Попов Валерий. В городе Ю (Рассказы и повести)

   Хотя, если учесть, что и для этих я тоже сэкономил, явившись к ним, стоимость сотни водородных бомб, которые бы они потратили на эксперименты... Где деньги?
   Много времени я проводил в архивах. В отличие от наших, они были доступны. И сколько страшного я там прочитал.
   1983 год - погибла наша ракетная дизельная лодка К-129, столкнувшись с их "Суордфиш" под Йокосукой. Американцы доползли до базы, наши погибли.
   1985 год - погибла такая же наша К-129: провал за предельную глубину вследствие поступления воды при движения лодки под РДП (работа дизеля под водой) через поплавковый клапан, широко известный как "шноркель". Приписка: сумели достать самое главное - ракеты и шифры.
   1986 год! Вот и про нас. Глубоководный разведчик "Нырок" (только трое это название знали, скорее даже прозвище), замаскированный под обычный шельфоразведчик, нырнул на шестьсот метров. Произошла авария, лодка не всплыла (кое-кто в этом помог!). Экипаж покинул лодку.
   Примечание: лодку поднять не удалось, лишь взят образец корпусного сплава... Умно.
   Обо мне ни слова!.. Как говорится - говори, да не заговаривайся!
   В конце тома был даже уголок юмора, парадоксы советского командования: например, все новые и новые приказы лодке, которая давно затонула, но почему-то из регистра не вычеркнута. Задание номер двадцать четыре! Задание номер двадцать шесть! И на всех - отметки о выполнении! Вот так!
   Следующий том... Новых аварий в самое последнее время, к счастью, нет, но наши лодки замечены в водах Норвегии... в водах Австралии! Как на флоте говорят - надраивание продолжается.
   Разрядка - это конечно... Но что она означает? Русские - пас?
   Услышал дружный вопль за окном. Выглянул. На ровно постриженном поле, окруженном хлопающими флагами, квадратные парни в шлемах сшибались друг с другом.
   Нет, и они - не пас.
   - Ну, что, задрыга, не подготовился к семинару? Получишь в следующий раз по рогам!
   Слыша такое, с гордостью вздрагиваю: все-таки удалось им преподать "великий и могучий", чтобы русские их воспринимали как своих... А когда все будут как свои, то и война не понадобится!
   Размечтался! А пока что учу их лишь одному. Фразой "Да-а, не удалось Артему устроить своего брата в депо!" обходиться во всех случаях жизни.
   - Все-таки я прошу вас - не преподавайте им русскую разболтанность! Англосаксу это чуждо! - мягко выговаривает мне полубатя Карпентер. Все-таки вы теперь в ВАСП!
   "Оса", хвать за волоса!
   Надолго ли?
   И в грусти и даже в слезах, иногда вдруг взблескивающих в его рыжих, как осы, глазах, я читаю свой приговор. Недолго, недолго! Кобыла должна везти, сокол должен летать!
   Ясно! И что за идея у меня - какой-то всеобщей гармонии, полного счастья? Откуда это во мне? Неужели от мамы?
   Уик-энд - и мы едем на пикник на дикий берег Океана с прицепным домиком сзади.
   Скромность и простота - стиль настоящего ВАСПа! Простые рубашки, футболки только одноцветные, без каких-либо аляповатых надписей и рисунков!
   Через ровные расстояния на шоссе стоят красивые голубые мусорные баки, куда сбрасывают отходы пикников, и время от времени с них спрыгивают огромные мохнатые звери и лениво отбегают чуть в сторону. Барсуки! Местная гордость! Каждый маленький поселок хвастается перед другим, как часто барсуки посещают их мусорные баки! До чего экология дошла!
   Огромные наглые твари!.. Моей Нелли на них нет! Она бы им сделала! Пугали: страна пороков, желтого дьявола... Где все это?
   Жажда душит безумно! Об алкоголе здесь вопрос как-то не встает. Когда пространно и сбивчиво завожу речь на эту тему, реакция у всех вежливо-недоуменная: "Ват?"
   Мы выгружаемся среди мшистых валунов на берегу океана. Вскоре к нам с таким же домиком-прицепом присоединяются друзья мистера Карпентера супруги Древодеел, костистые, лошадеобразные и тоже простые ВАСПы.
   Мы ползаем по воде, отваливаем камни, ловим маленьких крабов. В какой-то момент разговора проскальзывает, что супруги - из космического центра!
   Ну, ясно: в ракету решили меня запихнуть!
   Я, Джайлс Карпентер, недолгий гость на этой земле...
   Замудохали, мичуринцы проклятые!
   Потом я ходил между дюнами и рыдал, и студенты школы О'Нила, орущие в океан, с интересом на меня поглядывали... Откуда такой взялся? Способный паренек!
   Интересная моя особенность: всегда мои черные подозрения насчет моего будущего оказываются гораздо светлее, чем реальность. Ракету какую-то выдумал, уносящую меня в небеса. Все гораздо хуже... Но откуда во мне такой оптимизм?
   Скорбно постучавшись, мистер Карпентер вошел на рассвете. Пора?
   - Что бы... вы хотели? - кашлянув, спросил он. В английском не говорят "ты" - только "вы"! Какое, значит, последнее желание? Надо что-нибудь скромное, в духе ВАСПа...
   - Да вы знаете... я здесь давно... но Нью-Йорка так и не видал.
   Карпентер кивнул. Видно, глянулась ему моя скромность - может, он даже гордился ею!
   - Вещей, я полагаю, брать не надо?
   Карпентер грустно усмехнулся - спорить не стал.
   Что "пошлю" я людям, какую "наложу" информацию?.. Только грусть!
   Мы ехали по холмистой дороге... И это называется - штат Нью-Йорк? Какая-то тайга! Деревья и только деревья по всех холмам!
   Наконец мистер Карпентер протянул вдаль руку - из-за деревьев выглянули черные зубцы небоскребов.
   Обшарпанные дома с железными лестницами по фасадам, почти сплошь расписанные из пульверизатора яркими буквами. Какой-то пиратский райончик: косматые негры с намотанными на руки цепями, помахивают ими... разорвали, так сказать, оковы рабства!
   Карпентер вдруг остановил машину, повернулся ко мне... В глазах его сверкнули слезы... Так вот, значит, куда меня?
   Так что тебе от меня надо было? Может, список кораблей прочесть?.. До середины?
   Мы молча обнялись, и я вышел. В конце улицы горела перевернутая машина, оттуда стлался черный дым, и я размазывал по лицу грязные слезы... Да, нет рая на земле.
   Потом я в каком-то трансе стоял у витрины грязного магазинчика, слегка обалдев, на минутку даже забыв о своем горе: жестяная баночка кока-колы лихо отплясывала под джаз, рвущийся из магнитофона, кривлялась, переламывалась, вихлялась - точно в ритме! Во техника!
   Вдруг тяжелая рука опустилась мне сзади на плечо - и по тяжести ее я сразу усек: наши!
   Я резко обернулся.
   Геныч!
   - Ну что, - проговорил он, - выпить хочешь? Угадал!
   - Тут у хлопцев в торгпредстве есть отличный "Смирнов"... не отличишь от вкуса слюны! Поехали?
   Я хотел было гордо сказать, что вкус своей слюны знаю, а чужой не интересуюсь... но волнение душило меня. Я молча кивнул.
   Сели в торгпредстве на балконе над садиком. Единственное уютное место! Как-то я отвык уже от обстановки советского агитпункта с огромными портретами Родных и Любимых!
   - ... Когда приехал? - хрипло выговорил я.
   - Недавно, - сдержанно произнес Геныч. - Кстати - ты тоже приехал... Но немножко отдельно. Никто пока не видел тебя.
   - Ясно.
   - И Алехин тут! Шастает по новым знакомым...
   - Ясно.
   - Короче - тут с тобой должен несчастный случай произойти.
   - Ясно... Ты поможешь? Геныч покачал головой.
   - Нет, пузырь.
   Почему-то слегка пренебрежительно называл меня пузырем... Собрались наконец вместе старые друзья: пузырь и лапоть!
   - Время, сам знаешь, какое, - сурово Геныч сказал. - Оружие взаимно уничтожаем! Начать решили с самого опасного...
   - С меня?
   Геныч хмуро кивнул.
   - Готов в любой момент! Я поднялся. Геныч усадил.
   - Не егози! Сначала все увидеть должны, от чего мы отказываемся!
   - ...от какого ужаса...
   - Да, - сурово он сказал.
   Геныч вдруг лихо свистнул, и рука из темноты высунула на балкон тяжелый морской бинокль. Ну, ясное дело: как же в торгпредстве без бинокля? Геныч поглядел в него, покрутил, потом приложил к моим глазам. Среди прицельных делений и крестиков уходят в небо два высоченных стеклянных бруса. Ну, ясно: туда палить!
   - Нью-йоркский торговый центр. Самое высокое здание в мире - триста этажей. Там некроантенна установлена... тебя ждет. Все состыковано. Все услышат тебя!
   Ну, ясно... "А сейчас наш знаменитый трагик Егор Пучков обоссыт четырнадцатый ряд!"
   - ... Какую хочешь информацию можешь наложить! "Свобода слова", говоришь? Наложим! Наложим на весь Нью-Йорк!
   - Плесни-ка еще "слюны".
   - Больше нету.
   - Ну, тогда все ясно... Я нырнул.
   Чтобы родных до боли портретов не видеть, сковырнулся прямо с балкона. А поскольку до проходной далековато было, лень ходить - прямо через забор маханул. На самом уже частоколе почувствовал себя не слишком хорошо: там и лазеры работали, и психотронная пушечка, и просто ток. Грохнулся наземь, голове как-то сразу стало горячо. Приподнялся: вокруг ноги кишат, нависают сверху телекамеры - телевизионщики накручивают что-то свое. И - полетел. Цель: два высоких бруса торгового центра, как два стоячих золотых кирпича. Внизу - статуя Свободы, маленькая, на крохотном островке. Мой корпус правый, трехсотый этаж, в стеклянном зале скульптура из меркурина стоит неизвестного автора. "Он ударил в медный таз!.."
   И все почему-то сразу разбежались - зал опустел!
   А что там у нас делается? Не удержавшись, обратно полетел.
   Вижу с высоты - к торгпредству как раз подкатили одновременно скорая "амбуланс" и два шикарных "кадиллака", и из них мои бати вышли - Алехин с Карпентером: в визитках, бабочках, обнимаются, блицы щелкают! Торжественный прием, посвященный борьбе за мир и ликвидации самого страшного оружия меня.
   Вон тельце-то понесли сторонкой. Но отцовскому сердцу - не прикажешь, и оба бати мои по бокам носилок бежали, за руки меня держа.
   ... Какие разные у меня фазы, по-русски то есть - отцы!
   В этот раз я увидел ЕГО!
   Он сидел, закинув ногу на ногу, в рваных брюках, домашних тапочках и чуть постукивал флейтой по колену.
   - Пьян?
   - Так точно!
   - Чтобы в таком виде ко мне больше не являлся!
   - Слушаюсь!
   - Кру-гом!
   Друзья мои по палате висели на "вытяжках", но тут их начинал колотить смех. Свои воспоминания я старался приурочить к самому главному моменту: по приказу санитарки бабы Кати, а точнее даже, по ее команде мы все дружно "рожали слона". В нашем положении ничего не было важней - и дух соревнования тут крепко помогал.
   - О, отличный хобот у тебя пошел! А у меня не идет что-то!
   - П-п-пааай-дет!
   - Сейчас бы Трон Генсека ему!
   Байки мои разошлись уже по больнице, и сопровождающий их утробный хохот здорово помогал "рожать слонов".
   ... Тогда, отфутболенный Самим за появление в нетрезвом виде, летел высоко над океаном... Корабли крохотные были внизу... Ну, страшно!
   Потом стал снижаться над нашими суровыми северными краями...
   В мою избушку влетел... Нелли нету!
   Стал быстро метаться по комнатам - так при теле никогда не летал. Наконец догадался - метнулся в сарай. Она была там - в клеенчатом фартуке, в рукавицах, - жир соскребала со шкуры барсука.
   Увидев меня - невидимого - жутко побледнела.
   Потом вдруг жадно сглотнула: почувствовала мою жажду.
   Но нездешний ветер унес меня...
   ... Больница для героев-подводников на Обводном переполнена была героев у нас всегда навалом, поэтому "рожали" все вместе - так даже веселей.
   Однажды как раз во время этой процедуры увидел через окно: вышагивают через двор лысый и седой - Алехин и Грунин!
   Сердце заколотилось радостно. И тут в покое не оставят!
   Главврач в палату ворвался:
   - Заканчиваем, заканчиваем! Важные посетители! Всех, кроме меня, выкатили в коридор. Коньяк... конфеты. Ого!
   - Ты тут не расклеивайся, - Грунин хрипит. - А потом, если захочешь, к нам приезжай! Как это - если захочешь?!
   - Работу тебе найдем!
   Как это - найдем работу? А что же я - ее потерял?
   А я - то приготовился сопротивляться коварным их планам!
   Так что ж они?.. Неужто просто по-человечески зашли?
   - Ну... если что... - Грунин поднялся.
   Недолго побыли! Алехин вообще ни звука не проронил! Ушли. А я остался, как девушка, которая к долгому сопротивлению приготовилась, а никто, оказывается, и не домогался ее!
   Наутро Геныч с Ромкой пришли.
   - Твоя глупость просто изумительна! - Ромка говорит. - Неужели ты этому поверил? - На Геныча кивает. - Разведка... разрядка... Тьфу! Да просто для рекламы водки использовали тебя! Душа твоя, жаждущая водки, влетела в некроантенну, что в торговом центре установлена была, завибрировала она на водочной частоте, и резко усилился спрос на водку на какое-то время. Решили они такое попробовать. Но, насколько я знаю, теперь отказались.
   - И... что?
   - Ну как - что? - Геныч усмехнулся. - Алехин твой виллу купил на Кипре. У этого попроще вилла... Ромка обиженно отвернулся.
   - Да и этот твой, Маркони американский, тоже поднялся, я думаю! Геныч закончил. Да, мистер Карпентер!.. А еще ВАСП!
   - В общем... - Ромка меня добил: - Если вычесть их затраты на твое содержание и покупку, доход у них от всей этой операции - три процента!
   - Три процента всего? - Я был убит. - За... три процента?
   - У них на этот счет строго! - Ромка пояснил: - Доход выше пяти процентов вообще запрещен!
   Ромка явно маялся, уйти рвался. Что-то ему здесь не нравилось... "Рожание слонов"?
   - А ты что же?! - Я к Генычу обернулся.
   - Я выполнял свой долг! - мертвенно Геныч произнес.
   - ... Карточный! - Ромка усмехнулся. - В общем, выкинь всю эту дурь из головы - разведка, разрядка... чушь! Куда подаваться-то думаешь?
   Я промолчал. Хотел только спросить у них: как там Нелли? Но у кого спрашивать?!
   Выписался. По городу бродил. Увидел свое отражение в телефонной будке - в ужасе закричал. Потом все же взял себя в руки, сообразил: это не отражение вовсе - стекла нету; в будке... другой человек!
   Да-а... Думал - хотя бы на войну работаю, а оказалось - на водку! А ты бы лучше хотел за коммунистические (капиталистические) идеалы геройски погибать? "В жизни всегда есть место ангелам"?
   Приучили к этому наркотику! Время отвыкать.
   Конечно, Грунин мог бы сказать: "У нас зато были идеалы!" Да. Но какие?!
   Постепенно успокаивался.
   И три процента - чем плохо? Тоже деньги, хоть и не мои.
   В Сонькину Губу на поезде добирался. Сначала все заводил себя, что должен мстить, но постепенно разомлел, пригрелся... Кому мстить-то? Друзьям?
   Рядом со мной пышная, теплая женщина сидела, постепенно расстегивая вязаные кофты, одну за другой, все время что-то уютно говорила.
   - Вы вообще слышите меня?
   - Извините, задумался в тепле. Так что?
   - Так я и говорю вам: чистый кавалер. На станции каждый раз встречает меня! Расписание знает!
   - Кто, простите?
   - Да Дюша мой!
   - Какой, простите, Дюша?
   - Ну, Дюша!.. Индюк!
   А-а-а. Поглядел на нее.
   Да она и человеку может понравиться!
   - А где выходишь-то?
   Оказалось - далеко. Закемарил от тряски. Резко просыпаюсь - трогает за плечо.
   Сошли с ней на станции. Действительно! Стоит это тропическое чудо: индюк!
   Увидел меня, кровавую кишку надул под подбородком, зашипел. А на кишке еще кисточка трясется... Янычар!
   Остановился. Она кокетливо ко мне обернулась.
   - Ну, ты идешь - нет? Рюкзак тогда мой надень!
   И как всегда - обмишулился! В рюкзаке этом оказалась вся причина! Хоть индюк ее и кавалер, а рюкзаков не носит!
   Игриво болтала со мной, пока шли, я распалялся, как индюк, и как всегда - промахнулся! Думал, это она меня разжигает, а она - индюка!
   Маркела на них нету!
   Зашли в избу, сели на скамейку. Скинул рюкзак. Двигаюсь отодвигается!
   - Так ты чего?
   - А ты чего?
   - Так ведь приглашала!
   - И шо?
   - Ну как "шо"?
   - Да шобы я такому костлявому!
   - Да где же я костлявый? Шелковистый, как таракан!
   Тут стекла в окне вдребезги, этот бешеный индюк в горницу влетел, выгнал меня на улицу, мчался сзади, взлетал-клевал. В глухую чащу меня загнал. По урочищам, по болотам шастал я - еле к Сонькиной Губе выбрался, мокрый, грязный, ровно лешак какой!
   Передо мной спуск. Долина в тумане - и избушка моя! И от нее на все пространство стук разносится!
   Кто бы это там хозяйничал?
   Побежал!
   Врываюсь в избу... никого!
   Запахи какие-то знакомые, а никого нет.
   А стук идет!
   Вбегаю во двор!.. В дальнем, скатывающемся вниз углу, где роятся комары... Новая уборная! Желтая, как свечка! Сияет!
   Раньше в крапиву приходилось бегать...
   И стоят друзья: Геныч, Маркел, Коля-Толя!
   К моему приходу старались - позвонили, видно, в больницу, узнали!
   Геныч, как ответственный за бдительность, на всякий случай на клозетную дверь щеколду и снаружи приколачивает - отсюда на всю округу и стук!
   Опробовал Геныч: легко вертится, надежно запирает! После этого подошел ко мне. Обнялись.
   - Вот тебе Трон Генсека! - Маркел захихикал.
   - Давай... "рожай слона"! - Геныч говорит. Потом я, не в силах скрыть чувств, обернулся.
   - А...
   - Будет тебе А... - Коля-Толя захохотал.
   И тут - прямо, гнилые ворота повалив, въезжает во двор роскошный БМВ! И выходит Она! Молчим.
   - Тут я... кастрюлю у тебя оставила... заехала проведать.
   - Проведай.
   - И как вообще... она тут себя чувствует? - смущенно Нелли спрашивает.
   - Текеть! - отвечает Маркел.
   - Я и лудильщика с собой привезла! - смущается она.
   И вылезает в роскошном свитере лудильщик. Обнялись.
   - Ну что же, - лудильщик Рома произносит. - Пошли лудить!
   Стала она меня долечивать: травяные притирания, тихий массаж. Примерно месяц так было, потом - ухватила за ногу, по лесенке стащила, проволокла в пыли через двор, мордою об забор жахнула - все как рукой сняло!
   Алехин подтвердил прежнюю программу: опускаться, в глаза не бросаться. Должность - старший монтажа отсека.
   Объяснял ей про конспирацию, что на самом деле я - большой человек, но чувствую: не верила!
   Жили мы с ней неплохо. Но и не очень хорошо. Однажды услышал про нас в магазине:
   - Он сам электрик, она - шорница. Но не стирает, не варит ему - никто не видал, чтобы у них дым из трубы шел!
   Не без намека ей это пересказал. Усмехнулась.
   - Зато я сама время от времени вылетаю из трубы!
   ... Не сразу понял эти ее слова, но потом, к сожалению, понял. Сошлась она с бабкой Секстиньей, колдуньей местной, которая кроме прочего зелья варила и самогон.
   И Нелли в сарае, где у нее шкуры свисали, стала как-то подолгу пропадать. Выходила с каким-то странным блеском в глазах.
   А однажды вижу - выходит из сарая. Идет через двор. Вдруг начинает брести как-то по кругу - и валится, как подломленная!
   Бросаюсь к ней. Приподнимаю. Глаза полуоткрыты... Пьяна!
   Отнес ее в избу. И тем не менее ночью опять все произошло, с какой-то особой яростью на этот раз!
   Тишина. Потом спрашиваю:
   - Так что с тобой происходит?
   - А с тобой? Погляди на себя - ты же приехал совсем другой!
   После всех Метаморфоз Овидия - немудрено!
   Долго смотрел на себя в зеркало... Да-а!
   Ведь это же я, когда прилетал с Рекламой Водки, зазомбировал ее!
   Молча улегся. Она ко мне потянулась.
   - Единственное, что остается у тебя... всегда - запах! Горький запах кинопленки! Сводит с ума.
   ... Еще не хватает - начать пленку рекламировать!
   Наутро после пробежки решительно подошел к ней:
   - Все! Больше ты не будешь пить! Бутылки я твои перепрятал... сам буду давать.
   - Как вы безжалостны, - пробормотала она, еще полностью не проснувшись.
   Однажды рано утром - гудок. Выглядываю - Геныч, как истукан, сидит в своем уазике.
   - Ну что, может, хватит тебе тут с бабами, может, делом займемся?
   Гляжу - удочки и подсачник торчат.
   - Ну! Конечно!
   Приехали в Плетневку. Спустились в глубокий овраг, где якобы должны быть черви.
   Тут мы прошлый раз с Ромкой рыли. Теперь они вряд ли когда с Генычем помирятся! Разве что через меня!
   Пыль, сушь! Никаких червей! Сухая сажа летит в глотку - жители сбрасывают ее в овраг из печей. И снова я какую-то дикую вину свою чувствую, что червей не обеспечил! Друг мой как лучше сделать хотел, уладить сразу все прошлые и будущие конфликты, а черви где?
   - Давай дальше пролезем! - говорю.
   - Так там же помойка.
   - Зато, может, и черви там?
   Уже как бы я уговариваю! Геныч недовольно повел усом, но полез за мной.
   Помню, с Ромкой тут рыли... Вот тот спрессованный зипун... Ближнее Зазипунье... дальнее Зазипунье! Ну-ка, гнилую ту досочку отвалим... Е-есть! Полное счастье! А-атличные черви!
   В тот раз, помню, вылили на нас с Ромкой помои: картофельные очистки болтались на ушах... теперь другие пошли подарки: "маленькие", хрустально звеня, сверху на нас посыпались!
   "Маленькие" - это еще ничего: елочные игрушки. Вот есть еще в наших краях бутылки из-под "Плодового" - вот те да: огромный "фауст" со стеклянным дном в четыре сантиметра... Тяжче булыжника!
   О! Оно самое! Удар в макушку. Я падаю, пытаюсь цепляться, но не за что: я уже в Других Краях!..
   Тьма... нарастающий свет... сипение флейты...
   На этот раз Он принял меня! Он сидел и улыбался.
   - Ну что?.. Не удалось Артему устроить своего брата в депо?
   Евангелие от Геныча
   И снова - треск мотора, и по нему я, как по тросу с узелками, лезу из тьмы. И оказываюсь на страшной высоте.
   Отсюда кажется маленьким наш военный госпиталь на дне долины со звездочками на воротах - наш отель "Пять звездочек", как шутливо называем мы его. В центре с фигурными окнами и балкончиками - бывший особняк винного короля Георгиди, сейчас - главный корпус.
   Дальше долина клином поднимается вверх и вся кипит цветами и листьями. На высоте она каменеет, и оттуда хлещет узкий водопад. Дальше все более туманными уступами поднимаются горы - до пронзающих облака белых вершин.
   Ровной стеной уходит в море шершавый мыс, проткнутый у основания темным тоннелем с поблескивающими рельсами. От тоннеля вверх карабкается по вертикали отважный бульдозер, сгребая оползень, нависающий над тоннелем. Этот треск и "вытащил" меня.
   Все складно. Все хорошо... Если не считать одной мелочи: МЕНЯ НЕТ.
   Самая близкая от меня (несуществующего меня) - гора под названием Голова Маркса: огромный покатый лоб, курчавая растительность на макушке, мощный горбатый нос, трещина рта. И - роскошная раскидистая борода: знаменитый пелагейский виноградник, где прежде монахини, а ныне отнюдь не монахини делают знаменитое пелагейское вино типа хереса.
   "Процесс глубокого хересования в цистернах" - вот как называется этот процесс.
   Все складно. Все хорошо. Вместо меня - что-то легкое! Полетим к горе.
   Облетев круг, как сокол, я возвращаюсь все ж к больнице, хотя дел там особенных у меня теперь нет.
   Гулкий внутренний дворик, усыпанный скукоженными листьями, метет сутулый старик. Маркел! Вот где оказался! С высоты узнаю! Видать, после того, как выгорела стратегическая база, все сюда... Ладно, хватит тебе о земном - пора о возвышенном!
   Но вместо этого подслушиваю, как разговаривает по телефону пышная блондинка - старшая медсестра Тая... Тая еще Тая! Генералы у нее ходят по струнке! В сухом гулком дворике звучит, вылетая из окон, ее голосок:
   - Ой, Юлечка, я что-то совсем нехорошо тебя слышу, перезвони немножечко попозже, я сейчас чуточку занята!
   О Таисс!
   Разбежался!.. Поздно.
   Вместо меня какой-то прооперированный красавец в пижаме, приволакивая ногу, подкатил к Тае и стал любезничать - и вдруг из глубины темного коридора появился Геныч в шлепанцах и халате и поманил красавца пальцем к себе.
   - Прекрати, - прохрипел Геныч. - Она просила меня сделать, чтобы никто к ней не приставал. У нее серьезно.
   - С Ясоном, что ли? - недовольно проговорил прооперированный, рвущийся к активной жизни.
   ... Ясон, вспомнил я, это молодой грек, красавец бульдозерист, треском своего мотора и вытянувший меня из небытия...
   - Да нет! - Геныч устало отмахнулся. - С Ромкой у них! Серьезно вроде! - вздохнув, Геныч ушел.
   Господи! С Ромкой! Какие новости, к сожалению, с опозданием я узнаю! Ведь она невестой Ясона уже считалась, и даже семьи их согласились - и вдруг! Успокоишься тут навеки, как же! Обычно "серьезно" у Ромки бывает лишь в связи с каким-нибудь крупным общественным процессом в нашей стране "серьезное чувство" у него становится как бы Музой Перемен, этакой Свободой на баррикадах с открытой грудью, как на картине Делакруа!
   Француженка Аньес шла под его глубоко скрытое диссидентство (даже не переписывались, не то что не встречались), Варя, дочь директора института бывшего марксизма, ныне философии, "шла под перестройку" ("Как я мог раньше иначе жить?!")... Потом все, естественно, рушилось - притом с глубокими внутренними потрясениями ("Я столько в нее вложил!").
   Подо что же, интересно, он Таю захомутал? Хозяйкой Местной Горы тут ее зовут. Чем же ее Ромка скрутил? Только серьезностью - не иначе! Мол, у всех лишь легкий флирт, ну, в крайнем случае, любовь, а у него серьезное чувство, накрепко связанное с общественными процессами!
   Что же, в таком случае, затевается тут? Ну, никак прямо не улететь! Помню, меня Ромка всю жизнь донимал именно процессами, живительными процессами: почему я не принимаю в них деятельного участия?! Сначала, если не ошибаюсь, то был процесс освобождения марксизма-ленинизма от сталинизма. ("Неужели ты можешь терпеть это дальше?" - восклицал с болью он.) Потом вроде было очищение марксизма от Ленина ("Тебе все еще нравится этот сатрап?! Сколько можно?!"). Перед ним всегда себя чувствуешь туповатым и квелым: не то что возненавидеть сатрапа - даже полюбить его не успел! Потом, помню, было очищение марксизма от Маркса - и уже в конце, насколько я помню, от Энгельса, и всегда это было страстно, с отрыванием живой плоти...