– Не надо, – опустив голову ответил Мартынов. – Я только потом сообразил, что адреса точек на правительственных маршрутах, которые я подготовил, остались в кармане Шлыкова. Но я был уверен, что никто ничего не поймег…
   – Задачка для первоклассника, – усмехнулся Казарин. – Ладно, проехали, рассказывайте дальше.
   – А что дальше? И так ясно. Мартынов поднял глаза на Василия.
   – Немцы знали, какой шок пережил Сталин, узнав, что твой брат Яков находится в плену. И решили окончательно его добить, похитив Светлану и организовав покушение на тебя, Василий Иосифович. Я все рассчитал с самолетом, а ты… отдал свою машину Клещеву.
   Сталин обхватил голову руками и вдруг замер.
   – Постой, а «мессер», который нас с Танькой обстреливал в поле, – тоже твоя работа?
   Мартынов утвердительно кивнул.
   – Что еще за «мессер»? – насторожился Казарин.
   – Потом расскажу, – не поворачивая головы, произнес Василий. – Дальше, гнида, про Светку рассказывай. Как я понимаю, мной дело не ограничилось.
   – С ней было посложнее. Маршруты и график неизвестны. Да и ты, Казарин, как тень, ходил. В ресторане помешал… Но мы поняли, что все равно рано или поздно все получится, когда узнали о романе Светки с Каплером. Нетрудно было догадаться, что иногда они остаются одни. Сбежав ото всех. Скоро я узнал о квартире…
   – О какой квартире? Какой ресторан? – заволновался вновь ничего не понимающий Сталин.
   Лешка жестом руки, мол, потом расскажу, успокоил друга и вновь повернулся к арестованному.
   – Зачем же надо было рисковать в ресторане?
   – С квартирой все было не до конца ясно. Я чувствовал, что Каплера должны вот-вот арестовать. А тогда – какие могут быть свидания? Короче, перестраховался. А когда и это сорвалось – решили действовать наверняка. Но и тут – сплошное невезение. Кто знал, что в машине не вы со Светкой окажетесь, а Микоян?
   Теперь Казарин удивился:
   – Машина? Микоян?!
   Один из присутствующих в комнате офицеров доложил:
   – Товарищ капитан, получена шифрограмма: вчера в 22.05 на Лобном месте при выезде из Кремля была обстреляна машина члена Президиума ЦК Микояна Анастаса Ивановича.
   Повисла пауза. Казарин переваривал информацию.
   – А что нам оставалось, если операция проваливалась на глазах? – по-своему расценил Лешкино молчание Мартынов. – Шлыков, Осепчук, Брянцева… Мы понимали, что уже засветились… А Микоян, считай, попал под раздачу. Говорил я этой дуре Полянской, нельзя этого ненормального Пушкарева в дело брать. Личные обиды на Советскую власть – плохой помощник в таком деле…
   Мартынов вытер ладонью вспотевший лоб и вдруг спохватился:
   – А, ну да! Вас ведь наверняка интересует Полянская? Казарин кивнул, но вдруг добавил:
   – Впрочем, про Полянскую нам все и без вас известно. Она, как я понимаю, «засветилась» в ресторане и могла при аресте вас выдать. Поэтому вы ее и убили в Лебяжьем. Меня больше интересует, кто убил Надежду Брянцеву. Вас ведь тогда в Москве не было.
   Мартынов оживился:
   – Которая кондукторша? Это сожитель ее сработал. Вопросов к Мартынову у Казарина больше не было, по сути, допрос был окончен. Алексей замолчал. Нарушил тишину Василий.
   – Ну что? Все? – спокойно спросил он.
   – Пока достаточно. Вы же со мной, как я понимаю, расставаться не собираетесь? – неожиданно ответил на вопрос Мартынов.
   – Ну ладно. Все так все, – подытожил Василий.
   Затем он встал, расправил гимнастерку под портупеей и вдруг со всего размаху ударил Мартынова по лицу…
   Через час арестованного под конвоем вывели во двор. Он безропотно сел в машину и лишь бросил полный ненависти взгляд на окошко штаба, за которым стоял Казарин. Алексей отвернулся.
   Некоторое время Таня продолжала сидеть, но потом поднялась и подошла к мужу.
   – Если помнишь, я обещала вернуться, – тихо произнесла она.
   Казарин посмотрел в глаза жене.
   – Опомнилась, – холодно ответил он и шагнул к двери. Но Таня схватила графин и шарахнула его об пол.
   – Почему? Почему я должна оправдываться, если я ни в чем не виновата?!
   Алексей обернулся и горько ухмыльнулся:
   – Ну да, если не считать мелочей…
   Татьяна попробовала влепить мужу пощечину, но он перехватил ее руку:
   – Это уже становится доброй традицией – лупить меня по лицу при каждой нашей встрече.
   Танька была в бешенстве. Она попыталась вырваться, но Казарин держал ее крепко.
   – Да тебя… тебя… убить надо… Тупица. Да если б ты меня тогда выслушал, все бы могло быть по-другому!
   Алексей недоуменно посмотрел на жену.
   – Когда «тогда»?
   – Когда я тебе звонила, – неожиданно расплакалась Татьяна. – А ты… ты… меня… трубку бросил. А я уже тогда догадывалась, что Клещев погиб не просто так.
   – Что?!
   – Ничего!
   И, продолжая всхлипывать, Таня рассказала про неожиданную встречу у озера с техником Митричем. Про то, как в конце разговора Митрич решился заговорить о Мартынове, которого, оказывается, встретил в тот роковой вечер идущим от самолетов. Ни с того ни с сего получив нагоняй за расхристанный внешний вид, Митрич отдал честь и, бурча что-то себе под нос, отправился восвояси.
   А потом случилась история с оброненным кем-то ключом во время отлета Клещева.
   Когда утром пришло сообщение о гибели командира полка, Митрич чуть не сошел с ума. Он-то как никто знал, что лететь должен был Василий… Этот чертов ключ не выходил у него из головы. А вспомнив о Мартынове, Митрич и вовсе потерял покой. Он даже хотел вначале доложить куда следуег, но передумал. Испугался. Доказательств никаких, одни догадки, а трибунал ему светил в любом случае. Вначале недоглядел, затем не доложил.
   – Что прикажешь мне делать после этого? Бежать к Васе и рассказывать весь этот бред про его друга и начальника штаба? Подставляя Митрича? Вот я и решила присмотреться, приняв ухаживания Мартынова. Боже, как же он мне надоел! – вздрогнула Таня, вспомнив его приставания. – А потом ситуацию усугубил мой сумасшедший муж, некто Казарин. Псих на воле. Тупица и пьяница… Я ведь, как только оказалась в Москве, первым делом позвонила тебе. Но разговор, как ты помнишь, у нас не получился.
   Таня перестала плакать, потому что увидела испуганные глаза мужа, больше похожие на глаза побитой собаки. Татьяна смахнула слезу и, грустно улыбнувшись, продолжила:
   – Мартынов – мразь, я это сразу поняла. А интуиция подсказывала, что рано или поздно он себя выдаст.
   – Интуиция, – задумавшись, пробормотал Казарин.
   – Да, Алешка, интуиция. Твои схемы – это, конечно, здорово, но иногда женское сердце – самый верный подсказчик.
   Таня договорила и умолкла. А Казарин опустился на стул и обхватил голову руками. От нежности у нее защемило сердце: перед ней опять был тот самый Лешка, которого она любила больше жизни и без которого не могла жить. Она села напротив и провела ладонью по его носу:
   – Казарин…

Глава 24

   Из-за постоянных бомбежек, раннего затемнения, комендантского часа, общей тяжелой ситуации на фронте в течение первых двух лет войны у многих москвичей вошло в привычку ложиться спать после вечерней сводки Информбюро. За два года войны люди смертельно устали от постоянного стресса, и теперь радовались возможности ходить по освещенным вечерним московским улицам, не боясь начала воздушной тревоги, были счастливы от одной только возможности посетить новый спектакль или концерт с участием Руслановой, Утесова, Рознера, Райкина. В театральных кругах почему-то начали ходить упорные слухи, что скоро в страну вернутся многие знаменитые эмигранты, кое-кто шепотом называл даже имя Вертинского. Может быть, москвичам казалось, что вместе с ними вернется безмятежная довоенная жизнь?
   Уже стемнело, когда из гостиницы «Метрополь» на Охотный ряд вышла леди Анна. Но не успела она пройти и десяти шагов в сторону Красной площади, как за ней началась слежка. Люди Варфоломеева в пылу погони и не заметили, какой жгучий интерес вызвали у пассажиров машины, припаркованной у сквера перед Большим театром.
   – Это что за клоуны? – удивился тот, что сидел за рулем. – Муровцы, что ли? Идиоты!
   Старший группы наружного наблюдения оценил ситуацию и, подавшись вперед, положил руку на плечо водителя.
   – Трогай, Ваня. И не теряй их из виду.
   Машина, не включая фар, покатила по ночной улице.
   Анна тем временем миновала Красную площадь, перешла Москворецкий мост и торопливо направилась вверх по Ордынке. Пройдя Кадашевские переулки, она свернула в Ордынский тупик -и двинулась в сторону Третьяковской галереи. И в этот момент трое преследователей бросились к ней, накинули на голову пальто и потащили в подворотню. Однако резкий скрип тормозов заставил троицу остановиться, а дальний свет фар – зажмуриться. Они с трудом разглядели, как из черного автомобиля выскочили люди с пистолетами в руках.
   – Эй, орлы! Оставьте женщину в покое, – грозно сказал старший и щелкнул затвором. – Оружие на землю! Руки за голо…
   Но договорить он не успел: один из людей Варфоло-меева выхватил нож и точным броском запустил его в сердце энкавэдэшника. В ответ началась беспорядочная стрельба, и завязался яростный уличный бой. Пули сыпались как горох, отскакивая от стен и фасадов окрестных домов.
   Об Анне в этот момент все забыли. Перепуганная насмерть, она отползла к подворотне и бросилась в темноту обычного московского двора. Этот маневр заметил водитель машины, залегший возле переднего колеса, и метнулся вдогонку… Анна резко повернула за угол, пробежала вглубь двора метров десять и вдруг попала в чьи-то железные объятья, а горячая ладонь зажала ей рот. В это мгновение со стороны подворотни раздался выстрел. Незнакомец дернулся, но это не помешало ему с силой увлечь Анну в подъезд. Она пыталась сопротивляться, но хватка у нападавшего была стальная. Только когда они оказались в нише черного хода, незнакомец развернул ее к себе, продолжая зажимать ей рот. Вначале во взгляде англичанки читался лишь ужас, потом мелькнуло все возрастающее удивление, и вдруг из глаз брызнули слезы. Незнакомец в ответ начал неистово целовать заплаканное лицо. Ни Анна, ни Владимир Ка-зарин в первые минуты не произнесли ни слова, только крепче прижимались друг к другу. Лишь когда Владимир застонал и опустился на корточки, Анна пришла в себя.
   – Что с тобой?!
   . – Зацепили, сволочи. Но ты не бойся, не для того ты мне двадцать лет снилась по ночам, чтобы я увидел тебя и помер…
   Анна и Владимир не стали дожидаться, когда окончательно затихнут звуки ночного боя, и бросились к двери, ведущей в соседний проходной двор. Выскочив на улицу, они миновали сквер возле небольшой церкви и, протиснувшись в узкий проход между двумя домами, оказались в 3-м Кадашевском переулке. Повернули налево, затем направо, и здесь Казарина сильно качнуло: начинала сказываться большая потеря крови. Он попытался самостоятельно пройти еще несколько метров, но, наконец, чтобы не упасть, вынужден был опереться на Анну.
   – Ну давай же, давай, – причитала она, почти протащив на себе Казарина еще метров двести. Но в конце концов и она обессилела. Он это почувствовал и остановился.
   – Так дело не пойдет… дальше иди одна.
   – Володя, я без тебя… – попыталась возразить Анна, но Казарин, привалившись к стене, отрицательно мотнул ГОЛОВОЙ:
   – Тебе надо где-то отсидеться. Со мной-то все проще…
   – Но где? Куда я пойду? Казарин задумался:
   – Верно. Гостиницу и посольство наверняка с минуты на минуту обложат. Если, конечно, они там все друг друга не перестреляли, что маловероятно. Тем более, я заметил бегущий патруль.
   Последние слова он произнес почти шепотом и начал терять сознание. Анна вновь подхватила его, но Казарин отстранился:
   – Все в порядке…
   Неожиданно его взгляд упал на театральную афишу, с которой улыбалась Вера Чугунова – актриса Малого театра. Сам филиал знаменитого театра, где как раз в эти минуты заканчивался спектакль, располагался чуть в стороне. И тут Казарина осенило:
   – Вера…
   Спектакль закончился. Поклонники и поклонницы облепили служебный выход. Едва из него появилась Вера, толпа взорвалась аплодисментами. К Чугуновой потянулись руки с цветами и блокнотиками для автографов. Она благосклонно принимала знаки внимания, при этом лицо ее оставалось невозмутимым. Улыбнулась она лишь в момент, когда из театра вышла другая «звезда», и поклонники, забыв о ней, бросились к новому объекту обожания. А Вера протиснулась сквозь толпу и направилась к ожидавшей ее машине. Неожиданно перед ней появилось бледное лицо.
   – Владимир Константинович?! – удивленно воскликнула она.
   Казарина шатало из стороны в сторону. Одной рукой он придерживал женский платок, зачем-то висевший у него на плече, а другой – держался за фонарный столб, чтобы не упасть.
   – Дядь Володь, вы что – подшофэ? – Вера потянула за край платка. – Это для маскарада?
   Но Казарин аккуратно перехватил ее руку.
   – Вера, слушай меня внимательно, – прошептал он. – Мне очень нужна твоя помощь. Я знаю, что в квартире твоих родителей сейчас никто не живет. Мне нужен ключ…
   – Дядя Володя, неужели свидание? – в ответ на это рассмеялась Вера.
   Она хотела продолжить шутку, но сзади послышался голос:
   – Девушка, он ранен и ему нужна помощь.
   Вера резко обернулась и наткнулась на холодный взгляд Анны. Затем она опять посмотрела на Казарина и только тут увидела, что платок на плече пропитался чем-то бурым. Вера охнула и в ужасе закрыла рот руками.
   – Вера, дай ключ и ни о чем меня не расспрашивай, – устало повторил свою просьбу Владимир Константинович. – Так надо…
   Дрожащими от волнения руками Вера открыла сумочку.
   – Вот, возьмите, – прошептала она.
   – Well, – произнесла Анна.
   Через четверть часа автомобиль припарковался возле знаменитого дома правительства на улице Серафимовича. Вера вышла из машины и показала рукой в сторону Москвы-реки.
   – Там, за углом, минут через пять, – негромко сказала она и, распахнув тяжелую дверь, сразу направилась к комендантше.
   – Здрасьте, теть Кать! – натянув на лицо приветливую улыбку, поздоровалась Вера.
   Тетя Катя наливала котенку молоко в блюдечко.
   – Здравствуй, Вера, – удивленно ответила комендантша, оторвавшись от своего занятия. – Что это тебя вдруг к нам так поздно занесло?
   – Так, вещи кое-какие забрать, – соврала Чугунова.
   – А-а-а… – понимающе кивнула комендантша и опять занялась котенком.
   Вера уже подходила к лифту, когда она окликнула ее:
   – Верунь…
   Та напряглась.
   – Не возьмешь котенка? – комендантша протянула ей маленький пушистый комочек.
   – Котенка? – не зная как реагировать, пробормотала Вера. – С удовольствием, но в Кремль нельзя животных.
   Не дожидаясь ответа, Вера вошла в лифт, закрыла за собой двери и нажала кнопку. Едва кабина отъехала, тетя Катя выпятила нижнюю губу:
   – Скажите, пожалуйста, «в Кремль нельзя животных». Футы-нуты! – И погладив котенка, добавила: – Кушай, Мурзик, кушай. Что мы в этом Кремле не видели? И без него проживем. Правда?
   Войдя в квартиру, Вера, не раздеваясь, прошла в кухню и направилась к черному ходу. С трудом отодвинув тяжелый засов, она вышла на лестницу. Где-то внизу послышались шаги. Вера перегнулась через перила и увидела, как поднимаются Анна и Владимир Константинович.
   Через некоторое время они вошли в квартиру, и Анна с помощью Веры уложила Казарина на диван. Затем девушка сбегала на кухню, принесла таз с водой, бинты и аптечку, помогла Анне перевязать раненое плечо и, наконец, решилась.
   – Дядя Володя, объясните же все-таки что произошло? – взволнованно спросила она. – И кто эта женщина?
   Все это время Вера тайком с любопытством изучала загадочную спутницу Казарина, ну никак не походившую на соотечественниц. Все в ней было необычно: и неброская, но явно дорогая заграничная одежда, и ухоженные лицо и руки, и модная прическа.
   Анна улыбнулась в ответ, но Казарин ее опередил.
   – Вера, знай, ничего плохого мы не сделали, – произнес Владимир Константинович, с трудом подыскивая нужные слова. – Я очень прошу тебя еще раз: ни о чем пока не спрашивай. Поверь, чем меньше ты будешь знать, тем лучше. Иди домой и никому ничего не говори. Судя по всему, рана не очень серьезная, задеты только мягкие ткани. Через два дня нас тут не будет.
   Вера немного помедлила, встала с дивана и, обиженно пожав плечами, направилась к двери:
   – А мне все равно. Живите хоть всю жизнь. Анна с Казариным переглянулись.
   – Вера, постойте! – Англичанка догнала девушку и тихо произнесла: – Спасибо.
   В ответ Вера приложила палец к губам и заговорщически подмигнула Анне:
   – Пока! Кстати, можете воспользоваться моим гардеробом.
   Анна тоже приложила палец к губам и подмигнула в ответ:
   – Goodbye…
   Внизу тетя Катя проводила Веру внимательным взглядом и у самых дверей окликнула:
   – Верунь, а может, возьмешь Мурзика? Вера устало вздохнула и ответила:
   – Тетя Катя, я бы с радостью! Но, говорю же, не-ль-зя! Не положено!
   Дверь подъезда за Верой захлопнулась.
   – «Не положено», – проворчала комендантша. – А две квартиры занимать положено?
   Машину Вера нашла там же, где оставила. Усгроившись на заднем сиденье, она захлопнула за собой дверцу и замолчала, глядя в сторону сквера напротив кинотеатра «Ударник». Фонтан уже давно не работал. Радостные струи воды в лучах яркого солнца остались там, в довоенной юности, когда еще были живы родители, а мир казался простым и добрым…
   – Куда едем, Вера Сергеевна? – прервал грустные размышления водитель.
   – Ах, да… Петр Николаевич, давайте немного покатаемся, что-то домой совсем не хочется.
   – Нет вопросов, – кивнул он через зеркало заднего вида и взялся за рычаг переключения скоростей.
   Машина тронулась с места, проскочила под Большим Каменным мостом и выехала на Софийскую набережную. Вера глядела на противоположную сторону Москвы-реки, где мимо, отражаясь в воде, проплывал как всегда величественный, но такой близкий и родной Кремль, и думала о чем-то своем. Когда они поравнялись с колокольней Ивана Великого, наперерез из Фалеевского переулка выскочила запыленная машина, сделала крутой вираж, чтобы избежать столкновения, и понеслась в сторону английского посольства.
   – Вот черти! – почему-то улыбнулся водитель. – Пассажиров заметили, Вера Сергеевна?
   – Заметила… – вздохнула Вера.
   Счастливые Татьяна и Алексей Казарины на заднем сиденье встречной машины через пять минут, миновав Боровицкие ворота, свернули на Коммунистическую и остановились перед Третьим корпусом. Открыв окно,
   Таня посмотрела на темные окна своей квартиры и грустно произнесла:
   – Господи, как давно я здесь не была.
   – Я тоже, – отозвался Алексей.
   Она вопросительно взглянула на мужа. А где ты жил все это время? – с подозрением спросила Татьяна.
   Лешка рассмеялся.
   – Докладываю: все это время я жил у отца, о чем должен свидетельствовать ключ под половиком.
   Они вошли в подъезд, поднялись по лестнице, остановились возле двери, и Лешка достал ключ. Он протянул его Тане, но та лишь прошептала:
   – Ты открывай.
   – Боишься превратиться в соляной столб?
   – Я боюсь увидеть там себя…
   Алексей открыл дверь, и они переступили порог квартиры, где не были почти месяц. Впрочем, в этот момент им казалось, что времени прошло намного больше. Таня осторожно прошлась по гостиной и села за стол. Алексей же остановился в дверях, продолжая держать в руках тяжелый чемодан. Поставить его на пол он почему-то не догадался. Погладив ладонью скатерть на столе, Таня подняла на него глаза:
   – Ты меня прости, но можно я побуду одна?
   – Ты в этом уверена? Таня кивнула.
   – Мне надо вернуться домой.
   Алексей снял фуражку, почесал затылок и сказал:
   – Ну, тогда я забегу к Петру Саввичу и обратно. Лады? Но Таня его уже не слышала.

Глава 25

   Солнечные лучи проникли сквозь портьеру. Владимир Константинович открыл глаза и попытался подняться с дивана. Резкая боль пронзила плечо, и он едва не застонал. Сжав зубы, он все-таки встал и тихо, стараясь не шуметь, проскользнул в ванную. Умылся, привел в относительный порядок одежду, наблюдая все это время через открытую дверь за Анной, которая, укрывшись шерстяным пледом, спала в кресле. Затем, что-то черкнув на листочке, лежащем у телефонного аппарата, Казарин аккуратно положил его рядом с Анной и направился в прихожую.
   Надеть простреленную куртку в пятнах крови Казарин не решился. Поэтому снял с вешалки полувоенный мужской плащ, некогда принадлежавший заместителю наркома Чу1унову, и набросил его на плечи. Затем осторожно прошел на кухню, здоровой рукой отодвинул засов черного хода и оказался на лестнице. Спустившись вниз, он приоткрыл входную дверь, какое-то время сквозь щель оценивал обстановку, после чего быстро вышел в тенистый мрачный двор, а потом и на улицу. Только тут Владимир Константинович почувствовал себя в безопасности. Он ничем не отличался от других москвичей, спешивших по своим делам, и теперь можно было спокойно оглядеться. Первое, что бросилось в глаза, – непривычно большое количество патрулей. Военные с повязками на рукавах, сами по себе, были обычным явлением в военной Москве. Но вот то, что останавливали они в основном женщин, причем тех, кто хотя бы отдаленно напоминал Анну, Казарина насторожило. Он решил подойти поближе и вслушаться в разговор патрульных с очередной прохожей. Это был опрометчивый шаг. Молодой капитан тут же отпустил миловидную женщину лет сорока и направился к Казарину.
   – Эй, гражданин! Предъявите ваши документы. Казарин вздохнул, выудил здоровой рукой из кармана плаща свое удостоверение и протянул начальнику патруля. Раскрыв книжечку, капитан изменился в лице и отдал честь:
   – Виноват.
   Казарин забрал документ и зашагал в сторону Кремля.
   Машина выкатилась из кремлевских ворот и двинулась по утренней Москве. На переднем сиденье рядом с водителем сидел Алексей Казарин, на заднем – генерал Шапи-лин, который никак не мог прийти в себя. Он продолжал отчитывать зятя за события последних дней. Казарин, как обычно в таких случаях, глядел по сторонам и молчал.
   – Тебе мало было той дурацкой истории с Бароном?! Опять начал?! Всех под удар поставил!
   Машина проехала гостиницу «Москва» и сильно подпрыгнула на выбоине в мостовой.
   – Чего молчишь? – не унимался Шапилин.
   – А чего говорить? – не выдержал Алексей. – Я вел следствие.
   – Следствие он вел! – взорвался Петр Саввич. – Твоя задача какая? Пошел, увидел, доложил. Все! Слушай, а может, тебя и вправду на фронт отправить? Прямо на передовую.
   Казарин заулыбался, повернулся к Шапилину со словами благодарности, но Петр Саввич показал ему кукиш.
   – Шиш тебе! – И тут же добавил: – Займешься пропавшей англичанкой.
   Алексей /дивленно воззрился на тестя.
   – Петр Саввич, а мы-то тут при чем?
   – Ты-то ни при чем, ты всегда ни при чем! А меня уже второй день достают все, кому не лень! Англичане нервничают так, будто она не жена обычного писателя, а особа королевской крови. Чует мое сердце, что-то здесь не так! Не зря они так дергаются…
   – Петр Саввич, – Лешка сделал умное лицо, – вы бы хоть сказали, кто она на самом деле?
   – Да сказал же я тебе, обычная жена обычного писателя. Правда, русская по происхождению. Впрочем, тамошние ребята тебе все подробно расскажут.
   Впереди показалась площадь Дзержинского, и Алексей окончательно скис.
   – Петр Саввич, они ж меня с потрохами сожрут. Сами знаете, как они к чужакам относятся.
   – Не боись, не сожрут. Тем более сам генерал Кудрявцев по твою мятежную душу звонил: пришли, говорит, мне этого умника и точка. – Шапилин с усмешкой похлопал зятя по плечу. – Видишь, твоя дурная слава растет не по дням, а по часам. Следопыт хренов. Треугольники, квадратики, делим, умножаем.
   В глазах Петра Саввича мелькнули веселые искорки. Алексей хотел поинтересоваться, откуда о его деятельности известно какому-то генералу, но Шапилин приказал водителю:
   – Останови, Степа. Мы приехали…
   Казарин выглянул в окно. Машина притормозила возле знаменитого здания на площади Дзержинского.
   – Иди, тебя уже ждут.
   Алексей послушно вышел. Он уже поднимался по ступенькам второго подъезда, когда в машине опустилось стекло и Шапилин поманил его пальцем. Алексей подошел, нагнулся к окошку, а Петр Саввич взял его за пуговицу гимнастерки:
   – Алексей, и на этот раз я тебя прошу, как тесть, как отец твоей жены, – без самодеятельности. Я Moiy на тебя надеяться?
   – Само собой, – хитро улыбнулся зять.
   Открыв входную дверь своей квартиры, Владимир Константинович первым делом обнаружил записку, приколотую иголкой к обоям в прихожей. В ней сын сообщал, что они с Танькой вернулись, но не понимают, куда он запропастился. Причем слова «с Танькой» и «вернулись» были подчеркнуты. Владимир Константинович улыбнулся, подошел к шкафу возле кровати, поменял белье и гимнастерку, завернул в газету йод, вату, бинты, добавил к ним на кухне кое-какие продукты и уже направился к двери, как вдруг его взгляд привлек камень, лежащий на полке. Это был минерал округлой формы черного цвета с перламутровыми прожилками. Владимир Константинович тронул его указательным пальцем. Камень закачался как неваляшка и постепенно замер в том же положении. Казарин положил минерал в карман, выключил свет в квартире и вышел в коридор…