Клоун хитро посмотрел на Казарина.
   – Влюбился, что ли?
   Лешка тяжело вздохнул и кивнул.
   – А что, хорошее дело! – старик подмигнул. – У нее через полчаса репетиция перед вечерним представлением. Соображай, Ромео. И очень тебя прошу, смотри под ноги, наступишь на змею – до свадьбы не доживешь…
   Когда через полчаса Лешка высунул голову из кулис, цыгане как раз отрабатывали свой номер. Маленькая Лилька пробовала перелететь с пирамиды из акробатов на лошадь. Но это ей никак не удавалось. От серьезного падения ее спасала только лонжа.
   – Живее, Лилька! Еще живее!!! Ты что, спишь? – кричал на девушку могучий цыган.
   Лиля сделала очередную попытку, но опять сорвалась, чем повергла цыгана в ярость. Одним прыжком он оказался рядом и со всего размаху ударил упавшую подопечную.
   – Я тебе покажу, как спать! Я тебе покажу, дармоедка! У нее в глазах появились слезы, но она держалась из последних сил.
   – А ну, пошла вон с манежа!
   Девушка выбежала с арены, и Лешка, улучив момент, бросился за ней. Он нашел ее под лестницей. Она плакала, уткнувшись лицом в ладошки. Лешка подошел и протянул платок.
   – Спасибо, – машинально поблагодарила Лиля.
   – Не за что.
   И тут она сообразила, что парень этот ей совсем не знаком.
   – Ты кто?
   Лешка присел напротив.
   – Я сын человека, которого через день-другой расстреляют… Если я не найду тех, кто его подставил.
   Лилька перестала всхлипывать и попыталась вскочить, но Лешка положил свою тяжелую руку на ее плечо и усадил на место.
   – Это ведь ты поджигала Сталина?
   Возникла пауза. Вначале взгляд Лили не предвещал ничего хорошего, но в глазах Казарина была такая боль, что девушка опустила голову.
   – Лилька!!! Лилька!!! – послышался зычный голос с арены. – Где эта тварь бродит?
   Лиля резко обернулась, поморщилась и еще раз внимательно посмотрела на Лешку.
   – Отпусти меня. Пожалуйста. Побьют. Лешка отрицательно мотнул головой.
   – Я все тебе расскажу… Завтра… Обещаю. Лешка не отпускал.
   – Где и когда?
   – Будь у цирка… в четыре.
   Он выждал паузу и убрал руку. А что ему еще оставалось делать?…

Глава 23

   Поначалу Лешкино отсутствие мало волновало Таньку.
   – Шапилина, а где Казарин? – спросил учитель, проведя перекличку.
   Она покраснела и возмущенно ответила:
   – А почему вы меня об этом спрашиваете? Я за него не отвечаю.
   – Да? – многозначительно хмыкнул Аркадий Семенович. – А я думал иначе.
   Класс захихикал. Учитель хлопнул журналом по столу, и все замерли.
   – Татьяна, будьте так любезны, узнайте, что с Казари-ным. У нас на носу городские соревнования по математике. Что он себе думает?
   Танька еле досидела до конца уроков и, выскочив из школы, первым делом побежала звонить. Коммутатор ответил женским голосом:
   – Тридцать вторая, вас слушаю.
   – Соедините, пожалуйста, с Б-1-73-12, – нерешительно произнесла Таня.
   – Готово, – через минуту сообщила трубка. Послышались гудки, но к телефону на том конце так никто и не подошел…
   Танька не знала, что и думать. Она бродила по Кремлю до самого вечера в надежде случайно встретить Лешку. Около восьми в окнах начал загораться свет. Люди садились ужинать.
   Неожиданно заморосил мелкий противный дождь. Надо было идти домой, но Татьяна медлила, и, лишь промокнув, зашла во двор Большого Кремлевского дворца, чтобы в последний раз посмотреть на окна квартиры Ка-зариных. Света в них не было.
   Танька опустила голову и поплелась к своему подъезду.
   Новый день поселил в ее сердце еще большую тревогу. Лешка опять не появился в классе. Опустевшее место за их партой не давало покоя.
   Она поглядела на чернильницу и вдруг вспомнила, как Лешка с улыбкой всегда уступал ей очередь обмакнуть перо, как теребил нос, думая над задачей…
   – Шапилина! – раздалось над ухом. Танька вздрогнула и подняла глаза.
   – Вы сделали то, что я просил? – Аркадий Семенович глядел на нее сверху вниз.
   Танька подумала и кивнула.
   – Ну и?…
   Надо было что-то соврать, но в голову, как назло, ничего не приходило.
   – Он срочно уехал к тетке, – неожиданно выпалила Танька.
   – В глушь… – схохмил Артем Сергеев.
   – В Саратов! – подхватил сидящий рядом Вася Сталин.
   Класс заржал. Танька сурово посмотрела на Сталина.
   – Вы не волнуйтесь, Аркадий Семенович. Лешка не подведет! Он надежный.
   Аркадий Семенович вздохнул и направился к столу.
   – Что ж, будем надеяться.
   «Надежный» Лешка битый час дежурил у цирка. Он уже начал нервничать, когда его кто-то окликнул:
   – Эй, парень!
   Лешка обернулся. Перед ним стояла Лиля. Она была одета в серое, приталенное платье, плечи прикрывала голубая вязаная кофточка. Несмотря на свой маленький рост, была она очень привлекательна, и Лешка на минутку даже растерялся.
   – Ну что, так и будем стоять?
   Сегодня Лилька не выглядела испуганной и забитой. Наоборот, была готова к нападению и любой провокации со стороны незнакомого паренька.
   – Можно и пройтись. – Сказав это, Лешка широко улыбнулся, и Лилька не смогла устоять под натиском его больших голубых глаз.
   Она лишь хмыкнула в ответ:
   – Ну, пошли, кавалер.
   Они вышли на бульвар и медленно побрели в сторону Петровки.
   – Ладно, задавай свои вопросы. Но учти: я тебе ничего не говорила и в милицию с тобой не пойду. Годится?
   Лешка почесал затылок и нерешительно предложил:
   – Годится… Тогда рассказывай с самого начала.
   То, что ему рассказала Лиля, он совершенно не ожидал услышать. Главным потрясением оказалась Лилина история жизни.
   Она вовсе не была цыганкой, родилась в обычной еврейской семье, но отца, активного участника белого движения, в начале двадцатых расстреляли. Та же участь со дня на день ожидала и ее мать.
   В те дни в их городе стоял шапито. Мать успела за день до ареста подкинуть Лилю в цирк, а сама отравилась. Шапито вскоре покинул город.
   Отныне Лиля считалась цыганкой и воспитывалась так же, как и многие другие босоногие детишки актерского табора. А вскоре ее детство закончилось,– Лилю начали готовить к выходу на арену, и очень быстро она столкнулась с жестоким нравом циркачей.
   Унижения и избиения за любые промашки сыпались на ее маленькие плечи почти каждый день. А два года назад старый клоун дядя Коля открыл ей тайну ее происхождения.
   С тех пор у нее была только одна мечта – сбежать! Сбежать любой ценой. Но куда она могла пойти без денег и документов?
   Наконец Лилька заговорила о том роковом грабеже.
   – Чего рассказывать-то? Аким дал мне факел, спички и сказал: «Свистну – поджигай. А когда загорится – тикай».
   – А кто такой Аким? Тот, что тебя на арене ударил? Лилька машинально дотронулась до больного плеча, и глаза ее стали злыми и колючими.
   – Ну, говори же, – нетерпеливо подгонял ее Лешка.
   – А ты не «нукай», не запряг еще! – огрызнулась Лилька. – И вообще, чего это я с тобой тут разоткровенничалась?
   Лешка присел рядом.
   – Лилька, дорогая! Прости. Если ты не поможешь – погибнет хороший человек.
   – А мне-то что с того? – Лилька не сдавалась, но по всему было видно, что слово «дорогая» не прошло мимо ее ушей.
   – Ладно, черт с тобой! Аким загнал меня поджигать портрет… Только не его мозгов эта афера. Чтоб я провалилась.
   – Чья же?
   Лилька в ответ только пожала плечиками.
   Таня вошла в мастерскую Варфоломеева, где, как обычно, царили сумрак и тишина.
   – Здравствуйте, Герман Степанович.
   Но старик никак не среагировал. Он озабоченно бродил по комнате из утла в угол, бормоча что-то несвязное под нос:
   – Ой-ей-ей… Вот ведь как! А?
   – Герман Степанович, здравствуйте! – повторила свое приветствие Шапилина.
   Варфоломеев уставился на нее ничего не видящим взором. Он за эти дни еще больше постарел и даже как будто съежился.
   – Как ваше здоровье? – спросила Танька, демонстрируя свою воспитанность и деликатность.
   Старик неожиданно остановился и вдруг закричал, да так, что на полках зазвенели золотые кубки:
   – Здоровье?! Мое здоровье?!! Да оно просто великолепно!! Чу-дес-но!… Коллекция разграблена, друг в тюрьме, а я скоро в лагере буду стенгазеты рисовать.
   Варфоломеев подскочил к Таньке и закричал с новой силой:
   – А в чем я виноват?!! В том, что полжизни отдал этому сырому подвалу?
   – Герман Степанович, почему вы на меня кричите? – опешила Таня.
   Старик замолчал на полуслове. В его взгляде появилась осмысленность.
   – Ой, Танечка, что ж это я…
   Она продолжала удивленно смотреть на любимого наставника, которого никогда таким прежде не видела.
   – Вы уж простите старика. Вас же совсем иной кавалер интересует.
   Шапилина смутилась, вспомнив, зачем, собственно, пришла.
   – Герман Степанович, он уже два дня не появляется в школе.
   – Дела, наверное, – машинально пробормотал Варфоломеев и вдруг, что-то сообразив, спросил: – А вы что, поссорились?
   – Да нет, – непонятно зачем соврала Танька. Варфоломеев все понял и, пожав плечами, занялся переборкой икон.
   – Герман Степанович, я, наверное, сделала главную ошибку своей жизни.
   Старик отложил складень в сторону и внимательно посмотрел на Таньку.
   – Поищи его в цирке, – небрежно обронил он.
   – Где?! – не поняла Шапилина.
   – В цирке. На Цветном бульваре. Что-то он туда зачастил.
   – Зачем? – Шапилина была сбита с толку.
   – Это вы у него сами выясните, а заодно и мне расскажете. •
   Танька опрометью бросилась из мастерской, да так быстро, что на пороге у нее с ноги слетела туфелька.
   – Не убейся, – крикнул ей вслед старик.
   Через полчаса она уже была на Цветном. Начало темнеть, и на бульваре зажглись фонари.
   Она прошлась вдоль скамеек, заглянула за стеклянную витрину цирка, но Лешку не обнаружила..
   Таньку уже начали мучить угрызения совести за то, что повела себя как последняя дура, как вдруг она увидела Ка-зарина и обалдела: Алексей был не один.
   Несчастная, она не верила своим глазам: «верный» Лешечка разговаривал с чернявой симпатичной девчонкой. И не просто разговаривал. Они о чем-то шептались и при этом – Танька могла поклясться! – Лешка даже держал за руку свою новую знакомую.
   И совсем уж ей стало плохо, когда она увидела взгляд этой паршивки, устремленный вслед уходящему Казарину…

Глава 24

   Когда на следующее утро Лешка все-таки появился в классе, Танька демонстративно собрала учебники и пересела за парту Василия Сталина, оставив Казарина в одиночестве. По классу прокатилось:
   – У-у-у-у!!!
   Такого 10«А» в своей жизни еще не видел.
   Вася развел руками, показывая, что он, мол, ни в чем не виноват. Но Лешка расценил Танькин поступок по-своему: ведь отец его со дня на день мог стать врагом не только государства, но и всего народа. Поэтому выяснять отношения он не стал. Не такой он был человек. И не так воспитан…
   Сказать, что Танька потеряла покой, это значит ничего не сказать. Она сходила с ума. Ей ужасно хотелось понять, что же такого нашел ее Лешечка в этой чернявой пигалице. Действительно, новая подружка Казарина была на удивление мала ростом. Но все остальные внешние данные были, что называется, налицо.
   На следующий вечер ноги сами принесли Таньку на Цветной бульвар. Но на это раз Шапилина была вооружена «до зубов». На ее груди висел новенький «ФЭД».
   Она уже несколько раз прошла вдоль главного входа, когда ей на глаза попалась та самая цирковая афиша с цыганами, которую они с Лешкой видели в их последний вечер. Цирковой художник был мастер своего дела: Таня сразу узнала в девочке-гимнастке роковую соперницу.
   Начать сбор компромата на своего благоверного (коим в глубине души Танька продолжала считать Казарина) она решила с афиши.
   Готовясь сделать снимок, Шапилина увидела, как у служебного входа появился Лешка со своей пассией. Танька тут же переместила объектив в сторону злосчастной парочки и начала щелкать затвором без разбора, забыв, что сделать можно было только один кадр.
   – Ну, я тебе покажу! – шептала она, одновременно крутя и резкость и экспозицию. – Теперь не отвертишься.
   Видимо, Танышны слова телепатическим образом долетели до Лешки: он что-то сказал своей собеседнице, попрощался и быстро зашагал в сторону Петровки. А паршивка опять долго смотрела ему вслед.
   Вскоре фотоснимок уже плавал в ванночке с проявителем. Танька взяла фотографию в руки. Портрет получился удачный: его можно было бы сразу наклеить в альбом и подписать «Не уходи, любимый!».
   – Вот паразитка бесстыжая…
   Она внимательно разглядывала соперницу.
   – Ну, точно – втюрилась!
   Шапилина повесила фотографию на веревку. Но затем, передумав, изорвала в клочья. В ее хорошенькой голове начал созревать план мести…
   Утром Танька появилась на проходной цирка в новом для себя образе.
   Вахтер сразу оробел при виде гладко прилизанной девицы с комсомольским значком на груди, фотоаппаратом на плече и газетой «Пионерская правда» под мышкой.
   «Ни дать ни взять – молодая журналистка, – подумал старик. – У такой в голове только Сталин да счастливое пионерское детство».
   Шапилина достала зеркальце, у которого обратная сторона была красного цвета, и повертела им перед носом вахтера, изображая важный документ.
   – Спецкор Чугунова, «Пионерская правда»! – как печатная машинка отбила она свое представление.
   Старый вахтер при виде стервозной «воблы» приподнялся на стуле и зачем-то отдал честь.
   Танька поправила на носу явно мешающие ей очки и заглянула в бумажку.
   – Тэк-с… Артисты Романовы на месте?
   – Тутошки, – с готовностью кивнул вахтер.
   – У меня есть ответственное поручение от нашей газеты, – все тем же командирским тоном произнесла Таня, – я должна написать очерк «Советский цирк – лучший цирк в мире». Вы согласны с этой мыслью?
   – Завсегда! – отрапортовал вахтер.
   – Так как мне найти артистов Романовых?
   – Идите, барышня, по этому колидору прямо, пройдете тигров в клетке… не пугайтесь… дальше, значит, увидите небольшую конюшню, а рядом – комнату. Там у нас, барышня, Романовы и обитают.
   – Я вам не барышня! – Шапилина сурово посмотрела на вахтера и уверенным шагом направилась по указанному маршруту. Тот усмехнулся и опустился на стул.
   Танька прошла длинный коридор и оказалась возле клеток с хищниками, которые, почуяв незнакомый запах, настороженно заворчали. Увидев вблизи бенгальского тигра, она остановилась, как зачарованная, и подошла почти вплотную к клетке.
   – У-у ты моя киса, красавец.
   Удар лапы по прутьям и страшный рык вернули Шапи-лину к действительности. Она подняла упавший блокнот и шагнула к двери комнаты, находившейся прямо напротив клетки.
   Таня одернула юбку, насупила брови, чтобы выглядеть посерьезней, и постучала в дверь.
   – Входи, дорогой, не заперто! – донесся из комнаты мужской голос.
   Спецкор «Пионерской правды» Чугунова распахнула дверь. Двое мужчин в красных концертных рубахах собирали реквизит.
   Комната была сплошь уставлена яркими цветными приспособлениями для жонглирования, клоунады, фокусов и вольтижировки. От пестроты у Таньки зарябило в глазах.
   – Здравствуйте, товарищи цыгане!
   Цыгане удивленно уставились на незванную гостью. Сама она была разочарована: девочки с афиши в комнате не было.
   Не дождавшись ответного приветствия, Танька пошла в наступление:
   – Репетируете? Это хорошо!
   Она по-свойски прошлась по костюмерной, а затем пожала руки оторопевшим артистам.
   – Эй, ты чья будешь? – спросил Таньку один из цыган.
   – Ой, я и забыла! – Шапилина смутилась и представилась: – Чугунова Фекла, «Пионерская правда».
   – Ну и что? – мрачно спросил другой.
   – Как «что»! Вы – герои моего репортажа «Советский цирк – лучший цирк в мире». Вы согласны с этой мыслью?
   Цыгане переглянулись.
   – Э нет! – запротестовал первый. – Нам некогда. Да и начальство нам не разрешает…
   – Ой, да вы не волнуйтесь! Я вас не задержу, пара вопросов и фотография.
   Танька села на стул и открыла блокнот.
   – Кстати, а где ваша молодая артистка?
   – Работает на манеже.
   – Вот и хорошо. Я ее там и сниму – прямо во время репетиции. Правда, неожиданно?
   Артистам явно не хотелось никаких неожиданностей.
   – Слушай, красавица, мы работаем. Иди-ка лучше к клоунам или акробатам.
   Танька недовольно прищурилась.
   – Ладно, не хотите – как хотите. Пусть будет только фотка. А интервью я у вашей молоденькой партнерши возьму. Кстати, как ее зовут?
   – Лиля, – нехотя ответил один из артистов. Танька старательно записала и отложила блокнот на гримерный столик.
   – Так! Вы встаньте сюда! А вы… возьмите гитару. Отлично!
   И не дав цыганам опомниться, она взвела затвор и нажала спуск.
   Затем Шапилина показала большой палец, демонстрируя тем самым высший класс.
   – Во будет снимочек! Ну, я побежала?
   «Спецкор Чугунова» кивнула сама себе, не прощаясь, вышла из комнаты и деловой походкой направилась в сторону манежа.
   Оба цыгана усмехнулись ей вслед.
   – «Корреспондент».
   – Чучело!
   – И не говори. Странная какая-то…
   Тот, что был повыше, подошел к столику и заметил забытый блокнот.
   – Ураган забыл свои каракули. Цыган взял его в руки и обомлел.
   – Э-э-э, ромалу, смотри-ка.
   Оба уставились на Лилину фотографию, которая лежала в середине блокнота.
   Танька тем временем из-за занавеса наблюдала за репетицией цыганского номера: по манежу скакала лошадь, на которой гарцевала Лиля.
   Задача артистки, как и накануне, состояла в том, чтобы на ходу подняться на ноги, отпустить повод и, сделав кувырок, запрыгнуть на плечи двух крепких мужчин.
   Шапилина подняла фотоаппарат, но сделать снимок не успела: чья-то ладонь зажала ей рот и рывком утянула в темноту. Танька пыталась вырваться, но один из цыган ребром ладони ударил ее наотмашь по шее, и она потеряла сознание…
   В комнате артистов Романовых шел жаркий разговор.
   Все взрослые цыгане смотрели на съежившуюся Лилю. «Старший» из артистов тыкал в нос девочки фотографию из блокнота.
   – Что это? Отвечай, змея! Что это такое?! Лилька молчала.
   – Молчишь? Так я тебя заставлю говорить.
   – Я ничего не знаю.
   – Не знаешь?!
   Тяжелый удар сбил девочку с ног.
   – Лучше по-хорошему говори: что успела ментам сказать?!
   Одна из цыганок вступилась за Лильку:
   – Хватит, Аким! Может, она и впрямь ничего не знает?
   – Тебя, женщина, не спросили. Будешь говорить, когда разрешу!
   – Слушай, Аким, – заговорил мужчина в красной рубахе, – может, и вправду, эта, что в ящике, – журналистка.
   Аким в ярости вскочил.
   – Журналистка?! А вот это видели?
   Он разжал ладонь и каждому показал Танькин пропуск в Кремль.
   – Ладно. А что мы с ней будем делать? – Цыган пнул ногой ящик, в котором лежала Таня.
   – Не знаю! – отрезал Аким. – Пусть Барон решает. Как скажет – так и будет…
   – А Лильку куда?
   Аким немного подумал и ответил:
   – Пусть пока Шерхан за ней последит. Он уж к ней гостей не допустит…
   Измученную Лильку оттащили к клетке с тигром. Двое цыган, взяв в руки длинные палки с крюками на концах, с усилием откатили ее в сторону, открыв проход к неприметной нише в стене.
   Третий, не обращая внимания на злобный рык тигра, втолкнул Лильку в маленькую каморку и сделал знак своим товарищам. Клетка с грохотом встала на прежнее место.
   – Все, отдыхать! – скомандовал Аким.
   Через некоторое время он вышел из цирка на ночную улицу и направился к телефонной будке.
   – Г-7-45-14, – озираясь по сторонам, цыган ждал соединения.
   Наконец на другом конце трубки раздался мужской голос.
   Чья-то рука сняла трубку.
   – Слушаю.
   Аким огляделся по сторонам и хрипло зашептал:
   – Это я. Узнал?
   – Узнал, узнал, – ответила трубка.
   – Тут вот какая канитель получается… Собеседник Акима, поняв, кто звонит, подал знак человеку, сидевшему в кресле напротив.
   – Хорошо, что позвонил! У нас… – Говоривший по телефону посмотрел на своего гостя, который перестал пускать табачные кольца, и тут же поправился: – У меня к тебе есть вопросы.
   Аким перебил собеседника:
   – Барон, я тебе сейчас кое-что привезу.
   – Очень хорошо. А то я начал волноваться.
   – Ты не понял.
   – Не будем по телефону.
   Послышались гудки. Аким какое-то время озадаченно смотрел на трубку, но затем повесил ее на рычаг и вышел из будки.
   Барон с усмешкой посмотрел на таинственного ГОСТЯ:
   – Видишь, как оно вышло. А ты думал, они камень заиграют? Они хорошие цыгане…
   – Поживем – увидим, – хмуро отозвался тот.
   Чуть погодя цыгане вынесли из служебного выхода цирка большой ящик, в котором лежала Таня, и погрузили его в грузовик.
   Машина проехала по Садовому кольцу, свернула на Ленинградский проспект, затем на Беговую улицу, въехала на территорию ипподрома и остановилась. Цыгане извлекли ящик и занесли его в неприметную дверь.
   Через пять минут Барон уже осмотривал содержимое.
   – Ну и что мне с ней делать? – Это было явно не то, что он ожидал увидеть. – Идиот, зачем ты ее сюда-то притащил?
   Аким порылся в кармане и протянул Танькин пропуск в Кремль.
   – Следила она за нами. Я ведь все правильно сделал? Да? – Он услужливо смотрел в глаза Барону.
   Барон хотел ответить, но в соседней комнате кто-то кашлянул.
   – Стой тут.
   Барон скрылся за дверью. Через минуту он вернулся:
   – Ладно, с этой решим, что делать. Но я ждал другого.
   – Не понял… – Аким удивленно смотрел на Барона.
   – Где большой камень?
   – Большой камень?… Не было никакого камня.
   – Нет, был. Был и пропал! Аким рассмеялся.
   – Да нет, ром! Не разыгрывай. Не надо! Если б был камень – Аким знал бы. Все, что взяли, тебе еще в ту ночь отдали. Мои ромы – верные…
   Барон резко оборвал собирающегося еще что-то сказать цыгана.
   – Верные, говоришь? А эта сучка? Как она вас вычислила? Дух ей святой нашептал?
   Аким виновато шмыгнул носом.
   – Сам голову ломаю…
   – Не трудись. Я ее тебе сам сломаю, если к утру не вернешь то, что скрысятничал…
   Аким упал на колени.
   – Богом клянусь, не брал я ничего.
   – Я и не говорю, что это именно ты. Аким от волнения, как рыба, глотал воздух.
   – Убирайся, Аким. Срок тебе до утра.
   Когда за цыганами захлопнулась дверь, из соседней комнаты вышел человек.
   – К утру, я думаю, камень отыщется, – уверенно проговорил Барон.
   – Может быть, только поздно будет, – глухо отозвался незнакомец. Он взял Танькино удостоверение и отошел к окну. Внизу Аким, отчаянно жестикулируя, о чем-то говорил с цыганами. Незнакомец всмотрелся в пропуск и насмешливо хмыкнул:
   – А знаешь, чью дочь тебе привезли? Барон отрицательно замотал головой.
   – К утру и ты, и я будем на Лубянке показания давать.
   – И что же делать? – испуганно спросил Барон. Таинственный гость затушил папиросу.
   – Лошадей седлай… Понимаете ли вы меня?
   Лилька, сидя в заточении, лихорадочно думала, что ей делать дальше. Она хорошо понимала, что так просто из этой истории ей не выпутаться. Надо было бежать, и бежать немедленно. Поэтому она подобралась к клетке с тигром и тихо позвала животное:
   – Шерхан… Шерханчик.
   Зверь заурчал и двинулся в ее сторону.
   – Шерханчик, киска, ты же не съешь меня?
   Тигр облизнул клыки и зажмурился.
   – Вот так, хорошо…
   Хищник выглядел вполне миролюбиво. Но как только Лилька взялась за прутья решетки, Шерхан сделал короткий бросок в ее сторону и так зарычал, что она от страха отлетела аж в дальний угол. Падая, Лилька машинально схватилась за выступ в стене. Каково же было ее удивление, когда кирпич отвалился и к ее ногам упал маленький холщевый мешочек.
   – Дурак полосатый, – обругала она Шерхана и подняла находку.
   Развязав бечевку, Лилька высыпала содержимое на ладонь, и ее брови медленно поползли вверх…
   Грузовик с цыганами выехал на ночной проспект. Через какое-то время вслед за ним пристроился легковой автомобиль. Так они ехали до самой Яузской набережной. Неожиданно легковой автомобиль пошел на обгон и резко дал по тормозам. Грузовик попытался уйти от столкновения, но машину вынесло на парапет набережной. Последнее, что видел Аким и его спутники, – сорванные балки ограждения. Грузовик опрокинулся в воду и погрузился в черноту Яузы. Легковушка постояла еще с минуту и двинулась дальше…

Глава 25

   Лешка пришел домой и, не раздеваясь, лег на кровать. Спать не хотелось, и он долго смотрел в потолок, пытаясь собраться с мыслями. Неожиданно в дверь постучали.
   Казарин вскочил с кровати. Но надежда быстро сменилась на его лице досадой. Вместо отца на пороге стоял Шапилин. Вид у него был встревоженный.
   – Таня у тебя?
   Лешка не сразу понял, о чем разговор. Петр Саввич вошел в комнату, огляделся и сел на стул.
   – Танька пропала.
   – Как пропала?
   – «Как-как», не пришла ночевать и все! Ты-то должен знать, где она.
   Лешка опустился на кровать. До него только сейчас дошел смысл слов Шапилина.
   – Ну… – Казарин замялся.
   – Говори!
   – Да я не знаю… Мы, как это сказать-то правильней, того…
   – Что «того»? Да не мычи ты, а говори нормально!
   – Я и говорю: поссорились мы… Петр Саввич обхватил голову руками.
   – Хорошие дела…
   – Да вы не волнуйтесь– она, наверно, у подруги какой ночевать осталась. Здесь, в Кремле.