Страница:
Горловина свитера зацепилась за серьгу в левом ухе, и в этот момент раздался сигнал. Пока Элен освобождала лицо, терминал успел чирикнуть раз пять или шесть. Она тоже успела кое-что озвучить — в адрес ювелира, трикотажной фабрики и драгоценной Компании. Звонили, разумеется, оттуда.
— Да, что еще? — бросила Элен.
— Мисс Лаур, вам необходимо сменить оружие, — сказал знакомый голос.
— А мое чем плохо?
— Тем, что ночью из такого же пистолета... Полушин, конечно... Какой, к черту, Двушкин? Полушин, старый пень. Кому он мешал?..
— ...убили Федора Полушина, — закончил абонент.
— Того самого, — утвердительно произнесла Элен.
— О других мы бы сообщать не стали. Вы его вчера не видели?
— Никого не видела.
— А вас кто-нибудь?..
— Что за идиотские вопросы!
— Нас очень смущает это совпадение.
— Тоже “стейджер”?
— Да. Вы должны срочно от него избавиться.
— Понятно. — Элен снова подошла к окну и щелкнула зажигалкой. — Я выберу что-нибудь другое. Найду местное представительство.
— Какое представительство?..
— У вас же есть в Москве филиал? — Она выпустила дым, и улица на секунду погрузилась в туман. Замученный клерк и оба плаката стали едва различимы. — У вас повсюду филиалы.
— Мисс Лаур, вы когда-нибудь расписывались в нашей платежной ведомости?
— Не припомню что-то.
— И не припомните. Вы у нас работаете... на общественных началах. Не нужно никуда ходить, вас там не примут.
— Угум. Короче, новый ствол — моя забота.
— Ведь вы это можете...
— Я могу все. Но однажды мне надоест!
— Желаю удачи, мисс Лаур...
Элен выругалась, наконец-то отцепила серьгу и взяла трезвонящий терминал. Пока она боролась со свитером, трубка успела чирикнуть раз пять или шесть, и Элен тоже кое-что успела.
— От “стейджера” избавлюсь, Полушина не видела! — выпалила она.
Абонент кашлянул.
— Желаю удачи, мисс Лаур...
— И вам того... — начала Элен, но терминал уже пропиликал “отбой”. — Я от вас уйду, — прошептала она.
Отделаться от Компании. Месяц пошляться по Европе, потом... устроиться в новую Компанию. Потом УЙТИ и оттуда, а потом...
— Потом я умру, — сказала она рыбкам. — Но вы сдохнете раньше.
Тиль убавил громкость и дальше озвучил за диктора сам:
“...ордер на его арест выдан Европейским Трибуналом полтора года назад. На счету Тиля Хагена разбойные нападения, захваты заложников и убийства. Ввиду особой опасности, которую Хаген представляет для общества, Евротрибунал вынес приговор заочно. Спец-Службы предпринимают беспрецедентные меры, но результатов они пока не дали, и Тиль Хаген по-прежнему остается на свободе”.
— Истинная правда, — сказал он вслух.
На экране появилось несколько анимированных фото: престарелый трансвестит, губастый негроид и патлатый бродяга в засаленном рубище.
“Преступник владеет искусством маскировки”, — мысленно пояснил Тиль.
— А еще я мог бы прикинуться обезьяной... — пробормотал он, переключая программу.
— Забавный случай в Московском зоопарке. Годовалый шимпанзе, сбежавший вчера из вольера...
Тиль крякнул и пошел за кофе. Автомат в номере был паршивый, под стать отелю. В бункер выпала чашка, сверху в нее полилась коричневая бурда.
— Уважаемый пользователь, десять процентов от стоимости этого напитка за вас оплатила компания “Глобал-Фудс”, — донеслось из крохотного динамика.
— Я не пользователь. Я сегодня Рихард Мэйн.
Тиль вдруг щелкнул пальцами и, вернувшись к монитору, набрал адрес своего студенческого блога. Сайт не обновлялся бог знает сколько времени, и его могли уже снять, но... могли ведь и оставить.
Страница загрузилась мгновенно — когда Тиль ее создавал, не было еще ни эхозвука, ни безумной квадрографики, да и скорость связи лишь называлась скоростью. Сейчас этот сайт выглядел убого, но он был: с его биографией — до третьего курса, — с его контактными адресами в студенческом городке, с его избранными — тогда, десять лет назад, — ссылками и... с чужим портретом.
Тиль прищурился. Не узнать самого себя вряд ли возможно, но это лицо он не узнавал. Были какие-то общие черты, не более того.
Одежда... Да, он вполне мог так одеваться: рубашка на “молнии”, под ней — красная майка анархиста. Прическа... тоже что-то в этом духе. Неровная челка, закрытые уши, с макушки спускаются несколько отдельных, по-разному выкрашенных прядей. Но морда определенно чужая.
Тиль перешел в галерею и присвистнул. Все было родное: пьянки-гулянки, студенческие марши какого-то-там-протеста, лодки и велосипеды, друзья и подруги, и везде — тот самый парень с титула. Владелец заброшенного блога. Тиль Хаген, значит...
Страницы на экране были кем-то сделаны, и сделаны профессионально. Почему он раньше сюда не заглядывал? Потому, что лишь сейчас, после этого случайного — действительно случайного — совпадения про обезьяну его вдруг посетила простая мысль.
Форвертс не всесилен, и его давно должны были выловить. Его искали на материках и на островах, в городах и поселках — везде, где живут хоть какие-то люди. Загоняли в угол, посылали за ним спецназ, прочесывали целые кварталы. Тратили средства, отрывали от работы специалистов... И при этом заменили в сети его фотки — чтобы кто-нибудь случайно не опознал.
Через экран протянулась красная полоса, и Тиль без особого удивления прочел:
“ВНИМАНИЕ! Если Вам известно местонахождение Тиля Хагена, Вы обязаны немедленно сообщить об этом по любому из анонимных каналов. В противном случае Вы понесете ответственность за укрывательство”.
Текст полз в четыре строки, на четырех языках. Перестраховались, хватило бы и двух — человеку, не владеющему ни русским, ни немецким, в Европе делать нечего.
У Тиля возникла дикая идея отбить свой адрес в отеле, вплоть до этажа и номера. Он попробовал угадать, к чему это привело бы, но на пустые фантазии форвертс отаывался редко.
Покинув гостиницу, он остановил такси и сразу показал водителю новенькую сотню.
— Видно, не на Арбат поедем... — предположил тот.
— Мытищи.
— Так это...
— Это — сверху счетчика, — сказал Тиль, припечатывая банкноту к приборной панели.
Жизнь в Славянском Содружестве научила его разговаривать кратко, но конструктивно. Порой ему становилось муторно, но он любил и эту страну, и этих людей. Причина была простая, как яблоко, однако вспоминать о ней не хотелось.
Машина затормозила у трехэтажного кирпичного барака. Тиль расплатился карточкой Вольфа Шнайдера и, когда такси отъехало, бросил ее в лужу. Прямо на дороге оказалась шикарная лужища, целое болото — мутное и, судя по амбре, регулярно пополняемое из канализации.
Сергея Максимова он застал дома. Полушин давно предупреждал, что с Максимовым не все в порядке, но Тиль и не думал, что непорядок может быть столь глубоким и необратимым.
Серж спился. Спился совсем.
Дверь была незаперта, из-под клеенчатой обивки торчала подпаленная вата. Тиль прошел по темному коридору, ударился — несмотря на форвертс — головой обо что-то висящее и вот так, потирая макушку, заглянул в комнату.
Сергей сидел за пустым столом, вероятно — по привычке. Голый пластиковый прямоугольник на шатких ножках был грязен, как и все вокруг. На полу что-то хрустело, под пыльным окном стояла шеренга пинто-вых фляжек, по стене брел, не ведая страха, рыжий таракан. Максимов не контрастировал: на нем были только ветхие штаны и прорванные шлепанцы. Тонкие складки живота напоминали грустную улыбку, а груди, как у старой кормилицы, превратились в два кожаных треугольника. Ему было всего тридцать пять.
— Серж... — выдавил Тиль.
Максимов узнал его сразу. Как ни странно.
— О-о!.. Тили-Тили! Какие гости!..
— Здравствуй Серж, — сдержанно ответил Хаген.
— Привет-привет! — Максимов резво поднялся и придвинул ему стул. Руку он почему-то не протянул. Тиль не настаивал.
— Федора убили...
— Федю? Да-а.!. Эх, Федя, Федя!.. — Сергей поскреб спину. — Да-а...
Этот разговор можно не продолжать. Максимова заботило лишь одно. И ничего больше. Вообще ничего...
— Да-а... — Сергей бестолково помыкался по комнате. — Ты это... при деньгах? А то бы... Федя-то... Как же, а?..
— Садись, — велел Тиль.
Тот послушно опустился рядом.
— С кем из наших поддерживаешь... Бесполезно. Он уже самого себя не поддерживает.
— ...отношения, — все же договорил Тиль.
— Из ваших? — озаботился Максимов. — А, из на-аших!.. Да как тебе сказать...
— Ясно. — Хаген встал и посмотрелся в мутное стекло монитора. — Как живешь, Серж? Хотя... это то-лце ясно.
— Нормально живу, а что? Просто сейчас... то есть в данный момент... Полушин-то!.. — вспомнил он. — Нехорошо ведь. Надо бы... а?.. По-человечески надо.
— Конечно... — проронил Тиль. — Что впереди видишь?.. Могила. И очень скоро.
Серж видел два варианта. Целых два, для него это было много. Либо он сегодня выпьет, либо... все равно выпьет. Иначе нельзя.
— Работать пошел бы, если крупье обыграть уже не можешь.
— Работать?! — взвился Максимов. — Да где ж мне работать-то? Нету вакансий. Все приличное давно занято.
— А что для тебя “приличное”? Ты ногти когда стриг? Или ты ими закусываешь? Ничего приличней мусорного бачка тебе и не доверят.
— И ты... — сокрушенно произнес Сергей. — Учишь, ага... — Он наконец понял, что его намеки пропускают мимо ушей, и не выдержал: — Денег-то дай?.. У тебя же полно. Помянем. Федю-то. А?..
— Лечиться не пробовал?
— А чего мне лечиться? Я не болею. За водкой схожу? — добавил он невпопад. — Пять евро. Лучше пятнадцать. Давай, а?.. Давай, не тяни. Давай, козел нерусский!
Этого Тиль простить не мог. Максимов вместе со стулом отлетел к стене и зарылся в пустой посуде.
— Не надо, Серж, — тихо сказал он. — Мы все из одного корня, ты знаешь. А козел нерусский ничем не хуже козла русского.
— Ко-орня... — проныл Максимов, размазывая под носом скользкую кровь. — Того корня в тебе полпроцента. Все дойчи да люксы разбавили. Гамлет сраный...
— Ты зато не разбавлял! Гордость нации... Что впереди видишь?! — повторил он.
— Тебе жалко пятерку... Ради Феди Полушина, ради светлой па...
Тиль ударил его еще раз, и Сергей, снеся спиной стол, вернулся к бутылкам.
На карточке Шнайдера было тысяч двадцать. Тиль утопил ее в луже и не жалел. А горсть мелочи на флакон для Сержа... Да, ему было жалко.
— Что с тобой делать... — Гиль расстегнул куртку и достал пятьдесят евро. — Держи. Хватит?
—Да ты... Ти-и-иль!.. Ну, ты челове-ек! Я верил... Я чувствовал! У меня ведь тоже... не дремлет фор-вертс, не дремлет, о-о-ох!.. Я мигом!
— Стой. Сначала я тебе в морду плюну. Есть у меня такое желание.
— Че-его?..
— Я серьезно. За это еще сотня будет.
— Ну-у... Ну я даже... Но если это так... если у тебя такие... хы!.. желания...
— Что с тобой делать... — Тиль расстегнул куртку и, достав пистолет, выстрелил ему в лоб. — Не могу я в тебя плюнуть, Серж...
Он вытащил из бумажника все, что там было, и, положив на подоконник, прижал сверху пустой фляжкой. Не на похороны. Максимова кремируют за счет муниципальной конторы, и к урне с его прахом никто никогда не придет. Деньги, до последнего цента, будут переведены в литры. Какой-то дедок с фиолетовым носом поднимет залапанный стакан и скажет:
—Упокой его душу, господи... Прими таким, каков есть, и прости...
Вот на это Тиль и оставлял.
— Прими и прости... — пробормотал он, выходя из комнаты.
— Три дюйма?! — не поверила Элен.
— Три десятых. — Торговец оглядел ее с головы до ног, будто она что-то ему предлагала. — Зачем такой несообразительной девушке такое сложное оружие? Есть шокеры, есть шумовики и просто пугачи. Есть хорошая дубинка. Много ею не намашешь, но когда тебе одиноко...
У Элен возникло желание прострелить ему ногу или врезать в пах — так, чтобы расстроить личную жизнь недели на две, но ничего подобного она делать не стала. Через полчаса дилер ждал другого покупателя, от которого должен был получить все и сразу.
— Я беру, — сказала она.
— Я заметил, ты левша?
— Универсал.
— Может, возьмешь второй? С парой “ангусов” будешь совсем красивая. В общем, решай. Завтра я снова тут.
“Ошибаешься”.
Элен расплатилась и покинула бар.
Улочка лежала между проспектами, как мост. Через минуту она словно перестала существовать: сырые стены, забитые помойки, провисший козырек над дверью клуба — с перекрестка все это казалось декорацией. Люди проходили мимо, не думая о том, что в пяти шагах отсюда можно найти и дешевое оружие, и запрещенные стимуляторы, и быструю смерть. Люди шли не сворачивая.
Элен двигалась в толпе к парковке у развлекательного центра “Зюйд-Вест-Айс”, где она приткнула свой “Лексус”. Ближе оставить машину не удалось — тротуары перед офисными зданиями были заняты. Над высокими крышами, в очереди на посадку, лопотал винтами рой желтеньких аэротакси. Здесь было тесно даже им.
Пройдя еще квартал, Элен споткнулась: впереди — через две с половиной минуты — из-за угла выруливал темно-зеленый “Хаммер”. Довольно редкая машина. И цвет — какая-никакая, а все же примета...
Элен скользнула взглядом, по витрине и, толком не разобравшись, что это за магазин, поднялась на мраморную ступеньку.
Меховой салон, хуже не придумаешь. Для распродажи слишком поздно, для новых коллекций рановато. Менеджеры, три однотипные куклы, без особого рвения обхаживали единственного клиента.
Элен тронула шубу на манекене и вспомнила про свой “стейджер”. Давно пора избавиться. Примерить вон то, черное и короткое, непринужденно сунуть руки в карманы, и...
“О... А вот у вас еще пальтишко! — Это он, Мужчина. — Черненькое. Что же я его сразу-то?.. И сидит великолепно. У жены фигура точь-в-точь... — добавит он слегка игриво, как и полагается. — Вы не против, если я его тоже посмотрю? Или вы покупаете?”
Купить можно. Но тогда ствол останется при ней. И надо же этому уроду было обратить внимание... Ясно: черное и короткое не годится. Пожалуй, рыжее, подлинней...
“О!.. А вот у вас еще пальтишко! Рыженькое. Что же я его сразу-то?.. И сидит великолепно. У жены фигура...”
Может, он фетишист? Потискать в ручищах нагретую чужим телом тряпку... Что за радость? Особенно когда в кармане нащупается пистолет...
Значит, полосатую, под тигра. В моде классика, и этот полупанк будет смешон. Ладно, не носить же его в самом деле...
“А вот у вас еще полосатенькое!.. Какое забавное. А у моей жены...”
Элен занервничала. Похоже, сейчас скинуть “стейджер” не удастся. А надо бы... Она все отчетливей сознавала, что из магазина нужно выйти налегке. Хорошо бы и “ангус” где-нибудь пристроить, а то не ровен час... Однако Элен чувствовала, что проклятый эротоман обладает все, к чему бы она ни прикоснулась.
Она с ненавистью посмотрела на мужчину — тот стоял к ней спиной и как будто не подозревал о ее присутствии. Одна из менеджеров извинилась и двинулась к Элен. Еще мгновение, и он обернется. И если Элен не успеет что-нибудь напялить, он просто сверкнет полицейским жетоном.
Ему безразлично, какой вариант она выберет. У него есть инструкции на все случаи. А также мягкий броник и “з-мерш”, дежурная игрушка славянских сыскарей.
Элен покачала девушке головой и шагнула назад.
Он не будет возражать. Как ни странно... Если она уберется, он за ней не пойдет. Еще немного попудрит мозги продавщицам и откланяется.
Элен не могла поверить и не поверила бы, но сомневаться в форвертс она не привыкла.
Это кем-то просчитано. Хорошо спланировано и хорошо сработано, начиная с появления “Хаммера” — смутившего, но не напугавшего, — и заканчивая тем, что... он уже притормаживает у магазина. Сзади к нему подкатывает полицейский минивэн. Не пустой, разумеется. Десять человек, все в “тяжелом”. А сколько их сейчас набивается в служебные помещения... Фактически ее уже взяли. Вопрос пары секунд и пары выстрелов — если она спровоцирует. Ехать почему-то придется в цивильном “Хаммере”. Неопасно. Им нужен только разговор. Но разговор будет серьезный.
О чем — Элен даже не представляла.
“Покупатель” завершил оборот и потянулся к пиджаку. За жетоном.
“Не надо, — сказала она одними губами: — Я иду”.
Элен послала водителю минивэна воздушный поцелуй и, протиснувшись между припаркованными машинами, подошла к “Хаммеру”.
— Сдаюсь, — мурлыкнула она. — Неужели я тебе так понравилась?
— Ты, Леночка, не можешь не нравиться.
— Элен, — ответила она, помедлив.
— А я Альберт. Залезай, Леночка.
“Хаммер” был тот самый, и Альберт — тоже. Это он встречал ее на въезде в город, он махал рукой. Только рубашку сменил — ночью была с пальмами, а теперь с павлинами. Невыносимо разноцветно.
Альберту было лет двадцать семь, не больше. Перед начальством ему хотелось выглядеть посолидней, перед девушками — помоложе, и он, не утруждая себя отбором, валил все это в кучу. Кричащая рубаха — и серая послушная мордочка. Короткие скупые усы — и взорванная прическа. На правом предплечье у него распласталась огромная татуировка — огненный дракон, — но возле запястья дракошин хвостик благоразумно изгибался, чтобы при необходимости исчезнуть под крахмальным манжетом.
Элен попробовала оценить варианты, но не смогла. Впереди был широченный веер, и каждая спица сама расщеплялась на такой же веер. Вероятности плодились в геометрической прогрессии, спрогнозировать их дальше второй реплики было невозможно. Им с Альбертом оставалось, как двум шулерам, либо играть честно, с выключенным форвертс, либо не играть вовсе.
— Давай уж лучше честно... — проронил Альберт, отъезжая.
Он не читал ее мысли, он всего лишь опередил ее фразу. Особенно Элен умилило то, что приглашение к честности было нагло и примитивно украдено у нее же.
А он, оказывается, дешевка.
— Послушай... Ты, Альберт, может, и не в курсе, но когда встречаются два форварда...
— А кто здесь второй? — Он с театральным недоумением оглядел салон. — Второго я не вижу.
Точно, точно. Дешевка.
— Ты не форвард, Леночка, ты преступница. В левом кармане — “ангус”, в правом — “стейджер”. С одной стороны, полгода за хранение, с другой — пожизненное за два убийства.
Элен прикурила.
— За одно.
— Если я захочу, будет четыре,—сказал Альберт. — Веришь мне?
— Верю, что тебе это не нужно. Ты и с фараонами затеял... выступление показательное... не для того, чтобы меня сдавать.
— Почему же? Сдам, и очень легко... — Он демонстративно покосился на зеркало: машина с преющей в броне группой захвата ехала, как личная охрана, бампер к бамперу. Элен не спорила: форвертс плюс десяток стрелков лучше, чем просто форвертс. — Сдам, если не проигнорируешь поручение, — добавил Альберт, решив, что пауза длится уже достаточно долго.
— Поручение? — удивилась Элен. — Какое поруче...
— От твоей Компании, не от меня же. Моих поручений как раз игнорировать не надо бы. Тебе особенно... — Он опять посмотрел в зеркало, для выразительности еще и вздернув брови.
Элен снова отметила несоответствие между тем, как этот Альберт себя ведет, и тем, кто он есть на самом деле. Бобик при боссе. Вероятно, бобик любимый. А босс, вероятно, серьезный.
— Да, — коротко произнес Альберт.
— Что?..
— Ты собиралась меня о чем-то спросить.
— Ну хватит уже концертов! — не выдержала Элен. — Чего тебе надо?
Ее много раз пытались переманить — еще и поэтому она знала, что без работы не останется никогда. Спрос был большой. А способы были разные. Но не такие дурацкие, хотя запугивать ее тоже пытались. Элен не боялась. Она поступила так, как поступил бы на ее месте любой, — выбрала самое крупное. Компанию с большой буквы. Компания в обиду не даст, она своих не бросает — во всяком случае, пока они ей нужны.
— Нет, нанимать я тебя не собираюсь, — отозвался Альберт. — И вербовать. И даже...
— Тут у тебя вообще никаких шансов! — бросила Элен, не позволяя его мерзкому ротику высказать это вслух.
— Шансы... — хмыкнул он. — Шансы — у тебя, а у меня парадигма. Никаких случайностей, никаких “авось”. Этим я от вас и отличаюсь, от... всех прочих.
Элен скрипнула зубами. Альберт услышал и рассмеялся:
— Вы и своим-то Компаниям становитесь не нужны. Все изменилось, Леночка. Форвертс превращается в промышленные отходы, которые легче отправить на Луну, чем переработать. А еще легче... — Он сложил пальцы пистолетиком и поднес к ее виску. — Пуф-ф... Сегодня у нас какой-то день отстрела — одного, другого... скоро и третьего... Неизвестно, сколько форвардов проснутся завтра живыми. Откровенно говоря, чем меньше, тем лучше. Но твоей смерти я бы не хотел. Бабы не для войны.
— Ты сам-то не баба, что ли?
— Хамство — признак неуверенности. Сомневаешься. Правильно, Леночка, сомневайся. Чем меньше вас остается, тем труднее вам жить.
— И тем лучше... — повторила за ним Элен, — ...для тебя?
— Нас и в начале-то было немного. Неполных три десятка.
— Как это ты посчитал?..
— Что значит “как”?! — Теперь удивился Альберт. — Ты разве не в курсе? Да-а-а, Леночка...
— Элен, — буркнула она.
— Маугли — вот ты кто. Полушин до тебя не добрался, а больше просветить некому... Хочешь историю? С элементами притчи, эротики и откровенной шизы. Хочешь, нет?
Элен, скривившись, отвернулась к окну. “Хаммер” сделал круг и снова проезжал мимо мехового магазина. Полицейский минивэн катился сзади.
— Без эротики, по возможности, — сказала она.
— Ее там не особенно много. В общем, нашу прапрабабку трахнул какой-то псих. Трахнул, не спросив, как бывает, согласия. На этом чувственная составляющая заканчивается. И начинается генетика. И немножко математики для младших классов...
— “Нашу”?! — опомнилась Элен. — Нашу... прапрабабушку? Ты имеешь в виду...
— Имею. Мы все родственники, да. Псих оказался плодовитым, но прапрабабуля... гм... плоды его страсти... полагаю, недолгой, минуты на полторы, а то и меньше... зачем-то оставила в себе.
— Послушай!.. — Элен нетерпеливо постучала кулаком по двери. — От тебя воняет, ты сам не замечаешь? От твоих слов воняет!
— Как в сказке, — невозмутимо продолжал Альберт, — родила трех богатырей. Тройняшек, — пояснил он. — Государство пеклось о демографии: социальные программы, то-се... И чего бы ей не родить? Да плюс еще страховка... Подросли прадеды наши и разбрелись кто куда. Потом тоже детей наделали. А от тех уже наши родители появились. Такое у нас древо...
— Так мы с тобой... брат и сестра...
— Четвероюродные. Но обниматься не будем, правда?
— И все наше поколение...
— Форварды, — кивнул Альберт.
— Сколько нас?
— Точно неизвестно. Двадцать с чем-то. Элен затушила окурок.
— Бабушка... то есть прапрабабушка... Она была русская?
— Поэтому нас сюда и тянет. Я тоже не здесь родился. Местными были только Полушин и некто Серж Максимов. Но сейчас форвардов в Москве гораздо больше.
— Это ты нас собрал?
— Я? Очень надо...
Он не способен. Кроме того, что Альберт фигляр и, видимо, трус, он просто не способен.
— Сами собрались, — сказал, поразмыслив, Альберт. — В силу исторической необходимости, наверное...
Он заехал на стоянку и подрулил к ее “Лексусу”.
Разговор окончен.
Элен так и не поняла, чего он от нее добивался, но задерживаться не стала. Едва она вылезла из “Хаммера”, как у нее в кармане пискнул терминал.
— Мисс Лаур, почему вы не отвечали?
— Я? Не отвечала?..
— Мы два раза пытались с вами связаться. Вероятно, у “Хаммера” экранированный салон. Альберт в машине широко улыбнулся.
— Впредь, мисс Лаур, вы не должны...
— Хорошо, не буду. Что у вас?
— У нас... поручение.
Элен посмотрела на Альберта. Тот подмигнул, снова показал ей “пистолетик” и, включив заднюю передачу, укатил.
— Ну? — бросила Элен.
— Адрес мы уже переслали. Ничего сверхъестественного от вас не требуется. То же, что и с Полушиным.
— И вы опять не назовете его фамилию?
— Назовем, конечно.
— Но уже после... — мрачно произнесла Элен.
— Ваши намеки, мисс Лаур, непозволительны. Хорошо: Ульрих Козас.
Элен сложила терминал и, сунув его в карман, наткнулась на новенький “ангус”. У нее появились дурные предчувствия.
Носилки загрузили в кузов, и следователь махнул рукой, разрешая ехать.
— Вот так, — печально произнес он. — Вы снова опоздали, герр Мэйн...
Повторно представляться он не счел нужным, и Тиль не сразу вспомнил, что зовут его “Ефимов Н.В.”. Если так можно называть живого человека.
— Сегодня вы расстроены гораздо меньше, герр Мэйн, не правда ли? — сказал Ефимов, закладывая руки за спину и как бы приглашая отойти от подъезда.
— Да, что еще? — бросила Элен.
— Мисс Лаур, вам необходимо сменить оружие, — сказал знакомый голос.
— А мое чем плохо?
— Тем, что ночью из такого же пистолета... Полушин, конечно... Какой, к черту, Двушкин? Полушин, старый пень. Кому он мешал?..
— ...убили Федора Полушина, — закончил абонент.
— Того самого, — утвердительно произнесла Элен.
— О других мы бы сообщать не стали. Вы его вчера не видели?
— Никого не видела.
— А вас кто-нибудь?..
— Что за идиотские вопросы!
— Нас очень смущает это совпадение.
— Тоже “стейджер”?
— Да. Вы должны срочно от него избавиться.
— Понятно. — Элен снова подошла к окну и щелкнула зажигалкой. — Я выберу что-нибудь другое. Найду местное представительство.
— Какое представительство?..
— У вас же есть в Москве филиал? — Она выпустила дым, и улица на секунду погрузилась в туман. Замученный клерк и оба плаката стали едва различимы. — У вас повсюду филиалы.
— Мисс Лаур, вы когда-нибудь расписывались в нашей платежной ведомости?
— Не припомню что-то.
— И не припомните. Вы у нас работаете... на общественных началах. Не нужно никуда ходить, вас там не примут.
— Угум. Короче, новый ствол — моя забота.
— Ведь вы это можете...
— Я могу все. Но однажды мне надоест!
— Желаю удачи, мисс Лаур...
Элен выругалась, наконец-то отцепила серьгу и взяла трезвонящий терминал. Пока она боролась со свитером, трубка успела чирикнуть раз пять или шесть, и Элен тоже кое-что успела.
— От “стейджера” избавлюсь, Полушина не видела! — выпалила она.
Абонент кашлянул.
— Желаю удачи, мисс Лаур...
— И вам того... — начала Элен, но терминал уже пропиликал “отбой”. — Я от вас уйду, — прошептала она.
Отделаться от Компании. Месяц пошляться по Европе, потом... устроиться в новую Компанию. Потом УЙТИ и оттуда, а потом...
— Потом я умру, — сказала она рыбкам. — Но вы сдохнете раньше.
Минус 38 часов
— ...продолжаются поиски опасного преступника...Тиль убавил громкость и дальше озвучил за диктора сам:
“...ордер на его арест выдан Европейским Трибуналом полтора года назад. На счету Тиля Хагена разбойные нападения, захваты заложников и убийства. Ввиду особой опасности, которую Хаген представляет для общества, Евротрибунал вынес приговор заочно. Спец-Службы предпринимают беспрецедентные меры, но результатов они пока не дали, и Тиль Хаген по-прежнему остается на свободе”.
— Истинная правда, — сказал он вслух.
На экране появилось несколько анимированных фото: престарелый трансвестит, губастый негроид и патлатый бродяга в засаленном рубище.
“Преступник владеет искусством маскировки”, — мысленно пояснил Тиль.
— А еще я мог бы прикинуться обезьяной... — пробормотал он, переключая программу.
— Забавный случай в Московском зоопарке. Годовалый шимпанзе, сбежавший вчера из вольера...
Тиль крякнул и пошел за кофе. Автомат в номере был паршивый, под стать отелю. В бункер выпала чашка, сверху в нее полилась коричневая бурда.
— Уважаемый пользователь, десять процентов от стоимости этого напитка за вас оплатила компания “Глобал-Фудс”, — донеслось из крохотного динамика.
— Я не пользователь. Я сегодня Рихард Мэйн.
Тиль вдруг щелкнул пальцами и, вернувшись к монитору, набрал адрес своего студенческого блога. Сайт не обновлялся бог знает сколько времени, и его могли уже снять, но... могли ведь и оставить.
Страница загрузилась мгновенно — когда Тиль ее создавал, не было еще ни эхозвука, ни безумной квадрографики, да и скорость связи лишь называлась скоростью. Сейчас этот сайт выглядел убого, но он был: с его биографией — до третьего курса, — с его контактными адресами в студенческом городке, с его избранными — тогда, десять лет назад, — ссылками и... с чужим портретом.
Тиль прищурился. Не узнать самого себя вряд ли возможно, но это лицо он не узнавал. Были какие-то общие черты, не более того.
Одежда... Да, он вполне мог так одеваться: рубашка на “молнии”, под ней — красная майка анархиста. Прическа... тоже что-то в этом духе. Неровная челка, закрытые уши, с макушки спускаются несколько отдельных, по-разному выкрашенных прядей. Но морда определенно чужая.
Тиль перешел в галерею и присвистнул. Все было родное: пьянки-гулянки, студенческие марши какого-то-там-протеста, лодки и велосипеды, друзья и подруги, и везде — тот самый парень с титула. Владелец заброшенного блога. Тиль Хаген, значит...
Страницы на экране были кем-то сделаны, и сделаны профессионально. Почему он раньше сюда не заглядывал? Потому, что лишь сейчас, после этого случайного — действительно случайного — совпадения про обезьяну его вдруг посетила простая мысль.
Форвертс не всесилен, и его давно должны были выловить. Его искали на материках и на островах, в городах и поселках — везде, где живут хоть какие-то люди. Загоняли в угол, посылали за ним спецназ, прочесывали целые кварталы. Тратили средства, отрывали от работы специалистов... И при этом заменили в сети его фотки — чтобы кто-нибудь случайно не опознал.
Через экран протянулась красная полоса, и Тиль без особого удивления прочел:
“ВНИМАНИЕ! Если Вам известно местонахождение Тиля Хагена, Вы обязаны немедленно сообщить об этом по любому из анонимных каналов. В противном случае Вы понесете ответственность за укрывательство”.
Текст полз в четыре строки, на четырех языках. Перестраховались, хватило бы и двух — человеку, не владеющему ни русским, ни немецким, в Европе делать нечего.
У Тиля возникла дикая идея отбить свой адрес в отеле, вплоть до этажа и номера. Он попробовал угадать, к чему это привело бы, но на пустые фантазии форвертс отаывался редко.
Покинув гостиницу, он остановил такси и сразу показал водителю новенькую сотню.
— Видно, не на Арбат поедем... — предположил тот.
— Мытищи.
— Так это...
— Это — сверху счетчика, — сказал Тиль, припечатывая банкноту к приборной панели.
Жизнь в Славянском Содружестве научила его разговаривать кратко, но конструктивно. Порой ему становилось муторно, но он любил и эту страну, и этих людей. Причина была простая, как яблоко, однако вспоминать о ней не хотелось.
Машина затормозила у трехэтажного кирпичного барака. Тиль расплатился карточкой Вольфа Шнайдера и, когда такси отъехало, бросил ее в лужу. Прямо на дороге оказалась шикарная лужища, целое болото — мутное и, судя по амбре, регулярно пополняемое из канализации.
Сергея Максимова он застал дома. Полушин давно предупреждал, что с Максимовым не все в порядке, но Тиль и не думал, что непорядок может быть столь глубоким и необратимым.
Серж спился. Спился совсем.
Дверь была незаперта, из-под клеенчатой обивки торчала подпаленная вата. Тиль прошел по темному коридору, ударился — несмотря на форвертс — головой обо что-то висящее и вот так, потирая макушку, заглянул в комнату.
Сергей сидел за пустым столом, вероятно — по привычке. Голый пластиковый прямоугольник на шатких ножках был грязен, как и все вокруг. На полу что-то хрустело, под пыльным окном стояла шеренга пинто-вых фляжек, по стене брел, не ведая страха, рыжий таракан. Максимов не контрастировал: на нем были только ветхие штаны и прорванные шлепанцы. Тонкие складки живота напоминали грустную улыбку, а груди, как у старой кормилицы, превратились в два кожаных треугольника. Ему было всего тридцать пять.
— Серж... — выдавил Тиль.
Максимов узнал его сразу. Как ни странно.
— О-о!.. Тили-Тили! Какие гости!..
— Здравствуй Серж, — сдержанно ответил Хаген.
— Привет-привет! — Максимов резво поднялся и придвинул ему стул. Руку он почему-то не протянул. Тиль не настаивал.
— Федора убили...
— Федю? Да-а.!. Эх, Федя, Федя!.. — Сергей поскреб спину. — Да-а...
Этот разговор можно не продолжать. Максимова заботило лишь одно. И ничего больше. Вообще ничего...
— Да-а... — Сергей бестолково помыкался по комнате. — Ты это... при деньгах? А то бы... Федя-то... Как же, а?..
— Садись, — велел Тиль.
Тот послушно опустился рядом.
— С кем из наших поддерживаешь... Бесполезно. Он уже самого себя не поддерживает.
— ...отношения, — все же договорил Тиль.
— Из ваших? — озаботился Максимов. — А, из на-аших!.. Да как тебе сказать...
— Ясно. — Хаген встал и посмотрелся в мутное стекло монитора. — Как живешь, Серж? Хотя... это то-лце ясно.
— Нормально живу, а что? Просто сейчас... то есть в данный момент... Полушин-то!.. — вспомнил он. — Нехорошо ведь. Надо бы... а?.. По-человечески надо.
— Конечно... — проронил Тиль. — Что впереди видишь?.. Могила. И очень скоро.
Серж видел два варианта. Целых два, для него это было много. Либо он сегодня выпьет, либо... все равно выпьет. Иначе нельзя.
— Работать пошел бы, если крупье обыграть уже не можешь.
— Работать?! — взвился Максимов. — Да где ж мне работать-то? Нету вакансий. Все приличное давно занято.
— А что для тебя “приличное”? Ты ногти когда стриг? Или ты ими закусываешь? Ничего приличней мусорного бачка тебе и не доверят.
— И ты... — сокрушенно произнес Сергей. — Учишь, ага... — Он наконец понял, что его намеки пропускают мимо ушей, и не выдержал: — Денег-то дай?.. У тебя же полно. Помянем. Федю-то. А?..
— Лечиться не пробовал?
— А чего мне лечиться? Я не болею. За водкой схожу? — добавил он невпопад. — Пять евро. Лучше пятнадцать. Давай, а?.. Давай, не тяни. Давай, козел нерусский!
Этого Тиль простить не мог. Максимов вместе со стулом отлетел к стене и зарылся в пустой посуде.
— Не надо, Серж, — тихо сказал он. — Мы все из одного корня, ты знаешь. А козел нерусский ничем не хуже козла русского.
— Ко-орня... — проныл Максимов, размазывая под носом скользкую кровь. — Того корня в тебе полпроцента. Все дойчи да люксы разбавили. Гамлет сраный...
— Ты зато не разбавлял! Гордость нации... Что впереди видишь?! — повторил он.
— Тебе жалко пятерку... Ради Феди Полушина, ради светлой па...
Тиль ударил его еще раз, и Сергей, снеся спиной стол, вернулся к бутылкам.
На карточке Шнайдера было тысяч двадцать. Тиль утопил ее в луже и не жалел. А горсть мелочи на флакон для Сержа... Да, ему было жалко.
— Что с тобой делать... — Гиль расстегнул куртку и достал пятьдесят евро. — Держи. Хватит?
—Да ты... Ти-и-иль!.. Ну, ты челове-ек! Я верил... Я чувствовал! У меня ведь тоже... не дремлет фор-вертс, не дремлет, о-о-ох!.. Я мигом!
— Стой. Сначала я тебе в морду плюну. Есть у меня такое желание.
— Че-его?..
— Я серьезно. За это еще сотня будет.
— Ну-у... Ну я даже... Но если это так... если у тебя такие... хы!.. желания...
— Что с тобой делать... — Тиль расстегнул куртку и, достав пистолет, выстрелил ему в лоб. — Не могу я в тебя плюнуть, Серж...
Он вытащил из бумажника все, что там было, и, положив на подоконник, прижал сверху пустой фляжкой. Не на похороны. Максимова кремируют за счет муниципальной конторы, и к урне с его прахом никто никогда не придет. Деньги, до последнего цента, будут переведены в литры. Какой-то дедок с фиолетовым носом поднимет залапанный стакан и скажет:
—Упокой его душу, господи... Прими таким, каков есть, и прости...
Вот на это Тиль и оставлял.
— Прими и прости... — пробормотал он, выходя из комнаты.
Минус 33 часа
“Ангус” весил, как пара лайковых перчаток, но дамским пистолетом назвать его было нельзя. Целлюлозная гильза, сгорая, вылетала из ствола струей пепла, и — ни маркировки, ни оттиска бойка, ни царапин. Сама пуля была обыкновенная, как пояснил гандилер в баре — “трехдюймовочка ”.— Три дюйма?! — не поверила Элен.
— Три десятых. — Торговец оглядел ее с головы до ног, будто она что-то ему предлагала. — Зачем такой несообразительной девушке такое сложное оружие? Есть шокеры, есть шумовики и просто пугачи. Есть хорошая дубинка. Много ею не намашешь, но когда тебе одиноко...
У Элен возникло желание прострелить ему ногу или врезать в пах — так, чтобы расстроить личную жизнь недели на две, но ничего подобного она делать не стала. Через полчаса дилер ждал другого покупателя, от которого должен был получить все и сразу.
— Я беру, — сказала она.
— Я заметил, ты левша?
— Универсал.
— Может, возьмешь второй? С парой “ангусов” будешь совсем красивая. В общем, решай. Завтра я снова тут.
“Ошибаешься”.
Элен расплатилась и покинула бар.
Улочка лежала между проспектами, как мост. Через минуту она словно перестала существовать: сырые стены, забитые помойки, провисший козырек над дверью клуба — с перекрестка все это казалось декорацией. Люди проходили мимо, не думая о том, что в пяти шагах отсюда можно найти и дешевое оружие, и запрещенные стимуляторы, и быструю смерть. Люди шли не сворачивая.
Элен двигалась в толпе к парковке у развлекательного центра “Зюйд-Вест-Айс”, где она приткнула свой “Лексус”. Ближе оставить машину не удалось — тротуары перед офисными зданиями были заняты. Над высокими крышами, в очереди на посадку, лопотал винтами рой желтеньких аэротакси. Здесь было тесно даже им.
Пройдя еще квартал, Элен споткнулась: впереди — через две с половиной минуты — из-за угла выруливал темно-зеленый “Хаммер”. Довольно редкая машина. И цвет — какая-никакая, а все же примета...
Элен скользнула взглядом, по витрине и, толком не разобравшись, что это за магазин, поднялась на мраморную ступеньку.
Меховой салон, хуже не придумаешь. Для распродажи слишком поздно, для новых коллекций рановато. Менеджеры, три однотипные куклы, без особого рвения обхаживали единственного клиента.
Элен тронула шубу на манекене и вспомнила про свой “стейджер”. Давно пора избавиться. Примерить вон то, черное и короткое, непринужденно сунуть руки в карманы, и...
“О... А вот у вас еще пальтишко! — Это он, Мужчина. — Черненькое. Что же я его сразу-то?.. И сидит великолепно. У жены фигура точь-в-точь... — добавит он слегка игриво, как и полагается. — Вы не против, если я его тоже посмотрю? Или вы покупаете?”
Купить можно. Но тогда ствол останется при ней. И надо же этому уроду было обратить внимание... Ясно: черное и короткое не годится. Пожалуй, рыжее, подлинней...
“О!.. А вот у вас еще пальтишко! Рыженькое. Что же я его сразу-то?.. И сидит великолепно. У жены фигура...”
Может, он фетишист? Потискать в ручищах нагретую чужим телом тряпку... Что за радость? Особенно когда в кармане нащупается пистолет...
Значит, полосатую, под тигра. В моде классика, и этот полупанк будет смешон. Ладно, не носить же его в самом деле...
“А вот у вас еще полосатенькое!.. Какое забавное. А у моей жены...”
Элен занервничала. Похоже, сейчас скинуть “стейджер” не удастся. А надо бы... Она все отчетливей сознавала, что из магазина нужно выйти налегке. Хорошо бы и “ангус” где-нибудь пристроить, а то не ровен час... Однако Элен чувствовала, что проклятый эротоман обладает все, к чему бы она ни прикоснулась.
Она с ненавистью посмотрела на мужчину — тот стоял к ней спиной и как будто не подозревал о ее присутствии. Одна из менеджеров извинилась и двинулась к Элен. Еще мгновение, и он обернется. И если Элен не успеет что-нибудь напялить, он просто сверкнет полицейским жетоном.
Ему безразлично, какой вариант она выберет. У него есть инструкции на все случаи. А также мягкий броник и “з-мерш”, дежурная игрушка славянских сыскарей.
Элен покачала девушке головой и шагнула назад.
Он не будет возражать. Как ни странно... Если она уберется, он за ней не пойдет. Еще немного попудрит мозги продавщицам и откланяется.
Элен не могла поверить и не поверила бы, но сомневаться в форвертс она не привыкла.
Это кем-то просчитано. Хорошо спланировано и хорошо сработано, начиная с появления “Хаммера” — смутившего, но не напугавшего, — и заканчивая тем, что... он уже притормаживает у магазина. Сзади к нему подкатывает полицейский минивэн. Не пустой, разумеется. Десять человек, все в “тяжелом”. А сколько их сейчас набивается в служебные помещения... Фактически ее уже взяли. Вопрос пары секунд и пары выстрелов — если она спровоцирует. Ехать почему-то придется в цивильном “Хаммере”. Неопасно. Им нужен только разговор. Но разговор будет серьезный.
О чем — Элен даже не представляла.
“Покупатель” завершил оборот и потянулся к пиджаку. За жетоном.
“Не надо, — сказала она одними губами: — Я иду”.
Элен послала водителю минивэна воздушный поцелуй и, протиснувшись между припаркованными машинами, подошла к “Хаммеру”.
— Сдаюсь, — мурлыкнула она. — Неужели я тебе так понравилась?
— Ты, Леночка, не можешь не нравиться.
— Элен, — ответила она, помедлив.
— А я Альберт. Залезай, Леночка.
“Хаммер” был тот самый, и Альберт — тоже. Это он встречал ее на въезде в город, он махал рукой. Только рубашку сменил — ночью была с пальмами, а теперь с павлинами. Невыносимо разноцветно.
Альберту было лет двадцать семь, не больше. Перед начальством ему хотелось выглядеть посолидней, перед девушками — помоложе, и он, не утруждая себя отбором, валил все это в кучу. Кричащая рубаха — и серая послушная мордочка. Короткие скупые усы — и взорванная прическа. На правом предплечье у него распласталась огромная татуировка — огненный дракон, — но возле запястья дракошин хвостик благоразумно изгибался, чтобы при необходимости исчезнуть под крахмальным манжетом.
Элен попробовала оценить варианты, но не смогла. Впереди был широченный веер, и каждая спица сама расщеплялась на такой же веер. Вероятности плодились в геометрической прогрессии, спрогнозировать их дальше второй реплики было невозможно. Им с Альбертом оставалось, как двум шулерам, либо играть честно, с выключенным форвертс, либо не играть вовсе.
— Давай уж лучше честно... — проронил Альберт, отъезжая.
Он не читал ее мысли, он всего лишь опередил ее фразу. Особенно Элен умилило то, что приглашение к честности было нагло и примитивно украдено у нее же.
А он, оказывается, дешевка.
— Послушай... Ты, Альберт, может, и не в курсе, но когда встречаются два форварда...
— А кто здесь второй? — Он с театральным недоумением оглядел салон. — Второго я не вижу.
Точно, точно. Дешевка.
— Ты не форвард, Леночка, ты преступница. В левом кармане — “ангус”, в правом — “стейджер”. С одной стороны, полгода за хранение, с другой — пожизненное за два убийства.
Элен прикурила.
— За одно.
— Если я захочу, будет четыре,—сказал Альберт. — Веришь мне?
— Верю, что тебе это не нужно. Ты и с фараонами затеял... выступление показательное... не для того, чтобы меня сдавать.
— Почему же? Сдам, и очень легко... — Он демонстративно покосился на зеркало: машина с преющей в броне группой захвата ехала, как личная охрана, бампер к бамперу. Элен не спорила: форвертс плюс десяток стрелков лучше, чем просто форвертс. — Сдам, если не проигнорируешь поручение, — добавил Альберт, решив, что пауза длится уже достаточно долго.
— Поручение? — удивилась Элен. — Какое поруче...
— От твоей Компании, не от меня же. Моих поручений как раз игнорировать не надо бы. Тебе особенно... — Он опять посмотрел в зеркало, для выразительности еще и вздернув брови.
Элен снова отметила несоответствие между тем, как этот Альберт себя ведет, и тем, кто он есть на самом деле. Бобик при боссе. Вероятно, бобик любимый. А босс, вероятно, серьезный.
— Да, — коротко произнес Альберт.
— Что?..
— Ты собиралась меня о чем-то спросить.
— Ну хватит уже концертов! — не выдержала Элен. — Чего тебе надо?
Ее много раз пытались переманить — еще и поэтому она знала, что без работы не останется никогда. Спрос был большой. А способы были разные. Но не такие дурацкие, хотя запугивать ее тоже пытались. Элен не боялась. Она поступила так, как поступил бы на ее месте любой, — выбрала самое крупное. Компанию с большой буквы. Компания в обиду не даст, она своих не бросает — во всяком случае, пока они ей нужны.
— Нет, нанимать я тебя не собираюсь, — отозвался Альберт. — И вербовать. И даже...
— Тут у тебя вообще никаких шансов! — бросила Элен, не позволяя его мерзкому ротику высказать это вслух.
— Шансы... — хмыкнул он. — Шансы — у тебя, а у меня парадигма. Никаких случайностей, никаких “авось”. Этим я от вас и отличаюсь, от... всех прочих.
Элен скрипнула зубами. Альберт услышал и рассмеялся:
— Вы и своим-то Компаниям становитесь не нужны. Все изменилось, Леночка. Форвертс превращается в промышленные отходы, которые легче отправить на Луну, чем переработать. А еще легче... — Он сложил пальцы пистолетиком и поднес к ее виску. — Пуф-ф... Сегодня у нас какой-то день отстрела — одного, другого... скоро и третьего... Неизвестно, сколько форвардов проснутся завтра живыми. Откровенно говоря, чем меньше, тем лучше. Но твоей смерти я бы не хотел. Бабы не для войны.
— Ты сам-то не баба, что ли?
— Хамство — признак неуверенности. Сомневаешься. Правильно, Леночка, сомневайся. Чем меньше вас остается, тем труднее вам жить.
— И тем лучше... — повторила за ним Элен, — ...для тебя?
— Нас и в начале-то было немного. Неполных три десятка.
— Как это ты посчитал?..
— Что значит “как”?! — Теперь удивился Альберт. — Ты разве не в курсе? Да-а-а, Леночка...
— Элен, — буркнула она.
— Маугли — вот ты кто. Полушин до тебя не добрался, а больше просветить некому... Хочешь историю? С элементами притчи, эротики и откровенной шизы. Хочешь, нет?
Элен, скривившись, отвернулась к окну. “Хаммер” сделал круг и снова проезжал мимо мехового магазина. Полицейский минивэн катился сзади.
— Без эротики, по возможности, — сказала она.
— Ее там не особенно много. В общем, нашу прапрабабку трахнул какой-то псих. Трахнул, не спросив, как бывает, согласия. На этом чувственная составляющая заканчивается. И начинается генетика. И немножко математики для младших классов...
— “Нашу”?! — опомнилась Элен. — Нашу... прапрабабушку? Ты имеешь в виду...
— Имею. Мы все родственники, да. Псих оказался плодовитым, но прапрабабуля... гм... плоды его страсти... полагаю, недолгой, минуты на полторы, а то и меньше... зачем-то оставила в себе.
— Послушай!.. — Элен нетерпеливо постучала кулаком по двери. — От тебя воняет, ты сам не замечаешь? От твоих слов воняет!
— Как в сказке, — невозмутимо продолжал Альберт, — родила трех богатырей. Тройняшек, — пояснил он. — Государство пеклось о демографии: социальные программы, то-се... И чего бы ей не родить? Да плюс еще страховка... Подросли прадеды наши и разбрелись кто куда. Потом тоже детей наделали. А от тех уже наши родители появились. Такое у нас древо...
— Так мы с тобой... брат и сестра...
— Четвероюродные. Но обниматься не будем, правда?
— И все наше поколение...
— Форварды, — кивнул Альберт.
— Сколько нас?
— Точно неизвестно. Двадцать с чем-то. Элен затушила окурок.
— Бабушка... то есть прапрабабушка... Она была русская?
— Поэтому нас сюда и тянет. Я тоже не здесь родился. Местными были только Полушин и некто Серж Максимов. Но сейчас форвардов в Москве гораздо больше.
— Это ты нас собрал?
— Я? Очень надо...
Он не способен. Кроме того, что Альберт фигляр и, видимо, трус, он просто не способен.
— Сами собрались, — сказал, поразмыслив, Альберт. — В силу исторической необходимости, наверное...
Он заехал на стоянку и подрулил к ее “Лексусу”.
Разговор окончен.
Элен так и не поняла, чего он от нее добивался, но задерживаться не стала. Едва она вылезла из “Хаммера”, как у нее в кармане пискнул терминал.
— Мисс Лаур, почему вы не отвечали?
— Я? Не отвечала?..
— Мы два раза пытались с вами связаться. Вероятно, у “Хаммера” экранированный салон. Альберт в машине широко улыбнулся.
— Впредь, мисс Лаур, вы не должны...
— Хорошо, не буду. Что у вас?
— У нас... поручение.
Элен посмотрела на Альберта. Тот подмигнул, снова показал ей “пистолетик” и, включив заднюю передачу, укатил.
— Ну? — бросила Элен.
— Адрес мы уже переслали. Ничего сверхъестественного от вас не требуется. То же, что и с Полушиным.
— И вы опять не назовете его фамилию?
— Назовем, конечно.
— Но уже после... — мрачно произнесла Элен.
— Ваши намеки, мисс Лаур, непозволительны. Хорошо: Ульрих Козас.
Элен сложила терминал и, сунув его в карман, наткнулась на новенький “ангус”. У нее появились дурные предчувствия.
Минус 32 часа
Ульрих Козас жил в Москве давно. Приехал в этот город и без всякой видимой причины остался, говорил — Просто так. Причина, конечно, была, и Тиль о ней знал, да и сам Козас знал не хуже. Но признавать не хотел. Он вообще не любил заниматься какими-либо копаниями — старался меньше анализировать, меньше думать, меньше волноваться. Ульрих берег свои нервы.Носилки загрузили в кузов, и следователь махнул рукой, разрешая ехать.
— Вот так, — печально произнес он. — Вы снова опоздали, герр Мэйн...
Повторно представляться он не счел нужным, и Тиль не сразу вспомнил, что зовут его “Ефимов Н.В.”. Если так можно называть живого человека.
— Сегодня вы расстроены гораздо меньше, герр Мэйн, не правда ли? — сказал Ефимов, закладывая руки за спину и как бы приглашая отойти от подъезда.