас случится
хорошая кормушка, сразу три стишка в "Гермуму", то выход из
положения у вас блестящий. Один бред подписывается Сумароковым,
другая макулатура - Эльстоном, а третья -- Юсуповым... Эх вы,
халтурщик!..
Ипполит Матвеевич постепенно становился подхалимом. Когда
он смотрел на Остапа, глаза его приобретали голубой жандармский
оттенок.
В комнате Иванопуло было так жарко, что высохшие
воробьяниновские стулья потрескивали, как дрова в камине.
Великий комбинатор отдыхал, подложив под голову голубой жилет.
Ипполит Матвеевич смотрел в окно. Там, по кривым
переулкам, мимо крошечных московских садов, проносилась
гербовая карета. В черном ее лаке попеременно отражались
кланяющиеся прохожие: кавалергард с медной головой, городские
дамы и пухлые белые облачка. Громя мостовую подковами, лошади
понесли карету мимо Ипполита Матвеевича. Он отвернулся с
разочарованием.
Карета несла на себе герб МКХ, предназначалась для
перевозки мусора, и ее дощатые стенки ничего не отражали.
На козлах сидел бравый старик с пушистой седой бородой.
Если бы Ипполит Матвеевич знал, что кучер не кто иной, как граф
Алексей Буланов, знаменитый гусар-схимник, он, вероятно,
окликнул бы старика, чтобы поговорить с ним о прелестных
прошедших временах.
Граф Алексей Буланов был сильно озабочен. Нахлестывая
лошадей, он грустно размышлял о бюрократизме, разъедающем
ассенизационный подотдел, из-за которого графу вот уже полгода
как не выдавали положенного по гендоговору спецфартука.
-- Послушайте,-сказал вдруг великий комбинатор,-- как вас
звали в детстве?
-- А зачем вам?
-- Да так! Не знаю, как вас называть. Воробьяниновым звать
вас надоело, а Ипполитом Матвеевичем -- слишком кисло. Как же
вас звали? Ипа?
-- Киса,-ответил Ипполит Матвеевич, усмехаясь.
-- Конгениально. Так, вот что, Киса,-посмотрите,
пожалуйста, что у меня на спине. Болит между лопатками.
Остап стянул через голову рубашку "ковбой". Перед Кисой
Воробьяниновым открылась обширная спина захолустного Антиноя,
спина очаровательной формы, но несколько грязноватая.
-- Ого,-сказал Ипполит Матвеевич,-краснота какая-то.
Между лопатками великого комбинатора лиловели и
переливались нефтяной радугой синяки странных очертаний.
-- Честное слово, цифра восемь!-воскликнул Воробьянииов.--
Первый раз вижу такой синяк.
-- А другой цифры нет? -- спокойно спросил Остап.
-- Как будто бы буква Р.
-- Вопросов больше не имею. Все понятно. Проклятая ручка!
Видите, Киса, как я страдаю, каким опасностям подвергаюсь из-за
ваших стульев. Эти арифметические знаки нанесены мне большой
самопадающей ручкой с пером номер восемьдесят шесть, Нужно вам
заметать, что проклятая ручка упала на мою спину в ту самую
минуту, когда я погрузил руки во внутренность редакторского
стула. А вы, ничего-то вы толком не умеете. Изнуренковский стул
кто изгадил так, что мне потом пришлось за вас отдуваться? Об
аукционе я ужи не говорю. Нашли время для кобеляжа! В вашем
возрасте кобелировать просто вредно! Берегите свое здоровье!..
То ли дело я! За мною-стул вдовицы. За мною-два щукинских.
Изнуренковский стул в конечном итоге сделал я! В редакцию и к
Ляпису я ходил! И только один-единственный стул вы довели до
победного конца, да и то при помощи нашего священного врага --
архиепископа.
Неслышно ступая по комнате босыми ногами, технический
директор вразумлял покорного Кису.
Стул, исчезнувший -в товарном дворе Октябрьского вокзала,
по-прежнему оставался темным пятном на сверкающем плане
концессионных работ. Четыре стула в театре Колумба представляли
верную добычу. Но театр уезжал в поездку по Волге с тиражным
пароходом "Скрябин" и сегодня показывал премьеру "Женитьбы"
.последним спектаклем сезона. Нужно было решить-оставаться ли в
Москве для розысков пропавшего в просторах Каланчевской площади
стула, или выехать вместе с труппой в гастрольное турне. Остап
склонялся к последнему.
-- А то, может быть, разделимся? -- спросил Остап.-- Я
поеду с театром, а вы оставайтесь и проследите за стулом в
товарном дворе.
Но Киса так трусливо моргал седыми ресницами, что Остап не
стал продолжать.
-- Из двух зайцев,-- сказал он,-- выбирают того, который
пожирнее. Поедем вместе. Но расходы будут. велики. Нужны будут
деньги. У меня осталось шестьдесят рублей У вас сколько? Ах, я
и забыл! В ваши годы девичья любовь так дорого стоит!
Постановляю: сегодня мы идем в театр на премьеру "Женитьбы". Не
забудьте надеть фрак. Если стулья еще на месте и их не продали
за долги соцстраху, завтра же мы выезжаем. Помните,
Воробьянинов, наступает последний акт комедии "Сокровище моей
тещи". Приближается финита-ля-комедия, Воробьянинов! Не дышите,
мой старый друг! Равнение на рампу! О, моя молодость! О, запах
кулис! Сколько воспоминаний! Сколько интриг! Сколько таланту я
показал в свое время в роли Гамлета! Одним словом, заседание
продолжается!
Из экономии шли в театр пешком. Еще было совсем светло, но
фонари уже сияли лимонным светом. На глазах у всех погибала
весна. Пыль гнала ее с площадей, жаркий ветерок оттесняя ее в
переулок. Там старушки приголубливали красавицу и пили с ней
чай во двориках, за круглыми столами. Но жизнь весны
кончилась-в люди ее не пускали. Д ей так хотелось к памятнику
Пушкина,, где уже прогуливались молодые люди в пестреньких
кепках, брюках-дудочках, галстуках "собачья радость" и
ботиночках "джимми".
Девушки, осыпанные лиловой пудрой, циркулировали между
храмом МСПО и кооперативом "Коммунар" (между б. Филипповым и б.
Елисеевым). Девушки внятно ругались. В этот час прохожие
замедляли шаги, но не только потому, что Тверская становилась
тесна. Московские лошади были не лучше старгородских: они так
же нарочно постукивали копытами по торцам мостовой.
Велосипедисты бесшумно летели со стадиона "Юных пионеров", с
первого большого междугородного матча. Мороженщик катил свой
зеленый сундук, полный майского грома, боязливо косясь на
милиционера; но милиционер, скованный светящимся семафором,
которым регулировал уличное движение, был не опасен.
Во всей этой сутолоке двигались два друга. Соблазны
возникали на каждом шагу. В крохотных обжорочках на виду у всей
улицы жарили шашлыки карские, кавказские и филейные. Горячий и
пронзительный дым восходил к светленькому небу. Из пивных,
ресторанчиков и кино "Великий немой" неслась струнная музыка, У
трамвайной остановки горячился громкоговоритель.
Нужно было торопиться. Друзья вступили в гулкий вестибюль
театра Колумба.
Воробьянинов бросился к кассе и прочел расценку на места.
-- Все-таки,-- сказал он,-- очень дорого. Шестнадцатый
ряд-три рубля.
-- Как я не люблю,-заметил Остап.-этих мещан,
провинциальных простофиль! Куда вы полезли? Разве вы не видите,
что это касса?
-- Ну а куда же? Ведь без билета не пустят!
-- Киса, вы пошляк. В каждом благоустроенном театре есть
два окошечка. В окошечко кассы обращаются только влюбленные и
богатые наследники. Остальные граждане (их, как можете
заметить, подавляющее большинство) обращаются непосредственно в
окошечко администратора.
И действительно, перед окошечком кассы стояло человек пять
скромно одетых людей. Возможно, это были богатые наследники или
влюбленные. Зато у окошечка администратора господствовало
оживление. Там стояла цветная очередь. Молодые люди, в фасонных
пиджаках и брюках того покроя, который провинциалу может только
присниться, уверенно размахивали записочками от знакомых им
режиссеров, артистов, редакций, театрального костюмера,
начальника района милиции и прочих, тесно связанных с театром
лиц, как то: членов ассоциации теа-- и кинокритиков, общества
"Слезы бедных матерей", школьного совета "мастерской циркового
эксперимента" и какого-то "Фортинбраса при Умслопогасе".
Человек восемь стояли с записками от Эспера Эклеровича.
Остап врезался в очередь, растолкал фортинбрасовцев и,
крича: "Мне только справку, вы не видите, что я даже калош не
снял", пробился к окошечку и заглянул внутрь.
Администратор трудился, как грузчик. Светлый. брильянтовый
пот орошал его жирное лицо. Телефон тревожил его поминутно и
звонил с упорством трамвайного вагона, пробирающегося через
Смоленский рынок.
-- Скорее,-крикнул он Остапу,-вашу бумажку?
-- Два места,-сказал Остап тихо,-в партере,
-- Кому?
-- Мне!
-- А кто вы такой, чтобы я давал вам места?
-- А я все-таки думаю, что вы меня знаете.
-- Не узнаю.
Но взгляд незнакомца был так чист, так ясен, что рука
администратора сама отвела Остапу два места в одиннадцатом
ряду.
-- Ходят всякие,-сказал администратор, пожимая
плечами,-кто их знает, кто они такие! Может быть, он из
Наркомпроса? Кажется, я его видел в Наркомпросе. Где я его
видел?
И, машинально выдавая пропуска счастливым теа-- и
кинокритикам, притихший Яков Менелаевич продолжал вспоминать,
где он видел эти чистые глаза.
Когда все пропуска были выданы и в фойе уменьшили свет,
Яков Менелаевич вспомнил: эти чистые глаза, этот уверенный
взгляд он видел в Таганской тюрьме в 1922 году, когда и сам
сидел там по пустяковому делу.
Из одиннадцатого ряда, где сидели концессионеры,
послышался смех. Остапу понравилось музыкальное вступление,
исполненное оркестрантами на бутылках, кружках Эсмарха,
саксофонах и больших полковых барабанах. Свистнула флейта, и
занавес, навевая прохладу, расступился.
К удивлению Воробьянинова, привыкшего к классической
интерпретации "Женитьбы", Подколесина на сцене не было.
Порыскав глазами, Ипполит Матвеевич увидел свисающие с потолка
фанерные прямоугольники, выкрашенные в основные цвета
солнечного спектра. Ни дверей, ни синих кисейных окон не было.
Под разноцветными прямоугольниками танцевали дамочки в больших,
вырезанных из черного картона шляпах. Бутылочные стоны вызвали
на сцену Подколесина, который врезался в толпу верхом на
Степане. Подколесин был наряжен в камергерский мундир. Разогнав
дамочек словами, которые в пьесе не значились, Подколесин
возопил:
-- Степа-ан!
Одновременное этим он прыгнул в сторону и замер в трудной
позе. Кружки Эсмарха загремели.
-- Степа-а-н!!-повторил Подколесин, делая новый прыжок.
Но так как Степан, стоящий тут же и одетый в барсову
шкуру, не откликался, Подколесин трагически спросил:
-- Что же ты молчишь, как Лига наций?
-- Очевидно, я Чемберлена испужался,--ответил Степан,
почесывая шкуру.
Чувствовалось, что Степан оттеснит Подколесина и станет
главным персонажем осовремененной пьесы.
-- Ну что, шьет портной сюртук? Прыжок. Удар по кружкам
Эсмарха. Степан с усилием сделал стойку на руках и в таком
положении ответил:
-- Шьет!
Оркестр сыграл попурри из "Чио-чио-сан". Все это время
Степан стоял на руках. Лицо его залилось краской.
-- А что,-спросил Подколесин,-не спрашивал ли портной, на
что, мол, барину такое хорошее сукно?
Степан, который к тому времени сидел уже в оркестре и
обнимал дирижера, ответил:
-- Нет, не спрашивал. Разве он депутат английского
парламента?
-- А не спрашивал ли портной, не хочет ли, мол, барин
жениться?
-- Портной спрашивал, не хочет ли, мол, барин платить
алименты.
После этого свет погас, и публика затопала ногами. Топала
она до тех пор, покуда со сцены не послышался голос
Подколесина:
-- Граждане! Не волнуйтесь! Свет потушили нарочно, по ходу
действия. Этого требует вещественное оформление.
Публика .покорилась. Свет так и не зажигался до конца
акта. В полной темноте гремели барабаны. С фонарями прошел
отряд военных в форме гостиничных швейцаров. Потом, как видно
-- на верблюде, приехал Кочкарев. Судить обо всем этом можно
было из следующего диалога:
-- Фу, как ты меня испугал! А еще на верблюде приехал!
-- Ах, ты заметил, несмотря на темноту?! А я хотел
преподнести тебе сладкое вер-блюдо!
В антракте концессионеры прочли афишу:
ЖЕНИТЬБА Текст -Н. В.Гоголя Стихи -М. Шершеляфамова
Литмонтаж -И. Антиохийского Музыкальное сопровождение -X.
Иванова Автор спектакля -Ник. Сестрин Вещественное оформление
-- Симбиевич-Синдиевич. Свет-Платон Плащук. Звуковое
оформление-Галкина, Палкина, Малкина, Чалкина и Залкинда. Грим
-- мастерской Крулт. Парики-- Фома Кочура. Мебель -- древесных
мастерских Фортинбраса при Умслопогасе им. Валтасара.
Инструктор акробатики -- Жоржетта Тираспольских. Гидравлический
пресс-под управлением монтера Мечникова. Афиша набрана,
сверстана и отпечатана
в школе ФЗУ КРУЛТ
-- Вам нравится?-робко спросил Ипполит Матвеевич.
-- А вам?
-- Очень интересно, только Степан какой-то странный.
-- А мне не понравилось,--сказал Остап,-в особенности то,
что мебель у них каких-то мастерских Вогопаса. Не приспособили
ли они наши стулья на новый лад?
Эти опасения оказались напрасными. В начале же второго
акта все четыре стула были вынесены на сцену неграми в
цилиндрах.
Сцена сватовства вызвала наибольший интерес зрительного
зала. В ту минуту, когда на протянутой через весь зал проволоке
начала спускаться Агафья Тихоновна, страшный оркестр X. Иванова
произвел такой шум, что от него одного Агафья Тихоновна должна
была бы упасть в публику. Однако Агафья держалась на сцене
прекрасно. Она была в трико телесного цвета и мужском котелке.
Балансируя зеленым зонтиком с надписью: "Я хочу Подколесина",
она переступала по проволоке, и снизу всем были видны ее
грязные подошвы, С проволоки она спрыгнула прямо на стул.
Одновременно с этим все негры, Подколесин, Кочкарев в балетных
пачках и сваха в костюме вагоновожатого сделали обратное
сальто. Затем все отдыхали пять минут, для сокрытия чего был
снова погашен свет.
Женихи были очень смешны, в особенности-Яичница. Вместо
него выносили большую яичницу на сковороде. На моряке была
мачта с парусом.
Напрасно купец Стариков кричал, что его душат патент и
уравнительный. Он не понравился Агафье Тихоновне. Она вышла
замуж за Степана. Оба принялись уписывать яичницу, которую
подал им обратившийся в лакея Подколесин. Кочкарев с Феклой
спели куплеты про Чемберлена и про алименты, которые британский
министр взимает с Германии. На кружках Эсмарха сыграли
отходную. И занавес, навевая прохладу, захлопнулся.
-- Я доволен спектаклем,-сказал Остап,-стулья в целости.
Но нам медлить нечего. Если Агафья Тихоновна будет ежедневно на
них гукаться, то они недолго проживут.
Молодые люди в фасонных пиджаках, толкаясь и смеясь,
вникали в тонкости вещественного и звукового оформления.
-- Ну,-указал Остап,-вам, Кисочка, надо-байбай. Завтра с
утра нужно за билетами становиться. Театр в семь вечера
выезжает ускоренным в Нижний. Так что вы берите два жестких
места для сиденья до Нижнего, Курской дороги. Не беда-посидим.
Всего одна ночь.
На другой день весь театр Колумба сидел в буфете Курского
вокзала. Симбиевич-Синдиевич, приняв меры к тому, чтобы
вещественное оформление пошло этим же поездом, закусывал за
столиком. Вымочив в пиве усы, он тревожно спрашивал монтера:
-- Что, гидравлический пресс не сломают в дороге?
-- Беда с этим прессом,-отвечал Мечников,-работает он у
нас пять минут, а возить его целое лето придется.
-- А с "прожектором времен" тебе легче было, из пьесы
"Порошок идеологии"?
-- Конечно, легче. Прожектор хоть и больше был, но зато не
такой ломкий.
За соседним столиком сидела Агафья Тихоновна, молоденькая
девушка с ногами твердыми и блестящими, как кегли. Вокруг нее
хлопотало звуковое оформление -- Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин
и Залкинд.
-- Вы вчера мне не в ногу подавали,--жаловалась Агафья
Тихоновна,-я так и свалиться могу. Звуковое оформление
загалдело:
-- Что ж делать! Две кружки лопнули!
-- Разве теперь достанешь заграничную кружку
Эсмарха?-кричал Галкин.
-- Зайдите в Госмедторг. Не то что кружки Эсмарха,
термометра купить нельзя! -- поддержал Палкин.
-- А вы разве и на термометрах играете?-ужаснулась
девушка.
-- На термометрах мы не играем,-заметил Залкинд,-- но
из-за этих. проклятых кружек прямо-таки заболеваешь --
приходится мерить температуру.
Автор спектакля и главный режиссер Ник. Сестрин
прогуливался с женой по перрону. Подколесин с Кочкаревым
хлопнули по три рюмки и наперебой ухаживали за Жоржеттой
Тираспольских.
Концессионеры, пришедшие за два часа до отхода поезда,
совершили уже пятый рейс вокруг сквера, разбитого перед
вокзалом.
Голова у Ипполита Матвеевича кружилась. Погоня за стульями
входила в решающую стадию. Удлиненные тени лежали на
раскаленной мостовой. Пыль садилась на мокрые, потные лица.
Подкатывали пролетки. Пахло бензином. Наемные машины высаживали
пассажиров. Навстречу им выбегали Ермаки Тимофеевичи, уносили
чемоданы, и овальные их бляхи сияли на солнце. Муза дальних
странствий хватала людей за горло.
-- Ну, пойдем и мы,-- сказал Остап. Ипполит Матвеевич
покорно согласился. Тут он столкнулся лицом к лицу с гробовых
дел мастером Безенчуком.
-- Безенчук!-сказал он в крайнем удивлении.Ты как сюда
попал?
Безенчук снял шапку и радостно остолбенел.
-- Господин Воробьянинов!-закричал он.--Почет дорогому
гостю!
-- Ну, как дела?
-- Плохи дела,-ответил гробовых дел мастер.
-- Что же так?
-- Клиента ищу. Не идет клиент.
-- "Нимфа" перебивает?
-- Куды ей! Она меня разве перебьет? Случаев нет. После
вашей тещеньки один только "Пьер и Константин" перекинулся.
-- Да что ты говоришь? Неужели умер?
-- Перекинулся, Ипполит Матвеевич. На посту своем
перекинулся. Брил аптекаря нашего Леопольда и перекинулся. Люди
говорили -- разрыв внутренности произошел, а я так думаю, что
покойник от этого аптекаря лекарством надышался и не выдержал.
-- Ай-яй-яй,-- бормотал Ипполит Матвеевич,ай-яй-яй! Ну,
что ж, значит, ты его и похоронил?
-- Я и похоронил. Кому же другому? Разве "Нимфа", туды ее
в качель, кисть дает?
-- Одолел, значит?
-- Одолел. Только били меня потом. Чуть сердце у меня не
выбили. Милиция отняла. Два дня лежал, спиртом лечился.
-- Растирался?
-- Нам растираться не к чему.
-- А сюда тебя зачем принесло?
-- Товар привез.
-- Какой же товар?
-- Свой товар. Проводник знакомый помог провезти задаром в
почтовом вагоне. По знакомству.
Ипполит Матвеевич только сейчас заметил, что поодаль
Безенчука на земле стоял штабель гробов. Иные были с кистями,
иные-так. Один из них Ипполит Матвеевич быстро опознал. Это был
большой дубовый и пыльный гроб с безенчуковской витрины.
-- Восемь штук,-сказал Безенчук самодовольно,-- один к
одному. Как огурчики.
-- А кому тут твой товар нужен? Тут своих мастеров
довольно.
-- А гриб?
-- Какой гриб?
-- Эпидемия. Мне Прусис сказал, что в Москва гриб
свирепствует, что хоронить людей не в чем. Весь материал
перевели. Вот я и. решил дела поправить.
Остап, прослушавший весь этот разговор с любопытством,
вмешался:
-- Слушай, ты, папаша, это в Париже грипп свирепствует.
-- В Париже?
-- Ну да. Поезжай в Париж. Там подмолотишь! Правда, будут
некоторые затруднения с визой, но ты, папаша, не грусти. Если
Бриан тебя полюбит, ты заживешь недурно: устроишься
лейб-гробовщиком при парижском муниципалитете. А здесь и своих
гробовщиков хватит.
Безенчук дико огляделся. Действительно, на площади,
несмотря на уверения Прусиса, трупы не валялись" люди бодро
держались на ногах, и некоторые из них даже смеялись.
Поезд давно уже унес и концессионеров, и театр Колумба, и
прочую публику, а Безенчук все еще ошалело стоял над своими
гробами. В наступившей темноте его глаза горели желтым
неугасимым огнем.
Влево от пассажирских дебаркадеров Волжского
государственного речного пароходства, под надписью: "Чаль за
кольца, решетку береги, стены не касайся", стоял великий
комбинатор со своим другом и ближайшим помощником Кисой
Воробьяниновым.
Над пристанями хлопали флаги. Дым, курчавый как цветная
капуста, валил из пароходных труб. Шла погрузка парохода "Антон
Рубинштейн", стоявшего у дебаркадера э 2. Грузчики вонзали
железные когти в тюки хлопка, на пристани выстроились в каре
чугунные горшки, лежали мокросоленые кожи, бунты проволоки,
ящики с листовым стеклом, клубки сноповязального шпагата,
жернова, двухцветные костистые сельскохозяйственные машины,
деревянные вилы, обшитые дерюгой корзинки с молодой черешней и
сельдяные бочки.
"Скрябина" не было. Это очень беспокоило Ипполита
Матвеевича.
-- Что вы переживаете? -- спросил Остап.-- Вообразите, что
"Скрябин" здесь. Ну, как вы на него попадете? Если бы у нас
даже были деньги на покупку билета, то и тогда бы ничего не
вышло. Пароход этот пассажиров не берет.
Остап еще в поезде успел побеседовать с завгидропрессом,
монтером Мечниковым, и узнал от него все. Пароход "Скрябин",
заарендованный Наркомфином, должен был совершать рейс от
Нижнего до Царицына, останавливаясь у каждой пристани и
производя тираж выигрышного займа. Для этого из Москвы выехало
целое учреждение: тиражная комиссия, канцелярия, духовой
оркестр, кинооператор, корреспонденты центральных газет и театр
Колумба. Театру предстояло в пути показывать пьесы, в которых
популяризовалась идея госзаймов. До Сталинграда театр поступал
на полное довольствие тиражной комиссии, а затем собирался, на
свой страх и риск, совершить большую гастрольную поездку по
Кавказу и Крыму с "Женитьбой".
"Скрябин" опоздал. Обещали, что он придет из затона, где
делались последние приготовления, только к вечеру. Поэтому весь
аппарат, прибывший из Москвы, в ожидании погрузки устроил бивак
на пристани.
Нежные созданья с чемоданчиками и портпледами сидели на
бунтах проволоки, сторожа свои ундервуды, и с опасением
поглядывали на крючников. На жернове примостился гражданин с
фиолетовой эспаньолкой. На коленях у него лежала стопка
эмалированных дощечек. На верхней из них любопытный мог бы
прочесть:
ОТДЕЛ ВЗАИМНЫХ РАСЧЕТОВ
Письменные столы на тумбах и другие столы, более скромные,
стояли друг на друге. У запечатанного несгораемого шкафа
прогуливался часовой. Представитель "Станка" Персицкий смотрел
в цейсовский бинокль с восьмикратным увеличением на территорию
ярмарки.
Разворачиваясь против течения, подходил пароход "Скрябин".
На бортах своих он нес фанерные щиты с радужными изображениями
гигантских облигаций. Пароход заревел, подражая крику мамонта,
а может быть и другого животного, заменявшего в доисторические
времена пароходную сирену.
Финансово-театральный бивак оживился. По городским спускам
бежали тиражные служащие. В облаке пыли катился к пароходу
толстенький Платон Плащук. Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и
Залкинд выбежали из трактира "Плот". Над несгораемой кассой уже
трудились крючники. Инструктор акробатики Жоржетта
Тираспольских гимнастическим шагом взбежала по сходням.
Симбиевич-Синдиевич, в заботах о вещественном оформлении,
простирал руки то к кремлевским высотам, то к капитану,
стоявшему на мостике. Кинооператор пронес свой аппарат высоко
над головами толпы и еще на ходу требовал отвода четырехместной
каюты для устройства в ней лаборатории.
В общей свалке Ипполит Матвеевич пробрался к стульям и,
будучи вне себя, поволок было один стул в сторонку.
-- Бросьте стул! -- завопил Бендер.-- Вы что, с ума
спятили? Один стул возьмем, а остальные пропадут для нас
навсегда. Подумали бы лучше О том, как попасть на пароход.
По дебаркадеру прошли музыканты, опоясанные медными
трубами. Они с отвращением смотрели на саксофоны, флексотоны,
пивные бутылки и кружки Эсмарха, которыми было вооружено
по-вашему, обладает способностью стремительно падать? Значит,
Брокгауз с Эфроном обманывали человечество в течение пятидесяти
лет? Почему вы халтурите, вместо того чтобы учиться? Ответьте!
-- Мне нужны деньги.
-- Но у вас же их никогда нет. Вы ведь вечно рыщете за
полтинником.
-- Я купил мебель и вышел из бюджета.
-- И много вы купили мебели? Вам зa вашу халтуру платят
столько, сколько она стоит,грош!
-- Хороший грош! Я такой стул купил на аукционе...
-- В форме змеи?
-- Нет. Из дворца. Но меня постигло несчастье. Вчера я
вернулся ночью домой...
-- От Хины Члек? -- закричали присутствующие в один голос.
-- Хина!.. С Хиной я сколько времени уже не живу.
Возвращался я с диспута Маяковского. Прихожу. Окно открыто. Я
сразу почувствовал, что что-то случилось.
-- Ай-яй-яй! -- сказал Персицкий, закрывая лицо руками.--
Я чувствую, товарищи, что у Ляпсуса украли его лучший шедевр
"Гаврила дворником служил, Гаврила в дворники нанялся".
-- Дайте мне договорить. Удивительное хулиганство! Ко мне
в комнату залезли какие-то негодяи и распороли всю обшивку
стула. Может быть, кто-нибудь займет пятерку на ремонт?
-- Для ремонта сочините нового Гаврилу. Я вам даже начало
могу сказать. Подождите, подождите... Сейчас... Вот: "Гаврила
стул купил на рынке, был у Гаврилы стул плохой". Скорее
запишите. Это можно с прибылью продать в "Голос комода"... Эх,
Трубецкой, Трубецкой!.. Да, кстати. Ляпсус, почему вы
Трубецкой? Почему вам не взять псевдоним еще получше? Например,
Долгорукий! Никифор Долгорукий! Или Никифор Валуа? Или еще
лучше: гражданин Никифор Сумароков-Эльстон? Если у вас случится
хорошая кормушка, сразу три стишка в "Гермуму", то выход из
положения у вас блестящий. Один бред подписывается Сумароковым,
другая макулатура - Эльстоном, а третья -- Юсуповым... Эх вы,
халтурщик!..
Ипполит Матвеевич постепенно становился подхалимом. Когда
он смотрел на Остапа, глаза его приобретали голубой жандармский
оттенок.
В комнате Иванопуло было так жарко, что высохшие
воробьяниновские стулья потрескивали, как дрова в камине.
Великий комбинатор отдыхал, подложив под голову голубой жилет.
Ипполит Матвеевич смотрел в окно. Там, по кривым
переулкам, мимо крошечных московских садов, проносилась
гербовая карета. В черном ее лаке попеременно отражались
кланяющиеся прохожие: кавалергард с медной головой, городские
дамы и пухлые белые облачка. Громя мостовую подковами, лошади
понесли карету мимо Ипполита Матвеевича. Он отвернулся с
разочарованием.
Карета несла на себе герб МКХ, предназначалась для
перевозки мусора, и ее дощатые стенки ничего не отражали.
На козлах сидел бравый старик с пушистой седой бородой.
Если бы Ипполит Матвеевич знал, что кучер не кто иной, как граф
Алексей Буланов, знаменитый гусар-схимник, он, вероятно,
окликнул бы старика, чтобы поговорить с ним о прелестных
прошедших временах.
Граф Алексей Буланов был сильно озабочен. Нахлестывая
лошадей, он грустно размышлял о бюрократизме, разъедающем
ассенизационный подотдел, из-за которого графу вот уже полгода
как не выдавали положенного по гендоговору спецфартука.
-- Послушайте,-сказал вдруг великий комбинатор,-- как вас
звали в детстве?
-- А зачем вам?
-- Да так! Не знаю, как вас называть. Воробьяниновым звать
вас надоело, а Ипполитом Матвеевичем -- слишком кисло. Как же
вас звали? Ипа?
-- Киса,-ответил Ипполит Матвеевич, усмехаясь.
-- Конгениально. Так, вот что, Киса,-посмотрите,
пожалуйста, что у меня на спине. Болит между лопатками.
Остап стянул через голову рубашку "ковбой". Перед Кисой
Воробьяниновым открылась обширная спина захолустного Антиноя,
спина очаровательной формы, но несколько грязноватая.
-- Ого,-сказал Ипполит Матвеевич,-краснота какая-то.
Между лопатками великого комбинатора лиловели и
переливались нефтяной радугой синяки странных очертаний.
-- Честное слово, цифра восемь!-воскликнул Воробьянииов.--
Первый раз вижу такой синяк.
-- А другой цифры нет? -- спокойно спросил Остап.
-- Как будто бы буква Р.
-- Вопросов больше не имею. Все понятно. Проклятая ручка!
Видите, Киса, как я страдаю, каким опасностям подвергаюсь из-за
ваших стульев. Эти арифметические знаки нанесены мне большой
самопадающей ручкой с пером номер восемьдесят шесть, Нужно вам
заметать, что проклятая ручка упала на мою спину в ту самую
минуту, когда я погрузил руки во внутренность редакторского
стула. А вы, ничего-то вы толком не умеете. Изнуренковский стул
кто изгадил так, что мне потом пришлось за вас отдуваться? Об
аукционе я ужи не говорю. Нашли время для кобеляжа! В вашем
возрасте кобелировать просто вредно! Берегите свое здоровье!..
То ли дело я! За мною-стул вдовицы. За мною-два щукинских.
Изнуренковский стул в конечном итоге сделал я! В редакцию и к
Ляпису я ходил! И только один-единственный стул вы довели до
победного конца, да и то при помощи нашего священного врага --
архиепископа.
Неслышно ступая по комнате босыми ногами, технический
директор вразумлял покорного Кису.
Стул, исчезнувший -в товарном дворе Октябрьского вокзала,
по-прежнему оставался темным пятном на сверкающем плане
концессионных работ. Четыре стула в театре Колумба представляли
верную добычу. Но театр уезжал в поездку по Волге с тиражным
пароходом "Скрябин" и сегодня показывал премьеру "Женитьбы"
.последним спектаклем сезона. Нужно было решить-оставаться ли в
Москве для розысков пропавшего в просторах Каланчевской площади
стула, или выехать вместе с труппой в гастрольное турне. Остап
склонялся к последнему.
-- А то, может быть, разделимся? -- спросил Остап.-- Я
поеду с театром, а вы оставайтесь и проследите за стулом в
товарном дворе.
Но Киса так трусливо моргал седыми ресницами, что Остап не
стал продолжать.
-- Из двух зайцев,-- сказал он,-- выбирают того, который
пожирнее. Поедем вместе. Но расходы будут. велики. Нужны будут
деньги. У меня осталось шестьдесят рублей У вас сколько? Ах, я
и забыл! В ваши годы девичья любовь так дорого стоит!
Постановляю: сегодня мы идем в театр на премьеру "Женитьбы". Не
забудьте надеть фрак. Если стулья еще на месте и их не продали
за долги соцстраху, завтра же мы выезжаем. Помните,
Воробьянинов, наступает последний акт комедии "Сокровище моей
тещи". Приближается финита-ля-комедия, Воробьянинов! Не дышите,
мой старый друг! Равнение на рампу! О, моя молодость! О, запах
кулис! Сколько воспоминаний! Сколько интриг! Сколько таланту я
показал в свое время в роли Гамлета! Одним словом, заседание
продолжается!
Из экономии шли в театр пешком. Еще было совсем светло, но
фонари уже сияли лимонным светом. На глазах у всех погибала
весна. Пыль гнала ее с площадей, жаркий ветерок оттесняя ее в
переулок. Там старушки приголубливали красавицу и пили с ней
чай во двориках, за круглыми столами. Но жизнь весны
кончилась-в люди ее не пускали. Д ей так хотелось к памятнику
Пушкина,, где уже прогуливались молодые люди в пестреньких
кепках, брюках-дудочках, галстуках "собачья радость" и
ботиночках "джимми".
Девушки, осыпанные лиловой пудрой, циркулировали между
храмом МСПО и кооперативом "Коммунар" (между б. Филипповым и б.
Елисеевым). Девушки внятно ругались. В этот час прохожие
замедляли шаги, но не только потому, что Тверская становилась
тесна. Московские лошади были не лучше старгородских: они так
же нарочно постукивали копытами по торцам мостовой.
Велосипедисты бесшумно летели со стадиона "Юных пионеров", с
первого большого междугородного матча. Мороженщик катил свой
зеленый сундук, полный майского грома, боязливо косясь на
милиционера; но милиционер, скованный светящимся семафором,
которым регулировал уличное движение, был не опасен.
Во всей этой сутолоке двигались два друга. Соблазны
возникали на каждом шагу. В крохотных обжорочках на виду у всей
улицы жарили шашлыки карские, кавказские и филейные. Горячий и
пронзительный дым восходил к светленькому небу. Из пивных,
ресторанчиков и кино "Великий немой" неслась струнная музыка, У
трамвайной остановки горячился громкоговоритель.
Нужно было торопиться. Друзья вступили в гулкий вестибюль
театра Колумба.
Воробьянинов бросился к кассе и прочел расценку на места.
-- Все-таки,-- сказал он,-- очень дорого. Шестнадцатый
ряд-три рубля.
-- Как я не люблю,-заметил Остап.-этих мещан,
провинциальных простофиль! Куда вы полезли? Разве вы не видите,
что это касса?
-- Ну а куда же? Ведь без билета не пустят!
-- Киса, вы пошляк. В каждом благоустроенном театре есть
два окошечка. В окошечко кассы обращаются только влюбленные и
богатые наследники. Остальные граждане (их, как можете
заметить, подавляющее большинство) обращаются непосредственно в
окошечко администратора.
И действительно, перед окошечком кассы стояло человек пять
скромно одетых людей. Возможно, это были богатые наследники или
влюбленные. Зато у окошечка администратора господствовало
оживление. Там стояла цветная очередь. Молодые люди, в фасонных
пиджаках и брюках того покроя, который провинциалу может только
присниться, уверенно размахивали записочками от знакомых им
режиссеров, артистов, редакций, театрального костюмера,
начальника района милиции и прочих, тесно связанных с театром
лиц, как то: членов ассоциации теа-- и кинокритиков, общества
"Слезы бедных матерей", школьного совета "мастерской циркового
эксперимента" и какого-то "Фортинбраса при Умслопогасе".
Человек восемь стояли с записками от Эспера Эклеровича.
Остап врезался в очередь, растолкал фортинбрасовцев и,
крича: "Мне только справку, вы не видите, что я даже калош не
снял", пробился к окошечку и заглянул внутрь.
Администратор трудился, как грузчик. Светлый. брильянтовый
пот орошал его жирное лицо. Телефон тревожил его поминутно и
звонил с упорством трамвайного вагона, пробирающегося через
Смоленский рынок.
-- Скорее,-крикнул он Остапу,-вашу бумажку?
-- Два места,-сказал Остап тихо,-в партере,
-- Кому?
-- Мне!
-- А кто вы такой, чтобы я давал вам места?
-- А я все-таки думаю, что вы меня знаете.
-- Не узнаю.
Но взгляд незнакомца был так чист, так ясен, что рука
администратора сама отвела Остапу два места в одиннадцатом
ряду.
-- Ходят всякие,-сказал администратор, пожимая
плечами,-кто их знает, кто они такие! Может быть, он из
Наркомпроса? Кажется, я его видел в Наркомпросе. Где я его
видел?
И, машинально выдавая пропуска счастливым теа-- и
кинокритикам, притихший Яков Менелаевич продолжал вспоминать,
где он видел эти чистые глаза.
Когда все пропуска были выданы и в фойе уменьшили свет,
Яков Менелаевич вспомнил: эти чистые глаза, этот уверенный
взгляд он видел в Таганской тюрьме в 1922 году, когда и сам
сидел там по пустяковому делу.
Из одиннадцатого ряда, где сидели концессионеры,
послышался смех. Остапу понравилось музыкальное вступление,
исполненное оркестрантами на бутылках, кружках Эсмарха,
саксофонах и больших полковых барабанах. Свистнула флейта, и
занавес, навевая прохладу, расступился.
К удивлению Воробьянинова, привыкшего к классической
интерпретации "Женитьбы", Подколесина на сцене не было.
Порыскав глазами, Ипполит Матвеевич увидел свисающие с потолка
фанерные прямоугольники, выкрашенные в основные цвета
солнечного спектра. Ни дверей, ни синих кисейных окон не было.
Под разноцветными прямоугольниками танцевали дамочки в больших,
вырезанных из черного картона шляпах. Бутылочные стоны вызвали
на сцену Подколесина, который врезался в толпу верхом на
Степане. Подколесин был наряжен в камергерский мундир. Разогнав
дамочек словами, которые в пьесе не значились, Подколесин
возопил:
-- Степа-ан!
Одновременное этим он прыгнул в сторону и замер в трудной
позе. Кружки Эсмарха загремели.
-- Степа-а-н!!-повторил Подколесин, делая новый прыжок.
Но так как Степан, стоящий тут же и одетый в барсову
шкуру, не откликался, Подколесин трагически спросил:
-- Что же ты молчишь, как Лига наций?
-- Очевидно, я Чемберлена испужался,--ответил Степан,
почесывая шкуру.
Чувствовалось, что Степан оттеснит Подколесина и станет
главным персонажем осовремененной пьесы.
-- Ну что, шьет портной сюртук? Прыжок. Удар по кружкам
Эсмарха. Степан с усилием сделал стойку на руках и в таком
положении ответил:
-- Шьет!
Оркестр сыграл попурри из "Чио-чио-сан". Все это время
Степан стоял на руках. Лицо его залилось краской.
-- А что,-спросил Подколесин,-не спрашивал ли портной, на
что, мол, барину такое хорошее сукно?
Степан, который к тому времени сидел уже в оркестре и
обнимал дирижера, ответил:
-- Нет, не спрашивал. Разве он депутат английского
парламента?
-- А не спрашивал ли портной, не хочет ли, мол, барин
жениться?
-- Портной спрашивал, не хочет ли, мол, барин платить
алименты.
После этого свет погас, и публика затопала ногами. Топала
она до тех пор, покуда со сцены не послышался голос
Подколесина:
-- Граждане! Не волнуйтесь! Свет потушили нарочно, по ходу
действия. Этого требует вещественное оформление.
Публика .покорилась. Свет так и не зажигался до конца
акта. В полной темноте гремели барабаны. С фонарями прошел
отряд военных в форме гостиничных швейцаров. Потом, как видно
-- на верблюде, приехал Кочкарев. Судить обо всем этом можно
было из следующего диалога:
-- Фу, как ты меня испугал! А еще на верблюде приехал!
-- Ах, ты заметил, несмотря на темноту?! А я хотел
преподнести тебе сладкое вер-блюдо!
В антракте концессионеры прочли афишу:
ЖЕНИТЬБА Текст -Н. В.Гоголя Стихи -М. Шершеляфамова
Литмонтаж -И. Антиохийского Музыкальное сопровождение -X.
Иванова Автор спектакля -Ник. Сестрин Вещественное оформление
-- Симбиевич-Синдиевич. Свет-Платон Плащук. Звуковое
оформление-Галкина, Палкина, Малкина, Чалкина и Залкинда. Грим
-- мастерской Крулт. Парики-- Фома Кочура. Мебель -- древесных
мастерских Фортинбраса при Умслопогасе им. Валтасара.
Инструктор акробатики -- Жоржетта Тираспольских. Гидравлический
пресс-под управлением монтера Мечникова. Афиша набрана,
сверстана и отпечатана
в школе ФЗУ КРУЛТ
-- Вам нравится?-робко спросил Ипполит Матвеевич.
-- А вам?
-- Очень интересно, только Степан какой-то странный.
-- А мне не понравилось,--сказал Остап,-в особенности то,
что мебель у них каких-то мастерских Вогопаса. Не приспособили
ли они наши стулья на новый лад?
Эти опасения оказались напрасными. В начале же второго
акта все четыре стула были вынесены на сцену неграми в
цилиндрах.
Сцена сватовства вызвала наибольший интерес зрительного
зала. В ту минуту, когда на протянутой через весь зал проволоке
начала спускаться Агафья Тихоновна, страшный оркестр X. Иванова
произвел такой шум, что от него одного Агафья Тихоновна должна
была бы упасть в публику. Однако Агафья держалась на сцене
прекрасно. Она была в трико телесного цвета и мужском котелке.
Балансируя зеленым зонтиком с надписью: "Я хочу Подколесина",
она переступала по проволоке, и снизу всем были видны ее
грязные подошвы, С проволоки она спрыгнула прямо на стул.
Одновременно с этим все негры, Подколесин, Кочкарев в балетных
пачках и сваха в костюме вагоновожатого сделали обратное
сальто. Затем все отдыхали пять минут, для сокрытия чего был
снова погашен свет.
Женихи были очень смешны, в особенности-Яичница. Вместо
него выносили большую яичницу на сковороде. На моряке была
мачта с парусом.
Напрасно купец Стариков кричал, что его душат патент и
уравнительный. Он не понравился Агафье Тихоновне. Она вышла
замуж за Степана. Оба принялись уписывать яичницу, которую
подал им обратившийся в лакея Подколесин. Кочкарев с Феклой
спели куплеты про Чемберлена и про алименты, которые британский
министр взимает с Германии. На кружках Эсмарха сыграли
отходную. И занавес, навевая прохладу, захлопнулся.
-- Я доволен спектаклем,-сказал Остап,-стулья в целости.
Но нам медлить нечего. Если Агафья Тихоновна будет ежедневно на
них гукаться, то они недолго проживут.
Молодые люди в фасонных пиджаках, толкаясь и смеясь,
вникали в тонкости вещественного и звукового оформления.
-- Ну,-указал Остап,-вам, Кисочка, надо-байбай. Завтра с
утра нужно за билетами становиться. Театр в семь вечера
выезжает ускоренным в Нижний. Так что вы берите два жестких
места для сиденья до Нижнего, Курской дороги. Не беда-посидим.
Всего одна ночь.
На другой день весь театр Колумба сидел в буфете Курского
вокзала. Симбиевич-Синдиевич, приняв меры к тому, чтобы
вещественное оформление пошло этим же поездом, закусывал за
столиком. Вымочив в пиве усы, он тревожно спрашивал монтера:
-- Что, гидравлический пресс не сломают в дороге?
-- Беда с этим прессом,-отвечал Мечников,-работает он у
нас пять минут, а возить его целое лето придется.
-- А с "прожектором времен" тебе легче было, из пьесы
"Порошок идеологии"?
-- Конечно, легче. Прожектор хоть и больше был, но зато не
такой ломкий.
За соседним столиком сидела Агафья Тихоновна, молоденькая
девушка с ногами твердыми и блестящими, как кегли. Вокруг нее
хлопотало звуковое оформление -- Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин
и Залкинд.
-- Вы вчера мне не в ногу подавали,--жаловалась Агафья
Тихоновна,-я так и свалиться могу. Звуковое оформление
загалдело:
-- Что ж делать! Две кружки лопнули!
-- Разве теперь достанешь заграничную кружку
Эсмарха?-кричал Галкин.
-- Зайдите в Госмедторг. Не то что кружки Эсмарха,
термометра купить нельзя! -- поддержал Палкин.
-- А вы разве и на термометрах играете?-ужаснулась
девушка.
-- На термометрах мы не играем,-заметил Залкинд,-- но
из-за этих. проклятых кружек прямо-таки заболеваешь --
приходится мерить температуру.
Автор спектакля и главный режиссер Ник. Сестрин
прогуливался с женой по перрону. Подколесин с Кочкаревым
хлопнули по три рюмки и наперебой ухаживали за Жоржеттой
Тираспольских.
Концессионеры, пришедшие за два часа до отхода поезда,
совершили уже пятый рейс вокруг сквера, разбитого перед
вокзалом.
Голова у Ипполита Матвеевича кружилась. Погоня за стульями
входила в решающую стадию. Удлиненные тени лежали на
раскаленной мостовой. Пыль садилась на мокрые, потные лица.
Подкатывали пролетки. Пахло бензином. Наемные машины высаживали
пассажиров. Навстречу им выбегали Ермаки Тимофеевичи, уносили
чемоданы, и овальные их бляхи сияли на солнце. Муза дальних
странствий хватала людей за горло.
-- Ну, пойдем и мы,-- сказал Остап. Ипполит Матвеевич
покорно согласился. Тут он столкнулся лицом к лицу с гробовых
дел мастером Безенчуком.
-- Безенчук!-сказал он в крайнем удивлении.Ты как сюда
попал?
Безенчук снял шапку и радостно остолбенел.
-- Господин Воробьянинов!-закричал он.--Почет дорогому
гостю!
-- Ну, как дела?
-- Плохи дела,-ответил гробовых дел мастер.
-- Что же так?
-- Клиента ищу. Не идет клиент.
-- "Нимфа" перебивает?
-- Куды ей! Она меня разве перебьет? Случаев нет. После
вашей тещеньки один только "Пьер и Константин" перекинулся.
-- Да что ты говоришь? Неужели умер?
-- Перекинулся, Ипполит Матвеевич. На посту своем
перекинулся. Брил аптекаря нашего Леопольда и перекинулся. Люди
говорили -- разрыв внутренности произошел, а я так думаю, что
покойник от этого аптекаря лекарством надышался и не выдержал.
-- Ай-яй-яй,-- бормотал Ипполит Матвеевич,ай-яй-яй! Ну,
что ж, значит, ты его и похоронил?
-- Я и похоронил. Кому же другому? Разве "Нимфа", туды ее
в качель, кисть дает?
-- Одолел, значит?
-- Одолел. Только били меня потом. Чуть сердце у меня не
выбили. Милиция отняла. Два дня лежал, спиртом лечился.
-- Растирался?
-- Нам растираться не к чему.
-- А сюда тебя зачем принесло?
-- Товар привез.
-- Какой же товар?
-- Свой товар. Проводник знакомый помог провезти задаром в
почтовом вагоне. По знакомству.
Ипполит Матвеевич только сейчас заметил, что поодаль
Безенчука на земле стоял штабель гробов. Иные были с кистями,
иные-так. Один из них Ипполит Матвеевич быстро опознал. Это был
большой дубовый и пыльный гроб с безенчуковской витрины.
-- Восемь штук,-сказал Безенчук самодовольно,-- один к
одному. Как огурчики.
-- А кому тут твой товар нужен? Тут своих мастеров
довольно.
-- А гриб?
-- Какой гриб?
-- Эпидемия. Мне Прусис сказал, что в Москва гриб
свирепствует, что хоронить людей не в чем. Весь материал
перевели. Вот я и. решил дела поправить.
Остап, прослушавший весь этот разговор с любопытством,
вмешался:
-- Слушай, ты, папаша, это в Париже грипп свирепствует.
-- В Париже?
-- Ну да. Поезжай в Париж. Там подмолотишь! Правда, будут
некоторые затруднения с визой, но ты, папаша, не грусти. Если
Бриан тебя полюбит, ты заживешь недурно: устроишься
лейб-гробовщиком при парижском муниципалитете. А здесь и своих
гробовщиков хватит.
Безенчук дико огляделся. Действительно, на площади,
несмотря на уверения Прусиса, трупы не валялись" люди бодро
держались на ногах, и некоторые из них даже смеялись.
Поезд давно уже унес и концессионеров, и театр Колумба, и
прочую публику, а Безенчук все еще ошалело стоял над своими
гробами. В наступившей темноте его глаза горели желтым
неугасимым огнем.
Влево от пассажирских дебаркадеров Волжского
государственного речного пароходства, под надписью: "Чаль за
кольца, решетку береги, стены не касайся", стоял великий
комбинатор со своим другом и ближайшим помощником Кисой
Воробьяниновым.
Над пристанями хлопали флаги. Дым, курчавый как цветная
капуста, валил из пароходных труб. Шла погрузка парохода "Антон
Рубинштейн", стоявшего у дебаркадера э 2. Грузчики вонзали
железные когти в тюки хлопка, на пристани выстроились в каре
чугунные горшки, лежали мокросоленые кожи, бунты проволоки,
ящики с листовым стеклом, клубки сноповязального шпагата,
жернова, двухцветные костистые сельскохозяйственные машины,
деревянные вилы, обшитые дерюгой корзинки с молодой черешней и
сельдяные бочки.
"Скрябина" не было. Это очень беспокоило Ипполита
Матвеевича.
-- Что вы переживаете? -- спросил Остап.-- Вообразите, что
"Скрябин" здесь. Ну, как вы на него попадете? Если бы у нас
даже были деньги на покупку билета, то и тогда бы ничего не
вышло. Пароход этот пассажиров не берет.
Остап еще в поезде успел побеседовать с завгидропрессом,
монтером Мечниковым, и узнал от него все. Пароход "Скрябин",
заарендованный Наркомфином, должен был совершать рейс от
Нижнего до Царицына, останавливаясь у каждой пристани и
производя тираж выигрышного займа. Для этого из Москвы выехало
целое учреждение: тиражная комиссия, канцелярия, духовой
оркестр, кинооператор, корреспонденты центральных газет и театр
Колумба. Театру предстояло в пути показывать пьесы, в которых
популяризовалась идея госзаймов. До Сталинграда театр поступал
на полное довольствие тиражной комиссии, а затем собирался, на
свой страх и риск, совершить большую гастрольную поездку по
Кавказу и Крыму с "Женитьбой".
"Скрябин" опоздал. Обещали, что он придет из затона, где
делались последние приготовления, только к вечеру. Поэтому весь
аппарат, прибывший из Москвы, в ожидании погрузки устроил бивак
на пристани.
Нежные созданья с чемоданчиками и портпледами сидели на
бунтах проволоки, сторожа свои ундервуды, и с опасением
поглядывали на крючников. На жернове примостился гражданин с
фиолетовой эспаньолкой. На коленях у него лежала стопка
эмалированных дощечек. На верхней из них любопытный мог бы
прочесть:
ОТДЕЛ ВЗАИМНЫХ РАСЧЕТОВ
Письменные столы на тумбах и другие столы, более скромные,
стояли друг на друге. У запечатанного несгораемого шкафа
прогуливался часовой. Представитель "Станка" Персицкий смотрел
в цейсовский бинокль с восьмикратным увеличением на территорию
ярмарки.
Разворачиваясь против течения, подходил пароход "Скрябин".
На бортах своих он нес фанерные щиты с радужными изображениями
гигантских облигаций. Пароход заревел, подражая крику мамонта,
а может быть и другого животного, заменявшего в доисторические
времена пароходную сирену.
Финансово-театральный бивак оживился. По городским спускам
бежали тиражные служащие. В облаке пыли катился к пароходу
толстенький Платон Плащук. Галкин, Палкин, Малкин, Чалкин и
Залкинд выбежали из трактира "Плот". Над несгораемой кассой уже
трудились крючники. Инструктор акробатики Жоржетта
Тираспольских гимнастическим шагом взбежала по сходням.
Симбиевич-Синдиевич, в заботах о вещественном оформлении,
простирал руки то к кремлевским высотам, то к капитану,
стоявшему на мостике. Кинооператор пронес свой аппарат высоко
над головами толпы и еще на ходу требовал отвода четырехместной
каюты для устройства в ней лаборатории.
В общей свалке Ипполит Матвеевич пробрался к стульям и,
будучи вне себя, поволок было один стул в сторонку.
-- Бросьте стул! -- завопил Бендер.-- Вы что, с ума
спятили? Один стул возьмем, а остальные пропадут для нас
навсегда. Подумали бы лучше О том, как попасть на пароход.
По дебаркадеру прошли музыканты, опоясанные медными
трубами. Они с отвращением смотрели на саксофоны, флексотоны,
пивные бутылки и кружки Эсмарха, которыми было вооружено