Страница:
— Да вы что уставились? — удивился часовой. — Солдата не видели? Идите на обед, а то «купцы» приедут, заберут вас и останетесь вы не жравши…
Часового послушали, пошли к кухне. Он оказался прав: едва успели похлебать суп (само собой, пшенный, но, правда, с мясом), как подъехал грузовик и из него вылез молодой парень с суровой миной на лице. Если бы не звездочки на погонах, то и но догадаешься, что это офицер.
— Граждане солдаты, кто хочет в танковые войска? — обратился он к вновь прибывшим.
Вскоре офицер уже сидел за столом в палатке, а они, вновь прибывшие, по одному входили внутрь, снимая куртки и рубашки, чтобы их осмотрел доктор и чтобы можно было записаться в танкисты.
Янек позже других покончил с едой, потому что пришлось долго убеждать повара, что Шарик тоже прибыл в армию. Когда Янек подошел к палатке, Елень уже выходил из нее. Волосы его были взъерошены, широкая улыбка играла на губах, ватник расстегнут.
— Янек, иди же быстрее. Меня уже записали, и ты тоже просись в танкисты.
— Мне бы хотелось вместе с тобой, но придется идти, куда прикажут.
— Ты не дожидайся, когда тебе прикажут. Сам себе прикажи, так лучше будет. Я уже записался. Меня сперва спросили, почему я хочу к ним, а я говорю, что уже служил танкистом. Спрашивают, где. А я отвечаю: у немца, силой взяли. Спрашивают, что дальше было, ну а я говорю: связал своих швабов и с танком на другую сторону, к русским. Они не верят, спрашивают: «Их же четверо, а ты один. Как тебе удалось?» Ну, тут я схватил за руку того, что пишет, и того, что спрашивает, доктора и еще двух сестер в белых халатах да как сдавил их всех вместе. Отпустил, только когда они взмолились. Говорят, создается танковая бригада имени Героев Вестерплятте.
Лицо Янека вдруг побледнело, он схватил Еленя за рукав и срывающимся голосом спросил:
— Как ты сказал?
— Как слыхал: Вестерплятте. Это те, кто первыми в Гданьске оборонялись. Слыхал, наверно? Янек… Ты куда?..
Но Янек уже входил в палатку. Часовой придержал его за плечо.
— Погоди немного, там девушка.
Выйдя из палатки, Лидка весело улыбнулась и поделилась своей радостью с Янеком:
— Приняли. Им нужны радистки.
Янек шагнул внутрь. Доктор кивнул в его сторону и сразу заворчал:
— Раздевайся быстрее, хлопец. Времени у нас нет.
Он осмотрел Янека, приставил стетоскоп к груди, спросил, здоров ли.
— Здоров.
— Подойдите сюда, — усталым голосом произнес хорунжий[3]. — Имя?
— Ян.
— Фамилия?
— Кос.
— Откуда родом?
— Из Гданьска.
— А сейчас откуда прибыл?
— Из Приморского края.
— Далеко тебя занесло. Год рождения?
— Двадцать шестой.
— Документы?
Янек подал свое удостоверение, в котором говорилось, что такой-то охотился на склонах горы Кедровой, за три сезона добыл столько-то шкурок, выполнял план на столько-то процентов.
— Тут не написано, когда ты родился. Так с какого ты все-таки года?
— Я уже сказал.
— Не обманешь. У нас же глаза есть. Служба наша тяжелая, пойдешь куда-нибудь еще.
В этот момент пола палатки приподнялась и появилась мохнатая собачья морда. Шарик влез внутрь и сел на задние лапы у ног своего хозяина.
— Это еще что за новости? Что здесь нужно этой собаке? Твоя?
— Моя.
— Ну хватит. Танковая бригада — это тебе не зоопарк. Можешь идти.
Янек вышел к сразу же свернул за палатку, чтобы избежать вопросов товарищей. С опущенной головой он ходил взад-вперед. Шарик понял, что что-то не так, убежал вперед, возвратился назад и начал подпрыгивать, приглашая Янека поиграть. Увидев, что сейчас Янеку не до этого, он лизнул его в руку, опустил хвост и медленно поплелся за ним.
Так они ходили довольно долго, но вот наконец Янек решительно свернул в сторону и подошел прямо к коренастому шоферу, сидевшему на подножке грузовика.
— Добрый день.
— Привет, — ответил водитель, не вставая, видимо решив показать, что он уже старый солдат. — Вихура[4].
— Откуда? Едва дует, — удивился Янек.
— Да нет, я Вихура. Фамилия такая. А ты?
— Кос[5].
— Где? — отплатил шофер той же монетой и при этом посмотрел на ветки дерева.
— Это я. Фамилия такая. А как того хорунжего фамилия, что принимает?
— Я даже не знаю. Звать Зенеком, — бросил шофер небрежно, боясь показать, что он только позавчера прибыл в бригаду и почти ничего не успел узнать.
— Хорошая у тебя машина.
— Хорошая. А это твоя собака?
— Да. Если любишь собак, можешь погладить его, он не укусит. Сядь, Шарик.
Шарик исполнил приказ и с неохотой позволил потрепать себя за уши. Повернув голову, он смотрел, куда пошел его хозяин.
А Янек тем временем постучал рукой по крыльям машины, заглянул под капот, погладил выпуклые стекла фар. Потом на минуту задержался с другой стороны, у задних колес, и, обойдя вокруг машины, вернулся к водителю.
— Хороший грузовичок, и уход, видно, за ним хороший. Где ты научился водить машину?
— Дядя мой таксистом в Варшаве работал и иногда разрешал мне во дворе поводить. В Казахстане обо мне говорили: Вихура — король дорог.
— В Казахстане?
— Да. Хорошая у тебя собака. Ты с нами поедешь?
— Да, только чуть попозже.
Хорунжий Зенек вышел из палатки, зачитал фамилии отобранных и приказал им построиться. С первого раза это не получилось. Тогда он подал команду «Разойдись!», потом еще раз крикнул «В две шеренги становись!» и «Смирно!» и наконец приказал садиться в машину.
Янек, стоя за деревом, видел, что Елень наблюдает за ним, и Лидка тоже посмотрела вокруг, но он остался на месте. Ни к чему было им объяснять, что ему не поверили. В конце концов, обижаться было не на кого, он-то знал, что прибавил себе два года, когда его спросили о возрасте.
Хорунжий с шофером сели в кабину. Заворчал стартер, но мотор не завелся. Янек сидел за деревом и играл с Шариком, который обрадовался, что хозяин повеселел, и хватал его пальцы белыми, острыми зубами. Стартер взвизгнул еще раз, еще и еще. Хорунжий что-то сказал водителю, тот буркнул: «Сейчас», — и, выскочив из кабины, поднял капот, стал копаться в моторе, постукивая ключами.
— Машина же новая, в чем дело? — спросил офицер.
— Если б я знал. Погодите, сейчас поедем.
— Как бы не так, — тихо произнес Янек, дав шлепок Шарику, который забрался ему на спину и пытался лизнуть языком в лицо.
Хорунжий вышел из кабины, а новички, солдаты танковой бригады, пока еще одетые в разнокалиберную гражданскую одежду, вылезли из крытого брезентом кузова.
— Покрутите кто-нибудь ручкой, — попросил шофер.
— Дай-ка сюда эту вертушку, — вызвался Елень.
Янек выглянул из-за дерева и стал смотреть, как его новый приятель присел перед радиатором, рванул рукоятку вверх и потом долго крутил, как шарманку, заставляя содрогаться весь грузовик.
— Хватит, — остановил его шофер. — Черт бы побрал этот гроб!
В этот момент Янек поднялся, подошел поближе и сказал, обращаясь к Вихуре:
— Хорошая машина, только знать нужно, как ее заводить.
— Отстань! — буркнул «король казахстанских дорог».
— Я бы исправил, — сказал Кос офицеру и, не дождавшись ответа, отошел вместе с собакой под дерево.
Прошло еще минут десять, а машина продолжала стоять посреди поляны.
Из палатки вышел доктор и, глядя на грузовик, пошутил:
— Если бы это человек был, я бы помог: аспирину дал или касторового масла…
Хорунжий, заложив руки за спину, нервно ходил взад-вперед по поляне, то и дело поглядывая на часы.
— Уже полчаса здесь торчим, давно пешком бы дошли.
Отчаявшись найти поломку, Вихура сел на траву, уперся локтями в колени и обхватил голову замасленными ладонями.
— Ничего не понимаю. Все вроде на месте, а ехать не хочет.
Янек снова подошел к офицеру:
— Пан хорунжий, я могу починить.
— Давай пробуй.
— А если починю, возьмете с собой?
— Нет, не возьмем… Впрочем, ладно, черт с тобой!
— Нас двое.
— Кто там еще?
— Я и собака.
— А черт, ладно!
Янек подошел к автомашине, за ним шли хорунжий, шофер и все остальные. Несмотря на приказ, они вылезли из кузова.
— Значит, как машина будет налажена, вы нас обоих заберете? — еще раз для верности спросил Янек.
— Посмотрим, — буркнул офицер.
Но Елень, стоявший рядом, загудел басом:
— Так было сказано, все слыхали.
— Вы все садитесь в кузов, а вы, гражданин хорунжий, в кабину.
Янека послушались. Когда все полезли в кузов, а офицер обходил машину спереди, Янек наклонился над Шариком и шепнул ему:
— Ищи, Шарик, ищи. Я потерял.
Шарик, подталкиваемый рукой, бросился под машину.
Янек сел за руль, включил зажигание и нажал на стартер. Мотор зарокотал и заглох. Янек нажал еще раз. Мотор заурчал и ровно заработал на малых оборотах.
— Кос, как ты это сделал? Ну скажи, как? — схватил его за рукав Вихура.
Янек не ответил. Он быстро выбрался из кабины, а Шарик, выскочив из-под колес, радостно замахал хвостом и положил перед Янеком толстый шерстяной шарф.
Янек подхватил Шарика за передние лапы, подал его в кузов, а его самого поднял Елень и втащил внутрь.
— Готово, поехали! — застучали по кабине сидевшие впереди.
Грузовик рванулся с места и покатил. Слышно было, как шофер последовательно переключает скорости и прибавляет газ, пытаясь наверстать потерянное время. Сидящие в кузове то и дело подпрыгивали на выбоинах и колдобинах. А Елень, стиснув обеими руками Янека, так что тот не мог даже двинуться, допытывался, крича ему в самое ухо:
— Как ты это сделал?
— Маленький фокус. Надо только вот тут немного иметь, — постучал Янек пальцем по лбу.
— Говори, как было, а то задушу…
— Пусти!.. Ладно, покажу, медведь чертов.
Густлик отпустил Янека, и тот вытащил из-за пазухи шарф, испачканный сажей.
— Соображаешь?..
— Трубу? Выхлопную трубу? Заткнул? А кто вытащил?
Кос не ответил, только показал пальцем на скамейку, из-под которой выглядывала озорная морда Шарика.
Ехали недолго. Через полчаса грузовик убавил ход, раза два повернул и остановился в лесу. Когда все соскочили на землю, увидели под деревьями низкие, крытые дерном крыши землянок. Из железных труб вился легкий дымок.
— А где же наши танки? — спросил Елень.
— Пока нет, но ты не бойся, будут, — ответил Вихура.
Хорунжий построил всех и двоим левофланговым в шеренге — Янеку и Густлику — приказал:
— Вы пойдете на кухню. Надо наносить целый котел воды и начистить картошки.
Часового послушали, пошли к кухне. Он оказался прав: едва успели похлебать суп (само собой, пшенный, но, правда, с мясом), как подъехал грузовик и из него вылез молодой парень с суровой миной на лице. Если бы не звездочки на погонах, то и но догадаешься, что это офицер.
— Граждане солдаты, кто хочет в танковые войска? — обратился он к вновь прибывшим.
Вскоре офицер уже сидел за столом в палатке, а они, вновь прибывшие, по одному входили внутрь, снимая куртки и рубашки, чтобы их осмотрел доктор и чтобы можно было записаться в танкисты.
Янек позже других покончил с едой, потому что пришлось долго убеждать повара, что Шарик тоже прибыл в армию. Когда Янек подошел к палатке, Елень уже выходил из нее. Волосы его были взъерошены, широкая улыбка играла на губах, ватник расстегнут.
— Янек, иди же быстрее. Меня уже записали, и ты тоже просись в танкисты.
— Мне бы хотелось вместе с тобой, но придется идти, куда прикажут.
— Ты не дожидайся, когда тебе прикажут. Сам себе прикажи, так лучше будет. Я уже записался. Меня сперва спросили, почему я хочу к ним, а я говорю, что уже служил танкистом. Спрашивают, где. А я отвечаю: у немца, силой взяли. Спрашивают, что дальше было, ну а я говорю: связал своих швабов и с танком на другую сторону, к русским. Они не верят, спрашивают: «Их же четверо, а ты один. Как тебе удалось?» Ну, тут я схватил за руку того, что пишет, и того, что спрашивает, доктора и еще двух сестер в белых халатах да как сдавил их всех вместе. Отпустил, только когда они взмолились. Говорят, создается танковая бригада имени Героев Вестерплятте.
Лицо Янека вдруг побледнело, он схватил Еленя за рукав и срывающимся голосом спросил:
— Как ты сказал?
— Как слыхал: Вестерплятте. Это те, кто первыми в Гданьске оборонялись. Слыхал, наверно? Янек… Ты куда?..
Но Янек уже входил в палатку. Часовой придержал его за плечо.
— Погоди немного, там девушка.
Выйдя из палатки, Лидка весело улыбнулась и поделилась своей радостью с Янеком:
— Приняли. Им нужны радистки.
Янек шагнул внутрь. Доктор кивнул в его сторону и сразу заворчал:
— Раздевайся быстрее, хлопец. Времени у нас нет.
Он осмотрел Янека, приставил стетоскоп к груди, спросил, здоров ли.
— Здоров.
— Подойдите сюда, — усталым голосом произнес хорунжий[3]. — Имя?
— Ян.
— Фамилия?
— Кос.
— Откуда родом?
— Из Гданьска.
— А сейчас откуда прибыл?
— Из Приморского края.
— Далеко тебя занесло. Год рождения?
— Двадцать шестой.
— Документы?
Янек подал свое удостоверение, в котором говорилось, что такой-то охотился на склонах горы Кедровой, за три сезона добыл столько-то шкурок, выполнял план на столько-то процентов.
— Тут не написано, когда ты родился. Так с какого ты все-таки года?
— Я уже сказал.
— Не обманешь. У нас же глаза есть. Служба наша тяжелая, пойдешь куда-нибудь еще.
В этот момент пола палатки приподнялась и появилась мохнатая собачья морда. Шарик влез внутрь и сел на задние лапы у ног своего хозяина.
— Это еще что за новости? Что здесь нужно этой собаке? Твоя?
— Моя.
— Ну хватит. Танковая бригада — это тебе не зоопарк. Можешь идти.
Янек вышел к сразу же свернул за палатку, чтобы избежать вопросов товарищей. С опущенной головой он ходил взад-вперед. Шарик понял, что что-то не так, убежал вперед, возвратился назад и начал подпрыгивать, приглашая Янека поиграть. Увидев, что сейчас Янеку не до этого, он лизнул его в руку, опустил хвост и медленно поплелся за ним.
Так они ходили довольно долго, но вот наконец Янек решительно свернул в сторону и подошел прямо к коренастому шоферу, сидевшему на подножке грузовика.
— Добрый день.
— Привет, — ответил водитель, не вставая, видимо решив показать, что он уже старый солдат. — Вихура[4].
— Откуда? Едва дует, — удивился Янек.
— Да нет, я Вихура. Фамилия такая. А ты?
— Кос[5].
— Где? — отплатил шофер той же монетой и при этом посмотрел на ветки дерева.
— Это я. Фамилия такая. А как того хорунжего фамилия, что принимает?
— Я даже не знаю. Звать Зенеком, — бросил шофер небрежно, боясь показать, что он только позавчера прибыл в бригаду и почти ничего не успел узнать.
— Хорошая у тебя машина.
— Хорошая. А это твоя собака?
— Да. Если любишь собак, можешь погладить его, он не укусит. Сядь, Шарик.
Шарик исполнил приказ и с неохотой позволил потрепать себя за уши. Повернув голову, он смотрел, куда пошел его хозяин.
А Янек тем временем постучал рукой по крыльям машины, заглянул под капот, погладил выпуклые стекла фар. Потом на минуту задержался с другой стороны, у задних колес, и, обойдя вокруг машины, вернулся к водителю.
— Хороший грузовичок, и уход, видно, за ним хороший. Где ты научился водить машину?
— Дядя мой таксистом в Варшаве работал и иногда разрешал мне во дворе поводить. В Казахстане обо мне говорили: Вихура — король дорог.
— В Казахстане?
— Да. Хорошая у тебя собака. Ты с нами поедешь?
— Да, только чуть попозже.
Хорунжий Зенек вышел из палатки, зачитал фамилии отобранных и приказал им построиться. С первого раза это не получилось. Тогда он подал команду «Разойдись!», потом еще раз крикнул «В две шеренги становись!» и «Смирно!» и наконец приказал садиться в машину.
Янек, стоя за деревом, видел, что Елень наблюдает за ним, и Лидка тоже посмотрела вокруг, но он остался на месте. Ни к чему было им объяснять, что ему не поверили. В конце концов, обижаться было не на кого, он-то знал, что прибавил себе два года, когда его спросили о возрасте.
Хорунжий с шофером сели в кабину. Заворчал стартер, но мотор не завелся. Янек сидел за деревом и играл с Шариком, который обрадовался, что хозяин повеселел, и хватал его пальцы белыми, острыми зубами. Стартер взвизгнул еще раз, еще и еще. Хорунжий что-то сказал водителю, тот буркнул: «Сейчас», — и, выскочив из кабины, поднял капот, стал копаться в моторе, постукивая ключами.
— Машина же новая, в чем дело? — спросил офицер.
— Если б я знал. Погодите, сейчас поедем.
— Как бы не так, — тихо произнес Янек, дав шлепок Шарику, который забрался ему на спину и пытался лизнуть языком в лицо.
Хорунжий вышел из кабины, а новички, солдаты танковой бригады, пока еще одетые в разнокалиберную гражданскую одежду, вылезли из крытого брезентом кузова.
— Покрутите кто-нибудь ручкой, — попросил шофер.
— Дай-ка сюда эту вертушку, — вызвался Елень.
Янек выглянул из-за дерева и стал смотреть, как его новый приятель присел перед радиатором, рванул рукоятку вверх и потом долго крутил, как шарманку, заставляя содрогаться весь грузовик.
— Хватит, — остановил его шофер. — Черт бы побрал этот гроб!
В этот момент Янек поднялся, подошел поближе и сказал, обращаясь к Вихуре:
— Хорошая машина, только знать нужно, как ее заводить.
— Отстань! — буркнул «король казахстанских дорог».
— Я бы исправил, — сказал Кос офицеру и, не дождавшись ответа, отошел вместе с собакой под дерево.
Прошло еще минут десять, а машина продолжала стоять посреди поляны.
Из палатки вышел доктор и, глядя на грузовик, пошутил:
— Если бы это человек был, я бы помог: аспирину дал или касторового масла…
Хорунжий, заложив руки за спину, нервно ходил взад-вперед по поляне, то и дело поглядывая на часы.
— Уже полчаса здесь торчим, давно пешком бы дошли.
Отчаявшись найти поломку, Вихура сел на траву, уперся локтями в колени и обхватил голову замасленными ладонями.
— Ничего не понимаю. Все вроде на месте, а ехать не хочет.
Янек снова подошел к офицеру:
— Пан хорунжий, я могу починить.
— Давай пробуй.
— А если починю, возьмете с собой?
— Нет, не возьмем… Впрочем, ладно, черт с тобой!
— Нас двое.
— Кто там еще?
— Я и собака.
— А черт, ладно!
Янек подошел к автомашине, за ним шли хорунжий, шофер и все остальные. Несмотря на приказ, они вылезли из кузова.
— Значит, как машина будет налажена, вы нас обоих заберете? — еще раз для верности спросил Янек.
— Посмотрим, — буркнул офицер.
Но Елень, стоявший рядом, загудел басом:
— Так было сказано, все слыхали.
— Вы все садитесь в кузов, а вы, гражданин хорунжий, в кабину.
Янека послушались. Когда все полезли в кузов, а офицер обходил машину спереди, Янек наклонился над Шариком и шепнул ему:
— Ищи, Шарик, ищи. Я потерял.
Шарик, подталкиваемый рукой, бросился под машину.
Янек сел за руль, включил зажигание и нажал на стартер. Мотор зарокотал и заглох. Янек нажал еще раз. Мотор заурчал и ровно заработал на малых оборотах.
— Кос, как ты это сделал? Ну скажи, как? — схватил его за рукав Вихура.
Янек не ответил. Он быстро выбрался из кабины, а Шарик, выскочив из-под колес, радостно замахал хвостом и положил перед Янеком толстый шерстяной шарф.
Янек подхватил Шарика за передние лапы, подал его в кузов, а его самого поднял Елень и втащил внутрь.
— Готово, поехали! — застучали по кабине сидевшие впереди.
Грузовик рванулся с места и покатил. Слышно было, как шофер последовательно переключает скорости и прибавляет газ, пытаясь наверстать потерянное время. Сидящие в кузове то и дело подпрыгивали на выбоинах и колдобинах. А Елень, стиснув обеими руками Янека, так что тот не мог даже двинуться, допытывался, крича ему в самое ухо:
— Как ты это сделал?
— Маленький фокус. Надо только вот тут немного иметь, — постучал Янек пальцем по лбу.
— Говори, как было, а то задушу…
— Пусти!.. Ладно, покажу, медведь чертов.
Густлик отпустил Янека, и тот вытащил из-за пазухи шарф, испачканный сажей.
— Соображаешь?..
— Трубу? Выхлопную трубу? Заткнул? А кто вытащил?
Кос не ответил, только показал пальцем на скамейку, из-под которой выглядывала озорная морда Шарика.
Ехали недолго. Через полчаса грузовик убавил ход, раза два повернул и остановился в лесу. Когда все соскочили на землю, увидели под деревьями низкие, крытые дерном крыши землянок. Из железных труб вился легкий дымок.
— А где же наши танки? — спросил Елень.
— Пока нет, но ты не бойся, будут, — ответил Вихура.
Хорунжий построил всех и двоим левофланговым в шеренге — Янеку и Густлику — приказал:
— Вы пойдете на кухню. Надо наносить целый котел воды и начистить картошки.
5. Гуляш
Прежде чем приступить к выполнению полученного приказа, они пошли вместе со всеми в землянку, в которой с этого момента должны были жить. Несколько ступенек, вырытых в земле и укрепленных жердочками, вели внутрь. Двери были двойные, сбитые из досок. Сразу у входа, под окошком, стоял столик, а рядом — пустая пирамида для оружия. Дальше, слева и справа, тянулись двухэтажные нары, на них были соломенные тюфяки, шерстяные одеяла и даже простыни. В глубине, напротив, стояла большая железная печка, сделанная из бочки из-под бензина; в ней жарко пылал огонь.
Елень потянул Янека за руку как раз в ту сторону, и они быстро заняли два места рядом.
— К печке поближе, оно теплей будет. Но наверху лучше, а то внизу тебя гонять будут дрова в печку подкладывать, — объяснял он, как опытный солдат. — И Шарику в уголке постель устроим, там ему никто не помешает.
В землянке они оставили все, что им было не нужно: Елень — набитый доверху вещмешок, а Янек — охотничью торбу и рукавицы. Потом быстро вышли, чтобы не заставлять офицера повторять приказание.
Кухню нашли легко. Уже издалека заметили брезентовый верх, натянутый на столбах, и здоровенный котел на автомобильных колесах с дышлом впереди, с короткой трубой, над которой был установлен жестяной грибок. Рядом лежала куча наколотых дров, а под навесом стояли вкопанный в землю стол и шкаф, сделанные из необтесанных досок.
Навстречу им вышел плотный, лысеющий мужчина средних лет, с двумя нашивками на погонах. Янеку показалось, что форма на поваре слишком просторна для его роста и комплекции. Густлик ткнул товарища в бок, встал по стойке «смирно» и доложил:
— Пан капрал, рядовой Елень и рядовой Кос прибыли в ваше распоряжение.
— Хорошо, хорошо, только зачем так громко кричать? Один — зверь, другой — птица, вот у меня уже и зоопарк[6], — пошутил он. — Ты давай воду таскай, а ты садись и начинай картошку чистить, — распорядился он, подавая Янеку ножик с деревянной ручкой, у которого был отломан конец.
Елень взял два ведра с коромыслом и, придерживая их кончиками пальцев, направился в лес. Между деревьями виднелся длинный колодезный, журавль, косо торчащий вверх.
Янек осмотрел обломок ножа, отложил его в сторону и вытащил из-за пояса ватника свой, охотничий, с узким и длинным лезвием. Уселся поудобнее и, доставая из мешка по две-три картофелины сразу, стал чистить, как когда-то его учил Ефим Семенович. Нож держал неподвижно, только пальцы снизу быстро поворачивали картофелину. Одна за другой, белые, скользкие от выступающего крахмала, они с бульканьем падали в большой котел, до половины наполненный водой.
Повар стоял сбоку и внимательно наблюдал.
— Ловко. Будешь стараться, возьму тебя поваренком. С капралом Лободзким не пропадешь, хлопче, — сказал он, похлопав Коса по плечу.
Из-под стола донеслось короткое ворчание.
— А это что? Собака на кухне? Не успел оглянуться, а она тут как тут. Пошла вон!
— Оставь, — перебил его Янек, — это моя. Иди сюда, Шарик.
Он отвел Шарика под дерево, выбрал место, где было побольше осыпавшейся хвои, приказал ему лежать, а сам вернулся к своей работе. Очищенные картофелины снова полетели одна за другой в котел.
Изумленный повар молчал с минуту, а потом, перейдя к противоположной стороне стола, повернулся к Янеку и заявил:
— Ты мне не тыкай, мы с тобой свиней вместе не пасли. — Он подождал еще немного, но, не услышав ответа, строго спросил: — Ты что молчишь? Надо отвечать: «Слушаюсь, гражданин капрал!»
Янек отложил в сторону нож и картофелину, встал и произнес:
— Слушаюсь, гражданин капрал.
Лободзкий пожал плечами и пошел к котлу. Увидев, что Елень уже выливает из ведер воду, сказал:
— Осторожно, не разлей, а то лужа будет.
Янек продолжал чистить картошку. Руки у него замерзли от влажных очистков и прикосновения к холодному металлу, а в глубине души поднимался протест. Совсем иначе представлял он себе армию: подогнанный мундир, оружие, стрельба, танки… А вместо этого все началось с картошки, глупых замечаний и бессмысленного повторения «Слушаюсь, гражданин капрал». От холода и злости он еще быстрее заработал пальцами, ожесточенно снимал кожуру, швырял картофелины в воду. Каждые десять минут он слышал, как Елень, бренча пустыми ведрами, быстрым шагом направляется к колодцу, а затем возвращается, что-то насвистывая, и выливает воду из ведер в котел.
Повар достал из шкафа банки с консервами, расставил их на столе по четыре в ряд, пересчитал. Елень повесил ведра и коромысло на гвозди.
— Готово, пан капрал. Могу помочь чистить картошку.
— Ты свое дело сделал. Хочешь, помогай, а не хочешь, не надо.
Повар отвернулся, опять стал рыться в шкафу и достал с нижней полки большую кость с остатками мяса на ней. Елень присел рядом с Косом и принялся чистить картошку. Оба, не прерывая работы, наблюдали, как повар отошел от стола и свистнул, показав кость Шарику. Тот не двинулся с места и даже не повернул головы.
— Ого, какой гордый, — произнес озадаченно Лободзкий.
Он направился к дереву, под которым лежал Шарик, и сунул ему кость под нос, но тот не взял ее.
— Слушай, ты, Скворец или Дрозд, или как там тебя звать!.. — крикнул он Косу. — Что это твой пес такой гордый? Под нос ему сую, а он не берет. Может, он уже чего стащил и насытился? — проворчал повар, вернувшись на кухню. — На, отнеси ему сам.
Янек взял кость, отнес, и Шарик с аппетитом стал рвать остатки мяса, дробить мосол крепкими коренными зубами.
— Ишь, бестия, как челюстями работает. — Повар присел на край скамейки, продолжая наблюдать за Шариком. — Живи, Кос, со мной в согласии, оба не пропадете: и ты, и собака твоя. Только помните, кто вас кормит.
Кос ничего не ответил. Лободзкий взял банку с солью и отошел к котлу.
— Ты чего, Янек, нос повесил, повар тебе не по душе пришелся? — спросил Елень.
— Повар и вообще…
— В армии так уж заведено: нет мамы, кругом сами.
— Эй вы, скоро там закончите? — крикнул Лободзкий.
— Еще немного осталось, — ответил Елень.
— Наруби еще дров. Сейчас будем растапливать.
— Слушаюсь, пан капрал.
Елень отошел за брезентовый навес, откуда вскоре раздались удары топора. Повар вернулся от котла, отрезал краюху хлеба и, открыв банку с консервами, пальцем намазал на кусок толстый слой. Опершись на стол, он ел, оглядываясь по сторонам. Янек бросил последние картофелины, потрогал их рукой — котел был полон. Вытерев нож о ватник, он вложил его в чехол и посмотрел на повара.
— Чего глазеешь? Голодный? Ты не собака, голову на плечах имеешь, так соображай. Вот бери кусок… Что, не хочется? Ну смотри, как знаешь.
Кос встал и твердым голосом произнес:
— Консервы для всех…
— Не обеднеют. Где едят сто, там двое наедятся. — Капрал выскреб ножом остатки жира и мяса, пальцем вытер края банки и аккуратно поставил ее посреди других выстроенных в ряд банок вверх дном, так что она казалась целой, как и остальные.
— Ты же человек, у тебя голова на плечах. Значит, соображать должен: придут проверять закладку продуктов в котел, смотри не заикнись, а то тебе это боком выйдет. — Говоря так, капрал намазал остатки мяса на надрезанную буханку и примерялся ножом отрезать кусок потолще.
Янек шагнул вперед:
— Оставь!
— Ты, сопляк! — Повар даже покраснел от злости. — Хватит умничать! Сам собаке носил кость с мясом.
— Это вы мне дали.
— Посмотрите на него! А собаке кто давал: я или ты? — Капрал поднес ко рту кусок хлеба с мясом.
— Оставь, — повторил Кос.
— Сейчас вот как огрею! — Отложив хлеб, повар схватил здоровенный, как миска, черпак, насаженный на метровой длины ручку.
Елень, привлеченный криком, выглянул из-за навеса.
— Вы меня звали, пан капрал?
Янек взял со стола порожнюю банку и, повернувшись к Густлику, показал ему на вырезанное дно.
Лободзкий поднял руку, хотел схватить Коса, но Елень в два прыжка очутился между ними.
— Убери руку, дурень, — угрожающе произнес он.
Повар, увидев в руках Густлика топор, отскочил как ошпаренный, а в следующее же мгновение споткнулся, вцепившись ногой за край скамейки, и с размаху сел в котел с картошкой.
— А, холера, я вас… — Он не докончил своей угрозы и остолбенело уставился в сторону навеса.
Они проследили за его взглядом и увидели плотного мужчину в зеленой полевой конфедератке, из-под которой выбивались черные вьющиеся волосы. Со страхом заметили на погонах серебряную генеральскую змейку и вышитую звезду.
— Вылезайте из этого котла. Что здесь происходит? Кто посадил повара в воду? А почему у вас, рядовой, в руках топор?
Только сейчас Елень заметил, что все еще продолжает сжимать в руке топорище, и понял, почему повар так испугался его. Не смутившись, однако, он положил топор на стол и, сделав шаг вперед, отрапортовал:
— Пан генерал, рядовой Елень докладывает, что повар сам влетел в картошку. Он сам виноват, пан генерал.
Капрал выбрался наконец из котла и, стряхнув рукой воду с брюк, пожаловался:
— Они напали на меня, гражданин генерал.
— Не успели солдатами стать, а уже в нарушители записались? Как же вы посмели поднять руку на капрала?
— Капрал, а мясо жрал, — возразил Елень.
— Какое мясо?
— Да консервы, пан генерал. Вместо того чтобы в котел положить, сам сожрал, — показал Елень на перевернутую пустую банку.
— Как это было? — повернулся генерал к повару.
— Этот малый кости собаке вынес…
— Я спрашиваю, кто ел консервы? — Подождав с минуту ответа, генерал крикнул: — Дежурный!
Из ближайшей землянки выбежал солдат с автоматом.
— Заберите его. Доложите начальнику, чтобы он посадил его на десять суток.
Повар хотел что-то сказать, но, видно, передумал и пошел впереди дежурного, снимая на ходу ремень.
— А с вами я тоже еще поговорю, — грозно пообещал командир бригады. — Повара нет, а людям есть надо. Приготовите сами?
— Приготовим, — ответил Елень.
Генерал ушел. Янек и Густлик принялись за дело. Ничего тут трудного не было: вымыли картошку, потом еще раз вымыли в чистой воде, ссыпали в котел, развели огонь и стали подкладывать дрова.
Они видели, как около землянок снуют солдаты, как сменяются часовые, слышали приглушенную, словно идущую из-под земли, песню. Их кухня стояла в стороне, и к ним поэтому никто не заглядывал. Только под вечер, когда уже стало смеркаться, к ним так же неожиданно, как и в первый раз, пришел генерал.
— Будет что поесть?
— Будет, — ответил Елень, а Янек молча кивнул головой.
— Так что у вас тут было с этой собакой? И какие кости ей носили?
Янек рассказал.
— Посадил бы я эту дворняжку вместе с капралом… — Генерал говорил мягким низким голосом. — Где этот злоумышленник? Убежал, наверное?
— Шарик, ко мне! — позвал Янек.
Из-за деревьев прыжками выскочила пепельно-серая овчарка, счастливая, что ей разрешили покинуть место под сосной, что она может быть рядом со своим хозяином и поближе к сытному запаху мяса.
— Шариком зовут? Ничего себе шарик, вон какой вымахал. Ну иди ко мне, иди. Ты уж извини меня, что я тебя за дворняжку принял.
Шарик, посмотрев на протянутую руку чужого человека, заворчал было, но тут же умолк, почувствовав успокаивающее прикосновение руки Янека.
— Я вижу, песик, ты неглуп. Умеешь чужого от своих отличить. А что ты еще умеешь?
Янек отвел собаку подальше от котла и стал демонстрировать то, чему терпеливо учил сына Муры еще тогда, на склонах Кедровой. Шарик ходил, замирал на месте по приказу, ложился и полз, бегал за брошенной палкой, подавал голос.
— Недурно, недурно, — похвалил генерал. — Это все или он еще что-нибудь может?
Янек, не совсем уверенный в том, что полностью Шарик освоился в новой для него обстановке, в окружении многих незнакомых людей, решил все же попробовать показать самое трудное. Он присел рядом с Шариком и, положив руку на его голову, стал объяснять ему:
— Я потерял… Нет у меня… Видишь, нет. След, Шарик, след…
Шарик внимательно посмотрел на своего хозяина, обнюхал его, сделал вокруг него несколько кругов, каждый раз все большего размера, и, учуяв наконец нужный запах, остановился и посмотрел на Янека.
— Хорошо, хорошо. След!
Шарик коротко тявкнул и бросился в лес. Генерал достал из кармана трубку, старательно набил ее табаком. Елень, перекидывая с ладони на ладонь, принес ему из топки маленькую головешку, светившуюся в темноте, как красный фонарик. Генерал молча взял ее и прикурил.
Этого времени Шарику хватило, чтобы выполнить задание. Большими прыжками выскочил он из-за кустов с весело поднятым хвостом, перемахнул через лавку, прислонился передними лапами к Янеку и вытянул морду. В зубах он держал теплые рукавицы, сшитые из шкуры енота.
— Умный пес, — подтвердил генерал. — Я прикажу, чтобы его зачислили в штат бригады. Будет иметь полное право на порцию из котла.
Но больше других радовался успехам Шарика Елень. Забыв об осторожности, он расхвастался:
— О, это такой пес! Это такой пес, что автомашины умеет…
В то же мгновение Янек изо всей силы ткнул его в бок, и Густлик замолчал.
Генерал, однако, не стал допытываться, что Шарик умеет делать с автомашинами, а попросил обоих рассказать, откуда они родом и как попали в армию. Начал Елень. Сперва он описал, как выглядит домик его родителей, стоящий у самого леса на склоне Рувницы, как его отец ходил на работу в Кузню.
— Только в этой Кузне нет кузницы, там завод, и это его Кузней назвали, потому что давно, когда еще дед был живой, там в самом деле была кузница, — объяснил Елень.
Потом он рассказал, как в семнадцать лет встал у парового молота, как отец приучал его к работе, как началась война и пришли немцы. Они объявили, что силезцы не поляки, и взяли его в вермахт, в танковые войска.
— Я тогда еще решил: покажу вам, проклятые, кто такие силезцы. И как только прибыли на фронт…
Может быть, потому, что совсем стемнело и на погонах уже не было видно серебряной змейки и только время от времени показывалось спокойное лицо их собеседника, освещаемое горящей трубкой, Янек тоже осмелел. Он начал свой рассказ с того, как выглядела улочка, на которой он жил в Гданьске, неподалеку от Длинного рынка, рассказал, как пошел в школу, как они с матерью в один из последних дней сентября проводили отца в армию. Затем коротко, чтобы слезы не успели навернуться на глаза, рассказал о том, как погибла его мать под развалинами сожженного дома, как он на грузовике выбрался из Гданьска и потом ехал все дальше и дальше на восток. Он пробирался к тетке, которая жила во Львове, а когда повстречавшиеся ему солдаты сказали, что знали одного поручника Коса, решил разыскать отца. Так и оказался у самого Тихого океана. Был ли то его отец или другой человек с такой же фамилией, Янек так и не узнал. Голодный и разутый, набрел он на старика охотника, которого звали Ефимом Семеновичем. У него и остался Янек, потому что дальше уже негде было искать.
Елень потянул Янека за руку как раз в ту сторону, и они быстро заняли два места рядом.
— К печке поближе, оно теплей будет. Но наверху лучше, а то внизу тебя гонять будут дрова в печку подкладывать, — объяснял он, как опытный солдат. — И Шарику в уголке постель устроим, там ему никто не помешает.
В землянке они оставили все, что им было не нужно: Елень — набитый доверху вещмешок, а Янек — охотничью торбу и рукавицы. Потом быстро вышли, чтобы не заставлять офицера повторять приказание.
Кухню нашли легко. Уже издалека заметили брезентовый верх, натянутый на столбах, и здоровенный котел на автомобильных колесах с дышлом впереди, с короткой трубой, над которой был установлен жестяной грибок. Рядом лежала куча наколотых дров, а под навесом стояли вкопанный в землю стол и шкаф, сделанные из необтесанных досок.
Навстречу им вышел плотный, лысеющий мужчина средних лет, с двумя нашивками на погонах. Янеку показалось, что форма на поваре слишком просторна для его роста и комплекции. Густлик ткнул товарища в бок, встал по стойке «смирно» и доложил:
— Пан капрал, рядовой Елень и рядовой Кос прибыли в ваше распоряжение.
— Хорошо, хорошо, только зачем так громко кричать? Один — зверь, другой — птица, вот у меня уже и зоопарк[6], — пошутил он. — Ты давай воду таскай, а ты садись и начинай картошку чистить, — распорядился он, подавая Янеку ножик с деревянной ручкой, у которого был отломан конец.
Елень взял два ведра с коромыслом и, придерживая их кончиками пальцев, направился в лес. Между деревьями виднелся длинный колодезный, журавль, косо торчащий вверх.
Янек осмотрел обломок ножа, отложил его в сторону и вытащил из-за пояса ватника свой, охотничий, с узким и длинным лезвием. Уселся поудобнее и, доставая из мешка по две-три картофелины сразу, стал чистить, как когда-то его учил Ефим Семенович. Нож держал неподвижно, только пальцы снизу быстро поворачивали картофелину. Одна за другой, белые, скользкие от выступающего крахмала, они с бульканьем падали в большой котел, до половины наполненный водой.
Повар стоял сбоку и внимательно наблюдал.
— Ловко. Будешь стараться, возьму тебя поваренком. С капралом Лободзким не пропадешь, хлопче, — сказал он, похлопав Коса по плечу.
Из-под стола донеслось короткое ворчание.
— А это что? Собака на кухне? Не успел оглянуться, а она тут как тут. Пошла вон!
— Оставь, — перебил его Янек, — это моя. Иди сюда, Шарик.
Он отвел Шарика под дерево, выбрал место, где было побольше осыпавшейся хвои, приказал ему лежать, а сам вернулся к своей работе. Очищенные картофелины снова полетели одна за другой в котел.
Изумленный повар молчал с минуту, а потом, перейдя к противоположной стороне стола, повернулся к Янеку и заявил:
— Ты мне не тыкай, мы с тобой свиней вместе не пасли. — Он подождал еще немного, но, не услышав ответа, строго спросил: — Ты что молчишь? Надо отвечать: «Слушаюсь, гражданин капрал!»
Янек отложил в сторону нож и картофелину, встал и произнес:
— Слушаюсь, гражданин капрал.
Лободзкий пожал плечами и пошел к котлу. Увидев, что Елень уже выливает из ведер воду, сказал:
— Осторожно, не разлей, а то лужа будет.
Янек продолжал чистить картошку. Руки у него замерзли от влажных очистков и прикосновения к холодному металлу, а в глубине души поднимался протест. Совсем иначе представлял он себе армию: подогнанный мундир, оружие, стрельба, танки… А вместо этого все началось с картошки, глупых замечаний и бессмысленного повторения «Слушаюсь, гражданин капрал». От холода и злости он еще быстрее заработал пальцами, ожесточенно снимал кожуру, швырял картофелины в воду. Каждые десять минут он слышал, как Елень, бренча пустыми ведрами, быстрым шагом направляется к колодцу, а затем возвращается, что-то насвистывая, и выливает воду из ведер в котел.
Повар достал из шкафа банки с консервами, расставил их на столе по четыре в ряд, пересчитал. Елень повесил ведра и коромысло на гвозди.
— Готово, пан капрал. Могу помочь чистить картошку.
— Ты свое дело сделал. Хочешь, помогай, а не хочешь, не надо.
Повар отвернулся, опять стал рыться в шкафу и достал с нижней полки большую кость с остатками мяса на ней. Елень присел рядом с Косом и принялся чистить картошку. Оба, не прерывая работы, наблюдали, как повар отошел от стола и свистнул, показав кость Шарику. Тот не двинулся с места и даже не повернул головы.
— Ого, какой гордый, — произнес озадаченно Лободзкий.
Он направился к дереву, под которым лежал Шарик, и сунул ему кость под нос, но тот не взял ее.
— Слушай, ты, Скворец или Дрозд, или как там тебя звать!.. — крикнул он Косу. — Что это твой пес такой гордый? Под нос ему сую, а он не берет. Может, он уже чего стащил и насытился? — проворчал повар, вернувшись на кухню. — На, отнеси ему сам.
Янек взял кость, отнес, и Шарик с аппетитом стал рвать остатки мяса, дробить мосол крепкими коренными зубами.
— Ишь, бестия, как челюстями работает. — Повар присел на край скамейки, продолжая наблюдать за Шариком. — Живи, Кос, со мной в согласии, оба не пропадете: и ты, и собака твоя. Только помните, кто вас кормит.
Кос ничего не ответил. Лободзкий взял банку с солью и отошел к котлу.
— Ты чего, Янек, нос повесил, повар тебе не по душе пришелся? — спросил Елень.
— Повар и вообще…
— В армии так уж заведено: нет мамы, кругом сами.
— Эй вы, скоро там закончите? — крикнул Лободзкий.
— Еще немного осталось, — ответил Елень.
— Наруби еще дров. Сейчас будем растапливать.
— Слушаюсь, пан капрал.
Елень отошел за брезентовый навес, откуда вскоре раздались удары топора. Повар вернулся от котла, отрезал краюху хлеба и, открыв банку с консервами, пальцем намазал на кусок толстый слой. Опершись на стол, он ел, оглядываясь по сторонам. Янек бросил последние картофелины, потрогал их рукой — котел был полон. Вытерев нож о ватник, он вложил его в чехол и посмотрел на повара.
— Чего глазеешь? Голодный? Ты не собака, голову на плечах имеешь, так соображай. Вот бери кусок… Что, не хочется? Ну смотри, как знаешь.
Кос встал и твердым голосом произнес:
— Консервы для всех…
— Не обеднеют. Где едят сто, там двое наедятся. — Капрал выскреб ножом остатки жира и мяса, пальцем вытер края банки и аккуратно поставил ее посреди других выстроенных в ряд банок вверх дном, так что она казалась целой, как и остальные.
— Ты же человек, у тебя голова на плечах. Значит, соображать должен: придут проверять закладку продуктов в котел, смотри не заикнись, а то тебе это боком выйдет. — Говоря так, капрал намазал остатки мяса на надрезанную буханку и примерялся ножом отрезать кусок потолще.
Янек шагнул вперед:
— Оставь!
— Ты, сопляк! — Повар даже покраснел от злости. — Хватит умничать! Сам собаке носил кость с мясом.
— Это вы мне дали.
— Посмотрите на него! А собаке кто давал: я или ты? — Капрал поднес ко рту кусок хлеба с мясом.
— Оставь, — повторил Кос.
— Сейчас вот как огрею! — Отложив хлеб, повар схватил здоровенный, как миска, черпак, насаженный на метровой длины ручку.
Елень, привлеченный криком, выглянул из-за навеса.
— Вы меня звали, пан капрал?
Янек взял со стола порожнюю банку и, повернувшись к Густлику, показал ему на вырезанное дно.
Лободзкий поднял руку, хотел схватить Коса, но Елень в два прыжка очутился между ними.
— Убери руку, дурень, — угрожающе произнес он.
Повар, увидев в руках Густлика топор, отскочил как ошпаренный, а в следующее же мгновение споткнулся, вцепившись ногой за край скамейки, и с размаху сел в котел с картошкой.
— А, холера, я вас… — Он не докончил своей угрозы и остолбенело уставился в сторону навеса.
Они проследили за его взглядом и увидели плотного мужчину в зеленой полевой конфедератке, из-под которой выбивались черные вьющиеся волосы. Со страхом заметили на погонах серебряную генеральскую змейку и вышитую звезду.
— Вылезайте из этого котла. Что здесь происходит? Кто посадил повара в воду? А почему у вас, рядовой, в руках топор?
Только сейчас Елень заметил, что все еще продолжает сжимать в руке топорище, и понял, почему повар так испугался его. Не смутившись, однако, он положил топор на стол и, сделав шаг вперед, отрапортовал:
— Пан генерал, рядовой Елень докладывает, что повар сам влетел в картошку. Он сам виноват, пан генерал.
Капрал выбрался наконец из котла и, стряхнув рукой воду с брюк, пожаловался:
— Они напали на меня, гражданин генерал.
— Не успели солдатами стать, а уже в нарушители записались? Как же вы посмели поднять руку на капрала?
— Капрал, а мясо жрал, — возразил Елень.
— Какое мясо?
— Да консервы, пан генерал. Вместо того чтобы в котел положить, сам сожрал, — показал Елень на перевернутую пустую банку.
— Как это было? — повернулся генерал к повару.
— Этот малый кости собаке вынес…
— Я спрашиваю, кто ел консервы? — Подождав с минуту ответа, генерал крикнул: — Дежурный!
Из ближайшей землянки выбежал солдат с автоматом.
— Заберите его. Доложите начальнику, чтобы он посадил его на десять суток.
Повар хотел что-то сказать, но, видно, передумал и пошел впереди дежурного, снимая на ходу ремень.
— А с вами я тоже еще поговорю, — грозно пообещал командир бригады. — Повара нет, а людям есть надо. Приготовите сами?
— Приготовим, — ответил Елень.
Генерал ушел. Янек и Густлик принялись за дело. Ничего тут трудного не было: вымыли картошку, потом еще раз вымыли в чистой воде, ссыпали в котел, развели огонь и стали подкладывать дрова.
Они видели, как около землянок снуют солдаты, как сменяются часовые, слышали приглушенную, словно идущую из-под земли, песню. Их кухня стояла в стороне, и к ним поэтому никто не заглядывал. Только под вечер, когда уже стало смеркаться, к ним так же неожиданно, как и в первый раз, пришел генерал.
— Будет что поесть?
— Будет, — ответил Елень, а Янек молча кивнул головой.
— Так что у вас тут было с этой собакой? И какие кости ей носили?
Янек рассказал.
— Посадил бы я эту дворняжку вместе с капралом… — Генерал говорил мягким низким голосом. — Где этот злоумышленник? Убежал, наверное?
— Шарик, ко мне! — позвал Янек.
Из-за деревьев прыжками выскочила пепельно-серая овчарка, счастливая, что ей разрешили покинуть место под сосной, что она может быть рядом со своим хозяином и поближе к сытному запаху мяса.
— Шариком зовут? Ничего себе шарик, вон какой вымахал. Ну иди ко мне, иди. Ты уж извини меня, что я тебя за дворняжку принял.
Шарик, посмотрев на протянутую руку чужого человека, заворчал было, но тут же умолк, почувствовав успокаивающее прикосновение руки Янека.
— Я вижу, песик, ты неглуп. Умеешь чужого от своих отличить. А что ты еще умеешь?
Янек отвел собаку подальше от котла и стал демонстрировать то, чему терпеливо учил сына Муры еще тогда, на склонах Кедровой. Шарик ходил, замирал на месте по приказу, ложился и полз, бегал за брошенной палкой, подавал голос.
— Недурно, недурно, — похвалил генерал. — Это все или он еще что-нибудь может?
Янек, не совсем уверенный в том, что полностью Шарик освоился в новой для него обстановке, в окружении многих незнакомых людей, решил все же попробовать показать самое трудное. Он присел рядом с Шариком и, положив руку на его голову, стал объяснять ему:
— Я потерял… Нет у меня… Видишь, нет. След, Шарик, след…
Шарик внимательно посмотрел на своего хозяина, обнюхал его, сделал вокруг него несколько кругов, каждый раз все большего размера, и, учуяв наконец нужный запах, остановился и посмотрел на Янека.
— Хорошо, хорошо. След!
Шарик коротко тявкнул и бросился в лес. Генерал достал из кармана трубку, старательно набил ее табаком. Елень, перекидывая с ладони на ладонь, принес ему из топки маленькую головешку, светившуюся в темноте, как красный фонарик. Генерал молча взял ее и прикурил.
Этого времени Шарику хватило, чтобы выполнить задание. Большими прыжками выскочил он из-за кустов с весело поднятым хвостом, перемахнул через лавку, прислонился передними лапами к Янеку и вытянул морду. В зубах он держал теплые рукавицы, сшитые из шкуры енота.
— Умный пес, — подтвердил генерал. — Я прикажу, чтобы его зачислили в штат бригады. Будет иметь полное право на порцию из котла.
Но больше других радовался успехам Шарика Елень. Забыв об осторожности, он расхвастался:
— О, это такой пес! Это такой пес, что автомашины умеет…
В то же мгновение Янек изо всей силы ткнул его в бок, и Густлик замолчал.
Генерал, однако, не стал допытываться, что Шарик умеет делать с автомашинами, а попросил обоих рассказать, откуда они родом и как попали в армию. Начал Елень. Сперва он описал, как выглядит домик его родителей, стоящий у самого леса на склоне Рувницы, как его отец ходил на работу в Кузню.
— Только в этой Кузне нет кузницы, там завод, и это его Кузней назвали, потому что давно, когда еще дед был живой, там в самом деле была кузница, — объяснил Елень.
Потом он рассказал, как в семнадцать лет встал у парового молота, как отец приучал его к работе, как началась война и пришли немцы. Они объявили, что силезцы не поляки, и взяли его в вермахт, в танковые войска.
— Я тогда еще решил: покажу вам, проклятые, кто такие силезцы. И как только прибыли на фронт…
Может быть, потому, что совсем стемнело и на погонах уже не было видно серебряной змейки и только время от времени показывалось спокойное лицо их собеседника, освещаемое горящей трубкой, Янек тоже осмелел. Он начал свой рассказ с того, как выглядела улочка, на которой он жил в Гданьске, неподалеку от Длинного рынка, рассказал, как пошел в школу, как они с матерью в один из последних дней сентября проводили отца в армию. Затем коротко, чтобы слезы не успели навернуться на глаза, рассказал о том, как погибла его мать под развалинами сожженного дома, как он на грузовике выбрался из Гданьска и потом ехал все дальше и дальше на восток. Он пробирался к тетке, которая жила во Львове, а когда повстречавшиеся ему солдаты сказали, что знали одного поручника Коса, решил разыскать отца. Так и оказался у самого Тихого океана. Был ли то его отец или другой человек с такой же фамилией, Янек так и не узнал. Голодный и разутый, набрел он на старика охотника, которого звали Ефимом Семеновичем. У него и остался Янек, потому что дальше уже негде было искать.